Деграданс Калугин Алексей

16

ПЕТУНИН

11,49. Пятница

– Товарищ капитан!

– Снова сигнал? Сеть?

– Мобильник, завязанный на Интернет.

– Адрес сообщения?

Арутюнян стремительно прошелся по клавиатуре.

– «Gazett… собака… fart… ru…»

– Редакция «Газетты»?

– Так точно!

– Набери!

Арутюнян отщелкал номер.

– Декельбаум на связи…

– Это какой Декельбаум?

– А какой вам нужен?

– Говорит капитан Петунин. Представьтесь, пожалуйста».

– Главный редактор… – И после секундного размышления: – Вам, наверное, надо в секретариат…

– Не вздумайте класть трубку, – быстро предупредил Петунин. – И про секретариат забудьте. Я не просто капитан Петунин. Я – «Антитеррор»!

– Чем могу быть полезен?

– Точными и правдивыми ответами.

– А собственно… – Декельбаум явно колебался. – Что вас интересует?

– Звонки на ваш телефон. Вам только что звонили. А так же сбросили на адрес «Газетты» несколько электронных сообщений. Кто звонил? Откуда? По какому поводу?

– Давайте, пожалуйста, без этого напора. Нам многие звонят. Это же редакция популярного издания.

– Меня интересует звонок из художественной галереи «У Фабиана Григорьевича».

– А я прошу, без напора, – повторил Декельбаум. – Слышали о таком понятии, как свобода слова?

– Послушайте, господин Декельбаум, – почти нежно пропел капитан. – Вы должны знать, что совсем недавно депутаты Госдумы практически единогласно проголосовали за расширение полномочии «Антитеррора». Вы что, не знакомы с последними поправками к закону о СМИ?

Долгие обиженные гудки.

– Откуда берутся такие уроды? – Арутюнян засмеялся, вглядываясь внимательно в мерцающий плазменный экран. – Да плюньте вы на него, товарищ капитан. От нас не спрячешься. У нас все как на ладони. В «Газетту» звонил некто Калинин Александр Федорович, – Арутюнян щелкнул виртуальной мышкой и удивленно вскинул брови. – Хотя, почему же некто? Известная личность. Калинин Александр Федорович. Журналист и телерепортер. Вещает на Седьмом канале, публикуется, по большей части, в «Газетте»… Кто его не знает? Постоянный адрес жительства: Новый Арбате. Тоже о многом говорит, верно?

– Подожди, Жора. Это что же получается? Сигнал в «Газетту» поступил из галереи?

– Так точно.

– Выходит, Калинин находится в галерее?

– Других предположений пока нет.

– И что же получается? Он может свободно звонить своему редактору. Террористы оставили ему мобильник?

– Даже снимать разрешают. Полюбуйтесь.

Арутюнян щелкнул по уголку экрана и тот развернулся в сторону Петунина.

С экрана на капитана уставился знаменитый журналист Калинин. Да, тот самый Калинин! И взгляд всем известный – открытый, сияющий, полный энергии и энтузиазма.

– Мобилу Калинина и телефоны Декельбаума – на постоянную прослушку.

– Уже сделано.

– Электронную почту «Газетты»…

– Уже сделано.

– Пробей мобильники всех работников галереи – наверное, ими тоже могут воспользоваться. Как только станут известны имена заложников – повторить процедуру с их мобильниками.

– Понял, товарищ капитан.

– Остаются персональные элноты. Их никак не проконтролируешь.

– Ну, не совсем так… Если постараться…

– Это в каком смысле? – удивился капитан.

– Существует пиратская база данных с кодами всех персональных элнотов, купленных за последние пять лет, а соответственно и имена владельцев.

– Пиратская?

– Ну да.

– И у тебя она есть?

– Ну… В общем…

– Чего ты мнешься?

– Да, есть такая база… Но – пиратская…

– Чего ты долбишь одно и то же. Я твоих слов не слышал. Понятно?

– Понятно, товарищ капитан!

– И вызови помощника. Этого… Как его?… Помнишь? С тобой работал… Соображает быстро?

– Бронштель?

– Точно! Пусть летит сюда!

– Уже вылетел.

17

ШИВЦОВ

12.20. Пятница

Шивцов медленно вытащил из кармана сигареты, покрутил пачку в руках, но не закурил. Он пытался понять самого себя, эти размывы в памяти, сумку с оружием у ног. И Калинин…

– Ты думал о требованиях?

Калинин наклонился совсем близко.

Шивцов сидел не оборачиваясь, но краем глаза видел охранника, подозрительно возящегося за бассейном с наручниками, видел каких-то очкариков, заходящих осторожно сбоку. Сделают шаг и ждут. Футболки со спортивного вернисажа. Один, близорукий, наверное, поправляя очки, шепнул: «Нарик это… Сам видишь, нарик… Он же ничего не соображает, что попадет под руку, на то и жмет…» Погасшие, но вдруг от шепота начинающие оживать лица. Какая-то женщина задом отползла за распахнутую, как шкаф, мумию. А охранник занудно, но терпеливо, пыхтя, как муравей, все возился и возился с наручниками.

– Ксюша! – заорал Калинин.

Плевать на дуру. Витька, похоже, один. Никаких сообщников. Нельзя, чтобы все закончилось пшиком.

– Не ходите туда, – предупредил кто-то Ксюшу.

– Я боюсь! – крикнула она издали, прячась за мумию.

– Иди сюда!

– Я боюсь!

– Иди сюда, дура! – заорал Калинин уже каким-то другим, высоким, почти бабьим голосом, потому что Шивцов поднял и приткнул обрез к его спине. – Ты же видишь? Он тебя требует. Если ты не подойдешь, он начнет стрелять. И с меня начнет!

Это подействовало.

Постанывая от страха, Ксюша сделала несколько шагов к бассейну.

– Это что? Это кровь?

– Иди сюда!

Шивцов тупо смотрел на приближающуюся Ксюшу.

В висках опять темно ломило. Память играла, как волна.

Пульсирующая боль то отдалялась, то вспыхивала под черепной коробкой.

Небось, у мумий головы не болят, злобно подумал Шивцов. Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Полупрозрачная кофточка… Полоска открытого живота… Они все тут посбесились… Эта сучка, наверное, всю ночь каталась под Калининым. На Ведакова ей наплевать…

Нежные очертания чуть оплывших грудей…

Что за ткань? Ничего не скрывает…

– Саша…

– Подойди сюда.

– Саша! Зачем? Я боюсь.

Шивцов оборвал перепалку:

– Чего ты боишься?

– Тебя!

– А его не боишься? – указал на Калинина.

– Его не боюсь.

– А Ведакова?

– Не боюсь! – закричала Ксюша.

– Потому и спишь с кем попало?

– Тебе-то что?

– Спал он с тобой?

Ксюша не выдержала:

– Спал!

Люди у бассейна вновь присели на корточки.

«Может, ревнивый муж? Может, не террорист? Да нет, похож на журналиста этот кудрявый… Ну и что? Может, с женой чужой, а его прихватили… Такое нынче сплошь и рядом…» По шепоткам, бегающим по залам, чувствовалось, что заложники понемногу теряют страх. Охранник, например, открыто просил булавку.

– Витя, – запаниковал Калинин. – Чего ты пристал? Спал, не спал. Какая разница? Да и не было ничего между нами.

– Ну так вставь ей прямо сейчас! – заорал Шивцов.

– Витя, у меня камера работает.

Шивцов искоса глянул на стеллаж, где на средней полочке был аккуратно пристроен калининский мобильник со встроенной видеокамерой и прямым выходом в Сеть.

– Хочешь сказать, нас видят?

– Пока нет. Пока я только делаю запись.

– Ну вот и оттрахай эту шлюху. Ты ведь этого хотел вчера? А потом пусти в эфир. Пусть все увидят. Пусть Андрюша Ведаков полюбуется на своего приятеля!

Шивцов встал и расставил ноги.

Охранник позвякивал наручниками, какая-то женщина пыталась помочь ему. Два очкарика, студенты, наверное, трусливо, но упрямо заходили сбоку. Ртутно поблескивал в бассейне кровавый раствор.

Один очкарик остановился.

Но второй машинально сделал еще шаг.

В руках у него была бутылка. Обыкновенная пластиковая бутылка.

Наверное, брал с собой минералку. День душный начинался. Но кто может знать, что там, в этой бутылке? Шивцов с расстоянии в три-четыре метра в упор расстрелял студента из пистолета. Ничего не видел, какие-то темные волны перед глазами. Только темные бегущие волны, и сквозь них вроде взлетели в воздух обрывки мышц задетой пулями мумии. Очкарика отбросило на белую стену, он сполз по ней, оставляя на белой краске кровавый след. Заложники негромко завыли.

– Возьми ее! – заорал Шивцов.

– Витя, ты же видишь, я не могу!

– Возьми меня, Саша! – в ужасе завизжала Ксюша. – Он же стреляет!

Ксюша вдруг оказалась так близко к Шивцову, что он ногой столкнул ее в открытый бассейн. Взлетели темные брызги.

– Возьми меня, Сашка! – визжала она. – Тебе же понравилось! Ты же сам вчера говорил, что тебе понравилось! – Груди под мокрой полупрозрачной кофточкой казались теперь совсем голыми. Ксюша упала в раствор, как в кровь. Барахталась, поднимаясь: – Ну, Саша! Он же убьет нас!

– Витя…

– Тогда ты, – повел стволом Шивцов.

Сопя, оглядываясь на замерших, сгрудившихся на полу у стен заложников, на Шивцова, охранник с наручниками на руке в ужасе сполз в бассейн.

Ксюша завопила.

«Давай, сучка!» – орал Шивцов.

Пуля вдребезги разнесла череп наклонившейся над бассейном мумии.

«Я сейчас, сейчас…» – стонала полуголая Ксюша. «Сейчас…» Она судорожно рвала заклинившую молнию на мокрых джинсах охранника. Кровавые руки, кровавые лица, налившиеся кровью глаза, мумии, трупные оттенки, стоны, наконец, кажется, Ксюше удалось. В клубящейся зыби, в темных разводах охранник, хрипя, прижал ее к бортику. Кто-то упал, отползая в сторону, кто-то плакал. Охранник, навалясь на Ксюшу, ничего уже не понимал. Хрипел, прижимал Ксюшу к мокрому бортику. В бурлении крови. Или раствора. Теперь уже все равно. Под изумленными мумиями. «Давай!» – орал Шивцов. Он почти ничего не видел. «Подмахни, шлюха!» И трижды выпалил в потолок, обрушивая на людей куски пыльного алебастра.

18

ЦЕМЕНКО

12,21. Пятница

Игольчатый микрофон едва прошел в щель между плитами перекрытия.

Конечно, слышимость оказалась скверная. Но все же сквозь невнятные скрипы, непонятные шумы, шорохи доносились отдельные слова. «Возьми меня… Он же убьет нас…» Чтобы понять фразу, приходилось прогонять запись через сложную систему фильтров, а это пять-десять минут отставания от реального времени.

«Давай, сучка… Я сейчас…»

– Что там происходит?

– Рассмотреть сложно.

– А если замедлить скорость воспроизведения?

– Хотите смотреть матч в записи? – хмыкнул Жора.

– О, черт! – он сорвал с уха клемму с микрофоном. – Стреляют!

– Дай картинку!

Арутюнян одновременно крутил два верньера, попытался совместить плывущий звук с такой же плывущей картинкой.

– Сколько выстрелов?

– Пять или шесть. Чуть не оглох.

– Что там заслоняет видимость? Спина? Встал кто-то неудачно?

– Ну, да… – Арутюнян замер. – Если судить по звуку, товарищ капитан, стреляли из израильского «Иерихона»… Смотрите… – На экране вдруг появился край бассейна, заполненного густой темной жидкостью. Не очень ясный рисунок, но вполне различимый, с угадываемыми деталями. На вид жидкость в бассейне казалась тяжелой, как ртуть, но по ней шла рябь, как от брошенной щебенки. – А еще из обреза, кажись, пальнули…

Бах! Беспомощно падающая рука…

Бах! Снова чья-то спина. Белая рубашка в синюю полосочку…

– Не сиди без дела. Чисти звук, – Петунин бросил микрофон на стойку.

Арутюнян кивнул. Пальцы стремительно бегали по клавишам. Капитан Петунин раз за разом отматывал видеозапись. Трупов в галерее сейчас, подумал он, больше, чем можно представить… Он не знал, сколько, собственно, можно представить… Где картинка?… Кого там завалил этот гребаный террорист?…

Ага, пошла…

Петунин осторожно остановил изображение.

Потом прижал палец к округлой ложбинке, осторожно повел кольцо коррекции.

Мужская спина в клетчатой рубашке… Пятна крови на белой стене… Впрочем, запачкать стену и рубашку можно краской из бассейна…

Еще один поворот кольца.

Да, трупов после стрельбы стало больше. Как минимум, на один.

Эти психи там в галерее все же подстрелили кого-то. Нервные, сволочи. Сколько их там? Не узнав этого хотя бы приблизительно опасно начинать штурм. Неподготовленный штурм – это всегда большие жертвы. Как среди заложников, так и среди бойцов. Капитан не собирался подставлять своих ребят под пули. Да, убит заложник… Пока только один… Ну, будем считать, что один… Вполне возможно, что психи в галерее на этом не остановятся… Их нужно чем-то отвлечь, нужно забить им мозги каким-нибудь дерьмом, скажем, предложить курево, наркоту, ансамбль бандуристов, билет первого класса на Гавайи…

– Звук!

Петунин прижал микрофон к уху.

«Ну так вставь ей…» Что за черт? О чем они там?… «Камера работает… Давай оттрахай ее!.». Что там происходит? «Гордость журналистики…» Они насилуют кого-то?… Выстрелы. Визг… «Возьми меня, Саша…» Голос, понятно, женский. Плеск воды… Такое впечатление, что кого-то столкнули в бассейн. «Он убьет нас…» Не откровение… В бассейне смутно, но все же различимо бились в крови люди, толкались, изображение на экране плыло, мужчина и женщина, не разобрать… но точно, не экспонаты выставки… «Твою мать, не закрывай объектив…»

– Товарищ капитан!

– Что тебе, сержант?

– Тут человек хочет вас видеть.

– Какой к черту человек? Не до него!

– Ну да, это так. Не до него. Но он говорит, что видит все, что там происходит.

– Где там?

– Ну, в галерее.

– Видит? Как это?

– Я не знаю.

Петунин выругался:

– Давай сюда этого человека!

Сержант махнул рукой и возле джипа мгновенно появился, как будто вынырнул из ничего, худенький узкоплечий мужичонка лет сорока пяти. Может старше, не понять. Глаза хитрые, но вовсе обеспокоенные. «Здрасьте», – улыбнулся мужичонка, и без приглашения полез в машину. На лоб и на глаза падали седые неопрятные волосы. На затылке волосы были схвачены зеленой резинкой, очки круглые, старомодные… Как наша запись, хмыкнул про себя капитан. С отставанием по времени.

– Слушаю вас.

Петунин сделал сержанту знак, чтобы задержался.

– Я – Цеменко.

– Ну и что? Имя?

– Вениамин Игоревич.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Но вы же спросили, – с укором произнес Цеменко.

– Что вам известно про людей захвативших галерею?

– Мне? – удивился Цеменко. – Ничего.

– Так что вам тогда нужно?

– Мне – ничего. Но я могу вам помочь. Я, конечно, ничего не знаю про террористов, – ничуть не смутился Цеменко, – но могу помочь. Я экстрасенс. Многое умею. Например, вижу все, что происходит в галерее… – он сделал несколько пассов руками, будто отводил от глаз невидимый занавес. – Внутренним взором…

– Ах внутренним взором…

Петунин кивнул сержанту: «Убрать!»

– Погодите! – уперся Цеменко. – Зачем вы торопитесь. Я видел, я только что видел, как в галерее убили заложника! Только что убили! А сейчас насилуют женщину!

– Отставить, сержант.

Цеменко поводил ущемленным плечом (рука у сержанта оказалась крепкой), глаза заблестели. Похоже, он быстро осваивался в любой обстановке. Устроился удобно на откидном сиденье, сложил руки на коленях и посмотрел на капитана с полным осознанием своего превосходства.

– Ну и чем вы можете помочь?