Больница скорой помощи Суслин Дмитрий

7

Василий Николаевич Круглов сидел за заваленным бумагами столом и дымил сигаретой. Настроение у него было хуже некуда. Только что полковник Свиридов возглавлявший его отдел на заседании сделал ему серьезное внушение по поводу расследования последних убийств. В сущности, правильное внушение. Полковник никогда не был несправедливым. Прошло уже почти две недели после убийства директора десятой школы, а следствие не продвинулось ни на шаг. Топталось на месте. А потом одно за другим еще две смерти, одна нелепее другой. Три трупа. Люди были убиты с невероятной жестокостью. За свою жизнь майор видел не мало смертей, но такого даже он не мог припомнить в своей практике. Хотя любое новое убийство всегда потрясает заново, и кажется исключительным.

До поры до времени.

Пока было ясно очень не много. А вернее почти ничего. Единственно, в чем можно было быть уверенными, так это то, что убийства в школьном подвале, в Больнице Скорой помощи и в морге взаимосвязаны. И хотя, судя по результатам судмедэкспертизы, они были совершены разными людьми и орудиями, не было единого почерка, каждое оригинально само по себе, практически ничего общего. Но было обстоятельство, которое вписывало все три смерти в одну цепочку. Около каждого трупа были найдены написанные кровью жертв, странные знаки.

Версий было несколько, и все они отрабатывались. Ребята его группы сбились с ног, оперативная работа велась на должном уровне. Но зацепиться было практически не за что. Единственной ниточкой в этом деле было исчезновение работника морга Виталия Решетникова. Но Круглов следовательским чутьем своим, которое выработалось у него за двадцать лет работы, чувствовал, что Решетников тут не при чем. Хотя про него и говорили в один голос, что он очень странный малый, и даже, что он, мол, некрофил. Вот это последнее обстоятельство и подсказывало следователю, что Решетников не при деле. Некрофилы, как правило, самый тихий и безобидный народ. Хотя конечно Решетников тоже мог съехать с катушек. Как и любой другой. Может, ему нужна кровь? Да и заведующий хирургическим отделением вскрыт довольно профессионально. Так что все может быть. Тем более эта странная пропажа. Нигде его нет. Ни дома, ни у друзей. Пропал можно сказать без вести. Круглов не исключал и того, что Решетников скоро найдется. И вполне вероятно, что он будет в таком же виде, как и прежние жертвы.

Круглова мучило это предчувствие.

И оно не обмануло его.

Виталий скрывался несколько дней. Скрывался в таком месте, о котором не мог предположить даже самый дотошный следователь.

Он прятался в Больнице Скорой помощи.

Тут было, где спрятаться. Старое здание давало массу возможностей. Виталий давно тут работал, и, будучи от природы любопытным, в свое время излазил больницу вдоль и поперек. Поэтому, когда возник вопрос, где спрятаться, а о том, что надо прятаться, он не сомневался, потому что знал, что главный подозреваемый будет не кто другой, как он, Виталий решил спрятаться в больнице.

Конечно, поведение его было не совсем логичным, но в последние годы, Виталий не был из тех людей, кто живет по законам логики. Вот почему в первые два дня он уехал за город и просидел на даче, после чего, понял, что скоро тут до него доберутся, сел в автобус и вернулся в город. Купил на все деньги, что у него были с собой, он взял их из дома сразу после бегства из морга, продуктов и прокрался в Больницу Скорой помощи. Это было делом нехитрым. В здании больницы было столько дверей и прочих входов и выходов, что у всей городской милиции не хватило бы людей охранять их все. Тем более, что Виталий пробрался через крышу. Ранним утром, в темноте он поднялся по пожарной лестнице на крышу, нырнул в чердачное окно и проник в больницу. Здесь его никто не узнал в утренней суматохе, к тому же он старался держаться подальше от морга, а самыми дальними зданиями были роддом и детское отделение. Затем он добыл белый халат, спрятал под ним сумку с продуктами и зашел в детское отделение. А чтобы сыщики, которые пасли местное пространство еще с убийства Зои Чуковской, не узнали его, он просто снял очки, после чего стал неузнаваемым. И прошел мимо них незамеченным. Люди в белых халатах все на одно лицо. Затем Виталий прошел по коридору второго этажа, и проник в роддом. В роддоме его также никто не заметил и не остановил. Он прошел мимо детской комнаты и остановился у двери. Толкнул ее и прошел в темный коридор и пошел дальше. Дойдя до середины, он остановился около железной двери покрытой той же побелкой, что и стены. Дверь была закрыта на засов, и Виталий потратил немало времени, чтобы открыть ее. От времени засов буквально слился с дверью.

За дверью была самая настоящая комната. Большая и совершенно пустая. Это было заброшенная котельная, которая обслуживала здание, когда его только что построили. Потом выстроили новую котельную, а эту законсервировали. Хотели снести, но потом как всегда на это не хватило средств, и про здание просто забыли. Тут даже окно было решетчатым только наполовину. Знали бы об этом бомжи! Но к счастью они не знали.

А вот Виталий знал.

И поэтому он запер за собой дверь, тоже на засов, и поселился здесь.

Для начала он выспался. Но потом его начала одолевать скука, и чтобы спастись от нее, Виталий занялся своим временным жилищем. Стал хозяйничать. Тут даже из кранов текла вода, и холодная и горячая. И отопление тоже работало. Бывают же на свете чудеса!

Виталий нашел два старых халата и порвал их на тряпки. Тщательно вымыл полы, которые были покрыты вековой грязью, снял со стен паутину.

Занимался этим два дня, не покладая рук, как хорошая домашняя хозяйка. И вскоре здесь стало совсем прилично. Даже запах сменился. Тем более, что Виталий тщательно все проветрил. Спал он на металлическом столе, который был здесь, придвинув его к горячей отопительной трубе, которая была толщиной в среднее ведро.

Полный комфорт.

Виталий даже выходил гулять по городу. Через окно разумеется. Вниз вела пожарная лестница.

Но прошло только два дня, и он затосковал. Затосковал смертельно. Слишком прошло много времени с тех пор, как он бросил свою любовь.

Он тосковал по моргу и по тем, кто там находился.

Решетников держался еще два дня, а потом не выдержал. Это стало невыносимым, и постепенно ушел и страх и все прочие чувства самосохранения.

На третью ночь он вышел из своего жилища и проник в роддом.

И тут его увидел только один человек.

Это была Маша Александрова. Она ходила в туалет, и на обратном пути увидела того, кто снился ей по ночам. Она замерла и в ужасе прижалась к стене. Она была уверена, что этот человек пришел за ней. Она нисколько в этом не сомневалась, и поэтому крик застрял у нее в горле, ноги подкосились. Она разумом понимала, что должна спасаться, спасать своего еще не родившегося ребенка, но тело не слушалось ее.

Все это длилось долю секунды.

Виталий не заметил ее и прошмыгнул мимо. А потом он исчез.

Через десять минут он был уже в морге.

Ему опять повезло. У входа в морг дежурил оперативник, но в тот самый миг, когда тут прошел Виталий, он вышел покурить с Валерой, который дежурил в морге в эту ночь. Они курили, болтали, потому что успели подружиться, делить досуг вдвоем всегда приятнее, а они оба были на работе. И оба они не видели, что на их территорию проник тот, кого они ждали.

Такое бывает. Очень редко, но бывает. Случилось и в этот раз.

Вот такая цепь совпадений без помех привела Виталия Решетникова в покойницкую. Он шмыгнул туда и запер за собой дверь.

А студент Валера Мельников и молодой оперативник Жора Христофоров выкурили еще по одной и уже собирались пойти выпить кофе, как услышали страшный крик. Они вздрогнули и одновременно поняли, что крик раздается оттуда, где недавно произошло убийство. Не сговариваясь, побежали к покойницкой и беспомощно задергали запертую изнутри дверь.

А крик за ней был все сильнее и громче, было такое впечатление, какое бывает, когда поблизости режут свинью. А потом крик прервался на самой высокой ноте.

Виталий запыхавшийся и донельзя взволнованный огляделся, но на столах никого не было. Он чуть не заплакал от горя и кинулся к холодильникам. Открыл один и вытащил из него мужчину. Нет, это не то. Сейчас он хотел женщину.

Пригодная женщина нашлась не сразу, пришлось открыть не одну дверь. Но все-таки нашлась. Виталий снял с нее простынь, обнял и потащил к столу. Конечно, с этим куском замороженного мяса полный кайф не поймаешь, но на безрыбье говорят и рак рыба.

Он очень спешил.

И тут холодная рука покойницы, лежавшая у него на плече вдруг обняла Виталия и прижала к себе.

Он не сразу понял, что произошло. Но дальше события развивались очень быстро. Женщина открыла глаза, обняла Виталия, который шарахнулся от нее с безумными глазами, так резко, что с него слетели очки, уже двумя руками, а потом приподнялась и впилась в его рот черными холодными губами.

Это был поцелуй смерти.

Виталий задохнулся, чувствуя одновременно и ужас отчаяния, и наслаждение одновременно.

Разве не об этом он мечтал всю жизнь? Чтобы ему ответили.

Краем глаза Решетников увидел, что к нему спешат и другие покойники, покинувшие свои морозильные камеры.

Вот тут-то Круглов впервые подумал о том, что у него съезжает крыша.

– Кто, кто мог его трахнуть? – кричал он на подчиненных. Никто ему не отвечал. Оперативники молчали и прятали глаза. – В запертом помещении, где не обнаружено не единой живой души? Может покойники? Вылезли из холодильников, трахнули его и убили, да?

Решетников был найден в морге, жестоко изнасилованный, с разорванным анусом, и от уха до уха ртом, одежда его лежала рядом, сам он был голый, и спину его украшали те самые знаки, что были оставлены и прежде. Они были вырезаны на спине жертвы не очень острым, но прочным предметом. На первый взгляд можно было подумать, что это царапины от лап крупной собаки. Но вот что еще скажут эксперты.

Если прежние убийства еще были более или менее понятны, то это казалось вовсе каким-то сверхъестественным. Голова шла кругом. Одни загадки. Загадки, которые люди были не в силах разгадать.

Вот в голову волей неволей опять полезли мысли, которые никак не должны быть у следователя из отдела по расследованию тяжких преступлений.

А накануне днем у Круглова состоялся внеплановый разговор с фотографом Сергеем, его хорошим приятелем, который работал экспертом и всегда был в курсе всех его дел, насколько это было возможно.

Сергей вошел в кабинет, когда Василий Николаевич рассматривал дело о злостном хулиганстве, которое произошло в Больнице Скорой помощи несколько недель назад. Ему только что его привезли из Районного отдела внутренних дел, и он который уже раз внимательно рассматривал фотографии и перечитывал протокол.

– Смотри, Серега, наш маньяк оказывается с кого начал, с кота, – не вставая со стула и пожимая другу руку, заметил майор. – Не правда ли это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Сергей тоже посмотрел пару фотографий и отдал их обратно.

– Похоже, что так.

Круглов глубоко вздохнул.

– Топчемся на месте. Гоняем, как по кругу. Ни одной путной улики, ни одного свидетеля. Зацепиться совершенно не за что. Мне уже два раза втык дали. Вот сижу здесь, как идиот и смотрю на эти художества.

– А Решетников еще не найден?

– Да нет. Мои ребята ищут, где только можно. Все его ищут.

Но пока не нашли. Скрылся. Оказывается, он на даче скрывался. На садовом участке, можно сказать по соседству с моим участком.

– Это в «Заре» что ли?

– В «Заре». Только когда мы туда нагрянули, его уж и след простыл. Ушел.

– Так значит это он?

– Может и он, – без энтузиазма согласился Василий Николаевич.

– Тогда ищи ветра в поле.

– Найдем. Не таких находили. Да и не уйдет он далеко. Не покинет свой морг.

Сергей понимающе хмыкнул. Он уже знал о сексуальных отклонениях главного на данный момент подозреваемого.

Круглов закурил сигарету и дал прикурить фотографу.

– Слушай, – неожиданно спросил Сергей, – а этот твой Решетников не десятую школу окончил?

– Нет.

– Зачем же он тогда директора тамошнего грохнул?

– Кто его знает? Кстати, насчет десятой школы. Ну, нет у Решетникова с ней связи. Никакой. Не учился он в ней никогда. И с директором вряд ли встречался. Их пути никогда не пересекались. Это мы проверили.

– Все не проверишь.

– Это точно. Слушай, Серега, а ведь мы с тобой тоже десятую кончили в семьдесят седьмом. В феврале вечер встречи. Может, сходим?

Сергей пожал плечами.

– Если ты убийцу поймаешь, пойдем. А так, что мы людям скажем. Нас ведь наверняка спросят, кто убил нашего директора.

Круглов расхохотался.

– Ну, до этого мы его найдем. Кстати, тут мне пришлось столько всего перерыть про нашу школу, Серега. Это кошмар какой-то, а не школа. Никогда бы не подумал про нее такое.

– А ты хоть когда-нибудь вспоминал ее?

– Да никогда. Как только аттестат получил, забыл навсегда.

– Ну, это понятно. Ты же отличник. А отличники редко вспоминают школу и учителей.

– А что ее вспоминать? Я в ней работал. Учился жизни, можно сказать. Про это и вспоминать не хочется. Это ты там бездельничал и развлекался, вот и вспоминаешь. Сейчас-то кто тебе даст побалдеть?

– Это точно. Ну и что ты раскопал? Показывай.

Круглов оживился.

– Да мистика какая-то! Если бы ты не был моим другом, я бы тебе этого конечно не сказал. Но ты я думаю, не будешь звонить на Пирогова?

– Не буду.

– Тогда слушай. Начнем с начала.

– От яйца.

– Да, от него. Значит, школа была открыта в шестьдесят втором.

– Хорошенькое начало.

– Не перебивай. Тогда она стояла на окраине города, и была построена прямо на кладбище. Ну, ты то наверно об этом знаешь.

– Конечно. Ты меня не удивил. Это любой знает.

– Тогда жители деревни, что была тут неподалеку, даже пытались протестовать. Ходили в исполком жаловаться. Но их, конечно, не послушали, да и саму деревню потом тоже снесли. Ее теперь даже археологи не найдут. Там все застроили еще тогда. Теперь это вообще центр города.

– Да, наш город вырос за последние сорок лет.

– В первые тринадцать лет существования школы все шло обычным ходом. Никаких происшествий, если не считать, что школа была на первом месте по подростковой преступности уже тогда, но это тоже неудивительно, в нее ходило много детей из засыпушек, да и район был весь из коммуналок и секционок. Хотя впрочем, приличных тоже было много. Но через тринадцать лет, словно что-то прорвало.

– Ты имеешь в виду семьдесят пятый год?

– Да. Ты его помнишь?

Сергей кивнул. Он сразу потерял веселость. Они с Василием Кругловым учились тогда в восьмом классе, в ту роковую осень семьдесят пятого.

– Сколько тогда погибло?

– Пять человек. Кажется три мальчика и две девочки. А еще скольких увезли в больницу. Человек двадцать наверно. Мы тогда еще зеленые были, а вот мой брат помогал учителям детишек из подвала вытаскивать, пока скорая не подъехала. Это был кошмар. Он мне рассказывал. До сих пор помню. Говорили, что малышня вдруг неожиданно побежала к выходу, как будто их что-то напугало, а им навстречу шли пятиклассники, учителей рядом не оказалось, технички тоже. Вот и подавились ребята.

Сергей затянулся и потушил окурок большим пальцем. Даже не послюнявил. Палец у него был черным от реактивов. Круглов положил бычок в пепельницу, и они закурили по новой.

– Продолжаю. Директоршу тут же уволили. Скандал был на весь город. Такое не замнешь. Да и следствия никакого не было. Так списали все на несчастный случай. Но дальше все продолжалось как в страшной книжке. Только мало кто ее читал. А вот мне довелось. Из детей, что оказались в давке, трое еще остались инвалидами, а двое умерли в течение года. У них развились неизлечимые болезни. Дальше директор школы. Он работал пять лет. Ты его помнишь?

– Да, классный мужик был.

– В восьмидесятом он вышел из дома в магазин, и на улице у него случился инфаркт. Он присел на лавочку и умер.

– И что в этом необычного?

– Да ничего. Но ровно за год до этого, в семьдесят девятом, точно также вышел из дома учитель физкультуры, здоровый крепкий мужик…

– Митрофаныч что ли?

– Он самый. Вышел из дома… В общем, у него случился инфаркт в автобусе. Он умер прямо в салоне, и никто этого не заметил. Думали, спит человек. И он так проехал два круга, ты представляешь? Наш Митрофаныч. А Александру Яковлевну ты помнишь, она у нас химию вела? Она тоже умерла в восьмидесятом. И почти также. Лежала в больнице с сердцем. Когда ее выписали, никто ее не встретил. Все ее близкие были заняты, на работе. В общем, домой она пошла одна. И не дошла. Ей стало плохо сразу, как только она покинула двор Больницы Скорой помощи. Она упала на газоне и лежала на нем до вечера. И опять люди думали, что это лежит алкашка с перепоя. Кто к такой подойдет?

– Цепь совпадений?

– Наверно, – согласился Круглов. – Только на этом совпадения не кончились. Помнишь Ампера?

– Физика? Помню.

– Он умер от рака легких.

– Так он же курил.

– После него в школе сменилось еще два физика, и оба они умерли от рака легких.

– Что, оба курили?

– Курили оба.

– Вот видишь?

– Четвертый физик умер два года назад. Дома поел картофельного пюре с сырым яйцом и отравился.

– Ну и при чем тут физики?

– Четыре физика и все умерли. Тебе не кажется это случайным?

– Более чем.

– А вот мне это не показалось случайным после того, как я увидел, где находится кабинет физики.

– И где же?

– Он находится прямо над тем местом, где была давка.

Сергей ничего в этот раз не сказал.

– А лаборантская находится над тем, где нашли Льва Петровича. Там подвал буквой «П», и под кабинетом и проход в раздевалку и самый дальний ее отсек. Слушай дальше. Это еще не последнее звено в цепи смертей и несчастных случаев. Помнишь, прошлой зимой была эпидемия гриппа? У детей еще был карантин больше месяца.

– Точно, у меня Сашка в школу не ходила.

– Этот карантин был объявлен после того, как от гриппа умер мальчик. Это была первая детская смерть в городе.

– И этот мальчик был, конечно, из десятой школы?

– Как ты догадался?

Они закурили по третьей.

– А за год до этого зимой на футбольном поле ученик седьмого класса десятой школы нашел банку кофе, которая оказалась взрывчаткой.

– Так он тоже был из нашей школы? – Сергей уже не знал, смеяться или грустить.

– Из нашей, из нашей. Но, как говорится, Бог троицу любит, слушай третий случай. Это было в середине восьмидесятых, в восемьдесят шестом. Время массовых сборищ и драк подростков. Тогда погиб девятиклассник. Во время драки с ним случился приступ бронхиальной астмы. Он задохнулся, когда ему случайно дали под дых.

– Этот случай я помню.

– Я тебе рассказал только самые известные случаи, о которых говорил весь город. О которых знают и помнят все. Лев Петрович Кузьменко, это так сказать, венец всего. А про другие казусы я и упоминать не буду. Только наверно все равно в десятой школе самая высокая смертность среди ее выпускников. Вспомни, сколько ребят из нашего класса до сегодняшнего дня дожило?

Сергей почесал голову:

– В общем, я тебе советую на этом материале написать роман ужасов, я уже и название ему придумал, «Тайна десятой школы», и прочитать его полковнику.

– Хорошая мысль. Только его сейчас интересует совсем другой сюжет, и совсем другой герой.

– И что за сюжет?

– Больница Скорой помощи.

– А герой?

– Герой? Виталий Артемьевич Решетников.

И вот теперь Решетников лежал перед ним. Вовсе он не был героем, как и чувствовал Василий Николаевич. Так просто персонаж. При чем персонаж, который выбыл из повествования. Только вот кто же тогда герой?

8

В родильном отделении Больницы Скорой помощи были порядки, которые сформировались лет тридцать назад, и которые и теперь никому даже в голову не приходило менять.

Когда Маша оказалась здесь, у нее первым делом отобрали все вещи. Все до единой. Даже трусы. Не оставили ничего. Выдали старый, потерявший первоначальный цвет халат и ночную рубашку до колен с глубокими разрезами в области бедер. И еще дерматиновые шлепанцы. И отвели в палату.

– Про свидания с родственниками забудь, – старшая сестра патологического отделения сказала Маше это в первую очередь, еще до того, как узнала ее фамилию. – Только передачи. И в окне чтобы не торчать.

И Маша оказалась в палате, в которой кроме нее было еще три женщины с разными сроками беременности.

Началась жизнь, полная тоски, ожидания и одиночества. Заведующая роддомом больше всего на свете боялась микробов, и хотя здание было уже настолько старым и ветхим, и даже стены его были насквозь пропитаны стафилококками и прочей дрянью, она продолжала бороться с ними всеми силами души, и порядки установила прямо-таки тюремные. Женщинам с воли можно было передавать только продукты и больше ничего. Никаких книг, журналов, тетрадей, бумаг и ручек. Медсестры были ею натасканы как собаки и, боясь за место, служили верно, и предано.

Маше повезло. Ее одиночество было скрашено. В своей тумбочке она нашла книжку, ужасно старую и потрепанную. Это было «Пособие по акушерству», издательства «Медицина», изданное в 1942 году. Кто его здесь оставил, было неизвестно. В сущности, ей на это было плевать. Книжка была ей как нельзя, кстати, и она зачиталась ею, как самым увлекательным романом. Прочитала один раз, потом начала второй, затем третий, в конце концов, выучила ее чуть не наизусть. Теперь она сама при желании могла принять у кого-нибудь роды. А в данной ситуации это было очень полезно. Врачи если что и знали, то не говорили, а все их рекомендации сводились лишь к одному. Лежать смирно и мало двигаться. И на все воля Божья. Вот и лежали женщины в палатах и надеялись на Бога, потому что на врачей надежды было мало. В этот роддом в городе вообще никто не хотел попасть. Он был грязным, старым, бедным в общем худшим. Работал по территориальному признаку. Но в настоящее время сразу три роддома были закрыты на дезинфекцию, и этот работал за четверых. Так что куда деваться, коли приспичит? Многие попадали и потом вспоминали его с ужасом даже при удачном исходе дела. Врачи здесь были опытные, но не признавали кесарева сечения, так как его не признавала заведующая. Делали его крайне редко, к тому же в последнее время это стало еще и дорого. За лекарства и уход пациенты должны были платить из своего кармана, а это была кругленькая сумма. Не все соглашались на такое, а врачи и не настаивали. Надеялись на природу. Поэтому с родовой травмой рождался каждый второй ребенок. Впрочем, это нормальный показатель в наше время.

Маша обо всем этом узнала и захотела перевестись в другой роддом. Здесь она рожать не собиралась. Но это оказалось трудным делом. Связи с внешним миром почти не было. Женю к ней не пускали, и она получала от него только записки, спрятанные в хлебе, яблоках и других продуктах. Как в приключенческом романе. Но это был не приключенческий роман, это была жизнь. И в одной такой записке она прочитала, что в этот день, ровно в шесть часов вечера, Женя будет ее ждать около двери.

«Тебя никто не остановит. Я все устроил. У нас есть пять минут!»

Это, пожалуй, круче, чем в романе.

Шести часов Маша ждала с таким нетерпением, что чуть не обессилела и не упала, когда надо было идти на свидание.

Впервые Женя повел себя трезво и не стал ругаться и скандалить. Наконец-то он понял, что это бесполезно. По горькому опыту. И в этот раз он повел себя по-другому. Он познакомился с сестрой, которая передавала передачи. Поговорил с ней так вежливо, как еще в жизни ни с кем не разговаривал, и на третий день предложил ей крупную сумму, если она поможет ему увидеть Машу. Нетрудно купить медика, который получает нищенскую зарплату, которую ему еще на полгода задерживают. Вера, так звали сестру, согласилась. Конспирация была соблюдена как в шпионском фильме, все было рассчитано до мелочей. При желании у нас можно сделать все, что угодно. Надо только подойти с умом, а не ломиться лбом в закрытые ворота. И вот Женя стоял и ждал встречи с Машей.

Неужели он ее увидит?

Прошла неделя, как Маша была в роддоме, и это была самая ужасная неделя в его жизни. Столько дней не видеть ее. А ведь по всем подсчетам это должно было продолжаться еще два месяца.

Женя увидел Машу, и почему-то сразу вспомнил, что он наделал, и как много натворил. Уши его запылали, и когда Маша подбежала и обняла его, он не знал, что сказать.

Маша сразу заметила странное поведение мужа и насторожилась.

– Что случилось? – спросила она, с тревогой глядя на Женю. – Почему ты так странно смотришь на меня.

Женя смотрел на нее и молчал. Наконец он не выдержал и отвел глаза.

– Что ты натворил? – она спросила его таким тоном, каким спрашивают маленьких детей.

И опять Женя не знал что сказать. Маша закрыла лицо руками.

– Ты меня разлюбил?

– Нет, что ты!

– Тогда почему?

– Я люблю тебя!

Маша опять внимательно посмотрела на мужа, и новая мысль стала потихоньку закрадываться в ее голову, такая страшная, что ее зашатало.

– Ты с кем-то был без меня?

Женя вздрогнул. То, чего он страшился, произошло. Он отвел глаза, потому что не в силах был выдерживать этот чистый и пытливый взгляд, который видел его насквозь, как рентген.

– Ты мне изменил?

– Нет.

Он произнес это так неуверенно, и так сильно покраснел при этом, что Маша отпрянула от него, как будто он болел чем-то нехорошим. В ее глазах в одно мгновение пробежали страх, ужас, боль, ненависть и даже брезгливость.

– Ты был с женщиной!

Теперь она уже не спрашивала. Она утверждала.

Женя молчал. Его язык не в силах был ничего произнести. Он хотел врать, клясться, что ничего не было, и он любит только ее и никогда ни с кем кроме нее не был. Но ничего не получалось. Вместо этого вырвались какие-то приглушенные звуки, сухой шепот, потому что во рту вдруг стало невыносимо сухо.

– Ну, говори же, что-нибудь! Не молчи! Ты от меня уходишь?

Машин голос был такой несчастный и жалобный, что бил сильнее любых ударов и ругательств.

– Нет! – воскликнул Женя.

– Гад! Какой же ты гад! Это самое плохое, что ты мог сделать! – закричала тогда Маша. Она беззвучно рыдала. Маленькие и худенькие плечики ее тряслись. Жене невыносимо захотелось обнять ее и прижать к себе, но он не мог сделать и движения, словно окаменел. – Я ненавижу тебя!

Маша с трудом сказала эти слова и ушла прочь, ссутулившись и еле волоча ноги. Последнее, что подумал Женя, это то, какой у нее стал большой живот.

Он долго смотрел на то место, где только что стояла его жена. Пальцы его были сжаты в кулаки, ноги тряслись, и он еле стоял. Только сейчас он понял, что навсегда потерял то, что было ему дороже всего в этой жизни. И потерял только что, потому что не сумел удержать это в руках.

Счастье не терпит слабости. Слабыми и неуверенными руками его удержать невозможно.

А Маша Александрова еле доплелась до своей койки, упала на нее, отвернулась к стене, зарылась лицом в подушку и продолжала плакать. Скоро слезы кончились, а она все плакала и плакала, без слез, а это еще тяжелее. Когда ее спрашивали, что произошло, она ничего не говорила, потому что знала, что если она расскажет правду, ее просто не поймут.

Муж изменил. Эка невидаль! Да ведь это сейчас в порядке вещей. Измени ему сама. Чего плакать-то без толку?

Только ночью, устав плакать, Маша подумала о том, что она забыла сделать самое главное, ради чего шла на встречу с Женей. Она забыла сказать ему, чтобы он поискал приличный роддом, и нашел там связь с главврачом. Ей надо было срочно уходить из этой кошмарной больницы, где повсюду бродят маньяки, и чуть ли не каждый день происходят убийства.