Диармайд. Зимняя сказка Трускиновская Далия
Тут Изору качнуло в другую сторону, и другой рулон уперся ей в бок.
– Ты с ума сошла… – пробормотала она, прекрасно понимая, что этот аргумент сработает с точностью до наоборот.
– А ты думаешь, мы можем чего-то достичь, действуя разумно? – спросила Сана. – Нет, конечно. Когда у меня будут рыжие волосы, я себя почувствую совсем иначе! Мне это необходимо, понимаешь?
– Ну да, рыжее с зеленым… – пробормотала Изора.
По крайней мере, эстетическую сторону этого безумия она поняла и приняла.
Светловолосая и светлоглазая Сана в зеленом выглядела недостаточно ярко. Аристократично, может быть, насколько вообще способна выглядеть аристократично маленькая и худенькая женщина с острым носиком, но неброско, и ее это удручало. Теперь же Сана приняла глобальное решение.
– И это тоже.
– Ты из парикмахерской звонишь, что ли?
– Из парикмахерской?… Да! Я тебя тоже запишу!
– Я краситься не буду! – воскликнула Изора. – И вообще, я в чужом офисе, у меня дела, я спешу, извини!
У нее были чудесные, густые, темно-каштановые, похожие на соболий мех, но при этом длинные и тяжелые волосы, которыми она очень дорожила. Однако как-то их с Саной занесло на вещевой рынок, и у прилавка с париками Изора приложила к себе самый рыжий. Тут она и поняла ошибку природы – ее карие, чуть с прозеленью, глаза и белая кожа прямо-таки требовали рыжих волос. Но расставаться с шевелюрой, в которую столько вложено, ради эксперимента с непредсказуемым результатом Изора побоялась. И теперь ей опять стало страшно – Сана вполне могла уговорить ее на покрасочную авантюру. Ведь и она понимала – на празднике нужно быть во всеоружии и чувствовать себя королевой.
После панического «извини!» Изора выключила мобилку и выбралась из стеллажей.
Она отнесла пакет с драконами в салон и заперла его в своем кабинете, уже несколько похожем на помещение, где хотя бы пытались навести порядок. В очередной раз пригрозив бригаде, что лишит ее половины заработка, Изора полетела вербовать ясновидящего. До сих пор она общалась с Кадлиэлем исключительно по телефону, и ей очень нравился его голос. Когда же она увидела свое приобретение в натуре – то сильно пожалела о стеллажах и рулонах. Они были бы весьма кстати – ее в третий раз за день крепко качнуло.
На лбу у этого ясновидящего крупными буквами было написано – шарлатан с алкогольным уклоном.
В кармане шубы у Изоры лежал амулетик – кусок агата.
– Что у меня в руке? – спросила она, сунув руку в карман и сжав амулетик.
– Кошелек, – решительно ответил ясновидящий, и тем их переговоры и завершились. Изора побежала в редакцию городской газеты давать следующее объявление о поиске ясновидящего, но вовремя опомнилась – если они с Саной идут на Йул, то там она и спросит у живущей на другом конце города Мойры, не знает ли она подходящей кандидатуры.
Потом нужно было зайти на телефонную станцию, оплатить счет по установке двух аппаратов, потом встретиться с гадалкой Зоей, словом, день был полон суеты, и только ближе к вечеру Изора сперва удивилась, почему мобилка молчит, а потом вспомнила – сама ведь и отключила.
Техника исправно выдала список не дошедших до Изоры звонков. Один был очень важный, и она сразу отзвонила.
– Это я, солнышко, – извиняющимся голосом сказала она. – Ты понимаешь, салон…
Тот, кого назвали солнышком, не стал напоминать про Йул, не стал и упрекать. Он просто спросил, ждать ли ему сегодня Наталью…
Ну да, был в мире человек, для которого она предпочла быть Натальей со всеми вытекающими из этого печальными последствиями. Был такой человек, замечательный, кстати, мужик, шофер-дальнобойщик, и она обожала готовить для него всякие вкусности, собирать его в дорогу и устраивать банкеты в честь прибытия. Если бы в эту связь вступила Сана, то либо решительно женила бы симпатичного мужичка на себе, либо послала поискать ветра в поле. Но Наталья не решалась и слова ему поперек сказать, за что Изора регулярно получала нагоняи от Саны.
– Он по-своему меня любит! – отбивалась Изора.
– Любил бы – замуж бы позвал. А так ты зря время тратишь! – отвечала Сана. – Сколько ты на него времени потратила? А могла уже по меньшей мере пять лет быть замужем за кем-нибудь другим!
Впрочем, когда Изоре казалось, что ненаглядный Виталик в странствиях своих много чего себе позволяет, именно Сана возилась с приворотами, обеспечивая его относительную верность.
Домой Изора Виталика редко приглашала – стеснялась дочери. Вся их личная жизнь протекала в его комнате, комната же была в коммуналке с сомнительными удобствами. Однако была в этом романе какая-то особая прелесть – Изора чувствовала себя молодой. И, наверно, ей действительно требовалось хоть иногда побыть Наташей.
Условившись с Виталиком, Изора позвонила Сане и просила ее заглянуть в салон как вечером – присмотреть, чтобы пьяный ремонтник там сдуру не заночевал, так и утром – потому что, честное слово, мало радости вылезать из теплой постели, от своего мужчины, да еще как раз готового к любви и нежности, ради банды кретинов, не умеющих толком привинтить дорогую дверную ручку!
Была и другая просьба – после того, как салон будет закрыт, не полениться и добежать до Изориной квартиры, убедиться, что крестная не рыдает в три ручья, не режет себе вены и не болтается в петле. А заодно и присмотреть за Сашкой – уж в эту ночь ребенок наверняка будет спать дома, так чтобы поел-попил по-человечески, а не жрал поганые чипсы!
Сана в момент звонка сидела перед зеркалом и пыталась понять – хорошо ли то, что она совершила, или все-таки плохо?
Парикмахер, которому были немалые деньги заплачены, все же не понял, чего от него хотят, и сделал рыжий цвет чуть более ненатуральным, чем это было допустимо. И еще влепил морковного оттенка, совершенно лишнего. Теперь нужно было пересматривать всю концепцию макияжа, убирать холодноватые тона, брать только теплые, и эффект был непредсказуем.
Слишком поздно Сана додумалась, что женщина, желающая быть рыжей красавицей на Йуле, должна озаботиться покраской волос за два месяца до того, сразу после Самхэйна. Но поздно было затевать новые авантюры с волосами – следовало приспособиться к тому, что получилось…
Сана знала один хороший способ убедиться в правильности своего решения касательно волос. Этой методике ее научила целительница Эмер, с которой Сана советовалась совсем по другому вопросу: после посвящения у нее появился совершенно непредсказуемый интерес к мужчинам, довольно сильный интерес, и она, боясь, что Дара натворила с ней чего-то лишнего, тайком нашла другую специалистку второго посвящения. Эмер объяснила, что такая индивидуальная реакция бывает, что это – даже не от неумения правильно направлять свою энергию, от места зарождения туда, где она необходима, а просто вроде физиологической особенности именно Саниного организма, который вырабатывает энергии больше, чем ему требуется, и не знает, как распорядиться остатком. Заодно Эмер поделилась опытом: ни одна подруга не даст такой умной рецензии на новое платье или прическу, как идущие по улице навстречу мужчины, и если ты им нравишься – значит, нечего расстраиваться из-за цвета, длины, объема и прочих умозрительных параметров и категорий.
По зимнему времени Сана не хотела разгуливать по улицам, распустив свою новую рыжую гриву, так и до простуды недалеко. А накануне Йула и без того забот по горло, да еще открытие салона у них с Изорой на носу, лечебные же сеансы и возня с травами требуют времени.
Поэтому Сана решила испробовать силу рыжих волос на ремонтниках. Хоть какие – а мужчины, на ком-то же они женаты, детей имеют.
Как Изора не раз выслушивала от Саны всякие язвительные замечания про Виталика, так Сана от Изоры – о тех своих случайных приятелях, которых она заводила благодаря некстати объявившейся «физиологической особенности». Изора считала, что умнее в таком случае найти одного сексуально активного товарища и не валять дурака. Сана попыталась – и, к ужасу своему, поняла, что одного ей в периоды всплеска энергии не хватает. Тем более, что СВОЕГО в таких случаях жалеешь в ущерб себе, а СЛУЧАЙНОГО жалеть нелепо: сам в эту затею ввязался, сам пусть и расхлебывает.
Ремонтники сперва уставились на нее с ужасом. Сана даже растерялась, но потом выяснилось – эти скоты так уложили в коридоре линолеум, что хоть сама берись да переделывай. Отлично сознавая этот грех, они ждали от Саны мер более действенных, чем Изориной угрозы оставить без заработка. Изора для них была деловой женщиной, хозяйкой будущего салона, и с ее способностями никто пока не сталкивался. Сану же они знали как приглашенную за большие деньги специалистку, и был случай, когда она сперва сняла с бригадира жесточайшее похмелье, потом, убедившись, что трезвый он ненамного лучше пьяного, это похмелье тут же вернула в полном объеме.
Конечно, Сана с Изорой могли сделать и так, чтобы бригада на время ремонта вообще завязала. Но они подметили одну вещь: когда бригада была относительно трезва, мужики ходили недовольные, ссорились, матерились, огрызались. После некой дозы спиртного они менялись прямо на глазах, делались жизнерадостны и активны, работа кипела. Но, чтобы удержать их в этом состоянии, нужно было неотлучно сидеть рядом с ними и восхищаться их деятельностью. Естественно, стоило Изоре отвернуться, как бригада добавляла – и тут уж ремонт шел вразнос. Так что приходилось терпеть…
Сделав втык ремонтникам, которые в тот момент совершенно не желали видеть в ней женщину, разве что бабу-ягу, костяную ногу, которая может и помелом вмазать, Сана заставила их распаковать привезенные утром массажные кушетки и внести в Изорин кабинет. После чего, пригрозив, что явится в половине десятого утра, выставила бригаду и тоже удалилась.
Она приехала к Изоре, вошла и сразу кинулась к сигнализации. Сигнализацию нужно было срочно отключать – значит, ни Дара, ни Сашка еще не появлялись. Сана разделась и пошла на кухню стряпать. Припасливая Изора всегда держала холодильник забитым под завязку, да еще по случаю приезда крестной докупила всяких вкусностей, так что готовка в этом доме была сплошным удовольствием. И более того – Изора, как положено целительнице, готовила только на открытом огне, презирая микроволновки и электроплиты. Она сообразила, что можно добавлять в газовое пламя, чтобы оно давало пище хорошую энергию, и готовилась прочитать на Курсах доклад, а также оформить патент. Правда, готовилась уже не первый год – страшно не любила писать, и даже заполнение бумажек по квартплате было для нее мучительным. Салон же со всей сопутствующей открытию бюрократией ее и вовсе достал.
Дверь в прихожей открылась, Сана поспешила навстречу тому, кто явился, и это была Сашка.
Изора на ребенке не экономила, довольно уж было того, что ребенок рос без отца и практически без бабушки. Компенсируя то, чего, как ей казалось, она недодала дочке, Изора наряжала Сашку как голливудскую звезду, и единственным условием ставила не успеваемость, не помощь по хозяйству и даже не благопристойность в личной жизни, нет – она всего лишь настаивала на короткой стрижке.
И чем короче стриглась дочка, тем спокойнее была за нее мама.
Она больше всего боялась, что Сашка раньше времени осознает свою силу. Пока девчонка баловалась карточными гаданиями – еще полбеды, но волосы могли отрасти до такой длины, когда их хозяйка почувствует свою способность влиять на жизнь, и это уже было бы опасно. Всякое воздейсвие вызывает противодействие, обратный удар, и юное неокрепшее существо страдает само, если же чего-то натворит беременная женщина или мать, имеющая маленького ребенка, обратка попадет не только в нее, но и в дитя. Целительницы знали срок физиологического материнства, шесть лет, и тех, чьи дети были младше или еще не родились, на Курсы не допускали. Бывали, правда, исключения – та же Дара. Но довольно давно сильная обратка на десять лет сделала ее бездетной. А могла и навсегда.
Так вот – в прихожей стояла стройная, но не костлявая девочка в модной короткой шубке с ламовым воротником и широченными, расклешенными книзу рукавами. Ноги той безупречной формы, которой у совсем худых девиц практически не встречается, были обуты в забавные сапожки с кожаной бахромой. Короткие волосы отливали синим и лиловым. Сашка извлекла из материнского пожелания свою пользу – зная, что все равно каждый месяц бегать в парикмахерскую, она не боялась при очередном эксперименте пережечь краской волосы и изумляла знакомых совершенно фантастическими сочетаниями цветов.
– Теть-Соня! – радостно заорало это экстравагантное дитя. – А мама где?
И кинулось целовать материнскую подругу, бывшую ей опорой и защитой, когда Изора вдруг пыталась применить к ребенку строгость. Сана и опомниться не успела, как ее стиснули и расцеловали. Сашка была девочкой не дохленькой, но как еще не осознавала своей особой силы, так и силы собственных рук не чувствовала.
– А мама задерживается, велела ужинать без нее, – прекрасно зная, что задержка – до утра, сообщила Сана. – Дел куча, салон, ты же понимаешь?
– Да понимаю… – сказала Сашка с таким видом, что Сане стало неловко. Ребенок явно знал больше, чем хотелось бы маме.
– Ты давай раздевайся, я рыбу пожарила, помидоров настрогала. чай будем пить…
– Теть-Сонь! Ты что, покрасилась? Вау! Супер!
– Ну, хоть кто-то оценил…
– Класс! – искренне похвалила Сашка. – У вас на тусовке все облезут!
– На какой тусовке?
– Так Йул же, теть-Сонь, разве вы с мамой не поедете?
Сана ответила не сразу.
– Поедем, конечно, – произнесла она, глядя, как Сашка скидывает шубку, расстегивает сапоги и поочередно шарит ногами под вешалкой в поисках тапочек. Но выгребла она не свои тапки, а домашнюю обувку Дары, естественно, зеленую.
– Это – чьи? У нас таких не было…
– К маме крестная приехала.
– А где она?
Действительно, время было уже позднее, а Дару все еще где-то носило. Однако Сана не стала ломать голову над тем, куда запропастилась крестная. Потому что ее осенила некая мысль – неожиданная, но, кажется, интересная…
О том, что имя сильно влияет на человека, и иным страдальцам достаточно просто поменять имя, чтобы выздороветь и в корне изменить существование, Сана с Изорой убедились на своей шкуре. Но что цвет волос влияет на мысли, которые зарождаются под этими волосами, Сана не знала.
Она была более активна, чем требуется женщине для счастья, новое имя внесло в ее жизнь некоторый покой, но на образ мыслей при этом никак не подействовало. Обе они с Изорой были, правду сказать, простые, бесхитростные, сильно увлеченные своим делом женщины, живущие по принципу: что на уме, то и на языке. Задних мыслей они не держали – разве что не раскрывали клиентам и пациентам своих секретов, так это же – обязательное условие для выпускниц Курсов.
И вот теперь у Саны родилась заковыристая мысль.
Как почти все плодотворные мысли, она требовала решимости и поступка, поступок же был отнюдь не безупречен с точки зрения этики. Но Сана имела оправдание – ей следовало выполнить свои обязательства перед крестной.
Она немного посомневалась – но это было чисто формальное сомнение; слушая Сашку и даже отвечая ей, Сана уже подводила под свою мысль каменный фундамент.
Она выстраивала целую интригу и одновременно успокаивала себя тем, что это – игра изощренного ума, задачка, представляющая чисто академический интерес и не имеющая в реальной жизни решения.
Тут зазвонил телефон – и тут же включился автоответчик. Это был трюк, который издали проделывали только знающие люди, и Сана, подождав, с большим интересом включила магнитофончик.
То, что она услышала, едва не подняло дыбом ее новые рыжие космы.
Она полагала, что Йул, как всегда, будет в одном из трех городов, где, исходя из расположения звезд и прочих любопытных условий, проводились Курсы. То есть, следовало учитывать в расчетах ночь пути. А знакомый голос, голос целительницы Эмер, сообщил, что праздник состоится с доставкой на дом! То есть – в родном городке Саны и Изоры, в часе езды от автовокзала, на озерном берегу. Там на три дня снят пансионат – так что настоятельная просьба прибыть во всеоружии сразу после восхода луны. Об уважительной причине отсутствия просьба, опять же настоятельная, уведомить заранее. Все. Отбой.
– Ах ты сволочь белобрысая… – пробормотала Сана.
Тот, кто показал им с Изорой картинку в шаре (темное пятно до сих пор не исчезло!), наверняка сделал устроил эту пакость ради Дары. Он знал, что она, лишившись способностей, не приедет на Йул, знал, где она спряталась, – и сделал так, что Йул поехал к ней!
Большего издевательства не придумали бы и сто смертельно оскорбленных рыжих ведьм, собравшись вместе.
Сана была не то чтобы ведьмой, и уж во всяком случае в глубине души – вовсе не рыжей. Всякий, увидевший ее на улице, сказал бы: вот спешит маленькая бледная женщина, лет за тридцать, без обручального кольца и чем-то сильно озабоченная. И она действительно была просто женщиной, хотя и сумевшей развить свои способности. Она любила сладкое, не любила стирать и гладить, любила петь песенки на кухне и в ванной, не любила бывать в гостях у замужних приятельниц.
Но оскорблять ее, право же, не стоило.
Может быть, еще вчера, пока цвет волос был природным, она не восприняла бы новый адрес Йула как оскорбление, да еще оскорбление себе самой. Но сейчас в ней заиграла, заплескалась, подступила к самому краю некого внутреннего сосуда настоящая злость. Дара еще не знала, какой сюрприз ее ожидает, Сана приняла на себя первый удар – и, вместо крестной, решила нанести ответный. Ведь и Дара примерно так же ответила бы на оскорбление, нанесенное одной из ее крестниц, это Сана знала твердо.
Та мысль, что возникла, когда она глядела на раздевавшуюся Сашку, та мысль, что была раскручена из академического интереса, уже продумалась до конца и стала оружием.
Прежде всего Сана стерла запись. Довольно будет и того, что она сама сообщит эту новость Изоре. Затем…
– Сейчас поужинаем – и едем ко мне ночевать, – вдруг распорядилась Сана.
– Так мама велела. У нее тут с крестной свои дела. Ты же понимаешь, если крестная приехала – то не просто так.
– А я ее разве не увижу? – удивилась Сашка.
– Увидишь, но только не сегодня.
Сана не соврала – она знала, что Сашка и Дара когда-нибудь обязательно встретятся. Вот только не хотела, чтобы это случилось до Йула.
– Они к Йулу будут готовиться? – спросила Сашка, быстро кромсая вилкой горячую рыбу.
– В этом году будет очень занятный Йул. Во-первых, в новом месте, во-вторых, с интересными гостями, на берегу нашего озера, представляешь? А потом будет ночной банкет. Я тебе дома новое платье покажу – закачаешься! Давай, собирайся!
– Вот если бы мама меня взяла! А ты не можешь, теть-Сонь?
– Если мама против, то что же я могу сделать? Но я тебе потом все расскажу. Я бы тебя взяла, честное слово, но твоя мама даже говорить с тобой обо всех этих делах не разрешает.
В Санином голосе было явное неодобрение.
– А что случится, если ты мне что-нибудь расскажешь? Дома же полно книг, пусть потом думает, что я книг начиталась, – сразу нашла выход хитрая Сашка.
– Нет, нехорошо. В чем-то я с ней согласна, учить тебя, конечно, еще рано, а вот взять на праздник – почему бы нет? Да еще на такой праздник! Будь моя воля – я бы взяла. Даже ехать никуда не надо – до озера всего час на рейсовом автобусе, на такси, наверно, вообще минут двадцать. Ты как раз утром сразу бы и на лекции поехала. Но она не хочет, а я с ней из-за тебя ссориться не собираюсь. Ну, ты поела? Тогда одевайся!
Глава пятая
Два города
Дара пришла в Изорину квартиру после одиннадцати и первым делом отключила сигнализацию.
На кухне ее ждал ужин.
Она машинально разделась, разогрела рыбу, отрезала ломтик хлеба, села за стол – а ее мысли витали в совершенно непостижимых уму просторах.
Только что она честно проделала то, что вытворяла много лет назад, будучи безнадежно влюблена и даже помышляя о самоубийстве. А именно – она весь день ходила за мужчиной со звериными волосками на носу.
Это имело определенное практическое значение – теперь Дара приблизительно понимала, кем он стал и чем занимается. Но для нее важнее было другое – она хотела разбудить в себе ту, юную и недолюбившую, она хотела вернуться в свои шестнадцать и семнадцать и начать с того места, на котором все оборвалось.
Мало кто ощущает свой возраст в виде цифр, и, во всяком случае, не Дара – ей даже не потребовалось сделать усилия, чтобы скинуть с плеч годы.
Она действительно вошла дважды в воды одной реки.
Незримо сопровождая того, кто не захотел ответить на ее первую и самую лучшую любовь, она восстанавливала вокруг себя мир, в котором эта любовь возникла, зашевелилась, открыла глаза.
И ей в этом деле даже везло – возлюбленный, выйдя из пассажа Геккельна, пошел хорошо знакомым путем, тем путем, по которому ноги ее сами носили: три квартала прямо, перейти улицу, и еще два квартала, а там уже будет другой дом, не такой роскошный, и под окном – не призрачная черемуха, но старый каштан. Над каштаном Дара и сидела на подоконнике в сумасшедшем месяце мае, мечтая до того мига, когда воображение девственницы уже бессильно, и впотьмах записывая в блокнот совершенно графоманские строчки.
Теперь она знала, почему полюбила нескладного парня с легкой манией величия и плохо вышколенной рукой, карандаш в которой не поспевал за фантазиями. За шестнадцать лет жизни это было самое яркое впечатление – только и всего. Любовь, тем не менее, была настоящая, тот самый всплеск гормонов, не имеющий физиологически правильного выхода, который может сделать человека и гением, и безумцем, и проституткой, и монахиней.
Более того – она знала, что и сейчас могла бы полюбить его, потому что, оценивая его взглядом опытной женщины, увидела немало привлекательного: искренность чувств и порывов, остроумие, замешанное на эрудиции, прекрасные карие глаза в длиннейших ресницах (длиннее, чем у нее, но это еще не повод расстраиваться – мало было на свете женщин с ресницами такой природной густоты и черноты, и очень немногим ресницы доставляют такое беспокойство, как доставляли возлюбленному, вынужденному их даже подстригать, чтобы не кололись и не раздражали нежную кожу между верхним веком и бровью!). Кроме того, в высокой сутуловатой фигуре чувствовалась постоянная готовность к объятию – как будто возлюбленный уже держал в руках женщину, невольно сведя вперед плечи и склоняясь для поцелуя.
Дара, став за прошедшие годы очень умной, разложила по большим и малым полочкам то, что сплавилось в любовь, и прежде всего оправдала себя. Она не могла не полюбить его – он был один такой на весь город! И она не могла не полюбить с первого взгляда – в таких глазах тонешь сразу, даже нажив некоторый иммунитет к долгим взглядам и фантастическим ресницам.
Глаза остались прежними, и даже странно было видеть их на лице взрослого мужчины. Руки остались прежними – она их видела, когда он в магазине снял перчатки. А его тела она не знала никогда – оно все равно должно было стать для нее открытием…
И уже радостное волнение овеяло душу. Пока оно не было ни любовью, ни влюбленностью, а вело свое происхождение от азарта погони и предвкушения удачи. Непременно нужно было пройти вслед за возлюбленным по тем же улицам, что много лет назад, то приближаясь к нему, то отставая, и постоянно увязывая при этом сегодняшние впечатления с воспоминаниями.
Еще ни один археолог так тщательно не составлял разбитую вдребезги вазу из крошечных осколков, как Дара – свое чувство двадцатилетней давности.
Главное ей удалось поймать – радость. И, чтобы не нарушить ее, Дара еще какое-то время, оторвавшись от возлюбленного, бродила по городу одна, пока не поняла, что уже довольно поздно.
Поужинав, она опять пошла в ванную – не столько ради теплого душа, сколько – желая внимательно рассмотреть свое тело. Было несколько месяцев, когда она не занималась собой – во-первых, знала, что при необходимости быстро приведет себя в порядок особыми методами, а во-вторых – было ни к чему. Это нежелание быть привлекательной могло бы ее насторожить, потом она кляла себя за то, что вовремя не проявила беспокойства, но теперь было поздно каяться – гейс сработал.
Приходилось начинать новую жизнь.
Выйдя из ванной, она легла в Сашкиной комнате, совершенно не подумав, что девочка когда-нибудь вернется же домой. Поскольку детей у нее не было, и в семейных домах она бывала только в дневное время, выполняя работу целительницы, то мысль о припозднившемся ребенке не разу ее не волновала.
Никто не пришел – и Дара, оценив сверхделикатность своих крестниц, как-то незаметно заснула.
В это время одна из крестниц, совершенно не подозревая о собственной деликатности, уже во второй раз отдавалась крепкому и неутомимому приятелю, вторая же, уложив спать не своего ребенка, раскладывала на кухонном столе карты и думала о странных вещах…
Наутро Дара проснулась, зная, чем будет заниматься. Прежде всего следовало посетить Сану, большую специалистку по части женской красоты.
Дара позвонила крестнице и застала ее на пороге – покормив и выпроводив в институт Сашку, Сана как раз собралась выполнить обещание и присмотреть за салоном. Она хотела непременно убедиться, что Дара найдет туда дорогу, что вызвало у крестной сперва легкое недоумение, потом печальную гримаску: крестницы не знали, что она тоже родом из этого города и до сих пор помнит наизусть все маршруты трамваев и троллейбусов.
Потом Дара прибралась – у нее с вечера была не мыта посуда, – оделась и без лишней спешки поехала в салон. По дороге она хотела прикупить себе что-нибудь из одежды.
Как почти все целительницы, она построила свой гардероб на черном и зеленом. Зеленый полагался по обычаю, а черный был функционален. Поэтому в магазинах она просто в упор не видела вещей другого цвета. И это было очень удобно – избавляло от проблемы выбора.
А ей сейчас как раз и хотелось, чтобы поменьше проблем. И новая вещь была просто необходима – не потому, что старые плохи, а – для куража.
Первым ей подвернулся бутик с дорогим бельем. Она вошла, держа курс на манекен в черных трусиках и черном бюстгальтере, но цветовая вспышка слева заставила резко повернуться.
Это был ослепительно синий цвет, целый парус синего цвета, пролом в стене – туда, где бывает такое небо!
– Тьфу! – на манер крестницы Изоры вслух сказала Дара. Действительно – ей только этого страшного капота шестьдесят последнего размера и недоставало. Но покупать белье что-то расхотелось. Черного у нее и так было полно, а зеленое… Воля ваша, есть в зеленом белье что-то ошарашивающее. Ей уже случалось видеть отнюдь не вспыхнувшие страстью, но озадаченные физиономии, и больше она не экспериментировала.
Дальше ее понесло за куражем в салон меховых изделий. Она не собиралась покупать шубу, но чего-то хотелось… да… жестковатого, упругого, но при этом покорного…
Она не сразу поняла, что просто ее пальцам хочется ласкать живой звериный мех, а может, вовсе и не мех, а чью-то шевелюру.
Это уже был хороший знак!
И как только Дара осознала, что это – хороший знак, ощущение исчезло.
Она словно увидела себя наедине с большой коробкой «пазлс», на полторы тысячи кусочков, из которых ей заново придется составлять собственную женскую суть. Но картонные загогулины, как их положишь, так и лежат, кусочки же ощущений расползаются, как тараканы.
Так она бродила еще некоторое время, приобрела же пару колготок и бальзам для губ в зеленом патрончике. Бальзам был действительно нужен – ночью похолодало, и Дара не хотела, чтобы у нее потрескались губы.
Но в конце концов она все же оказалась у дверей салона «Дара».
Сана уже была на месте, ремонтники вызвали ее и она поспешила навстречу крестной. Некоторое время они стояли молча, не здороваясь, и ждали, пока мужики уберутся. Они не могли говорить, не выполнив ритуала встречи.
Сана сделала шаг навстречу, поклонилась, коснувшись пальцами пола, и сказала, как полагалось:
– Добро пожаловать, крестная!
– Мир дому твоему, – ответила ей Дара. – И гроздь рябины – душе твоей.
Потом они одновременно сделали равное количество шагов и обнялись – щекой к щеке, без поцелуев.
Отношения с Изорой сложились несколько другие – с воркованием и поцелуйчиками, ласковыми словечками и милой женской суетой. Сана же, хотя и стала крестницей, вызывала скорее настороженное отношение – что-то в них двух пока еще не совпадало.
– Рябину я кстати, с осени припасла. Когда будем чистить помещение перед открытием, повешу над дверьми. Проходи, только осторожнее. Изорка постоянно с белым хвостом ходит.
Имелся в виду подол тяжелой шубы.
Сана, рассказывая про иные похождения подруги в салоне, ждала, что Дара хоть что-то скажет про ее новый цвет волос, но крестная была слишком увлечена собственными заботами.
– Саночка, мне нужна твоя главная процедура. Где тут у вас можно лечь? – спросила она.
Эта процедура, подстройка физического тела под преображенное эфирное, Сане особенно удавалась.
– Где? В Изоркином кабинете… Погоди, там уже лежит человек! Я на эту Изорку инкуба натравлю! Салон еще не открыт, а она льготные визитки раздает!
– Там что, клиент? – удивилась Дара.
– Ну! Приперся спозаранку! И визиткой машет! Не выгонять же, первый все-таки. Ну, я его кое-как привела в чувство, сейчас лежит, дремлет. Не человек, а сквозняк какой-то, отовсюду сифонит, ничего в нем не держится…
– Порча?
– И еще какая!
– Другой подходящей комнаты нет?
– Эти сукины дети только кабинет довели до ума, – пожаловалась Сана. – Там обе массажные кушетки, все столы, гадальные столики – не повернуться.
– Дремлет, говоришь?
– Я его как грудного ребенка запеленала, чтобы тепло не потерял, все на него навалила, и купол сверху! Знаешь, как я с ним возилась? Защита пробита по всему периметру, так сифонит, что шторы на окнах шевелятся. Представляешь?
– И долго он там у тебя дремать будет?
Сана посмотрела на часы.
– Ну, час по меньшей мере.
– Пошли!
В кабинете на одной из кушеток лежало что-то вроде долговязой египетской мумии – вот только египтяне поверх одеял не заматывали своих покойных фараонов в китайский атлас с золотыми драконами. Даже лицо страдальца было прикрыто бумажной салфеткой с дыркой, примерно соответствующей рту и ноздрям.
– Сейчас я постелю, а ты раздевайся, – велела крестной Сана и стала раскладывать на второй кушетке сперва мягкий тюфячок, потом – одноразовую простыню.
Дара присела рядом с сифонящим клиентом, чтобы стянуть колготки.
Очевидно, Сана не имела опыта упаковки мумий и случайно оставила в одеялах щель. В складках произошло некое шевеление, как будто маленькое и слепое существо тыкалось в поисках выхода. Потом появились пальцы. И пальцы эти не тянулись, не скользили по ткани – они шли, шли небольшими шажками, указательный был за правую ногу, средний, украшенный серебряным перстнем, – за левую.
Дара, увидев эту шагающую руку, невольно открыла рот, рука же тем временем неторопливо вскарабкалась ей на голое бедро.
– Сана, Сана! – зашептала Дара. – Чего это он?… Чего это с ним?
– Чего-чего… – передразнил помирающий голос из-под салфетки. – Пристаю…
Возмущенная Дара стряхнула с себя пальцы и встала, а тут и Сана взяла власть в свои руки. Она поднесла к дыре в салфетке пузырек с целебным ароматом и негромко приказала клиенту спать, спать, спать…
Чтобы странный клиент заснул надежнее, Сана даже сделала над его лицом несколько пассов. Она полностью сосредоточилась, войдя в то самое спокойное состояние, которое было ей то ли подарено, а то ли навязано удачным именем, и тут услышала за спиной всхлипы.
Она быстро обернулась – и оказалось, что это, зажимая себе рот, смеется Дара.
– Надо же! – еле произнесла крестная. – Нет, надо же!… Настоящий мужик! Помирает, но стоит почувствовать запах женщины!… Клянусь рогатым Хорном – правильный мужик!
– Алкоголик и алкоголик, – подождав, пока крестная уймется, сказала Сана.
– Мужичка испортили, но это я с него сниму и зависимости больше не будет. другое дело – все пробои в ауре залатать, чтобы не сифонило…
– Ты с ним поосторожнее! Говорю же тебе – мужик правильный! – Дара опять рассмеялась. – Я сто лет таких не встречала… Ну, сто не сто…
Сана насторожилась – сейчас могла последовать очень важная информация.
– Где же ты жила, если там не было ни одного испорченного алкаша? – как бы из простого любопытства спросила она.
Последние три года они с Изорой видели крестную или в снах, или на праздниках годового круга, или, по ее вызову, в совершенно неожиданных местах, вроде городка под названием Левая Россошь, но в гостях у нее не бывали.
– Нет, алкашей и там хватало… – тут лицо Дары стало злым, верхняя губа вздернулась, показав клыки, чуть длиннее, чем положено при голливудской улыбке. – Это очень странный город, Санка. Это фригидный город.
– Ясно… – пробормотала крестница, уже выстраивая в голове совершенно фантастический сюжет: если возможно испортить отдельно взятую женщину, лишив ее сексуального удовлетворения, то может найтись мстительный кретин, который проделает это с целым городом…
– Быть фригидной – неприлично… Этот город похож на фригидную дуру, которая всем пытается доказать, что и с ней оргазмы случаются, и при этом немилосердно врет! Я не знаю – на таком уж дурном месте он поставлен, что ли? Санка, это уникальный случай – там мужики фригидные!
– То есть как? Импотенты?
– Да нет, эрекция-то у них имеется. Они НЕ ХОТЯТ душой, понимаешь? Они в черт знает каком поколении забыли, что значит хотеть женской близости. По случаю эрекции, конечно, проделывают все необходимое. И отваливаются, чтобы спокойно заснуть.
– А ты это место проверяла? Ну, с рамкой, что ли, с лозой?
– Там и рамка не нужна, – подумав, ответила Дара. – Наверно, этот город с рождения был обречен. Он стоит в устье большой реки, он там уже под тысячу лет стоит, обычный торговый город, где никогда не было Хозяина. Город занимался исключительно делами, собирал к себе только тех, кто желает заниматься делами, а тех, кому взбрело в голову любить или творить, он не то чтобы выталкивал… Их интуиция или туда не пускала, или прочь гнала. Если бы за тысячу лет в городе появился хоть один Хозяин, который силой воли мог бы это все переломить! Но его не было – и вот печальный результат…
– Как же ты туда попала? – уже догадываясь, что это было не обычное назначение, а что-то вроде почетной ссылки с заранее обдуманным намерением, спросила Сана.
– Как всегда – Совет направил.
– Ложись, – видя, что правды от крестной не скоро добьешься, велела Сана и стала растирать свои маленькие крепкие руки, чтобы вызвать в них жар нужного объема и качества.
Несомненно, ссылка во фригидный город была связана с гейсом – кто-то, обладающий властью, хотел ускорить действие этого жестокого гейса, и он своего добился! Но расспрашивать крестную было незачем – ведь скоро Йул, и там, если повезет, крестницы узнают то, что от них скрывает крестная.
– А у вас, гляди ты, еще нормальные мужики остались, – имея в виду сифонящего страдальца, сказала Дара, легла и задрала подбородок. Он у нее и так был выступающий, да еще она умела сделать «длинную шейку», что, при продолговатом худом лице, правильном профиле и легкой горбинке носа, напоминало одну чуть ли не до семидесяти лет танцевавшую балерину, только, естественно, в молодости.
– Ну, разве что такие… – проворчала Сана. Ей слова уже начинали мешать, она входила в то состояние сознания, когда начинаешь видеть эфирные тела, и болтовня тут была неуместна.
– Все-таки этот город имеет шанс… – не унималась крестная.
И тут Сана взорвалась.
– Ты что – не почувствала?
Она выпалила это – и сама испугалась. Ведь Дара для того и рассказала Изоре про свою беду, чтобы Изора своими словами все передала Сану, и обе крестницы постарались появить максимальный такт.
– Ну, то, что я почувствовала… – Дара тихо фыркнула. Она имела в виду радость погони по давно знакомым улицам, маленький праздник воспоминаний, теперь уже не больных, а скорее забавных, но ничего объяснять не стала.
– Тут же время спятило!
– То есть как? – Дара даже приподнялась на локотках.
– У меня подружка была, десять лет назад в Германию слиняла. Недавно приезжает, встречаемся, и знаешь что она говорит? У вас тут, говорит, ни хрена не изменилось! Я тоже, как ты, спрашиваю – то есть как? Ты не знаешь, конечно, тут у нас много чего порушили, много чего построили, улицы переименовали, мне до нее люди говорили: батюшки, совсем другой город стал! А она!…
– Ну – она?
– Она говорит: как Ленка Корсакова десять лет назад сохла по Димке, так и сохнет, как Буйкова десять лет назад изменяла мужу с Сашкой Гутманом, так и изменяет! Встретилась с Любкой Данилиной – и Данилина ей точно так же рассказывает, как Марчук от жены к ней бегает да как жену бросить и на ней жениться обещал, что и десять лет назад! Крестненькая – теми же словами! Для баб время остановилось, они какой-то давней ерундой живут – и знаешь, почему?
– Знаю. С ними ничего нового не происходит.
– Вот! – выпалив все это, Сана сразу успокоилась. – А ты говоришь – мужики правильные… Там, где мужики правильные, с женщинами все время что-то новенькое происходит. И всякую дрянь им помнить незачем.
Синяя мумия в золотых драконах пошевелилась.
– Этот, наверно, последний остался, – заметила Сана. – А теперь молчи, я работать буду. Сегодня животик тебе внутрь загоню, грудь немного повыше подтяну, и еще мне твои ляжки что-то не нравятся. Закрой глаза, буду с тобой разбираться…
– Так вот я куда приехала… – пробормотала Дара.
Возможно, город всегда был таким. Просто она покинула его совсем молодой и не могла заметить этого странного свойства. Но сейчас, выслушав Сану, она поняла – крестница права. Ее собственная затяжная первая любовь тому свидетельница. А если бы остаться тут – то и десять лет спустя будешь жить походами под ненаглядное окошко да воспоминаниями о нескольких совместных прогулках, искренне полагая, что душа чем-то наполнена.
С другой стороны – если в душе возлюбленного было хоть какое-то подобие чувства по отношению к ней – то оно там и осталось. Тоже неплохо… шанс…
Во всяком случае, этот город с его застарелыми любовями, ревностями, адюльтерами и прочими затеями лучше того, другого, где женщина берет себе мужа или любовника лишь затем, чтобы было с кем заниматься сексом. Так подумала Дара и полностью отдалась Саниной процедуре…
Глава шестая
Читать бесплатно другие книги:
