Последнее слово Соболева Лариса

– Янушка… – сказал он.

Или ему почудилось, что сказал? Своего голоса не расслышал. И ударов сердца больше не слышал. Но он жив… кажется. Или уже нет? Лицо Яны таяло, таяло… таяло…

Яна тронула его за грудь:

– Борис…

Он не ответил, смотрел перед собой, хотя только что дышал. Яна прощупала пульс. Пульса не было. Значит, конец. Она вышла, плотно закрыв дверь. В гостиной Яна налила коньяка половину бокала, выпила залпом, утерла губы тыльной стороной ладони, потом взяла телефон.

– Янка, ты? – почти закричал Родион.

– Я, я, – говорила она тихо. – Ты где?

– В машине сижу… Ждал твоего звонка. Ну, что там?

– Можешь войти.

Яна поднялась, слегка пошатнулась, потерла плечи ладонями – она ужасно замерзла, ее била дрожь. Посмотрев в зеркало, салфеткой попробовала вытереть волосы, но они ссохлись. Яна закрутила их в жгут и заколола шпилькой. Вбежал Родион, не раздеваясь и не говоря ни слова, подлетел к столу, налил коньяка в рюмку и опрокинул ее в рот. Только после этого взглянул на Яну с опаской:

– Ты уверена?

– Пульса нет.

– Ну и крепкий старик… А говорила, сразу дуба даст. Нет, представь: видит, что ты труп, – и ничего. Да у него сердце крепче, чем у меня.

– Я сама перепсиховала, особенно когда он разговаривал с дочерью.

– Звонил ей?! – ужаснулся он.

– Она ему.

– Ты, говорила, все продумала… – опешил Родион. – А провод чикануть не сообразила?

– Он ничего не сказал дочери.

– Фу, напугала, – отер пот со лба Родион.

– Боже мой… неужели все закончилось? – Радости в интонациях Яны не слышалось, да и лицо было с выражением плаксивости, однако держалась она неплохо. – Со всеми расплатился?

– Обижаешь, – уже улыбался Родион. – Успели даже форму ментам отвезти, бабки тоже, не волнуйся, все остались довольны.

Яна снова налила в бокал коньяка, сделала пару глотков и упала на диван. Дрожь не проходила. Слишком много людей вовлечено, ее это пугало, но спектакль предполагал участие нескольких человек, без них она не могла обойтись. Они не должны были подпустить мужа к ней – трупу.

– Нас не сдадут? – задала она мучивший ее вопрос.

– Мои парни? – усмехнулся Родион, подсев к ней и обняв за плечи. – Это надежные ребята, проверенные. Классно разыграли старика, а?

– Бездарно, – промямлила Яна. – Ели б он не был в шоке, сообразил бы, что его дурачат.

– М-да, папаша обожал тебя. Мне его даже жалко стало.

– Зря, что ли, я старалась? Не помню, когда спала последний раз положенные семь часов. – Он притянул ее к себе, но она отстранилась. – Не сегодня и не здесь. А твоя артисточка погорелого театра не сдаст?

– Артисточка знает, с кем имеет дело, язык вырвем. – Он обвел взглядом стены. – А теперь скажи честно, на сколько это все тянет?

– Здесь не все, еще в квартире полно, – хмуро проговорила Яна. – Я приглашала одного типа, он сказал лишь приблизительную стоимость коллекции.

– Ну и сколько, сколько? – не терпелось узнать ему.

– Одни голландцы миллионов на восемь потянут. Баксов.

Родион присвистнул, затем улыбнулся:

– А забивала баки, будто устала от папаши. Я, как сюда попал, сразу понял, дело в картинках и статуэтках.

– Я и устала. Ошибочно приняла благоговение перед светилом за любовь, за что и наказана тем же светилом. Я устала настолько, что даже радости не испытываю.

– Брось заливать, за бабки вышла замуж.

– Да особых бабок у него не было, – вздохнула Яна. – Только картины и скульптуры, но ему не приходило в голову расстаться с ними, когда были трудности. Я ему дочь родила, а тут его центр ликвидировали, он уехал за границу, нас оставил, перебивались кое-как, пока наш папочка вновь не стал на ноги. Приму душ. Посиди здесь, а то мне не очень…

Яна мылась тщательно и долго, будто смывала убийство с себя. Да, она убила, но признаться в этом – значит на всю жизнь обручиться с совестью, а Яна добивалась совсем другого. Был розыгрыш, неудачно закончившийся для одного из участников, вот и все. Вода привела ее в чувство, освежила, она вышла из ванной более уверенной. На кухне быстро вымыла пол, вернулась в гостиную:

– Светает, уезжай, Родион, – сказала она.

– А дочка его не догадается?

– Никто не догадается, – улыбнулась Яна, но вымученно.

Да, случилась естественная смерть. Кого удивит, что человек после операции прожил мало? Ему любое волнение, даже положительные эмоции противопоказаны, а праздник – это всегда волнение, натруженное сердце не выдержало. Яна обняла за шею Родиона, прильнула губами к его губам, потом отстранилась:

– Уезжай. Предстоит трудный день, хочу набраться сил.

Оставшись одна, она поднялась наверх, в кабинет мужа. Ключи, где-то лежат ключи от нижнего ящика письменного стола. Сейфа у него нет, поэтому все ценности он хранил в ящике, оттуда доставал и деньги. Она искала ключи во всех закоулках – на полках, среди книг, в других ящиках, в старинном чернильном приборе, который стоял для украшения. И не нашла. Родиона выставила зря, он бы вскрыл замок. Когда все места были исследованы, Яна с полчаса вычисляла, где мог Борис Львович прятать ключи еще. Внезапная мысль в первое мгновение покоробила ее, да только другого выхода не было.

Яна открыла дверь спальни, не переступая порога, всматривалась в тело на кровати. Муж лежал в той же позе, в какой она оставила его, глаза Бориса Львовича все так же смотрели прямо. Преодолевая страх перед мертвецом, она приблизилась к мужу, постояла в нерешительности, затем молниеносно обшарила карманы. Небольшая связка из трех ключей лежала в брюках. Яна взяла их, сказав мертвому телу:

– Прости, я заслужила освобождения…

Выбежав из спальни, Яна понеслась наверх. Открыв ящик, она достала металлическую коробку, подобрала ключ. Пачка баксов – это хорошо, на первое время хватит. Награды. Некоторые стоят баснословные деньги. А это еще что? Конверт. Надпись: «Янушке». Она присела в кресло, читала, слыша его голос:

– «Милая, ненаглядная, Янушка. Я многое передумал и должен сказать тебе, что ты мне послана как награда за мое бескорыстие и труд. Да, я трудился, думал о благе человечества, но не думал о тех, кто рядом со мной, не думал о тебе. Прости меня. Сейчас, не зная, вернусь ли я из больницы, меня не покидают мысли о вас, моих самых родных и любимых. Я должен о вас позаботиться. Янушка, ордена и ценные награды моего деда, включая орден Андрея Первозванного с бриллиантами, а также награды моего отца и мои отдай внуку. Он мужчина, хранить память о нас – это его прямая обязанность. Вклад в банке – к сожалению, я не накопил много – оставь себе. Нашу городскую квартиру со всем скарбом тоже оставляю тебе, обязательно выйди замуж и люби – мой тебе наказ, теперь ты обеспечена жильем, это важно. Дачу, наш старый дом, оставляю Насте, ей хватит, она и так не бедствует. А картины и скульптуры пусть достанутся Дуняшке. Она маленькая, время нынче тяжелое, когда вырастет, меня не будет, а ей понадобятся деньги. Пускай распорядится картинами и скульптурами на свое усмотрение, они ей помогут получить хорошее образование и устроить свою жизнь. Впрочем, я все написал в завещании, оно у нотариуса, моего приятеля. Думаю, ты одобришь мое решение. Но в завещании нет главного – моей любви и благодарности вам. Прощай, моя хорошая, живи счастливо. Боря».

Это был удар. Скомкав письмо, Яна вышла из кабинета, шатаясь, достигла гостиной. Оглядев стены, она беззвучно заплакала, повторяя:

– У меня ничего нет… Ничего… Несправедливо…