Сейф олигарха Леонов Николай
Воспоминание об этом было настолько ярким, что у Бардина даже зашевелились волосы на затылке. Он сунул голову под струю воды и долго плескался, фыркая и отдуваясь. Ему действительно следовало бы принять ванну, но он не стал этого делать. Инстинкт призывал его не расслабляться.
В тот вечер он тоже принимал ванну. Он завалился к Бобкову, уже когда стемнело, заросший, грязный, с землей под ногтями, с рюкзаком, набитым барахлом, и спросил, может ли переночевать.
Брат обнял его, но спрашивать ни о чем не стал, а сразу повел в дом и, как Анна сейчас, набрал ему ванну и дал чистую одежду взамен его продубевшей от пота робы. Бардин понял, что сил сбрить бороду у него уже нет, и решил сделать это после купания и ужина. Он залез в горячую воду, и ему показалось, что он попал в рай. Все опасности и проблемы отошли на второй план. Бардин расслабился.
Но он еще не успел домыться, как вдруг в ванную заглянул брат и с тревогой в голосе сообщил, что снаружи к дому подъехали на мотоциклах какие-то люди, а поскольку никто из его знакомых на мотоциклах не ездит, то ему вся эта хренота очень не нравится.
– Это не мое дело, – сумрачно сказал он, – но если у тебя есть какие-то проблемы, то самое время напрячься. И что делать – махаться или делать ноги, – тоже тебе решать.
– А ты уверен, что к тебе самому нет у кого-то претензий? – поинтересовался Бардин, моментально прекращая плескаться ванне и быстро вытираясь огромным полотенцем.
– У меня все в ажуре, – мрачно подтвердил Бобков. – Я никогда еще не был в таком ажуре, как сейчас. Это не ко мне.
Мокрый и раздосадованный, Бардин больше ни о чем не спрашивал. Он быстро переоделся в одежду, которую ему приготовил брат, рассовал по карманам документы и бумажник. Бобков молча наблюдал за ним.
– Деньги нужны? – спросил он, видя, что Бардин готов.
Бардин от денег отказался, и тогда брат сказал ему:
– Вот что, я сейчас пойду выйду к этим… Чтобы горячку не пороть. Вдруг ошибка какая вышла. А в случае чего ты куда уходить думаешь?
– С мотоциклами они в поезд не полезут, – рассудил Бардин. – Значит, по железной дороге буду добираться. Сяду в какой-нибудь проходящий. Все составы не проконтролируешь.
– Ну, с богом! Только если это по твою душу – не дадут они тебе до станции добраться. Возьми мою тачку и – напролом!
– Толку от этого немного будет, – покачал головой Бардин, – а тачку разобьем. Ты лучше сигнал мне какой-нибудь подай, если дело плохо, а я у тебя тут через забор сигану. Вон туда, где деревьев побольше. В лесу они меня не поймают.
– Ладно, если чего, я из ружья стрельну, – сказал Бобков. – А ты держи!..
Он вдруг протянул Бардину черный новенький пистолет «ТТ».
– Китайский, – сказал он. – Бери, пригодится! Не беспокойся, он чистый. Еще и не стреляли из него ни разу. Не дай бог, конечно, но, если что, ты первый его обновишь.
Бардин поколебался секунду, но пистолет все-таки взял, сунул за пояс. Брат кивнул и быстро пошел к выходу. Бардин отправился за ним. В душе у него скребли кошки.
Во дворе заливались собаки. Из-за забора доносилось потрескивание мотоциклетного мотора, чьи-то голоса. Бобков выключил все фонари. Двор погрузился в темноту. И почти сразу же в калитку кто-то грубо заколотил.
В руках у Бобкова появилось охотничье ружье. Он щелкнул стволами, свистнул собакам.
– Ну, давай, братан! – сказал он Бардину. – Удачи тебе! Извини, что не покормил. В следующий раз пир устроим.
– Да ладно, – махнул рукой Бардин. – Ты-то тут как останешься?
– За меня не бойся. Меня так просто не раскусишь. Я катаный орех.
Брат хлопнул его по плечу, пошел к калитке. Кажется, он сам уже не сомневался, по чью душу явились ночные гости.
Бардин бесшумно побежал в ту сторону, где за забором густо росли сосны. Он тоже не сомневался.
А когда через некоторое время от калитки шарахнул ружейный выстрел, раскатившийся по роще дробным эхом, все стало окончательно ясно. Бардин, уже не раздумывая ни секунды, подпрыгнул, зацепился за кромку забора, перелез через него и спрыгнул на противоположную сторону.
И тут же откуда-то сбоку к нему метнулась черная тень, и Бардин ощутил сильнейший удар в челюсть. Нападавший в темноте не рассчитал, да к тому же кулак его скользнул по густой бороде Бардина. Но все равно Бардин упал. Тень сразу же обрушилась на него сверху. Он инстинктивно выставил ногу и, поймав противника за плечи, перебросил его через себя. Тот с треском повалился куда-то в кусты.
Бардин тут же вскочил, но к нему уже бежал еще один.
– Стой, сука! – с угрозой прорычал он.
В воздухе что-то свистнуло. Над головой Бардина пронеслась железная цепь. Он понял, что дело пахнет керосином, и, выхватив китайский «ТТ», выстрелил в воздух.
«Братан как в воду смотрел, – подумал он в этот момент. – Обновил пушку. Как говорится, мы мирные люди, но наш бронепоезд…»
Пушка не испугала нападавших. Сзади на спину Бардину кто-то прыгнул, вцепился в шею, попытался схватить за руку. Перед самым лицом снова лязгнула цепь. Бардин выстрелил в смутную тень, наступавшую на него.
Человек пошатнулся, уронил цепь и без звука повалился на землю. Второй, сидевший на горбу, еще сильнее сдавил его шею, пытаясь перехватить руку с пистолетом. Бардин повернулся и что есть силы врезался спиной в забор. Его противник охнул и ослабил хватку. Бардин шарахнул его о кирпичную стену еще раз, а потом стряхнул на землю и хорошенько пнул ногой в живот.
Больше ни на что времени у него не было – вдоль забора бежали еще какие-то люди. Бардин выстрелил наугад и тоже побежал, стараясь выбирать путь, где было темнее. Ветки хлестали его по глазам, дважды он спотыкался о торчащие из земли корни и падал, но снова поднимался и бежал. Вскоре стало ясно, что погони за ним нет. Он остановился и, тяжело дыша, пошел дальше шагом. Где-то за рощей нарастал треск мотоциклетных моторов. Бардин понял, что теперь его будут искать в ключевых местах – на шоссе и на железнодорожной станции. На шоссе у него шансов никаких не было, но на станции можно было попробовать обмануть этих придурков.
Он намеренно взял в сторону и к железнодорожному полотну вышел далеко за поселком. Здесь было тихо, только гудели рельсы, трещали в темных лугах сверчки. Бардин присел на насыпь и некоторое время приходил в себя. Его обуревали смешанные чувства. С одной стороны, он был доволен, что его неведомые враги и на этот раз ушли ни с чем, но с другой стороны, он переживал за судьбу брата. Даже если все окончилось для него благополучно, неприятности ему гарантированы. Наверняка Бардин ранил кого-то, а может, и прикончил. И еще эта пальба на всю округу…
Потом из темноты ночи, сверкая огнями, появился локомотив, тянущий состав с пустыми платформами. Бардин вначале хотел запрыгнуть на платформу, но, когда состав неожиданно остановился, ему пришла в голову новая идея. Он поднялся в кабину локомотива и без долгих предисловий выложил на приборную доску небольшую пачку сторублевок. У него самого оставалось не больше двух тысяч.
Машинист оказался невозмутимым, видавшим виды человеком. Он хладнокровно пересчитал количество купюр в пачке, удовлетворенно кивнул и, опустив ее в карман, с юмором осведомился: «Куда едем?» «Поближе к Москве», – ответил Бардин и спросил, не найдется ли у хозяина локомотива, чем сбрить бороду.
Машинист оказался человеком запасливым. Были у него и бритвенный станок, и туповатые ножницы, и щербатое зеркальце без оправы. В общем, пока ехали до Москвы, Бардину было чем заняться.
На сортировочной станции он сошел, поймал какого-то полуночника на «Жигулях», отдал ему последние деньги и добрался до Анны. Его приключения закончились. Или только начинались? Однозначного ответа на этот вопрос не было. Бардин прекрасно понимал, что тот, кто потратил столько сил на его поиски, уже не успокоится. И нельзя сбрасывать со счетов ночную стычку. Вполне возможно, что теперь по его следам пойдет и милиция.
Бардин завернул воду, насухо вытер лицо полотенцем и пошел к Анне на кухню. От соблазнительных запахов поджаристой курицы у него закружилась голова. Анна накрыла стол белой хрустящей скатертью и выставила на него, кажется, все, что было у нее в холодильнике. Бардин увидел среди прочей снеди запотевшую бутылку водки и невольно улыбнулся.
– У нас какой-то праздник? – спросил он.
– А ты сам как думаешь? – отозвалась Анна. – Или ты просто так забежал, на минуточку? – В голосе ее послышалась затаенная ревность.
– Надеюсь, надолго, – сказал Бардин и многозначительно добавил: – Только учти, Анюта, чем меньше народу будет знать, что я сейчас здесь, тем лучше нам обоим будет.
– Это очень опасно? – спросила Анна. – Я имею в виду – для тебя?
Бардин пожал плечами.
– Несколько дней у тебя побуду, посмотрю, как обстановка, – неопределенно ответил он. – Может, все обойдется.
Анна спохватилась, зазвенела рюмками, разлила водку и сказала:
– Давай выпьем, Коля! За твое возвращение, и чтобы у тебя все хорошо было…
Бардин усмехнулся.
– За это можно, – сказал он, поднимая рюмку.
Они выпили, и Бардин сразу же набросился на еду. Анна немного помолчала, робко глядя на склонившуюся над тарелкой голову Бардина, а потом неожиданно произнесла жалобным голосом:
– А может быть, давай поженимся, а, Коля? Будем жить как люди, ребеночка родим… Хватит тебе по горам по своим скитаться. Не мальчик ведь уже! Я буду хорошей женой, вот увидишь!
– А я и не сомневаюсь, – серьезно сказал Бардин. – Только, знаешь, сейчас рано об этом. Потерпи немного, мне со старыми делами разделаться надо. Потом поговорим.
Глава 4
– Похоже, визит к нашему костоправу пошел тебе на пользу! – заметил с удовлетворением Крячко, когда они вместе с Гуровым усаживались в машину. – Ты прыгаешь, почти как кузнечик. Тебе действительно лучше?
– Это с какой стороны посмотреть, – заметил Гуров. – После разговора в генеральском кабинете я сразу почувствовал необыкновенный прилив бодрости. Вмешательство мануального терапевта уже почти ничего не добавило. Разве что навело на всякие мысли.
– Именно эти мысли навели тебя на мысль ехать в Глухово? – спросил Крячко.
– Хотя коряво и выраженная, твоя мысль о моих мыслях в целом верная, – согласно кивнул Гуров. – Хотя логической связи тут искать не приходится. Мне и самому не очень понятно, что я надеюсь найти в Глухове. Единственная объединяющая идея – мотоциклы. Мне с детства нравились мотоциклы. Но поездить на них толком так и не довелось.
– Возьми напрокат, – предложил Крячко.
– Нет, дело не в этом, – помотал головой Гуров. – Просто носится передо мной в воздухе некая идея, которую мне никак не удается поймать за хвост… Все-таки если не принимать во внимание всякие молодежные байкерские шайки, то следует признать, что для наших преступников выбор в качестве средства передвижения мотоцикла – вариант не самый банальный. Наши преступники предпочитают машины мощные, громоздкие, подавляющие все вокруг… Банда на мотоциклах – это несколько необычно, тебе не кажется?
– Связи я тут действительно не вижу, – сказал Крячко, пожимая плечами. – Это ты верно сказал. Банда на мотоциклах в семидесяти километрах от Москвы и полумифические преследователи доктора Хохлова – это две большие разницы, по-моему. Да и в Глухове наличие моторизованных банд отрицают.
– Вот! В том-то и дело! – воскликнул Гуров. – В Глухово наведывались гости, в этом я почти уверен. Убийством занимается областная прокуратура, но там, насколько я понял, это дело особенного энтузиазма не вызывает. Слишком много неясностей. Время упущено, свидетелей нет, улики практически не собраны. Стандартная пистолетная пуля, видимо, для пистолета «ТТ», извлеченная из трупа, – слабое утешение. Но ведь у кого-то были причины ехать в Глухово, рисковать жизнью… Давай все-таки сделаем допущение, что одна и та же банда могла иметь интересы как в отношении Хохлова, так и в отношении неизвестного лица, проживающего в Глухове.
– Но какой нам от всего этого толк?! – воскликнул Крячко. – Или ты собираешься отбивать хлеб у областной прокуратуры?
– Но, по-моему, это тебя попросили помочь доктору Хохлову, – сказал Гуров. – Ты мой друг, и вот теперь эта забота стала нашей общей…
– Какая забота? Ты же был у Хохлова. Он категорически заявил, что ему все примерещилось, и сто раз просил извинения.
– Да, насчет извинений он явно переборщил, – вздохнул Гуров. – Именно это меня и насторожило. А тебя нет? Странно. Это даже более странно, чем склонность известного доктора к галлюцинациям.
– Он же извинился! – вскричал Крячко.
– Сто раз, – сказал Гуров. – И был на удивление суетлив, что при его солидном положении и внешности выглядело совсем неуместно. Он возился с моим позвоночником, а сам мечтал о том, чтобы мы поскорее ушли.
– Да? Мне так не показалось, – заметил Крячко.
– Потому что ты не лежал у него на кушетке, – сказал Гуров. – Мне совсем не понравилось, как он работает. В движении рук этого чудо-доктора чувствовалась нервозность. Он как будто побыстрее хотел разделаться со мной. Не лечил, а имитировал лечение.
– Может быть, потому, что мы ему не заплатили?
– Мы предлагали ему плату – или ты забыл? Он сам отказался от нее наотрез. Так же, как от своих слов. О том, что никаких мотоциклистов, следящих за ним, не существует в природе, было сказано чересчур резко, пожалуй, даже на истерической ноте. Это больше напоминало призыв о помощи. Только сделанный с пистолетом у виска.
– Ты не слишком сгущаешь краски?
– Вряд ли. Я убежден, что за Хохловым следят. Только теперь его, похоже, еще и напугали. Из него теперь слова не вытянешь до тех пор, пока не случится какая-нибудь беда.
– Даже так?
– Посуди сам, Хохлов – личность в определенных кругах заметная. Многие его клиенты – влиятельные и богатые люди. Эта среда неизбежно привлекает к себе внимание криминала. Хохлов может знать какие-то тайны своих клиентов. И кто-то тоже хочет их знать. Это вполне реальная ситуация.
– Значит, в отличие от меня, ты принял близко к сердцу эту нелепую историю? – хмыкнул Крячко. – Вот уж не знаю, что ты намереваешься из нее выжать. У нас с тобой и так забот полон рот. Один Статист чего стоит! Где теперь искать этого гада? После неудачи он наверняка заляжет где-нибудь на полгода.
– Не заляжет, – возразил Гуров. – Не так уж он и разбогател на этих несчастных стариках. А аппетиты у волка, сам понимаешь, волчьи. Вот увидишь, скоро он опять где-нибудь засветится. А насчет Хохлова я вот что хочу напомнить – по-моему, никто из нас так и не сказал ему прямо, что, мол, это твои проблемы, мужик, и нас они не касаются. По-моему, у нас имеются некие моральные обязательства…
– Какие обязательства, если человек сам заявляет, что проблема исчерпана? – запротестовал Крячко.
– Это было сказано с пистолетом у виска, – упрямо повторил Гуров. – Жаль, что ты этого нюанса не заметил. И я тем более считаю себя обязанным разобраться в этой истории, – он улыбнулся. – Может быть, когда мы снимем груз с души нашего доктора, он обработает мой позвоночник по полной программе, не хуже, чем банкиру… Как, кстати, его фамилия, того денежного мешка, которого лечит Хохлов?
– По-моему, Прокопов, – ответил Крячко. – Жесткий человек, говорят. Всю жизнь поставил на службу капиталу. На чем и позвоночник надорвал, видимо. Ни жены, ни детей, хотя человек уже немолодой. По слухам, имеет единственную страсть – драгоценные камни. Собрал целую коллекцию. Другие марки собирают, банки из-под пива, а этот – алмазы и изумруды… Но вообще досье на него я не заводил. Что слышал, то и передаю. А зачем тебе?
– Сдается мне, что неприятности Хохлова с этой стороны появились, – серьезно сказал Гуров. – Они всегда с той стороны приходят, где золотые горы.
– Это поэтому мы с тобой в захолустье сейчас едем? – с ехидцей спросил Крячко.
– Убедиться хочу, что связи между двумя этими событиями не имеется, – спокойно объяснил Гуров. – И со спокойной душой вернуться. Часа четыре займет все это от силы. А нам с тобой полезно сейчас побыть в некотором отдалении от генерала, пока еще свежи впечатления.
– Да, его превосходительство сильно разгневался, – вздохнул Крячко, припоминая выволочку, полученную совсем недавно. – Хотя школьнику даже понятно, что такое непредвиденные обстоятельства. Они потому и непредвиденные, что их нельзя предвидеть. Ты хоть и полковник, а понимаешь, а вот Петр – генерал, а понять такой простой вещи не может. Для начальника это, по-моему, недопустимо.
– И давно тебе в голову такая мысль пришла? – насмешливо спросил Гуров. – Что-то в кабинете у Петра ты совсем о другом говорил!
– В генеральском кабинете ко мне мысли вообще не приходят, – парировал Крячко. – Каждый сверчок знай свой шесток.
За разговорами они не заметили, как добрались до поселка Глухово. Над поселком, состоявшим наполовину из стандартных пятиэтажек, а наполовину из деревянных построек самой различной архитектуры, висела серая дымка. Чистый воздух и зелень можно было найти только на южной окраине, неподалеку от шоссе, но там почти никто не жил. На Гурова и Крячко Глухово произвело не самое благоприятное впечатление. Типичное захолустье, хотя и в двух шагах от Москвы.
Первым делом отправились в местный отдел внутренних дел и разыскали в следственном отделе офицера, который первым занимался делом об интересующем их убийстве, – капитана милиции Ивана Григорьевича Суркова.
Визит коллег из Москвы отнюдь не вдохновил капитана. Хотя, похоже, вдохновить этого человека вообще трудно. У него было осунувшееся, неприветливое лицо, будто принадлежащее человеку лет на пять старше, утомленные равнодушные глаза и глухой неторопливый голос.
– Вас интересует этот покойник? – с некоторым удивлением переспросил он Гурова, когда тот объяснил, в чем дело. – У вас есть на него какая-то информация? Нету? Ну, значит, так он и сгниет в морге неопознанный. Я вам одно могу сказать – это не здешний, и никто этого человека тут не знает. То есть абсолютный висяк. Лично я думаю, что где-то братки между собой разобрались, грохнули одного, а труп сюда подбросили. Висяк стопроцентный! А какая же причина, что вы им интересуетесь? Или в Москве недовольны, как мы тут работаем?
– А вы сами-то довольны? – проворчал Гуров. – Где труп обнаружили, показать можете?
– Тут у нас граждане огороды держат, – неопределенно махнул рукой Сурков. – Ну, кто побогаче, дачку имеет. С водой там неважно, поэтому особого энтузиазма в этом деле не наблюдается. Кое-какие дома брошенные уже. Вот в одном из таких дачных домиков двадцать третьего числа труп и нашли. Граждане на свой участок шли, ну и запах учуяли. Погода-то жаркая стоит. Полюбопытствовали, конечно, и сразу милицию вызвали. Я лично выезжал.