Дайвинг для крокодила Калинина Дарья
Лаврентий был потрясен свалившимся на сестру очередным несчастьем. Но в то, что именно маска Урода виновата в том, что они погибли, не поверил.
– Ты сейчас в шоке, – уговаривал он сестру. – Придешь в себя и сама поймешь, что это все чушь!
– Нет, – мотала головой женщина. – Это маска их убила. Она любит кровь! И пьет ее у каждого, кто примерит ее!
Видя, что сестра не в себе, Лаврентий спорить не стал.
– Маску я заберу. Жаль, что она тебе не понравилась. Но я понимаю, у тебя связаны с ней самые дурные воспоминания. Она останется у меня.
– Да! – выкрикнула Клавдия, чувствуя, как с души словно камень свалился.
И точно. С тех пор беды словно забыли дорогу в их семью. Единственная оставшаяся в живых дочь Клавдии выросла. Хорошая девушка легко вышла замуж за такого же хорошего, работящего и непьющего парня. И была с ним очень счастлива. В положенное время на свет появились внуки, которые тоже радовали родителей и стареньких бабушку с дедушкой.
А вот у Лаврентия с тех пор, как маска поселилась в его доме, все пошло наперекосяк. После долгих раздумий он женился на женщине, с которой встречался уже третий год. Но брак оказался неудачным. Жена ему попалась сварливая, и вскоре Лаврентий с ней развелся. Потом была еще одна женитьба. От этого брака у Лаврентия осталась дочь, жена умерла совсем молодой. Больше он не женился. И вообще с возрастом стал как-то чураться женского общества, да и вообще людей.
– Нелюдимым Лавр стал, как в возраст вошел. Все один да один. Друзей, кого в дом приглашал, по пальцам перечесть можно было. Да и то все больше с кем по работе дело имел. Только с Марусей – с дочкой своей – и оттаивал.
Потом дочь родила ему внучку. Казалось бы, жить людям да радоваться. Но на Лавра свалилась новая беда. Обожаемая им дочь вдруг исчезла.
– Как это? – удивилась Кира, перебив бабу Клаву. – Как исчезла?
– А вот так! Как люди исчезают? Вышла в магазин и пропала.
Старый Лаврентий с трудом перенес этот удар. Держала его только маленькая внучка. Ведь грудной ребенок остался на руках у деда. А кто еще бы позаботился о внучке? Ведь мужа у дочери Лаврентия – Маруси – не было. От него только и осталось, что имя – Петр. И поэтому малолетняя внучка, нареченная Анастасией Петровной, осталась на попечении крепкого еще деда.
– Долго Лавр Марусю искал. И в милицию ходил. И до самого прокурора добрался. И даже к бабке-вещунье не побрезговал съездить, хотя сроду в такие вещи не верил.
Милиция Лаврентию не помогла. А вот гадалка сказала, что Маруся его жива. Только не она это больше, потому и не возвращается. Лавр из слов гадалки ничего не понял. Решил, что она просто вымогает из него деньги. Деньги ему были нужны для дела – маленький ребенок требовал ухода и средств.
– Лавр нашу Настьку и вырастил, – печально произнесла Клавдия Захаровна. – Только не на радость себе, а на горе.
Характером и повадками Настена пошла явно не в свою мать или деда. Жадность и себялюбие проявились в ней еще с младенчества. Получив лакомый кусок, она торопилась запихнуть его в рот целиком, не делясь ни с кем. Даже если ее очень просили, девочка только мотала головой и счастливо смеялась с набитым ртом. Баба Клава во всех недостатках своей двоюродной внучки винила ее отца. Она никогда не знала этого человека. Но была уверена, что он мерзавец и себялюбивый эгоист. А кто еще мог отказаться от родного ребенка и никогда не только не помогать ему, но даже не поинтересоваться, как живет его родная дочь.
У выросшей Насти эгоизм был как бы естественным проявлением ее натуры. Таким же естественным, как умение дышать и есть. Она была такой и другой быть просто не могла. Все ее поступки были продиктованы одним эгоизмом. И поделать с этим ничего было нельзя. И баба Клава даже опасалась, что и замуж такую девку никто не возьмет. Но какой-то простофиля по имени Петя все же нашелся. И тут уж Лавр не растерялся и, отлично сознавая, какое сокровище его внучка и как трудно будет ее пристроить, коли Петя передумает, быстро сыграл молодым свадьбу.
– Это все очень интересно, – перебила бабу Клаву Леся. – Но когда же мы доберемся до главного?
– Погоди, не торопись, – остановила ее баба Клава. – Я вот хоть человек старый и времени у меня осталось мало, а все равно никогда не тороплюсь. Это все присказка была. Сказка впереди будет.
Сказка началась с того, что, обустраивая собственное гнездышко, Настя захотела прихватить себе маску Урода.
– Это же раритет! – втолковывала она деду. – Старинная вещь! Да еще из золота! Мне все завидовать будут!
Долгое время Лавр не хотел давать Насте злополучную маску. Но внучка всегда умела вить из деда веревки. И тут добилась своего. Маску ей Лавр отдал. Тем более что он, уступив молодым городскую квартиру, теперь сам постоянно жил на даче.
Сначала у Насти с Петей все шло хорошо. Тихий Петя во всем слушался свою бойкую жену, беспрекословно признавая ее лидерство. Только в одном он не хотел идти на уступки.
– Я уступаю тебе во многом, – тихо, но твердо сказал муж. – Но с моими экспедициями тебе придется смириться.
Настя дурой не была. И отлично понимала, что хороший, покладистый, верный и работящий муж в наше время редкость. И одну маленькую слабость она ему позволить может. Петя уже считался опытным альпинистом, с ним советовались новички, когда случилось это несчастье.
– Какое несчастье?
– Сорвался наш Петенька! – печально вздохнула баба Клава. – А перед этим странное письмо оставил. Будто бы предчувствовал свою смерть, прощался в нем со всеми.
– Ну, и что дальше?
– А то, что перед своей смертью Петя примерял маску Урода! У них был какой-то вечер на работе. Все решили одеться в маскарадные костюмы.
Петя выпросил у жены маску Урода. И через месяц погиб.
– Постойте, – удивилась Леся. – А с кем же тогда Анастасия сейчас отправилась в Краснодарский край?
Оказалось, что после смерти первого мужа Настя горевала недолго. Сыскался еще один жених, за которого она быстренько и выскочила замуж.
– Жив и здоров ее Ванька. Тем более что и маску со дня смерти Пети никто не видел!
И подруги почувствовали, что баба Клава подошла к самому главному, и насторожились.
– Как никто не видел? Почему?
– Лавр в город на похороны Пети приезжал. А когда уехал, маски на ее обычном месте не оказалось.
– Он ее забрал себе?
– Сказал, что так.
– А зачем?
– Под старость Лавр сделался с причудами, – вздохнула баба Клава. – И стало ему мерещиться, будто бы в самом деле в маске Урода смерть скрывается. И всем, кто ее примерил, жить суждено не больше месяца.
После скоропостижной смерти мужа своей внучки, терпение Лавра лопнуло. Он приехал на похороны в город. Вошел в квартиру и первым делом вынул маску из специальной стеклянной витрины, где она красовалась. И забрал ее с собой.
– Я эту маску из земли вынул, я же ее туда и верну! – заявил старый Лавр в ответ на протесты внучки.
Сказал и сделал. И с тех пор маску больше никто не видел.
– А потом он умер, – произнесла Кира. – И маску не нашли?
– Настя, я думаю, весь дом перерыла. Очень уж ей хотелось маску обратно в свою витрину пристроить. А когда поняла, что маски ей не найти, сдала дом и уехала.
А ей на смену приехала другая кладоискательница – баба Клава. Она тоже, как и ее брат, верила, что маска приносит смерть или, во всяком случае, заключена в ней некая злая сила, которая разрушает жизни людей.
– Лавр хотел маску уничтожить. И хотя сам не сумел, но в своем последнем письме просил это сделать.
– Так, – произнесла Кира. – С вами, баба Клава, все понятно. Значит, вы не просто так приехали. Вы ищете маску вашего брата. По его собственной просьбе.
– Да.
– А эти двое? Нинусик и Федор? Они что ищут?
Баба Клава пожала сухонькими плечиками.
– Это же ваши друзья. Вам лучше знать.
Увы, подруги не знали и даже не догадывались. А потому Кира спросила у старушки:
– А в письме брат вам случайно не указал место, где искать маску?
Баба Клава вздохнула.
– Чудаковат Лавр стал под старость, я же вам говорила, – помедлив, произнесла она. – Все загадки ему разные вокруг мерещились. Тайны. И смерть свою предчувствовал. Так мне и написал, рядом она со мной ходит. А обличье я ее не узнаю!
– Жуть какая!
– Поживешь круглый год в пустом доме один-одинешенек, так и не такое чудиться начнет! – заступилась Кира за деда Лаврентия. – Внучка ведь, я так понимаю, деда своим вниманием не жаловала?
– Только летом изредка приезжала. Да и то если дед звонил, приезжайте, мол, варенье заберите. Да соленья не забудьте. Тогда уж Настя тут как тут. Покушать она всегда любила. А соленья Лавр научился мастерски закрывать. Ни одна банка не вздувалась у него. Хоть по нескольку лет его заготовки стоять могли!
– Это просто прекрасно, – пробормотала Кира, явно думая о чем-то другом. – А можно узнать, что конкретно написал Лавр в своем последнем письме?
– Пожалуйста. Даже могу вам его дать почитать!
Подруги согласились с восторгом. Еще бы! Жизнь на даче приобретала совершенно несвойственные ей черты. Никаких купаний и скучного лежания на пляже, где, обливаясь ручьями соленого пота, отдыхающие приобретают модный золотистый загар. Поиск неведомого клада – занятие куда привлекательней!
Письмо брата баба Клава держала в сумочке. Сумочка была в ее комнате. И потому подругам вместе со старушкой пришлось спуститься с чердака. Проделали они это тихо. И все равно Нинусик услышала их шаги по лестнице. Раз! И возле перил материализовалась ее любопытная мордочка.
– А что там?! – даже не скрывая сжирающего ее любопытства, спросила она. – Чердак, да?
– Да.
– А я думала, он закрыт на замок!
– Так и есть.
– Но вы же там были! Я же вижу, что были!
– Были.
– Я тоже хочу! Пустите!
Кира с Лесей прекратили спускаться, остановились прямо на лестничных ступенях и выразительно посмотрели на Нинусика. Мол, не забываешься ли ты, деточка?
– Ну, что вам стоит? – жалобно заныла Нинусик. – Я до того люблю в разной рухляди копошиться! Вы бы только знали! Неужели вам жалко пустить меня на чердак? Ведь он же не ваш!
– Вот именно!
– Но вы там были! Были! Были! Я видела, как вы спускались.
– Мы и не скрываем, мы там были.
– И я тоже хочу!
Первой не выдержала баба Клава.
– Дайте ей ключи! – прошептала она, на ухо Кире. – Пусть роется! Все равно ничего там хорошего больше нету.
Кира молча протянула ключи Нинусику. И та схватила их с такой жадностью, что едва не оторвала Кире палец, который она не успела вытащить из колечка. Даже не извинившись, Нинусик бросилась на чердак. Будить мужа она не стала. Все равно это было занятие бесполезное. После выпитого снотворного он должен был дрыхнуть еще как минимум часа два.
Итак, счастливая и гордая собой Нинусик умчалась наверх продолжать поиски. А баба Клава повела подруг в свою комнату. Порывшись в сумке, она извлекла помятый серый конверт. И, протягивая его подругам, сказала:
– Устала я чего-то. Вы, девочки, возьмите письмо. И идите к себе. Там почитаете.
– А вы?
– А я письмо брата наизусть знаю.
– Но как же мы без вас?
– Идите, – велела баба Клава. – А я пока прилягу. Что-то нехорошо мне.
– Может быть, вы заболели? Может, вам лекарства какие-нибудь нужны?
– Лекарство от моей болезни только одно, – горько усмехнулась баба Клава. – Могила. Только туда я не тороплюсь. У меня еще тут дела есть. И не болею я ничем, сроду не болела. Просто старость одолевает.
И, отдав письмо брата подругам, она выпроводила их со словами:
– Почитайте, а потом скажете, что поняли. Лично я то ли совсем глупа под старость стала, то ли просто не доходит до меня, но не разумею я, чего он мне в письме объяснить хотел. А вы идите! У вас головы молодые. Небось вы что-нибудь да сообразите.
И старушка прилегла на кровать прямо в одежде.
– Полежу. Передохну. А через часик вы ко мне приходите. Расскажете, что придумали.
И она закрыла глаза. А подруги помчались к себе. Письмо старого Лавра буквально жгло им руки, так им не терпелось прочитать его.
Глава пятая
Они его и прочитали. А прочитав, переглянулись. Письмо деда Лаврентия к сестре подруг откровенно разочаровало. Начать с того, что в нем действительно не было никакой конкретной информации, никаких конкретных указаний, где искать маску. Вместо этого старый Лаврентий перечислял список жертв маски. Оказалось, что их даже больше, чем назвала подругам баба Клава.
В числе тех, кто примерил маску Урода и погиб после этого, были еще двое друзей деда Лаврентия, сгинувшие в сталинских лагерях. Лаврентий подробно вспоминал каждый случай в отдельности и пытался обобщать. Обобщения были таковы, что маску следует уничтожить.
«Но так как у меня самого рука не поднимается ее расплавить, то сделай это ты, Клавушка! – писал дед Лаврентий сестре. – Бог с ними, с деньгами. Ты никогда жадной до них не была, я это знаю. Да и глупо под старость вдруг начать их любить. С собой на тот свет все равно ничего не возьмешь. Это я только под старость понял, а ты, я думаю, всю жизнь точно знала. Так что верю, ты с маской расправишься, как я того у тебя и прошу».
– Он в самом деле хотел, чтобы баба Клава ее уничтожила.
– Читай дальше!
Вместо этого Леся взглянула на конверт.
– Ого! Письмо почти три месяца назад написано!
– Какая разница! Читай!
«Настене доверить это дело я никак не могу, – продолжала читать Леся. – Ты ее знаешь. Она маску продаст или натворит с ней других глупостей. А я не хочу, чтобы маска продолжала свой кровавый путь. Ее надо уничтожить. Я так решил. И это есть моя последняя воля, которую я тебе и излагаю в этом письме».
– Но как это сделать, старик не пишет.
– Дальше что?
А дальше дед Лавр писал сестре:
«В благодарность за твою услугу я завещаю тебе дом и все, что находится в нем. Ну, ты, я думаю, понимаешь, о чем идет речь. Маска тоже тут, в том месте, где ей и надлежит быть. Там ее никто не найдет, кроме тебя, Клавушка. Потому что ты всегда была умницей. И помнишь наши с тобой детские игры в прятки и прочие игры в доме у родителей. Ты всегда так удачно пряталась, что никто из остальных детей найти тебя не мог. Вот я почему-то вспомнил о тех временах. И теперь точно знаю, что ты маску из тайничка вытащишь, уничтожишь и дашь моей душе долгожданный покой».
В письме было еще много сентиментальных и очень личных вещей. Дед Лаврентий под старость заново переживал всю свою долгую жизнь. И так как он ни с кем, кроме сестры и внучки, не общался, то и изливал свои мысли на бумаге, а потом отправлял их к сестре. Внучка не больно интересовалась дедом и его душевным состоянием. Видимо, дед Лаврентий это понимал. Но внучку свою не осуждал.
«Она молодая, еще жизни не знает. Зачем ей со стариком сидеть? Пусть уж лучше с мужем. Тем более что мужик он толковый. За ним она не пропадет, в этом я спокоен. Единственное, что тревожит меня, – это маска».
И дальше снова шли описание тревог деда и его воспоминания. Неожиданным диссонансом всему письму стал короткий абзац почти в самом конце.
«А недавно вспомнил я нашего дядьку Артема. Помнишь еще его? Нет, наверное. Давно это было. Ну, я тебе его напомню. Дюжий такой детина, в деревне у бабушки Фроси каждое лето гостил. Конечно, помер давно, а я что-то его вспомнил. Вышел вчера из дома, стою на крыльце, и он вроде как у забора стоит. Только с другой стороны. Ну, пока я очки искал, чтобы разглядеть, его уже и не стало. Растворился в воздухе, как его и не было. Он-то растворился, а я все думаю, к чему бы это? Не иначе как и мой конец не за горами. Раз покойники уже мерещиться мне за оградой стали».
Дальше дед Лаврентий тепло прощался с сестрой и обещал писать. Однако свою судьбу он предугадал верно. И больше написать сестре ему не довелось.
Подруги закончили читать письмо и переглянулись. Когда это не помогло, они спустились на кухню и налили себе по чашке холодного чаю с лимоном. Но и это не помогло собраться их мыслям. Федор храпел, Нинусик шебаршилась на чердаке, баба Клава дремала у себя в комнате. Все были при деле и в обществе подруг не нуждались.
Кире внезапно показалось скучным просто сидеть в доме, когда все заняты своим делом. И она предложила:
– Погода отличная. Может быть, пойдем на пляж?
– Пойдем!
– Тогда бери матрасик, купальники, крем от загара, масло для загара, полотенца и шляпы.
– Это все? – не без иронии спросила Леся.
– Все. Нет, еще письмо. На пляже перечтем еще раз.
Все эти вещи поместились в элегантную сумку из плетеной соломки, украшенную зелеными розами, которую Леся приобрела в комплекте со своей новой летней шляпой и шлепанцами. Все вещицы были выполнены из декоративной соломки. И необычайно нравились Лесе. Так что сумку она несла с удовольствием. А на долю Киры достался надувной матрасик, на котором было так приятно и мягко лежать! Совсем другое дело, нежели использовать старое покрывало, сквозь которое чувствуется каждый камешек и даже травинка.
До речки оказалось не больше десяти минут ходу. Даже меньше, чем подругам показалось в первый раз. Весь берег был одним сплошным пляжем. Кучерявая травка, мелкий песочек, журчащая прохладная вода.
– Живописное местечко! Тут и устроимся!
Подруги переоделись и взялись за подготовку к принятию солнечных ванн. Дело это, кто знает, не такое уж простое. По какой-то непонятной причине разные участки кожи реагируют на солнечные лучи по-своему. Почему они это делают? Должно быть, по той же причине, по какой волосы на голове ложатся как угодно, но только не так, как хочется их обладательнице. По той же, почему прыщи вскакивают на самом видном месте и непосредственно перед важным свиданием. И по той же причине, почему ногти на пальцах стараются растрескать только что намазанный на них в дорогом салоне лак.
Одним словом, для того чтобы загар получился равномерным, подруги намазали грудь, верхнюю сторону рук и плечи фильтром от солнечного излучения. А вот ноги и живот, наоборот, маслом для загара. Оно и само по себе было темно-коричневого цвета. Приятно пахло пережженным деревом и делало ноги смугло-золотистыми почти сразу же.
Покончив с этими приготовлениями, подруги улеглись на велюровую простынку, прикрепленную к матрасу сверху специальными липучками. Поставили возле себя бутылочку питьевой воды с разбрызгивателем, чтобы увлажнять пересыхающие участки кожи, и наконец почувствовали, что загар начал схватываться.
– И что мы имеем? – произнесла Кира, когда ей надоело лежать молча и наблюдать за окружающими.
Поблизости копошились только мамаши с детишками. Да какие-то грязноватые подростки возились возле еще более заляпанного грязью мотоцикла. Ничего интересного! И волей-неволей Кира вспомнила про загадку, которую подбросила им баба Клава.
– Где письмо?
– У тебя.
– Нет, у тебя.
– У тебя, я сама клала тебе его в сумочку.
– А я оставила ее дома!
– Но письмо я уже вытащила и переложила в свою соломенную!
– Так я и говорю, что письмо у тебя.
– А потом ты сказала, – невозмутимо продолжала Леся, – что оно там среди прочего барахла потеряется. И ты его вытащила и сунула к себе в карман шорт.
– Да, – сконфузилась Кира. – Верно. Тут оно.
Леся хмыкнула. И отвернулась. А Кира принялась снова изучать письмо. Читала она долго. А потом толкнула задремавшую за это время Лесю в бок.
– Слушай, а что там баба Клава рассказывала про того своего дядю, который жен своих лупасил?
– А? – сонно откликнулась Леся. – Что?
– Как звали того родственника бабы Клавы, на которого, она еще сказала, наш Федюнчик похож?
– Нет, не помню.
– Скажите, какая! Куда я письмо дела, она отлично помнит! – вспыхнула Кира. – А как что-то важное, не помнит!
– Дядя нашей бабы Клавы – это для тебя важно?
Леся даже глаза от изумления открыла. И уставилась на подругу.
– Зачем он тебе? Он же давно умер. Баба Клава сама так сказала.
– Да. Но как его звали? Ты помнишь?
– Нет. Хотя… Кажется, Артем. Да, она так и сказала, Артем.
– Вот оно что! – воскликнула Кира. – Кажется, я начинаю прозревать.
Леся зевнула. И спросила:
– Ты поняла, куда дед Лаврентий спрятал маску?
– Нет. Думаю, что это нам Клавдия Захаровна сказать должна.
– Она не помнит.
– Вспомнит, – уверенно произнесла Кира. – В письме дед намекает на то, как ловко в детстве баба Клава пряталась от других детей в каком-то тайнике.
– И что?
– Наверное, нечто подобное он соорудил и для своей маски.
И, приободрившись, подруги еще немного полежали на солнышке. Потом не вытерпели. Собрали свои вещи и помчались домой. Выпытывать у бабы Клавы, где она пряталась в детстве. И беседовать с Федюнчиком на предмет того, что ему нужно у них в доме. Если ничего, то пусть уматывает. А если есть что-то, что он ищет, то не мешало бы поделиться.
Мужик уже проснулся. И с недовольным видом сидел на скамеечке в тени у дома. Увидев подруг, он мигом разорался:
– Вы что мне за молоко такое притащили? Весь день проспал! И до сих пор голова чугунная!
– Чугунная она у тебя всегда! – буркнула себе под нос Леся. – А что проспал, очень даже хорошо. У нас от тебя головы отдохнули.
– Что сказала?
– Сказала, что сон для больных людей – это первое лекарство!
– Без советчиков обойдусь! Где вы шлялись?
– Тебе какое дело? – обозлилась на него Кира. – Ты нам кто? Муж? Брат? Или, может быть, сват?
Ответ Федора их сразил буквально наповал.
– Я в этом доме единственный мужчина получился, – заявил он им. – И поэтому должен контролировать вас всех! Вы, бабы, такие: чуть вам волю дашь, вы в загул пуститесь! Пока я тут, вы в каждом своем шаге передо мной должны отчитываться!
– Иди ты!.. – задохнулась от гнева Кира. – Контролер нашелся! Лучше объясни, какого черта ты сюда к нам напросился!
– Вы сами меня пригласили!
– И не думали даже! Ты приехал, и не выставить тебя теперь!
– Нинусик…
– Даже не думай нам снова втирать про беременную Нинусика! Мы с ней говорили. Ничего она не беременна.
Однако если подруги думали, что Федор смутится, они ошиблись.
– Сейчас нет, но будет, – заявил он подругам. – И все равно ей нужен свежий воздух!
– Брось! – почти завизжала Леся, а Кира кивнула и добавила:
– Вы что-то ищете в этом доме! Только вот что?
– Ничего не ищем!
– Ищете!
– Нет!
– Ищете, ищете! И я тебе даже скажу, что вы ищете!
– И что же?
– Наследство деда Лаврентия ты ищешь! Золотую маску Урода!
Услышав эти слова, Федор побледнел и озлобился. Причем зло поднялось и заплескалось у него у самых глаз до такой степени явственно, что подругам даже стало страшно. И они порадовались, что бабка Клава очень предусмотрительно вывернула Федору руку. С одной здоровой рукой он не очень-то сможет на них давить.
Однако девушки на всякий случай отошли от Федора подальше. Ведь как ни крути, а одна рука у него все еще оставалась здоровой. Но Федор и не думал за ними гоняться. А вместо этого угрюмо спросил:
– Кто вам сказал про маску? А-а-а! Не говорите! Сам знаю! Эта старая грымза из Тулы наплела чепухи!
– Да, баба Клава все рассказала нам про историю вашей семьи. И тебя она признала.
– Не могла она меня признать. В жизни с ней не виделись!
– Зато она видела и хорошо помнит твоего отца!
Некоторое время Федор мрачно молчал, сверля подруг пронизывающим взглядом. Понял, что отступать они не намерены. И решил частично покаяться. Заметив это, Кира поторопила мужика:
– Выкладывай давай про своего отца.
– Не отца, – еще более угрюмо поправил ее Федор. – Деда! Вот с дедом моим, да, баба Клава встречалась. Хотя лично я-то своего деда не знал. Когда я родился, он уже умер. Но говорят, я на него похож.
– Похож, – кивнула Кира. – Очень даже похож. До того, что дед Лаврентий, когда тебя увидел, за деда принял. За Артема.
– Ну, вы даете! – восхитился Федор. – А это вы откуда узнали? Вы же деда Лаврентия при его жизни не знали вроде. Или я чего-то неправильно понял?
– Все верно. Никогда не видали старика. И не говорили с ним.
– Откуда же про меня узнали?
– Из его письма!
Известие о письме привело Федора в сильнейшее волнение. Он потребовал, чтобы подруги немедленно показали ему это письмо. Да не на тех напал!
– Ничего мы тебе не покажем! – заявила ему Кира. – И знаешь что, вали отсюда подобру-поздорову, наследничек!
– Никуда не уеду!
– Это не твой дом!
– Но и не ваш!
Возразить на это подруги смогли только то, что они заплатили за аренду. Но это произвело на Федора весьма слабое впечатление.