Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник) Валин Юрий

6

Катрин заворочалась под шинелью. Гул канонады приближался и нарастал. Казалось, можно расслышать отдельные разрывы. Девушка села в кузове, потерла лицо. Мимо машины пробежали бойцы. Было еще темно. Артиллерийская стрельба доносилась с северо-востока, со стороны Бродно.

Катрин проверила оружие и спрыгнула на землю. Началось…

Приказ перекрыть шоссе поступил в 3.15. Мотоциклисты-разведчики и грузовик с десятком бойцов тут же умчались в сторону Львова. Через шестнадцать километров, у поворота на Куликовы Буськи, разведчики наглухо закрыли движение по шоссе, остановив беженцев и остатки отходящих тыловых частей. Почти в это же время бойцы отряда капитана Раца увидели головной дозор 2-й Ударной группы. В дозоре, кроме бронемашин, легких танков и мотоциклистов, шли два «Т-34», оснащенные саперным оборудованием. Навешанные на боевые машины бульдозерные «отвалы», хоть и были изготовлены в полковых мастерских, вполне могли бы соперничать с оборудованием мирных строительных тракторов.

Дозор, не останавливаясь, ушел вперед. Показалась первая колонна Ударной группы. Техника шла со скоростью 35 км/ч – максимум того, что могли выжать двигатели тягачей и старых танков. Все равно, с КП артиллерийского дивизиона казалось, что это слаженное движение, настойчивое и быстрое, не похоже ни на что, увиденное за первые тяжелые дни войны. Даже на первый взгляд странная смесь бронетехники, грузовиков с мотопехотой, противотанковых орудий, зенитных установок и всего прочего подчинялась сложным внутренним законам. Здесь царили порядок и уверенность. Призрачное безостановочное мелькание во тьме июньской ночи сотен машин, монолитный гул двигателей производили почти мистическое впечатление. Катрин почувствовала, как холодеет в груди. Впервые она видела силы Красной Армии, поражающие воображение не только многочисленностью и бесконечностью. Исчезла аморфность и расплывчатость. Двигалась не масса вязкой пассивной резины, но сталь, способная расколоть другую сталь.

От колонны отделились несколько машин. Катрин увидела вышедшего из броневика майора Васько. С ним был батальонный комиссар с распухшей полевой сумкой через плечо. Их сопровождали несколько автоматчиков и радист с неизменной рацией за плечами. Катрин подумала, не смыться ли подальше? Вряд ли Васько будет счастлив, увидев ее. Но майор уже глянул в ее сторону и, кажется, узнал, хотя девушка стояла метрах в пятидесяти от КП.

Васько пожал руку капитану Рацу.

– Спасибо, товарищ капитан, шоссе вы прикрыли. Взял бы вас с собой, ваши пушки нужны как воздух. Но лишних тягачей нет. Заберу у вас всех стрелков, грузовики, зенитные средства. Не обессудьте. Собирайте все, что можете, товарищ капитан, и уходите на Золоч. Времени мало. Немцы шоссе перережут через пару часов.

– Товарищ майор, дивизион готов к бою, – капитан Рац выглядел совершенно обескураженным.

– Что делать, капитан, – Васько говорил спокойно. – Мы уходим. Без прикрытия пехоты, вы сами понимаете—…майор глянул на лейтенанта-пограничника. – Товарищ лейтенант, вы человек опытный, поможете личному составу дивизиона напрямую выйти к Золочу.

– Товарищ майор, – пограничник был готов спорить.

– Лейтенант, успеете, – жестко прервал его Васько. – Мне стрелки нужны и танкисты. Уверен, вы будете воевать достойно. Потом, когда подлечитесь, – майор кивнул на забинтованные руки пограничника. – Сейчас мы немцев зубами грызть не собираемся. Поработайте головой, выведите людей. Есть опасность оказаться в «котле». Готовьте пехоту…

Два лейтенанта, влившиеся накануне вечером со своими людьми в отряд капитана Раца, побежали в рощу поднимать людей. За ними быстро пошел батальонный комиссар.

– Готовьтесь к отходу. Не затягивайте, – приказал Васько капитану Рацу и лейтенанту. – Организованно и грамотно вывести людей – большое дело. Успеха вам.

Офицеры козырнули и пошли к позициям гаубиц. Оба выглядели одинаково расстроенными.

– Товарищ майор, – к Васько обратился дождавшийся своей очереди лейтенант Любимов.

– А, лейтенант, – Васько пожал ему руку. – Благодарю за отлично выполненное задание. Значит, так, – оставлю мотоцикл. Веди наблюдение, дождешься немцев – пулей ко мне. Доложишь. Ни во что не ввязывайся. Главное – время засеки. Думаю, часа полтора-два у тебя еще есть. Только наблюдение, понял? А сейчас отойди-ка на минутку.

Васько сделал несколько шагов в сторону от автоматчиков охраны, поманил девушку. Катрин терпеть не могла, когда ее вот так подзывали, но сейчас проявлять характер было нелепо.

– Что за бабские фокусы? – Голос майора звучал тихо, девушка едва слышала его в неумолчном гуле моторов. – Сделала дело, дай другим спокойно работать, – Васько смотрел на нее чуть ли не с отвращением. – Во-первых, верни мне личное оружие.

Катрин молча отдала «наган».

– Хорошо. Во-вторых, доходишь вон до тех деревьев и исчезаешь. Понятно?

– Так точно, – Катрин повернулась через левое плечо.

– Стой. Винтовку оставь.

Катрин сняла с плеча «СВТ».

– Штык сдавать?

– Зачем? Иди, метелка, пока не выпорол, – майор принял тяжелую самозарядку. – Привет нашим передавай.

Идя к кустам, девушка оглянулась. Худощавый майор в танковом комбинезоне пристально смотрел ей вслед.

Катрин вошла в кусты, сделала несколько шагов и резко присела, прижавшись спиной к сосновому стволу. Машинально подняла рукав комбинезона, нащупала горошинку под кожей. Раздавливать не стала. Черт его знает почему. Наверное, из дурацкого чувства противоречия.

Через пару минут Катрин выглянула из-за ствола. Из рощи выезжали грузовики с бойцами сводной роты. Васько уже садился в броневик, ждал только своего комиссара. У опустевшего КП торчал одинокий лейтенант Любимов. Конфискованная у девушки винтовка висела теперь у него за спиной.

Перепрыгивая через опустевшие окопы, Катрин пошла в рощу. Торопливо грузились машины. Все были заняты делом. Совещались артиллеристы и пограничник, выясняя, кто и как будет двигаться. Кроме единственного исправного тягача, в распоряжение дивизиона были оставлены только три повозки. Матерясь, забрасывали в кузов ящики со снарядами знакомые девушке зенитчики. Счетверенные установки уже ушли. Остальные машины, одна за другой, торопливо выходили на шоссе. Там проходил уже арьергард Ударной группы.

Рядом с Катрин притормозила полуторка.

– Товарищ комсомолка, ваше имущество?

Катрин узнала свою машину. С кузова протягивали портфель и шинель.

Портфель Катрин похоронила на дне стрелковой ячейки. Прикопала штыком. Как-никак комсомольская документация. Больше никаких дел не осталось. «Отнесу шинель лейтенанту, а то еще замерзнет ночью. Попрощаюсь и отвалю», – подумала она.

На опушке невысокий артиллерист возился со станковым пулеметом. Катрин с удивлением посмотрела на его мучения. Стрелки почему-то оставили «максим». Очевидно, в тяжелом стрелковом оружии Ударная группа майора Васько не нуждалась.

Любимов торчал там же, у шоссе. Он разговаривал с бойцом-мотоциклистом. Кажется, решали, где укрыть мотоцикл.

Короткий свист. Взрыв. Девушка машинально присела. У шоссе вспух дым разрыва. Еще один. Катрин зашарила взглядом по едва начавшему розоветь небу. Никаких самолетов. Разрывы на шоссе продолжались, вспухая почти в середине колонны арьергарда Ударной группы. Несколько танков развернули башни. Блеснули вспышки первых выстрелов. Вот, Катрин, наконец, заметила. На зеленом поле, по ту сторону шоссе, у зубчатой кромки рощи, виднелись маленькие темные коробочки. Немецкие танки. Десяток точек, медленно двигающихся перед ними, оказались немецкими мотоциклами.

На шоссе уже что-то горело. Колонна продолжала движение, благо ширина дороги позволяла. Танки отстреливались на ходу. Советских танков даже на беглый взгляд было в несколько раз больше, чем немецких, но боевые машины, скованные приказом, уходили от боя.

Затарахтел двигатель мотоцикла. Любимов запрыгнул в седло, мотоцикл круто развернулся и рванулся вслед колонне.

«Вот и попрощались», – подумала Катрин.

Танковая перестрелка участилась. И тут догоняющему колонну мотоциклу не повезло. Шальной снаряд разорвался на обочине. Мотоцикл вильнул и на полной скорости слетел с шоссе. Катрин с замершим сердцем смотрела, как переворачивается трехколесная машина. Хотя до места катастрофы было метров шестьсот, она разглядела, как бешено крутятся в воздухе колеса.

Тяжелая от росы трава путалась под ногам. Катрин бежала напрямик. Без оружия и груза двигаться было легко. Только чужие сапоги ерзали на ногах. Снаряд рванул, казалось, в двух шагах. Девушка шарахнулась, полетела на траву. По спине забарабанили комья земли. Катрин побежала дальше. При беглом взгляде назад показалось, что серые немецкие «коробочки» гораздо ближе. Советских машин она уже не видела, но они должны быть где-то рядом. Ведь не по одинокой фигурке стреляют танки? За насыпью шоссе девушку едва ли можно было разглядеть.

Мотоцикл Катрин чуть не проскочила. С возвышенности, от рощи, все выглядело по-иному. Мотоцикл лежал на боку. Ближе к дороге распростерся боец-водитель. Упав на колени, девушка повернула тяжелую в каске голову бойца. Прищуренные глаза незряче глянули на нее. Катрин сунула пальцы под ворот гимнастерки. Пульс на теплой шее не прощупывался. А где Любимов? Катрин выпрямилась и тут же пригнулась. Над головой что-то свистнуло. Пулемет? Лейтенант на четвереньках выползал на шоссе. Фуражки на нем не было, перепрыгнувшая на грудь «СВТ» торчала как лопата. Гимнастерка на правом боку окровавлена. Девушка, пригибаясь, догнала Любимова:

– Куда? Ранен?

– Полк уходит, – прохрипел Любимов. Глаза у него были отсутствующие. По лбу текла кровь.

Катрин потянула лейтенанта за ремень в кювет.

– Очнись. Ушла колонна. Не догонишь. Кровь откуда?

– Хрен знает. Сейчас мотоцикл на колеса поставим…

– Сдурел!!! Шоссе под огнем. Отходим…

Голос девушки перекрыл низкий дробный грохот.

Орудия капитана Раца открыли огонь. Первый снаряд лег слишком близко. Поправка. Высокий столб земли и огня взлетел среди немецких машин. Капитан скомандовал беглый огонь. Малочисленные расчеты, конечно, не могли вести огонь в нужном темпе. И опыта не хватало. Из 5–6 максимальных выстрелов в минуту орудия давали едва ли половину. И все же огонь трех гаубиц, почти по-минометному задравших стволы, заставил немцев попятиться. Снарядов у батареи хватало.

Катрин с лейтенантом бежали к роще. Любимова мотало из стороны в сторону. Он едва перебирал ногами. Девушка тянула лейтенанта за рукав. Над головой шелестели двадцатикилограммовые снаряды гаубиц.

Сапоги лейтенанта запутались в траве, он упал, не сдержав стона. Катрин торопливо сняла с него винтовку, глянула назад. Немцев не видно, вообще ничего не видно. Зато грохотало со всех сторон. Они находились в пологой низине. Девушке было ужасно неуютно. И страшно.

– Пойдем, лейтенант. Недалеко осталось…

– Сейчас, Катя, сейчас, – дышать лейтенанту было больно.

Катрин помогла ему встать, и они пошли-побрели к грохочущей роще.

Сложности. Майор Васько был недоволен. Немцы вышли к шоссе слишком рано. Арьергарду приходилось уходить с боем. Оторваться от легких и быстрых немецких танков не удавалось. Достаточно было бы развернуть танковую роту, чтобы уничтожить зарвавшихся фрицев. Но это еще больше затянет дело. Появится авиация. Придется оставлять заслон.

– Товарищ майор, «Ангара» передает, немцы отстали и разворачиваются. По ним артиллерия огонь ведет! – прокричал радист.

– Пусть 24-й догоняет. Не отвлекаться.

О том, кто прикрыл огнем тыловое охранение, майор Васько просто не стал думать. Совсем рассвело. Скоро немцы поймут, что происходит.

Катрин удержала едва не упавшего в траншею лейтенанта. Любимов без сил опустился на сосновые лапы, маскирующие свежую землю.

– Что там у тебя? – прохрипела Катрин.

На боку лейтенанта кровоточила глубокая рваная царапина. Вокруг нее багровел огромный кровоподтек.

– Наверное, ребро сломано. Или два, – Катрин распечатывала последний немецкий бинт.

– Даже ранить по-человечески не могли, – простонал Любимов.

– Дурак, – пробурчала девушка, жалея, что вчера так бездарно потратила спирт. Промыть разодранный бок было нечем.

Тишина звенела в ушах. Гаубицы прекратили стрелять.

– Один танк мы точно подбили, – с удовлетворением констатировал капитан Рац, опуская бинокль. – И мотоциклеток около пяти штук. Пора выполнять указание командования…

Исправный тягач с частью личного состава и одним орудием ушел еще до начала боя. Хоть одну гаубицу из дивизиона удастся сохранить. Остальным артиллеристам придется отступать только с личным оружием.

На правом фланге захлопали винтовочные выстрелы, издали протарахтел «МГ»[30]. Немецкая мотопехота уже просочилась на хутор. Из-за грушевых деревьев выскочила верткая танкетка.

– Так-с, переходим на прямую наводку! – тонким голосом, но очень громко скомандовал капитан. – Передавай: приготовиться к отражению атаки противника на огневые позиции батарей.

Телефонист заорал в трубку, а капитан Рац принялся возиться с непослушной застежкой кобуры «нагана».

– Что ж ты прямо по кости?! – простонал Любимов.

– Молчи, такое и дите стерпит, – отрезала Катрин. Она прилепила на рану листы подорожника и теперь пыталась понадежнее прихватить их скудным бинтом.

– Знахарство какое-то, – стонал лейтенант.

– Молчи! Слышишь?

В роще трещали выстрелы. Пулеметная очередь.

– Немцы? Да откуда? – не поверил Любимов.

– Оттуда…

Грохнула гаубица, яростней затрещали в ответ пулеметные очереди.

– Пошли, – сказала Катрин, подхватывая винтовку.

Лейтенант перестал стонать, морщась, поднялся на ноги. Портупею ему пришлось держать в руке.

– Живенько, лейтенант. А то вляпаемся. – Катрин, пригибаясь, побежала вперед.

Деревья отчасти заслоняли дорогу. Девушка слышала только, что стреляют на той стороне рощи все чаще. Снова грохнула гаубица. Почти сразу же выстрелила вторая.

Проскочив редкую опушку, Катрин разглядела по ту сторону шоссе хутор и перебегающих за плетнями немцев. Взвод пехоты прикрывали два легких «PZ-I». С самого хутора строчил пулемет.

Оглушающе выстрелила гаубица. Снаряд разорвался где-то по ту сторону хуторка. Немцы залегли, но тут же двинулись вперед.

После грохота гаубицы девушка едва услышала треск винтовочного выстрела. Стрелял щупленький красноармеец из вырытого ночью пулеметного гнезда. Рядом задрал нос «максим». Катрин махнула лейтенанту, пригибаясь, проскочила расстояние до окопа, спрыгнула. Красноармеец с перепугу попытался направить на нее винтовку, но девушка быстро отвела ствол трехлинейки своей «СВТ».

– Свои. Ты что тут круговую оборону занял? Что с пулеметом?

Красноармеец зло пихнул пулемет.

– Не стреляет, сука! Хрен его знает. Я дальномерщик, а не Анка-пулеметчица.

– Лейтенант, займись, – Катрин удобнее уперлась локтями, прицелилась. «СВТ» с готовностью реабилитировала себя за излишнюю тяжесть. Со второго выстрела девушка заставила замереть упорно подползавшего к шоссе немца. Рядом с Катрин размеренно стрелял щупленький дальномерщик. Немцы залегли, стреляя в сторону рощи. Засевших поодаль в неплохо замаскированном пулеметном гнезде стрелков пока не замечали.

Дальше вдоль шоссе дела шли хуже. Несмотря на разрозненную стрельбу со стороны рощи, немцы подобрались к дороге, засели в кювете. Редкие выстрелы гаубиц их уже не пугали. Артиллеристам капитана Раца удалось разнести один из сараев хутора. Но пулемет все еще бил откуда-то оттуда, и обе танкетки, смело маневрируя, вели огонь по роще. Пехота перед шоссе накапливалась, готовясь к броску на другую сторону.

– Отходить нужно, – рассудительно заявил красноармеец, заправляя в винтовку новую обойму. – Нет у нас прикрытия. Хоть бы миномет какой.

– Куда отходить? За рощей поле. До следующего леска километра два. Танки нас постреляют, – пробормотала Катрин.

Немцы с ближнего фланга отползли левее и скрылись за дорожной насыпью. Отсюда их было не достать.

– Лейтенант, что там у тебя? – спросила Катрин у тяжело сопящего и звякающего металлом Любимова.

– Что-что… лента старая, растянутая, да еще набита криво. А я, между прочим, тоже у Чапаева не служил…

– Другую ленту возьми.

– Думаешь, здесь выбор есть? Одна-единственная.

Противно свистнуло, еще раз… В роще зазвенели два взрыва. С сосен посыпались ветви.

Немцы подтянули минометы.

«Драпать нужно. Теперь все. Хотя нас здесь, возможно, не заметят», – подумала Катрин.

От хутора нагло двинулись танкетки. Советские гаубицы уже несколько минут молчали.

– Слышишь, лейтенант, ты заканчивай с пулеметом. Через пять минут он нам и даром не нужен будет.

– Готово, – Любимов заправил ленту, повел стволом «максима».

Мины равномерно сыпались на рощу. Оттуда тянуло дымом.

Немцы удивительно организованно атаковали. Оба танка поднялись на шоссе, за ними замелькали фигуры пехотинцев. Катрин срезала крайнего…

Не поверишь своим глазам… Будто в комбинированной съемке. Только что на шоссе стояли две шеститонные машины. Сейчас осталась одна. Второй «PZ-I», превратившийся в груду металла, очень похожую на сплющенную консервную банку, оказался метров на двадцать за шоссе. Башня кувыркалась по земле еще дальше. Прямое попадание осколочно-фугасного снаряда сработало как чудовищная кувалда.

Кажется, немцы даже не успели понять, что случилось. С фланга по ним ударил пулемет лейтенанта Любимова. Очередь в полусотню патронов легла удачно. Немцы падали, но рассмотреть результаты по-настоящему Катрин не успела. Покрытие дороги вздыбилось. Запоздавший выстрел второй гаубицы вырвал из шоссе огромный кусок.

Когда дым осел, стали видны бегущие к хутору немцы. Уцелевший танк пятился туда же. Лейтенант дал очередь вслед отступающим. Пулемет сожрал десяток патронов и умолк. Катрин хотела прокомментировать работу детища Х. Максима[31], но тут рядом взорвалась мина. На хуторе сидел кто-то глазастый и работу фланкирующего пулемета оценил.

С визгом шлепнулась вторая мина. За шиворот комбинезона посыпался песок.

– Уходить нужно! – проорала Катрин.

– Убьет! – закричал в ответ лейтенант.

– Аккуратно кидает, может, в ритм войдем…

Они подождали разрывов следующей серии. Катрин показалось, что она прыгает прямо в осколки. Дым, сверху все сыпался и сыпался песок. Выпрыгивая из окопа, девушка запомнила свежую яркую царапину на щите пулемета.

– …и три, и четыре, и—…Катрин бросила считать. С неба со свистом неслась смерть. Носом в землю… Поглубже бы… Разрыв. Свист осколков… Сейчас войдут в тело… Девушка втискивалась сильнее в спасительную землю. Еще взрыв. Снова смертельный визг крошечных зазубренных кусочков металла. Вперед—…И раз, и два, и три…

Катрин катилась по усыпанной хвоей земле. Винтовка зацепилась за корень, вырвалась. Девушка чуть опомнилась. Мины рвались за спиной. Катрин автоматически продула затвор. «СВТ» оружие мощное, но к загрязнению крайне чувствительное.

Где Любимов и этот… дально… дальномер?

Катрин яростно замотала головой. В ушах звенит, ничего не соображаешь, от пота как мышь мокрая. Какая сволочь этот миномет выдумала?

Лейтенант вывалился из-за сосен, держась за бок. Еле выговорил:

– Ну, ты и бегаешь…

Следовавший за Любимовым и так же задыхающийся от бега красноармеец оперся о винтовку. Минометы наконец прекратили свое мерзкое подвывание.

– Разве вас дождешься. Пошли к капитану, – с некоторым стыдом пробормотала девушка.

– Быстрее, товарищи. Быстрее, – повторял капитан Рац.

Стонала раненая лошадь. Пристрелить ее было некогда. Артиллеристы возились с замком гаубицы, выводили орудие из строя. Две уцелевшие повозки с ранеными уже ушли из рощи. Раненых было восемь человек. Почти все серьезно. Одна из немецких мин угодила прямо на огневую.

Лейтенант-пограничник кивнул Любимову.

– Это вы из пулемета? Здорово. Жаль, больше не удержимся. Людей – раз-два и обчелся.

Действительно, из артиллеристов, не считая раненых, уцелели шесть человек. Плюс еще двое возниц, пограничник и отставший от полка Любимов. Ну и «комсомольский инструктор».

– Не ждите. Бегом! – скомандовал пограничник.

Капитан Рац хотел что-то сказать, но махнул рукой и потрусил к опушке. Лейтенант Любимов подобрал винтовку и кривобоко побежал следом. Катрин оглянулась на артиллеристов, пограничник подпихнул девушку локтем.

– Не задерживай, красавица.

У опушки их догнали артиллеристы.

– Хрен теперь постреляют, – пропыхтел грузный старшина.

– Вперед, не задерживайтесь, – торопил пограничник.

Катрин с сомнением посмотрела на широкое поле. Повозки еще и середины не достигли.

– Товарищ лейтенант, прикрыть бы нужно.

– Людей нет.

– Я останусь.

– Еще чего.

– Пощелкают словно куропаток. А я, если что, оторвусь. Я быстро бегаю.

– Так точно, я видел. Спортсменка, – вмешался маленький дальномерщик. – И стреляет, дай бог. Я с ней останусь. Догоним.

– И я, – заикнулся Любимов.

– Ковыляй себе потихонечку, однобокий, – сказала Катрин и вопросительно посмотрела на пограничника.

– Когда мы будем на середине, отходите, – пограничник сморщился, – мне бы руки…

Катрин лежала за деревом. В глубине рощи плакала и никак не хотела умирать лошадь.

– Пристрелить надо было, – сказал маленький артиллерист.

– Надо бы, – вздохнула Катрин. – У тебя, кстати, как с патронами?

– Обойм пять еще есть. А у тебя?

– Маловато. Надо бы на позиции взять.

– Да, мужикам они уж без надобности, – согласился красноармеец. – Вон тоже лежит кто-то.

Катрин разглядела тело за поваленной сосной.

– Сползаю. Следи…

Красноармейца убило в спину. Катрин перевернула труп. Этот не с батареи. На петлицах пехотные эмблемы. Катрин торопливо переложила в свои подсумки обоймы, сняла с ремня две «лимонки». Забрала документы. Перебежала обратно.

– Взяла? – спросил дальномерщик. – А я покойников боюсь. Прямо аж смотреть не могу.

– А ты назад смотри. Где там наши?

Горстка бойцов добралась до середины поля. Повозки с ранеными подбирались к защите леса.

– Немцы вроде еще не очухались, – сказала Катрин. – Давай так: отходишь шагов на сто, ложишься. Я мимо тебя. И так далее…

Дальномерщик живо дернул в поле. Катрин слушала. Устало стонала лошадь, дым рассеялся. Немцев не было. Девушка оглянулась – маленький красноармеец, стоя в траве на одном колене, махнул рукой.

Катрин побежала. Изуродованная роща осталась за спиной. Несмотря на то что девушка только что пристально всматривалась в безлюдную череду поломанных и уцелевших стволов, моментально возникло ощущение – кто-то целится в спину. Прямо между лопаток. Сейчас, сейчас…

Мимо промелькнул держащий винтовку на изготовку красноармеец. Катрин начала считать шаги, сбилась, пробежала еще немного, упала на колени. «СВТ» водило в руках так, что трудно было удержать на мушке опушку рощи.

Перебежка, отдых, снова перебежка. Сидеть в траве посреди открытого пространства было до жути неуютно. «Я лес люблю. И горы, – подумала Катрин. – На хер пошли эти окультуренные луга». Комбинезон на коленях промок от обильной росы. Девушка с воодушевлением поднялась в очередную перебежку.

Вот и опушка. На траве отчетливо виднелись следы тележных колес.

– Грамотно отходили, – сказал лейтенант-пограничник. По лбу его тек пот, и офицер, морщась, размазывал его тыльной стороной перевязанной кисти. – Теперь дальше. Не останавливаться.

Катрин и сама знала, что останавливаться рано. Она помогла пограничнику поправить фуражку, тому в своих «варежках» справиться было трудно. «Как он в сортир ходит?» – мимолетно удивилась Катрин. На нее смотрел обессиленно привалившийся к стволу Любимов. Лицо меловое. Лейтенанта мучили поломанные ребра.

Повозки, поскрипывая, тащились по просеке. Катрин шла впереди. Смотреть на раненых было трудно. Один из артиллеристов с развороченным осколками животом доживал последние минуты.

– А бои, товарищи, идут ожесточенные, – озабоченно произнес капитан Рац. – Слышите, как работает артиллерия? А наш дивизион… Профукали.

– Что могли, сделали, товарищ капитан, – зло ответил пограничник. – Я, может, от всей заставы один остался. Хрен безрукий. Что, мне теперь в омут головой или плеваться в сторону немцев? Зарастет кожа, я им покажу, кто в лесу хозяин. А пока – выйдем, выводы сделаем, и по новой. Главное, правильные выводы сделать. Получат, бл—…он покосился на Катрин. – Извините, вырвалось.

– Да я и не слышала ничего, – успокоила его девушка, прислушиваясь к звукам яростной и близкой артиллерийской канонады.

Грохотало на северо-востоке. Эхом звучали орудия на западе.

– Не ждите. Пусть «Дон» продвигается! – приказал Васько.

Немецкий заслон перед Куликовыми Буськами был сбит с ходу. Танки добивали фашистов, пытавшихся отойти за реку на Падех. Буг в этом месте был не широк, но переправляться вброд танковые пулеметы не давали. Мост горел, немецкие машины, успевшие проскочить за ту сторону, пылали на дороге. Бойцы разведбата вылавливали немцев, разбежавшихся по дворам. Колонны 2-й Ударной группы, не снижая скорости, двигались через задымленное село.

Майор Васько с ненавистью окинул взглядом чистое небо. Отдаленный гул артиллерии майора не волновал. Он и так знал, что 1-я Ударная группа, возглавляемая корпусным комиссаром Пелого, начала наступление на Бродно.

– Лесом ближе, но лошади не пройдут. Так что идем до железной дороги. Ее наши наверняка удерживают—…забинтованная лапа пограничника закрывала едва ли не половину листа карты.

Катрин смотрела из-за спины Любимова. Карту держал капитан Рац. Девушка с решением пограничника была совершенно согласна. Немцев сейчас прижали у Бродно. Напороться на их разведку шансов немного.

Шли по просеке. Наверху прогудели самолеты, но чьи, никто не рассмотрел. Катрин с беспокойством почувствовала, что начинает натирать левую ногу. Обувь все-таки чужая. Тем более что от когда-то белых носочков остались одни ободки-оборочки вокруг щиколоток.

Один из раненых умер. Его решили похоронить у села.

К железной дороге вышли около одиннадцати дня. Пограничник прислушался и заявил, что где-то рядом дорога. На карте она почему-то обозначена не была. Катрин ничего, кроме непрерывно бухающих на северо-востоке орудий, не слышала. Пограничник взял с собой двоих бойцов и ушел на разведку.

Катрин сидела под деревом, слушала птичий щебет, хриплое стонущее дыхание раненых и думала, что бы такое сделать с ногой? Скоро на нее не ступишь.

Кряхтя, рядом присел Любимов:

– Чего хромаешь?

– Плохая у бандеровцев обувь, – пробурчала Катрин. – А как твои ребра?

– Срастаются, – скривился лейтенант. – Вот только хожу распоясанный, словно арестант.

Ремень с кобурой Любимов по-прежнему носил в руке. Девушка хотела ему посоветовать носить револьвер на бедрах под гимнастеркой, но тут прибежал один из бойцов, ушедших с пограничником. Дорога действительно была рядом, и по ней шли советские машины.

Через полчаса раненых загрузили в пустой грузовик, шедший в Подкомно на склад артснабжения. Катрин помогала поднимать бесчувственные тела. Сколько из раненых доедет до госпиталя живыми, гадать было страшно.

Катрин вытерла руки о траву, потом о пыльные листья. Лесная дорога, после того как по ней прошли танки, стала широкой. В обе стороны двигались машины. Части 8-го мехкорпуса нанесли контрудар, и батареям, и батальонам требовалось непрерывное снабжение. Лейтенанты совещались с капитаном Рацем. Капитан уводил своих артиллеристов на поиски последней гаубицы дивизиона. Тягач под командой знакомого девушке уроженца города Серпухова ушел куда-то к Золочу. Лейтенант-пограничник хотел найти санбат. В госпиталь он идти не желал, считая, что тогда отправят в тыл надолго. Любимов колебался, уверяя, что бок не так уж и болит. Катрин оттянула его за локоть в сторону, зашептала:

– Не дури. Много ты, кривобокий, навоюешь? Вон, пограничник мужик серьезный, понимает.

– Да засядешь там, у врачей, потом не отпустят, – сомневался Любимов.

– На себя посмотри, – разозлилась Катрин. – Рожа как мел, того и гляди в обморок хлопнешься. Я тебя немного провожу, а потом по делам…

Лейтенант через силу ухмыльнулся.

– Не знаю, о чем ты с комполка говорила, но, похоже, ты сама себе хозяйка…

Катрин попрощалась с капитаном Рацем, пожелала удачи. Потом пожала руку щупленькому дальномерщику.

– У меня невеста на тебя похожа, – сказал красноармеец. – Только ростом поскромнее. Стреляет тоже хорошо. Всегда меня в тире перестреливала. Вот вернусь, расскажу, как первый раз фашистов щелкали.

Артиллеристы двинулись на Золоч. Лейтенантам нужно было в другую сторону. Тыловые подразделения 10-й танковой дивизии располагались вроде бы у Вишневицев. Пограничник остановил машину, водители его почему-то слушались безоговорочно. В кузове утомленные офицеры тут же устроились подремать. Катрин разулась, осмотрела стертую пятку. Надо бы заклеить, но ничего похожего на пластырь под рукой не было. Девушка с трудом заставила себя обуться. Пора уходить, пока окончательно в одноногую обузу не превратилась. Славная компания: безрукий, кривобокий и одноногая.

Катрин смотрела на пристроившегося в неловкой позе Любимова. Торопятся парни вернуться в строй. Если им сказать, что впереди четыре года, – не поверят. И правильно, человек не должен знать, что его впереди ждет. Отдел «К», наверное, все-таки не тем занимается. Противоестественно так жить.

Машина выехала из леса. Было жарко. Катрин расстегнула еще одну пуговицу комбинезона. Что там под ним творилось, лучше не задумываться. Гимнастерка расползлась под мышками и на спине. Теперь даже рубищем не назовешь – липкие лохмотья.

Вокруг тянулись поля, засеянные рожью. Голубело отвратительно чистое небо. Катрин передернула плечами. К бомбардировщикам привыкнуть невозможно. И к минометам, пожалуй, тоже.

Машина начала притормаживать. Впереди блестела узкая, местами исчезающая среди камыша полоска реки. У круглого блюдца пруда раскинулось небольшое село. Даже издали было видно, что у въезда в село выстроился хвост из машин.