Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике Дворецкая Елизавета
Глава 1
С вершины горы было видно далеко во все стороны – и вперед, где извилистые, гористые берега фьорда прятали выход в море, и назад, где на склонах крутых, но невысоких гор паслись овечьи стада и зеленели молодыми всходами полевые наделы. Эти наделы, трудом многих поколений тщательно очищенные от камней и удобренные, казались яркими, гладкими зелеными заплатами на пестром платье горы. Здешние горы поражали своим нарядным убранством: их украшал и прошлогодний лиловый вереск, и темно-зеленый мох, и свежая зелень молодой березовой листвы, и голубовато-сизый лишайник, и пестрые, сероватые валуны, покрытые сверху, как подушкой, тем же мхом, и на каждый хотелось присесть, как на скамью.
На одном из таких валунов и сидел Хельги сын Хеймира, старший сын и наследник конунга слэттов. Он находился на самой вершине длинной горы, смотревшей на фьорд с сероватой, под цвет пасмурного неба, водой. Здесь все было совсем не так, как дома, в равнинном Слэттенланде, и за прошедшие десять-двенадцать дней Хельги не надоело рассматривать эти горы. Дома пологие холмы, высокие густые леса, спокойные широкие реки – а здесь разноцветные скалы и этот смешной лес, где любое дерево ростом чуть-чуть лишь выше его самого. Бурные шумные ручьи бегут, торопятся по пестрым камням, и в тихих местах вода так чиста и прозрачна, что каждый камень на дне кажется драгоценным. И небо с вершины горы становится таким близким…
Если бы еще не эта суета! Хельги ярл и его отец, Хеймир конунг, получили приглашение на свадьбу к Альмару Тростинке, конунгу Барланда. Прибыв одними из первых, они теперь оказались вынуждены ждать всех остальных, в том числе и невесту. В ожидании главного торжества Альмар конунг, чтобы не томить знатных гостей, что ни день – устраивал пиры, охоты, состязания. Но этого всего Хельги ярл навидался и у себя дома, а любителем шума и толкотни он не был и теперь предпочитал проводить время в горах. Здесь он хотя бы видел то, чего у себя дома не видел никогда.
– Хельги ярл! Где ты? – окликнул его звонкий девичий голос. – Сердце мое мне подсказывает, что ты здесь!
– Если Хельги ярла не унесли горные тролли! – насмешливо подхватил другой женский голос, и было слышно, как несколько девушек звонко засмеялись.
Хельги встал с валуна и пошел на голоса, небрежно отряхивая с плаща сухие травинки. Между невысокими, всего в человеческий рост, сосенками и березками вверх по склону горы к нему поднимались несколько ярких живых цветков. Впереди шла йомфру Ильмейда, сестра Альмара конунга. Изящно придерживая подол желтой шелковой рубахи под бордовым платьем, она с привычной ловкостью взбиралась на довольно крутой склон. Поспешно сделав несколько шагов к ней, Хельги протянул руки; задорно глянув на него, Ильмейда подала ему обе руки и, опираясь на него, вскочила на тот же выступ, где он стоял.
С правильными тонкими чертами лица, с густыми светло-русыми волосами, которые гладкими волнами падали на грудь и спину, сестра Альмара конунга была очень красивой девушкой. Ее серо-голубые глаза всегда весело блестели и бросали на Хельги весьма завлекательные взгляды. Конунг слэттов собирался на эту свадьбу не без мысли присмотреть и для сына подходящую невесту: Хельги шел уже двадцать седьмой год, и женитьба его ожидалась всем Слэттенландом с большим нетерпением. Знакомство с йомфру Ильмейдой оправдывало ожидания, но не оправдывал их сам Хельги. Девушка не раз давала понять, что не откажется войти в род слэттенландских конунгов – один из наиболее древних, славных, богатых и уважаемых на Морском Пути. Но Хельги, которого это касалось больше всех, вел себя так, будто ничего подобного не приходит ему в голову.
– Мы же с тобой уговорились смотреть Самоцветный мыс, или ты забыл? – с веселым упреком воскликнула Ильмейда, утвердившись на крутом выступе рядом с Хельги, но для надежности не выпуская его рук.
– Не очень-то хорошая память у Хельги ярла, хоть он еще так молод! – добавила одна из ее девушек, поднимавшихся вслед за хозяйкой, и остальные дружно засмеялись, как будто было сказано что-то чрезвычайно забавное и значительное.
Но Хельги это не смутило: девушки очень охотно смеются, когда их много вместе. И они везде одинаковы: что здесь, что дома, в девичьей у его молодой мачехи, кюны Асты. Внимание йомфру Ильмейды он принимал с вежливой благодарностью, но думал о ней очень мало. Сестра Альмара конунга казалась ему привлекательной девушкой, но совсем обыкновенной, одной из тех, каких и дома в Эльвенэсе полным-полно. Ездить за море ради такой жены не стоит труда.
– Ну почему ты все время молчишь! – с шутливым отчаянием воскликнула Ильмейда. – Почему ты ничего не хочешь нам сказать? Или считаешь нас слишком глупыми? Ты прямо как… Помнишь: «У Хьёрварда и Сигрлинн был сын, высокий и красивый. Он был молчалив. У него не было имени. Однажды он сидел на кургане и увидел, что скачут девять валькирий, и одна из них была самой статной…»[2] – торжественно принялась рассказывать Ильмейда, потом прервала сама себя, засмеялась и лукаво глянула на Хельги. – Это все про тебя, Хельги ярл! Ты точно такой же!
– Может быть, ветвь ожерелий! – Хельги наконец улыбнулся. – С этим человеком не стыдно равняться. И ведь в саге сказано, что Хельги и Свава вновь родились.
– Да, да! – шутливо подхватила Ильмейда. – Это раньше люди верили, что герои рождаются вновь. А ты в это веришь? Правда?
Хельги пожал плечами:
– Почему бы и нет? Люди не так уж сильно меняются за века. Так почему бы и вновь не родиться таким же людям, как и те, что жили пятьсот лет назад? Может быть, в любом из нас возродится кто-то из тех, кто жил раньше. Понимаешь, если бы человек проживал только одну жизнь и на этом все кончалось бы, выходит, весь его опыт, мысли, чувства были бы больше не нужны и пропали бы. Это было бы слишком глупо, чтобы я в это верил. Боги устроили мир совсем не глупо. А значит, человек должен возродиться заново. Ведь бывает так, что однажды человек обнаруживает, что помнит то, чего с ним никогда не было. С тобой так не бывает?
– Нет. – Ильмейда перестала улыбаться и с недоумением покачала головой. – А с тобой бывает?
Хельги снова пожал плечами и не ответил. Едва ли она поняла, что он имел в виду. Ильмейда смотрела на него с непониманием и даже некоторым сожалением: он говорил совсем не то, что она хотела бы услышать, и она не находила, что ему отвечать. В его спокойном лице была заметна отрешенность, как будто он только телом находится здесь и сейчас, а душой витает где-то в иных временах и пространствах. Ильмейда вздохнула: с ним не так-то легко разговаривать. Зачем искать в себе какую-то другую, чужую жизнь, когда и своя хороша? Сама Ильмейда не хотела бы обнаружить в себе какую-нибудь древнюю валькирию, обреченную вечно носиться по холоду между небом и морем в тяжеленной кольчуге и с мечом в руках. Тоже, развлечение для девушки! Приходит же некоторым в голову! Ильмейда от души жалела, что при своей красоте, знатности и богатстве Хельги сын Хеймира полон таких странных мыслей. Зачем ему чужие души, когда он и сам как молодой бог?! Наследник Хеймира конунга был высок, широкоплеч, и в его лице с прямыми, немного грубоватыми чертами отражался ум и внутренняя сила. Держался он учтиво, очень спокойно, был невозмутим, нетороплив и уверен, как будто весь мир принадлежит ему и потому он никуда не может опоздать. Если бы он только спустился с неба на землю, если бы перестал ждать валькирий и раскрыл глаза на земных девушек рядом с собой!
– Ну, пойдем! – Ильмейда потянула Хельги со скалы. – Я покажу тебе Самоцветный мыс. Такого ты никогда не видел!
Вместе они стали спускаться на другую сторону горы; Ильмейда то и дело протягивала к Хельги руку, взывая о поддержке, хотя он не сомневался, что в его отсутствие она успешно ходит здесь безо всякой помощи. Ее подружки ловко прыгали с камня на камень позади них и казались светлыми альвами этих чудесных мест.
– Ничего нет хуже, чем ждать! – говорила по дороге Ильмейда. – Мы ждем уже два года! Два года Гельд Подкидыш сватает нам эту Хьяльминну, а мы так ее и не видели! А вдруг она вовсе не так хороша, как говорят? Как ты думаешь, Хельги ярл?
– Откуда же мне знать?
– Ты ее не видел?
– Нет. Но если Гельд говорит, что она красива и умна, значит, так оно и есть. Ему можно верить.
– Да, но красота бывает разная! Знаешь, как бывает: один человек из-за женщины с ума сходит, а другой посмотрит и плечами только пожмет: чего он в ней нашел? Знаешь, как бывает: красивое – это то, на что приятно смотреть. Умный человек – это тот, кто тебя понимает. Даже хороший человек – тот, кто хорошо к тебе относится.
Хельги усмехнулся, найдя это рассуждение довольно мудрым, и Ильмейда, подбодренная его одобрением, живо продолжала:
– Вот так и выйдет, что Гельд выберет невесту, которая понравится ему, а не нам! А жить-то с ней придется нам! Я и брату говорила, что мы должны искать ее сами, а он говорил, что надо делать по обычаю – спросить у людей. А я все равно считаю, что каждый должен сам выбирать себе невесту и не поручать другим, даже если эти другие так умны и сведущи, как твой уважаемый родич!
– Ты права, Фрейя обручий! – Хельги снова улыбнулся в ответ на ее многозначительный взгляд. – Я никому не доверил бы выбирать для меня невесту. Твой брат конунг думает иначе, но ему виднее, в чем его счастье.
– Поглядеть бы скорее на это «счастье»! Когда же он наконец ее привезет?
– Зато теперь ваш дом напоминает Валхаллу! Где и когда еще видели столько знатных гостей зараз?
– Уж конечно! – Ильмейда глянула на него с лукавым уважением, намекая, что он и есть их лучший гость. – Открою тебе тайну: мы так беспокоились, кого посадить на самое почетное место! Хеймир конунг больше всех достоин там сидеть, но что делать с Торбрандом конунгом? Он прославлен не меньше, а годами старше! И он такой человек, что его сердить опасно! Он нам, можно сказать, оказал услугу тем, что не приехал! Твой отец когда-то сражался с ним, да?
– Не совсем. – Хельги качнул головой. – Они, правда, встречались, но до сражения дело не дошло.
– На Квиттинге, да?
– Да. На второй год той войны, за год до моего рождения. Мой отец с войском преградил фьяллям путь, и Торбранд конунг был вынужден отступить. Иначе он мог бы захватить весь полуостров.
– И твой дядя Даг лишился бы своих владений. Но ему повезло. Знаешь, мне рассказывали, все удивлялись, что на этом все и кончилось. По всеобщим ожиданиям, Торбранду конунгу полагалось искать мести. Он ведь никогда не отказывается от задуманного, да? А раз уж он задумал завоевать Квиттинг, он должен довести дело до конца!
– А почему ты думаешь, что он отказался?
– Но он уже совсем стар.
– Ему чуть больше шестидесяти. И говорят, что никто еще не был так крепок в этом возрасте, как он.
– У него ведь жена – ведьма, да? Наверное, ее чары помогают ему не стареть.
– Не знаю. Может быть, он выжидает благоприятный случай.
– Ну, пусть выжидает! – Ильмейда усмехнулась, намекая, что в таком возрасте затягивать ожидание неумно. – У его сына-то совсем другое в голове!
За разговором они наконец добрались до места. Первой выскочив на высокий скальный уступ, Ильмейда взмахнула рукой:
– Вон он, посмотри! Вот наш Самоцветный мыс!
Свое название это место получило не зря: отвесную скалу из розоватого песчаника снизу доверху сплошь усеяли кристаллы аметиста. Одни покрупнее, с лесной орех, светло-лиловые, другие помельче, но потемнее, кристаллы сидели сплошным ковром, тесно прижавшись друг к другу, и камня из-под них не было видно. – Здесь есть тропинка, иди за мной! – Ильмейда легко прыгала по камням вниз, спускаясь к подножию скалы. – Правда, здесь порядком поободрали камни, но все-таки есть что потрогать рукой и убедиться, что это не сон! В солнечный день все так и сверкает, смотреть больно! Жаль, что сегодня нет солнца!
В нижней части скала, сколько можно было достать рукой, оказалась изрядно исцарапана: жадные человеческие руки постарались отбить и унести с собой хоть сколько-нибудь из чудесных лиловых и густо-розовых кристаллов. Самые крупные были сбиты, много мелких – раскрошено. Хельги провел рукой по скале. Как говорится, у всего есть предел, и только жадность человеческая безбрежна, как океан. На самоцветные камни приятно смотреть, но вот радости оторвать кусочек и спрятать за пазуху Хельги никак не мог понять. Или для иных людей красиво только то, что крепко зажато в родном кулаке?
– Когда их так много, они не кажутся дорогими, да? – Ильмейда обернулась к нему. – Вот если в перстне или на кубке – тогда драгоценный камень кажется таким красивым, дорогим, так удивляет. А когда много, то и аметисты кажутся не лучше всякой щебенки. Ты так не думаешь?
Хельги покачал головой.
– Я подумал только, как щедры были боги к вашей земле… – начал он, но в это время одна из девушек закричала с вершины скалы:
– Ой, смотрите, корабль! Их там много!
Все обернулись к берегу. По фьорду шел корабль – большой, под ярким красно-синим парусом, с резной звериной мордой на носу. Было видно, что на корабле полно народу, виднелось несколько женских покрывал. За ним из-за горы выходил еще один.
– Их там много, пять или шесть! – кричали сверху девушки, когда Ильмейда уже, подхватив подол, торопливо карабкалась на вершину.
– Я вижу шесть!
– И все такие большие! Такие богатые!
– Это должна быть невеста!
– Невеста, невеста! – Взобравшись на вершину, Ильмейда тоже увидела шесть больших кораблей и теперь прыгала от радостного нетерпения. – Это должна быть она! Наконец-то! Хельги ярл, иди же сюда, посмотри!
– Этот впереди – корабль Дага Кремневого! – определил Хельги. – Я его знаю. Но все шесть едва ли его – может быть, и невеста тоже с ними.
– Бежим домой! – ликовала Ильмейда. – Бежим! Пока они обойдут мыс, мы уже будем дома и все узнаем! Бежим к усадьбе!
Махнув Хельги рукой, она бегом ринулась вниз по склону горы и через долину. Ее подружки, как стайка разноцветных осенних листьев на ветру, полетели за ней, и даже Хельги ускорил шаг. Даг Кремневый приходился братом его умершей матери, и Хельги хотелось поскорее повидать родичей, даже если они и не привезли с собой невесты для Альмара конунга.
На берегу возле конунговой усадьбы близость больших празднеств замечалась гораздо больше, чем в уединении гор. Длинная полоса берега была занята множеством кораблей, больших и поменьше, возле ограды усадьбы возвышались четыре новых, нарочно для свадьбы построенных гостевых дома, поблескивали свежей сосновой древесиной и источали запах смолы. В раскрытые ворота усадьбы гнали десяток овец, рабы волокли от берега корзины со свежей рыбой, а навстречу им, к морю, валила целая толпа. Первый из шести кораблей уже подходил и выбирал место, где пристать; встречавшие махали руками и криками давали советы. На берегу бурлил народ: здесь собрались и окрестные жители, и конунговы гости, наряженные в разноцветное платье.
– Пойдем на мыс! – Ильмейда схватила Хельги за руку. – Здесь нас затопчут, а оттуда нам все будет видно!
За Хельги она могла бы не беспокоиться: его голова с гладко зачесанными назад и заплетенными в косу русыми волосами возвышалась над толпой, и ему все было прекрасно видно. Ильмейда тянула его к маленькому каменистому мыску, ступенькой возвышавшемуся над берегом; на это удобное место уже лезли любопытные, но когда Хельги через толпу провел туда Ильмейду, его хирдманы очистили мысок, чтобы можно было смотреть, не боясь, что тебя в давке спихнут в море.
Первым приближался красивый крепкий корабль с кабаньей головой на переднем штевне. Это был «Кабан» Гельда Подкидыша, и Хельги, сойдя с мыска, пошел ближе к воде, чтобы скорее поздороваться. Владелец корабля приходился двоюродным братом его матери и часто бывал в Эльвенэсе, хотя жил в земле барскугов. Да и мало нашлось бы мест в Морском Пути, где бы не знали Гельда Подкидыша. Много лет он вел обширную торговлю, попутно перевозя новости, подарки, выполняя множество разнообразных дел и просьб, почетных поручений от конунгов друг другу. Там, где требовались ум, опыт, миролюбивый дружелюбный нрав, там нельзя было сделать выбора лучше. Когда пару лет назад Альмар конунг задумал жениться и созвал мудрых людей, чтобы они ему посоветовали, где взять подходящую невесту, именно Гельд назвал ему Хьяльминну, дочь Гуннварда конунга. Теперь, когда переговоры наконец увенчались свадьбой, следовало ждать, что слава Гельда Подкидыша еще больше вырастет и не один еще молодой конунг или ярл обратится к нему с тем же делом.
«Кабан» уже выполз на песок, Гельд соскочил на берег и, увидев над толпой голову подходящего Хельги, поспешил ему навстречу. Сам он тоже был не обижен ростом, и его продолговатое лицо со светлыми волосами и бородой, украшенное широкой улыбкой, сияло как солнце.
– Хельги! Молчун ты наш! – радостно восклицал Гельд, обнимая племянника. – Как мне повезло! Только сойти на берег и сразу увидеть тебя! Привет тебе от родины предков – я прямо оттуда!
– С Квиттинга? – уточнил Хельги. Слов для изъявления своей радости он не тратил, поскольку она разумелась сама собой.
– Прямо оттуда! Прямо с восточного побережья! Я зимовал у тиммеров, мы отплыли месяц назад, по пути захватили в Хорденланде Сиринлейва конунга с дружиной, потом зашли в Тингваль, взяли Дага, и Дагварда, и Хельгу! Привет тебе от Борглинды, и Халькеля, и Хьяльмара! А Хельгу ты сейчас увидишь! Потом были у раудов, взяли с собой йомфру Ингу-Ульвину с Модданом ярлом – кюна Ульврун сама не поехала, послала их! Видишь, шесть кораблей! Где еще видели столько конунгов разом! А тут, наверное, что ни пир, то настоящая Валхалла? Да? По пути люди говорили, что раньше нас проплыл и Рамвальд конунг, и вы с отцом! А от фьяллей никого нет?
– Есть Торвард ярл. Берегом приехали.
– Понятно, берегом им ближе, чем плыть через пять морей! А кто с ним? Не Эрнольв Одноглазый?
– Его сын, Халльмунд.
– Тоже хорошо! – Гельд был рад любому, а в друзьях и знакомых у него числилась половина Морского Пути. – Ну, пойдем, пойдем встречать! А как у вас дома, все хорошо? Как кюна Аста? А дети? Эгвальд уже совсем большой! Вы его не взяли? А Вальборг еще не просватали?
Гельд сыпал вопросами, на которые Хельги отвечал только дружелюбным взглядом и улыбкой, подтверждая, что в роду конунга слэттов все обстоит хорошо. Иные дивились, каким образом Гельд Подкидыш, имея столько родни, ухитряется всех любить. Жизненных сил и хорошего настроения ему было не занимать, и выглядел он лет на сорок, хотя на самом деле ему уже исполнилось пятьдесят. Гельд оставался по-прежнему строен, подвижен, в его светлых волосах и бороде не виднелось ни одного седого волоса.
За разговором поглядывая на спокойное, с грубоватыми прямыми чертами, обветренное лицо Хельги с длинной морщиной сверху вниз на каждой щеке, Гельд в который раз дивился причудам судьбы. Не верилось, что этот мощный, из широких костей и могучих мускулов собранный, медлительный на вид и даже немного ленивый, неразговорчивый парень с низким голосом – родной и единственный сын Хельги, носившей прозвище Ручеек, ее продолжение, ее след на земле. Останься она жива, сейчас она не достала бы собственному сыну затылком даже до плеча. Она была другой – с мягкими, миловидными чертами лица, подвижной, разговорчивой, дружелюбной. Она часто улыбалась, и голос ее звучал нежно, приветливо. В ее сыне не было от нее ничего.
– Ну, идем, вон и Даг причаливает, а там и невеста! – заторопил Гельд Хельги. – Не любопытно на нее поглядеть?
Хельги пожал плечами: не отличаясь любопытством, он предпочел бы сначала повидать своих родичей. «Длинногривый волк» уже приблизился, уже можно было разглядеть высокую, статную фигуру Дага Кремневого, хёвдинга Квиттингского Востока. На носу корабля размахивал руками его младший сын Дагвард, а потом Хельги заметил маленькую, хрупкую девичью фигурку и невольно улыбнулся. Это была его двоюродная сестра Хельга, которую он любил, пожалуй, больше всех в семействе своего дяди. Ему говорили, что она совсем не похожа на его мать, но Хельги почему-то именно в ней видел отражение той, что так рано ушла от него.
Но не только они спешили навстречу квиттам. Уверенно раздвигая народ, к воде пробирались пять или шесть мужчин. Продвижение их сопровождалось шумом, криком, где веселым, а где и негодующим. Впереди всех шел, конечно, Торвард ярл, единственный сын и наследник Торбранда, конунга фьяллей. Рослый, хорошо сложенный, он и хирдманов себе подбирал таких же, и в любой толпе фьялли выделялись своей силой, ростом, красными плащами и широкими серебряными гривнами с подвесками в виде молотов Тора. Торвард ярл, отличавшийся темными волосами, уже был возле самой воды и даже шагнул в воду, словно ему не терпелось поглядеть на прибывших.
– Хельги ярл! – крикнула издалека Ильмейда. – Кто это там на корабле, такая хорошенькая? Это невеста? Это она? Ну, скажи же!
– А невеста вон там! – кричал Гельд в шуме радостно возбужденной толпы, и сотня голов вертелась вслед за взмахами его руки. Вон, «Красный змей»! Это корабль Гуннварда конунга, и на нем невеста!
Среди прибывших кораблей выделялся один: под красным парусом, с красными канатами и снастями, богато украшенный резьбой, с белыми щитами на бортах, на каждом из которых начищенный медный умбон горел, как солнце. «Красный Змей» медленно, величаво подходил к берегу, и толпа во главе с Альмаром конунгом хлынула к нему.
Гельд Подкидыш побежал показывать жениха и невесту друг другу, возле «Длинногривого волка» осталось меньше народу, в основном Хельги со своими людьми и фьялли во главе с Торвардом ярлом. Корабль вынесли на песок, люди спускались с него на берег. Хельга дочь Дага подошла к борту, подбирая плащ.
– Иди ко мне, Суль ожерелий! – вдруг сказал снизу чей-то незнакомый веселый голос.
Глянув вниз, Хельга увидела сначала протянутые к ней руки, потом лицо – смуглое, с темными глазами, густыми черными бровями и страшным рваным, беловатым шрамом от угла рта через всю правую щеку. Ахнув от неожиданности и испуга, Хельга отшатнулась назад и спиной наткнулась на отца.
– Не бойся, Хельга! – Даг хёвдинг взял ее за плечо. – Это не великан, это Торвард ярл, сын Торбранда конунга. Ты смело можешь ему довериться.
– Мудрый правду без подсказки скажет! – весело одобрил Торвард ярл и вскочил на борт корабля. – Приветствую тебя, Даг сын Хельги! Прости, что не сделал этого раньше, но твоя дочь прекрасна, как богиня Суль, и свет ее лица ослепил меня!
Хельга засмеялась, прижимаясь плечом к отцу и в смущении прикрывая рот кончиками пальцев. Она знала, что насчет ее солнечной красоты все неправда – маленького роста, не в пример отцу и обоим братьям, она была миловидна, но не более. Впрочем, волосы, светло-золотистые, мягкие и ровные, как шелк, действительно украшали ее. Тем не менее она вполне оценила любезность наследника фьялленландского престола.
– Позволь, я помогу тебе спуститься! – повторил Торвард ярл. – Не надо меня бояться, я не великан и даже не берсерк. Просто однажды я был такой голодный, что вместе с мясом съел и нож! – Он ткнул пальцем в свой шрам и засмеялся.
– Благодарю тебя, но не лучше ли тебе пойти поприветствовать невесту! – отозвалась Хельга, смущенная такой честью. – Она вон на том корабле!
Подать руку Торварду ярлу она не решалась: он вовсе не казался ей страшным, но его рост, его красный плащ, весело блестящие глаза и напористое оживленное внимание заставляли ее робеть. Он был дружелюбен и даже привлекателен, несмотря на шрам, но он принадлежал к племени фьяллей, да еще и приходился сыном Торбранду конунгу, которым в племени квиттов уже почти тридцать лет пугали непослушных детей, и Хельга не могла видеть в нем обычного человека.
– Идем! – Торвард снова сделал ей приглашающий знак. – Зачем мне встречать чужую невесту! Мне бы свою как-нибудь раздобыть! Правда, Даг хёвдинг? – Он подмигнул Дагу Кремневому, и тот не мог не улыбнуться в ответ. – Когда мужчине двадцать четыре года, ему уже пора подумывать о жене, правда, Хельга? И уж когда я найду девушку себе по сердцу, я не стану выжидать целых два года и гонять туда-сюда посольства на пяти кораблях!
От этой речи Хельга порозовела и замахала руками, как будто отгоняя собственное смущение; тогда Торвард ярл перепрыгнул назад на песок, Даг взял дочь на руки и передал ему. К родителям Торварда ярла он не питал никаких теплых чувств, но против него самого, как человек дружелюбный и справедливый, ничего не имел. Парень не виноват, что родился от ведьмы из великаньей пещеры.
Тем временем нарядный корабль Гуннварда конунга пристал, на него перекинули мостки, и вот уже Альмар конунг торжественно вел на берег свою невесту. Йомфру Ильмейда ожидала ее на берегу, готовясь приветствовать будущую родственницу по всем обычаям и держа заготовленное для первого подарка ожерелье из скрепленных цепочкой золотых бляшек, в середину каждой из которых был вставлен или желтоватый топаз, или голубая бирюза. Поцеловавшись с йомфру Хьяльминной, она вручила ей ожерелье и получила взамен два узорных золотых браслета, а сама тем временем жадно осматривала невесту. Молва и Гельд Подкидыш не обманули: дочь Гуннварда конунга могла называться красивой, и даже очень красивой, девушкой. Она была высока, стройна, черты ее продолговатого лица были тонки и изящны, а большие светло-карие глаза блестели в окружении длинных черных ресниц здоровым и ясным блеском. Русые волосы спускались мягкими волнами ниже колен, а красное платье и множество украшений делали ее похожей на богиню. Было видно, что она привыкла вызывать восхищение: в каждом ее движении, в каждом повороте головы чувствовалось горделивое достоинство и сознание, что своим присутствием она украшает и радует этот мир. Слава первой красавицы Морского Пути довершала дело: восторженные взгляды, которые Хьяльминна привлекала к себе много лет, как будто накапливались на ней, и теперь каждый, кто впервые ее видел, сразу замечал блестящий ореол славы и немедленно присоединял свои чувства к чувствам прочих. Альмар конунг даже рот приоткрыл от изумления, едва веря, что это сокровище достанется ему.
Торжественные приветствия и общий шум продолжались еще долго на берегу, потом переместились в гридницу конунговой усадьбы. Здесь йомфру Ильмейда, как единственная пока хозяйка дома, по очереди подносила приветственные кубки Гуннварду конунгу, Дагу хёвдингу, Гельду Подкидышу, Моддану ярлу и фру Инге-Ульвине из Рауденланда, Сиринлейву конунгу из Хорденланда. Общее ликование было велико, уставшие от ожидания гости ободрились: наконец-то начнутся свадебные торжества.
В тот же вечер на пиру начали подносить подарки жениху и невесте. Каждому из знатных гостей давно уже не терпелось выложить привезенное и сравнить, не уступает ли оно подаркам других. Самые знатные – Хеймир конунг, Рамвальд конунг с Квартинга, Торвард ярл – пока придерживали свои сокровища, ожидая непосредственно свадебного пира, но остальные раскрыли сундуки. Моддан ярл и фру Инга-Ульвина привезли подарки от себя и от матери Инги-Ульвины, правительницы Рауденланда кюны Ульврун: три цветных новых паруса, десяток выученных ловчих соколов с позолоченными серебряными цепочками на лапках, десяток хороших коней с дорогими уздечками и седлами. Даг хёвдинг привез пять цветных ковров, на которых были вытканы последовательно все подвиги Сигурда Убийцы Дракона: ковка меча, которым Сигурд рассек наковальню, убийство дракона Фафнира, Сигурд и Брюнхильд на огненной горе, сватовство к Брюнхильд, даже поездка Брюнхильд в Хель. Ковры разложили на скамьях, чтобы каждый мог ими полюбоваться; люди теснились возле них, рассматривали рисунки, искусно вытканные из красных, желтых, белых, голубых, синих, коричневых и черных нитей, вспоминали сказания, охали и восхищались.
– Искусство замечательное! – сказал рядом с Хельги знакомый голос. Обернувшись, он увидел поблизости Торварда ярла. – Но не слишком-то подходящее содержание для свадебного подарка. Тебе так не кажется, Хельги ярл? – спросил он, заметив взгляд Хельги. – Свадьбы Сигурда и Гуннара нельзя назвать слишком удачными.
– Не знаю, почему это тебе пришло в голову, – отозвался Хельги, понизив голос. – Разве у тебя есть причины думать, что прекрасная невеста охотнее вышла бы за другого?
– Нет, – Торвард усмехнулся и мотнул головой. – Но нельзя сказать, чтобы жених подвигами заслужил ее руку. Правда, два года ожидания можно приравнять к восхождению на огненную гору!
– Но ты предпочел бы настоящую огненную гору?
– Конечно! А ты разве нет?
– Возможно! – Хельги усмехнулся. – Где бы только ее найти?
Его отношение к сыну Торбранда конунга было неоднозначным, и за те десять-двенадцать дней, что они провели здесь вместе, Хельги еще с этим не определился. Торвард ярл казался достойным человеком: неглупым, справедливым, открытым и дружелюбным. Но их роды разделяла долгая Квиттингская война, и это мешало Хельги видеть в Торварде друга. Оба они не считали, что давнее соперничество отцов обязывает и их ссориться между собой, но глядели друг на друга не без мысли о том, что это, возможно, будущий враг. Ведь причины, из-за которых ссорились Хеймир конунг и Торбранд конунг, никуда не делись. И полуостров Квиттинг, власть над которым они делили, по-прежнему лежит разоренный, без собственной власти, но и никому не платя дани, поэтому ни слэтты, ни фьялли не могут назвать себя его хозяевами. Помня об этом, оба неприметно тянулись друг к другу, охотно беседовали, Торвард – с более откровенным и непосредственным, Хельги – с более сдержанным и вдумчивым любопытством. И оба чувствовали явное удовольствие, если их взгляды совпадали.
Когда ковры развесили по стенам взамен старых хозяйских, свои подарки выложил Гельд Подкидыш. Он привез множество нарядных ярких шелков заморской работы, так что все женщины в гриднице стонали от восторженной зависти и даже гордая Хьяльминна благосклонно улыбнулась, поглаживая красный шелк с голубым и золотистым узором. Целый день можно было рассматривать узоры блестящих шелков: ползущие травы, бутоны и цветки, диковинных птиц и зверей, виноградные грозди и резные листья. Глаз радовали яркие цвета: лиловые, зеленые, голубые, золотистые, багровые, цвета огня и заката.
– А вот это для жениха! – Гельд сделал знак своим людям, и с самого дна сундука вынули три меча.
Ножны их и рукояти из серебра с золотой насечкой были красивыми и дорогими, но не представляли собой ничего особенного. Однако когда Гельд передал один из них в руки Альмару конунгу, тот издал удивленное восклицание, и большинство гостей, оторвавшись от созерцания тканей, повернулись к нему.
– Что ты скажешь, конунг? – весело спросил Гельд. – Думаю, любой знаток скажет, что такая сталь подходит для серьезного человека!
Альмар конунг и мужчины вокруг него недоверчиво разглядывали клинок. Серая сталь была сплошь усеяна более темными пятнышками и разводами, как бы проступавшими из глубины.
– Булатная сталь! – воскликнул Альмар конунг. – Вот это да! Где ты ее раздобыл, Гельд? Разве ты ходил в южные моря?
– Да, конунг, отсюда это будет на юг, а потом немного на запад! – Гельд засмеялся. – Это с Квиттинга. А еще точнее, из Медного леса. Там живет один человек, его зовут Вигмар Лисица. Даг хёвдинг тоже его знает. Он продает такие мечи.
– Дайте мне посмотреть! – Торвард ярл протолкался поближе. – Если это тот Вигмар Лисица, у которого есть золотое копье, что само возвращается в руки после броска, то я тоже о нем слышал!
Гельд протянул ему другой меч из своего сундука, и Хельги вместе с Торвардом склонился над клинком. Черноватые округлые разводы на серой стали сидели густо, как пятнышки на спинке лягушки. Притом на режущей кромке лезвия, где сталь была еще тоньше, разводы виднелись точно так же, пронизывая весь клинок насквозь.
– Если бы день был солнечный, их бы вынести на воздух, и ты бы увидел золотистый отлив! – восхищенно рассказывал Гельд. – Они рубят кости, гвозди, я сам видел! Без малейшей щербинки! Таким клинком можно сломать обыкновенный стальной!
– Чудеса! – Торвард ярл вытер кончики пальцев о рубаху и осторожно провел по плоской стороне клинка, точно не верил своим глазам. – И это сделали на Квиттинге, ты говоришь?
– Похоже на то! – Гельд посмеивался, довольный, что сумел так удивить наследников двух конунгов.
В гриднице поднялся шум, разгорелись споры.
– Не может быть! – твердил Сиринлейв конунг. – У нас в Морском Пути не умеют делать такой стали!
– Хочешь, я поклянусь тебе, что она сделана на Квиттинге?
– Я уважаю тебя, Гельд, и не сомневаюсь в твоих словах и без всяких клятв, я сомневаюсь в качестве этой стали. Не может быть, чтобы это был булат!
– Но ты же видишь рисунок на стали! – Даг хёвдинг, уже знакомый с этим чудом, показал ему на меч. – Таким рисунком отличается только булат!
– А изготовлением такого булата отличаются только восточные страны, где мы с тобой никогда не были. А у нас если и умели делать что-то подобное, то давно разучились. Для этого же нужно… Э, во-первых, нужна особая железная руда, какая у нас не водится…
– Это у вас в Хорденланде не водится! – вставил Моддан ярл. – У вас одна луговая и болотная руда, а в горах на Квиттинге может быть и другая, гораздо лучше! Та, что зовется «кровь великана».
– Во-вторых, надо знать множество тайн: насколько разогревать, сколько раз перековывать, как остужать!
– Хороший древний способ: меч погружают в тело сильного раба! – сказал Гуннвард конунг. – Тогда сила раба переходит в меч! Там, на Востоке, так и делают, я знаю, слышал от надежных людей!
– А еще можно в воду или в масло! Так ведь надо знать, во что и когда! И сколько держать!
– А еще иные закаляют сталь в ущельях, где дуют холодные ветры!
– Не поверю, чтобы где-то на Квиттинге владели всей этой мудростью!
– Но почему же! – крикнул Торвард ярл. – У моего отца есть меч, по прозванию Дракон Битвы, – он разрубит хоть камень, хоть наковальню! Он приходится по руке всякому, кто его возьмет, будь то великан или маленькая девочка! Он награждает каждого силой, умением и удачей, он всегда приносит победу своему владельцу! Этим мечом мой отец победил великана Свальнира и… – Торвард бросил быстрый взгляд на Дага хёвдинга, – и одержал еще немало славных побед на суше и на море. Есть здесь кто-нибудь, кто в этом сомневается?
Сомневающихся не нашлось: даже если кто-то и не вполне верил в рассказы о событиях Квиттингской войны, о которых последние три десятилетия рассказывали по всему Морскому Пути, то высокая и мощная фигура Торварда ярла, грозно упершего руки в бока, начисто отбивала охоту обнаруживать сомнения.
– Ну, и славно! – Торвард ярл усмехнулся, радуясь ощущению своей силы. – И этот меч сделан на Квиттинге! Эти ваши восточные люди, которые ходят в длинной одежде и с женскими покрывалами на головах, и близко к нему не бывали!
– Его ковали темные альвы! – заметил Хеймир конунг. – Это так, Торвард ярл, я не путаю? И меч Дракон Битвы, и обручье Дракон Судьбы, и кубок Дракон Памяти. Все это сокровища из кузниц темных альвов.
– Квитты говорят, что эту тайну у свартальвов когда-то выведал Хродерик Кузнец! – добавил Гельд, хорошо знавший все саги и сказания о древних временах. – Хродерик конунг жил лет триста назад. Только он один на свете умел ковать такие мечи. Он и сейчас их кует в своей подземной кузнице под горой. За века он наковал великое множество всякого оружия, и оно сложено в тайные кладовые. И Вигмар Лисица разузнал дорогу туда. Кладовые открываются раз в месяц, в новолуние, и каждое новолуние Вигмар Лисица выносит по мечу. У него их уже так много, что он вооружил булатными мечами Хродерика всю дружину и родичей, чуть ли не простых бондов в своих владениях! Он может даже продавать их за моря и получать за них золото и всякие дорогие вещи.
– Вот это больше похоже на правду! – Сиринлейв конунг усмехнулся. – Конечно, триста лет назад еще куда ни шло… А чтобы в наше время умели делать такое – э, где уж!
– Это темные альвы! – опять начал Моддан ярл. – Люди такого делать не умеют, а темные альвы умеют все!
– Ах, ты опять за свое! – Его жена, Инга-Ульвина, безнадежно махнула рукой. – Я тебе говорила: чего только не умеют делать люди! Мужчины не умеют рожать, а всему остальному можно научиться! Если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого вообще нет на свете!
Все вокруг засмеялись.
– Гельд, а ты уверен насчет Хродерика Кузнеца? – спросил Хельги.
– Как я могу быть уверен в том, чего не видел? – Гельд пожал плечами. Он любил порассказать о чудесах, но никогда не выдавал свои рассказы за правду без достаточных оснований. – Мы с Вигмаром хоть и друзья, пожалуй, но он не настолько мне доверяет, чтобы водить в тайные кладовые под горами. Недалеко от его дома и правда есть Кузнечная гора, ее еще называют Хродерикберг – гора Хродерика. Может быть, там под горой и впрямь обитает какой-нибудь древний умелец или свартальв. Почему бы нет? Медный лес – это такое место, что насчет него ничего нельзя сказать наверняка, и никакие чудеса в нем нельзя отрицать. А сами эти горы называются Железное Кольцо, потому что там много хорошей руды. Правда то, что на этой руде Вигмар Лисица здорово разбогател. И если этот меч и правда из булатной стали – в чем я не сомневаюсь…
– Зачем долго говорить? – перебил его Торвард ярл, у которого пылкость иной раз брала верх над учтивостью, и схватил со скамьи меч. – Можно это проверить!
Он сделал шаг в сторону, как бы в поисках свободного пространства, и народ разом отхлынул, как круги по воде от упавшего камня.
– Вот, Торвард ярл! – весело крикнула йомфру Ильмейда и бросила в воздух легкий шелковый платок.
Платок взмыл, не торопясь падать – настолько тонок он был. Гридница затихла в напряженном внимании: Торвард протянул клинок, платок упал на серую сталь и тут же мягко заскользил вниз, спадая двумя разрезанными половинками. По гриднице пролетел общий восхищенный вскрик.
– Эй, Гельд! – Торвард качнул меч в руке и обернулся. – Не возьмешься ли ты показать дорогу к тому кузнецу, что делает такое оружие? Я бы не поскупился на серебро и даже сам служил бы молотобойцем!
– Один меч перековывают, скажем, месяц! – заметил Гуннвард конунг. – В твоей силе я не сомневаюсь, Торвард ярл, но хватит ли у тебя терпения?
– Не сомневайся! – Торвард ярл усмехнулся. – Уговаривать невесту целых два года у меня и правда не хватило бы терпения, но вот ковать меч я мог бы и два года – ведь потом он будет служить мне всю жизнь!
– А насчет девушек ты предпочитаешь справляться за два дня! – весело поддела его йомфру Ильмейда и кивнула на женский стол.
Одна из сидевших там девушек закрыла лицо руками, а гости дружно засмеялись. Девушка опустила руки, ее миловидное лицо страдальчески кривилось, а глаза словно бы плакали от какого-то отчаянно-веселого стыда. Явившись на Самоцветный мыс, Торвард ярл только скользнул опытным взглядом по фигуре йомфру Ильмейды и больше ею не занимался; зато в толпе окружавших ее девушек он быстро высмотрел одну, дочку ее воспитателя, невысокую, не самую красивую, но с милым, располагающим лицом, и тут же принялся за ней «ухлестывать», как выражалась его троюродная сестра Инга-Ульвина, поскольку даже ухаживанием это было нельзя назвать. Он буквально не давал бедной йомфру Сигне проходу, веселил ее и всех подруг, так что вокруг него всегда звучал девичий смех, но при том так выделял Сигне из всех своим подчеркнуто пылким вниманием, что уже на третий вечер после его приезда она целовалась с ним в углу гридницы, не замечая толпы. Понимая, что она ему не пара и все это плохо кончится, она все же ничего не могла поделать с его неодолимым обаянием – зная, что потом это обернется стыдом, она все равно чувствовала себя счастливой сейчас и могла гордиться, поскольку сын и наследник конунга предпочел ее всем, включая йомфру Ильмейду. Ильмейда не подавала вида, что уязвлена таким пренебрежением, но из-за этого, во-первых, удвоила внимание к более благоразумному и учтивому Хельги ярлу, а во-вторых, не упускала случая поддеть «неразборчивость» Торварда.
– Значит, тебе придется просить Вигмара Лисицу! – сказала Торварду Хьяльминна. В его словах о двухлетнем ухаживании она усмотрела какую-то тайную обиду и себе, тем более что на нее-то он смотрел уже с полнейшим равнодушием, несмотря на всю ее хваленую красоту, и теперь держалась надменно. – Не слишком-то почетный жребий для сына конунга – кланяться какому-то там Лисице! Я мало о нем знаю, но говорят, что он самого низкого происхождения!
– Но ведь этот Вигмар такой особенный человек! – подала голос госпожа Инга-Ульвина. Рауды были ближайшими соседями северо-восточных квиттов, и она больше других слышала о Вигмаре Лисице. – Он сам, говорят, оборотень, правда, Даг хёвдинг? Ты говорил, у него ничего не было, его дом был разорен, когда мой дядя Ульвхедин ярл и Эрнольв Одноглазый завоевывали Квиттингский Север, у него не было ни денег, ни дружины, а теперь он именуется хёвдингом! У него под властью земля и много людей!
– Но ведь его любила валькирия, правда, Гельд? – лукаво улыбнулась Ильмейда. – А тому, кого выбрала валькирия, выбор тинга уже не слишком важен!
– Да, похоже на то! – Гельд, уже не раз об этом рассказывавший, улыбнулся девушке. – Это было очень давно, я тогда не был с ним знаком. Мне рассказывали потом, и не столько он, сколько его жена. Она говорила, что валькирия по имени Альвкара не раз выручала Вигмара из беды. Однажды, когда он должен был сочинить хвалебную песнь о конунге, а иначе ему грозило остаться без головы, она помогла ему. И в другой раз, когда сам Один рассудил ему погибнуть и послал на него валькирию Регинлейв, Альвкара прикрыла его щитом. Он остался жив и прославился еще больше, зато Альвкара поплатилась за свое своеволие. Помните, как в песни о Сигурде:
- Знаю: валькирия
- спит на вершине,
- ясеня гибель
- играет над ней;
- усыпил ее Один,
- шипом уколов —
- не того сгубила,
- кто был ей указан.[3]
Вот и с Альвкарой, говорят, случилось то же. Только все говорят по-разному, на какой горе она спит: то ли на Пещерной, то ли на Каменном Столбе, а скорее всего, на Мимировой Голове. Я слышал даже, что на Раудберге, но этого не может быть, потому что там святилище и там часто бывают люди. Я сам там был.
Торвард ярл толкнул Хельги локтем. И Хельги вспомнил их недавний разговор – об огненной горе, на которой спит небесная невеста.
– И там она будет спать, пока не придет отважный герой и не разбудит ее! – продолжал Гельд. – И очень многие люди позавидуют тому, кто ее разбудит, потому что Альвкара очень красива. Она высока, стройна, как березка, и кожа у нее белая, как свежее молоко, а глаза огромные и голубые, как небо. А волосы у нее рыжие, как вот это пламя, и такие длинные и пышные, что ими можно окутать ее всю.
– Да, да! – подтвердила фру Инга-Ульвина. – Моя мать видела ее в тот день, когда она в последний раз показывалась людям на глаза. Это было за полгода до моего рождения.
– А еще говорят, что Альвкара весела нравом, приветлива, бесстрашна, пылка, решительна и постоянна во всех своих чувствах. Если она кого-то любит или не любит, так это уже навсегда. Понимаете, каким сокровищем была бы ее любовь для человека? Она указывала бы своему избраннику великие подвиги и помогала бы их осуществить, защищала бы его в битвах, и он прославился бы, как сам Сигурд!
– Ну, все, решено! – весело воскликнул Торвард ярл. – Я иду за ней! Вот такая невеста мне и нужна!
Люди в гриднице засмеялись, принимая это за шутку.
– А ты, Хельги ярл, не хочешь ли пойти со мной? – подзадорил Торвард. – Не знаю, нужна ли тебе спящая валькирия, но уж от булатного меча ты не отказался бы?
– Такой меч каждому пригодится! – Хельги кивнул. – И если ты не против, то пойдем на Квиттинг вместе. Я там не чужой – ведь моя мать была квиттинкой.
– В таком случае, я тоже! – Торвард значительно усмехнулся. – Ведь и моя мать была квиттинкой!
Хельги посмотрел на него с изумлением и тут же сообразил, что Торвард говорит правду. Матерью Торварда стала Хёрдис Колдунья, побочная дочь Фрейвида Огниво, последнего хёвдинга Квиттингского Запада. Все это знали, но никому и в голову не приходило, что мать-квиттинка делает и сына фьялльского конунга не чужим на этом полуострове, измученном двадцатисемилетней войной. Хёрдис Колдунья предала свое племя, отдала меч Дракон Битвы в руки чужому конунгу и тем помогла ему захватить ее же родину; племя квиттов проклинало ее. Хельги, благодаря материнской родне привыкший считать племя квиттов почти своим, сейчас был потрясен тем открытием, что сын Торбранда, давнего и злейшего врага квиттов, находится с ними в тех же самых родственных отношениях, что и он сам.
– А если там и правда отыщется валькирия, то мы прямо на месте и решим, кто более достоин ее любви! – Торвард подмигнул Хельги, но не шутливо, а с намеком. И Хельги убедился, что веселый Торвард ярл не хуже его помнит о соперничестве их племен. – Думаю, двух лет нам на это не понадобится!
– Может статься… Что-нибудь в этом роде и правда произойдет, – пробормотал Даг хёвдинг. Он выглядел озабоченным, опасаясь, что затеянный поход к добру не приведет. – Ты ведь не знаешь, Торвард ярл… У Вигмара Лисицы, кроме мечей, еще есть дочь. И люди говорят, что именно ее-то он и считает своим главным сокровищем!
– Кстати, она рыжая! – добавил Гельд, так потрясенный этим совпадением, что даже улыбка сошла с его лица.
Собираясь на свадьбу Альмара конунга, Хельги меньше всего предполагал, что после ее окончания немедленно соберется в новый поход, да еще и на пару с Торвардом сыном Торбранда. Начинание, что ни говори, вышло незаурядное, и о нем велось много разговоров.
– Больше славы! – смеялся Торвард ярл. – Это вернейший способ прославиться – выкинуть что-нибудь такое, чего от тебя никак не ждут! Чем бы дело ни кончилось, разговоров хватит до будущей зимы!
Хеймир конунг не слишком приветствовал решение сына еще и потому, что оно было таким внезапным: сам он, как человек осторожный и предусмотрительный, предпочел бы как следует все обдумать. Но отговаривать сына он даже не пытался, понимая, что для Хельги невозможно отступить от намерения, оглашенного при таком скоплении людей, да еще при половине всех конунгов Морского Пути.
– Во всяком случае, побываешь в гостях у твоих квиттингских родичей! – сказал он, решив найти в этом безумном предприятии хоть что-то полезное. – Твоему дядьке Дагу и твоим двоюродным братьям давно следует оказать честь. Это сильные люди, как ты знаешь, и с такой родней полезно жить в дружбе.
Дружба, как ее в основном понимал Хеймир конунг, заключалась в хорошо налаженной торговле железом. Полуостров Квиттинг обладал богатейшими на всем Морском Пути запасами железной руды и с древности славился искусными кузнецами, так что мог торговать как железом-сырцом, так и готовыми изделиями. Многолетняя война с племенем фьяллей разорила Квиттинг и сильно затруднила железную торговлю; только в последние годы положение начало понемногу выправляться. Все железо для собственных потребностей и для обширной торговли племя слэттов получало через Квиттингский Восток, через Дага хёвдинга. Неудивительно, что Хеймир конунг придавал этой дружбе такое значение. Ради этого, собственно, он и надумал когда-то взять в жены Хельгу, дочь прежнего хёвдинга Хельги и сестру Дага.
– И постарайся привезти побольше такого оружия, какое показывал Гельд! – наставлял Хеймир конунг сына. – Постарайся получше узнать, что там делает у себя в усадьбе Вигмар Лисица и кто кует ему такие мечи. Если это правда насчет Хродерика Кузнеца, то постарайся купить побольше, за лето расплатимся. Но будь осторожен. Этот Вигмар – настоящий тролль. По крайней мере, с троллями он в тесной дружбе, и они ему помогают, это вне всяких сомнений. Происхождения он самого низкого, а в Медном лесу он вот как вознесся! Без помощи троллей ему нипочем бы этого не сделать. Вигмар очень умен и горд. Если тебе придется с ним встречаться, будь осторожнее!
Зная своего сына, Хеймир конунг не слишком надеялся, что тот последует этим советам. Судя по отрешенному выражению его лица, мысли Хельги были весьма далеки от Вигмара Лисицы и даже от чудесных мечей. Его воображением владела Альвкара, валькирия, спящая на вершине неприступной горы в кольце из жгучего пламени. Все девушки, нарядные и красивые, в изобилии собравшиеся для свадьбы Альмара конунга, не привлекали его и по сравнению с Альвкарой казались бледными и скучными.
– За этим добром не стоило ездить так далеко! – сказал он однажды, когда Торвард ярл, посмеиваясь, упрекнул его, что он напрасно пренебрегает вниманием йомфру Ильмейды.
– Ну, ты скажешь! – Торвард в показном изумлении вытаращил глаза. – Да разве «этого добра» может быть слишком много?
Он знал, что говорил. Перед его отъездом у йомфру Сигне появилось на пальце новое золотое кольцо – на Самоцветном мысе поговаривали, что подарено оно взамен утраченной невинности, а поскольку бедная Сигне, зная об этих слухах, продолжала его носить, значит, все так и было!
– Или тебе правда валькирию надо? – допытывался Торвард, и его живые темные глаза блестели неприкрытым любопытством. – Брось, как друг говорю! – для убедительности он даже понизил голос и положил на плечо Хельги свою широкую смуглую ладонь. – Знаю я их! Ее, если честно, одну, но зато не вру, клянусь Фрейром! Впечатлений, конечно, лопатой не огребешь, но зато так она тебя вымотает, что потом двое суток отсыпаться будешь. А главное, такое чувство, что не ты ее имеешь, а она тебя. Кому как, а мне не очень нравится… А пока она там в битвах носится, ты на других глядеть не смей, а не то – такой «гром стали» тебе устроит, что мало не покажется!
Торвард ухмыльнулся, и Хельги посмотрел на него с новым, несколько сочувствующим любопытством. Всем было известно, что роду фьялленландских конунгов покровительствует валькирия по имени Регинлейв, которая иногда – если он того достоин – дарит свою любовь конунгу или его прямому наследнику, но при условии, что ее избранник не женат и может хранить ей верность. Да уж, с верностью тут должны возникнуть определенные сложности…
Но сам Хельги представлял себе любовь, в том числе любовь валькирии, несколько иначе и только улыбнулся в ответ на это предостережение, сделанное, как он понимал, от души и в самом искреннем дружеском расположении. «Знаю: валькирия спит на вершине…» Этот стих днем и ночью звенел и шептал в голове Хельги, и прекрасная девушка, спящая в окружении пламени, виделась как живая; ее пышные рыжие волосы были одного цвета с пламенем, и нельзя было различить, где кончаются они и где начинается огонь, а ее белое лицо сияло красотой, как само солнце. Вот сейчас она поднимет веки, и откроются глаза небесной голубизны, и взор их будет радостным и нежным…
Когда свадебные торжества остались позади, в путь тронулось сразу пять кораблей. Хельги плыл на своем «Железном вороне», и его сопровождал родич Рингольд ярл, муж двоюродной сестры Сванхильд. Его корабль назывался «Кольценосный змей», поскольку в пасти змеиной головы на переднем штевне блестело огромное позолоченное кольцо. С ними шли Даг хёвдинг на «Длинногривом волке» и Моддан ярл с женой на «Коне Ран». Торвард ярл, приехавший берегом, одолжил у Альмара конунга корабль под названием «Лебедь». Его дружина насчитывала сорок с лишним человек, так что гребцов хватало.
Хельги ярла настораживало то, что он внезапно оказался товарищем того, чей отец всегда был врагом его отца, но самого Торварда это только забавляло.
– Ты хотя бы обрадовал отца своей отвагой! – посмеиваясь, говорил он Хельги, пока они готовили корабли к отплытию. – А мой даже ничего не знает!
– Он будет тебя ждать домой?
– Да нет, зачем? – Торвард даже удивился. – Лето на носу, чего мне делать дома? Я так и так куда-нибудь собирался, только не знал куда. На Зеленые острова думал, ну, они подождут! Не уплывут никуда! Зато потом как мамочка будет смеяться, узнав, что я был на ее любимой родине!
– Она это одобрит?
– Никогда! – Торвард смеялся от души, заранее радуясь впечатлению, которое на его мать произведет эта новость, а Хельги недоумевал, как можно радоваться будущей ссоре с матерью. – Мы с ней, знаешь ли, так редко сходимся во мнениях!
– И что же? – спросил Хельги с искренним любопытством. Сам он потерял мать, когда ему было всего семь лет, и не мог понять человека, который имел живую мать и не слишком дорожил согласием с ней.
– А то! Сначала мы спорим до хрипоты, а потом каждый делает так, как считает нужным. Я уже большой мальчик. Я ей это сказал еще двенадцать лет назад. А если хочет распоряжаться своим ребенком, так рожала бы девочку! Она упряма, как тролль, но я-то ее родной сын! Я ей так и говорю: вы с отцом оба упрямы, но благоразумными вас не назовешь, так где же мне было взять благоразумия? В Эльвенэсе на летнем торгу купить? У вас не продается? Нет? Странно! А говорят, у вас там хоть белого медведя можно купить.
– Белого медведя можно, – Хельги кивнул, подавляя улыбку. Невозможно было слушать Торварда ярла и устоять перед захватывающим потоком его жизнерадостности. – Прошлым летом один человек продавал.
– И почем? – жадно спросил Торвард.
– А тебе нужно?
– Мамочке подарю! – Торвард опять расхохотался.
Они часто беседовали на стоянках и даже ставили на ночь свои корабли рядом, что издавна служит признаком дружбы, и эта внезапная дружба наследников двух враждующих конунгов вызывала много разговоров везде, где они проплывали.
– Дружите, пока вам нечего делить! – как-то сказал Хельги Даг хёвдинг. – Может быть, когда-нибудь память о сегодняшнем дне сбережет много крови вашим племенам. Я хотел бы, чтобы это было так.
Хельги понимал, что в будущем возможно что угодно, но пока не видел никаких угроз их дружбе. На состязаниях свадебных торжеств они померились силой и убедились, что примерно равны друг другу: Хельги был сильнее, расчетливее и опытнее, к тому же старше на три года, зато Торвард оказался неутомимым и изобретательным. Его открытый нрав располагал к нему, и даже Хельги почти перестал вспоминать, что его мать – ведьма. Торвард оказался весьма разговорчивым, притом говорить мог о чем угодно, и это тоже делало его подходящим товарищем для Хельги, который сам был молчалив, но любил вокруг себя человеческое оживление.
Плывя вдоль западного берега моря, что носило название Великаний Мешок, дней через десять они оказались уже возле Островного пролива, где стояла усадьба конунгов Рауденланда. Здесь путь «Коня Ран» кончался, да и остальные предполагали задержаться, чтобы оказать внимание кюне раудов Ульврун.
Кюна Рауденланда, пожилая, но еще красивая и деловитая женщина, очень обрадовалась гостям. Рауденланд располагался в точности посередине между землями слэттов и фьяллей, будучи отделен от первых Островным проливом, а от вторых – сухопутной границей, поэтому с обеими этими землями рауды поддерживали тесные отношения. Торвард ярл приходился Ульврун племянником, поскольку его отец Торбранд конунг был ее двоюродным братом, но и с отцом Хельги ее связывала давняя дружба. Она давно знала обоих молодых наследников, но теперь они впервые попали к ней вместе.
Задуманный ими поход ее очень заинтересовал.
– Да, я слышала про эти клинки, – сказала кюна Ульврун. – Но только мне не очень-то верится, что вы что-то похожее там найдете. Об этих делах хорошо поболтать зимним вечером, когда больше нечего делать, но идти в поход, опираясь на одни слухи, не самое умное, что можно придумать.
– А только если тебе все точно расскажут, распишут каждую кочку на пути? – насмешливо подхватил Торвард ярл. – Да еще и поведут за руку? Ничего себе подвиг! Это любой дурак раздобудет хоть золото Фафнира! А вот сходить туда, где никто до тебя не был, сходить туда, где… – Он не договорил и мечтательно закрыл глаза. – Ну, короче, если никто и не знает, есть ли вообще такое место – вот это, я понимаю, подвиг!
– Ну, бегать не подумав – особого подвига нет! – Хозяйка усмехнулась, не отрываясь от прялки. – А этот Вигмар Лисица горазд распускать слухи! Взять хотя бы тот курган, что он якобы раскопал, который, как говорили, был наполовину насыпан из чистого золота, что из него много взяли, а там осталось еще больше. Наши люди попали в те места в ту же зиму, когда это якобы случилось, и не нашли не то что золота, а и самого кургана. Это все одна болтовня. У страха, говорят, глаза велики, а у жадности и зависти – еще больше!
– Но у Вигмара же есть золоченое копье из того самого кургана! – вставил Даг. – Я его видел.
– А если мы выясним, что никакой булатной стали в Медном лесу нет, это ведь тоже будет означать, что мы съездили не зря, – заметил Хельги.
– Самое лучшее дело, что вы можете сделать в этом походе – встретить Бергвида Черную Шкуру! – продолжала кюна Ульврун. – С ним никто не может справиться, но уж если он повстречает вас двоих одновременно, тогда ему не устоять!
Оба ярла перестали улыбаться, Даг хёвдинг помрачнел. Имя Бергвида Черной Шкуры неприятно подействовало на всех. В последние десять лет этот человек заставлял много о себе говорить. Бергвид приходился сыном Стюрмиру, последнему законному конунгу квиттов. Отца своего он не мог помнить – Стюрмир конунг погиб в самом начале войны, когда мальчику исполнился всего лишь год от роду. Через два года Бергвид вместе с матерью попал в плен к фьяллям и был продан в рабство. Вырос он за морем, в земле граннов, и граннский выговор сохранился в его речах, как говорили, до сих пор. Пятнадцать лет рабства легли на него тяжким позором: до сих пор недруги презрительно называли его рабом, и он белел от ярости, если слышал об этом, но смыть это пятно теперь было невозможно. Вся его жизнь стала местью за этот позор, за гибель отца, за рабскую участь матери. Лишенный всех отцовских владений, он теперь правил морями, рыскал в поисках добычи и наводил ужас на торговые корабли и прибрежные усадьбы всех племен. Уже не один конунг или знатный ярл давал обет найти и истребить его, но никому еще не удалось это сделать: если противник превосходил его по силе, Бергвид просто исчезал вместе со своими людьми, таял, как дым. Все знали, что ему помогает колдовство, и мрачный оттенок чар делал его славу еще более внушительной и грозной. Куда бы он ни направлялся, всегда для него дул попутный ветер, что говорило об особой благосклонности к нему Ньёрда. Бергвид считался проклятием Морского Пути, и никто не брался предсказать, кто и когда избавит от него семь морей.