Свинцовый аргумент Леонов Николай

Дацук стоял у окна. Форточка была широко распахнута. На обшарпанном подоконнике лежала стильная черная «восьмиклинка». Расстегнув пиджак и откинув полы за спину, он курил сигарету, заложив обе руки в карманы. При появлении Гурова майор неохотно оглянулся.

– Приветствую, Лев Иванович, – спокойно ответил он, прекрасно зная, зачем пришел Гуров и как будто бы не имея ничего против его визита.

– Как поживает наш полковник? – спросил Гуров, надеясь на долгий обстоятельный разговор и при этом подыскивая местечко, куда можно было бы приземлиться.

– А как он может поживать? – пожал плечами Дацук. – Не жалуется. Вы к нему на свидание сходите, он вам там все и расскажет. Условия содержания у нас для всех одинаковые.

Дацук говорил жестко, отрывисто, но явно размышлял при этом еще и о чем-то своем. У него был крайне изможденный вид.

– А я там уже был, – Гуров направил пронзительный взгляд на собеседника. – Кстати, узнал от него самого, что он не совершал никакого преступления.

– Серьезно?! – Дацук в самом деле был немало удивлен, услышав такое откровение. – А что же это вы так быстро поверили его словам? Откуда вам может быть известна истина? – парировал он, тоже вонзив в Гурова пристальный взгляд.

Гуров молча осмотрел небогатое имущество кабинета и, не дожидаясь предложения, сел на скрипучий стул у входной двери, откинувшись на высокую спинку.

– Слухами земля полнится, – сказал он, и в его словах прозвучала некоторая досада на то, сколь небрежно готов распорядиться этот рубоповец человеческой судьбой.

– Вы по какому поводу ко мне?

Дацук стоял вполоборота. Казалось, он одним глазом наблюдает за тем, что творится за окном, а другим за пришедшим к нему полковником.

– Я бы хотел узнать: на какой стадии его дело? Как продвигается следствие?

– А для чего это вам? – задал прямой вопрос Леонид Аркадьевич. – Вы ведь прекрасно знаете, что я не могу вам ничего сказать. Да и вы бы мне не сказали, если бы я к вам пришел. Так ведь?

Дацук вынул из кармана руку, извлек сигарету изо рта и стряхнул пепел в стоящий рядом цветочный горшок.

– Леонид Аркадьевич, Крячко невиновен, и, вместо того чтобы искать улики против него, предлагаю вам вместе со мной поискать против кого-нибудь другого.

– Вы офонарели?.. – Дацук даже немного покраснел от волнения, приняв слова Гурова за какую-то хитрую провокацию, устроенную для него начальством. – Вас генерал Орлов уполномочил на такое предложение? Что за сотрудничество в этом деле вы мне предлагаете?

Гуров решил более не усугублять положения, немного приоткрыв для себя завесу, под которой скрывался истинный характер Леонида Аркадьевича.

– Просто я не уверен в том, что он мог это сделать, – постарался развеять беспокойство собеседника полковник. – Надо совершенно не знать Станислава, чтобы обвинять его в подобном.

– В каком «подобном», Лев Иванович? – Дацук буквально побагровел. – Извините, но вы как с Луны свалились! Ей-богу!.. Дело Крячко уже передано в суд. Я вообще в настоящий момент другими вопросами занимаюсь.

С каждым словом майора ситуация усложнялась. Оказывается, все было давно уже кончено, и в этот кабинет Гуров пришел не по адресу.

– Крячко – убийца и насильник, – продолжал свою гневную тираду Дацук. – Все против него. Какие вам еще доказательства нужны? Хотите – идите в суд и ознакомьтесь с делом. Это не возбраняется!..

Дацук резко и небрежно указал полковнику на дверь, и при этом у него нервно задергались одновременно глаз и щека. Наверное, майор искренне надеялся на то, что Гуров сейчас же встанет и выйдет из его кабинета, удрученный и раздавленный печальным известием. Но нужно было совсем не знать сыщика: в такие минуты он, напротив, не отступал ни на шаг.

– Как же вам удалось так быстро во всем разобраться? – строго спросил Гуров, даже не думая подниматься и уходить из кабинета.

– А у нас план, – Дацук поднял руку и небрежно захлопнул форточку. – Поквартальная раскрываемость. Знакомый термин?

– И что, ни сучка ни задоринки в деле? – не отступал Гуров.

– На полную раскрутили, – помолчав, презрительно подытожил Дацук.

Он поднял с подоконника «восьмиклинку», стряхнул с нее осевшие крошки пепла и вернул на прежнее место.

– Так что мой вам совет, – он как-то ехидно усмехнулся. – Ищите себе другого напарника. Этого вам не увидеть лет двенадцать, я думаю.

– Торопитесь. Ох как вы торопитесь! – Гуров поднялся и завел за спину могучие руки. – Аж голова кружится.

– Водички не хотите? – спросил Дацук и тут же почувствовал, что переступил какую-то невидимую грань, после которой люди если и не становятся непримиримыми врагами, то уж о человеческих отношениях говорить точно не приходится. И у него не удержалось на языке откровение, которое он много лет уже носил в себе, но просто не было возможности высказать открыто все, что накипело в душе относительно пожизненной безнаказанности людей в погонах. – Довольно терпеть этих раздолбаев! Вы только взгляните, что они творят с людьми... Они их калечат!

– Крячко – человек абсолютно честный, – взревел Гуров.

Они встали друг против друга и сурово посмотрели в глаза. Дацук не допускал и мысли, что Гуров может совершить неуставное действие, и поэтому гневно, обличительно пояснил свою позицию на случай, если полковник счел, что он ослышался:

– Тем более позор. Полковник!.. Оборотень в мундире, пятнающий честь нашей службы. Мне стыдно за ваше управление. Что до сих пор...

Майор запнулся. Гуров слегка наклонил голову, чтобы заглянуть в глаза собеседнику. Ему на мгновение показалось, что Дацук его побаивается. Он только не мог понять, насколько силен его страх. Это было так мимолетно, что полковник даже с недоверием отнесся к тому, что увидел собственными глазами. Провести Гурова на сей счет было практически невозможно. Он тонко знал человеческую психологию. Сейчас он меньше всего ожидал такой реакции от человека, немало повидавшего на своем веку, и даже несколько смутился, урезонив свой деструктивный пыл.

– Леонид Аркадьевич, – вдруг тихо сказал он. – А какие у вас доказательства виновности Крячко?

– Я думал, что насчет доказательств мы уже разобрались, Лев Иванович, – ответил Дацук.

Они еще несколько секунд постояли, глядя друг другу в глаза, и медленно разошлись. Дацук обошел стол и встал у дальнего края, словно что-то забыл и никак не мог вспомнить, что же именно.

– С материалами дела вы мне, как я понимаю, тоже не дадите ознакомиться? Да их у вас и нет, – важно покачал головой Гуров и снова поднял на Дацука тревожные и вместе с тем спокойные глаза, обратившись к нему с просьбой: – Ну, хоть в одном-то вы мне можете помочь?

– Внимательно вас слушаю, – непреклонным официальным голосом откликнулся майор.

– Мне нужны имя и адрес погибшей.

Не выпуская из-за спины рук, Гуров сделал твердый шаг в направлении рабочего стола рубоповца.

– Сейчас, – по-хамски кивнул Дацук. – Ступайте в морг, полковник. Там и выясняйте.

Он сел к столу, наморщил лоб, но было ясно, что Гуров все же выбил его из рабочей колеи. Майор напрочь забыл, о чем думал две минуты назад. Выражение его лица сделалось крайне озадаченным и вместе с тем кислым.

– Одного я не пойму, – майор развалился в кресле, внимательно всматриваясь в черты лица своего визитера. – Скажите мне, Гуров, какое отношение вы имеете к этому делу?

– Будем считать, что никакого, – выдержав недолгую паузу, недобро ответил тот. – Однако Станислав – мой друг.

Дацук поднял брови.

– Ну, тогда я тем более не могу вам ничего открыть, – было видно, что он торжествовал. – Тайна следствия, так сказать. Сами понимаете. – Потом он еще немного поразмыслил, убедился в том, что Гуров дал ему вполне правдивую информацию, но для верности уточнил: – А в принципе...

Гуров не понял его вопроса, и тогда Дацук охотно пояснил ему суть высказывания, вновь выбравшись из-за рабочего стола и обойдя его по периметру. С заинтересованным видом майор присел на краешек крышки.

– Ну, вы друзья, – очертил он круг предлагаемых обстоятельств, выясняя что-то, совершенно не требующее объяснений, словно продолжая вести следствие. – Вы что, так обязаны ему, что ли? Зачем вы лезете не в свое дело? Почему вы так отважно защищаете его? Вы ведь понимаете, что своими действиями в конечном итоге добьетесь того, что дело могут вернуть на доследование, и тогда уже непосредственно к вам могут возникнуть некоторые вопросы?

– Да неужели? – хищно спросил Гуров. – Не шутите со мной, майор. Не советую.

Но Дацука это высказывание нисколько не урезонило. Он уже мысленно дополнял дело новым фигурантом, чем не забавлял Гурова, как это было буквально пару минут назад, а раздражал.

– Почему вы пришли ко мне, Лев Иванович? Зачем вы задаете мне все эти вопросы? У меня, например, начинает складываться мнение, что вы хотели бы оказать влияние на ход оперативной разработки, – он демонстративно погрозил Гурову пальцем. – И это настораживает, Лев Иванович. Очень настораживает...

– Майор, мы не дети и знаем всю правду, – Гуров спокойно смотрел на то, как перед ним самым бесстыдным образом паясничает этот клоун, и у него перманентно возникало желание ткнуть шута кулаком под ребро. – Полковника Крячко подставили. Так ведь? Это видно из материалов следствия, и боюсь, что вы... Не хотите замечать очевидного, – выдохнув, Гуров немного расслабился. – И это печально.

– Вы меня извините, Лев Иванович, – Дацук уже устал от бессмысленного разговора, – но у меня дела. Если у вас есть жалобы относительно моих профессиональных действий, то это к моему начальству. Дверь напротив.

Гуров понял, что он выбрал слишком мелкий снаряд для того, чтобы пробить броню. Его встреча с майором изначально не склеилась. Надо было уходить.

– Ну что ж, Леонид Аркадьевич, – сказал полковник так, чтобы Дацук понял – это не последняя их встреча. – Разговор у нас с вами вышел содержательный.

– Рад вас огорчить, – с недобрым блеском в глазах усмехнулся тот.

– Держитесь крепче за свое кресло, Дацук, – с любовью, словно смакуя виноград, предостерег майора Гуров и шагнул к выходу. – Имейте в виду, оно уже немного пошатнулось под вами. Если я возьмусь за это дело, скажем так, параллельно, то обещаю вам в скором времени поднять вопрос о вашем служебном соответствии занимаемой должности. Или, вернее, о несоответствии. С этого дня берегитесь меня. Это мой вам совет. Как и вам, мне никто не запретит вести дознание в этом направлении. Всех благ.

– Я вас очень понимаю, товарищ полковник. А сейчас извините, дела. Всего доброго.

Гуров вышел из здания РУБОПа, на ходу набирая на мобильнике номер, а уже через несколько секунд до него донесся знакомый голос Регины Исмаиловны Израилит.

– Регина Исмаиловна? Гуров беспокоит...

Устроившись на водительском месте своего «Пежо», полковник спокойно закрыл за собой дверцу.

– Ой, Лева, какой ты умница, что позвонил. У меня есть чудесный сюрприз для тебя. Мне привезли потрясающее вино прямо из Иерусалима. Ты должен непременно его попробовать.

– Спасибо, Регина Исмаиловна. Обещаю вам. Но сейчас у меня к вам один очень интересующий меня вопрос. Мне просто необходима ваша помощь.

И Лев Иванович очень сжато, в общих чертах поведал женщине о совершенно нелепом и диком казусе, приключившемся со Станиславом. Регина Исмаиловна, как и многие другие, кто работал с Крячко лично, считала его воплощением честного человека и настоящего профессионала. Гуров уже лет десять знал эту женщину. Она была начальником отдела судебно-медицинской экспертизы Главного управления. Через нее проходили все переданные в суд материалы. С ней Гуров вплотную сотрудничал по нескольким делам, и со временем между ними сложились очень доверительные и даже товарищеские отношения.

В разговоре полковник уточнил имя погибшей, проходившей по делу Крячко, – ею оказалась студентка исторического факультета гуманитарного университета Наталья Пискунова. От Израилит он узнал также адрес общежития, в котором проживала Наташа, и фамилию сокурсницы покойной, с которой они делили комнату в общежитии. Подругой Натальи оказалась некто Светлана Олещенко. С ней Гуров созвонился и назначил время и место встречи с тем расчетом, чтобы не отвлекать девушку от запланированных на день дел. Встретиться решили в фойе университета в час дня.

Завершив все эти нехитрые телефонные переговоры, Гуров повернул ключ в замке зажигания, запустил двигатель и направил свой верный «Пежо» в управление. Однако по дороге он счел нелишним завернуть к зданию суда, где отыскал Владимира Лихового, бывшего своего однокурсника и мастера спорта по дзюдо, которому и было передано дело полковника Крячко. Гуров поговорил с ним, полистал дело, отксерокопировал заключение судмедэкспертов и к десяти часам уже отмеривал широкие шаги по коридору Главного управления уголовного розыска, торопясь на встречу с Орловым, которого он мог и не застать, явись на пять минут позже. Петра Николаевича вызывали наверх.

Гуров открыл дверь кабинета генерала и мысленно сбросил со своих плеч все то, что на языке чиновников называется служебными отношениями. Это трудно поддавалось какому-либо объяснению, но в кабинете Орлова Гуров становился другим. Более открытым, спокойным, таким, каким и привык его видеть сам генерал.

– Петя, я к тебе, – негромко сказал Гуров. – Эти уроды из РУБОПа совсем нюх потеряли.

Генерал перекладывал из стопки в стопку служебные записки, рекомендации, анкеты, наградные документы личного дела Крячко, сортируя их по какому-то своему принципу. Рядом с ним на столе лежал пустой раскрытый старенький скоросшиватель. В руках Орлов держал шариковую ручку. Он что-то старательно помечал на полях пожелтевших от времени документов.

– По бабам меньше бы бегал, нечего и нюхать бы было, – полетел в Гурова встречный камень раздражительности. Генерал укоризненно взглянул на сыщика поверх очков в серебряной оправе и, слегка прищурившись, пригласил его в кабинет, указав кончиком шариковой ручки место поближе. – Садись и рассказывай, как там все было. И в темпе давай. Времени в обрез. – Орлов был возмущен, но умело сдерживал собственные эмоции. – Начальство за задницу дергает. Что там у вас с Крячко, орет, случилось? Он что, мол, совсем обалдел?

Генерал придирчивым взглядом проследил за Гуровым, оценил, что тот не прячется на задки, а садится прямо, на переднем рубеже, напротив своего руководителя, значит, психологически дает понять, что вышло явное недоразумение, и самая важная задача сейчас – выручать Станислава.

– Петя, ты не прав, – спокойно заявил Гуров. – Стас ни в чем не виноват. Так вышло. Кто-то подставил его. И очень ловко. Если ты можешь и работать, и слушать, я тебе много интересного наговорю. Занят? – немного напряженно спросил он, внимательно заглянув Петру Николаевичу в глаза и пытаясь понять, что он на самом деле про все это думает.

Орлов снова переключил свое внимание на бумаги. Он аккуратно сложил их в стопку, подровнял, грохнув ее торцом по крышке стола, отложил всю эту пирамиду подальше от себя и настроился на неприятный, но неизбежный разговор.

– Совещание в двенадцать, – невесело сказал он и тут же пояснил: – К министру на ковер. Пороть будут за нашего героя. Они же верят всему, что несут эти рубоповцы, – Орлов нажал кнопку на селекторе внутренней связи. – Вера, я занят. Ко мне никого не пускать... Давай, расскажи мне хоть что-нибудь, чтобы я там не сидел, как истукан, когда на меня попрут.

– Значит, так. Изложу все, что знаю, – Гуров придвинул к себе пепельницу, поставил ее перед собой. Затем медленно достал из кармана пачку сигарет, положил рядом с пепельницей, все это время напряженно думая, как и с чего начать. – Сразу скажу: дело – дрянь. Но мы можем вытащить Стаса. Я больше чем уверен в этом.

Орлов очень осторожно отер платком лоб и шею, затем краешек рта. Платок он не убирал, а только спрятал в глубине кулака.

– Что там эти сыщики накопали? – спросил он усталым голосом.

– Что увидели, то и накопали. Пойди докажи им что-нибудь другое, – недобрым и серьезным тоном, как бы между прочим посетовал Гуров.

Орлов снял очки и положил их на стопку бумаг.

– Кто ведет дело?

Гуров извлек из пачки сигарету, сунул ее в зубы. Затем достал из кармана зажигалку, но вопрос Орлова его отвлек, и он, не прикурив, ответил:

– Майор Дацук. Я уже был у него.

Медлительными движениями пальцев генерал сложил вместе дужки очков и для большей устойчивости перевернул их вверх стеклами.

– И как? – бесцветно поинтересовался он.

– Поверить не могу, что в РУБОПе еще такие работают.

Когда Гуров отвечал, сигарета в его губах подрагивала. Он держал в руке зажигалку, но никак не мог поднести ее к кончику сигареты. Орлов помассировал виски, долго и неторопливо пробегая по ним узловатыми пальцами. Осторожно отер внутренние уголки уставших от продолжительного и не очень интересного чтения глаз.

– А что такое?

– Да ну его! Он какой-то ненормальный. Честное слово, Петя. – Гуров наконец небрежно откинул крышку зажигалки и рванул на себя кремень большим пальцем правой руки. Вспыхнуло пламя. – Такой и расстреляет, рука не дрогнет. Охочусь, говорит, на оборотней в погонах, и все. Дескать, не мешай ему.

Генерал сердито сбросил лежавшие на столе бумаги в папку, закрыл ее и, аккуратно завязав тесемки, сунул в верхний ящик стола.

– Что у него есть? Меня интересуют прежде всего доказательства. Реальные, Лева.

Несложно было предположить, что Орлову очень не понравилось, как ведут себя коллеги из смежного ведомства по отношению к его подчиненному. Гуров и не сомневался в подобной реакции генерала. Он поднес зажигалку к сигарете, втянул в себя облако табачного дыма, затем захлопнул крышку зажигалки и убрал обратно в карман.

– У него много всего. Например, водка, которую Крячко употреблял вместе с госпожой Пискуновой. Одежда убитой, разорванная в клочья. А в завершение всего этого у него есть еще и сам пан Крячко. В беспамятстве и без штанов посреди комнаты, где произошло преступление. – Выкладывая факт за фактом, Гуров изредка потирал лоб, стараясь не акцентировать внимание на своих эмоциях. – И все это грамотно запротоколировано, Петя. Понятые, судмедэксперты... На теле Пискуновой побои, на Крячко следы сопротивления. Как говорят, оказанного со стороны покойной. Сейчас проводят биологическую экспертизу. Аптечка с лекарствами тоже приобщена к делу. Из нее Стас доставал препараты и совместно с употреблением спиртного врачевал ими погибшую. Как считает Дацук, Стас побоями и уговорами склонял девушку к интимным отношениям.

Орлов, внимательно слушая собеседника, откинулся на спинку кресла, взял со стола ручку и принялся медленно, привычным и вместе с тем механическим движением вертеть ее между пальцев.

– Третьего с ними не было? – спросил он.

Гуров затянулся, пожевал облачко белого дыма, словно оно было сахарной ватой, и отнял от губ сигарету. Выпустил дым в сторону, бросив короткий невидящий взгляд на Орлова.

– Нет. По крайней мере он не оставил никаких своих следов или отпечатков пальцев. Есть беспорядок в коридоре, но поди разберись сейчас, кто его устроил. Следы, по заключению кинолога, принадлежат только Крячко и Пискуновой. Входная дверь была закрыта. Оперативники топором ее взламывали.

Орлов снова отер выступившую на лбу испарину и снова убрал свой белый платок в могучий кулак.

– И при этом Стас невиновен? – вопросительно сказал он.

Гуров еще несколько раз затянулся, жадно и глубоко, затем коротким движением стряхнул в пепельницу кроху пепла.

– Ну что за вопрос? Конечно, нет. Это кем-то умно спланированное убийство, только и всего. Крячко был просто подставлен под удар. А вот в том, как это было сделано, надо разбираться.

Орлов надолго задумался. Он мысленно оценивал сложившуюся патовую ситуацию. Где-то в глубине его сознания, следуя многолетней сыскной привычке, намертво оседали факты. Орлов всегда ясно представлял, как устроена реальная жизнь. Поэтому в его сознании сейчас формировалась другая, и очень подробная, картина, не та, которую описывал ему Гуров, а та, которая имела место на самом деле. В голове Петра Николаевича создавалась почти осязаемая действительность, где присутствовал очень изворотливый преступник.

– Ловко. Очень ловко, – в конце концов вымолвил он.

Гуров монотонно продолжал попыхивать сигаретой.

– В тот вечер, когда девушка погибла, – сказал он, – Стас отметелил за нее каких-то четверых подонков. Наркоманов. Есть вероятность того, что один из них как-то проник в квартиру, каким-то образом добавил, когда Крячко отвлекся, в стакан со спиртным некое быстродействующее вещество, след которого не был обнаружен в его крови, и преспокойно сделал все остальное.

Задумавшись, Орлов слегка заскрипел своим креслом, немного изменив положение тела и головы.

– А водка? – спросил он. – Анализ, заключение экспертизы?

Гуров чуть отодвинул от себя пепельницу, затем принялся, изредка на нее поглядывая, медленно вращать по часовой стрелке.

– В том-то и дело, что водка нормальная. И в руки бутылку брал тоже сам Стас. Никаких посторонних следов на ней обнаружено не было.

Гуров бросал взгляд то на пепельницу, которая совершала под его пальцами какое-то завораживающее мистическое действо, то на кончик сигареты, торчащей здесь же, между указательным и средним пальцем, то на внимательно слушающего его Орлова. Генерал надел на кончик ручки прозрачный колпачок и сунул ее в органайзер, стоявший посреди его стола рядом с перекидным календарем, в который был вставлен миниатюрный российский триколор.

– Основательная подготовка, – он как будто не знал, что и сказать. – Тут и мне есть над чем подумать.

Гуров степенно прикладывал сигарету к губам, затягивался, убирая глаза от струящегося сигаретного дыма.

– Поскольку в деле улик больше чем достаточно, его сразу же передали в суд. Сегодня утром по своим каналам я с ним ознакомился.

Орлов бросил короткий проницательный взгляд на Гурова.

– Ну что я скажу, – подытоживая, заговорил генерал. – Дело это, мягко говоря, хлопотное, но... Наш товарищ, кадровый офицер, имеющий правительственные награды... Нельзя давать этому делу ход. Надо вернуть его на доследование. Чего бы это ни стоило нам. Дело сфабрикованное – это ясно. Берись за него сам, Лева. У меня отказа не будет ни в чем. Как говорится, чем смогу, помогу.

Гуров подобрал ноги, и Орлов только сейчас заметил, что все это время полковник сидел в довольно напряженной позе, словно уже отстаивал Крячко перед присяжными заседателями. Он в последний раз затянулся и затушил сигаретный окурок.

– Хорошо, – не раздумывая, согласился он.

Орлов покашлял в кулак и спросил:

– Люди нужны? Говори сразу. Ты ведь привык к работе с напарником?

– Пока нет, – ответил Гуров. – Но дело в том, что у нас тоже как бы производственный процесс... Поэтому я прошу тебя дать мне четыре дня. Отпуск, скажем, по семейным обстоятельствам.

Сказав так, Гуров вернул пепельницу на стол генералу, тот переместил ее дальше, на край стола, искоса посмотрев, на месте ли корзина для мусора, чтобы после ухода полковника в нее можно было вытряхнуть окурок и пепел.

– Возьми лист бумаги и пиши, – распорядился Орлов. – Я подпишу его после. Через неделю жду вас обоих в моем кабинете. И так работать некому, – недовольным тоном напутствовал он подчиненного.

Гуров забрал со стола пачку сигарет, убрал ее в карман и смахнул с полированной крышки стола рыжие крохи табака. Через пару минут рапорт был готов и представлял собой просьбу предоставить полковнику Гурову краткосрочный отпуск по нижеизложенным обстоятельствам. Поставив жирную точку в документе, Гуров выпрямил спину и вернул Орлову его ручку с прозрачным колпачком.

– Разрешите идти, товарищ генерал? – полковник нахмурил брови и вскинул к виску пятерню, иронично отдавая честь.

– Ты смотри, держи меня в курсе всех твоих дел, – как всегда, больше для проформы отозвался Орлов. – Понимаю, что ты человек самостоятельный, но все-таки я твой начальник. Что собираешься предпринять в первую очередь?

– Хочу побеседовать с подругой погибшей, – не стал скрывать Гуров. – Сам понимаешь, подростки есть подростки. Всегда найдется кто-нибудь, кто что-нибудь видел или слышал.

– Побеседуешь и сразу ко мне.

– Не выйдет, Петя, никак не выйдет. Но, как бы то ни было, ты постоянно будешь в курсе всего происходящего.

– Как я тебе завидую, Лева, – не к месту бросил Орлов.

Гуров удивленно вскинул брови.

– Здрасте. И давно?

– Сходи ты за меня к министру.

– Нет, Петя, – полковник улыбнулся. – Гурову – гурово, а генералу – генералово. Ничем не могу тебе помочь.

– Ну тогда ни пуха ни пера, – забрав рапорт, бодро ответил Орлов.

Он бегло прочитал документ, потом убрал его в стол. Прочитал не потому, что не доверял Гурову, а просто по привычке, которую выработал сам в себе за годы кабинетной работы.

– Тебе ни пуха ни пера, – напомнил Гуров о том, что Орлова уже наверняка ждут в министерстве. – А мне – скатертью дорога.

Дорога до университета заняла у Гурова не больше тридцати пяти минут. Он остановился на забитой автомашинами стоянке, запер свой «Пежо» и отправился в фойе университета. До встречи со Светланой Олещенко оставалось всего несколько минут. Гуров вошел в фойе, показал удостоверение вахтерше, коротко объяснил, кто он, затем расположился у двери, ведущей на улицу, поджидая свою потенциальную собеседницу.

Вскоре прозвучал звонок, и фойе наполнилось молодежью. Заложив за спину руки, Гуров важно прохаживался у дверей вуза, поджидая Светлану. Прошло еще несколько минут, прежде чем он издали заметил невысокую худенькую девушку в кожаной юбке и легкой осенней куртке. Это были те самые приметы, по которым он без труда узнал ее. Светлана так и описала себя в телефонном разговоре. Через плечо у девушки висела черная сумочка, в руке она несла общую тетрадь.

Светлана спустилась по широкой лестнице, ведущей на первый этаж университета, и пошла к выходу. Гуров сделал шаг навстречу, одновременно слегка перегородив дорогу, а когда она подошла, предъявил свое удостоверение.

– Здравствуйте, – немного устало сказал он. – Меня зовут Лев Иванович Гуров. Я – старший следователь по особо важным делам, работаю в Главном управлении уголовного розыска. Если помните, мы с вами договорились о встрече.

– Здравствуйте, – задорно ответила девушка. – Меня зовут Света, и я не забываю о том, о чем договариваюсь.

Гуров оценил ее внешность. Светлана оценила его стальные мускулы, скрытые под однотонной белой майкой без надписей.

– Вы, как я понимаю, догадываетесь, что разговор пойдет о вашей подруге Наталье Пискуновой? – спросил Гуров, внимательно посмотрев на молоденькую кокетку. Волосы девушки были выкрашены в ярко-рыжий цвет, в то время как ее глаза были бездонно-голубыми. Весьма странное сочетание.

– Догадаться нетрудно. Об этом сейчас весь университет гудит, – все тем же задорным тоном ответила девушка.

Тетрадь с расписанием занятий она забросила в сумочку, быстро застегнула на ней замки и повесила обратно на плечо.

– И о чем же таком гудит ваш университет? – поинтересовался Гуров с нескрываемой иронией, и они вместе двинулись к выходу.

Сыщик не без удовольствия смотрел на этот пчелиный улей.

– Ну... Наташу ведь убили?.. Или нет? – многозначительно произнесла Светлана. Подходя к двери, девушка попрощалась с сидевшей на вахте пожилой женщиной, после чего открыла тяжелую дверь, предлагая Гурову выйти первым. – Будьте любезны, – улыбнулась она.

Гуров рассмеялся и кивнул.

– Весьма признателен, – поблагодарил он и, уже оказавшись со Светой на улице, добавил: – Все так. Ее действительно убили, и я пытаюсь выяснить, кто это мог сделать. Поэтому мне нужны некоторые подробности ее жизни.

– Мы уже все были готовы к тому, что нас затаскают по милициям. И особенно я, – веселясь чему-то, сказала Светлана, хотя Гуров не услышал в ее словах ничего такого, что могло бы вызвать смех.

На крыльце Светлана сунула входящей в институт девушке несколько компакт-дисков, при этом ничего не сказав ей. Гуров едва успевал следить за ее быстрыми движениями.

– Я из милиции, – спускаясь вслед за девушкой по ступеням, машинально заметил он. – Но никого неволить не собираюсь.

– Честно говоря, я не знаю, что вас конкретно интересует.

Тон Светланы стал таким, как будто ее отвлекают на бессмысленное дело во время глубокого сладкого сна. Ей совершенно не хотелось сейчас говорить ни про смерть, ни про розыск... Ей просто хотелось гулять. Она спустилась по мраморным ступеням на тротуар, усеянный опавшей листвой, и жалобно оглянулась. Сентябрьское солнце неярко светило в выбеленном осеннем небе. Вдоль бордюров дороги длинной неширокой полосой желтели маленькие березовые листья. Ветер перегонял их от одного края дороги к другому. В листве валялись пластиковые стаканчики, пустые полиэтиленовые пакеты, окурки и пробки от бутылок. Судя по всему, молодежь как умела, так и отметила начало учебного года, не отходя от стен родного образовательного заведения.

– А вы расскажите мне немного о ней, – просто сказал Гуров. – О ваших отношениях. И все. – Он попутно задал Светлане первый вопрос: – Что, например, она была за человек? С кем дружбу водила?

– Со мной, – бойко и деловито ответила девушка, увлекая за собой Гурова.

Она прытко перебежала через дорогу, по которой непрерывно неслись автомашины, хотя здесь не было ни светофора, ни пешеходной «зебры», и жестом позвала мужчину за собой. Только последовав за ней, Гуров понял, что путь его спутницы лежит к небольшому летнему кафе, расположенному на противоположной от вуза стороне улицы. Девушка, балансируя, пробежала по бордюрному камню несколько шагов, затем перепрыгнула через широкий газон на тротуар и снова обернулась. Трава на газоне была плотно притоптана. По ней пролегали многочисленные тропки.

Гуров с неподдельным интересом следил за Светланой. Как она глядела, какие жесты использовала, общаясь с ним и с другими людьми. Он мысленно моделировал картину ее характера.

Полковник, не торопясь, перешел улицу и, встав у бордюра, наклонил голову набок и сухо улыбнулся. Он не спешил и этим словно испытывал ее терпение. Попытка Светланы отделаться от него была совершенно напрасной. Пока полковник Гуров не закончит свой допрос, он не даст ей далеко от него оторваться. Лев Иванович не хотел об этом говорить, но поведением своим давал понять, что предпочитает неспешность в сыскных делах и подобного рода беседах.

– С вами, – утвердительно кивнул он. – Замечательно. А вот с этого места, пожалуйста, подробнее, – остановив этими словами Светлану, он неспешным шагом приблизился. – Сколько лет вы с ней дружили? Как вы дружили?

– С Наташей мы дружили десять лет. Еще в школе сидели за одной партой, – печально начала Светлана и пожала хлипкими плечами. – Потом обе приехали в Москву, поступили в универ, на один и тот же факультет. Вместе сняли комнату. Может быть, я и ошибаюсь, но, как мне кажется, я была ее самой близкой подругой.

Света направилась ко входу в кафе. Гуров, слегка отставая, словно пытаясь замедлить ее шаг, двинулся следом.

– Странным она была человеком, – словно глядя в солнечное сияние, девушка погрузилась в приятные для нее воспоминания. – Она как будто играла все время кого-то. С кем была близка, того и играла. Например, помню, в десятом классе мы на дискотеке познакомились с питерскими байкерами. Косухи, банданы, перстни... Все как положено, короче. Наташку это так увлекло, что через пару дней у нее дома был целый склад такой вот атрибутики. Она неделю разъезжала с ними на мотоциклах, потом познакомилась с одним из них поближе. Ну, стала как бы его девушкой. Потом байкеры уехали. Она горевала, конечно... Целых три дня горевала, но тут идем мы как-то по улице, а прямо у нашего дома укладывают асфальт. Парень работает с отбойным молотком. Рыжий такой, в оранжевом комбинезоне на голое тело. Фигура, конечно, богатырская... И все! Пролетарская любовь! Целых пятнадцать дней она по нему сохла. Ходила в ситцевых платьях и скромных юбках... Потом были иностранцы какие-то, потом гид-переводчик, потом... Ну и так далее. Потом универ. У нас историю Средних веков преподавал двадцативосьмилетний молодой человек, недавний аспирант. Надо ли говорить, что после этого Наташка начала появляться в темном английском костюме и даже вспомнила, что у нее зрение минус один.

Светлана на ходу достала деньги. Она одновременно успевала и рассказывать Гурову о своей подруге, и отсчитывать деньги на покупку бутылки пива.

– А скажите, Света, были ли у нее в этих любовных похождениях или романах, как вам будет угодно их назвать, интимные отношения с ее избранниками?

Гуров все время пытался по ее реакции увидеть, какой была в жизни ее подруга Наталья.

– Питерский был у нее первым, – не скрывая, ответила девушка. – В смысле первым мужчиной. То, о чем вы спрашиваете. С Генкой рабочим, она рассталась, потому что он их потребовал. И требовал очень грубо. А с Валентином Николаевичем, например, у нее была чисто платоническая любовь. Это точно. У него были очень влиятельные мама с папой и беременная жена, ко всему прочему. Так что в каждом случае были свои нюансы. Наташка была неплохой девушкой... В том смысле, что она никогда не стремилась вмешиваться в чужие отношения. Но, повторяю, я всегда знала обо всех ее похождениях. – Почти на ходу Светлана бросила в кассу несколько десяток, и через пару секунд перед ней возникла холодная, почти заиндевевшая бутылка пива.

Гуров в этом повествовании сразу же отметил для себя деталь, которая требовала уточнения.

– А что вас сближало все эти годы? – осматриваясь, спросил он. Сидеть за столом ему не хотелось, да и пиво пить со студенткой он бы не рискнул. Однако приходилось усмирять свои личные желания и учитывать желания собеседницы.

Знаком девушка указала, что ей необходимо снять с бутылки крышку. Продавщица молча исполнила ее просьбу.

– А вы думаете, что мы такие уж разные? – вопросом на вопрос ответила девушка. Она бегло заглянула под пробку, но под крышкой ничего не оказалось, и Светлана оставила ее на прилавке. – Просто мне повезло. Я нашла человека, который с избытком компенсировал мне недостаток романтики. Ведь она на самом деле романтики искала.

Светлана на ходу сделала пару жадных глотков, прошла несколько шагов, выбрав первый попавшийся столик, и водрузила на него бутылку. Достала из нагрудного кармана пачку жевательной резинки, положила ее рядом.

– Правда, один раз я за нее испугалась.

Указательным пальцем девушка показала Гурову, куда ему сесть, и полковник, не скрывая усмешки, кивнул и сел. Он повиновался во всем и, наверное, поэтому чувствовал себя сейчас немного болваном рядом с этой столь юной особой.

– Почему? – Гуров невольно ощутил в дуновениях ветра стылую осень.

От холода у Светланы немного зарумянились щеки.

– Мы как-то с моим парнем шли по Тверской, – негромко сказала она, искоса поглядывая на Гурова. – Покупали подарки, и я увидела Наташу с одним странным человеком. Он действительно был очень странный. С виду вроде бы ничего, симпатичный... Можно даже сказать, красивый. Знаете, эдакий Мефистофель лет двадцати пяти. Но он мне почему-то сразу не понравился. Взглядом своим или... Не знаю, – Светлана пожала плечами.

– Давно это было? – заинтересованно спросил Гуров.

Он слегка приподнял голову и, чтобы поудобнее устроиться, придвинул под себя пластиковый стул.

– Не очень. Мой парень тогда сказал, что у Натахи – наркоман. Меня как обожгло. Думаю, а ведь точно наркоман. Губы синие, глаза как точечки... Вечером в общаге я ее прямо спросила, кто этот парень. А она начала говорить, что он сам прицепился на улице. Что он ей чужой... Но я видела, что она врет. Понимаете? Она мне соврала. Это было впервые. Мне!

Неожиданно у Светланы зазвонил сотовый телефон. Она на ощупь отключила аппарат и преспокойно продолжила разговор с Гуровым.

– А вы думаете, что прежде она всегда была с вами откровенна? – Полковник сложил на столе могучие руки, которые до этого что-то непроизвольно чертили по пластиковой крышке.

– Всегда, – уверенно заявила молоденькая собеседница. – Я вижу, когда человек врет. Особенно тот, кого я давно и хорошо знаю.

Светлана с удовольствием сделала большой глоток бодрящего холодного напитка, молодецки крякнула и отерла влажный рот рукавом. Затем достала жевательную резинку и отправила ее за щеку.

– А на следующий день после нашего разговора с нее сполз английский костюм. Она пришла на занятия в джинсах «Милитари». – Светлана снова приложилась к бутылке, ловкими пальцами хватая ее почти за самое донышко, как вполне опытный любитель пива.

– И что?

– И в джемпере с длинными рукавами, – подытожила Светлана так, словно Наталья совершила святотатство.

Откровенно говоря, Гуров не видел в этом великого криминала, но на всякий случай понимающе кивнул, а лицо его исполнилось неподдельным осуждением Наташиного поступка. В процессе разговора Светлана живо реагировала на то, что происходило с ним, и он решил не разрушать ее представления о себе.

– Скажите, Света, – продолжил беседу он. – А какая у Натальи в последнее время была успеваемость? – Гуров медленно провел по пыльной крышке стола черту, а под чертой так же невозмутимо начал ставить частокол вопросительных знаков. Он ставил их аккуратно и еле заметно. По крайней мере девушка ни разу не обратила внимания на то, что он скребет ногтями по столу. – За месяц до ее смерти.

Светлана на секунду томно закатила глаза, напрягая память.

– Знаете, меня недавно выбрали старостой группы, и потому я могу вам сказать точное число ее посещений. – Она подняла свою сумочку, раскрыла ее и извлекла общую тетрадь. Быстро полистала ее, без труда обнаружив то, что искала. – За месяц это составило... Вы не поверите, шестнадцать дней. Ее даже один раз вызывали по этому поводу в деканат.

– Да. Ясно, – потерянно вздохнул Гуров. – И все-таки, Света, кто, на ваш взгляд, мог это сделать?

Полковник меланхолически убрал слетевшие с горлышка бутылки капли веселящего напитка, невольно угодившие в центр его импровизированной композиции, при этом не выразив и тени раздражения.

– Что «это»?

Светлана жевала резинку. Ей решительно нечего было предположить, и, задумавшись, она принялась не глядя по одной вырывать малиновые нити, торчавшие из потертого рукава ее майки.

– Кто мог ее убить? – От вопросительных знаков Гуров провел несколько извилистых дорожек, поставив в конце каждой многоточие.

– Я не знаю, что вам ответить, – сказала она, с интересом наблюдая за реакцией Гурова, который не мог поверить, что сидящее перед ним создание, ко всему прочему, еще и, как выяснилось, староста группы.

Светлана закрыла тетрадь, убрала ее обратно в сумочку, потом с досадой взяла бутылку, сделала еще пару глотков и грохнула ею по столу.

– А вы не торопитесь, подумайте, – спокойно посоветовал Гуров.