Элитное подземелье Туровская Марина

Глава 6

А мы без денег

Утром раздалось пять звонков в дверь, затем загромыхали ключи в замке. Я встала, надела халат и похромала в прихожую. В квартиру ввалился Григорий.

– Анастасия! Как я рад, что ты жива. А телефон включать надо, я же беспокоился.

– Ты потише, пожалуйста, кричи, мама спит. А откуда ты узнал… о случившемся?

Григорий снял пальто и кинул его мне на руки. Он начал снимать ботинки, неуклюже держась за стену, и только теперь я увидела, насколько он пьян.

– Киска моя, телевизор смотреть надо. Петровка, 38, сегодня с утра поведала столице и России о происшествии в твоей квартире и просила всех, кто хоть что-нибудь знает, помочь в расследовании. Парень в тяжелом состоянии и не сможет говорить как минимум месяц. У тебя рассол есть?

– Рассола нет. Есть мартини, коньяк, водка двух сортов и текила.

– Точно, я же сам покупал. Настена, как же тебе повезло!

– С телевидением? – Я не понимала пьяного оптимизма Григория, он меня раздражал. – Дядя Илюша, наверное, постарался.

– А кто у нас дядя Илюша?

Григорий выпрямился и зарычал на прибежавшую к нему Стерву. Собака ответила тем же. Я повесила пальто в шкаф и пошла на кухню, Григорий за мной. Он залез в холодильник, погремел открытыми бутылками.

– Так что там с дядей?

– Он полковник милиции. Уже целую неделю. Что-то типа отдела по борьбе с организованной преступностью. Вчера, как это случилось, я сразу ему позвонила. Я же говорила, мы к нему с мамой праздновать ездили.

Григорий наморщил лоб, через секунду широко улыбнулся:

– Не помню. Но это здорово. Текилу будешь?

– По утрам не пью. Григорий, а как же дверь вскрыли? Мне Катя говорила, охранная фирма, ставившая двери и сигнализацию, давала девяносто восемь процентов.

– Давала, но ты себе голову не забивай, пускай милиция разбирается, и если выяснится, что был взлом, сдери с фирмы деньги. Штуку баксов они должны выплатить как минимум.

Я сделала себе кофе и с отвращением смотрела, как Григорий опрокидывает в рот текилу.

– Мама твоя спит еще? Понял. Давай я пока с собакой по старой памяти погуляю. И включи телефон, наверняка знакомые интересуются.

Как только я включила телефон, он переливисто зазвонил.

– Алло, – пришлось откликнуться мне.

– Настя, ты хочешь меня в гроб ввести? Ни квартирный, ни сотовый телефоны не отвечают. – Усталый голос отца сжал мне сердце.

– Папочка, извини, мы думали, ты на даче.

– На даче тоже телевизор есть. Где мать?

– Спит. Перепила вчера.

– Разбуди.

Мама взяла у меня телефон и на автопилоте дошла до кухни. Оправдываясь перед отцом, она понюхала оставшуюся после Григория бутылку текилы на столе, налила себе граммов двадцать и быстро выпила. Отец продолжал нотацию по телефону, мама сокрушалась и поддакивала, но я видела, что она размышляет над проблемой – пить или не пить.

Я убрала с ее глаз бутылку в холодильник и пошла перепрятывать бриллианты из сумочки в сейф. Сейф у Кати был на треть заставлен коробочками с украшениями, но денег в нем не было ни копейки – ни доллара, ни рублика, ни еврика. Ключ от сейфа я положила в специальную щель ящика тумбочки и отправилась в ванную.

Пока я бултыхалась, мама приготовила завтрак, а вернувшийся с выгула собаки Григорий звонил в охранную фирму договариваться о смене замков.

Во время завтрака позвонила Мила и осторожно спросила, не случилось ли чего у меня? А то у нее на работе одна тетка сказала, что утром по телевизору был сюжет о несостоявшемся ограблении где-то в районе Тушина. Там еще собачку, йоркширского терьера, показывали.

– Мила, позвони позже, часа в четыре, я тебе новый адрес продиктую, вечером у меня поговорим.

Положив трубку, я внезапно вспомнила, что именно сегодня мне надо было выходить на работу, и поскакала в комнату переодеваться. Мама заглянула ко мне.

– Ты чего?

– Мне надо на заводе показаться. Продлю заявление за свой счет. У тебя есть деньги на такси?

– Нет, все вчера истратила. С ума сойти, такое наследство – и ни копейки денег. Григорий! Вы не дадите немного в долг? А то Насте надо до работы доехать!.. И мне на хлеб не помешает.

Григорий вышел в коридор, вытирая салфеткой рот, достал из кармана купюру и молча отдал маме.

– Мы отдадим. – Мама честно смотрела на него.

– Да ладно, это не деньги, – сморщился Григорий. – А вот насчет квартиры надо переговорить подробнее.

Я не стала слушать продолжения – мама легко скушает Григория и без моей помощи.

Как всегда, уборщицы начинали здороваться со мной через всю длину коридора. Электрик Евгений вмялся при моем появлении в стену и старался не дышать, надеясь, что утренний амбре до меня не дойдет. Я никогда не ленилась прочитать ему лекцию о вреде алкоголя на рабочем месте, но сегодня было не до этого.

В заводоуправлении я накатала заявление о еще одной неделе за свой счет и быстро подписала его у замдиректора. Объяснять ничего не надо было, мама уже позвонила и пожаловалась на мое плохое самочувствие.

Выдав уборщицам внеочередную партию порошка и чистящих средств, я попросила слесаря присмотреть за оболдуем электриком, без моей подписи выполнить заявки по электролампочкам и мелкому ремонту в кабинетах и разрешила Евгению оформить вместо болеющей второй месяц уборщицы его жену.

Уборщица со второго этажа начала жаловаться на отсутствие хороших перчаток, но я уже вприпрыжку шла к проходной. Поймала машину и понеслась домой.

Дома мама решала, что первым продать из моей квартиры. Катя оставила приличную сумму на счете, но взять я их смогу только через полгода.

Я ее не слушала, пошла в кухню на запах борща. Через пять минут там появилась и мама.

– Я решила пока в квартире ничего не трогать, – сообщила она. – Еду к отцу на дачу и там что-нибудь присмотрю для продажи.

Я с набитым ртом пожелала ей удачи. Уже одетая, она вернулась от двери.

– А квартиру придется продать, – заявила мама. – Нехорошая она. Не зря, конечно, Гриша за нее такие деньги предлагает, но лучше продать и не мучаться.

Я согласно покивала. Опять зазвонил телефон, и пришлось еду отставить. Звонил Сергей Дмитриевич, назначил мне встречу на завтра, на одиннадцать, в своем кабинете.

Что там мама говорила про квартиру? Нечисто здесь? А может, Катя действительно что-нибудь спрятала, и Григорий об этом знает? На сколько это что-то может потянуть, если Григорию не нужны ни дорогие картины, ни драгоценности?

Что можно спрятать в квартире небольшое по объему? Та-ак. Деньги, наркотики, бриллианты, диски. Что еще?

Стерва пришла на кухню и смотрела на меня с осуждением. Вот так, не успела она заснуть, как без нее кушают.

Я спросила собаку: что же могла здесь спрятать Катя, но Стерва чихнула и тявкнула, требуя еды. Я наложила ей в блюдце мяса и смотрела, как она ест кошачьими движениями. Уникальная собака, толку от нее никакого, а стоит бешеные деньги, и люди готовы их отдавать, потому что с ней приятно общаться, смотреть на такую милую мордашку и видеть преданные глаза.

Стерва доела мясо, пукнула и застучала лапой по полу, требуя прогулки.

На улице шел дождь со снегом. Гулять я решила, не выходя из-под козырька подъезда. Стерва в таких случаях очень быстро решала свои проблемы. Лавочка у подъезда была с одного конца сухая, и только я прицелилась на нее, как послышался скулеж моей собаки. Соскочив с приступочки, я в два прыжка зашла за кусты.

Старый перекормленный пудель философски смотрел мутным взглядом на Стерву, а она сидела перед ним и почему-то скулила. Хозяйка пуделя, толстая тетка, мерным голосом выговаривала обоим:

– Как не стыдно, пожилой пенсионер, а такие вещи делаешь.

Запыхавшись, я встала около огромной женщины. Ничего себе плащики носят российские пенсионерки, лайка, между прочим.

– Какие он вещи делает?

– Наскакивает. Ему до встречи с собачьим богом полграмма осталось, а он наскакивает. Испугал бедняжку.

Особенного пыла и страсти в пуделе не наблюдалось. Он все так же сидел перед Стервой, и она смотрела ему в глаза. Гипноз.

Сбоку потянуло табачным дымом. Обернувшись, я увидела вчерашнего красавца. А вот и мой гипноз. Взгляда отрывать от него не хотелось. Нос с горбинкой, волнистые светлые длинные волосы до плеч. Парень плавным жестом, пропуская волосы сквозь пальцы, завел пряди назад. В руке с сигаретой у него болтался собачий поводок… Значит, есть надежда еще раз его увидеть.

Женщина дернула меня за рукав.

– … Не говорят, кто?

– Кто?

– Ну грабитель твой.

– Не говорят. Документов при нем не было.

– Не страшно тебе спать-то в квартире после Кати? Душа, она сорок дней на земле еще кружит.

– Пока не страшно. Я скоро съеду.

– Куда? – Женщина с тревогой посмотрела на меня. Самые любопытные пенсионерки в мире – это российские пенсионерки.

– Пока не знаю, куда. Обменяюсь.

Мне разговор был неинтересен, мне интереснее было смотреть левее. Парень широким жестом бросил сигарету в кусты и пошел прочь. Я готова была идти следом. И уже сделала шаг… но тут Стерва очнулась и ломанулась к подъезду. Крикнув тетке: «До свидания», – я поскакала за собакой.

Стерва отряхнулась и, пока я снимала сапоги, убежала прятаться. Она ненавидела мыть лапы. Я не спеша надела тапочки и пошлепала ее отлавливать. Стерва спряталась за пальму в гостиной и даже зарычала на меня.

– Иди сюда, Стерва.

Собака обнажила мелкие зубы и сделала рывок в сторону. Я тоже сделала рывок, Стерва наткнулась на мою руку, оттолкнулась от нее, подпрыгнула и сбила полуметровое плоское керамическое кашпо на стене. Кашпо разломалось на куски. На моей руке остались три кровавые царапины. Стерва забилась под тумбочку, а я развернулась и пошла за веником.

Ничего себе я взялась за наследство. Вчера столик стеклянный грохнула, сегодня кашпо ручной работы расколотила – так, глядишь, вернусь в прежнее полунищенское состояние.

Тщательно собрав крупные куски керамики и комья земли, я достала пылесос. Пострадавший плющ необходимо было пересаживать. Например, к пальме.

Потянув за ветку, я размотала длинное растение и увидела в его корнях плоский полиэтиленовый пакет. Полиэтилен был очень плотный и почти непрозрачный – но евро, они и в Африке евро.

Глава 7

Цветочные евро

Пакет я распотрошила на кухне зазубренным ножом и от волнения даже не порезалась. Пачка была в банковской упаковке. Значит, здесь десять тысяч евро. Миленький цветочек рос у тети на стене.

Я передумала пересаживать плющ. Наоборот, застелила пол газетами, подтащила к пальме два пустых пакета и переложила в них землю из керамической кадки. Землю пришлось копать мельхиоровой лопаткой для торта. В кадке ничего лишнего, в смысле денег, не оказалось. Обидно. Пришлось возвратить землю на место и туда же вкопать плющ.

Та-ак. Что мы теперь имеем? Мы имеем возможность найти в цветах или в иных предметах обстановки пачки полноценных европейских денег. Может, из-за этого Григорий так хочет меня отсюда выселить?.. Но ведь все вещи мне отдавались не глядя. И кашпо это тоже. Нелогично. Так что же, у Кати стены из золота, что ли? Я подошла к стене и подцепила уголок. Под бумагой серел бетон, я постучала по нему, прислушалась. Стена типовая. Уж в этом я понимаю.

Пройдясь по квартире, я насчитала четверку больших цветов и десять маленьких. Мелкими были кактусы, не считая метрового в объеме монстра, который стоял возле компьютера в гостиной. Его я проверила вторым.

Ура! В нем тоже был запаянный четырехугольник, но с купюрами по пятьдесят евро. Радость моя была в два раза меньше, но, рассудив здраво, я решила представить самой себе, что первым бы разбила горшок с кактусом, тогда кашпо с плющом доставило бы мне радости в два раза больше. И я порадовалась за себя еще раз, уже полноценно, на общую сумму в пятнадцать тысяч.

На мои ахреологическо-цветочные раскопки ушел целый час. Стерва смотрела за моими действиями с неослабевающим интересом, все время пыталась помочь копать и теперь походила не на элитную йоркширку, а на половую щетку после генеральной уборки в городском подземном переходе.

Позвонил папа и взволнованным голосом доложил о неприбытии моих многоуважаемых родителей сегодня в стольный град Москву по причине их с мамой совместного желания произвести опись ценных предметов на унаследованной папой даче. Мне рекомендовалось, дабы не было страшно, пригласить к себе ночевать Милу или любого другого человека, приемлемого для достойного проведения вечернего досуга.

Вот такая речуга. Она означала, что папа немного выпил, мама жарит картошку на свиных шкварках, а в холодильнике охлаждается водка. Я заверила папу, что всенепременно прислушаюсь к его рекомендациям и нагоню полный дом гостей, а также пожелала им с мамой хорошо провести вечер и помириться. Папа промямлил благодарственные слова.

Мне кажется, что после разъезда с сестрой, когда Катя перестала ежедневно напоминать отцу об измене мамы, он стал чаще у нас бывать. А после смерти Кати, которая, кроме меня, была единственным знающим о мамином загуле человеком, папе стало некого стыдиться, и он опять потянулся к маме.

Они прожили вместе почти двадцать лет и не надоели друг другу. Мне не надо было об этом рассказывать, достаточно было видеть их по утрам, когда мама потягивалась, одной рукой нащупывала пульт телевизора, а другой тормошила сонного папу, у которого на щеке были видны розовые полоски наполовину от подушки, а наполовину от маминой ночнушки, в которую папа утыкался во сне.

Наверное, к возрасту «ягодки» моей маме захотелось африканских страстей и дополнительных материальных субсидий, но для любовницы она была слишком властной.

Мне она не каялась в своих ошибках, не рыдала на плече и у отца прощения не просила. Но иногда, ковыляя ночью в туалет через ее комнату, я слышала, как она плакала. Она не ревела в подушку, она лежала на спине, лицом к потолку, сдерживала вздохи и вытирала слезы со щек.

Господи, да о чем я думаю! Родители разберутся в своих отношениях в любом случае, а я сегодня нашла клад!

Не знаю, как реагируют на найденные пятнадцать тысяч миллионеры, я миллионеров мало встречала, практически ни одного, но моя радость перешла в другое качество. В раздумье. Куда денежки потратить? В принципе это не проблема, тут моя мама справится за день, но мне тоже хотелось бы поучаствовать в этом нелегком деле.

Надо настроиться и понять – чего же мне хочется больше всего? Квартира, машина, дача и тряпки, о которых я мечтала, теперь у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти и Леонид, который периодически приходил в гости. Но как любимый человек он восприниматься не может, он много выпивает за вечер и в постели думает только о себе.

Чего же я хочу еще? Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счету, на мое многострадальное колено. А на сколько она потянет? Тысяч на двадцать. Что из этого следует? А то, что пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по пять и одному евро, то и это неплохо.

Я вспомнила вчерашнего раненого парня. Скорее всего, его личность уже установили… Думать о нем было тяжело.

Взяв жостовский поднос, я пошла в спальню за цветочными горшками.

Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла обратно с тяжелым подносом, стараясь не упасть. Звонила Мила. Она, понизив голос, начала рассказывать о пользе регулярной половой жизни для женщины. Я с ней согласилась коротким «Ну?», и Мила попросилась сегодня в гости вместе со своим воздыханным Шурочкой.

Для набивания себе цены я выдержала ее монолог о ценности человеческого общения еще минуту и согласилась принять сегодня в новой квартире не только Милу, но и Шуру. Мила замялась на секунду.

– А Леонид?

– Что Леонид?

– Шурка без него может отказаться.

– Ну и черт с ним, посидим вдвоем. Мне тебе надо многое рассказать.

– Настя! В отличие от тебя я не фригидная эгоистка. Я с Шурой трахаться хочу!

Мила заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих ее дам в консервативной редакции технического издательства.

Мне стало жалко Милу. Она не могла привезти Шуру к себе домой. Там, как и у нас, тоже были две проходные комнаты, активнейшая Милкина мать и еще пятилетний сын Милы, Вовочка.

– Ладно, часам к семи подгребай со всей своей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол – как новоселье и как поминки по моей любимой Кате.

– Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!

Пока я не поступила, с подачи Кати, в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России – это моя мамочка. Но после посещения квартиры Милы поняла, как ошибалась.

При обсуждении качества купленного сегодня мяса Милина мама, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели.

Мила тоже не особо сдерживалась при изложении своих мыслей. Иногда ей удавалось говорить тихо, происходило это на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.

Она говорила уверенно, рубила рукой воздух и потряхивала головой с пушистыми волосами. Перебивающих вопросов преподавателя она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый, материал до конца. Не справляясь со звуковым напором, гудели оконные стекла и дрожали входные двери.

Одногруппникам не приходилось переспрашивать, на какой вопрос ей пришлось отвечать – не услышать ее ответ могли только прохожие на другой стороне улицы. Остановить Милу можно было, только придвинув к ней зачетку с вожделенной четверкой. При тройке Мила впадала в праведный гнев и тихо орала, чтобы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при ее ответе выходили в коридор покурить.

При таких качествах в ней должно было быть не меньше центнера веса, как в мамочке, но Мила весила от силы пятьдесят килограммов, в чем я ей искренне завидовала.

Я перенесла в ванную остальные цветочные горшки и выстроила их на дне треугольной джакузи. Цветы стояли зеленым теплым оазисом на газетном островке внутри бледно-салатовой ванны.

Это была самая необычная азартная игра, почище любой рулетки. Я конвейерным способом опрокидывала землю из горшков, в горку земли запускала пальцы и разминала комки почвы, стараясь нащупать инородный предмет.

В корнях третьего растения, «рогатого» кактуса, была еще одна пачка по пятьдесят евро. Я наспех вскрыла пачку, убедилась, что банковская упаковка не повреждена, а значит, здесь сто купюр, отложила деньги на стиральную машину и осторожно принялась за следующие горшки. Но они оказались пустыми.

В чувство меня привел звон настенных часов. Блин, половина седьмого! Я метнулась в ванную и быстро утрамбовала землю и цветы обратно по горшкам.

Расставив цветы по старым местам, я тщательно вымыла ванну, подкрасилась, надела серебристые брюки, а сверху китайский голубой шелковый халат с вышитыми на спине тростниками и хижинами с загнутыми крышами. Скрепила его на груди огромной серебряной брошью. Груди полукружьями вываливались из тесного халата. Вот я какая была! О-го-го!

Глава 8

Вечерний тусняк

Мила и ребята приехали в половине восьмого. Шура протянул мне тортик размером с детский кубик. Леонид держал в руке что-то вроде цветка. В пластмассовый цветочный стакан был втиснут огрызок традесканции. Такими «подарками» по десять рублей штука торгуют старушки у метро.

Пока я рассматривала цветок, мои гости замерли на пороге, и рты их открылись до неприличия. Стоять в шелке при открытой входной двери было холодно, и я втащила гостей в прихожую.

– Настька, обалдеть, как выглядишь! – Мила это сказала вполголоса, но спящая в кресле Стерва вздрогнула и с испугу тявкнула на вошедших.

– Ой, какая красотуля!

На ходу скинув куртку, Мила стала ловить Стерву, но та привыкла к тишине в доме и сбежала в спальню.

Шура и Леонид, непривычно пришибленные, чинно разделись и, почему-то поклонившись мне, вошли в гостиную.

Расставить по местам цветы я успела, а вот накрыть стол – нет.

– Мила, у меня два важных дела случайно образовались, со столом пока не получилось, – сообщила я. – Но я предлагаю такой вариант. Вы разбираетесь с гарниром и сервировкой, а я быстро иду в магазин, он в соседнем доме.

Шура и Леонид синхронно и согласно закивали, Мила с незакрывшимся ртом разглядывала обстановку.

– Твою мать, Настька! Зашибись, какая квартира.

Это Мила сказала очень тихо, а мне на секунду показалось, что в ее голосе появилась обида, а в глазах – и черная искра зависти.

– Да, Милочка, квартира хорошая, но придется менять, – устало вздохнула я. – У меня трудности, все не так радужно, как выглядит: вон, видишь, кровь до сих пор не могу до конца оттереть. Но давай об этом потом.

Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щеку.

– Ладно, беги, Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. У метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.

Я надела плащ на халат. В сбербанке поменяла сто евро и впервые прошлась по супермаркету, ни в чем себе не отказывая. Конечно, я не стала покупать икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, французский сыр и киевских котлет прикупила. Еще набрала пива на опохмелье, пяток различных соусов, конфет и фруктов.

Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную. Как я и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.

– Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?

Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт:

– Есть, таарищ енерал.

Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршировали на кухню.

Мила, удивленная моим громким голосом (я повышаю голос крайне редко), проводила ошарашенным взглядом марширующих Леонида и Шуру. Мила потянулась идти за ними, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.

Стерва, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по ее личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака! Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.

Мы прошли через большую комнату, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я ее охолонила:

– Мы здесь не за этим.

Я подняла в углу лоджии крышку в полу и кивнула в открывшийся прямоугольник с автоматически зажегшейся подсветкой:

– Лезь, там подпол. Выбери огурчики, варенье и еще что-нибудь. Не хочу туда ребят посылать, там стоят две бочки с вином.

Мила радостно ойкнула и быстро исчезла в погребе. Через несколько минут, в которые я прослушала громкие вскрики восхищения из-под земли, на полу лоджии стояли нужные банки.

– Да, с таким погребом, – Мила легко вылезла из подпола, – можно запросто пережить пару-тройку экономических кризисов.

Я гордо согласилась, и мы пошли к ребятам на кухню.

Два увальня разложили закуску по тарелкам с неожиданным изяществом, не забыв украсить зеленью и подровнять неровно лежащий хлеб, нарезанный Милой. Заодно они заправили майонезом салат и соорудили сверху его мухомор из помидора.

Первый тост выпили, не чокаясь, за Катю. Мила знала ее хорошо, Леонид видел пару раз, Шурик слушал наши воспоминания с открытым ртом.

Через полчаса вино и водка взяли свое, и мы свернули на привычную программу. Пили за новую квартиру, друг за друга, за взаимопонимание и так далее. За месяц, что мы не виделись, накопилось много новостей.

Мила подыскала себе новую работу, но место освободится только к концу следующего месяца. Шурик похвалился повышением в должности. Леонид встрял с рассказом о случае на работе, когда один мужик сдуру купил билет «Русского лото» и выиграл почти штуку баксов.

Я, как и все, сделала удивленно-завистливое лицо. Найденные сегодня деньги лежали в сейфе Кати и оттуда грели мне душу.

Все стали вспоминать случаи крупных и мелких выигрышей, находки кошельков на улице или золотых украшений в общественных туалетах. Я слушала с интересом. Меня раздирало желание похвалиться, но я девушка начитанная, я знаю, что после первого шока радости последует огромная, искренняя Черная Зависть.

Постепенно мы перешли на более страшные случаи. Выключили верхний свет и зажгли свечи. Заговорили о вещих снах, о привидениях и убийствах. Мила с расширенными от любопытства и водки глазами спросила, не посещает ли меня Катя. Я замахала руками, сплевывая через левое плечо. Но не выдержала, заплакала.