Я приду плюнуть на ваши могилы (сборник) Виан Борис
— Ли! Ну, поцелуй меня. Пожалуйста.
Я снова прибавил скорость и свернул в первую же улицу направо, потом налево — я пытался хорошенько встряхнуть ее, чтобы она отцепилась от меня и занялась чем-нибудь другим, но с этим паккардом ничего нельзя было поделать. В нем абсолютно не трясло. Она воспользовалась заминкой, чтобы снова оплести руками мою шею.
— Можешь быть уверена, что в этом местечке о тебе будут рассказывать презабавные вещицы.
— Пусть их себе рассказывают хоть в пять раз больше. До чего они будут раздосадованы, когда…
— Что когда?
— Когда узнают, что мы скоро поженимся.
Честное слово, быстро же продвигалось дело с этой девицей! Встречаются ведь некоторые особы, на которых это действует, как валерьянка на кота или дохлая лягушка на фокстерьера. Им хочется повиснуть на вас на всю оставшуюся жизнь.
— А мы скоро поженимся?
Она наклонилась к поцеловала мою правую руку.
— Можешь быть уверен.
— Ну и когда?
— А прямо сейчас.
— Только не в воскресенье.
— Почему? — спросила она.
— Нет. Это идиотизм. Твои родители не дадут согласия.
— Мне все равно.
— Но у меня нет денег.
— Нам хватит на двоих.
— Мне едва хватает одному, — сказал я.
— Мои родители нам помогут.
— Не думаю. Твои родители совсем меня не знают. Да и ты, впрочем, знаешь меня немногим больше.
Она покраснела и спрятала голову у меня на плече.
— Нет, я знаю тебя, — прошептала она. — Я могла бы описать тебя по памяти всего, с ног до головы.
Мне захотелось проверить, как далеко это у нее зашло, и я сказал:
— Немало женщин могли бы описать меня таким манером.
Она не отреагировала.
— Мне все равно. Теперь они больше не смогут этого сделать.
— Но ты же ничего не знаешь обо мне.
— Я ничего не знала о тебе..
И она принялась напевать песенку Дюка, которая начинается этими словами.
— Ты и сейчас знаешь обо мне не больше, — уверял я.
— Ну, тогда расскажи мне, — сказала она, перестав петь.
— В конце концов, — сказал я, — не вижу, каким образом я мог бы помешать тебе выйти за меня замуж. Если только я не уеду. А у меня нет никакого желания уезжать.
Я не прибавил «пока не овладею Лу», но слова мои значили именно это. Джин приняла все за чистую минуту. Я крепко держал эту девочку в руках. Теперь надо было ускорить осаду Лу. Джин положила голову мне на колени и втиснула свое туловище на остаток сиденья.
— Так расскажи мне, Ли. Я тебя прошу.
— Хорошо, — ответил я.
Я наплел ей, что родился где-то в Калифорнии, что мой отец приехал из Швеции, и поэтому у меня белокурые волосы. У меня было трудное детство, так как родители были очень бедны, и в возрасте лет девяти, — это было во времена великой депрессии — я уже играл на гитаре, чтобы заработать себе на жизнь; а затем, лет в четырнадцать, мне посчастливилось встретить одного типа, который заинтересовался мной и взял с собой в Европу, в Великобританию и Ирландию, где я и провел с десяток лет.
Все это было сплошное вранье. Я действительно провел десять лет в Европе, но совсем не так, как рассказывал, и всем, чему я выучился, я был обязан только самому себе да еще библиотеке того парня, у которого работал лакеем. Ничего я не рассказал ей и о том, как этот тип обращался со мной, зная, что я черный; ни о том, что он делал со мной, когда его маленькие друзья не приходили его проведать; ни о том, как я расстался с ним, когда вынудил его подписать чек, чтобы оплатить мое обратное путешествие, прибегнув при этом к некоторым особым знакам внимания.
Я выдумал для нее кучу чепухи про моего брата Тома, про Малыша, про то, как он случайно погиб и как предполагали, что тут замешаны негры (эти типы всегда были ей подозрительны, это раса лакеев, и ее тошнило от одной мысли, что какой-нибудь цветной может к ней подойти).
Итак, я вернулся и увидел, что дом моих родителей продан, что мой брат Том живет в Нью-Йорке, а Малыш лежит в земле; тогда я стал искать работу и устроился в книжную лавку благодаря одному из друзей Тома — последнее было правдой.
Она слушала меня, как оракула, и я продолжал; я сказал ей, что не думаю, чтобы ее родители дали согласие на наш брак, так как ей нет еще двадцати лет. (Ей только что исполнилось двадцать, и она могла обойтись без их согласия). Но я зарабатываю мало денег. (Она предпочитала, чтобы я сам честным трудом зарабатывал деньги, а ее родителям я наверняка понравлюсь, и они подыщут мне работу поинтереснее — на Гаити, на одной из своих плантаций).
Пока она говорила, я старался сориентироваться и наконец наткнулся на дорогу, по которой мы с Дексом приехали.
На какое-то время я должен буду вернуться к моей прежней работе, а она заедет ко мне через недельку; нужно будет все уладить и хорошенько сговориться, чтобы удрать на Юг и провести несколько деньков в каком-нибудь местечке, где никто не будет нам докучать; а потом мы вернемся уже обвенчанными, и дело в шляпе.
Я спросил, собирается ли она рассказать об этом Лу. Она ответила, что да, но не о том, чем мы занимались с ней вдвоем. Заговорив об этом, она снова пришла в возбуждение. К счастью, мы уже приехали.
XV
Вторую половину дня мы провели, занимаясь неизвестно чем. Погода, правда, была не такой хорошей, как накануне. Настоящая осенняя погода. Я старательно избегал играть в бридж с приятелями Джин и Лу — я хорошо помнил советы Декса; неподходящее было время, чтобы швырять на ветер те несколько сотен долларов, что мне удалось скопить. И правда, этих типов совершенно не волновало, лежит у них в кармане на пять или шесть сотен больше или меньше. Единственное, чего они хотели, — это убить время.
Джин без всякого повода не переставая глазела на меня, и я ей посоветовал, воспользовавшись минутой, когда мы остались наедине, чтобы она была чуточку поосторожнее. Я опять танцевал с Лу, но она держалась недоверчиво, и мне никак не удавалось навести разговор на интересную тему. Я уже не чувствовал никаких последствий ночных похождений и снова начинал возбуждаться каждый раз, как только видел ее грудь. Она все же позволяла себя слегка потискать во время танца. Как и накануне, их знакомые ушли не слишком поздно, и мы снова остались вчетвером. Джин едва не валилась с ног, но хотела чего-то еще, и мне стоило неимоверного труда убедить ее, что благоразумнее будет немного переждать; к счастью, усталость сделала свое дело. Декс продолжал налегать на ром. Мы поднялись наверх около десяти, и я почти сразу опять спустился, чтобы захватить какое-нибудь чтиво. У меня не было ни малейшего желания возобновлять это дело с Джин, и мне не так хотелось спать, чтобы я мог сразу же уснуть.
Когда я вернулся в свою комнату, то обнаружил там Лу, которая сидела на моей постели. Она была в том же пеньюаре, что и накануне, и в новеньких трусиках. Я даже не прикоснулся к ней. Я закрыл на ключ входную дверь и дверь ванной комнаты и улегся в постель, как будто Лу здесь и не было. Но я слышал, как участилось ее дыхание, когда я скидывал с себя свое барахло. И лишь очутившись в кровати, я решил с ней заговорить.
— Вам не спится этой ночью, Лу? Не могу ли я чем-нибудь вам помочь?
— Так я по крайней мере буду уверена, что вы не пойдете сегодня ночью к Джин, — ответила она.
— Что вас навело на мысль, что я был вчера вечером у Джин?
— Я вас слышала, — сказала она.
— Вы меня удивляете… Насколько я помню, я совсем не шумел, — усмехнулся я.
— А почему вы закрыли обе двери?
— Я всегда закрываю двери, когда ложусь спать, — сказал я. — Мне вовсе не улыбается, проснувшись, увидеть в постели рядом с собой неизвестно кого.
Она, наверное, облилась духами с головы до ног. От нее благоухало за километр, и макияж ее был безупречен, волосы, как и вчера, разделены пробором надвое. Казалось, мне достаточно протянуть руку, чтобы сорвать ее, как срывают созревшее яблоко, но оставался еще один маленький счет, который надо было с ней уладить.
— И все-таки вы были у Джин, — настаивала она.
— В любом случае, вы выставили меня за дверь, — сказал я. — Это все, что я помню.
— Мне не нравятся ваши манеры, — сказала она.
— Как раз сегодня я особенно корректен, — сказал я. — Приношу свои извинения, что был вынужден раздеться в вашем присутствии. Впрочем, я уверен, что вы не смотрели.
— Что вы сделали с Джин? — настаивала она.
— Послушайте, — сказал я. — Сейчас я вас сильно удивлю, но не могу поступить иначе. Пусть уж лучше вы узнаете правду. Она все время бегает за мной, после того раза, как я поцеловал ее.
— Какого раза?
— Когда я помогал ей протрезвиться у Джики.
— Я так и знала.
— Она заставила меня почти силой. Вы ведь знаете, что я тогда тоже немного выпил.
— А вы целовали ее по-настоящему?..
— Как?..
— Как меня… — прошептала она.
— Нет, — сказал я просто, стараясь казаться чистосердечным, что вышло у меня вполне удовлетворительно. — Лу, ваша сестра — прилипала. Это о вас я мечтаю. Я поцеловал Джин как… как я поцеловал бы свою мать, а ее теперь ничем нельзя удержать. Я не знаю, как отвязаться от нее, и боюсь, что мне это не удастся. Она еще вам скажет, конечно, что мы вот-вот поженимся. Это нашло на нее сегодня утром в машине Декса. Она мила, но я ее не хочу. Мне кажется, что она слегка спятила.
— Ее вы поцеловали раньше, чем меня.
— Нет, это она меня поцеловала. Вы ведь знаете, конечно, что всегда чувствуешь благодарность к тому, кто возится с тобой, когда ты с похмелья…
— Вы жалеете о том, что поцеловали ее?
— Нет, — сказал я. — Я жалею только об одном. О том, что в тот вечер не вы были на ее месте.
— Ты можешь поцеловать меня теперь, — сказала она.
Она не двигалась и сидела, уставившись в одну точку. Должно быть, ей чего-нибудь да стоило сказать это.
— Я не могу тебя поцеловать, — сказал я. — С Джин это не имело значения. Но с тобой… с тобой я становлюсь сам не свой. Я не притронусь к тебе, прежде чем..
Я не докончил фразы и издал неясный отчаянный всхлип, перекатившись на другую сторону кровати.
— Прежде чем что? — спросила Лу.
Она слегка развернулась и положила руку мне на предплечье.
— Нет, это глупость! — сказал я. — Это невозможно…
— Скажи мне..
— Я хотел сказать… прежде чем мы будем женаты, Лу, ты и я. Но ты слишком молода, а я никогда не смогу избавиться от Джин, и никогда она не оставит нас в покое.
— Ты всерьез об этом думаешь?
— О чем?
— О том, чтобы жениться на мне?
— Как я могу думать всерьез о том, что невозможно, — ответил я. — Но что до моего желания, то клянусь, что желаю этого более, чем серьезно.
Она встала с кровати. Я остался лежать, отвернувшись лицом к стене. Она ничего не говорила. Я также не сказал ни слова, но почувствовал, как она вытянулась на постели.
— Ли! — позвала она через мгновенье.
Сердце мое колотилось так часто, что, казалось, слегка подрагивала кровать. Я повернулся. Она сняла пеньюар и все остальное и, закрыв глаза, лежала на спине. Я подумал, что Говард Хьюз снял бы дюжину фильмов только для того, чтобы показать грудь этой девочки. И… И я не прикоснулся к ней.
— Я не хочу делать это с тобой, — сказал я. — Эта история с Джин мне отвратительна. До того, как вы меня узнали, вы прекрасно ладили между собой. И у меня нет желания разделять вас тем или иным образом.
Кажется, у меня не было другого желания, кроме как вдуть ей, желания, от которого меня просто корчило, так что я забыл про все свои другие чувства. Но мне удалось сдержаться.
— Джин влюблена в тебя, — сказала Лу. — Это очевидно.
— И я ничего не могу с этим поделать.
Она была гладкая и изящная, как травинка, и благоухала, как парфюмерный магазин. Я сел и склонился над ее ногами, и я поцеловал ее между ляжек, в то место, где кожа у женщин такая нежная, как птичий пух. Она сжала колени, а потом почти сразу снова раздвинула их, и я передвинулся немного повыше. Ее курчавый и блестящий подшерсток на лобке ласкал мою щеку, и я принялся нежно-нежно ласкать ее легкими движениями языка. Губы ее влагалища, горячие и влажные, казалось, пружинили под моим языком, и мне захотелось укусить ее, но я выпрямился. Она одним рывком села и схватила мою голову, чтобы прижать ее к тому же месту, но я наполовину высвободился.
— Не хочу, — сказал я. — Я не хочу до тех пор, пока не закончится эта история с Джин. Я не могу жениться на вас обеих.
Я покусывал кончики ее грудей. Она все еще держала меня за голову, и глаза ее были закрыты.
— Джин хочет женить меня на себе, — продолжал я. — Почему? Я не знаю. Но если я откажусь, она наверняка все подстроит так, чтобы помешать нам видеться.
Она молчала и выгибала грудь под моими ласками. Моя правая рука скользила вверх и вниз вдоль ее ляжек, и Лу раскрывалась, как цветок, на каждое точно рассчитанное прикосновение.
— Я вижу только один выход, — сказал я. — Я могу жениться на Джин, а ты поедешь с нами. И тогда мы, конечно, найдем способ, чтобы встречаться.
— Я не хочу, — прошептала Лу.
Голое ее прозвучал неровно, и я мог чуть ли не играть на нем, как на музыкальном инструменте. Интонация менялась при каждом новом прикосновении.
— Я не хочу, чтобы ты делал с ней это…
— Никто меня не заставит делать это с ней, — сказал я.
— О! Сделай это со мной, — сказала Лу. — Сделай сейчас!
Всем своим телом она отзывалась на каждое движение моей руки. Я скользнул головой к ее коленям и, перевернув спиной к себе, раздвинул ей ноги и погрузил туда, между ляжек, свое лицо. Я взял в свои губы губы ее влагалища. Она вдруг напряглась и почти сразу же расслабилась. Я пососал ее немножко и отодвинулся. Она лежала ничком.
— Лу, — прошептал я. — Я не возьму тебя. Я не хочу делать это, пока мы не будем спокойны. Я женюсь на Джин, а потом мы от нее отделаемся. Ты мне поможешь.
Она одним движением перевернулась на спину и почти исступленно поцеловала меня, так что ее зубы клацнули об мои. Я погладил ее ниже поясницы. Потом обнял за талию и поставил на пол.
— Иди спать, — сказал я ей. — Мы наговорили много глупостей. Будь умницей и возвращайся в свою постель.
Я тоже встал и поцеловал ее в глаза. К счастью, я так и не снял свои трусы и сохранил пристойный вид.
Я помог ей надеть бюстгальтер и трусики; вытер ей между ног своей простыней и, наконец, накинул на нее прозрачный пеньюар. Она позволила все это сделать, не говоря ни слова, мягкая и теплая в моих руках.
— Додо, моя маленькая сестренка, — сказал я ей. — Я уезжаю завтра утром. Постарайся выйти к завтраку, мне очень хочется тебя увидеть.
Потом я вытолкал ее наружу и вновь закрыл дверь. Теперь уж точно обе они были у меня в руках. Я почувствовал у себя в груди такую радость, что Малыш мог бы перевернуться под своими двумя метрами земли. Ну что ж, я протянул ему свою лапу. Это что-нибудь да значит, пожать руку брату.
XVI
Несколько дней спустя я получил письмо от Тома. Он не слишком много писал о своих делах, но если я правильно понял, он нашел что-то, хоть и не слишком блестящее, в одной из школ Гарлема. Еще он цитировал для меня Писание, тут же комментируя его, так как вполне справедливо сомневался, что я хорошо разбираюсь во всей этой истории. Там был один пассаж из книги Иова, где говорилось: «Плоть мою я взял в зубы мои и душу мою держу рукой моей». Как я понял, этот тип, по мнению Тома, хотел сказать, что он пошел с последней карты или все на нее поставил; мне кажется, что говорить так сложно о такой ерунде, все равно, что хвататься правой рукой за левое ухо. Но я увидел, что в этом Том совершенно не изменился. И все же он славный малый. Я ответил, но у меня все идет хорошо и вложил пятидесятидолларовую купюру, потому что думал, что бедняга вовсе не катается как сыр в масле.
К остальном все было по-старому. Книги и снова книги. Я получал рождественские альбомы и газетные листки, последние шли не через главную контору, а от разных типов, действовавших за собственный счет, но мой контракт запрещал ввязываться в эти маленькие хитрости, и я предпочитал не рисковать. Иногда мне приходилось выставлять за дверь субъектов, работавших в порно, хотя я старался обходиться с ними помягче. Эти парни часто были черными или мулатами, и я знал, как несладко приходится таким бедолагам; обычно я брал у них одну или две безделушки и дарил кому-нибудь из нашей банды, особенно нравились такие штучки Джуди.
Они по-прежнему собирались в соковом баре напротив, заглядывали ко мне, время от времени поставляли мне девочек (обычно через день). Скорее глупых, чем порочных. Кроме Джуди, конечно.
Джин и Лу, обе они должны были заехать в Бактон еще до конца недели (два рандеву, назначенных по отдельности). От Джин я дождался только телефонного звонка, а Лу и не позвонила, и не приехала. Джин приглашала меня на ближайший уик-энд, и мне пришлось ей ответить, что я не смогу приехать. Я не собирался позволить этой девице обращаться со мной как с пешкой. Она говорила, что чувствует себя не блестяще и потому хотела, чтобы приехал я, но я ответил, что у меня просрочена работа, и тогда она обещала приехать в понедельник к пяти часам, чтобы у нас хватило времени поболтать.
До понедельника все шло как обычно; в субботу вечером я снова замещал гитариста в клубе, и это принесло мне пятнадцать долларов и дармовую выпивку. В этой забегаловке неплохо платили. Оставаясь один, я читал или разучивал что-нибудь на гитаре. Я забросил чечетку, пока у меня все шло достаточно хорошо и без этого. Я смогу снова заняться ей, когда избавлюсь от обеих девиц Эсквит. Позаботился я также о патронах для маленькой пушки, доставшейся мне от Малыша, накупил в аптеке разных снадобий, которые могли бы пригодиться в моем деле, и сдал свою телегу на ремонт в гараж, где один парень взялся отладить мне кое-какие мелочи.
Все это время Декс не подавал признаков жизни. Я попытался выловить его в субботу утром, но он уехал на уик-энд, и мне не сказали куда. Думаю, что он снова стал таскаться к десятилетним малышкам старой Анны, так как остальные в нашей компании тоже не знали, где он провел всю неделю.
А в понедельник, в двадцать минут пятого, машина Джин остановилась у дверей магазина. Она словно смеялась над тем, что об этом могли здесь подумать. Она вышла из машины и зашла в мою лавчонку. У меня никого не было. Она подошла и впилась в меня умопомрачительным поцелуем. Я предложил ей сесть. Я нарочно не опустил железную штору, чтобы она видела, что я отнюдь не приветствую ее приезда раньше назначенного времени.
Несмотря на макияж и подведенные черным глаза, выглядела она неважно. Как обычно, одета она была во все самое дорогое, что только можно нацепить, а шляпка — просто полный отпад; впрочем, она ее старила.
— Хорошо доехали? — спросил я.
— Это совсем рядом, — ответила она. — Раньше мне казалось значительно дальше.
— Вы приехали раньше времени, — заметил я.
Она взглянула на свои часики, усыпанные бриллиантами.
— Не намного!.. Сейчас без двадцати пяти пять.
— Четыре часа двадцать девять минут, — возразил я. — Вы приехали чудовищно рано.
— Это вам неприятно?
И она приняла нежный вид, что окончательно вывело меня из себя.
— Конечно. У меня есть другие дела, кроме развлечений.
— Ли, — прошептала она, — будь хоть чуть-чуть полюбезнее!..
— Я очень любезен, когда моя работа закончена.
— Будьте любезнее, Ли, — повторила она. — Я… У меня будет…
Она замолчала. Я уже понял, но надо было, чтобы она сама это сказала.
— Да говорите же! — сказал я.
— У меня будет ребенок, Ли.
— А! — сказал я, грозя ей пальцем, — вы плохо вели себя с мужчиной?!
Она засмеялась, но лицо ее оставалось неподвижным и напряженным.
— Ли, нужно, чтобы ты женился на мне как можно скорее, иначе будет ужасный скандал.
— Да нет, — успокоил я. — Такое случается сплошь и рядом.
Теперь я принял игривый тон; не надо было все ж таки доводить до того, чтобы она убежала в слезах, пока все все наши дела не будут улажены. В таком состоянии женщины часто бывают излишне нервными. Я подошел к ней и погладил по плечу.
— Посиди здесь, — сказал я. — Сейчас я закрою лавку, и мы поговорим спокойно.
Конечно же, будет намного легче избавиться от нее теперь, когда она беременна. У нее появился отличный повод покончить с собой. Я направился к двери и нажал на кнопку слева, опускающую штору. Она плавно упала с негромким клацаньем шестеренок, проворачивающихся в масле. Когда я вернулся, Джин, сняв шляпу, взбивала свои волосы, чтобы вернуть им пышность; так ей больше шло. Действительно, симпатичная девочка.
— Когда же мы уедем? — спросила она вдруг. — Теперь нужно, чтобы ты увез меня как можно скорее.
— Мы сможем убраться отсюда не раньше конца недели, — ответил я. — Мои дела в порядке, но мне еще надо подыскать где-нибудь новое место.
— Я возьму с собой денег.
У меня, естественно, не было ни малейшего желания позволить содержать себя, даже девице, которую я собирался прикончить.
— Для меня это ничего не меняет, — сказал я. — Тратить твои деньги? Об этом не может быть и речи. Я хочу, чтобы это было решено между нами раз навсегда.
Она не ответила. Она сидела как на иголках, было видно, что она не решается о чем-то сказать.
— Ну, что у тебя там еще? — решил я ее подбодрить. — Выкладывай, что ты там без меня натворила.
— Я туда написала, — сказала она. — Я наткнулась на один адрес среди объявлений. Они пишут, что это пустынный уголок для любителей уединения и для влюбленных, которые хотят спокойно провести медовый месяц.
— Если все влюбленные, жаждущие покоя, назначат там рандеву, — пробурчал я, — то может получиться изрядная давка!..
Она засмеялась. Выло видно, что гора свалилась у нее с плеч. Она была не из тех девиц, которые способны долго что-нибудь скрывать.
— Они мне ответили, — сказала она. — У нас будет отдельный домик, а обедают там в отеле.
— Будет лучше, если ты уедешь первая, — сказал я, — а я присоединюсь к тебе потом. Тогда у меня будет время закончить все дела.
— Мне хотелось бы поехать туда вместе с тобой.
— Это невозможно. Возвращайся домой, чтобы не вызвать подозрений, собери чемодан в самый последний момент. Не стоит брать много вещей. И не оставляй адреса. Родителям совсем необязательно его знать.
— Когда ты приедешь?
— В следующий понедельник. Я отправлюсь в воскресенье вечером.
Вряд ли кто-нибудь заметит мой отъезд в воскресенье вечером. Но еще оставалась Лу.
— Разумеется, — прибавил я, — ты уже сказала об этом своей сестре.
— Нет еще.
— Она, вероятно, кое о чем догадывается. В любом случае, в наших интересах поставить ее в известность. Она сможет послужить нам посредником. Ты ведь с ней хорошо ладишь, не правда ли?
— Да.
— Тогда скажи ей об этом, но только в день отъезда, и оставь адрес, но так, чтобы она нашла его не раньше, чем ты уедешь.
— Как же все это сделать?
— Ты можешь вложить адрес в конверт и отправить по почте, как только будешь за две или три сотни миль от дома, можешь оставить его в ящике стола. Есть тысяча способов.
— Как мне не нравятся все эти сложности! О Ли! Разве не можем просто уехать вместе, сказав всем, что хотим немного пожить одни?
— Это невозможно, — сказал я. — Что подходит для других, то не годится мне. У меня нет денег.
— Мне это все равно.
— Посмотри в зеркало, — сказал я. — Тебе это все равно, потому что они у тебя есть.
— Я не решаюсь сказать об этом Лу. Ей ведь только пятнадцать лет.
Я рассмеялся.
— Ты принимаешь ее за младенца? Тебе пора бы знать, что если в семье две сестры, младшая узнает обо всем одновременно со старшей. Если бы у тебя была младшая сестра десяти лет, она знала бы все точно так же, как и Лу.
— Но Лу еще совсем ребенок.
— Еще бы! Достаточно взглянуть, как она одевается. Духи, которыми она пользуется, тоже свидетельствуют о ее полной невинности. Надо предупредить Лу. Повторяю, что нам нужен кто-нибудь в доме, чтобы служить посредником между нами и родителями.
— Лучше бы никто не знал об этом!
Я усмехнулся со всей злостью, на которую был способен.
— Похоже, вы не слишком гордитесь парнем, которого отыскали, а?!
Губы ее задрожали, и я подумал, что она вот-вот заплачет. Она встала.
— Зачем ты говоришь мне гадости? Тебе доставляет удовольствие делать мне больно? Я не хочу ничего говорить, потому что боюсь…
— Боишься чего?
— Боюсь, что ты бросишь меня, прежде чем мы поженимся.
Я пожал плечами.
— Ты полагаешь, что женитьба меня остановит, если я захочу тебя бросить?
— Да, если у нас будет ребенок.
— Если у нас будет ребенок, я не смогу получить развод, это понятно; но этого недостаточно, чтобы помешать мне бросить тебя, если у меня возникнет такое желание.
На этот раз она заплакала. Она снова упала на стул и опустила голову. Слезы покатились по ее пухлым щекам. Я почувствовал, что немного хватил через край, и подошел к ней. Я обнял ее за шею и погладил по голове.
— О Ли! — сказала она. — Это так непохоже на то, что я себе представляла. Я думала, что ты будешь счастлив, когда я полностью буду принадлежать тебе.
Я ответил какую-то чушь, а потом ее стало тошнить. У меня ничего не было под рукой, даже салфетки, и мне пришлось бежать за тряпкой, которой уборщица мыла в магазине пол, в чуланчик за лавкой. Вероятно, ей стало плохо из-за беременности. Когда позывы прекратились, я вытер ей лицо своим платком. Глаза ее блестели от слез, словно вымытые, и дышала она с трудом. Ее туфли были испачканы, и я обтер их кусочком бумаги. Меня мутило от запаха, но я наклонился к ней и поцеловал. Она страстно прижалась ко мне, бормоча что-то бессвязное. Мне не повезло с этой девицей; перепьет она или перетрахается — вечно ей плохо.
— Уезжай скорее, — сказал я ей. — Сейчас возвращайся домой, приведи себя в порядок. В четверг вечером собери чемодан и уезжай. В следующий понедельник я приеду к тебе. А пока займусь увольнением.
К один миг она приободрилась и улыбнулась недоверчиво.
— Ли… это правда?
— Ну, конечно.
— О! Ли, я тебя обожаю… Знаешь, мы будем очень, очень счастливы!
Она совсем не помнила зла. Обычно девушки не так легко идут на примирение. Я поднял ее со стула и стал ласкать ей груди прямо через платье. Она напряглась и повернулась ко мне спиной. Она хотела, чтобы я продолжал, а я… Я предпочел бы проветрить помещение. Но она прилипла ко мне и расстегнула меня одной рукой. Задрав юбку, я засадил ей прямо на длинном столе, на котором клиенты просматривают книги; она лежала, закрыв глаза, и казалась мертвой. Когда я почувствовал, что она расслабилась, то продолжал еще некоторое время, пока она не застонала, и выпустил все ей на платье. Затем она приподнялась, поднесла руку ко рту, и ее снова вырвало.
Потом я поставил ее на ноги, привел в божеский вид; и, пройдя через дверь в глубине лавки, чуть ли не на руках дотащил до машины и усадил за руль. Хотя она была в полуобморочном состоянии, у нее нашлись еще силы, чтобы до крови прокусить мне нижнюю губу, но я даже не дернулся, а стоял и смотрел, пока она не уехала. Надеюсь, что машина сама нашла дорогу к дому.
Потом я вернулся к себе и принял душ, чтобы избавиться от этого запаха.
XVII