Я, депутат... Всенародный избранник Корчак Александр
Кроме него, предложили кандидатуру Эльвиры. Когда было произнесено ее имя, в разных точках зала сразу же раздались бурные аплодисменты. А когда ведущий попросил ее встать, чтобы представиться, эти точки слились в единое целое – весь зал аплодировал, а французская делегация отличалась особым энтузиазмом.
Директор хозяйства широко улыбнулся и сказал:
– Думаю, голосовать здесь нет необходимости.
Что-то хотел сказать и Шпеерович, но на него зашикали, замахали руками, зал недовольно загудел. Дабы не вызывать отрицательной реакции у местных жителей, он сел и, как прежде, когда ему что-то не нравилось, широко заулыбался. А вот представитель Худинского аплодировал горячо за Эльвиру, наверное, был правильно проинформирован своим шефом. Алексей Иванович же сохранял полную индифферентность, по крайней мере на лице, делая вид, что ему абсолютно все равно, кто будет вести это мероприятие.
«Хитер и коварен», – как бы в отместку за все то плохое, что у него накопилось в отношении Алексея Ивановича за последнее время, саркастически улыбнулся Марк Семенович.
Худой, болезненный молодой человек продолжал стоять у кулисы и тихо улыбался, хотя уже никто к нему не обращался. А затем он незаметно ретировался за сцену и так же тихо, как и стоял, исчез.
Эльвира поднялась на сцену под гром аплодисментов и сразу же взяла все и всех в свои руки. А они у нее… впрочем, вы это уже хорошо знаете. Она, прежде всего, представила всех депутатов, награждая каждого наиболее примечательными чертами. Так, к примеру, Шпееровича она представила как скромного, застенчивого человека, глубоко преданного идеалам коммунизма. И еще добавила, что если бы он сейчас взялся за ваш совхоз, то обязательно бы «вывел» его. Правда, при этом она не сказала, куда вывел, а у них здесь уже пытались за последние десять лет многие вывести и выводили, а вернее сказать, уводили деньги из совхозной общины. Поэтому народ на заявление Эльвиры прореагировал без всякого энтузиазма. Да к тому же и внешний вид депутата – хилого интеллигента, какого-то задрипанного цыпленка, как про него заметила одна из Марий, тоже был не в его пользу. В животноводческих хозяйствах привыкли видеть руководителем крепких, похожих на бычков. Наверное, такая психология у людей, постоянно занимающихся крупным рогатым скотом. Они-то ведь видят, какую роль играет в стаде бык. А япошку-то в местное хозяйство взяли бы лишь только потому, что у него много денег, в силу которых они уже прочно поверили после неоднократного их «увода» из совхоза.
«Все четко продумала, прошмандовка», – опять подумал про себя Марк Семенович и тут же опасливо оглянулся.
Помощника Худинского она представила как мягкого интеллигентного человека, что после вчерашней катавасии, учиненной его шефом, звучало почти как надругательство над ними. Поэтому в зале сразу же раздались отдельные крики возмущения, свист. Эльвира сделала строгое выражение лица и нравоучительным тоном заметила:
– Сын за действия своего отца не несет ответственности.
«И опять это был ход, довольно хитрый ход, – подумал Марк Семенович. Его постоянно удивляло умение Эльвиры все увидеть и все предугадать. – Нет, она не прошмандовка», – заключил он про себя и опять настороженно осмотрелся.
Эльвира объявила программу встречи.
– Вначале депутатам будет дана возможность порассуждать на тему: каким они видят будущее России сквозь призму своей партийности. Быть ли ей великой, или она окончательно скатится до уровня какой-нибудь Шри-Ланки, – совсем некстати вспомнив объяснение Марка Семеновича, – или Буркина-Фасо, – не без форса добавила она. – А затем вы будете задавать вопросы из зала, и каждый из депутатов будет на них отвечать. Здесь и начнется выяснение отношений между ними, а вам остается только наблюдать и соответственно реагировать. Затем каждый из депутатов задаст вопросы своему коллеге и, надеюсь, получит удовлетворяющий ответ на него. Это и будет спарринг – соревнование между ними. А в заключение, учитывая животноводческую направленность вашего района, депутаты продемонстрируют свои навыки, – она сделала паузу, дабы усилить эффект сказанного, – в дойке коров. Это, кстати, развлечет и вас, и депутатов, а последним поможет еще и проявить деловитость и смекалку в вашем, так нужном всем деле.
Все заулыбались, стали аплодировать, депутаты же потупили свой взор, очевидно, усиленно вспоминая, за что и как надо будет дергать.
– А потом уже в холле, в неформальной обстановке, обсудим действия наших депутатов и выявим лидера. Как, не слабо вам? – обратилась она к Алексею Ивановичу.
– А что, можно и подоить, – невозмутимо ответил тот, – в чем проблема?
– А вам? – спросила она у Шпееровича.
– Я как все, – без энтузиазма ответил он.
– Ну, а как вы? – Это она уже представителю Худинского.
– Да и я туда же, – с некоторой долей игривости ответил представитель, – если, конечно, не перепутаю быка с буренкой.
Все громко засмеялись. А зря… Он почти предугадал ожидающую его ситуацию. Но об этом чуть позже.
– Ну, что ж, цели и задачи нами определены, – резюмировала Эльвира, – я сейчас должна отдать кое-какие распоряжения, и мы приступаем к реализации нашей программы.
К ней тут же подошли четыре женщины из местных, среди которых были наши старые знакомые – Мария Трифоновна и Мария Ивановна. О чем-то пошептавшись, они тут же спустились со сцены.
– Итак, начинаем, – с энтузиазмом сказала Эльвира, – так как же видят наши глубокоуважаемые депутаты свою Родину после очередных выборов, до которых осталось еще немного времени? – Причем слово «глубокоуважаемые» Эльвира произнесла с нажимом, со значением посмотрев на Алексея Ивановича.
То т слегка смутился, потупив взгляд.
Первым выступил Шпеерович. Он вполне убедительно говорил о том, что натворили горе-демократы, придя к власти, – везде, где только прикоснулась их рука, – разруха и хаос. За какое-то десятилетие они смогли разворовать все, что только можно было, да и не можно тоже. Здесь он привел пример их совхоза, когда бывший директор, когда распродавал хозяйство, даже продал одного из самых известных в стране быков-производителей. И куда… не поверите – на мясокомбинат. И чихать он хотел на то, что его только один миллилитр семени на международном аукционе стоил несколько тысяч долларов.
Он на секунду задумался, очевидно, пытаясь вспомнить, сколько миллилитров этого самого семени бык давал за один раз, но так, очевидно, и не вспомнив, ограничился простым заключением:
– Вот так вот.
Причины развала и разрухи по стране он аргументировал обоснованно, подтверждал их цифрами и фактами, которые пачками предварительно выложил перед собой на столе. Селяне дружно аплодировали, особенно по фактам развала их хозяйства. Привел он и другие примеры из их порушенной жизни.
«Молодец! Хорошо подготовился к встрече», – про себя подумала Эльвира.
В конце своего спича он потребовал национализации всех и всего. Выступление его было ярким и убедительным, со всем, о чем он говорил, было трудно не согласиться. Ему было задано много вопросов, со всеми он справился вполне разумно и достойно.
Следующим был представитель Худинского. В дальнейшем, с целью упрощения, мы его будем просто называть «Представитель». Этот депутат довольно умело развешивал словеса, много и остроумно шутил, особенно когда ему задавали вопросы, что называется, «в лоб». Для другого депутата это была бы волчья яма, а для него – ничего, он говорил легко и изящно. Он мастерски вел позиционную игру – где пошутит, где подмажет, а где и поприжмет аудиторию. В целом можно было сказать, что обложить его красными флажками не удалось, он всегда находил лазейку и ловко выпутывался из любой, самой сложной ситуации. В общем, по всему было видно, что это тертый парень.
«И куда до него Алексею Ивановичу, со своими междометиями и прибамбасами всенародного любимца. Ни в какие ворота это не лезет. Даже если они будут размером, как в игре регби», – подумала Эльвира и cлегкa загрустила.
И даже на такой прямой и тяжелый вопрос из зала, на который, кстати говоря, Эльвира делала ставку: «Был ли вчера Худинский пьян, или это его очередная выходка?» Представитель спокойно, без всякого ненужного напора, которым нередко пользуются другие в подобной нелегкой ситуации, ответил:
– Если бы вам угрожал наемный убийца, то неизвестно, как бы вы повели себя в подобной ситуации.
И тут же апеллировал к Эльвире:
– Вы ведь тоже его видели, не так ли?
Вопрос для Эльвиры настолько был неожиданный, что ей, как бы этого ни хотелось, пришлось согласиться:
– Да, я его видела… но… – пытаясь что-то сказать еще.
Но ее уже никто не слушал. Все хором ахнули. Представитель, поддержанный признанием Эльвиры, тут же повел наступление, даже не дав договорить ей. Эльвира пыталась еще как-то исправить положение, но Представитель тут же насел на аудиторию:
– Вы представляете, – патетически начал он, обращаясь к залу, – вчера могло произойти убийство. Как только наши службы выявили его, он тут же моментально исчез. А где здесь можно спрятаться? Ведь вы тут живете, хорошо знаете друг друга не один год. И несмотря на то, что мы вчера здесь все и всех обшарили, он все-таки исчез. А так делают только очень опытные, специально обученные люди, и имя им – наемные убийцы. Внезапно появиться и так же внезапно исчезнуть, а в результате человека нет.
Он сделал паузу, театрально потряс руками и печально произнес:
– Значит, здесь, у вас, среди порядочных людей, вчера орудовали бандиты. – Он опять потряс руками. – И никто, я повторяю, никто не обнаружил и не задержал бандита. Вот такие обстоятельства, скажу я вам, дорогие мои. В зале разразилась настоящая буря. Все стали вспоминать вчерашний вечер, и многие как будто бы даже вспомнили этого человека, который за несколько минут до выхода Худинского из номера быстро покинул холл, а потом его уже видели отъезжающим из гостиницы на «мерседесе». Впрочем, люди у нас любят быть участниками подобных событий и обязательно, чтобы на «мерседесе», хотя он и уехал на одном из «москвичей», выписанных Алексеем Ивановичем из гаража их партии.
– Mы сейчас как раз работаем над словесным портретом этого негодяя, – продолжал свои пояснения Представитель, – и думаю, в самое ближайшее время сможем сообщить вам о поимке этой мрази. Преступник должен сидеть в тюрьме. Пора заканчивать с наемными убийствами. Это все наши коммуняки наплодили гадов, а демократы пораспустили негодяев.
При этом он показал пальцем, хотя это считается и невежливо, вначале на Шпееровича, а потом на Алексея Ивановича.
Здесь нужно отметить, что он вполне профессионально сыграл, что называется, на чувстве простого человека, которому приходится постоянно видеть криминальные разборки и заказные убийства по телевизору. В целом он достойно вышел из затруднительного положения, созданного вчера его партайгеноссе. Ну, а когда он начал рассказывать, от кого и как они будут получать неимоверные суммы, то здесь он был понят народом с лихвой и более того. Ведь аудитория была совдеповская и всегда поддерживала любые формы экспроприации, хотя бы и чисто теоретические, как это было и в нашем случае.
Видя, как блистательно выступают конкуренты, Эльвира забеспокоилась, про себя подумала:
«Нe пора ли включать в дело план Барбаросса?»
Большой стратег наша Эльвира, ничего не окажешь! Но пока она только подумала, решив вначале все-таки послушать Алексея Ивановича.
Выступление нашего героя, если быть кратким, можно было оценить как заупокойное с умиротворительным компонентом. Сразу же попав под мощный пресс авторитета предыдущих ораторов, он напрочь забыл все наставления Эльвиры. Этого она больше всего и боялась, и в душе, пока выступали их противники, молила Бога, чтобы этого не произошло, но именно так и случилось.
«Наверное, я наказана за мои безнравственные поступки последних дней», – додумала она, имея в виду их сложные и запутанные взаимоотношения с Алексеем Ивановичем.
И сейчас, слушая своего шефа, кляла себя на чем свет стоит, обещая больше этого никогда не делать, даже в интересах самого серьезного дела.
Ну, a наш герой между тем продолжал часто путаться и сбиваться в своих объяснениях и умозаключениях, не всегда был точен в цифрах. А его, неизвестно откуда вновь вынырнувшее: «Я из народа и всю жизнь с народом», сейчас звучало абсолютно провинциально и неубедительно. Даже в такой провинциальной аудитории. Но это все были мелочи, что называется, цветочки полевые. А вот то, что в конце своего именно заупокойного выступления он обратился к заклятым врагам своей партии – Шпееровичу и Представителю с призывом сообща строить светлое демократическое общество, это уже был полный крах. Как только он закончил свое, если можно так сказать, выступление, тут же за него, и не без удовольствия, взялись Шпеерович и Представитель. И если бы не Эльвира, которая, как и раньше, левой рукой поправила волосы за правым ухом (это был ее знак – команда), то эти двое действительно бы урыли бы Алексея Ивановича, кстати, по его же собственному выражению.
Сразу же после ее знака в зал вошла Мария Терентьевна и стала вначале тихо, а потом громче, по рядам спрашивать:
– Не видел ли кто местного ветеринара?
– Да как же, его пьяным уже с утра сегодня видели, – ответил кто-то из рядов.
– Ну, это все, значит, на неделю запил. Что же делать, что же делать, – запричитала Мария Терентьевна.
В зале опять поднялся легкий шумок, депутаты притормозили избиение младенца Алеши, которое они осуществляли с особой садистской радостью, предвкушая его продолжение. Эльвира, как ведущая, конечно же, не могла просто так смотреть на это, и, естественно, тут же обратилась к залу. – Что случилось?
– Ой, батюшки, корову-то нашу, рекордистку, раздуло, а ветеринара нашего уже с утра видели пьяным: а это значит, он ушел в запой, как минимум, на неделю.
И опять запричитала, да так натурально, что у многих присутствующих женщин на глаза навернулись слезы.
– Так, спокойно, а где же наш руководитель хозяйства? – обратилась она к аудитории.
Руководитель, понятное дело, сразу же после открытия спарринг-встречи тут же исчез. Поэтому на вопрос Эльвиры селяне только махнули рукой.
– Так что же нам делать?
Boпpoc Эльвиры повис в зале. Мария Терентьевна еще жалостливее застонала, и уже даже у мужчин стали подкатывать к горлу горькие комья.
– Я думаю, – решительно заявила Эльвира, а это она всегда делала кстати и убедительно, – нам нужно прерваться и всем миром отправиться к месту беды. Может быть, кто-то и из депутатов что-нибудь предложит или, по крайней мере, посоветует, и это им зачтется в продолжение нашей встречи. Как, господа депутаты? Согласны?
Шпеерович широко заулыбался и, понятное дело, вобрал голову в плечи. Представитель что-то опять мило пошутил насчет отличия коровы от бычка и что из него ветеринар, как из пионера – ветеран. Казалось бы, шутка плоская, так больше, игра слов не лучшего качества. Но ему удалось и этим незамысловатым приемом вызвать расположение аудитории. Все умиленно заулыбались. Он и дальше продолжил в том же духе шутить при полном одобрении аудитории.
Шпеерович же продолжал натянуто улыбаться, в глазах отчетливо читалось подозрение ко всему происходящему.
– Может быть, вы, Алексей Иванович, поможете, ведь вы сегодня так много говорили, что вы из народа и всегда с ним, – с заметной ехидцей в голосе обратилась к нему Эльвира, – как, Алексей Иванович, или слабо?
Алексей Иванович не стал ничего отвечать, а просто встал:
– Пойдемте, посмотрим, что и как, там видно будет. – А в сторону депутат заметил, причем совершенно беззлобно:
– Потом продолжим наши игрища.
И тут же направился к выходу. За ним повалил народ. Всем было интересно посмотреть депутатов в деле, да и засиделись они здесь, непривычно это для них. В ожидании интересного спектакля они весело толкались на выходе, обсуждая состоявшееся шоу. Пришлось и конкурентам Алексея Ивановича также последовать за ним. Депутатов, Эльвиру и двух Марий доставили на место на машине, остальные добирались самостоятельно, кто на своем транспорте, а кто и пехом, благо, ферма была недалече от гостиницы.
Когда они прибыли на место, вокруг, как ни странно, действительно раздутой и мычащей коровы, собралась уже приличная толпа. Мы сказали «как это ни странно», не случайно, такое впечатление, что кто-то руководил этим действием. Ну, мы-то с вами, конечно же, знаем, чьих рук это дело, но в целях конспирации помолчим. Вездесущие телевизионщики, как французские, так и наши, тоже уже толпились здесь же с камерами и другими теле-, аудио– и прочими штуками в руках.
Сопровождающие депутатов обе Марьи, теперь уже вдвоем, заахали и заохали по случаю возможной потери рекордистки, так они и сказали, а вернее, проорали перед депутатами.
Алексей Иванович, посмотрев на корову, недовольно буркнул:
– Что это за рекордистка, с таким бюстом, еле на второй тянет.
Рядом стоящая Эльвира тихо ему прошипела:
– Неужели под вас действительно рекордистку подложили бы.
– Да, ну конечно, – пробормотал он, понимая свою тактическую ошибку, и теперь специально громко произнес народу:
– Не важно, какое вымечко, важно, какое будет ведерочко.
Эльвира с уважением посмотрела ни него, такой Алексей Иванович ей нравился больше, чем тот, который пытался что-то сказать со сцены.
Пока он расспрашивал Марию Терентьевну и Марию Ивановну, не клевером ли она объелась, телевизионщики стали снимать.
– Да им, конечно, будь он неладен, именно им, – хором произнесли две Марьи.
Алексей Иванович неспешно набросил на себя халат, попросил показать ему инструменты, которыми обычно пользуется их ветеринар. Бедная корова стояла поодаль, раздутая, как футбольный мяч, и жалобно мычала. Возле нее, как два стервятника, уже кружились Шпеерович и Представитель. Их заинтересованность состоянием здоровья коровы, конечно же, была не случайной, поскольку сейчас телевизионщики снимали именно корову. Представитель, ощупывая живот коровы, высказал предположение: не беременна ли она? На что какой-то остряк из толпы прореагировал моментально, и, главное, интеллигентно:
– Если только от тебя.
Это, естественно, вызвало гомерический хохот заскучавшей толпы.
После чего Шпеерович уже убоялся высказывать какие-либо предположения, касающиеся здоровья буренушки. Правда, он зачем-то приложил ухо к коровьему брюху и долго внимательно слушал. Затем, оторвав его, многозначительно промычал:
– Да-а-а… дела.
Из ветеринарной комнаты вышел озабоченный Алексей Иванович, вооруженный какой-то уж слишком большой иглой. Он подошел к корове и очень долго мял ей живот.
Крутившийся рядом Шпеерович не сдержался и поинтересовался:
– Хотите протолкнуть?
– Чего? – недоуменно уставился на него Алексей Иванович.
– Ну, как что, ну, эту… как ее… – показывая на коровью лепешку, которые в изобилии наляпаны на лугу, – кажется, ее забило.
– Хм, – хмыкнул Алексей Иванович, – ну, вы и остряк, как я погляжу.
Бедное животное перестало уже мычать и с надеждой посмотрело на него, а вернее, на его синий халат. Алексей Иванович по-доброму похлопал ее по животу;
– Приходилось, наверное, уже лечиться, вижу, приходилось. Знаете что, – обратился он к своим коллегам, – подержали бы коровку.
Представитель, как был, в бабочке и с платочком в боковом кармашке, так и с тем яростно вцепился за рога, a Шпеерович, без того и другого – за хвост, что вызвало восторг в толпе наблюдателей и легкую усмешку у Алексея Ивановича.
– Бросьте хвост и возьмитесь за рога, – попросил он Шпееровича.
Тот мелкими прыжками переместился к рогам и схватился за них с не меньшей яростью, чем Представитель. Алексей Иванович, отыскав нужное ему место на брюхе, смелым движением руки произвел пункцию живота иглой с мандреном. Телевизионщики приблизили камеры вплотную, дабы будущий зритель видел весь процесс воочию. Для несведущих в этом вопросе объясняю: мандрен – это такая тонкая игла, которая находится в трубке, введенной в брюшную полость.
Так вот, после удаления мандрена из введенной трубки стал со свистом, чем-то напоминающим звук выпуска пара из паровоза, только потише, выходить воздух. И выходил, наверное, минут двадцать. Вначале Представитель вместе со Шпееровичем и другими наблюдателями в восторге, здесь, неверное, больше подойдет, в телячьем восторге, зааплодировали. Но, поскольку они находились в непосредственной близости от животины, сразу прекратили хлопать, а зажали руками носы.
На что Алексей Иванович нравоучительно заметил:
– Корова – это не только сладкое молочко и глазированные сырки.
На глазах изумленной публики и особенно депутатов бока ее опали и она была спасена.
Шпеерович был просто сражен умелыми действиями своего конкурента и сейчас не отходил от него ни на шаг, все время выспрашивая, как же он так смело мог проткнуть брюхо животному?
– Нет ничего проще, – сказал Алексей Иванович громко для всех и поднял указательный палец правой руки вверх.
Все опять зааплодировали. Подошла Эльвира, она публично поздравила и пожала руку Алексею Ивановичу, сказав ему при этом:
– А я и не думала, что вы такой мастак, Алексей Иванович, вы меня просто сразили своими знаниями животного мира.
При этом она посмотрела на него так же, как тогда в самолетике. Это сразу же отметил наблюдательный Марк Семенович, а может быть, ему это только показалось.
– Да что там, – засмущался Алексей Иванович, и опять громко, чтобы все слышали, проговорил:
– Просто надо знать места, а хитростей здесь ни на грош.
Эльвира ему тихо добавила:
– Там женщины еще кое-что вам приготовили, так что очень прошу, не подведите.
– Да ну, как же, Эльвира Николаевна, разве можно? Как-нибудь справимся.
Сзади них незаметно прислушивался к их разговору Шпеерович, который теперь, как было сказано, ни шаг не отставал от Алексея Ивановича. Заподозрив что-то неладное, а возможно и сговор, он тут же отреагировал с ноткой ядовитости и одновременно игривости в голосе, спросил:
– Вы о чем здесь шепчетесь? Что-то замышляете?
– Вовсе нет, – нашелся Алексей Иванович, – вот Эльвира Николаевна все интересуется, куда я колол так смело?
Настолько спокойно это им было сказано, что у Шпееровича моментально пропали все подозрения в отношении сговора.
– Вот-вот, и меня этот вопрос интересует, – пожаловался он Эльвире, – но Алексей Иванович, по-моему, скрывает его от меня, как от конкурента, нехорошо это, – погрозил он пальчиком своему коллеге.
– Вовсе нет, – и опять совершенно спокойно отреагировал Алексей Иванович, – как приедем в гостиницу, обещаю, все секреты вам открою: объясню и даже нарисую, чтобы понятней было.
Пока они объяснялись, к ним подошла еще одна доярка или скотница, не знаю, на лице не написано. Впрочем, вы ее уже знаете, и довольно хорошо, – это та самая Мария Ивановна, которая просила дать по уху Худинскому. И так она жалобно взмолилась, и даже пыталась пасть в ноги, но ее подняли.
– Милые мои кормильцы-депутатики, помогите нам, родненькие, уж коль сюда к нам попали, спасите еще одну животинку, не откажите, любезные. Цельный день мается, бедняжка. А в чем дело – не поймем. Помогите, ради Христа.
Депутаты посмотрели на Эльвиру:
– А как же программа, Эльвира Николаевна? Ведь не уложимся, – озабоченно спросил Представитель.
– Да-да, ведь нам еще и дойкой заниматься, – включился Шпеерович. – Действительно, Эльвира Николаевна, да к тому же мы ведь не ветеринары, как некоторые, – он выразительно посмотрел на Алексея Ивановича, – а депутаты все-таки, давайте займемся лучше своим делом.
– Так, – решительно отреагировала Эльвира, понимая, что возврат к словесным дебатам – это крах всей ее идеи, – идите и помогите, чем можете. Это живое дело, что называется, сама жизнь, нечего штаны протирать, помогите народу, господа депутаты.
А про себя подумала:
«Знаем мы вас, лишь бы ничего не делать да народ дурить, вот и все заботы депутатские».
– Алексей Иванович, вам, понимаете, сама фортуна сыплет, как из рога изобилия, что вы стоите, подайте пример вашим коллегам, не откажите в просьбе бедных старушек. Ведь благодаря вашему умелому действию вы уже спасли одну животину.
– Да что вы, – засмущался он, – это все благодаря вашему умелому руководству.
Шпеерович насторожился, вытянул шею. Увидев тревожный взгляд своей помощницы и любопытствующий – Шпееровича, – сразу же добавил:
– Вы, как ведущая, просто незаменима, я всегда мечтал именно о таком помощнике.
Шея у Шпееровича слегка подсократилась.
– Да, но у вас нужно обязательно быть приверженцем каких-то идей, а это, знаете, не для меня. Я – птица свободного полета.
Шпеерович вобрал голову в плечи. Представитель все это время травил байки с молодыми доярками, которые плотно обступили его и не хотели отпускать, был слышен смех, легкое повизгивание.
Все двинули к загону, ведомые Марией Ивановной, за нею, широко раздвинув плечи, твердо ступая, как хозяин на этой земле, Алексей Иванович, за ними короткими перебежками, как заяц, перемещался Шпеерович, обдумывая про себя:
«Что-то здесь замышляется нехорошее, и, похоже, нехорошее для меня».
Представителю удалось вырваться из плотных объятий своих обожательниц, и он тоже присоединился к группе. Посмотрев на часы и на окружающий его народ, подумал, что он катастрофически теряет свою популярность среди народа, только вот эти девчонки, а это что, так, пустяк, мелочевка:
«Сейчас бы я его там уделал, делать нечего, а здесь…»
Все в Алексее Ивановиче его раздражало и в прежние их встречи, а сейчас он его просто ненавидел, и то, как он по-деловому, не спеша, надевал синий ветеринарский халат, и то, что он не суетился, не заискивал перед окружающими его людьми и, главное, что действительно хорошо знал дело, которым они сейчас занимались.
– У, деревня навозная, – в сердцах выругался он, а вслух предложил: – Может быть, чем помочь, Алексей Иванович? Bы только скажите, мы мигом… навредим (это он так шутил).
– Я скажу, если что, – сказал Алексей Иванович, подходя к корове.
Шпеерович уже терся возле коровы. Она была тоже не хороша. Она тяжело дышала, изо рта ее свисала слюна, почти доставая до земли, из глаз бедного животного текли слезы. Алексей Иванович похлопал ее по бокам и приступил к осмотру. Для того чтобы всем было хорошо видно, корову вывели на лужок. Возле них собралось много народу. Кроме уже видевших чудесное исцеление первой пациентки, подошли еще и те, кто был в доме культуры. Хохота и шуток не было слышно, люди переживали за животное.
После осмотра и ощупывания коровки Алексей Иванович совершенно спокойно заявил:
– Ничего страшного, сейчас дело поправим.
Шпеерович засуетился:
– Что, опять колоть будете? – спросил он и зачем-то пощупал живот.
– Ну, зачем же, – потянул он, – идите-ка сюда, – подозвал он Шпееровича и показал на шею: – Пощупайте здесь.
Шпеерович дрожащими руками стал ощупывать хребет:
– Ничего себе, – воскликнул он, – это же надо!
– Да что вы, в самом деле, – удивленно посмотрел на него Алексей Иванович, – вы шею щупайте, а не хребет.
– Да, да, сейчас, – засуетился Шпеерович и стал ощупывать шею, причем он это делал какими-то вороватыми движениями, вытянутыми вперед руками, на расстоянии.
Стоило корове чуть повернуть голову в его сторону, как он тут же отскочил от нее, испуганно произнеся:
– Укусить хотела, собака.
– Да что вы, – опять возмутился Алексей Иванович, – что вы? Корова не собака, она не кусается, лягнуть только может, да рогом… хотя давайте ближе к телу, как говорил Ги де Мопассан.
Он силой потянул его опять к корове, схватил его руку.
– Вот здесь, щупайте.
Тот начал щупать и вдруг с удивлением воскликнул:
– Что это? Не может быть! Так это же…
– Да, именно картошка. У нее в пищеводе застряла банальная картошка, отсюда и все неприятности, – пояснил Алексей Иванович.
– И что, будете оперировать? – с ужасом спросил Шпеерович.
– Придется, – вздохнул Алексей Иванович.
Он подозвал Марию Ивановну и попросил принести подкову:
– Только побольше, пожалуйста.
Принесенную подкову он передал Шпееровичу, скомандовал им обоим:
– Держите ее покрепче.
Два его помощника жестко вцепились в рога.
– Я сейчас ей рот разявю как можно шире, а вы вставляйте, да не зевайте, – пояснил он Шпееровичу. После чего сам палкой стал раскрывать рот животному. Когда это удалось сделать настолько, что можно было вставить подкову, он скомандовал: – Давай, закладывай.
Шпеерович, как обычно, вначале засуетился, зачем-то подкову поначалу засунул в карман, затем вытащил и вставил ее в пасть плашмя, как полубаранку в рот. Широко раскрывать рот животному Алексею Ивановичу удавалось нелегко – от напряжения лицо стало багровым, напряглись вены на лице. Поэтому, когда увидел фокусы своего добровольного помощника, он взревел:
– Да ты что?
Далее последовала сплошная нецензурщина. Взбешенный Алексей Иванович уже сам двумя руками раздвинул рот животному и опять скомандовал Шпееровичу:
– Давай, вставляй подкову стоймя, честное слово, пришибленный какой-то, – в сердцах выругался он.
Только сейчас Шпеерович понял, что от него требуется. Он дрожащими руками, со страхом, что животное захлопнет рот и откусит ему руку, все-таки поставил как следует эту подкову. Алексей Иванович ослабил свой напор на челюсти. Корова сжала подкову зубами, да так и осталась с открытым ртом, дополнительно обезумев еще и от того, что с нею сделали.
Алексей Иванович облегченно вздохнул, убрал руки из пасти животного. Народ стоял в напряжении, наблюдая за всем происходящим. Шпеерович – в шоке. Он, покачиваясь, отошел от животного, вытер пот со лба, сел на бревно, возле заграды, опять вздохнул и со вздохом произнес:
– Да-а-а, ну, и дела.
– Это пока делишки, а дела у нас с вами еще впереди, – по-деловому поправил его Алексей Иванович, – теперь надо вытащить эту штукенцию.
Он неспешно снял халат, пиджак, завернул рубашку выше локтя и просунул руку сквозь подкову вовнутрь животному. Причем, к удивлению обоих депутатов, рука погрузилась во чрево животному полностью. Затем он извлек ее:
– Дело осложняется, – огорченно произнес Алексей Иванович, – рука не достает.
– Так что же будем делать? Надо обязательно помочь животному, ведь люди нам поверили, нам нельзя отступать.
По всему было видно, что он полностью попал под влияние и авторитет Алексея Ивановича.
– А что, – почесал затылок Алексей Иванович, – придется что-то делать, своим помогать надо. Марья Ванна, – прокричал он в толпу.
– Я тута, миленький, в чем загвоздочка? – пропищала она своим старушечьим голоском.
– Тута, тута, – проворчал Алексей Иванович, – шланга нужна, только если можно, потолще.
– Сейчас, милок, я сейчас, – пропищала Марья Ванна, – я мигом.
– И что мы с ним будем делать? – живо поинтересовался Шпеерович.
– Да ничего, что ж с ним делать, будем восстанавливать проходимость.
– И это не опасно, по-вашему? – опять поинтересовался Шпеерович.
– Оно, конечно, – философски заметил он, – но по-другому…
– А может, – пытался что-то еще выяснить Шпеерович.
– А по-другому, – продолжал Алексей Иванович, – ей прямая дорога на мясокомбинат, или к нам, к столу, на сегодняшний прощальный ужин. Вы любите ростбиф из свежей говядины? – неудачно пошутил Алексей Иванович, правда вполне довольный собой.
– Вы такие вещи говорите, господин депутат… – начал было заводиться тот.
– Да ладно, я пошутил, вылечим, конечно же, о чем речь, а в качестве закуски используем сегодня буженину из буфета. Я ее пробовал, она превосходна.
Тут и Марья Ивановна подошла с отрезком шланга.
– Такой сгодится? – протянула ему шланг.
– Самое оно, – уже как-то совершенно по-деревенски произнес он, наверное, вспомнил прошлое.
Тут же взял шланг и без лишних разговоров засунув его в пасть животного, начал проталкивать его внутрь. Только с третьей попытки удалась ему эта операция – он протолкнул картошку в желудок.
– Вот и все, делов-то… – спокойно объяснил он и вытащил шланг. Вновь своими крепкими деревенскими руками раскрыл рот корове, и Шпеерович, уже без всякой просьбы, быстро вытащил подкову.
Алексей Иванович убрал руки, корова клацнула зубами и облегченно вздохнула, а затем посмотрела своими добрыми глазами, полными слез благодарности, на Шпееровича и Алексея Ивановича. Толпа, окружающая их, громко аплодировала. Люди подходили, пожимали им руки, хлопали по спинам, благодарили. Алексей Иванович отошел в сторонку, сел на бревно, закурил, а Шпеерович похлопал животное по бокам на манер Алексея Ивановича и важно, громко, чтобы слышали окружающие, сообщил:
– Здесь важно правильно вставить подкову, вот в чем фокус, а то можно и без руки остаться.
Когда их попросили встать возле спасенной коровы, чтобы запечатлеть этот радостный факт для истории, неизвестно откуда появился и Представитель, похоже, что он продолжал трепаться с молодыми доярками в тени навеса над фермой. Их втроем выстроили вдоль спасенной коровы и попросили помахать руками, поприветствовать толпу.
А Алексея Ивановича даже попытались покачать, народ у нас любит героев, но из-за его большого веса и отсутствия в совхозе настоящих крепких мужиков от этой идеи пришлось отказаться, ограничившись лишь только крепкими рукопожатиями. Кстати, пытались покачать и Шпееровича, ведь вес-то у него – петушиный, но он почему-то категорически отказался от этого почетного ритуала. Вскоре появилась и Эльвира в сопровождении Марии Тимофеевны и Марии Ивановны… Они также поздравили каждого персонально, а Мария Тимофеевна даже расцеловала Алексея Ивановича. Марии Ивановне же для целования достался только Шпеерович, поскольку к тому времени Представитель куда-то вновь исчез.