Джентельмен удачи Леонов Николай

Глава 3

Гуров проснулся, едва за окнами начало светлеть небо. И первое ощущение, испортившее пробуждение начисто, – огромное чувство недовольства собой. Он не сразу сообразил, откуда взялось это чувство, но потом повернул голову и все вспомнил.

Мария мирно спала, разметав по подушке густые темные волосы. Лицо ее казалось сейчас особенно нежным и спокойным. Гуров невольно залюбовался им. Но чувство досады только усилилось. И всему виной был вчерашний банкет, торжественный вечер в театре у Марии, куда он попал на правах близкого родственника.

Гуров не любил банкетов, юбилеев и презентаций, но отказать Марии он, конечно, не мог. Что такое они там отмечали после долгих гастролей, Гуров не слишком хорошо понял. Поскольку на банкете присутствовали весьма влиятельные люди из московской администрации, наверное, подразумевалось, что они вскоре проявят большой интерес к делам театра. Сами актеры с энтузиазмом праздновали возвращение на родину – это тоже было понятно. Актеры вообще любят праздники. Можно сказать, что праздник – это состояние души актера. Непонятно было, что делал на этом празднике Гуров. То есть понятно, конечно, но при всех оправдывающих обстоятельствах, он все равно всегда оставался в этом кругу немного чужим. Видимо, и по этой причине тоже он вчера чересчур усердно налегал на шампанское. Последствия этого и сейчас отдаются легким гулом в его бедной голове.

Но не только эта простительная вольность портила ему сейчас настроение. Причина залегала глубже и никак не была связана с приездом жены, торжествами и дармовым шампанским. Гурову уже несколько дней не давала покоя история, свидетелем которой они с Крячко стали в поезде Москва – Алма-Ата. Вчера на банкете эта история получила некоторое продолжение – вот откуда и плохое настроение.

Где-то в середине вечера, когда их с Марией разлучили – она принимала бесконечные комплименты и поздравления от разомлевшей столичной элиты, – к Гурову неожиданно подкатилась молодая и поразительно красивая женщина, актриса из той же труппы. У нее была фигура модели, голубые глаза и короткая стрижка, еще более ее молодившая. И еще она отличалась удивительной непосредственностью, хотя этот факт можно было отнести к влиянию все того же шампанского. Они разговорились. Девушку звали Ольгой. Фамилия ее, Копалова, ничего Гурову не говорила. В афишах она ему не попадалась. Видимо, вся слава была у этой красавицы еще впереди.

Гуров знал, что производит неплохое впечатление на женщин, но не подозревал, что может представлять интерес даже для столь юных особ. Тщеславием он не отличался, и активность Ольги слегка насторожила его, особенно после того, как выяснилось, что девушка прекрасно осведомлена о нем, и о его профессии, и о том авторитете, который он имел в своем кругу. Конечно, что-то она могла слышать от Марии, но интерес ее к Гурову выходил за рамки обычного любопытства. Он мог поклясться, что Ольге и в самом деле хочется произвести на него самое выгодное впечатление, обаять, если угодно. За непритязательной болтовней, за кокетливыми взмахами ресниц, доверительными интонациями угадывалась какая-то цель. Но ведь не собиралась же в самом деле эта девчонка отбить мужа у ведущей актрисы театра! Здесь было что-то другое.

Однако Копалова так ничего ему и не сказала. Полчаса светской болтовни, обольстительных улыбок и еще полтора бокала шампанского. Умом новая знакомая не блистала, очарование ее также не выходило за рамки отработанного стандарта, и Гуров испытал облегчение, когда вдруг опять появилась Мария и заговорщическим шепотом предложила ему сбежать домой. Гуров с восторгом согласился, и, несмотря на неимоверные трудности, им удалось обойти все препоны и исчезнуть. Разумеется, Гуров тут же забыл про Ольгу Копалову. Но почему же тогда, едва пробудившись, он прежде всего вспомнил о ней?

Интуиция редко подводила Гурова. Если какое-то событие, слово или предмет западали ему в голову, значит, это заслуживало внимания. Тем более если воспоминания вызывали неприятные чувства.

Гуров посмотрел на часы, стоявшие на столике у кровати. Пора было вставать и собираться на работу. Мария могла спать сегодня хоть до обеда, и он решил не мешать ей.

Но, покончив с утренним туалетом и поставив на огонь чайник, Гуров все же не выдержал. Внутреннее напряжение не отпускало его, и ему не хотелось уходить из дома, так и не поняв, в чем дело.

Смущаясь и хмурясь, он подсел к жене и осторожно погладил ладонью ее волосы. Мария тихо вздохнула и открыла глаза.

– Привет, Гуров! – сказала она не совсем разборчиво. – Ты уже уходишь? Бедняжка! А я буду спать весь день – после этой Австралии у меня никаких сил не осталось. Подумай только, мы были на другой половине земли! Там все ходят вверх ногами. Такая нагрузка...

Мария улыбнулась, и глаза ее опять закрылись. Гуров кашлянул и осторожно спросил:

– Послушай, я сейчас уйду, но для меня важно, чтобы ты ответила на один вопрос...

– Пожалуйста – я люблю тебя, – пробормотала Мария, переворачиваясь на другой бок.

– Гм, это, конечно, самое замечательное, что я мог услышать в своей жизни, – совсем смутившись, сказал Гуров. – Но, собственно... Видишь ли... Одним словом, ты можешь объяснить, кто такая эта Ольга Копалова? Ну, та девушка, с которой я болтал перед тем, как мы ушли.

Сон у Марии будто рукой сняло. Она живо поднялась, села и в упор посмотрела на Гурова.

– Та-а-ак! – Зловещим театральным тоном произнесла она. – Вон что тебя волнует! Интересно, с каких это пор тебя стали волновать мои конкурентки?

– Она тебе не конкурентка, – поспешно сказал Гуров. – И волнует меня не она, а ее интерес ко мне. Вряд ли ее так уж поразили мои личные достоинства. Вот я и хочу понять, чего она от меня хотела...

– Не оправдывайся, Гуров! – мотнула головой Мария. – С тобой все ясно... Уф, у меня даже весь сон пропал. Вот так и проспишь мужика... Подумать только, ни свет ни заря он уже думает о молоденьких девочках... Вот и верь после этого мудрым полковникам с серебром на висках!..

Она потерла виски, посмотрела на озадаченное лицо мужа и засмеялась.

– Ладно-ладно, не заводись! – совсем уже иным тоном произнесла она. – Знаю уже, что другие женщины для тебя не существуют. Только это было так неожиданно – услышать от тебя рано утром – кто такая Ольга Копалова? Честно говоря, я и сама не знаю, кто она такая. Красивая женщина, с претензиями на талант, но, боюсь, претензий больше, чем таланта. Впрочем, в любом случае она не пропадет. Еще студенткой сумела выскочить за богатого человека. Теперь приезжает в театр на собственном «Мерседесе»...

– Постой-постой! – перебил жену Гуров. – За богатого человека, говоришь? А кто такой – не знаешь?

Мария наморщила лоб.

– Кажется... Кажется, его фамилия Гузеев, – вспомнила она. – Он занимается кинопрокатом и кинопроизводством, имеет отношение к проведению кинофестивалей, всяких отечественных «Оскаров» и прочей лабуды. Я его видела однажды. Он показался мне человеком, абсолютно глухим к искусству. То, что он нашел себя в мире кино, большая беда для всех нас, я думаю.

Гуров был поражен.

– Черт возьми! Это уже интересно! – воскликнул он, порывисто вскакивая. – Ты меня удивила, дорогая! Значит, вот какие общие знакомые... Так-так, но что же в таком случае все это значит? – он остановился и вопросительно посмотрел на жену.

– Ты меня пугаешь, Гуров! – сказала она с упреком. – Ты так странно говоришь, задаешь странные вопросы...

– Дело в том, что в командировке я познакомился с господином Гузеевым, – объяснил Гуров. – При весьма драматических обстоятельствах. И он намекнул на наличие у нас общих знакомых. Ты рассказывала этой Ольге обо мне?

– Специально ей не рассказывала. Но, вполне возможно, что-то она могла слышать. Не бойся, никаких секретов я не выдала.

– Все равно непонятно, – пожал плечами Гуров. – Гузеев попал в какой-то нехороший переплет, судя по всему, и изъявил желание просить у меня помощи. Заметь, у меня, а не у милиции. И тут еще пристальное внимание его красавицы жены. Поневоле это настораживает. Чего-то они от меня хотят.

– Спросил бы прямо – чего вы от меня хотите, товарищи?

– Да ведь вчера я не знал, что Копалова – жена Гузеева. И это тоже странно. Обхаживать меня с целью вызвать симпатию и даже не намекнуть на заочное знакомство. Интересно, эта Ольга знает, что произошло с ее мужем? Судя по ее беззаботному виду, вряд ли...

– Вид у нее всегда одинаковый, – возразила Мария. – За это ее мужики и ценят. А что с ее мужем произошло?

– Рассказываю в конфиденциальном порядке, – предупредил Гуров. – Возможно, придется еще заниматься его делом. Хотя тут трудно сказать – все очень неопределенно... А вообще в поезде на него напали. То ли убить хотели, то ли ограбить. Лично я склоняюсь к мысли, что целью преступников было напугать. На ограбление совсем не похоже, а в смысле убийства это вообще смехотворно выглядит. Конечно и мелкой дробью можно отстрелить человеку полголовы, но обычно в таких случаях пользуются более серьезным оружием... Впрочем, это тебя не должно интересовать. Я и сам махнул рукой. Случилось все практически уже за границей, местные менты энтузиазма не проявили, улики, которые были, наверняка не собраны – чего же огород городить. Но вот, судя по поведению вашей Ольги, семейство Гузеева про меня не забыло.

– Наверное, не часто в твоей жизни случалось так, что ты махал рукой на преступление, – заметила Мария.

– Очень редко, – подтвердил Гуров. – Но здесь был особый случай. Собирались на симпозиум по координации действий полиции союзных государств, а выяснилось, что на самом низовом уровне ни черта нет никакой координации. Перед тем как покинуть поезд, я специально справлялся у сопровождавших поезд коллег, что они выяснили о личности преступников. Ведь должны были остаться какие-то следы. Корешки билетов, свидетели, показания проводников... Сумели же они каким-то образом переехать границу! Оказалось, что в этом плане практически ничего не было сделано. Или с нами просто не захотели делиться информацией. А мы с Крячко, естественно, не имели никаких прав перетряхивать чужой поезд!

– Но почему ты так волнуешься? Раз ты ничего не мог сделать – стоит ли рвать на себе волосы? Замечательно, что ты хочешь победить зло во всем мире, но даже ты не всемогущ, Гуров!

– Потому что эта история будет иметь последствия, помяни мое слово, – с горячностью заявил Гуров. – А я ничего не могу в ней понять.

– Поймешь, – успокоила его Мария. – Кто бы сомневался. И еще не факт, что это тебе понадобится.

Но Гуров думал иначе. Он своими глазами видел суматоху в ночном поезде, перебинтованную голову Гузеева, следы дроби на обшивке купе. Преступление было очень серьезное, и требовало принятия мер неотложных, но обстоятельства складывались для этого неблагоприятные, странные какие-то обстоятельства. Заводя мотор своего «Пежо», Гуров снова прокручивал их в памяти, одно за другим.

Первый факт – как преступники попали в поезд? Скорее всего, сели в него, как положено, с билетами и паспортами. Зайцами через границу не переберешься. В таком случае вычислить их было более чем просто, но коллеги из дружественного государства не захотели это сделать или просто не сочли нужным довести свое знание до Гурова. Другой вопрос, что паспорта, по которым брались билеты, наверняка были поддельными, но это все равно была бы какая-то зацепка.

Второе – преступление было тщательно спланировано, и в определенном месте бандитов ждала машина. Спрыгнув с поезда, они немедленно покинули место преступления. Пересечь границу по степям гораздо проще, чем на поезде, а до границы там было рукой подать. Конечно, рисковали, но бандитская профессия на этом основана. Вот только непонятно, зачем было тащиться с Гузеевым в такую даль, если его прекрасно можно было пугнуть здесь, в Москве? И, видимо, пугали. Гузеев об этом намекал.

И все-таки зачем? Ответа на этот вопрос Гуров не находил, и это раздражало его. Раньше он такого за собой не замечал. Наверное, все дело было в том, что голову он ломать мог сколько угодно, но повлиять на события не мог никак. Да и честно говоря, не был Гуров уверен, что ему на самом деле хочется защищать интересы господина Гузеева. Найти преступников – возможно, но не ради Гузеева. Его небрежные слова о соответствующих гарантиях, сотня, которую он сунул в ладонь симпатичной медсестричке – такой стиль жизни претил Гурову. Увы, сталкиваться с ним приходилось все чаще и чаще.

Но как часто бывает в жизни, дальше все пошло совсем не так, как ожидалось. Едва Гуров зашел в свой кабинет, как на столе зазвонил телефон. Трубку взял Крячко, который сегодня опередил Гурова и уже возился с электрокофейником. В последнее время он пристрастился начинать рабочий день с кружки кофе.

Крячко поднял трубку, а потом у него поднялись брови. Он заговорщически посмотрел на Гурова и, прикрыв микрофон ладонью, прошептал:

– Этот чудик на проводе! Которому в поезде чуть башку не отстрелили. Как его зовут, забыл, черт!..

Гуров быстро шагнул к столу, забрал у Крячко трубку.

– Алло! Здравствуйте, Павел Владимирович! – бодро сказал он. – Слышу, что решили позвонить. Ну что же, верное решение. Хотите поговорить?

Гузеев на другом конце провода был деловит, но крайне любезен. Он как бы изображал радушного хозяина, зазывающего к себе в гости. Причем в прямом смысле – поговорить он предложил где-нибудь «в человеческой обстановке». Гуров намека не понял и сухо посоветовал Гузееву выбрать время и подъехать в управление. Предложение бизнесмена не смутило, и он сообщил, что уже подъехал, попросив обеспечить ему пропуск.

– Этот Гузеев полон сюрпризов! – проворчал Гуров, закончив разговор. – Не успел я о нем подумать, а он уже здесь, как этот... Сивка-бурка...

Он позвонил дежурному, распорядился насчет пропуска, и через пять минут господин Гузеев уже был в кабинете.

Выглядел он довольно неплохо, если не считать аккуратной наклейки на виске. Похоже, ранение, полученное им, было совсем незначительным. На Гузееве был щеголеватый серый костюм и черная рубашка без галстука. Глаза прикрывали дымчатые очки. Гуров вспомнил, что в очках до сих пор Гузеева не видел, и тут же подумал, что это вполне естественно – виделись ночью, когда нормальные люди очки снимают, к тому же Гузееву тогда навертели на голову чалму из бинта.

– Присаживайтесь, Павел Владимирович! – жизнерадостно предложил Крячко. – Кофейку не хотите? Здорово бодрит!

– Спасибо, с кофеином я теперь осторожен, – признался Гузеев, садясь на стул. – Годы дают себя знать, нервы, сердечко... В будни предпочитаю травяной чай. Ну, по праздникам, конечно, кое-что посущественнее – хорошее вино, бокал коньяку, – он улыбнулся.

– Из перечисленного ничего нет, – огорченно сказал Крячко. – Придется вам слюни глотать. А ты, Лева, будешь?

– Потом, – отмахнулся Гуров. – Сначала мы с Павлом Владимировичем побеседуем... Как ваша миссия, Павел Владимирович? Переговоры прошли успешно?

– Миссия? Ах да, конечно! – спохватился Гузеев. – Да, переговоры велись, но о результатах говорить пока рано. Наверное, я переоценил активность наших соседей. Но вас это, конечно, не волнует. Наверное, мне следует сразу перейти к делу?

– Будьте любезны, – сказал Гуров. – Только одно небольшое уточнение. Поскольку речь пойдет, насколько я понимаю, о серьезных вещах, вы должны будете оформить затем письменное заявление, договорились?

Гузеев смешно сморщил лицо, принужденно хохотнул и посмотрел прямо в глаза Гурову.

– Лев Иванович, а может быть, все-таки как-нибудь, э? Так сказать, без протокола? Я понимаю, вы человек старой закалки, у вас принципы, но ведь времена изменились. Согласитесь, вчера еще вам не приходилось сталкиваться с такими ситуациями, с какими приходится сталкиваться сегодня. Появилось столько нюансов, столько неразрешимых вопросов... Не всегда удается добиться правды прямым путем, верно?

– Вы хотите сказать не всегда удается добиться своего? – уточнил Гуров.

– Наверное, я кажусь эгоистом, но вы сами согласитесь, что у меня есть некоторые основания решать свои дела, как бы это сказать, менее официальным порядком... Я же не предлагаю вам ничего противозаконного! Вы поможете мне, я помогу вам...

– Все, на этом разговор можно заканчивать! – решительно отрубил Гуров. – Или выбирайте официальный порядок, или до свидания. Мы в такие игры тут не играем.

– Понял вас, – безропотно сказал Гузеев. – Больше ни на чем не настаиваю. Только уверяю вас, это мало похоже на игры. Вы сами были свидетелем.

– Скорее зевакой, – заметил Гуров. – А вот вы преступников видели. Как они выглядели?

Гузеев пожал плечами.

– Да что я там видел! В купе был выключен свет, я уже задремал. Потом грохот, какая-то тень, вспышка, меня ударило, я упал... Нет, практически я ни черта не видел. Вот напугался, это да. К счастью, нападавший напугался не меньше. Он мигом смылся.

– А что же ваши телохранители?

– Ну что телохранители? Ребята пошли спать. Кто мог предполагать, что это может случиться в поезде? Все было спокойно...

– Но насколько я понял, вы уже до этого знали, что вашей жизни угрожает опасность, – напомнил Гуров.

– Это верно. По этой причине я старался даже почаще уезжать из Москвы. Мне казалось, что так надежнее. Просто прятал голову в песок.

– Скажите, у вас большая охрана? – спросил Гуров.

– Не особенно, человек шесть, но ребята надежные, – ответил Гузеев. – Только ведь чтобы охранить от чего-то, желательно знать, откуда последует удар, верно?

– А чего, собственно, от вас хотят? И кто?

Гузеев переменил позу, нервно сжал руки.

– А вот это длинная история, – сказал он с некоторым усилием. – Честно говоря, до сих пор я никому ее не рассказывал. Не красит она меня, совсем не красит. Думаю, что и в ваших глазах я много потеряю, когда вы узнаете суть дела. Что же поделаешь – у нас у всех есть в жизни такие страницы, которые хотелось бы выдернуть к чертовой матери. Только жизнь – не книга, тут все посложнее. Надеюсь, что вы будете снисходительны. Жена утверждает, что вы чрезвычайно понимающий, мудрый человек...

«Надо же, а я думал, что он так и не вспомнит про жену, – подумал Гуров. – Знать, не зря она вчера вокруг меня крутилась. Задание выполняла. Но что же натворил этот делец? Надеюсь, не придется тут же надевать на него наручники?»

Вслух же он сказал:

– В мудрецы меня до сих пор не записывали. Но повидал я много всего. Постараюсь войти и в вашу ситуацию. Рассказывайте.

– Ага, начинаю, – даже с какой-то радостью заговорил Гузеев. – Значит, дело было так... Я ведь вообще-то мореходку закончил, готовился в капитаны... Плавал уже вторым помощником на танкерах, на сухогрузах. А тут перестройка, распад Союза... На флоте тоже разброд пошел. На некоторое время я остался без работы. Жил я тогда в Ленинграде, еще с первой женой... – он посмотрел на Гурова и уточнил зачем-то. – Разошлись мы еще до того, как я встал на ноги. Она сама меня бросила. В те годы я представлялся ей полным неудачником. Решила найти кого-нибудь получше. Слава богу, детей у нас не было, все произошло само собой. Правда, оказался я тогда не только без жены, но и без своего угла. Была у нас в Ленинграде комната, так я ее жене оставил – изображал настоящего мужчину, так сказать.

– Ну что же, – заметил Гуров. – Пока у вас просто рождественская сказка получается. Благородный моряк в бурном море жизни... Наверное, дальше хуже будет?

– Да, дальше будет совсем паршиво, – кивнул Гузеев. – В общем, это сейчас легко вспоминать, а тогда заскучал я сильно, пить начал. Жил у друзей, у баб разных... В общем, жизнь под горку покатилась. И тут встретил я одного человека, с которым вместе мореходку заканчивал. Прозвище у него чудное было – Боско. По-настоящему его звали Томкин Сергей Петрович. И вот он весь в побрякушках золотых, виски хлещет по сто долларов бутылка, а я в драных штанах, опухший от водки... Водка тогда, сами знаете, из чего только ни делалась...

– Вы говорите про этого человека «был», – заметил Гуров, не поддержав разговора о водке. – Почему?

– Это по привычке, – объяснил Гузеев. – Потому что я считал, что этот человек погиб. Но мы забегаем вперед. Позвольте, я по порядку... В общем, встретились мы с Боско, и он потащил меня в лучший ресторан. Угостил по-царски и сказал, что я дурак и с моей квалификацией можно деньги лопатой грести.

– Это каким же образом? – заинтересовался Гуров.

– Ну, насчет того, чтобы лопатой, это, конечно, было сильно преувеличено! – махнул рукой Гузеев. – Но по тем временам это был выход. Боско знал дельцов, которые занимались перевозкой не слишком законных грузов...

– Проще говоря, контрабандой, – подсказал Гуров.

– В том кругу стараются не употреблять этого слова, – продолжил Гузеев. – Он нарисовал мне радужную картину, и я клюнул. Мы набрали команду и уже через полтора месяца выехали через Выборг в Финляндию, а оттуда знакомые Боско переправили нас в экваториальную Африку.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Гуров. – Вы плавали под чужим флагом?

– Я плавал под чужими флагами, – поправил его Гузеев. – Флаги были самые экзотические. Грузы тоже. От вас скрывать не буду – мы перевозили контрабандную нефть, мы перевозили оружие, спиртные напитки, сигареты, проституток, все что угодно. Работенка была еще та. Спали по четыре часа в сутки, в трюмах постоянно стояла вода – мы ходили на судах, которые давно пора было резать на металлолом. Жрали концентраты, которые не стали бы жрать и собаки. Добавьте сюда постоянную опасность нарваться на пограничный катер, перспективу сгнить в какой-нибудь африканской тюрьме... Через два года такой жизни у многих ехала крыша. Вот был у нас такой в команде – Васька Петрухин. Так он в двух кабельтовых от островов Зеленого Мыса через борт шагнул. Просто ногу перекинул и шагнул. До этого три дня ром хлестал. Заначки у него по всему судну были – уследить не могли.

– Спасли? – спросил Гуров.

– Какое там! – мрачно сказал Гузеев. – Штормило. Мы еле на плаву держались. Не до Васьки тогда было, мир его праху...

Они немного помолчали. Крячко, внимательно слушавший рассказ, покрутил головой и плеснул себе еще полчашки кофе.

– Да, веселая получается история! – сказал наконец Гуров. – И, насколько я понимаю, это только начало?

– Да, это пока цветочки, – кивнул Гузеев. – В смерти Васьки моей вины нет. Но дальше и меня, и всех нас ждало худшее испытание. Вообще-то должен сказать, что нам еще неслыханно везло. Столько экипажей, занимающихся подобным промыслом, потонуло, попало под пулю, получило пожизненный срок – просто волосы дыбом становятся. Мы же были как заговоренные. Платили нам меньше, чем обещал Боско, но все равно неплохо, а по сравнению с тем, что мы получали бы здесь... Хуже всего было, что никто не знал, что будет с ним завтра. Мы даже не знали заранее, куда делаем следующий рейс. Все решалось где-то за кулисами.

– На кого вы работали? – спросил Гуров.

– Эта компания называлась «Оушен Транс-Гарант». Но это ровным счетом ничего не значит. Она могла называться хоть «Чебурашкой». Никаких налогов и никаких гарантий. Все держалось на подкупе чиновников и полицейских. Контора «Транс-Гаранта» находилась в городке Бельвиль. Это одноименный островок вблизи побережья Либерии. Он обладает какой-то административной автономией, что ли – я плохо в этом разбираюсь. Но там мы были в относительной безопасности. Боско контролировал ситуацию. Он ведь с нами по морям не мотался. Сидел в офисе с кондиционером и подсчитывал барыши.

– Так он у вас что, вроде прораба был? – удивился Крячко.

– Вроде. Только потом история скверная вышла, – Гузеев опять помолчал, словно собираясь с духом, а потом продолжил с мрачным выражением лица. – Мы только что из Испании вернулись, порожняком. Ребята все на пределе были. Мы на обратном пути опять в шторм попали, чудом ко дну не пошли. Ну, забастовали, одним словом. Потребовали расчет. Ситуация напряженная была. Хозяева расплачиваться не хотели, требовали продолжения работы. Тюрьмой грозили. Но Боско – все наши заработки у него были – сумел договориться. Сошлись на том, что деньги наши получаем сполна, но делаем еще один рейс – до Танжера, там грузимся и идем в Нормандию. Сдаем груз кому следует и свободны как птицы. Что же делать? Мы согласились. Боско поехал в банк, где лежали наши денежки, а ребята отправились по барам – расслабиться захотелось.

– А вы? – спросил Гуров.

– Я в тот день себя неважно чувствовал. Прилег в номере гостиницы и проспал до вечера. Разбудил меня Боско. Он деньги привез, хотел рассчитаться с ребятами, а никого нет. Это, говорю, теперь до утра, пока не протрезвеют. Ну, он повел меня к себе в офис, мою долю отдал, и я пошел по своим делам. У меня там женщина была, мы иногда встречались. Мулатка, но очень светлая. Хорошая женщина, Франсуазой звали. Наверное, не один я у нее такой был, но она умела сделать вид, что один. А в чужой стране это особенно ценишь. В общем, провел я у нее ночь, заснул под утро, а она по делам ушла. И вдруг прибегает, будит, глаза вот такие, и говорит мне – беда, мол, ночью господина Боско убили и контору ограбили, полиция нашу команду разыскивает. В общем, понял я, что дело тухлое и надо сматываться, если не хочу остаток дней провести в камере с тропическими тараканами и чернокожими головорезами. И вот тогда я совершил свою главную подлость в жизни. Я быстро собрался, взял только деньги, документы, сговорился с одним типом, у которого был катер, и он отвез меня на материк. Документы, слава богу, визы – все это у нас было в порядке. Я без проблем взял билет на теплоход, который шел в Гамбург, и отбыл. Через месяц я вернулся в Ленинград. Вот, пожалуй, и вся предыстория.

– А история? – спросил Гуров.

Гузеев снял очки и усталым жестом протер глаза.

– Несколько месяцев назад в моем офисе раздался звонок, – произнес он почти бесстрастно. – И мужской голос сказал, что он вернулся и хочет получить свое. Это был голос Боско! Понимаете, оказывается, он жив! И еще он сказал, что найдет нас всех. Он ищет всю команду, понимаете? Он назвал сумму... Совершенно несуразную – три миллиона долларов. Предупредил, что если денег не будет, мне сделают несколько напоминаний, очень чувствительных, а если я и дальше буду упорствовать, то мне отрежут голову. Вот так, ясно и просто. А так как я человек упорный, но головы лишаться не хочу, то пришел к вам.

– Вы не сразу пришли к нам, – медленно сказал Гуров. – Рисковали жизнью, ждали напоминаний. Почему?

– Я никого не убивал и денег не крал, – сказал Гузеев. – Но признаться в том, что бросил на краю света товарищей, это слишком даже по нашим временам. Мне не хочется еще раз ломать свою жизнь.

Глава 4

Иваныч сошел на перрон и нетерпеливо оглянулся. Вокруг него точно муравейник разворошили – подхватив чемоданы, тележки, сумки, взад-вперед сновали люди. Кто-то приехал, кто-то уезжал, кто-то болтался просто так, без дела, и различить определенное лицо в этой мешанине было делом безнадежным.

– Подождем, – сказал себе под нос Иваныч и отошел в сторонку.

Достав из кармана пачку дорогих сигарет, он не спеша закурил, спокойно выдержав пытливый взгляд молоденького милиционера с пищащей рацией в правой руке. Ничего здешняя милиция знать про него не могла.

Конечно, выглядел он неважно – костюмчик на нем был все еще тот, в котором он гонялся по казахским степям. Как ни отряхивал он его, а вид все равно уже был непрезентабельный. К тому же отсутствие багажа у приезжего тоже выглядело странновато, но и по этому поводу Иваныч не переживал. Легенда у него была железная, и нервы слава богу. К тому же, помимо паспорта с московской пропиской, лежало у него в кармане удостоверение корреспондента «Московского комсомольца», липовое, но хорошо сделанное. Даже сейчас со столичными журналистами стараются не связываться. Так оно и вышло, как ожидал Иваныч. Милиционер посверлил-посверлил его взглядом, да и отвернулся, нашел объект поинтереснее – к вокзалу, горланя, двигалась компания южан в черных куртках, с перстнями на пальцах. К ним и заспешил милиционер, буркнув что-то в свою рацию.

Постепенно толпа на перроне рассосалась, и тогда Иваныч увидел того, кто должен был его здесь, в Тольятти, встречать. Худой, будто затянутый в корсет, блондин с непроницаемым узким лицом шел ему навстречу, и даже чемоданчик в его левой руке не покачивался в такт ходьбе, а висел как приваренный. Иваныч называл про себя этого человека Истуканом, хотя в глаза величал как все – Борисом. Из всей команды он был самым странным и непонятным. Никогда ничего о себе не рассказывал, никогда не пил ни капли вина, и все, что ни делал, выполнял пунктуально, аккуратно, с механистичностью, доведенной до совершенства. Ребята между собой поговаривали, что Борис – вообще не человек, и шеф выписал его из Японии, где давно научились делать таких роботов, что нипочем не отличишь от человека. Одним словом, неприятный был тип этот Борис, но, надо отдать должное, партнер он был исключительно надежный – работая с ним в паре, можно было ни о чем не беспокоиться. Никто еще не видел, чтобы у Бориса сдали нервы. Не то что тот же Палец. Стрелок он, конечно, от бога, но мозгов не больше, чем у воробья. Чем такой помощник, лучше вообще никакого. Только что о нем думать – Палец и Вик сейчас, наверное, уже катят в Крым. Шеф им отпуск обещал – сразу после дела. Понятно, что хочет убрать их с глаз долой на время, но все равно немного обидно. Кто-то на курорт едет, а кто-то пашет и пашет. Верно говорят, кто везет, на того и грузят.

Иваныч оторвался от столба, возле которого стоял, и шагнул навстречу Борису. Тот вытянул вперед узкую бледноватую ладонь. Они обменялись рукопожатием.

– Поезд опоздал на двадцать три минуты, – бесстрастно, но словно бы с упреком, констатировал Борис.

– Там в одном месте путеукладчик работал, – объяснил Иваныч. – Стояли минут двадцать. Ну да это не беда. А ты давно прикатил?

– Ночью. Самолетом, – сказал Борис. – Снял номер. Тебе надо переодеться.

– Сам знаю. Сначала купить надо, во что переодеться, – хмуро отозвался Иваныч. – И пожрать бы не мешало. Я со вчерашнего вечера не ел. Устал как собака. Всю ночь проспал. Как упал на полку, так и вырубился.

– Поесть можно на вокзале, – невозмутимо сказал Борис.

– На вокзале будешь свою девушку кормить, – отрезал Иваныч. – А у меня гастрит. С угрозой перехода в язву. Мне съедобная пища нужна. Берем такси и едем в ресторан. Или у тебя есть возражения?

Возражать Борис не стал. По его лицу вообще было непохоже, что он может возражать против чего-нибудь. Таксист подбросил их до ресторана, где они позавтракали. Разговора за столом практически не получилось. На вопрос Иваныча, нет ли вестей от шефа и не просил ли он ему чего-либо передать, Борис лаконично ответил, что шеф в порядке и ничего нового не говорил.

– Действуем по плану, – заключил он с воодушевлением автоответчика.

После ресторана Иваныч категорически заявил, что должен переодеться.

– Найдем приличный магазин, – решил он. – В таком виде я не могу валять ваньку. Мне нужен хороший костюм и солидный галстук. Башмаки тем более надо поменять.