Золотая женщина Тронина Татьяна

Огромная, пустая квартира – Вика была в ней одна.

Вика обежала квартиру по периметру и вернулась в кабинет мужа. Села на черный кожаный диван, живописно раскинула вокруг себя складки белоснежного пеньюара. Белое на черном. Красиво, наверное… Жалко только, что тут нет зеркала и она не может видеть себя со стороны.

В этот момент в глубине квартиры щелкнул замок, потом негромко хлопнула дверь.

Через минуту в кабинет вошел Андрей.

– Не спишь? – удивился он. – А мы с Вовкой кутили…

Он бросил пиджак в кресло, потом резко развернулся.

– Господи, Вика, что это с тобой?..

– Что? – испугалась она.

– Ну вот это, на лице?

– А, это синяк.

– Тебя что, били? Что случилось? – Он сел рядом на диван, взял Вику за руку, со страхом и жалостью разглядывая ее лицо.

– Так, ерунда…

– Ничего себе ерунда! Скажут потом, что я жену поколачиваю! – натянуто рассмеялся он.

Вике уже расхотелось спрашивать его об Эмме. Это было бы оскорбительно для Андрея. Он такой чудесный человек!

Она быстро перебралась к нему на колени, обхватила его за шею. От Андрея ощутимо пахло коньяком, но это Вику не раздражало. Тем более что пьяным Андрей не был. Он никогда не напивался допьяна – сколько помнила Вика.

– Обними меня, пожалуйста…

Он послушно обхватил ее руками.

– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю! – призналась Вика.

– Я тебя тоже очень люблю.

Некоторое время они сидели обнявшись, неподвижно.

– Я купила тебе подарок, – заставила она себя признаться.

– Какой? – вздрогнул он.

– Сюрприз. Завтра увидишь.

Вика поцеловала его, провела ладонью по затылку Андрея, ощутив ладонью мягкие, не слишком густые волосы.

– Чего это с тобой? – удивился Андрей. Потом спохватился, торопливо ответил на ее поцелуй.

Вика опустилась спиной на диван, увлекая мужа за собой.

– Ой, только не на этом диване! – напомнил Андрей.

– Ах да…

Диван был священным. И кресло было священным. И стол был священным. Все в кабинете было священным – поскольку Андрей в нем работал. «Понимаешь, меня ничто не должно отвлекать… – не раз объяснял он Вике. – Если я вспомню, что я… гм, резвился здесь, то не смогу сосредоточиться на работе. Вещи не должны нести на себе ненужной эмоциональной нагрузки!»

Они перебрались в общую спальню. Особого трепета Вика не ощущала. Она просто вспомнила о том, что она женщина, жена, должна исполнять супружеский долг (а иначе всеми этими глупостями и заниматься не стоит!).

Обнимая мужа и чувствуя на лице его горячее дыхание, Вика пыталась вспомнить, как все происходило раньше. Ведь не всегда же она чувствовала себя такой усталой, такой измученной?.. Как было, например, раньше? Как было с другими?..

«У меня были поклонники до Андрея», – сказала она сегодня профессору Пелле, Герману Марковичу.

Не то чтобы она соврала… Но в этом термине – «поклонники» – заключалась скользкая двусмысленность, ханжеская недоговоренность, пуританское лживое смирение… Почему она не сказала, например, так: «У меня были возлюбленные до Андрея»? В чем разница?..

Поклонник… Словечко из старинных книг! Поклонник ходит следом за объектом своего поклонения, дарит цветы и вздыхает. Мысли у него исключительно романтические, намерения – самые серьезные. Когда поклонник один, он сидит перед фотографией объекта, льет слезы и мечтает о чем-нибудь возвышенном, ну, например, как они ярким солнечным днем будут с объектом бродить по Воробьевым горам, взявшись за руки.

Возлюбленный же – это тот, у кого горячие ладони, жадные губы, кто, потеряв голову от страсти, легко может наломать дров. Кипение тестостерона и выброс адреналина…

У Вики в юности не было возлюбленных. Были некие молодые люди, которые лезли к ней со своими губами и ладонями, а отец их всех гонял. И разогнал, слава богу!

А вот Андрей – он и был настоящим поклонником, словно сошедшим со страниц старинных книг! Милым молодым человеком с серьезными намерениями, цветами, вздохами и склонностью к прогулкам по романтическим уголкам Москвы…

Их первый с Викой поцелуй произошел не ранее того момента, когда Андрей поговорил с отцом Вики и признался ему, что у него самые серьезные намерения.

Отец не сразу поверил Андрею – он по складу своего характера вообще мало кому верил. Долго проверял Андрея «на вшивость» (выражение отца).

В самом деле, не корысти ли ради молодой человек из пригорода, нищий молодой специалист, вкалывающий бухгалтером на агонизирующем заводе по производству отечественных автомобилей, сын матери-одиночки, умершей от алкоголизма, погнался за дочкой замминистра? Девушкой из высшего общества. Тонкой штучкой. Изнеженной, избалованной гувернантками и домашними учителями принцессой…

Но Андрей был так деликатен по отношению к Вике (никаких вольностей до свадьбы), так предупредителен и в то же время смел в общении с Павлом Георгиевичем (отцом Вики), что подозревать его в корысти было трудно.

«Ты хороший человек. Порядочный, – в конце концов сдался Павел Георгиевич. – Что ж, если я смогу доверить кому-то свою дочь, то только тебе! А не какому-нибудь прощелыге, якобы нашего круга. Нет у меня никакого доверия к этой золотой молодежи…»

Отец не ошибся – из Андрея вышел отличный муж. Верный и надежный. И вообще, его все любили. И какая разница, что Вика не ощущала никакого трепета, выполняя свои супружеские обязанности! То, что она чувствовала себя усталой и измученной, было только ее проблемой. Ее, а не Андрея.

Именно поэтому она согласилась посещать психотерапевта Пелле, чтобы разобраться со своими собственными комплексами.

…Андрей поцеловал Вику мягкими губами в висок и перевернулся на спину.

– Тебе хорошо было? – тихо спросил он.

– Да. Очень, – ответила Вика и погладила его руку. – Ну все, спи…

Раньше она тоже никогда не теряла голову.

Андрей сел в машину, откинулся на сиденье, глубоко вздохнул.

– Куда едем, Андрей Владимирович? – обернулся к нему Славик.

– Как всегда, в офис. Мог бы и не спрашивать! – усмехнулся Андрей. – Давай пошустрей, а то уже пробки начинаются…

– Есть пошустрей! – Славик счастливо улыбнулся и нажал на газ.

Они мчались по окраинным улочкам, где машин было еще мало – Славик неплохо знал Москву и старался лишний раз не выезжать на основные трассы.

Старые дома нависали над узкими тротуарами, прохожих в этих местах почти не было. Мост, колокольня у пустыря, который еще не успели застроить, кафе с замшелыми окнами – наподобие тех заведений, которые раньше назывались «рюмочными»… Андрей машинально разглядывал проносящийся мимо фон, стараясь не думать о Черткове.

Особых злодейств компаньон Андрея не совершал, но был круглым дураком, очень мало разбирающимся в бизнесе. А недавно из-за Черткова даже пришлось судиться с одной вышестоящей инстанцией, поскольку тот, не посоветовавшись с Андреем, предпринял несколько самостоятельных шагов. Чертков был костью в горле. Если бы Чертков в одночасье скончался, Андрей вздохнул бы с облегчением. Хотя нет, на смену бывшему компаньону пришла бы мадам Черткова…

– Стоп-стоп-стоп… Славик, а это что там?

– Где, Андрей Владимирович?

– Да вот, только что проехали…

Славик стремительно свернул в переулок, сделал круг.

– Здесь, что ли?

– Да. Подожди меня… – Андрей вылез из машины и остановился перед ступенями, ведущими в подвал. На фасаде здания мигала вывеска: «Музыкальные инструменты».

Андрей спустился по лестнице, толкнул тяжелую дверь – колокольчик над головой нежно и мелодично звякнул.

Поспешных и необдуманных покупок Андрей (в отличие от Вики) никогда не делал. Всегда давал Эмме поручения сначала разобраться: где надежней продавец, у кого лучше товар и даже где он дешевле, при прочих равных. Да и вообще Андрей никаких покупок никогда самостоятельно не делал, переадресовывая все свои нужды помощнице. Но тут на него словно нашло…

Он стоял и озирался. Вокруг теснились пианино, в стеклянных витринах поблескивали лаком скрипки, громоздились пузатые барабаны… И пахло как-то по-особенному, волнующе.

– Как бы помочь? – К нему протискивался парень, явно из «продвинутой» молодежи – в каких-то немыслимых рваных штанах, сшитой из лоскутов кофте с бритой головой и весь утыканный пирсингом – на открытых участках кожи то здесь, то там поблескивали металлические заклепки. Словно дробью в парня стреляли!

– Меня интересуют саксофоны.

– Прошу… блин, не пройти! Саксофоны у нас в следующем зале.

Они остановились перед витриной с саксофонами.

– Скажите, а это вообще реально – научиться играть на таком инструменте? – сдержанно спросил Андрей.

– Как бы если есть возможности и желание, то и коза в состоянии баян освоить! – сострил «продвинутый».

– Ну, мне баян ни к чему! – сухо произнес Андрей. – А вот от саксофона не откажусь. Какую модель посоветуете?

«Продвинутый» моментально посерьезнел.

– Вот тут у нас несколько моделей… Объяснить, чем отличаются?

– Да уж, пожалуйста…

– Саксофон – это духовой инструмент. Есть сопрано-саксофоны, альт там, баритон или тенор-саксофоны. В общем, различаются размерами и, соответственно, высотой звучания. Вам побольше, поменьше? – простодушно спросил продавец.

Через некоторое время Андрей вышел из подвала, прижимая к груди большой футляр с саксофоном. Андрея не покидало чувство, что он совершает нечто странное, нелогичное…

Приехав в офис, сразу прошел в свой кабинет, достал саксофон из футляра, принялся с жадным любопытством разглядывать.

А потом, уже не в силах сдержаться, поднес инструмент к губам, дунул в мундштук, неловко нажав на какую-то кнопку. Раздался резкий, пронзительный звук.

– Ай! – завопила Эмма, в этот момент входившая в кабинет, и уронила папки, которые до того собиралась положить на стол босса. – О господи, Андрей! Простите… Андрей Владимирович! Что это такое?

– Это, Эмма, мое новое хобби. Хочу научиться играть на саксофоне. Как вы на это смотрите?

– Как… – растерялась Эмма. – Я… я с большим уважением отношусь к вашему хобби. По-моему, это будет чудесно, если ты… простите, если вы будете играть на этой штуке!

Она протянула руку и осторожно, кончиками пальцев, прикоснулась к блестящему боку саксофона. Тут же руку отдернула, словно поняла, что совершает нечто непозволительное, фамильярное, недопустимое.

– Ну, сначала надо еще научиться играть… – рассеянно заметил Андрей. – Вам задание, Эмма, – подыщите мне всю необходимую литературу.

– Самоучитель для игры на саксофоне? – Эмма достала записную книжку, одним движением черкнула в ней строчку. – А преподавателя найти?

– Я сам хочу разобраться. Преподавателя – потом. Если у меня ничего не получится… – Андрей покрутил в руках саксофон. – Надеюсь, Вика одобрит это мое увлечение…

Эмма едва заметно передернула плечами – словно ее укусил комар.

– Что такое? Вы сомневаетесь насчет Вики?

– Андрей Владимирович, я говорила вчера с Пелле. Вы же сами разрешили ему обсуждать со мной все вопросы, связанные с Викторией Павловной…

– Пелле, Пелле… Фамилия почти как у футболиста… Пеле, да не тот! И что наш Пелле?

– Да ничего хорошего! Просит вас лично зайти к нему.

– Да-да, обязательно! И тем не менее о чем шла речь? Есть какие-то улучшения?

Эмма достала очередной блокнот из кармана и принялась невозмутимо читать:

– «Эмоциональные и соматические нарушения, в числе дополнительных симптомов также присутствуют идеи самообвинения. Снижение энергичности, утрата интересов и удовольствия. Физическая активность снижена, возникают так называемые состояния ступора. Временами – приступы агрессивности, конфликтность, которая маскирует ненависть к самой себе. Ипохондрические бредовые идеи о заражении неким неизлечимым заболеванием…»

– Стоп-стоп-стоп… а если проще?

Эмма отложила блокнот в сторону.

– А если проще, у Виктории Павловны тяжелая депрессия, осложненная всевозможными фобиями. Причем в той стадии, которая требует лечения… гм… в специальном медицинском учреждении.

– В дурку ее, значит, пора класть… – растерянно пробормотал Андрей. – Послушайте, Эмма… глупый, конечно, вопрос, и запоздалый… Но вот вы лично, например, как думаете – стоит доверять этому Пелле?

– Герман Маркович Пелле – специалист высокой квалификации, у него лечатся многие известные люди, и, мне кажется, ему вполне можно доверять. Если бы он жуликом каким был, то не стал бы отказываться от Виктории Павловны. Делал бы вид, что лечит ее, а сам бы денежки из нас тянул… – нервно пробормотала Эмма. – Простите – из вас, Андрей Владимирович…

– Логично. Так, что еще Пелле говорит?

Эмма перевела дыхание и постаралась продолжить с прежней невозмутимостью:

– Виктории Павловне необходимо лечение антидепрессантами, нейролептиками, новокаином… словом, у меня тут целый список лекарств. Конечно, при этом будут кое-какие побочные эффекты…

– Ее обколют, и она превратится в овощ… – выдавил из себя Андрей.

– Если этого не сделать, то Виктория Павловна в любой момент может наложить на себя руки. Без госпитализации и серьезного лечения не обойтись.

– Она может наложить на себя руки?!

– Да. Пелле так и заявил – «очень сильны суицидальные настроения». И, знаете, это очень похоже на правду – я ведь довольно много времени провожу с вашей супругой, невольно приходится наблюдать…

– Суицидальные настроения! Ужасно… – Андрей закрыл глаза. Потом, не открывая глаз, раздраженно спросил: – А чем вызвана депрессия Виктории Павловны – доктор не сказал?

– Никаких видимых причин он не нашел. Возможно, какое-то органическое поражение мозга… генетика… возможно, была родовая травма, которая только сейчас дала о себе знать…

Андрей вертел в руках саксофон.

И потом, совершенно неожиданно для Эммы, произнес печально, но вполне спокойно:

– Моя жена – сумасшедшая. Что ж, придется нести этот крест. В понедельник положим Вику в больницу… Раньше никак не получится. Как говорится, доживем до понедельника…

Он снова попытался извлечь из саксофона какие-то звуки.

Эмма посмотрела на Андрея долгим, неподвижным взглядом. Она словно хотела сказать что-то, но не смогла.

– С вами все в порядке, Эмма?

– Если вам нужна моя помощь, Андрей Владимирович, то я всегда… в любое время…

– Спасибо. Вы настоящий друг, Эмма… – усмехнулся Андрей. – Вы свободны.

Эмма сидела в своем кабинете перед включенным монитором компьютера, но не могла пошевелить и пальцем. Все еще не могла прийти в себя после разговора с Андреем.

«Боже, как мужественно он воспринял это известие… Потом сказал: «Что ж, придется нести этот крест». Какой человек! Какой мужчина! Как самоотверженно возится с этой чокнутой, бросать ее не собирается, и вообще…»

Эмма знала своего босса, Андрея Владимировича Бортникова, уже много лет. Еще с тех времен, когда его звали Андрюшенькой, Андрюшей, Андрюшкой… С тех пор, как восемнадцатилетней девушкой поступила в Финансовую академию. Они были однокурсниками.

Вика об этом даже не подозревала. Не подозревала о том, что прошлое ее мужа и его секретарши прочно сплетено. Не то чтобы от Виктории Павловны скрывали это, нет…

Просто сама Виктория Павловна никогда не интересовалась этим. Ха, станет она интересоваться жизнью какой-то секретарши! Впрочем, как и жизнью мужа…

Но если б знала, то, наверное, удивилась бы – как Эмма, одна из лучших выпускниц академии, стала обычной персональной помощницей. Ведь для такой работы высшее образование не нужно! То есть, конечно, нужно, но как же амбиции?.. Она, Эмма, могла сама стать такой, как Андрей. Начальницей. Хозяйкой своей фирмы. Ей подавали бы авто с персональным водителем, а она мчалась бы на какое-нибудь ответственное совещание… И у нее самой была бы свора персональных помощниц, которые с блокнотиками наготове ловили бы каждое ее слово!

Конечно, можно возразить – есть люди, которые великолепно учатся, старательны и прилежны, но потом, покинув стены альма-матер, не в состоянии сделать карьеру. Так сказать, исполнители, а вовсе не творцы… Не факт, что они потом станут руководителями.

Но Эмма про себя не могла так сказать. Она чувствовала свои возможности, свои силы. Их было много. Она стала бы такой, как Андрей. И даже пошла бы дальше его.

Легко управляла бы потоками денег и людей, идеи превращала бы в реальность. Это ей не раз говорил тот же самый Вовка Семенов, их с Андреем однокурсник… Но – нет.

Потому что тогда бы она не смогла видеть Андрея каждый день.

А так, в роли персональной помощницы, ей было позволено практически все. Она была в курсе желаний своего начальника, следила за сменой его настроений, помогала ему, напоминала о текущих делах, планировала распорядок дня, знала все о его личной жизни.

Если подумать, то Эмма в нынешнем своем положении была для Андрея больше, чем жена.

Единственным минусом было то, что Андрей запретил Эмме обращаться к нему на «ты». А еще – напоминать о прошлом. И не провоцировать его на поползновения. Никакой близости! Только на этих условиях он был согласен видеть возле себя Эмму.

Вот так получилось, что Эмма стала его персональной помощницей. И получила возможность быть все время рядом с ним.

Она умерла бы, если бы не видела его каждый день. Его глаза, руки, волосы, усмешку… Не слышала бы его мягкого, чуть хрипловатого голоса. А какой он был интеллигентный, порядочный человек – просто поразительно!

Эмме доставляло неизъяснимое наслаждение выполнять его просьбы, заботиться о тех мелочах, которые значительно облегчали ему жизнь. Ведь это именно она покупала ему рубашки, договаривалась с парикмахером, как постричь Андрея, подбирала запонки и ботинки, ругалась с портным (у Андрея была нестандартная фигура, ничего готового он носить не мог).

Даже больше того – это она, Эмма, незаметно и ненавязчиво вела Андрея по лабиринтам бизнеса, не давая ему попасть на рога к Минотавру, выражаясь высоким слогом (то есть не разориться).

И она отдала бы все, чтобы он снова назвал ее любимой – как тогда, в далекой-далекой юности. Отдала бы все за один поцелуй…

Вика открыла шкаф, и на нее вывалился целый ворох одежды с еще не оторванными ярлычками.

– И где же это дурацкое платье… Куда его Нюра засунула?!

Она открыла другой шкаф, и на нее вывалилась очередная лавина одежды. С грохотом попадали на пол нераспечатанные коробки с обувью.

– Вика, я же сказал – вовсе необязательно тебе идти на этот вечер… – крикнул из соседней комнаты Андрей.

Вика ничего не ответила. Она рылась в ворохе одежды и злилась, злилась, злилась…

Она прекрасно помнила, как покупала каждую вещь, как нервничала, разговаривая с тупыми продавщицами, как уставала в примерочных, как изнывала в салоне авто, сидя рядом с потеющим Славиком, как иногда даже на своих двоих мчалась в следующий магазин – чтобы найти наконец то, без чего она жить не могла. Как Эмма вылавливала ее и тащила домой, как приходилось хитрить, чтобы в очередной раз сбежать от этой стервы с пучком, и прочие злоключения.

Вот, например, жемчужно-серый костюм для выхода… Вика очень долго его искала! Именно такой – чуть приталенного силуэта, со струящейся юбкой, узкими плечами и глубоким декольте. Нашла. И что? Он висит теперь в шкафу, ни разу не надетый.

А эта черная шелковая блузка от французского дома моды, а эти три кофточки от итальянского дизайнера – красная с белым, голубая и оранжевая. Гм, с оранжевой, пожалуй, перебор…

Тонны тряпок и туфелек, которые почему-то валяются без дела!

Почему так происходит?

– Нюра!!!

В гардеробную вбежала, запыхавшись, домработница.

– Виктория Пална, звали?

– Нюра, куда вы дели то платье?

– Какое?

– То, которое я купила последним! – сурово спросила Вика.

– Последним? Да вот же оно! – Нюра встала на цыпочки и, с трудом раздвинув вешалки с одеждой, вытащила на свет божий светло-зеленый сарафан с желтым палантином.

– Это не то! Мне нужно другое… Красное с коричневым!

Пыхтя, Нюра достала коричневую юбку и красный пиджак.

– Оно? – радостно спросила Нюра.

Вика едва не расплакалась. А потом вдруг увидела свое платье – оно висело в глубине гардеробной, за отдельным рядом черных брюк, коих было не менее сорока. Или даже больше. (Но черные брюки – вещь необходимая, одной парой, разумеется, не обойдешься!)

– Все, Нюра, идите. Спасибо.

Нюра вздохнула с явным облегчением и шустро засеменила к выходу.

– Нюра!

– А?..

– Нюра, вы забыли платье. Его надо погладить. Я же не могу пойти в мятом!

– А-а!..

Андрей, уже полностью готовый к выходу, в своем кабинете пытался играть на саксофоне. Перед ним на пюпитре лежал открытый на первых страницах самоучитель. По опыту он знал – жена собиралась не менее трех часов.

В углу стоял чугунный медведь, ее недавний подарок. У Андрея этот медведь вызывал оторопь каждый раз, стоило ему только взглянуть на это чугунное чудо, но ни слова упрека он жене не сказал. Наоборот, даже поблагодарил, натужно изобразив восхищение. Огорчать человека с суицидальными наклонностями – слишком жестоко. «Ничего, положу ее в больницу, выкину это чудовище… Мне ничего для жены не жалко, но сколько лишних трат! А если вспомнить, какие суммы она каждый день выбрасывает на одежду… И ведь не отнимать же у нее карточку!»

Вошла Вика.

– Ты готова? – спросил Андрей, мельком взглянув на жену.

– Да. Ну как? – Она покрутилась на месте.

– Превосходно.

– Да ты не рассмотрел толком…

Андрей произнес безапелляционно:

– Вика, я и так знаю, что ты у меня красавица… Да, кстати, раз уж ты решилась идти, то не вздумай болтать с мадам Чертковой. Та еще сплетница…

– Ты боишься, что я разболтаю ей какие-нибудь семейные тайны?

Андрей с преувеличенной веселостью воскликнул:

– Нет, ну что ты… Тем более что у нас нет никаких тайн! Дело в другом – у Черткова неприятности, я этим утром узнал, что налоговая на него наезжает, и все такое… А мадам Черткова непременно захочет на ком-нибудь отыграться!

– Налоговая? – испугалась Вика. – Но если она на него наезжает, то, значит, и на тебя…

– Брось, у Черткова еще кое-какие дела на стороне.

– Да? Значит, лично у тебя – все в порядке? – не могла успокоиться Вика.

– Супер. Если Чертков погорит, то не исключено – он продаст мне свою долю в нашем совместном бизнесе.

«Господи, Вовка, да я на тебя просто молиться должен! За то, что не стал меня слушать, выполнил свое обещание… И мне вроде как не в чем себя обвинить! Даже если дурак Чертков о чем-то пронюхает, я ему с чистой совестью скажу – я, брат, тебя защитить пытался, зла не желал!»

Андрей положил саксофон в футляр.

– Ладно, пошли…

– Ты что, и эту трубу с собой берешь? – удивленно спросила Вика. – Собираешься музицировать на вечере?

– Нет, музицировать на публике мне еще рано… Просто… Классная игрушка, да? Неохота с ней расставаться… Может, остановимся на обратном пути в каком-нибудь уединенном местечке, и я выдам пару нот – только для тебя…

Вика засмеялась и поцеловала мужа в висок:

– Ты такой милый… И что бы я без тебя делала?..

«Интересно, согласится ли она ехать в больницу? Вряд ли. Надо придумать какой-нибудь хитрый план. Да, точно, надо с Эммой завтра посоветоваться!»

За рулем, нестерпимо благоухая одеколоном, сидел Славик. «Видно, Эмма провела с ним разъяснительную беседу, – решила Вика. – Ну, и на том спасибо!»

Андрей сел рядом, положив между собой и Викой саксофон, лукаво подмигнул ей.

– Славик, погнали…

Вика улыбнулась мужу. Она вдруг представила себе следующую картинку – закат, река, на фоне розовеющего неба – Андрей, с саксофоном в руках, играет нечто пронзительное и нежное. И только для нее…

– Почему ты улыбаешься?

– Так… Слушай, а вдруг ты станешь знаменитым музыкантом? – пробормотала Вика.

– Перестань… Это всего лишь хобби. Знаменитых саксофонистов и без меня хватает.

– Ни одного не знаю.

– А Козлов, Бутман?.. Вообще, саксофон – это солирующий инструмент в джазе, блюзе…

Андрей принялся рассказывать о знаменитых саксофонистах, а также известных джазовых и блюзовых группах.

Вика внимательно его слушала – и так увлеклась, что забыла, куда и зачем едет. Опомнилась, когда Славик остановился перед подъездом элитной многоэтажки.

…Супруги Чертковы отличались старомодностью и консерватизмом. У них был пентхаус с видом на храм Христа Спасителя, оформленный изнутри а-ля королевский дворец: золото, антикварные люстры, обои из шелка, гипсовые купидоны и прочие изыски.

– Викуся, милая! Какое чудесное платье… Но почему такая грустная? Идем, я тебя познакомлю с потрясающими людьми! – наперерез Вике бросилась мадам Черткова – крупная немолодая дама с монументальной прической, украшенной бриллиантами. Под мышкой у мадам Чертковой была болонка, тоже с бриллиантовой диадемой. – Андрюша, ты не возражаешь, что я на время разлучу тебя с женой?

– Что ты, Люсенька, нисколько! – Андрей на лету поцеловал у мадам Чертковой руку.

– Одна из моих приятельниц только что вернулась из тибетского монастыря. Впечатлений – масса! – трещала мадам Черткова, увлекая за собой Вику. – Я бы тоже махнула на Тибет! Бросила бы все, дурака своего – в первую очередь, и туда – Шамбалу искать.

– А что это?