Сам без оружия Фомичев Алексей

– Козырь был связан с эсерами? – удивился Щепкин.

– Все может быть. Мы попробуем выяснить… Тут другое непонятно… – Игнатьев помедлил, задумчиво нахмурил брови. – Допросы задержанных мы только начинаем. Однако уже ясно, что Розенблем пришел к Козырю не с улицы.

– Мы видели. Он вывернул откуда-то из зала.

Подполковник кивнул.

– Возможно, у него была встреча с кем-то еще. С кем-то кроме Козыря. Попробуем выяснить. Кстати… убитый в доме ювелира Штельмана человек – английский подданный. Как он оказался там и зачем – мы пока не знаем. Но сам факт неприятен весьма. Наши союзники будут недовольны…

В кабинет, постучав, заглянул ординарец Кузьма, посмотрел на подполковника и кивнул.

– Готово? Ну, так неси, чего ждешь? – Игнатьев оживился. – Прошу отведать, друзья. В трактире, поди, ни выпить, ни закусить не успели… О делах потом…

После полуночи ветер немного стих, зато с черного неба закапал мелкий дождик. Капли били по мостовым и крышам, заглушая прочие звуки. Обходившие фасад здания Главного управления Генерального штаба солдаты зябко водили плечами и невольно укоряли шаг, желая побыстрее вернуться в дежурку, где было натоплено и стоял наготове самовар.

Дойдя до торцевой стены, солдаты, как и положено, осмотрели затемненные окна, подергали небольшую дверь подсобного помещения. Дверь немного подалась, но потом встала.

– Чей-та!.. – старший патруля ефрейтор недоверчиво приник к двери. – Никак не закрыли…

– Хозяйственники давно ушли. Они же на замок запирают, – вставил рядовой, ежась и недобро глядя на черное небо.

Ефрейтор толкнул дверь посильнее, и она отошла вглубь помещения. Ефрейтор отступил, снял карабин с плеча.

– Карп, нут-ка бегом за старшим! Скажи, пусть офицер подойдет. Я пока здесь покараулю.

– Тревога? – с любопытством спросил Карп, вытягивая шею и тоже снимая карабин с плеча.

– Не надо тревоги… пока. Беги!

Солдат убежал, а ефрейтор осторожно заглянул внутрь помещения. Ничего, конечно, он не разглядел, а фонарь был у напарника. За спиной ефрейтора что-то шаркнуло, тот быстро развернулся и получил сильный удар по голове. Фуражка смягчила его немного, но ефрейтор закатил глаза и сполз вниз по стене. Закутанная в черное фигура проявилась в слабом отсвете огней с фасада здания и тут же исчезла за дверью.

На второй этаж Восточного корпуса человек в черном проник бесшумно, задержался у лестницы, выглядывая в коридор, отметил в глубине яркое пятно – лампу на столе дежурного, а потом нашел взглядом нужную дверь. До нее метров семь. Дежурный сидит спиной, что-то читает, увидеть не должен. Хотя скрип двери услышит. Значит, надо…

Дежурный расслышал едва различимый свист воздуха за спиной в последний момент, потом мягкий удар обрушился на его макушку, и он ткнулся лбом в столешницу. Фигура за его спиной открыла ящик стола, отыскала нужный ключ и неслышно отступила назад.

Начальник караула подпоручик Акметьев прибежал к торцевой стороне здания через пять минут после доклада патрульного солдата. Следом за ним примчалась дежурная смена – пять солдат. Дверь в здание была закрыта, ефрейтора нигде не видно. Подпоручик велел осмотреть все вокруг, и солдаты, размахивая фонарями, разошлись по сторонам.

– Вон-вон, ваше благородие! – крикнул Карп, указывая на вполне заметный след у самых дверей. – Тащили что-то?

– Веремчук, Стахович, проверьте двери. Остальным следить за окнами. Оружие держать наготове! Давайте!

После дружного нажима плечами дверь подалась и пошла назад. Солдаты удвоили усилия и распахнули ее полностью. В углу под лестницей они нашли ефрейтора. Он был без сознания, но дышал. Разряженное оружие валялось в другом углу, вокруг тускло блестели патроны.

– Лямников, остаешься здесь. Спрячься за дверью. Никого не пропускать!

Подпоручик вытащил из кобуры револьвер, взвел курок и повернулся к солдатам.

– Идем тихо, смотрим в оба!

– Может, тревогу поднять, ваше благородие? – предложил унтер Веремчук. – А ну как супостат не один?

– Нельзя, спугнем. А нам надо его взять живым. Их взять… если целая группа. Пошли…

Кабинет, куда стремился попасть закутанный в черный костюм человек, был разделен на две части. В большей стояли стол, стулья и два телефонных аппарата. В меньшей было несколько огромных сейфов, подпиравших потолок.

Проникнув в кабинет и взломав вторую дверь, злоумышленник с помощью небольшого электрического фонаря осмотрел сейфы, отыскал нужный, извлек из складок одежды связку ключей и набор отмычек и приступил к работе. Фонарик он закрепил на плече, направив свет на замочные скважины. Работал злоумышленник быстро, показывая немалую сноровку в это деле. Однако сейф пока не поддавался.

Акметьев с солдатами осмотрели первый этаж, проверили все кабинеты. Встревоженному дежурному подпоручик объяснил ситуацию и попросил без лишнего шума поднять тревогу. Дежурный покивал и протянул руку к телефону.

– Идем дальше, – скомандовал Акметьев, – к лестнице.

– А если он уже сбежал? – подал голос кто-то из солдат.

Подпоручик не ответил, махнул рукой и первым поспешил вперед.

Сейф открылся с третьей попытки. Злоумышленник внимательно осмотрел содержимое нижних полок, вытащил несколько папок с бумагами, пролистал их, три бросил обратно, а две отложил. Потом быстро закрыл сейф, папки спрятал в небольшую тряпичную сумку, закрепил ее за спиной и поспешил к выходу.

В коридоре было тихо, дежурный так и сидел за столом, положив на него голову, издалека казалось, что он спал. Злоумышленник поспешил к лестнице, сбежал по пролету вниз и… лоб в лоб столкнулся с Акметьевым.

Опешили они оба. Но злоумышленник соображал быстрее. Ударом ноги он отбросил подпоручика назад, и тот, теряя равновесие, сшиб двух солдат. Злоумышленник бросился наверх, выскочил в коридор и увидел в дальнем конце размытые фигур солдат. Снизу по ступенькам бежали патрульные. Его взяли в тиски.

Злоумышленник бросился к окну, резким рывком распахнул его и вскочил на подоконник. Сзади раздался рев:

– Стоять, бисово отродье! Пристрелю!

Похититель вытащил из потайного кармана небольшой предмет размером с крупное яблоко и бросил его под ноги преследователям. Сильная вспышка ударила по глазам подбежавших солдат. Кто-то охнул, кто-то с проклятием закрыл руками глаза. Когда подпоручик подбежал к окну, он увидел только своих людей, топтавшихся на месте и протиравших глаза. Злоумышленника не было.

Акментьев выглянул в окно и услышал слабый вскрик.

…Прыжок на небольшой выступ и второй прыжок с него на землю злоумышленник выполнил ловко и без задержки. Устояв на ногах, огляделся по сторонам и хотел было бежать прочь, но из тени двери выступил рядовой Лямников, оставленный сторожить выход.

Лямников вскинул карабин и внезапно осипшим голосом произнес:

– Стой, поганец! Руки вверх!

Злоумышленник встал, потом вдруг присел и махнул рукой. Это движение Лямников не увидел, но почувствовал сильный удар в шею. Острая боль пронзила горло, Лямников попытался вскрикнуть, но вышел тонкий сип. Солдат упал на землю, не выпустив из рук оружие, и тускнеющим взором увидел удирающую прочь фигуру.

Когда Акметьев сбежал вниз, солдат уже не дышал. Из его горла торчал какой-то странный предмет, перепачканный густой кровью. Враг сумел скрыться.

Задержанных в трактире участников драки отвезли в ближайший околоток, где жандармы и лично участковый пристав вместе с околоточными дотошно допрашивали всех без исключения.

После допроса драчунов увозили в Литовский замок. Назад в кутузку никого не возвращали, и остальные задержанные только гадали, что с ними будет.

Паша-Гусь и его сын Гриша-Скок сидели в дальнем углу возле каменного выступа. Гусь скрипел зубами и непрерывно тер грудь – сердце пошаливало. Он морщился, шевелил губами, посылая проклятья легавым, Козырю и подлым дружкам сынка Грини, которых винил во всем.

Скок сидеть на месте не мог, вскакивал, ходил по кутузке – два шага вперед, два назад. Перед глазами все прыгала картинка – лежащее на полу безвольное тело брата и поникший отец, которого оттаскивали жандармы.

«Падла хитрожопая!.. – с ненавистью думал о своем собеседнике Скок. – Сам отвалил, а нас под легавых подставил…»

Упрек был необоснован, ведь собеседник – «товарищ Петр», как он когда-то представился, – предупреждал, чтобы Скок уходил и уводил своих. Но сейчас Григорий ни о чем ином думать не мог. Он сделал еще несколько кругов, невольно подслушал шепот соседей по кутузке. Узнал подручных Козыря, те обсуждали, как им «спрыгнуть» с дела и уйти.

Потом городовой вытащил из кутузки очередного задержанного и потащил его на допрос. Скок прильнул к решетке и увидел, как из дверей околотка выводили двух парней – подручных Козыря и еще одного из завсегдатаев трактира.

Выводивший их жандарм кому-то крикнул:

– Этого в Литовский, а этих в «Кресты». И по дороге внимательнее смотрите.

Скок отошел от решетки и сел в угол к отцу.

– Батя, – шепотом сказал он, – всех дружков Козыря тащат в «Кресты». Видать, дальше колоть будут. Остальных в Литовский. Значит, отпустят скоро.

Гусь повернул голову к сыну, что-то беззвучно прошептал, проморгался и глубоко вздохнул.

– Нас тоже… как узнают, кого сцапали, повезут в «Кресты». На мне дело, просто так не отпустят. Да и ты со своими политическими…

Гусь встал, размял затекшие ноги и спину, огляделся, прижал голову Григория к себе.

– Уходить надо, сынок. Пока не опознали и не упекли.

– Как?

Гусь усмехнулся.

– Да как раньше. Когда с этапа срывались и от околоточных бегали. Дадим концерту, а эти шебутники помогут…

Шебутниками старый вор презрительно называл мелкую шпану, что ошивалась возле воровских малин и кабаков, а также пропойц и молодых дурачков, готовых за мелкую подачку и на шухере постоять, и легавых отвлечь.

Скок с недоверием посмотрел на отца, но возражать не стал. Паша-Гусь обладал таким опытом, что его сыну еще учиться и учиться.

…Поднятый в кутузке шум привлек внимание городовых не сразу. Те сперва подумали, что задержанные бузят, и пригрозили им палками. Но потом кто-то крикнул: «Да он помирает!»

Старший городовой подошел к решетке, недовольно буркнул:

– А ну цыть! Расступись!

На полу полулежал, хватаясь за живот, здоровый молодой парняга. Лицо сведено судорогой, на губах кровавая пена. Парень не стонал, только скрипел зубами и прижимал ладони к животу.

– Эй, болящий, ты чего?

– Фрол Тарасыч, не видишь – плохо ему… – заныл знакомый голос.

Городовой поднял голову. Местный запойный Колюня просительно смотрел из-за решетки, смиренно сложив руки на груди.

– Лекаря бы какого али фелшара… Помреть ишшо.

Колюню городовой хорошо знал, этого дурачка даже в Литовский не повезут, здесь отпустят.

– Семен, дай ключи, – позвал помощника городовой и повернулся к решетке. – Всем отойти в дальний угол. И смотрите, если что – маслину схлопочете разом. А ты, Колюня, тащи его к решетке.

Тот кое-как выволок больного парня к решетке, а когда городовые открыли ее, потащил дальше. Фрол Тарасович помог ему и выволок парня к скамейке.

– Посади его и дай воды, вот ведро. Семен, закрывай…

Городовой на миг отвлекся, а когда повернул голову, Колюня, скрючившись в три погибели, упал под ноги и завопил тонким голоском:

– Ай-ай-ай!..

Больной парень вдруг разогнулся, выметнул ногу и врезал ей по шее городового. Фрол Тарасович рухнул на пол. Второй городовой, что закрывал решетку, обернулся на шум, схлопотал удар в скулу и второй по уху. В голове вдруг зазвенело, стало пусто. Он сполз вниз, не чувствуя тела, и застыл в неудобном положении.

Больной парень – Скок – подскочил к городовому, вытащил из руки связку ключей, мигом отпер замок и распахнул решетку. Задержанные ломанулись к выходу.

У дверей околотка толпа столкнулась с жандармами и городовыми. Сразу вспыхнула драка. Численный перевес был на стороне задержанных, но жандармы, обученные ближнему бою, отшвыривали беглецов. Те поднажали и стали выдавливать жандармов на улицу.

Скок и Гусь были в центре толпы – самое безопасное место, но сейчас из-за скученности не могли толком даже шагнуть. Скок скрипел зубами от злости – ему бы вперед, он бы расшвырял жандармов.

Наконец впереди расступились, беглецы выдавили жандармов во двор. Скок прыгнул вперед, ловко ушел от руки городового и врезал тому по колену. Городовой от боли осел.

Толпа бросилась врассыпную. До спасительного переулка, где было темно, всего два десятка шагов.

В этот момент раздались выстрелы. Жандармы открыли огонь по убегавшим. Несколько человек сразу упали, еще трое присели и подняли руки, вопя: «Сдаемси, сдаемси!..»

Скок потащил отца в сторону, к забору, где были вставлены две доски. Но Гусь вдруг дернулся, стал падать на землю. Григорий, еще не понимая, попытался его поднять.

– Сынок… беги…

Гусь сел на землю, стал заваливаться на бок. В тусклом свете фонарей его лицо выглядело белым. Скок присел рядом и вдруг увидел на груди отца пятно крови.

– Беги. Отомсти им за меня и за… брата. Клянись!

– Батя! – Скок подхватил голову отца. – Встань, батя, я тебя унесу.

Мимо пронеслась чья-то фигура, над головой пропели две пули, одна ужалила беглеца, и тот с воплем покатился по земле.

Гусь оттолкнул руки сына, кашлянул. Изо рта потекла тоненькая струйка крови.

– Отомсти, сына! Клянись!

– Клянусь, батя, – осипшим голосом прошептал Скок. – Клянусь…

– Прощай сынок.

Скок заставил себя вскочить на ноги, прыгнул в сторону, потом еще раз. Пули прошли где-то рядом, донесся рев жандарма: «Уйдет, сучонок!»

Крик придал Скоку сил. Он скользнул в пролом забора, побежал вдоль него и свернул в подворотню. За спиной было тихо. Оторвался…

Домой Щепкин приехал в одиннадцатом часу ночи, принял душ и лег в постель. Но сон пришел не сразу. Немного ныло левое плечо, по которому вскользь угодил чей-то кастет, чесались сбитые костяшки правого кулака. Мелкие травмы, незамеченные в пылу схватки и сразу после нее, сейчас, когда ушло возбуждение, дали о себе знать.

Не желая думать о не очень-то успешной операции и о том, что делать дальше, капитан сменил тему и принялся анализировать саму схватку. Насколько действенными были приемы в бою против нескольких противников, насколько удачно действовал он сам и его люди. Гоглидзе подставился под нож, к счастью, рана легкая. А вот Белкин вышел из схватки без повреждений. И вообще работал успешно.

Щепкин в который раз отметил, что английский бокс вырабатывает не только прекрасную реакцию, но и чувство удара. Это надо использовать в своей методике. Реакция вообще много значит в бою, равно как и техника. А это со временем вырабатывает навык, то есть правильное поведение на инстинктивном уровне. И надо бы придумать еще пару упражнений для повышения скорости реакции.

…А Диана молодец. Держалась хладнокровно, вырубила Козыря и Баклана, а потом и бандита сняла… спасительница… и смотрит так настойчиво, все ждет… жаль, нет к ней тех чувств, прекрасная была бы пара…

Он провалился в сон как-то разом, словно нырнул в омут. И спал спокойно, без сновидений, набираясь сил после трудного дня.

Встал Василий в семь часов. Выполнил гимнастический комплекс, принял душ, побрился, накоротке просмотрел записи по борьбе, сделал несколько пометок и сел завтракать.

Он планировал позвонить Игнатьеву в восемь и узнать, как идет следствие. Но подполковник позвонил сам без пяти восемь.

– Всю ночь работали, искали концы, – пробасил в трубке его голос. – И узнали кое-что интересное. Так что прошу к нам к девяти, как раз будет совещание.

– А интересное – это что? – не удержался от вопроса Щепкин.

– Ну, например, то, что ловили мы двух щук. А поймали трех.

– Не понял?

– К нам в руки попал некий Паша-Гусь – вор-рецидивист со стажем, в уголовном мире личность известная.

– А он тут при чем? – удивился капитан.

– Не знаю. С Гусем не поговоришь.

– Что, упрямый больно?

– Мертвый, – недовольным голосом пояснил подполковник. – Ночью был побег из околотка. Жандармы и полицейские открыли огонь. Гуся убили. А его сынок Миша-Храп погиб в трактире. Вот так-то! – Игнатьев помолчал, потом уже другим голосом добавил. – Словом, Василий Сергеевич, жду. Работы невпроворот.

– Буду, Владимир Андреевич, точно в срок.

Щепкин положил трубку, вспомнил убитого Дианой бандита и ее слова: «Я тебе, капитан Василий, жизнь спасла… два раза. Хоть бы спасибо сказал…»

«А поблагодарил я тогда ее плохо. Не обиделась бы, с нее станется…» – подумал капитан и посмотрел на часы. Скоро собираться.

Но планы пришлось изменить буквально через десять минут. Вновь зазвонил телефон, и в трубке прогремел голос Батюшина:

– Господин капитан, срочно в отделение!

– Здравствуйте, Владимир Петрович. Что случилось?

– Здравствуйте, Василий Сергеевич, – поправился полковник.

– Меня Игнатьев просил к девяти подъехать…

– Отставить! Я сказал – срочно в отделение! Игнатьеву я сам позвоню. Я снимаю вас с этого задания! Все ясно?

Голос у Батюшина звенел от напряжения, и Щепкин уже понял, что произошло нечто плохое. Настолько плохое, что вежливый и корректный полковник позволил себе не поздороваться и повысить голос. Что это могло быть, Щепкин не знал, но возражать начальству перестал.

– Буду через полчаса.

– Жду, – коротко попрощался Батюшин и положил трубку.

За группой Щепкина сразу закрепили автомобиль с шофером, но капитан отказался от водителя и сам садился за руль. Технику он любил и обычно правил автотранспортом с удовольствием. Однако сейчас летел по городу, то и дело давя на тормоз, чтобы пропустить груженые подводы, грузовые автомобили и растяп-прохожих, идущих по дороге. Народу на улице в этот час хватало, но все куда-то спешили и на гудки клаксона реагировали не сразу.

Адъютант Батюшина молодой подпоручик Осмысловский склонил голову в приветствии и сразу открыл двери перед Щепкиным. Капитан ответил на приветствие и шагнул в кабинет.

Начальник отделения был в парадной форме при наградах. Таким его Щепкин видел всего раз – год назад, когда Батюшин ездил в Ставку к императору. Сейчас же парадный мундир выглядел несколько неуместно.

Батюшин, видимо, сам это понимал, но старался не обращать на форму внимания.

– Здравия желаю, господин полковник! – обратился к начальству капитан.

Батюшин махнул рукой, завистливо глянул на Щепкина, одетого в простой костюм, ладно сидящий на его атлетической фигуре.

– Когда в партикулярном – каблуками не щелкают и по стойке смирно не встают. Проходи, Василий Сергеевич, присаживайся.

Сам полковник прохаживался вдоль стола, разминая крепкими пальцами папиросу. По немного нервной походке и папироске в руке Щепкин определил, что его начальник зело расстроен и явно не в духе. Тоже редкое явление, но бывало. Иногда, увлекшись ходьбой, полковник стирал папироску в труху.

Батюшин перехватил взгляд капитана, бросил папироску на стол, встал у подоконника и вздохнул.

– Ночью из кабинета в здании Генерального штаба были похищены документы.

– Что? – не поверил ушам Щепкин. – Как это похищены?

– Вот так. Из сейфов.

– А из какого отдела?

– Да какая разница?! – чертыхнулся Батюшин и махнул рукой. – Украли две папки.

Щепкин пораженно молчал, осмысливая услышанное. Украсть что-то из здания Генерального штаба невозможно. Это же не мясная лавка и не ювелирный магазин. Выспрашивать подробности Щепкин постеснялся, все ж Батюшин начальник, не пристало ему вопросы задавать.

Полковник, видимо, понял затруднение капитана, сел в кресло, выложил на столешницу руки. Глухим голосом произнес:

– Охрана злоумышленника заметила, попыталась схватить. Но тот оказался больно ловок, применил какие-то трюки и ушел. Ранил несколько солдат, одного убил. Вот этим…

Полковник извлек из ящика небольшой предмет и бросил его на стол. Щепкин взял предмет, с удивлением покрутил.

– Сюрикен. Из набора так называемых ниндзя.

– Кого?

– Японская секта шпионов и убийц. В прежние времена было несколько кланов, но сейчас их вроде бы нет. Хотя оружие осталось. Метательная звездочка. Таким убить непросто, нужна особая сноровка.

– Видимо, у нашего похитителя была. Эта… этот сюрикен воткнулся в шею, пробил сонную артерию.

– Вы думаете, этот… человек был японцем? – машинально, спросил капитан, вертя в руках стальную четырехконечную звездочку.

– Что? Василий Сергеевич, вы вчера переутомились сильно, что ли? Мне Игнатьев уже рассказал о ваших подвигах, даже к наградам вас представил… Какие японцы?

– Извините, – смутился Щепкин. – Я не знаю подробностей дела, но почти уверен, что без предательства не обошлось. Документы взял либо кто-то из своих, либо по наводке своего. Просто так залезть в Генштаб невозможно и сразу найти нужный кабинет и сейф тоже.

Батюшин кашлянул, расстегнул верхнюю пуговицу мундира.

– Меня утром вызвали в Генштаб к Аверьянову. Петр Иванович потребовал скорейшего расследования дела и возвращения документов. Я уже высказал мысль о… возможном участии в этом деле кого-то из сотрудников Генштаба. Генерал-лейтенант категорически отверг подобное обвинение и заверил меня в полной благонадежности офицеров и генералов…

Батюшин уловил на лице Щепкина подобие улыбки и нахмурился.

– Мы не вправе выдвигать обвинение против кого бы то ни было… хотя, конечно, у нас есть основания подозревать измену. Вот что, Василий Сергеевич, вашу группу я направляю на поиск документов. Погодите! – видя, что Щепкин готов возразить, поднял руку полковник. – Я еще не сказал главного.

Батюшин опять покашлял, прочищая горло, взял со стола графин с водой, наполнил стакан и выпил.

– То, что я скажу, есть государственная тайна. Прошу помнить об этом и… информировать своих сотрудников по мере необходимости.

– Простите, господин полковник, но я доверяю своим людям. И если мы будем вести это дело, они должны знать подробности.

Батюшин на миг смешался, кивнул.

– Ну, как угодно. Возможно, вы правы… Так вот. Похититель взял две папки. В одной копии планов дислокации наших войск на Дальнем Востоке и данные по мобилизационным планам. В другой… проект меморандума о возвращении потерянных территорий. В частности Южного Сахалина. Это совершенно секретный меморандум, его не показывали даже императору. Фактически его нет. Но проект вчерне подготовили. Я даже не могу себе представить реакцию властей Японии на такой меморандум! Конечно, первые, на кого подумали в Генштабе, – это японцы.

– Но японцы наши союзники. Мы воюем на одной стороне. Зачем им устраивать такую провокацию сейчас? – недоуменно проговорил капитан. – Они ведь не нападут на нас! Это невозможно.

– И все же! Никому, кроме них, кража документов не выгодна. Поэтому версию с японским агентом, подкупившим кого-то из сотрудников Генштаба и выкравшим документы, отбрасывать нельзя. Более того, эта версия сейчас главная, и начальник Генштаба разделяет ее.

– Тогда надо искать Иуду… – вставил Щепкин.

– Надо. И его будут искать. К поиску привлекут столичное отделение контрразведки, нашу агентуру. На вас же, Василий Сергеевич, ложится особая миссия.

Батюшин достал из ящика папку, раскрыл ее.

– Через два дня из Петрограда во Владивосток отбывает помощник посла Японии господин Хиро Идзуми в сопровождении секретаря и советника по вопросам культуры. С ними поедет охрана. Если документы все же попали в руки японцев, лучшего варианта вывезти их в Японию нет.

– Вы полагаете, что похититель передал документы в посольство?

– Я не исключаю этого. Во всяком случае, такова основная версия. И вам придется проверить, насколько она верна.

Щепкин недоуменно посмотрел на полковника.

– Проверить – это обыскать багаж помощника посла?

Батюшин помрачнел.

– Я не знаю, каким образом вы сделаете это. Подумайте. У вас еще есть время. Но запомните: документы, если они вдруг окажутся у Идзуми, ни в коем случае не должны попасть в Японию!

– Кто мешает послу отправить сведения по радио, телеграфом или через агентуру?

– Данные такого уровня имеют реальный вес, только если их предоставляют в оригинале. Телефон, телеграф, радио можно прослушать, код и шифры разгадать, агентов перехватить. Нет! Если документы у посла, он отправит их единственно надежным и легальным способом – через помощника.

– А когда посол заявил об отъезде своего помощника? – спросил Щепкин.

– Неделю назад.

– То есть они еще тогда планировали похищение? – задумчиво поговорил капитан и поймал себя на мысли, что фактически уже начал работать, прикидывать варианты и расклады.

Батюшин понял ход мыслей Щепкина, кивнул.

– Приступайте. В расходах я вас не ограничиваю, средства будут выделены по заявке. Но помните о сроках. И о режиме секретности.

Щепкин встал.

– Я понимаю, господин полковник.

– И то, что провал и любые недоразумения с дипломатами нашего союзника также недопустимы, вы тоже понимаете?

– Так точно!

Батюшин обошел стол, встал напротив капитана.

– С богом, Василий Сергеевич! Я надеюсь на вас. В конце концов, японцы – ваш профиль. Вам и карты в руки. И докладывайте каждый день.

– Слушаюсь!

Провожаемый до дверей полковником, Щепкин покинул кабинет и пошел к выходу, пытаясь упорядочить скачущие в голове мысли. Никаких догадок и идей пока не было. Капитан просто не знал, с чего начинать…

«Стащить документы у посольской группы… Незаметно… Как? – размышлял Щепкин, ведя авто к спортивному клубу. – Думай, брат, думай… Только быстро. Времени в обрез, до отъезда японцев надо придумать план…»

Щепкин притормозил, пропуская колонну солдат, взглядом выхватил фигурки медсестричек, что шли за колонной. Мысли свернули на войну и тяжелое положение русской армии.

«Если через полгода-год бойня не закончится, Россия иссякнет, как людьми, так и средствами. Потери ужасающие, техническая отсталость армии налицо. А в тылу свары и склоки. Да еще восстания вроде Туркестанского. Народ на пределе. Страна слабнет с каждым днем. И даже если германцы сдадутся, что мы получим в остатке? Не выдвинет ли вчерашний союзник новые условия? Япония зарится на весь Сахалин, а не только на южную часть… В этом случае похищенные документы могут стать поводом…»

Капитан поймал себя на том, что опять думает о задании. Все же версия с японцами наиболее убедительна. Только вот как они проникли в Генштаб? Все же непонятно…

«Невское спортивное общество» занимало двухэтажный особняк и часть небольшого парка. В парке были подготовлены беговая дорожка, борцовский квадрат с песком и стружкой, гимнастическое оборудование вроде турников, брусьев, шведских стенок.

На первом этаже здания располагались общий зал борьбы, зал силовой гимнастики, массажная комната, душевые. На втором этаже были рабочие и жилые помещения, склад. В подвале оборудован тир.

Заведовал обществом Николай Ларин – ученик Щепкина еще со времен работы во Владивостоке. Бывший офицер, он получил ранение во время войны с Японией, потом вышел в отставку.

Когда была создана группа, Щепкин вызвал с Дальнего Востока своего ученика и предложил работу. Ларин наравне с учителем вел занятия по борьбе и фехтованию на японских мечах, помогал Василию в составлении его собственной методики и занимался хозяйственными делами.

Ларин знал, где работает его друг и учитель, но в дела контрразведки посвящен не был. Хотя несколько раз по просьбе Щепкина выполнял небольшие поручения.

Сейчас же Василий хотел посоветоваться с помощником. Ларин знал японцев и их повадки не хуже самого капитана и мог подсказать что-то дельное.

Во дворе здания Щепкин заметил фаэтон Гоглидзе. Князь сюда обычно приезжал на нем и оставлял во дворе, если приходилось уезжать на задание.

«Значит, и Белкин здесь, – прикинул капитан. – Георгий всегда забирает тезку по пути. Хотя Белкину до штаб-квартиры десять минут ходу. Ну раз так, устроим совещание. Пусть тоже поломают головы, шеи друг другу уже наломали…»

Как и думал капитан, его товарищи были в зале борьбы. Белкин спарринговался с рослым статным подпоручиком из столичного гарнизона. Подпоручик слыл превосходным боксером и побеждал на гарнизонных соревнованиях. Белкин в мастерстве английской кулачной забавы подпоручика даже превосходил, но, кроме того, был обучен и хитрым уловкам дзюдо, что и использовал в бою. Видимо, по уговору, потому как попытки провести бросок или дать подножку подпоручик воспринимал без возмущения и сам все норовил толкнуть Григория и бросить его.