Румын сделал открытие Прашкевич Геннадий

Глава одиннадцатая.

«Мефитический мясник…»

Стучал дятел.

Роальд сидел за столом.

Солнце золотило траву, примятую колесами эфэсбэшных джипов.

«Во ржи, что так была густа…» Уютно поскрипывали сосны. Так же уютно покряхтывали бревенчатые стены. Архиповна, конечно, не позвонила. Рубика увезли. И слабоумного, и татарина, и депрессивного принца. Даже Степаныча и пазл. «Они мой пазл увезли». Врач повторял это так монотонно, что Роальд не выдержал:

– По сравнению с тем, что вы тут наделали…

– А что мы тут наделали? – с интересом протер я глаза.

– Татарин клянется, что вы специально сунули его в сырой холодный погреб, а у него тюремный туберкулез, – грубо напомнил Роальд. – Слабоумный клянется, что вы ему отстрелили палец, а у него их не так уж много, два отбили еще в какой-то драке, не гнутся. Ты, Кручинин, будто бы держал слабоумного, а Леня стрелял. А Рубик клянется, что вы напали на них, когда они, наконец, раскрыли у костра интересную книгу.

– Как называется?

– И не рассчитывай! Не твоя.

– А румын?

– Что румын?

– В чем клянется румын?

– Румын уже ни в чем не клянется.

Я понял. Кивнул. Земля пухом Нику Друяну.

– А Ботаник? – выглянул я в распахнутое окно.

– Архип Борисыч в госпитале. ФСБ ценит своих сотрудников. Даже бывших. И теща там же. Ладно, ладно, будущая теща! Все равно твоя, не злись. Заладили «ботаник, ботаник!», у этого «ботаника» тридцать лет безупречной службы.

– Они увезли мой пазл… Они увезли мой пазл…

– Да брось ты, – сказал я Врачу, вспомнив о черной спортивной сумке, заброшенной на чердак домика. Сумка это здорово грела мне сердце. – Ты зачем врал Рубику, что у твоего деда был такой же пазл?

– Они увезли его…

Роальд дружит с самыми авторитетными конторами.

Роальд знает людей, про которых мы никогда не слышали.

– Все равно эта игрушка не может принадлежать только тебе, – грубо объяснил он Врачу. – Пока совсем не свихнулся, прими как данность. – Похоже, они понимали друг друга. Это мне Роальд не доверяет силовых операций, разбора сложных дел. Мне годятся Хорь и Калиныч, румын – это уже другой порядок. – На пазле многие поломали зубы. Даже этот Нику Друяну. – Походило на то, что Роальд опять скрывал от меня какие-то важные вещи. – В специально созданном отделе Нику Друяну проделывал с пазлом самые невозможные вещи. Совал под паровой пресс, травил кислотами, облучал. Хотя, на мой взгляд, если речь идет об особом мире, – они знали что-то такое, о чем я даже не догадывался, – совсем необязательно подвергать его таким мощным воздействиям. Чтобы установить контакт с муравьями, совсем не обязательно поливать муравейник расплавленной серой.

– Они увезли мой пазл…

– Сажал я одного…

Роальд вдруг разговорился.

– Смотри, как складывается. Кондукатора расстреляли, Елены Чаушеску нет, старик застрелил Нику Друяну. И генерал Василе Милю застрелился. Не случись этого, мы, может, сейчас разговаривали бы по-румынски.

– Мы же не в Латвии, – не совсем удачно заметил я.

– Вот именно. Генерал Василе Милю оставил Кондукатора без защиты. Пришлось бежать в летнюю резиденцию. Кажется, в Снагове. Был там такой майор Ион Мареш. Это он предложил Чаушеску укрыться в казармах Тырговиштского гарнизона. – Роальд, как всегда, все знал. – Майор так клялся в верности, что уже через два дня Кондукатора схватили. Где пазл? Его спросили об этом много раз, но ни Кондукатор, ни его жена не знали, куда бежал Нику Друяну с этой странной игрушкой. Слушай, Кручинин, может, еще книжку напишешь. Может, я разрешу. К тому же, прокурор Джику Попа торопился. Он предъявил обвинение сразу по семнадцати пунктам. По любому из них Кондукатору светила «вышка». А по Румынии и сейчас ходят загадочные слухи о том, что Кондукатор почти успел заключить военный союз с высадившимися в Трансильвании инопланетянами.

– Инопланетянами?

– Ну да. Что тут такого?

Оказывается, пока мы с Врачом зверски издевались над богобоязненной и законопослушной компанией Рубика, не давали читать у костра интересную книгу, отстреливали палец слабоумному, жрали теплую водку под небогатую закусь, выловленную из чужого погреба, а, нажравшись, нагишом купались в реке, нравственно оскорбляя слабоумного, Роальд времени не терял. В душном городском маразме, в загаженном газами воздухе он пытался хоть как-то компенсировать отсутствие таких, как мы, энтузиастов-придурков. Архип Борисыч, объяснил он, почти десять лет провел в близком кругу Елены Чаушеску, даже руководил одним из хитроумным ответвлений охраны Особого отдела. Благодаря Ботанику на Лубянке своевременно получали отчеты о деятельности Нику Друяну. А фотка от Хоря и Калиныча, непринужденно ввернул Роальд, тоже попала в руки специалистов. Пока вы тут развлекались, заказчика взяли с поличным. Кручинин, помнишь квартиру в элитном доме? Ну да, синий «жигуленок», стильная блондинка. Непростая девушка. Она послала тебя на девятый этаж специально. Показать тебя поэту-степняку, мужу Осьмеркиной. Это он и заказал жену. Он всегда считал, что богатство должно принадлежать народу, тем более, нажитое его женой. Это же он представлял народ, потому и понаделал кучу долгов, про которые куртизанка-партизанка только подозревала. И еще он знал, что его жена встречается с кучей разных подозрительных мужиков, так что убийство запросто можно было списать на кого-то из этих придурков, например, на румына. Вот, Кручинин, посмотри, как разделались с куртизанкой-партизанкой. Роальд бросил на стол фотографию. О. Черт! Куртизанка-партизанка лежала лицом в изящном блюде старинного китайского фарфора. «Я ведь мещанка по папиной родне». Конечно, с этими фотками пришлось повозиться. Первым выстрелом (сымпровизированным на компьютере) Ларису Осьмеркину отбросило на спинку стула (густые потеки крови на стене), второй оказался смертельным.

– И это все ты, Шурка Воткин!

Я смиренно кивнул. Но, если честно, жалел.

Если честно, то я страшно жалел, что не могу еще раз подняться на девятый этаж в элитную квартиру примат-доцента. «Она здесь». Теперь я знал, как надо правильно произнести эти два слова. Теперь я знал, как надо правильно ухватить поэта-степняка за косичку, стянутую зеленой резинкой. У него, наверное, просторная кухня. У него, наверное, широкие мраморные подоконники, дорогой музыкальный центр, на овальном стильном столе – ваза с розами, алыми, как кровь куртизанки-партизанки. Я бы показал примат-доценту чудесную страшную фотку, а он, непременно процитировал бы что-то к случаю. «Чего желать? К чему стремиться? Мы все по своему велики. Есть постно-благостные лица, а есть – возвышенные лики»… Но, черт побери, инопланетяне в Трансильвании! Я не ослышался?

О грубости Роальда ходят легенды.

Он ткнул пальцем в большую сумку, стоявшую у дверей.

Продолжая стонать («Они увезли мой пазл…») Врач встал. Я помнил совсем про другую сумку (черную, спортивную), ожидающую нас на чердаке пустого пыльного домика. Нас не убили, не искалечили, не увезли вместе с бандитами, плевать нам на пазлы, на румынских инопланетян, даже на Великую Дакию от Вены до Черного моря, а может, и до Тихого океана. Сумка на чердаке здорово грела сердце. Архиповна не позвонила? Зато никто больше не бьет меня по голове ни бутылкой, ни полешком. Мысли о черной сумке действительно действовали на меня ободряюще.

– Он здесь! Мой пазл!

– Не твой, – покачал головой Роальд.

– Как это не мой? – длинные пальцы Врача любовно скользили по знакомым бортикам, касались темного вздрагивающего желе. – Я знаю. Я вожусь с ним много лет!

– Тот, твой пазл, в ФСБ. Правда, они там считают, что у них находится пазл румына.

– «Мефитический мясник». – Врач не верил. Он попросту не хотел верить: – Ты хочешь сказать, что таких пазлов, как мой, несколько?

– А где ты видел поле, на котором бы рос только один колосок?

– Нет, подожди, Роальд. Ты не торопись. Я, конечно, что-то такое подозревал, но куда в такую рань торопиться? Хочешь поговорить об этом? Таких пазлов действительно два? Они идентичны?

Роальд покачал головой.

Он не знал, как относиться к полученной им информации.

Если таких пазлов два, то теперь они оба находятся в России.

Один в ФСБ, другой у тебя, Леня. А Нику Друяну считал пазл чем-то вроде резервного контейнера с топливом для инопланетного корабля, может быть, потерпевшего когда-то катастрофу в горах Трансильвании. Он первый заметил, что темное желе не отражает солнечных лучей. Может, предположил он, пазл – даже не контейнер с инопланетным топливом, а каким-то необычным способом свернутое пространство-время? Заткнись, Кручинин, не сбивай меня с толку. Я сам плохо это понимаю. У Нику было несколько гипотез. Произнося слово свернутое, обычно имеют в виду нечто вроде шара, но в случае с загадочным пазлом, точнее, с двумя его абсолютно идентичными вариантами, все выглядит иначе. И ты заткнись, оборвал Роальд Врача. Я занимаюсь преступниками. Мне вообще наплевать на Нику Друяну, но он совершил ряд правонарушений. Он прятался в России как нелегал. Он подозревается в мошенничестве и в нескольких убийствах. Этим и интересен. В одном секретном отчете он намекал на то, что в коробке пазла может быть свернута целая Вселенной. Ну, не целая, так большая часть ее. Заткнитесь оба! Я только повторяю то, что узнал из секретных отчетов. У меня свои каналы получения нужной информации, поэтому заткнитесь и слушайте. Больше к этому вопросу я никогда не вернусь. Нику Друяну считал, что каким-то образом свернутое пространство-время можно активизировать. Он считал, что можно в миллионную долю секунды высвободить спрятанную в пазле неимоверную энергию, взорвать сразу миллионы звезд, а то и галактик. Кондукатору нравилась идея держать палец на такой кнопке. Опирался же Гитлер на тибетских монахов. Почему не поиграть в космическую бомбу? Помните, что раньше в мире было румынского? Правильно. Кроссовки «Ромика», ботинки «Инсулейт», автомобиль «Дачия», футбольная команда «Стяуа», блокбастер «Даки», Надя Команечи на брусьях. Кондукатор увидел шанс. А теперь появился шанс заставить весь мир заговорить по-румынски. Сажал я одного, отвлекся Роальд. У него дед был инопланетянином. Ни одного зуба и по-русски не понимал. В одном секретном отчете Нику Друяну, правда, предупреждал Кондукатора об опасности. Ну да, можно взорвать мир. Но ведь только вместе с собой. «А разве мы не смертны?» – написал на отчете Чаушеску. Одно время Нику Друяну вроде бы собирался через команду Фрэнка Дрейка оповестить весь мир о своем открытии. Но сперва ему запрещали, а потом Кондукатора и его жену расстреляли. А пазл исчез. Вместе с Нику Друяну. Доходит до вас? «Траяску Романиа маре!»

А инопланетяне?

Ну, что инопланетяне.

На инопланетян мне тем более наплевать, грубо сказал Роальд.

– Я подозреваю, что Нику Друяну собирался поторговаться с правительствами.

Мы наклонились над пазлом. Нежные отсветы, затаенные полыхания. Архиповна, конечно, дура. Ей бы не в Австралии болтаться под руку с Бредом Каллерманом, а гулять по песчаному берегу искусственного моря, держась за руку писателя Кручинина. Дохлые лещи на берегу? Планктон цветет? Вода мутная? Зато если коробку наклонить, загадочное желе обвисает мягкой сексуальной складочкой… На левой груди Архиповны крошечное тату… На пыльном чердаке спортивная сумка… Мир прекрасен!.. Сквозь светящиеся облачка неясных туманностей смутно проглядывали силуэты звездных мышек… Они все так же обнюхивались… Но на этот раз как-то тревожно… Так мне вдруг показалось… В «Каталоге галактик» Воронцова-Вельяминова звездные мышки выглядели веселей…

– Роальд, – просипел Врач, – у тебя везде друзья.

– Даже не думай! – отвернулся Роальд. – Выбрось из головы.

– Нет, ты послушай, ты представь, – быстро заговорил Врач. – Однажды в казенных кабинетах сотрудники в погонах начнут ходить под неестественными углами, сидеть с каким-то ужасным наклоном, они же сразу допрут…

– Я думаю, так и должно быть.

– Нет, Роальд, ты не торопись, ты ведь хочешь поговорить об этом…

Врач медленно провел мизинцем по поверхности желе. Наверное, его укололо электрическим разрядом. Я ведь не спорю, нервно сказал он Роальду. Я ведь не спорю, когда ты говоришь, что науками и искусствами можно будет заняться только тогда, когда мы пересажаем всех преступников. Но когда, Роальд, ты начинаешь претендовать на значительные выводы…

Врач страдал.

«Эта трубка не простая а отнюдь клистирная».

Ты сам подумай, Роальд. Фрэнк Дрейк, человек из Корнеля, придумал изобразить на золотой пластинке символ атома водорода, излучающего радиоволны. Может, наивно, но его золотую пластинку отправили в космос на «Вояджере». Орбиты планет Солнечной системы, силуэт ракетного корабля, покидающего третью планету, – вдруг эти символы попадут в сферу внимания другого разума! Нет, погоди, Роальд. Я сам не раз думал, есть ли смысл в таких посланиях? Если твой собственный мир не похож на другие, если ты не человек, не марсианин, не еще какое-то подобное существо, если ты, в отличие от нас, весь соткан из звезд и туманностей, если ты занимаешь во Вселенной чудовищное пространство, как эти вот звездные мышки в пазле, то как понять жалкую человеческую символику? Так ведь? Если ты мыслишь мегапарсеками и миллиардами лет, если ты фактически бессмертен, как дойдет до тебя тщета отдельной человеческой жизни?

– Сажал я одного…

– Нет, погоди, Роальд. Пораскинь мозгами. Я ведь многого не требую. Что может обратить на себя внимание существ, других существ, ни в чем не совпадающем с тобой и с твоим образом жизни?

– А что тут непонятного?

– Ты так считаешь? – изумился Врач.

– И Нику Друяну тоже так считал. Не существует однозначных символов. А раз ничего такого не существует, значит, надо послать соседям сам объект. «Смутно вращая инфернальным умом». Вот нам и прислали. В Трансильванию, или в Египет, или в Китай, не знаю. Мне наплевать. Я ищу преступников. Высвобожденной энергии такого пазла все равно противопоставить нечего, так считал Кондукатор. Наверное, и Нику Друяну так считал. Одно беззаконие тащит за собой другое. Но этот румын был прав в главном. Самый простой символ можно интерпретировать как угодно, но сплав хрусталя с необычным изотопным составом всегда останется именно сплавом хрусталя с необычным изотопным составом, а галактика с ее звездами и разливами диффузной материи, даже замкнутая вот в такой файл, всегда останется именно галактикой. Послание другому разуму должно быть понятным и вечным. Пусть его можно утопить в море, обронить в сушильную печь, остужать на нем самогон, терять в Трансильвании и находить в Египте, все равно рано или поздно…

– …Воронцов-Вельяминов, – догадался я, – составит «Каталог галактик» и мы обратим внимание на сходство того, что отражено в пазле, с реалиями…

На поясе Роальда задергался мобильник.

Он поднес трубку к уху и, ухмыльнувшись, передал мне.

Если это Лина, с необыкновенной нежностью подумал я, на этой же неделе увезу ее в Белокуриху… Хватит терпеть… Сумка на пыльном чердаке… Архиповна не звонит… А под горячим душем… Мир прекрасен!.. А если это Инесса, то заставлю ее уже сегодня продемонстрирует мне пальчики в кислотных гольфиках…

– Кручинин!

– Животное сладкое!

Голос Архиповны звенел.

Звездный голос, светящийся.

Я тонул в глубинах пазла, ловил отблески невероятно отдаленных от нас космических зорь и меня опаляли тоска и радость, смешанные как-то очень уж неразумно. Молчание Космоса? Да ерунда все это! Придумки высоколобых! Проблема сканирования с высоким разрешением, – вот что должно волновать умного человека. Архиповна дозвонилась! Океанский накат, свист ветра на горном перевале, грохочущие раскаты ночных ужасных лавин, писк зарождающейся слабой жизни, – все было в далеком голосе.

– Зачем ты это сделал, Кручинин?

– О чем ты? – радовался я. – Звонишь откуда?

– Из Шереметьевской таможни, ты еще не понял?

– Да как же мне понять? Прямо из таможни? Не выдержала?

Я был счастлив. Архиповна не скрывала своих чувств. Она не выдержала, она скучала обо мне, ей не терпится обнять меня, она даже в общий зал не успела выйти, звонит из таможни! «Когда ты прилетишь?»

– Завтра, если меня не отвезут в тюрьму.

– Ты убила Бреда Каллермана? – счастливо догадался я.

– Послушай, Кручинин! Послушай, ненавистный зайчик! Я в Шереметьевской таможне, у меня неприятности! – В такт тревожным словам Архиповны в глубинах пазла тревожно вспыхивали и гасли нежные отсветы. – В течение получаса меня раздевали две девушки-офицеры.

– Целых полчаса? Я бы раздел быстрее.

– Кручинин, молчи! Ты специально это подстроил?

– Чтобы тебя лапали девушки-офицеры? Да ты с ума сошла!

– А как объяснить то, что в кармашке моей кофточки они нашли тысячу долларов?

– Подумаешь, тысяча. Всего тысяча. Небольшой презент. Тысячу долларов даже не декларируют.

– Но при мне есть и другие деньги! Более крупные! Ты подумал об этом? Черт тебя побери, Кручинин! Мне в Австралии кофточка была без надобности, я надела ее только перед посадкой.

И сладко выдохнула:

– Убью тебя!

– Тогда прилетай скорее!

Я был в восторге.

Если Архиповну посадят, я окружу ее вниманием.

Конечно, я не олигарх, но камеру оборудую, как для олигарха.

У нас с Врачом на чердаке пыльного домика спрятана большая спортивная сумка, доверху набитая валютой. Подкуплю тюремных чиновников. Оборудую камеру современными удобствами. Архиповна будет получать свежие научные журналы, у нее будет лучший в мире компьютер. Врач поделится с ней своими наблюдениями над пазлом. Лучшие астрофизики и биологи мира будут приезжать в тюрьму, чтобы побеседовать с Архиповной. А Бред Каллерман к ней не попадет, уж об этом я позабочусь!

Качнулась ветка.

Метнулся по стене солнечный зайчик.

Этот пазл вечен. Он неуничтожим. Он из другого мира. Архиповна с дерева упадет, когда узнает об этом. Над этим пазлом плавали панцирные рыбы. Динозавр наступал на его прохладную коробку. Египтяне замуровывали ее в переходах гробниц, японский солдат гасил в желе дешевые сигареты, а дед Филипп студил самогон. А Ботаник, тот вообще поступил проще всех: пальнул по Вселенной из карабина. Может, именно от этого чувство тревоги и неуверенности? В известном смысле мироздание, конечно, непоколебимо, но…

Кажется, Врач, подумал о том же.

По крайней мере, он приподнял пазл.

Он внимательно изучил дно, бортики, но не обнаружил никаких вмятин, никаких пробоин. Значит, пуля еще летит! Она еще там! Она еще преодолевает безмерные космические пространства! Послушай, Роальд, сказал Врач, в эту штуку совсем недавно пальнули из карабина!

– Ну и что?

– Из карабина!

– Если и пальнули, то не в эту.

– Какая разница? Они идентичны. Может, вообще составляют нечто одно. Не единое, но одно. Не спрашивай, как это может быть, я не отвечу. Просто не знаю. Но подозреваю, что события и в том, и в другом пазлах происходят параллельно и одновременно. Получается, – посмотрел он на нас, – что если звездных мышек пугнуть в том пазле, в этом они тоже обеспокоятся.

Роальд промолчал.

Кажется, он жалел нас.

И, кажется, считал, что какая-то там пуля слишком уж мала, она исчезающе мала по отношению к реальной Вселенной. Правда, Нику Друяну придерживался другого взгляда. В конце концов, взорвать Вселенную можно разными способами. Например, пальнуть по пазлу из карабина. О чем там спорили Бааде и Минковски? Ну да… Могут ли сталкиваться звезды… Ничтожный объект и – миллиарды парсеков… А почему бы и нет? «Хочешь поговорить об этом?» – «Сажал я одного…» – Тревога, источаемая глубинными заревами пазла, казалась мне все более острой… Вот мы ищем, любим, ненавидим, не звоним друг другу, упускаем время…

…а пуля летит.

«…со скоростью, превосходящей все последние изобретения».