Сиреневый туман Колычев Владимир
В этот день план по зрелищам был выполнен и даже перевыполнен. Прописку второго новичка перенесли на следующий день.
Малыша звали Игорьком. Серега видел, с каким ужасом наблюдал он, как братва истязает Антошу. Он очень боялся оказаться на его месте. Но страх не бросал его в панику, Серега заметил в его глазах работу мысли. Мальчишка анализировал поведение бесхребетного увальня, делал выводы. Серега был почему-то уверен, что Игорек не повторит идиотских ошибок.
Жаль ему было этого паренька, жаль. Но, увы, ничем он помочь ему не мог. В этом жестоком мире каждый выживает в одиночку. Один за всех – такое бывает только во время уборки помещений, когда один «вечный шнырь» пашет за всех. А в остальном здесь каждый за себя…
И все же мир не без добрых людей. Ночью к Игорьку подсел Шуруп, не самый авторитетный, но и не отстойный пацан. Он без мыла влез в душу к пареньку и начал давать ему советы, как вести себя завтра. Игорек слушал его, развесил уши.
А потом Шуруп сказал Игорьку по секрету, что Кент завтра будет зверствовать. И все для того, чтобы опустить беднягу малыша. Он говорил тихо, но Серега все слышал.
– Ты, Игорек, извини меня за прямоту. Но ты у нас нежный, как девочка, – тихо говорил Шуруп. – Короче, пацаны уже тебя хотят. Ты просекаешь момент?
Игорек хлюпнул носом и заплакал.
– Слышь, ты че делаешь? – возмутился Шуруп. – Нельзя так. Тебя пацаны счас на смех поднимут. А потом на круг поставят… Успокойся, да… Слышь, Игорек, ты только не переживай, все нормально будет. Хочешь, я с Кентом перетру, чтобы тебя не трогали?
– Хочу, – всхлипнул Игорек.
– Тогда перетру, это без проблем. Все путем будет. Никто тебя даже пальцем не тронет. И прописку ты автоматом получишь…
– А ты что, правда, можешь мне помочь?
– Ну да. Ты ж сам видишь, я не последний на хате человек. Мое слово много значит… Только понимаешь, в чем дело. Закон у нас есть такой, никто ничего даром не делает. Да не ссы, я много не прошу. Только затвор передернешь, и все дела…
– Какой затвор? – не понял Игорек.
– Ну мой затвор… Ты же себе дрочил? Дрочил. А то мне подрочишь… Да ты не бойся, я много не прошу, всего один раз. Ты мне, я тебе, все по-честному…
Шуруп реального веса среди пацанов не имел. Но от прописки Игорька отмазать мог. Чем, собственно, он сейчас и занимался. Если Игорек выполнит его просьбу, он автоматически перейдет в разряд петухов. И так же автоматически получит прописку в петушином углу.
Игорек еще только жить начинает. А какая-то мразь уже опомоить его норовит. Шурупу до фонаря, как сложится судьба мальчишки. Ему главное – парафин свой слить…
Игорек еще не дал ответ на паскудное предложение, а Серега был уже на ногах. Принцип «каждый за себя» для него уже не работал. Он должен был подписаться за бедного Игорька. И он подписывается…
Серега подскочил к Шурупу, резко схватил его за грудки, сорвал со шконки. И со всей силы ударил его головой в нос. Подлец слетел с копыт и растянулся на полу. Добивать его Серега не стал. Да и смысла в этом не было. Шуруп и не пытался дать ответку. Кишка у него тонка. Такие только с маленькими герои…
2
Серега больше месяца провел в СИЗО. И за это время его всего один раз вызывали на допрос. Это была чистая формальность. Сухие вопросы для протокола, такие же сухие ответы под роспись. Ему по-прежнему шили сто восемьдесят пятую статью без отягчающих. И Серега без особых переживаний готовился получить на суде свои законные три года.
Хлопчика он не сдал и сдавать не собирался. И Хлопчик, разумеется, его не сдавал.
Все чаще Серега спрашивал себя: как смогли менты повязать его на квартире у Стеллы? Он задавался этим вопросом и при этом не хотел отвечать на него. Потому что под подозрение попадала сама Стелла.
В ментовку могла позвонить ее мать. Но Светлана Сергеевна не знала, что Серега преступник. А Стелла догадывалась. И предполагала, что за ним охотятся менты… Она могла поделиться своими соображениями с матерью, а та уже набрала злосчастный «02». А может, это она сама, без матери, звонила в ментовку. Чтобы избавиться от Сереги. Она же такая правильная, а он – уголовник, и его место за решеткой…
Первое время эти рассуждения казались ему полным абсурдом. Но если человеку каждый день капать на мозги и утверждать, что он лошадь, в конце концов он заржет и забьет копытом. Так и Серега. Под психологическим прессом светлый образ Стеллы тускнел и расплывался, как чернильное пятно на воде.
По всему выходило, что Стелла его предала. Но все же уверенности в том не было. Серега хотел верить, что Стелла ни в чем не виновата. И все еще надеялся, что у них есть общее будущее. Он выйдет на свободу, они поженятся и заживут как нормальные люди…
Жизнь в камере текла своим чередом. «Правильные» пацаны прикалывались над простаками, издевались над изгоями. Серега втянулся в эту жизнь. Он доказал свое право на достойное существование и пользовался в камере непререкаемым авторитетом. Кенту вот-вот должны были припаять срок по воровской сто семьдесят пятой статье и перевести в камеру для осужденных. Серега должен был занять его место. Такая перспектива вдохновляла его не очень, но у него и в мыслях не было отказываться от почетного места смотрящего.
С воли шли письма и малявы. Письма от родных, малявы от самого Никса. «Бригадир» слал ему приветы, хвалил за правильное поведение на допросах и обещал поддержку на зоне.
Никс не был вором в законе. Однако его имя в криминальном мире кое-что значило. Но Серега никогда не козырял этим именем. Зачем, если он был в состоянии своими силами подняться над сокамерниками. Тем более что это ему удалось.
Не так давно в их камере появился смышленый паренек Женька Жуков. Он оказался крепким малым не только на вид, но и на поверку. В нем чувствовалась и физическая, и внутренняя сила. Кент справедливо рассудил, что прописать его по беспределу вряд ли получится. Он не стал бы «рубить сосну», зато мог бы срубить самого смотрящего. Поэтому его не мариновали, как горемычного Антошу, и «штамп» на лоб не ставили. Задали несколько безобидных вопросов, получили убедительные ответы, на этом все и закончилось.
Женька обладал веселым нравом, умел рассказывать красивые байки, мог чесать языком с утра до вечера. Словом, он умел поднимать настроение, за это его уважали и даже любили.