Магиер Лебиус Мельников Руслан
Самострелы ударили дружным залпом. Стрелы перелетели через ристалище и бургграф в одно мгновение лишился десятка своих арбалетчиков. Заодно досталось трем ландскнехтам, двум оруженосцам и одному герольду, случайно оказавшимся на пути оберландских стрел. Впрочем, эти потери не шли ни в какое сравнение с утраченной властью врага над големом.
Если власть, действительно, утрачена… хоть ненадолго. Если самонадеянный Альфред и проклятый Лебиус мертвы. Если некому больше управлять стальным монстром.
Тогда – можно атаковать. Опрокидывать, сминать и преследовать оберландцев. Отгонять врага подальше от голема. А уж там разберемся.
Рудольф Нидербургский открыл рот. Но приказ вдруг застрял в горле. Бургграф в ужасе воззрился на…
Оберландского маркграфа поднимали с земли двое оруженосцев. Альфред Чернокнижник покачивался и что-то рычал из-под опущенного забрала. На нагруднике, в который угодила тяжелая стрела, виднелась лишь небольшая вмятина. Ни раненым, ни, тем более, убитым властитель Верхней Марки не выглядел.
Рудольф перевел взгляд на…
Прагсбургского магиера вырвало. Распростертое под трехосной повозкой маленькое скрюченное тело Лебиуса Марагалиуса содрогалась от болезненных приступов. Под скошенным набок и едва не свалившимся с головы капюшоном слышались тихие стоны и всхлипы. Сухая костлявая рука цеплялась за толстые спицы огромного колеса. Колдун тоже пытался подняться. Сам, правда, без посторонней помощи. В мешковатом балахоне на уровне живота зияла прореха. Извергнутое содержимое желудка неаппетитной лужицей растекалось под повозкой, но сами потроха чародея, судя по всему, уцелели. Крови, по крайней мере, не было. И в брюхе магиера не торчало оперение. Стрела, сбившая Лебиуса с ног, валялась в стороне.
Нидербургский бургграф судорожно хватал воздух ртом, будто ему самому только что досталось болтом армбруста под дых. Проклятье! Колдовство! Опять! Снова!
В голове Рудольфа царил полнейший разброд. А сердце наполнял ужас.
Альфред же, как ни в чем не бывало, вновь садился в седло. Поднявшийся Лебиус стоял на ногах, опираясь о повозку.
– Господи Милостивый, сколько же здесь големов?! – в отчаянии простонал бургграф.
И не услышал собственного голоса.
Откашлявшись, отхаркавшись и отплевавшись, Лебиус что-то выкрикнул … Невнятное что-то. Впрочем возвышавшаяся среди ристалища груда ходячего металла поняла.
Перепачканный кровью голем вновь ожил. Повернулся к ристалищным трибунам лицом. Тем, что было у него вместо лица. Темной смотровой прорезью глухого шлема.
– Бургграф, сложите оружие! – сухо и властно приказал Альфред Чернокнижник. – Этот бой вы уже проиграли.
Голем сделал шаг по направлению к трибунам.
Оружие нидербуржцев посыпалось на землю.
Глава 14
Спешившиеся воины маркграфа деловито хозяйничали на ристалище. Уводили лошадей, собирали оружие, приторачивали приглянувшиеся трофеи к седлам. Нидербургский бургграф, его телохранители и приближенные, рыцари, оруженосцы и слуги, городская стража и наемники-ландскнехты ждали в сторонке – уныло, подавленно и покорно.
Кое-кто, правда, еще с надеждой поглядывал на городские укрепления. Но помощь из-за стен Нидербурга не спешила. Ворота были закрыты, а бомбарды, грозно торчавшие между каменных зубцов, молчали. То ли запершиеся в крепости нидербуржцы не желали раздражать Альфреда Чернокнижника, в чьей полной власти находился сейчас бургграф, то ли опасались ненароком задеть последнего ядром. А возможно, ристалище не обстреливалось до сих пор по причине полной растерянности, охватившей горожан.
Чудно было видеть, как горстка пришлых оберландских воинов ловко разоружает втрое больший отряд. Было бы чудно, если б не голем. И если бы с меча и лат стального монстра не капала кровь павших рыцарей.
Из всех участников турнира выжил лишь гейнский пфальцграф Дипольд Славный, лежавший за ристалищной оградой. Но после сильного удара о землю, пфальцграф так и не пришел в чувство.
Альфред Оберландский и магиер Лебиус внимательно осматрели рыцаря со златокрылым грифоном на груди. Убедившись, что Дипольд жив, маркграф распорядился:
– Этого берем с собой. Латы снять. Связать. Кляп – в рот. Самого – в повозку.
– Это пфальцграф Дипольд Славный, сын Вассершлоского герцога и имперского курфюрста Карла Остландского! – возмутился Рудольф Нидербургский. – Он мой гость!
Отнюдь не случайное упоминание об остландском курфюрсте не произвело, однако, на Альфреда должного впечатления.
– Был ваш, теперь – мой, – пожал плечами оберландец. – Надеюсь, его сиятельство Карл Осторожный, действительно, будет в достаточной мере осторожным и благоразумным, чтобы не причинять мне вреда. И самому не причинять и не позволять делать это другим. Отец ведь должен заботиться о своем сыне, вы не находите?
Все было ясно, как божий день. Дипольд Славный становился заложником Альфреда, и не в силах Рудольфа этому помешать. Вот они, пресловутые гарантии безопасности, на которые намекал оберландский властитель!
– Ваш шантаж не может продолжаться вечно, маркграф! хмуро заметил Рудольф. – Как только Дипольд погибнет или окажется на свободе…
– Полноте, любезный бургграф. Я вовсе не зверь, чтобы убивать благородного гостя. Но и отпускать Дипольда в ближайшее время я тоже не намерен.
– А известно ли вам, что Его Сиятельство Карл Остландский в скором времени станет императором? – с вызовом спросил Рудольф.
Большой государственной тайны он не выдавал, но все же… Быть может, в закрытые земли Верхней Марки новости доходят с опозданием и там не вникают в суть внутренней имперской политики. Тогда, возможно, удастся смутить или даже образумить зарвавшегося маркграфа…
Не удалось. Видимо, Чернокнижник был все же в курсе грядущих перемен. Альфред спокойно кивнул:
– Это для меня не секрет.
– Но если захваченный вами Дипольд…
– Зачем же так грубо? – издевательский изгиб тонких бледных губ. Ну точно, будто на устах оберландца шевельнулась змея. – Не захваченный вовсе. Приглашенный. В гости. В го-сти при-гла-шен-ный, ваша бургграфская светлость.
Рудольф сглотнул. Продолжил. Заставил себя продолжить спокойным… по возможности, спокойным и ровным голосом:
– Если Карл станет кайзером, а Дипольд – соответственно – сыном кайзера…
Бургграф осекся. Оберландец смотрел на него своими немигающее-бесстрастными глазами. Этот Чернокнижник ведь просчитал и продумал все наперед. И любые разговоры с ним теперь излишни.
– Тем лучше, – усмехнулся Альфред, – тем выше честь.
– Выше? Честь? – тихо-тихо процедил Рудольф.
– Разумеется! Ведь у меня в гостях окажется уже не сын какого-то герцога-курфюрста, а целый кронпринц.
– Вы играете с огнем, маркграф. Это опасно.
– Для кого? – в гипнотизирующем змеином взгляде Чернокнижника промелькнула насмешка. – Для меня? Для Дипольда? Или для вас, горе-заговорщика, не уберегшего сына имперского курфюрста и отпрыска будущего кайзера?
Рудольф не нашелся, что ответить. И как ответить, чтобы ответ прозвучал достойно. А собраться с мыслями ему не давали.
– Собственно, если разобраться, любезный бургграф, то именно ваш подлый заговор, организованный под прикрытием турнира, привел к столь плачевным для вас лично и вашего остландского покровителя последствиям. Разве не так? Разве не вы заманили падкого до славы Дипольда на это ристалище? И разве не с вашего согласия состоялся бой ваших гостей с моим големом и по моим правилам?
– Я не знал, – подавленно пробормотал бургграф. – Я ничего не знал…
– А кто примет такое оправдание? Карл Осторожный, лишившийся единственного сына? Влиятельнейшие остландские фамилии, чьи представители порублены на куски под стенами вашего города?
– Вы… вы… – от сдержанности Рудольфа Нидербургского сейчас зависело многое, и все же бургграф чувствовал, что утрачивает контроль над собой. Он уже не мог остановиться. Впрочем, и высказать все, что накипело, не мог тоже: Рудольфа переполняла ненависть, в груди не хватало воздуха.
– Вы… вы…
Альфред со скучающим видом отвел взгляд от взволнованного собеседника. Потом, будто вспомнив о чем-то, вновь повернулся к Рудольфу.
– Да, забыл сказать, дражайший сосед. Вашу милую дочурку я тоже увожу с собой.
– Что-о-о?!
Бургграф вскинулся. Встрепенулись, подскочили обезоруженные и усаженные на голую землю рыцари и слуги из свиты Рудольфа. Всех их, впрочем, тут же усадили обратно. Кого усадили, кого повалили. Воины маркграфа не стеснялись применять грубую силу.
– Вы не посмеете! – Рудольф Нидербургский побагровел и затрясся. – Альфред, если вы человек чести…
– Посмею, – тихо и спокойно заверил его Чернокнижник. – И дело тут не в моей чести. Я забираю Герду для того лишь, чтобы уберечь остатки вашей. После справедливого ристалищного боя… справедливого не так ли, бургграф?
На заданный вопрос и пристальный взгляд Альфреда Рудольф не ответил.
– Так вот, после честного боя вы уже отдали бесчестный приказ своим арбалетчикам. Это может повториться. А зачем вам лишний позор? И зачем мне ненужные хлопоты? Я забираю вашу дочь, дабы у вас и ваших людей не возникло желание пальнуть нам вслед из крепостных бомбард или снарядить погоню. Герда поможет мне удалиться без м-м-м неприятных инцидентов. Ну, и потом… после… в общем, ей тоже придется некоторое время погостить в моем замке.
– За-а-ачем? – с превеликим трудом выдавил из себя нидербургский бургграф.
– Чтобы у вас больше не возникало охоты плести заговоры за моей спиной… – ответил Альфред. Тон, которым это было сказано, заранее отметал все возражения, угрозы и мольбы.
Герде, как и Дипольду, предстояло стать заложницей. Возможно – вечной пленницей маркграфа, гарантирующей лояльность непримиримого врага-соседа.
– …Чтобы впредь вы вели себя разумно, – вбил Альфред последний гвоздь.
Это был конец. Рудольф Нидербургский – поникший, ссутулившийся, разом состарившийся и вмиг охладевший ко всему на свете, опустился в свое кресло.
– Не стоит так переживать, друг мой, – с ухмылкой ободрил Альфред. – Если вас успокоит мое слово, то обещаю: я пальцем не трону вашу дочь.
Рудольф сидел неподвижно. Обещание змеиного графа не значило ровным счетом ничего. Даже если Чернокнижник сдержит слово… Сам-то Альфред, может, и не тронет Герду. Своей рукой – нет, но в оберландском замке хватает иных грязных рук. Руки Лебиуса, например. Что, если маркграф отдаст Герду прагсбургскому магиеру – для каких-нибудь колдовских опытов? Не исключено, что это будет хуже… много хуже и смерти, и бесчестия вместе взятых.