Не лучший день хирурга Панкратова Корчак Александр

– Ладно, – Панкратов сунул печенье в рот. – Мне ведь тоже мчаться надо – труба зовет! Да не хмурься, Марина. Сама знаешь, что...

Он сделал паузу, и она сразу же подхватила любимую его присказку:

– ...завтра будет лучше, чем вчера! Обязательно будет, Андрей Викторович, надо только верить в это. А я верю.

Он как-то неуверенно кивнул, мысли его уже были в поликлинике, где предстояло провести прием больных со студентами.

– Подтягивайся, Марина, без тебя не начну.

Прием в поликлинике – дело особое

Войдя в коридор поликлинического отделения, Панкратов сразу же окунулся в толпу людей, большинство из которых еще не были его пациентами, но уже не относились к здоровой части населения. Здесь проходила грань между здоровыми, или лучше сказать, между людьми, у которых не было проблем со здоровьем, и теми, которым предстояло пройти через все круги ада. Кто-то подходил к нему, напоминая ему, что он обещал посмотреть его или его родственника. Кто-то просто здоровался, спрашивал, как дела. Тем самым напоминая, что они раньше были знакомы.

Как и оказалось, перед кабинетом, где шел прием, творилось нечто непонятное. Стулья вдоль стены, на которых должны были сидеть пациенты, ожидавшие вызова, были пусты. А все люди толпились перед дверью кабинета, где вел прием Виктор Антошкин. Порядка, естественно, никакого не было и в помине.

Больные спорили, в основном из-за очередности. Все стремились попасть на прием в первых рядах. Андрей Викторович извиняясь стал пробираться к кабинету. Его многие узнавали, здоровались, после чего, смущаясь, отходили от двери. Некоторых из них Панкратов ранее оперировал.

В кабинете, где он обычно проводил занятия со студентами, царил полнейший хаос.

Виктор Кирюхин – человек необычайной мягкости и застенчивости, сидел в окружении по крайней мере пяти больных, да еще и их родственников. А на свободных местах сидели еще человек пять больных, ожидающих консультации. Их тоже сопровождали родственники. Виктор что-то говорил, озабоченно почесывая розовую лысину.

Панкратова всегда удивляло умение его друга каким-то образом управляться с этой неорганизованной толпой. А что уж он там диагностировал и как осматривал больных, оставалось для Андрея полнейшей загадкой. Тем не менее сестра вносила записи в амбулаторную карту. Периодически доктор Кирюхин ее поправлял и даже объяснял что-то больным.

Не обнаруживая себя, Андрей заглянул за ширму. На топчане лежала полная женщина, голая по пояс. Кожа покрылась мурашками, ладони обхватили дрожащие плечи, пытаясь согреть их, а глаза тревожно бегали по сторонам в поисках доктора. Андрей Викторович прервал разговор Виктора с сестрой, что-то шепнул ей на ухо. Она моментально покрылась пятнами, вскочила и стала активно и настойчиво освобождать от больных кабинет. Виктор искренне обрадовался появлению друга:

– Они меня здесь прямо атаковали, Андрюша, держу оборону от превосходящих сил противника, – пожаловался он.

– Жаль, что заодно и не раздели. Холодно у вас здесь, -поежился он. А сам подумал: «Похоже, я подхватил где-то простуду. Знобит меня что-то сегодня. – Посмотрев на присутствующих, отметил, что все были одеты легко, и никто не испытывал холода. – Странно, – опять промелькнуло у него в голове, – чего это меня колотит? Прямо как моего больного с гангреной».

– Это ты, Андрюша, к чему насчет раздевания сказал? -очнувшись от спячки и не понимая ситуации, спросил его дружок.

– А к тому, – еле сдерживая себя, чтобы не взорваться, произнес Андрей, – иди, посмотри. – Он показал знаком на ширму. – Тебе, похоже, это будет интересно.

Виктор не без любопытства заглянул за нее.

– Это же надо, – искренне удивился он, – совсем про нее забыл. А она ведь была одной из первых на сегодняшнем приеме, а потом как налетели... – шепнул он другу.

Андрей ухмыльнулся, осуждающе покачал головой и произнес:

– Ну, ты даешь, Витя.

После чего он принялся разбирать амбулаторные карты. Он прервал свое занятие и с удивлением поднял голову, услышав радостный возглас женщины за ширмой:

– О, доктор, вы про меня, по-моему, совсем забыли. Наступила тишина. Затем последовал оправдывающийся

голос Виктора. Вначале он говорил совершеннейшую невнятицу. Слышались отрывистые фразы о невероятном наплыве больных, неразберихе в очереди. В общем, нес полнейшую белиберду. А затем, очевидно, поняв, что пациентка несмотря ни на что не обиделась на него, по-деловому спросил:

– И на что вы жалуетесь, что-то я совершенно забыл? -искренне признался он.

Андрей опять улыбнулся, затем попросил сестру выйти в коридор и успокоить больных.

– Объясните всем, что я и доктор Кирюхин будем вести прием в двух кабинетах. И чтобы люди не волновались, скажите, что тех больных, которых я ранее оперировал, обязательно приму сам. Никого не пропустим, всех посмотрим. Да, и не забудьте сказать, что у меня сегодня на приеме будут студенты.

Он подмигнул, а когда сестра вышла, объяснил:

– Таким образом, припугнув студентами, мы разделили с тобой поток больных по-братски – тебе легких, но их больше, мне – тяжелых, зато поменьше. Ну как, усек логику? Не каждому хочется рассказывать о своих болезнях, да и показываться перед толпой молодых, жизнерадостных людей. Те, кто не пожелает претерпеть муку публичного осмотра, пойдут, естественно, к тебе. Самые стойкие страдальцы явятся на обозрение Панкратова и молодняка. Здесь дела долгие и серьезные.

Между тем Виктор, осмотрев женщину за ширмой, попросил ее одеться. Сказал, что ей показана операция, и объяснил, как нужно оформить документы на госпитализацию. Причем дама не только не обиделась на него, но даже наоборот, была крайне довольна его вниманием. Без какой-либо обиды она покинула кабинет, предварительно поблагодарив Виктора Евгеньевича за проявленное, как ни странно, внимание к себе. Здесь Андрей не удержался, позволив себе заметить:

– Как ты, Виктор, ведешь прием, не понимаю? У тебя только на голове не сидели пациенты. И знаешь почему?

– Нет, – опять искренне ответил тот.

– А потому, что там бы они просто-напросто не удержались, а скатились на пол, – торжествующе засмеялся Андрей.

И в этот раз его друг только непонимающе пожал плечами. Андрей Викторович в который уже раз пытался повлиять на Виктора, но, похоже, и сейчас он потерпел фиаско.

– Что-то у вас здесь свежо, – поежился Панкратов и подумал: «Ага, докторишка поганый, опять свою любимую простуду прихватил! Вон как меня колотит, прямо как Вальку Андронова».

– Да все закрыто наглухо! Это ты к чему, Андрюша, температурой помещения интересуешься? – оживился Виктор.

– Что-то я замерз, сам не пойму... – сказал Панкратов. -Пожалуй, это на меня так вид твоей больной подействовал. Ладно, вот тебе десять больных, – протянул он Виктору амбулаторные карты, – иди во второй кабинет, там свой бордель разводи. А я уж здесь останусь. И еще, Витя, если возникнут какие-то вопросы в отношении госпитализации, зови меня. Как говорит Кефирыч – времена пришли другие, капитализм на дворе. Класть больных только обследованных и только на операцию. Койка дорого стоит, – похоже изобразил он Сергунова, и Виктор прыснул.

– Только заведующий отделением пока я. И сам решу, капитализм у нас или что.

– Можно мне присоединиться? – вошла Марина и зорким взглядом осмотрела кабинет.

– Весьма кстати. Здесь полный бардак, – подтвердил Андрей Викторович.

– Это я мигом ликвидирую! – Марина начала наводить порядок: повесила чистое полотенце, сменила простыни, смахнула пыль со стола и полок, открыла окно, проветрила кабинет. В заключение вытащила из горшка с чахлой геранью окурки, которые там втихаря прятал куривший Виктор. Уже через несколько минут в кабинете стало по-домашнему уютно.

«Как это у настоящих женщин получается все просто, – подумал Панкратов. – Просто и естественно», – его снова зазнобило.

– Бр-р! – сказал он виноватым голосом. – Ангинка, что ли? Марина тревожно взглянула на него и наглухо закрыла форточку.

– И давай, Марина, начнем работу. Пригласи, пожалуйста, Петушкова Г.И., я его в прошлом году оперировал.

Вместо больного Петушкова в кабинет, можно сказать, ворвалась заведующая терапевтическим отделением Белла Вячеславовна Гонополая.

Вид у нее был крайне взволнованный. По всему было видно, что ночь она провела в заботах. Белла Вячеславовна была хорошо известна широкой медицинской общественности тем, что вечно конфликтовала с начальством, причем как с отдельными представителями руководства, так и со всеми одновременно. Еще про нее было известно, что в молодости она была весьма привлекательной женщиной и нередко, как говорят англичане, если я правильно здесь привожу их выражение, fall down in love. То есть она как бы падала в любовь. И еще она это делала чисто по-русски – наотмашь. Нередко ее жертвами становились начальники, и даже отдельные светила этой самой медицинской общественности. Кстати, не по злобе, а исключительно из чувства исторической справедливости заметим, что у нее был бурный роман и с нашим Кефирычем, закончившийся его предынфарктным состоянием и последующим обсуждением их отношений всей больницей, включая нянечек и работниц пищеблока. Вы спросите, в чем причина ее вечно напряженных отношений с начальством? Да, в общем-то, особых причин не было. Ну, может быть, имело значение предвзятое отношение Беллы к бывшим своим возлюбленным, которые в свое время нередко стояли перед ней на коленях, целовали руки, умоляя о свидании. А теперь пытались ею командовать и даже иногда повышать голос.

Предвзятое отношение к начальству проявлялось у Беллы и тогда, когда не было причин для этого. Но если причина имелась, то все, тогда держись! Могла дойти до самого министра! А уж настроение она всем портила вообще элементарно и как бы между прочим. Начальство считало ее сквалыгой и невозможным человеком в общении, однако искренне побаивалось ее. По этой причине ее выбирали во все мыслимые и не мыслимые общественные организации и депутации. А врачи, сестры и нянечки в принципе любили и поддерживали ее. И тут же вставали грудью на защиту Беллы, если кто-то из неумных руководителей пытался ее приструнить. Оставалось только загадкой, когда она находила время, чтобы заниматься больными. Хотя в штате ее отделения были резвые лошадки-ординаторши в количестве четырех внешне симпатичных, но крайне склочных женщин, чем-то напоминавших их начальницу. Были еще субординаторы и студенты старших курсов, которые также помогали вести больных.

В конце концов сердце Беллы Вячеславовны успокоилось депутатской работой на районном уровне. Но и там она продолжала так же, как и прежде, вести активные нападки, но теперь уже на местное начальство, ко всеобщей радости руководства больницы. Сведущие люди уверяют, что без активного вмешательства Дмитрия Дмитриевича в проталкивании ее в депутаты дело не обошлось. Вот уж кто действительно был настоящим и тонким политиком, так это Дмитрий Дмитриевич! Он сразу понял, что такую эмоциональную даму победить в обычном понимании этого слова невозможно. И дабы устранить реальную угрозу своему существованию в качестве главы больницы, он занялся ее выдвижением в районную власть. Те же сведущие люди уверяют, что его заветной мечтой остается продвижение Беллы как минимум в депутаты Мосгордумы или даже еще выше. Но это задача стратегическая, так что придется еще какое-то время подождать.

Так вот, влетев в кабинет, Белла сразу же взяла, что называется, быка за рога. То есть сразу же вцепилась, причем мертвой хваткой, в Андрея Викторовича:

– Я вас умоляю, помогите нам с Гришей. Только вы это можете сделать, – буквально взмолилась она. Гриша – это ее последний супруг, тихий и добрый старичок, до ухода на пенсию работавший заведующим физиотерапевтическим отделением. Он был старше жены лет на двадцать.

– Гриша очень болен, – продолжала Белла с истерикой в голосе. – У него третьи сутки не проходят боли в животе. А вдруг аппендицит? Я вас прошу, посмотрите его. Он сейчас у меня в кабинете. Все надежды только на вас, Андрей Викторович! -заломила она в исступлении руки.

Конечно же, все старались увильнуть от лечения ее родственников и знакомых, поскольку Белла просто не давала этого делать. Она во все вмешивалась, постоянно отменяла и назначала препараты. Все доктора были едины во мнении, что с Беллой лучше не связываться, если не хочешь головной боли на длительное время. Андрей Викторович с тоской посмотрел на чашку с дымящимся чаем, приготовленным Мариной, устало кивнул в знак согласия и встал.

– Ну что ж, – сказал он как приговоренный к смерти. -О чем речь? Я сейчас быстро вернусь, – успокоил он Марину.

Панкратов опрометчиво вышел из кабинета первым, и его тут же блокировали повскакавшие со стульев пациенты и их родственники. Они хором загалдели:

– Вы уже уходите? А прием? Мы здесь с самого утра вас дожидались, – говорили со всех сторон.

– Вы будете принимать сегодня или нет? – напирал на Андрея мужчина с орденами на груди.

– Да я в общем-то и не начинал еще, – искренне признался Панкратов. – Мне необходимо экстренно посмотреть больного. Буду ровно через десять минут, – твердо сказал он, отодвигая грудь в орденах. Толпа неохотно расступилась. А после нескольких фраз, сказанных Беллой Вячеславовной, собравшиеся у кабинета ретировались довольно быстро. Позвольте не приводить здесь эти фразы. Больше помех не было, и уже через пять минут Панкратов осматривал Гришу. Пока он это делал, Белла рассказывала все перипетии вчерашних, как она сказала, мытарств.

– Сначала я вызвала скорую помощь, – начала она свое повествование. – Но кто там работает, вы сами понимаете. Одно слово, вымогатели, да и только. Я бы им и клизму не доверилась сделать, а они деньги из больных вытягивают.

– Подождите, Белла Вячеславовна, вы мне мешаете. – И что, после того, как вам поставили грелку, боли прошли? – спросил он пациента.

– Вы говорите ему громче, он уже лет пять ничего не слышит. Старость не радость.

Панкратов попросил мужа Беллы лечь на спину. Она моментально воспользовалась возникшей паузой и продолжила:

– Потом мы пригласили частного врача, профессора из Боткинской больницы. Его мне посоветовала моя подруга, чтоб ей никогда больше не выйти замуж.

– И что он вам сказал? – не поворачиваясь, продолжая исследовать живот пациента, спросил Панкратов.

– Да, послушайте, вам будет интересно, – обрадовалась она. – Пришел старичок, глубокий склеротик, долго откашливался, потом столько же времени протирал очки. На все это у него ушло не менее сорока минут. Пять минут он осматривал Гришу, в заключение промямлил что-то невразумительное и попросил чаю. Конечно же, я все организовала по высшему разряду – и шоколад и конфеты дефицитные, варенье. Тот шамкал, шамкал, чего уж, право, не разобрала. Наконец, допил чай и в заключение заявил. Нет, вы только послушайте, что он сказал. Привожу его слова почти дословно. Сейчас аппендицита нет, но имеются весьма серьезные подозрения. Больной требует динамического наблюдения. Ну, как вам это? – И не дожидаясь ответа, продолжила: – Уж не знаю, какой он там профессор и по каким делам, одно могу с уверенностью сказать, что только не по хирургическим. Что, я не видела хирургов? Вот вы, к примеру, так бы себя не повели и такой ерунды никогда бы не сказали.

Панкратов на это только улыбнулся. Уловив новую паузу, она тут же вновь продолжила:

– И потом, что это за наблюдение, которое он рекомендовал? Полагаю, что он собирался его наблюдать в стационаре с почасовой оплатой и чаевничанием. Да он и не скрывал этого. Старик похвалил мой чай, сказал, что он ему очень понравился. В общем, отдала я ему требуемую сумму и с удовольствием распрощалась с ним. Да и Григорию как будто бы полегчало, решили до утра подождать и к вам обратиться. Вы, наверное, помните, четыре года назад оперировали мою сестру. Так вот, по старой памяти, может, и Жору...

– Да подождите вы, Белла Вячеславовна, никто пока об операции не говорит, дайте разобраться. – Одевайтесь, – сказал он пациенту, показав руками, чтобы надевал штаны. – Как, кстати, она?

– Кто она? – не поняла Белла Вячеславовна.

– Ну, ваша сестра.

– Прекрасно! Мы вам очень благодарны с Аделиной.

– Кто это?

– Ну, как же! Сестра.

– А, ну да, – виновато улыбнулся Панкратов. – Вот какие дела, – задумался он, – не все так просто, как иной раз представляется нам, Белла Вячеславовна. – Он опять о чем-то задумался, а затем, как бы решившись, произнес: – Вы знаете, боюсь вам, право, говорить, как бы не поколотили вы меня. Ведь с вашим профессором я где-то согласен.

– Да что вы говорите, не может быть! – явно с огорчением в голосе воскликнула она.

– Да, да, именно согласен, – повторил Панкратов с улыбкой.

– Да что же такое делается, – уже чуть ли не с возмущением произнесла она. – Какой-то сумасшедший дом получается, где только нормальные я и Жорик.

– Как вам будет угодно. Но я думаю, его лучше соперировать. Исключить острый аппендицит я, действительно, не могу. У стариков он протекает нетипично, с особенностями. Вы об этом прекрасно знаете.

– Да какой же он старик, побойтесь Бога! – возмутилась Белла.

– О чем вы говорите? Простите, не понял.

– А зря, – с негодованием произнесла она. – Ведь ему еще только семьдесят пять.

– А, ну да, конечно, – согласился Панкратов. – Знаете, как мы с вами сделаем, – решил он подстраховаться.

– Не со мной, а с Жориком.

– Я это и имел в виду, – начал раздражаться Панкратов. -Учитывая особенность течения заболевания у этой возрастной группы, – с нажимом произнес он конец фразы. А про себя подумал: «Особенность характера супруги пациента». Я бы настоятельно просил вас показать его главному хирургу больницы, доктору Сергунову. Как говорится, одна голова хорошо, а две совсем плохо, – автоматически пошутил он, хотя совсем и не хотел этого делать.

– Шутник вы у нас, Андрей Викторович. Но от меня вы так просто не отшутитесь, даже и не мечтайте. Имейте в виду, если возникнет такая необходимость, то оперировать его будете только вы.

– Ну, что ж, если возникнет, то милости просим.

– А сейчас давайте чайку, – предложила Белла.

– Нет, нет, ни в коем случае, а то повторится сюжет с профессором. Спасибо. В следующий раз обязательно. Вы же видели, что у меня на приеме делается. – Он уже пошел к двери, как услышал, что его зовет пациент:

– Профессор!

– Ну вот, я вам говорил насчет профессора, так оно и получилось, – улыбнулся он. – Слушаю вас.

– Скажите, профессор, а сало есть можно?

– Фу, – выдохнул Панкратов. – Ни в коем случае, и вообще, вам ничего нельзя, – он замотал отрицательно головой. И тихо себе под нос добавил: – Мне сало лет как десять уже нельзя. А вслух Белле Вячеславовне сказал: – Вы ему пока насчет операции не говорите, а то он нервничать будет. Я пошел. До свидания.

Выйдя из кабинета, Панкратов почувствовал себя совсем нехорошо. Нещадно дергал палец, который он поранил на операции, появилась неприятная слабость, похоже поднялась температура, да к тому же навалилась ужасная апатия.

«Кажется, заболеваю, – подумал он. – Как это всегда некстати. Столько еще сегодня дел не сделано». Он заставил себя встряхнуться, отогнал невеселые думы и как молитву, тихо произнес:

– Ладно, прорвемся, где наша не пропадала. Вперед, за наградами!

Его проход в кабинет сопровождался теми же самыми перемещениями больных. Они, как и прежде, покинули свои места, также обступили его со всех сторон, задавая те же самые вопросы. Сейчас он даже немного пожалел, что его не сопровождала Белла. Используя ее тактику, исключая, конечно, словесные экзерсисы, а только лишь метод выдавливания, он буквально просочился сквозь толпу в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Возле стола его ожидали: Марина, вызванный больной Петушков Г.И. и остывший чай. Он сразу же попросил Марину принести ему чай горячий, а больного – рассказать, когда была операция и как он себя чувствует. Петушков, полагая хотя бы частично компенсировать долгое ожидание встречи со своим спасителем, начал подробнейшее описание состояния своего здоровья. Андрей Викторович слушал не более одной минуты, а затем без стеснения перебил его.

– Это все, конечно, очень интересно, что и когда вы купили, но хотелось бы прежде всего знать, не похудели ли вы за последнее время, нет ли слабости и как аппетит? И пока вы говорите, давайте, мой друг, пройдемте с вами вот сюда, – показал он на ширму. – Мне нужно не только посмотреть, но и потрогать руками свою работу. Прошу вас. – Он тщательно ощупал живот, задал ему еще какие-то вопросы, а затем скомандовал: – Одевайтесь, прошу к столу. Все у вас благополучно, не вижу никаких проблем. Будете принимать таблеточки. Марина, выпиши, пожалуйста, лекарства.

Пациент попытался еще что-то сказать, но доктор был начеку:

– На этом все, – он посмотрел в карту, – Георгий Иванович. – И обняв его по-свойски, за плечи повел к выходу. – Желаю вам продолжать так же здравствовать. – Открыв дверь, Панкратов напутствовал: – Жду вас через полгода. А если что будет беспокоить, естественно, сразу ко мне.

– Заходите, следующий,

– скомандовал Панкратов. В этот момент дверь с шумом открыла ватага студентов из одиннадцати человек. Грубо задвинув Панкратова, а заодно и следующего пациента в кабинет, они тут же начали драться из-за мест.

– Так, в чем дело? – строго спросил Андрей Викторович, поправляя медицинскую шапочку, сдвинутую напором молодой поросли набок. – Сейчас с таким же шумом отправитесь туда, откуда пришли. Тишина, – потребовал он решительно. Все смолкли. По результатам толкучки все ребята сидели, а две девочки остались стоять.

– Ну, вы, мужики, даете, – удивился Доктор Панкратов, – по-моему, в вашем зрелом возрасте мы так не поступали с дамами. Не стыдно? Будьте любезны усадить на стулья всех врачей женского рода. Для этого двоим, условно называемым мужчинами, отправиться за дверь и там сыскать недостающие посадочные места. Предупреждаю, силой у больных стулья не отнимать.

Два здоровенных долдона понуро вышли на поиски недостающих стульев. Только теперь все обратили внимание на маленького, худенького человека. Он стоял возле шкафа с хирургическим инструментом, боязливо прижавшись к нему и вопросительно смотря на доктора.

– Андреев? Прошу, проходите сюда, – пригласил Панкратов больного к столу. – Садитесь и рассказывайте, на что жалуетесь и как вы докатились до такой жизни, что по хирургам стали ходить?

– Да понимаете, доктор, – начал больной. Но здесь опять открылась дверь и два студента, справедливо ранее названных «долдонами», уходившие на поиски сидячих мест, стали с грохотом заносить стулья.

– Подождем, когда наши бравые гвардейцы успокоятся. Вас Василием Ивановичем зовут? – улыбнулся Панкратов больному.

– Да, а как это вы догадались?

– Несложно, – Панкратов показал на амбулаторную карту, -здесь все о вас написано. А меня Андреем Викторовичем зовут. Вот и познакомились.

– Я это уже знаю, пока здесь сидел, многое про вас узнал.

– Надеюсь, ничего плохого?

– Нет, ничего.

– Ну, а это, – показал он больному на молодежь, – доблестная группа будущих эскулапов, а пока студенты четвертого курса. Как вы могли заметить, мальчишки еще не превратились в настоящих мужчин, а уж тем более в джентльменов. – Андрей вздохнул. – И ждать этого прекрасного превращения нам придется как минимум до шестого курса.

Панкратов обратил внимание на красивую брюнетку, сидящую за спинами товарищей. Она достала пудреницу, помаду и стала прихорашиваться по полной программе.

«И это на занятиях по хирургии, ну и наглая штучка!» – возмутился Панкратов, а еще через какое-то время заметил, что мадмуазель занялась ногтями – наносила лак, а потом, отодвинув руку с изящно вздернутым мизинцем, любовалась своей работой. Марина тоже увидела ее в деле. Она снисходительно улыбнулась, ничего не сказав. Панкратова такое демонстративное пренебрежение к работе взбесило.

Он вновь обратился к больному:

– Скажите, а вы намного похудели?

Больной ответил неопределенно:

– Да так.

– Ну, все-таки, – не отставал от него доктор.

– Может, на пять, семь килограмм, – опять ответ его был неопределенным.

– Да... дела, – только и сказал доктор. – Уж больно вы у нас разговорчивы, как я на вас погляжу, прямо заслушаться вами можно.

Тот лишь тяжело вздохнул и виновато улыбнулся. Андрей Викторович понял, что из него что-либо путного вытянуть не удастся. Поэтому сразу же предложил ему:

– Пройдите за ширму, мы с коллегами осмотрим вас. Подтягивайтесь, подтягивайтесь к нам, – поторопил он студентов. Последние нехотя стали подниматься с мест.

– Пригрелись, – показав в их сторону глазами, шепнул он Марине.

Панкратов отметил, что девица с накрашенными ноготками опять притаилась сзади всех. Сейчас она смотрела в окно и не очень стремилась к общению с больным. Как, впрочем, и большинство ее однокурсниц, поглядывавших по сторонам. В общем, практически все куда-то поглядывали, но только не на пациента.

– Марина, помогите больному раздеться, – попросил он свою помощницу и опять почувствовал боль в пальце. «Не хватало заражение получить», – с тоской подумал он.

– Марина, – позвал он сестру, – принеси, пожалуйста, еще горячего чайку. Она посмотрела на него с тревогой, спросила:

– Мне кажется, Андрей Викторович, у вас температура. Давайте я померю.

– Ничего не надо, прошу вас. Дайте только чаю, – раздраженно повторил он свою просьбу. Несмотря на его раздражение, она все-таки спросила его:

– Уж не заболели ли вы? Вид у вас нездоровый. Может, я схожу в отделение, попрошу кого-нибудь из ваших помощников заменить вас?

– Я уже вам все сказал, Марина. Делайте, как говорю. И еще, наберите телефон Владимира Никифоровича. Совершенно забыл, ведь оперировать я сегодня не могу. У меня порезан палец.

Марина набрала номер, протянула ему трубку.

– Держите, он на проводе.

– Владимир Никифорович, это Андрей Викторович. Скажите, вас не просила Белла Вячеславовна посмотреть ее супруга?

– Да, – тихо ответил тот. Похоже, она находилась у него в кабинете, поэтому он говорил соответственно.

– Если хотите знать мое мнение, то его лучше оперировать, – сразу высказал свою точку зрения Андрей Викторович, – что называется – от греха подальше.

Панкратов знал, что Кефирыч не был сторонником кардинальных мер и любил тянуть с операциями. А когда понимал, что дело пахнет керосином, передавал больного другому хирургу. Брать на себя ответственность он не любил.

– Я с вами абсолютно солидарен, – сразу же согласился Кефирыч. – Возможно, столь нечеткая клиническая картина связана с тем, что отросток располагается забрюшинно, то есть вне брюшной полости. Не мне вам говорить, как он тогда проявляется, тем более у пожилого человека. Короче говоря, оперируйте его, Андрей Викторович, благословляю.

– Так вот какая незадача, – начал как-то неуверенно доктор Панкратов, – оперировать-то я его не могу, хотя и обещал Белле Вячеславовне.

– Это еще что такое? – искренне удивился тот. – Я должен его оперировать, так, что ли, по-вашему? – уже не сдерживаясь, истошно прокричал он.

– Подождите, – устало проговорил Панкратов, – вы же не даете мне даже слово сказать.

Это вызвало еще большую бурю гнева на том конце провода. Панкратов отодвинул от уха трубку и огорченно сказал Марине:

– Мне сегодня определенно не везет, все получается не так, как мне хотелось бы, а наоборот. – Он вздохнул. – Что за день такой сегодня!

– Сегодня – понедельник.

– Ну, вот видишь, теперь понятно... черный понедельник. Надо было не приходить сегодня на работу, а сразу же идти в собес, пенсию хлопотать.

– Да вы, Андрей Викторович, еще такой молодой и..., -замялась она.

– Красивый, что ли? – улыбнулся он. Застенчиво улыбнулась и она, тихо произнеся:

– Не знаю, какой уж вы красавец, а вот что умный, это... И, опять он ей не дал закончить фразу:

– Но, но, без этих самых штучек, пожалуйста. А то получается, чистой воды подхалимаж, понимаете ли. – По всему было видно, что он почувствовал себя неловко, поэтому поспешил сменить тему разговора. – О! – воскликнул он. Совершенно забыл. Он схватил трубку, приложил ее к уху и, перебивая говорившего, громко произнес:

– Владимир Никифорович, на операции я повредил палец, и он меня сейчас беспокоит. Так что оперировать сегодня не могу. Собственно говоря, это все, что я хотел вам сказать.

– Вы с ума сошли, я же вас предупреждал!

И дальше стал возмущаться в том же духе, только уже с похоронным оттенком. Панкратов опять отложил трубку. За ширмой студенты продолжали мучить Василия Ивановича. Марина грустно смотрела на Андрея, подперев кулачком голову. Встретившись с ней глазами и увидев ее грустный взгляд, он захотел сказать девушке что-нибудь приятное.

– А ты, Марина, после дежурства, а выглядишь, словно только что после купания в Красном море, – наконец нашелся он. После чего Панкратов опять как бы ушел в себя, а Марина от неожиданности начала что-то говорить, что он, конечно же, не совсем понимал. Что-то о том, что, к сожалению, он сделал ей лишь только комплимент. А про Красное море он сказал совсем не случайно. В последнее время Панкратов все чаще и чаще думал о том, как бы хорошо было уехать куда-нибудь туда, где нет Кефирычей и ему подобных, и поработать там спокойно, да не за нищенскую зарплату, как это было сейчас. Может быть, этому способствовал недавний разговор с однокурсником, работавшим за границей и усиленно зазывавшим его уехать туда же. Андрей задумался.

Из трубки он вновь услышал гневный крик главного хирурга:

– Почему вы молчите, черт вас подери!

Панкратов встрепенулся. Да и как было не прийти в себя после таких слов. Он быстро взял трубку:

– Да, да, я вас внимательно слушаю.

В ответ услышал истошный крик:

– Да где вы там? Шуры-муры, понимаете, разводите на работе, а оперировать главного хирурга посылаете.

– Тссс, – отвел трубку Панкратов и, приложив палец к губам, прошептал Марине:

– Ты понимаешь, он слышал наши разговоры.

– Вот нахал! Как ему не стыдно подслушивать, – неожиданно отреагировала она. Это чуть не вызвало у Панкратова гомерический хохот, он еле сдержался. Сдержавшись и придав своему лицу серьезное выражение, он, не желая ссориться, спокойным голосом произнес:

– Вам это все показалось.

– Что показалось? – в том же духе продолжал доктор Сер-гунов.

– Ну... это, о чем вы говорите, – совсем уже нежно пояснил он.

– Что вы на работе занимаетесь черте чем? – не сказал, а уже просто взревел главный хирург.

– Вы меня не правильно поняли. Я вовсе не прошу вас оперировать, это может сделать любой из моих помощников. Вы только скажите, что не будете оперировать. А я продолжу...

– Что вы продолжите? – прямо взорвался тот.

– Прием, что же еще? – изобразил возмущение Андрей Викторович, – да еще студенты у меня здесь. – Увидев, что они все еще продолжают осмотр больного, он раздраженно проворчал: – Что вы там с больным делаете? Хватит ему мять живот, вы же уморите его. Садитесь, сейчас приступим к обсуждению, чего вы там нащупали.

– Владимир Никифорович, – вновь продолжил Андрей Викторович разговор по телефону, – вы, наверное, помните мою просьбу направить меня на работу в какую-нибудь арабскую страну. Он подмигнул Марине. – Где присутствует Красное море. У меня в этом отношении ничего не изменилось, поэтому еще раз напоминаю вам об этом. Вы мне обещали.

– Да что вы сегодня все мучаете меня, – неожиданно взмолился Сергунов. Похоже, что после этой фразы он прикрыл трубку ладонью, но, очевидно, неплотно. Поэтому Андрей Викторович, не желая того, услышал его объяснения:

– Подожди, Белла, все не так просто, как ты думаешь, – похоже, оправдывался он. – Андрей Викторович не может оперировать, он поранил руку на операции у больного с анаэробной инфекцией. Еще неизвестно, чем дело закончится. Это, понимаешь ли, совсем не шутка. А этот упрямый дурень еще просит меня направить его на работу в Африку. Совсем с ума сошел, честное слово. – Андрей Викторович улыбнулся. -Я так понимаю, оперировать твоего деда все-таки придется мне, – доносилось из трубки. – Во-первых, не деда, а мужа, -послышался злой голос Беллы, – привыкнуть все никак не можешь. А во-вторых, я тебе никогда не доверю здоровье Гриши. Нет уж, уволь, от тебя нам не надо никакой операции, -буквально прокричала она. Панкратов опять улыбнулся. -Ты уже сто лет никого не оперировал, одними бумажками занимаешься. Наверное, забыл, где аппендикс-то располагается, слева или справа. – Тсс, – неожиданно произнес он, – ты же видишь, я разговариваю по телефону. Прекрати сейчас же оскорблять меня. Подожди, я сейчас закончу разговор. -Да, Андрей Викторович, – продолжил он спокойным, деловым голосом, – я сейчас этот вопрос решу.

– Да что вы, – не скрывая радости, воскликнул Панкратов, -это вы о Красном море? – Эта фраза, как ни странно, просто вывела главного хирурга из себя.

– Вы сегодня все сговорились? Хотите меня до инфаркта довести? – Он просто взревел. – На Красное море, понимаете ли, ему захотелось. А здесь кто будет работать, я один? Забудьте об этом, как о дурном сне. Считайте, что вам это пожелание приснилось.

Пытался Панкратов еще что-то спросить об операции, да где там. «Видать, довела его Белла, пусть сами между собой разбираются», – подумал Андрей Викторович и положил трубку.

– Ну что, попало вам? Получили сполна за флирт с медицинской сестрой во время работы? – спросила Марина мягким, но ехидным голоском.

– Ради такой девушки – одно удовольствие, – неожиданно для себя выдал Панкратов, но тут же осекся. – Да что ты, Марина, такое говоришь? – Он повернулся к студентам. О них Андрей как-то забыл, увлекшись разговорами по телефону. К его удивлению, они сидели необычно тихо, вытянув шеи в их сторону, пытаясь хоть что-то услышать. Панкратов опять почувствовал сильную боль в пальце и, тяжело вздохнув, шепнул Марине: – Действительно, все как-то некстати сегодня, даже эти студенты.

Обычно Панкратов с удовольствием занимался с молодняком, старался научить тому, чем владел сам хорошо – наблюдательности, способности воспринимать признаки заболевания в совокупности и вычислять его причину. «Учитесь наблюдать! -любил повторять он. – Без наблюдательности вам как врачам далеко не уехать». А для подтверждения своей правоты он предлагал поиграть вот в такую игру.

Любому больному, который входил в кабинет, Панкратов ставил диагноз только на основании опроса и осмотра, не глядя в карточку и в другие документы. Андрей не скрывал того, что, кроме своей наблюдательности, он многим обязан клиническим разборам известного терапевта, который преподавал в пору его учебы в первом медицинском институте, профессору Василенко Владимиру Харитоновичу.

После нескольких, казалось бы, незначительных вопросов и беглого осмотра Панкратов писал на бумажке полный диагноз и скрывал ее на время под амбулаторную карту. Затем он предлагал сделать всем остальным. Ребята брались за дело с интересом. Приходили на такие «игры» даже преподаватели и особенно интересующиеся студенты с других курсов. И что же? Конечно, диагнозы доктора Панкратова практически не отличались от данных заболевания. Ну, а их диагнозы, как вы сами понимаете, пока были весьма далекими от истинных. Такая открытость и небоязнь попасть в неудобное положение снискали закономерное уважение и любовь студентов к Панкратову. И, естественно, стимулировали совершенствование в их будущей профессии. Таким образом, игра превратилась в хорошее и полезное обучение молодых докторов. К концу года Андрей замечал, что его студенты стали с легкостью расправляться с диагностикой даже не очень простых клинических случаев. Это, конечно, радовало его.

– Ну что, дорогие коллеги, какие будут мнения насчет нашего дорогого Василия Ивановича?

Все посмотрели на умненькую девочку в очках. Она встала. Андрей обратил внимание, что ухоженная студентка по-прежнему смотрится в зеркало.

Вообще-то Панкратов всегда относился настороженно к женщинам, которые знали, что они красивые и особенно когда показывали это. Их интересовала только своя внешность. Он не хотел признаваться себе в том, что эта красивая девчонка в чем-то похожа на его жену. И, как это ни странно, Андрею почему-то всегда хотелось показать им, что они его абсолютно не волнуют. Да и, более того, ему хотелось их даже наказать, если они выказывали свое пренебрежительное отношение к тому делу, которое он делал. Вот и сейчас он подумал об этом.

– Вы столь тщательно осмотрели, я бы даже сказал, просто замучили бедного Василия Ивановича. Я ничуть не сомневаюсь в правильности поставленного вами диагноза, – приободрил он умненькую девочку. – Итак, мы ждем вас. – Она нахмурила лобик, подняла глаза к потолку:

– Мы думаем, что у больного опухоль желудочно-кишечного тракта.

– Вот как? – с любопытством отреагировал он. – Пойду и я посмотрю. – Лежите, лежите, Василий Иванович, – остановил Панкратов начавшего уже подниматься пациента, – сейчас и я вас немного помучаю. – Действительно, в левой половине живота он обнаружил плотную, к счастью, подвижную опухоль.

– Молодцы, – похвалил он их. – Вы правы, но только это инфильтрат, а не опухоль. И что, по-вашему, надо делать?

– Надо делать операцию, – так же уверенно сказала умненькая девочка.

– И еще раз вы правы. Так что, вот так, Василий Иванович. Что вы насчет операции думаете?

Как и следовало ожидать, он не стал задавать лишних вопросов, как это обычно бывает с другими больными в подобной, непростой для них ситуации, а просто сказал:

– Раз надо, так надо, делайте.

– Мы еще вам проведем кое-какие обследования. Марина, дай, пожалуйста, направления. После того как сделаете, просим, на операцию.

Студентам он объяснил, какие обследования нужно сделать больному.

– Через две недели после операции вы уже будете дома в кругу семьи смотреть телевизор.

Марина выписала направления на исследования и на анализы. Больной, откланявшись, покинул кабинет.

Панкратов еще раз похвалил девушку:

– Вы абсолютно правильно поставили диагноз. У больного, действительно, опухоль. И по его внешнему виду и по данным осмотра живота можно сказать, что это злокачественная опухоль. Но при первом контакте с такой категорией больных говорите все-таки не опухоль, и уж тем более не рак, а образование или, как сказал я, инфильтрат. Я имею в виду первичных больных, которых мы видим первый раз в жизни. Люди обычно трагически относятся к таким определениям, как опухоль, саркома и тем более к диагнозу – рак. Надо щадить их психику. Потом они, конечно, все узнают, если захотят, но на первый раз этого для них будет более чем достаточно.

Тут же, как и следовало, последовал ожидаемый им вопрос:

– А как же в Америке? Там врачи не скрывают диагноза, больному так и говорят – рак.