Маша, прости Артамонова Алена

2001 г. Россия. Москва

«Есть две трагедии в человеческой жизни – не достигнуть своих целей и достигнуть их», – подумал Константин Краснов – худой, лысоватый мужчина с мечтательной улыбкой и пронзительными умными глазами, в одиночестве сидевший за небольшим столиком в кафетерии Останкино. Он был сложной натурой, нацеленной на самоуничтожение, хотя сам об этом и не подозревал.

– Поздравляю! – к нему подошел грузный, седовласый мужчина, заместитель редактора одной из новостных программ. – Давай, не подведи! – он панибратски похлопал Костю по плечу.

– Спасибо, – когда-то, лет семь-восемь назад, Костя начинал свою карьеру именно в этой команде, правда, не очень удачно. После окончания института, с дипломом журналиста, его взяли сюда… мальчиком на побегушках. Долго он не выдержал и ушел в газету, где писал глупые заметки о периферийных новостях. Он мечтал раскрывать заговоры мафии, громить коррупционеров, но его туда не допускали. Костя сменил еще пару газет, а потом вернулся на ТВ. Делал подборки новостей для телеведущих, разбирал почту, приносил кофе, бегал за водкой и, наблюдая за часто мелькавшим на телевизионном экране лицом бывшего товарища, мечтал о мести. «Федор Степанов – первый плейбой России!» «Федор Степанов – мегазвезда!» – мелькали заголовки. И везде он! В газетах, журналах, на ТВ, довольный собой и жизнью, самовлюбленный Федор Степанов – его злой гений!

Константин Краснов прошел долгий и трудный путь карьерного роста. Можно даже сказать, что до своего первого самостоятельного проекта, он дополз на пузе, изодрав в кровь руки, колени и душу.

– Поздравляю! – еще одна рука «друга» легла на плечо.

– Спасибо! – он старался быть искренним. «Новости по Останкино разлетаются быстрее „цыганской почты“». Краснов встряхнулся, скидывая с себя невеселые воспоминания, и хлебнул кофе. «Остыло, – он закурил. – Итак, что мы имеем? – Костя стал подводить итоги. – У меня своя передача, которая предварительно будет называться „Когда деревья были большими“».

Главный редактор настойчиво дал понять, что если он провалится, то это будет последний день в его жизни. Сам проект ему нравился, хотя он и понимал, что в нем нет ничего особенного. Один герой. Понятно, что его выбор будет проплачен, чистая заказуха. Соберутся его одноклассники – известные и неизвестные люди, которые почти все с удовольствием покрасуются на телеэкране, причем в нужном для себя ракурсе. А для этого как нельзя лучше подходят годы «юности младой», когда ты еще не успел никому нагадить и не завел смертельных врагов.

– Ладно, пусть будут встречи школьных друзей. Охи, вздохи, страсти. Но зрители должны рыдать! – дал наказ главный редактор.

– Сделаю, – пообещал Костя, еще не зная, какую насмешку готовит ему ее величество Судьба. Первая передача должна была выйти о… Федоре Степанове. Заказ сделал Михаил Майский – известный московский продюсер.

Краснову было обидно до слез. С одной стороны, это был идеальный шанс отомстить Федору, а с другой – он не мог рубить сук, на который с таким трудом залез.

«Ну что ж, бог не выдаст, свинья не съест! Посмотрим по ходу пьесы. Авось, что и наклюнется», – с такими мыслями он взялся за работу.

Разыскать одноклассников Степанова оказалось делом не сложным. Почти все они были детьми известных в свое время родителей, поэтому и сами кое-что из себя представляли.

Валерия Вадимовна Коренкова, в девичестве – Рыжова, назначила встречу у себя дома. Костя выяснил, что она закончила иняз, удачно вышла замуж и теперь была женой депутата Мосгордумы. Она оказалась приятной молодой женщиной, с очень хорошей фигурой.

– Чай, кофе? – хорошо поставленным голосом предложила она.

– Кофе. – Костя улыбнулся.

Они прошли в гостиную, обставленную великолепной мебелью. На полу лежал ковер ручной работы, на стенах – картины старых мастеров и античные безделушки, слегка потемневшие от времени.

«Хорошо живут слуги народа», – с легкой завистью подумал Краснов, усаживаясь в удобное кресло.

Валерия Вадимовна устроилась напротив.

– Я приготовила школьные альбомы, как вы просили. Честно говоря, после вашего звонка я не спала всю ночь, – она искренне улыбнулась. – Вспоминала, вспоминала. Столько лет прошло, а кажется, что все это было вчера.

Она оказалась милой и интересной собеседницей. Подробно рассказывала о школьных годах, искренне восхищалась Федором.

– Он всегда был талантлив! И в девятом классе даже за мной ухаживал, – она кокетливо поправила прическу.

– Признаться, этим фактом я нисколько не удивлен. – Косте даже не пришлось лгать, Лера Рыжова была удивительно мила не только на школьных фотографиях, но и в жизни.

– А сейчас вы общаетесь? – как бы невзначай поинтересовался Костя.

– Нет, к сожалению, – Валерия Вадимовна грустно вздохнула, – после школы как-то разбежались, а потом он становился все известнее и известнее. – Она неуверенно пожала плечами. – И стало как-то неудобно позвонить и сказать: «Привет! Помнишь, как за одной партой сидели?»

– А почему бы и не позвонить?

– Да нет, – тихо ответила она, – вроде как к чужой славе примазаться хочешь.

– Ну, вы тоже не последний человек в Москве. Ваш муж еще чаще на экране появляется.

– Это точно, – засмеялась Лера, – только они в разных весовых категориях: моего ругает, кто не лень, а его все любят.

«Да уж! – со злостью подумал Краснов. – Рассказать бы вам всем то, что я знаю. Тогда бы посмотрели на своего монстра в маске героя», – но он тут же взял себя в руки и стал с интересом разглядывать школьные фотографии. Его внимание привлекла одна девочка. Во-первых, она все время была рядом с Федором, но самое главное, что среди всех этих мальчиков и девочек – у нее было, пожалуй, самое живое лицо.

– Кто это? – поинтересовался Костя.

– А… Это Маша.

Он сразу почувствовал, как напряглась его собеседница.

– Интересное лицо.

Лера промолчала.

– А где она сейчас? – он пытался вспомнить, но был твердо уверен, что в списках, данных ему, имя Мария отсутствует.

– Не знаю, – слишком поспешно ответила женщина. – Она училась с нами всего несколько месяцев. – Валерия Вадимовна замялась и опустила глаза, но уже через секунду закончила твердым голосом: – В общем, мне нечего о ней рассказать.

Константин внимательно посмотрел на собеседницу. «Что-то здесь не так», – но он тут же профессионально улыбнулся.

– Нечего, так нечего! – От него не ускользнул тот факт, что женщина облегченно вздохнула.

– Ну, а что вы можете рассказать про Федора?

– Ой! Феденька… – ее лицо засияло улыбкой. – Это был изумительный мальчик! Душа компании… – Она сыпала и сыпала комплименты, причем чувствовалось, что Лера говорила искренне.

Николай Васильевич Крылов – внук известного академика и сын генерала Минобороны, ныне преуспевающий бизнесмен, согласился принять Краснова в своем кабинете и сразу предупредил, что у него будет только пятнадцать минут. Свои первые деньги Крылов заработал в Восточной Германии. При выводе западного контингента из ранее дружественной страны царила полная неразбериха: исчезали целые эшелоны оружия, недвижимость, принадлежащая СССР, переходила в руки частных компаний за символические деньги. Тогда не заработал только ленивый. Но об этом сейчас не вспоминали. Крылов владел «заводами и пароходами» и… многомиллионными банковскими счетами за границей.

Костя вошел в старинное здание на Ордынке, полностью принадлежащее компании господина Крылова с громким названием «КОНКВЕСТ». Он прошел через несколько постов хорошо выдрессированной охраны и оказался в шикарном кабинете.

Николай Васильевич напоминал типичного мафиози из совсем старых фильмов. Коренастый, широкогрудый коротышка, выглядевший значительно старше своих лет, с тонкими губами и глазами, в которых застыл ледяной холод.

– Прошу, – хозяин кабинета вежливо указал гостю на одно из кожаных кресел, стоявших в правом углу просторного помещения.

От этой холодной вежливости Костя почувствовал себя совсем неловко, словно доброволец, попавший на обед к людоеду, но Николай Васильевич, вальяжно расположившийся в кресле, снял галстук, улыбнулся и стал похож на нормального мужика.

В кабинет неслышно вошла секретарша с подносом, на котором дымился кофе.

– А может, чего покрепче? – «мафиози» весело подмигнул.

– Можно, – в горле першило.

– Людмила Васильевна, коньячок, ну, и сами знаете.

– Хорошо, – сдержанно ответила секретарь.

– Понимаешь, – разливая коньяк по рюмкам, доброжелательно начал хозяин кабинета. – Прям как в детство вернулся. Ну, давай, – Крылов сделал глоток и закусил тонко нарезанным лимоном. – Когда деревья были большими, – протянул он задумчиво. – А ведь ты прав! После твоего звонка я поехал на старую квартиру, ну там, где жил раньше. В ней, конечно, уже другие люди живут, но я объяснил, что да как.

Краснов уж слишком явно представил себе эти «объяснения» и улыбнулся, слава богу, хозяин ничего не заметил и продолжал делиться впечатлениями.

– Пришел в свою комнату, глянул в окно и обомлел! Какой маленький двор! А в детстве он казался мне огромным! – Крылов замолчал, а потом внимательно посмотрел на собеседника. – А ты молоток, голова варит! – похвалил он Краснова. – Там, если бабок надо, ты говори, не стесняйся.

«Поздравляю! Уже появились первые спонсоры», – тихо порадовался журналист.

– А то знаешь, весь этот криминал на экране уже надоел. А тут назад в детство, – мечтательно закончил Крылов.

Заявленные пятнадцать минут давно истекли, а Николай Васильевич все делился и делился своими детскими воспоминаниями.

Костя ему не мешал. Если хочешь расположить к себе человека – заговори о самом главном, а значит, о нем самом.

– А кто это? – осторожно поинтересовался Краснов, показывая на Машу, и опять удивился резкой перемене собеседника.

– Да так. Она и училась-то с нами недолго. – Крылов помедлил. – Не о том спрашиваешь, корреспондент, – в голосе послышался металл.

– А что вы можете рассказать о Степанове? – Костя понимал его с полуслова.

– Федька? Он всегда был любимчиком. Всегда в центре внимания. Я ему, признаться, очень завидовал, да и сейчас завидую, – и, поймав удивленный взгляд, пояснил: – Я, конечно, полмира купить могу, ну если напрягусь, а вот таким, как Федька, мне никогда не стать, – он произнес это так, словно говорил о недосягаемом божестве.

Валентина Петровна Серова, в девичестве Крайлер, дочь известного советского художника, ныне декан Института связи, пригласила Костю к себе домой.

Высокая, худая как швабра, с необычно прямой спиной, усталая, интеллигентная женщина приветливо встретила его и провела в гостиную. Костя сразу узнал известные картины, висевшие на стенах, знакомые по школьным учебникам.

– Да, это мой отец. К сожалению, его сейчас ругают все подряд, – с грустью в голосе прокомментировала женщина.

Они опять разглядывали школьные фотографии. Косте уже стало казаться, что он и сам учился вместе с ними.

– А вот эта девочка? – он сделал очередную попытку.

– Маша Морозова, – безразлично ответила Серова.

– Да, – он обрадовался, по крайней мере, теперь была известна фамилия загадочной девушки. – А где она сейчас?

– Наверное, в Америке.

Костя опять почувствовал холодок неприязни. «Что же всем вам сделала эта девочка?»

– В Америке? Она эмигрировала?

– Да нет, она там и жила. Просто училась с нами какое-то время.

– Американка! В советской школе! – у него глаза полезли на лоб. «Хотя чему удивляться? Жизнь, как правило, намного интереснее и загадочнее любого приключенческого романа. Кристина Онассис, дочь греческого магната, одна из богатейших женщин мира, влюбившись в советского гражданина, целый месяц прожила в двухкомнатной „хрущобе“ вместе с мужем и свекровью».

– Слушайте! – нервно сказала Валентина Петровна. – Она училась с нами очень короткое время, к тому же так и не стала своей. Поэтому я не думаю, что стоит о ней говорить.

Краснов внимательно посмотрел на женщину и понял, что больше ему от нее ничего не добиться.

– Хорошо, ну а о Степанове стоит?

– О Феде! – Валентина Степановна мечтательно прикрыла глаза, – и на Костю опять полилась песня любви и восхищения.

Костя встречался с одноклассниками и учителями Степанова, но всегда натыкался на глухую стену молчания об этой таинственной Маше, и ужасно устал выслушивать восхищенные рассказы о Федоре, где тот представал белым, пушистым ангелом, на которого легла рука Бога. Краснов завелся. Он провел собственное расследование, после чего направился к главному редактору и после недолгого объяснения выбил недельную поездку в Америку. Вернувшись назад, он уже знал, как отомстить Федору, а самому при этом взлететь на вершину Олимпа.

1699 г. Англия

«Анна-Мария» была построена в Шотландии известным корабельным мастером Джоушем Каррэлом.

Первый хозяин, заказавший мастеру это судно, назвал ее «Святая Изабель». Стройная, с красивыми обводами бригантина вызывала зависть у многих английских судовладельцев. Но после того как «Святая Изабель» из-за навигационной ошибки села на мель, ее поставили в док и продали. Дубовый набор бригантины расшатался, обшивка пропускала воду, и новый владелец судна, господин Джонсон, выложил почти все свои средства на основательный ремонт. Починили корпус, усилили форштевень, заменили кормовую надстройку. Бюро судоходства без колебаний выдало новому владельцу сертификат на годность к плаванию, с отметкой «судно высшего класса». Господин Джонсон назвал ее «Анна-Мария», и сегодня она первый раз отправляется в плавание. Новоявленный хозяин внимательно следил за погрузкой. Он решил лично отправиться в первое плаванье на своей красавице, тем более, что во Франции жил его свояк, и господин Джонсон очень надеялся на помощь родственника при заключении новых контрактов.

– Быстрее! Поторапливайтесь, черти! – крикнул он скорее для проформы, потому что все и так шло по плану. – Красавица моя! – он еще раз окинул взглядом бригантину. – Что нам Англия? Мы завоюем с тобой всю Атлантику! – и в знак незыблемости решения господин Джонсон поцеловал свой талисман, массивный золотой перстень, с огромным рубином. – Заканчивайте погрузку, я буду в кофейне, – бросил он капитану.

Кофейни того времени совсем не соответствовали своему названию. В них можно было сытно поесть и выпить не только кофе и любимый в Англии чай, но и разогреться ромом, джином и виски. Здесь можно было поиграть в кости, поспорить, поговорить о делах и узнать последние новости. Господина Джонсона интересовали ставки на фрахт и цены на товары в колониях. В его голове зрели далеко идущие планы.

– Мамочка, мы едем к папе? – большеглазая белокурая девочка лет трех потянула за рукав миловидную женщину с грустными глазами, одетую в скромное шерстяное траурное платье.

– Глупая! Папочка на небесах, и нам к нему еще рано, – голубоглазый, светловолосый мальчик лет семи с укором посмотрел на сестренку. «Ну вот! Опять у мамочки слезы, дурная девчонка!»

– Мы едем к твоему дяде, он обещал нам помочь, – женщина набрала полную грудь воздуха, чтобы сдержать набежавшие слезы.

– Мы будем жить у него?

– Да, милая. – Мать ласково погладила дочурку по голове.

– А почему мы никогда не видели дядю?

– Он живет в Париже.

– А почему он живет в Париже? – не отставала девочка.

– Он там родился, так же как и я.

– Мамочка, а мы поплывем на этом корабле? – Мальчик решил, что пришло время обратить внимание и на себя.

– Да, дорогой, это «Анна-Мария».

– Тогда почему мы стоим здесь, а вон та красивая дама уже поднимается по трапу? – захныкала девочка.

– У них первый класс, – спокойно разъясняла мать первые уроки жестокого мира.

– А почему у нас не первый класс? – она очень устала и не хотела принимать такую несправедливость.

– У нас мало денег.

– А почему у нас мало денег? Или это папочка, когда улетел к боженьке, забрал все наши денежки? – Малышка с любопытством ждала ответ.

«Вот дура! – не на шутку разозлился брат. – Ну почему девчонки такие глупые?!»

– Мамочка! – мальчик взял женщину за руку. – Когда я вырасту и заработаю много-много денег, я обязательно куплю тебе шелковое платье, как у госпожи Шуленбург, и ты будешь ездить только высшим классом!

– А я?! А мне?!

– И тебе, конечно, – он не мог долго обижаться на сестренку.

– Милый мой! Ты самый чудный мальчик на свете! – женщина нежно прижала сынишку к себе.

«Моя мамочка самая лучшая! Она не кричит на нас, как госпожа Тринсон, и не дает оплеухи, как тетушка Грин. А еще она всегда покупает вкусные булочки у господина Вербера, даже когда у нее мало денег», – думал мальчик, купаясь в материнских объятиях.

– Хочу кушать! – захныкала девочка.

«У, вечно она ноет, когда мамочка меня обнимает».

– Сейчас, маленькая. И тебе тоже нужно перекусить, милый, – обратилась женщина к сыну и достала кусок белого хлеба и немного холодного мяса.

– А ты, мамочка? – спросил мальчик.

– Я не хочу, милый.

– Тогда я тоже не буду, – мальчик топнул ногой. – Ешь, или я тоже не буду! – строптиво повторил он.

– Совсем маленький кусочек, – девочка отломила краюшку хлеба и засунула женщине в рот.

– Милые мои! Счастье мое! Как я вас люблю! – женщина обняла детей и заплакала.

1699 г. Острова Силли. Сент-Агнес

– Эй, жена, поворачивайся! Дай молока! – Клод Ларн, грузный мужчина с жестким и вызывающим взглядом, отломил большой кусок хлеба и накрыл его ветчиной.

– Да, вкусный чаек! – доливая молоко в высокую кружку, проговорил он. – Хороший был клипер «Фрай Так», – он мечтательно прикрыл глаза. – Чаек что надо, прямо из Китая. А «Рамней»?! – он перевел взгляд на женщину, хлопотавшую у открытого очага. – Ты помнишь, жена? Сколько золота мы тогда взяли?

– Помню, помню, отстань.

– Ты вот что, сегодня беги на маяк и скажи смотрителю, чтобы потушил свет. Ночь уж больно подходящая.

– Опять! – женщина всплеснула руками. – Побойся бога, Клод! Завтра ведь воскресная месса.

– Ха! А вспомни, когда мы хоронили этого старого пердуна Тони, и кто-то крикнул: «Корабль на камнях!» Так все бросили гроб и кинулись на скалы, – с неприкрытым восторгом напомнил он. – Ничего, похоронили через три дня. Зато как похоронили! А какой ром! Какое кофе!

– Поэтому и наказывает нас Господь! Не дает нам деток. Давай уедем отсюда, Клод, – она с мольбой посмотрела на мужа. – Деньги у нас есть.

– Ты что, дура, Мария? – грубо перебил ее мужчина. – Чтобы я уехал от золотой жилы? Где я еще смогу курить такой табак? А коньяк? Ром? А ты, жена рыбака, щеголяешь в бархате и шелках не хуже графов! Ты с ума сошла, Мария?!! – он резко встал и схватил жену за грудь. – А детей у нас нет потому, что ты не усердно выполняешь свой супружеский долг.

– Отстань, видишь, тесто убежит, – небрежно отмахнулась женщина.

– Вот так всегда! Чего на бога пенять? – мужчина зло сплюнул. – Ты давай закругляйся! Иди, скажи смотрителю, чтобы не напивался, а то опять проспит, – он стал натягивать сапоги. – А я пошел корову готовить.

– Боже всемогущий! – женщина перекрестилась. – Прости нас за грехи наши, не ведаем, что творим!

Жители небольшой деревушки Сент-Агнес – рыбаки, моряки, фермеры – давно забросили свои достойные занятия. Хорошо зная подходные фарватеры и расположение подводных скал, они выбирали ненастную, темную ночь, привязывали к рогам голодной коровы фонарь и пускали пастись на прибрежный луг. Корова гуляла, пощипывала травку, а бедные моряки принимали «коровий маяк» за огонь корабля в тихой гавани. Корабль брал курс на огонек и вскоре оказывался на камнях. Вот тут-то и начиналась работа для жителей деревушки! В грабеже принимали участие и женщины, и дети, чтобы успеть спасти добро, пока его не смыли прибрежные волны. Дома в деревне давно уже были благоустроены дорогими сортами красного и черного дерева, снятого с утонувших кораблей. Жители восседали на превосходных шелковых диванах и ели с серебряной посуды, а по вечерам любили собираться за стаканом хорошего коньяка и, покуривая дорогие сигары, вспоминать об утонувших кораблях.

1983 г. США. Коннектикут

Маша сидела на ровном зеленом газоне и наблюдала за беспокойным семейством уток. Стоял май, и у них появилось потомство – желтые пушистые утята. Косолапо передвигая неокрепшими лапами, они еле-еле поспевали за своей мамашей, которая неторопливо, полная собственного достоинства многодетной матери, меняла дислокацию в направлении небольшого пруда. Позади девушки располагался большой дом с множеством окон и дверей, выстроенный из камня и дерева.

Участок, на котором располагалось жилище Маши, находился в одном из живописных уголков штата Коннектикут. Но, к сожалению, Маша бывала здесь не часто, а только во время отпуска своих родителей-дипломатов. Поэтому, едва достигнув шестнадцати лет, Маша успела пожить в Польше, Восточной Германии и Венгрии. Она в совершенстве знала пять языков, имела разряд по теннису, лихо скакала на лошади и почти профессионально музицировала. Маша была американкой, но ее корни уходили в далекую, неведомую и загадочную Россию. Ее прабабка вместе с мужем и тремя детьми, обладая воистину великим даром предвиденья, эмигрировала из России еще в 1914 году, не дожидаясь кровавой развязки и сумев сохранить свое состояние.

Сама Маша, достигшая своих «sweet-sixteen», была среднего роста, с копной длинных светло-русых волос, ровным, слегка вздернутым носиком и пухлыми, растянутыми в вечной улыбке губами. Ее голубые, бездонные, но еще такие наивные детские глаза смотрели на мир открыто и прямо.

– Когда-то и ты была таким же желтым облачком, – Александр Морозов, высокий, хорошо сложенный мужчина, лет сорока пяти, с приятным, серьезным лицом и уверенными манерами, неслышно подошел к дочери и сел рядом. – А теперь еще пару лет, и ты отправишься в свободное плаванье, – он с грустью посмотрел на дочь.

– Я же просила у вас братика, – Маша поправила прядь волос. – Тогда вам не было бы так грустно.

– С такой работой, как наша, нужно благодарить бога за то, что у нас есть хотя бы ты, – он ласково прижал ее к себе и поцеловал в лоб. – Собираешься потихоньку?

– Ага.

– Не забудь теплые вещи, помнишь, что рассказывала бабушка?

– Жалко, – горько вздохнула девочка, – что бабуля не может поехать с нами, она так мечтает побывать на Родине…

– Жалко, – согласился отец, – и тебя жалко, таскаем за собой по всему свету. Лягушка-путешественница, – он взъерошил ей волосы. – Скучаешь по друзьям?

– Немного, – Маша почти не обманывала. Конечно, каждый раз ей было жаль расставаться с ребятами, к которым она успевала привыкнуть, но дух авантюризма и жажда новых встреч манила ее больше. Ей уже не терпелось прочитать первую страничку из своей новой жизни с загадочным заглавием Россия, куда перевели работать ее родителей.

– Пап, а какая она, Россия?

– Большая и сильная, – Александр понимал, что дочь ждет от него не географических характеристик, а каких-то его личностных впечатлений.

– Как медведь?

– Почти, – засмеялся отец.

– Значит, она добрая?

– Ну, не скажи, если медведя разозлить, он может стать опасней тигра.

1983 г. СССР. Москва

Их никто не встретил, но Светка даже не удивилась и потащила его в длинную очередь на такси.

– А где предки? – удивленно озираясь по сторонам, спросил Федор.

– Заткнись.

Федор обиделся и больше с ней не разговаривал. «Тоже мне, пигалица! Ниже меня ростом, а все командует на правах старшей сестры. А мне, между прочим, уже 16, паспорт имею, – бушевал внутри себя подросток. – Хотя, конечно, странно», – еле поспевая за сестрой, продолжал размышлять Федор.

Неделю назад Света поговорила с матерью и, ничего не объясняя, заявила, что они немедленно возвращаются домой. Федор домой не хотел, но его желание опять проигнорировали. После этого телефонного звонка сестра стала необычайно нервной и дерганой. Она перестала выходить из дома, несмотря на настойчивые приглашения горячих латышских ухажеров. Она часто о чем-то шепталась с теткой и, как правило, эти посиделки заканчивались слезами. Федор попытался проявить любопытство, но его заверили, что ничего страшного не произошло, и он успокоился. Ведь мир так прекрасен и интересен, когда тебе уже шестнадцать, и так безоблачен и прост, когда тебе всего шестнадцать.

Хотя предпосылки к беспокойству были. Этим летом родители неожиданно отправили их отдыхать на Рижское взморье к малознакомой тетушке, которая приходилась матери двоюродной сестрой. Федька отчаянно сопротивлялся, он хотел провести лето на даче, где его ожидала веселая компания сверстников, а в августе, как всегда, поехать с родителями на Черное море. Но, несмотря на его совершеннолетие, считаться с ним никто не стал. Вместе с сестрой их посадили на самолет до Риги. Дальняя родственница оказалась теткой что надо! Она перезнакомила племянников со всеми соседями и никак не контролировала их личную жизнь и свободу. В соседях оказались симпатичные местные девчонки его возраста, и Федька провел незабываемое время в их обществе, тем более что на семь девочек было всего два парня, он и Эрик, которому было трудно конкурировать с заезжим москвичом. Федька вез с собой целую кучу фотографий, где он был запечатлен в компании прелестных барышень. Многие фотографии были более чем откровенны, оставляя место для фантазии. Девчонки просто дурачились, и их отношения были вполне невинны. Но кто об этом знает?

«Теперь хоть есть что рассказать! – мечтал Федька. – Скажу, что спал сразу с двумя. Нет, с двумя уже было у Кольки в прошлом году. – Он вспомнил, как загорелый, подтянутый одноклассник рассказывал о своих летних похождениях с двумя сестричками. Это было круто! – А я скажу, что с тремя! Да, а что? Сразу с тремя…»

Подошла очередь на такси, и его фантазии прервались.

Светка открыла дверь своим ключом. Был уже вечер, и в квартире царил полумрак.

– А где родители? – не выдержал Федор, он и так слишком долго молчал.

Девушка оставила без ответа его вопль и бросилась в комнату. Федор снял обувь и пошел за ней. В темной комнате сидела мать, а у нее в коленках рыдала Света. Федор включил свет.

– Да что случилось?! – скорее от испуга, чем от нетерпения громко закричал подросток, он еще никогда не видел свою мать в таком виде. Нина Сергеевна, в свои сорок с хвостиком ухоженная и подтянутая, всегда выглядела моложе своих лет. А сегодня сын увидел старуху. Каштановые волосы, всегда идеально уложенные, висели спутавшимися, грязными сосульками и пугали своей сединой. Лицо серо-желтое в красных пятнах, с резко обозначенными морщинами было залито слезами. Поверх ночной рубашки на ней был надет махровый халат, чего Нина Сергеевна не позволяла себе даже тогда, когда болела.

– Мама! – требовательно крикнул он.

Женщина вздрогнула и заплакала еще сильнее.

– Мамочка, ну успокойся, – Светка, уткнувшись в материнские колени, тоже продолжала рыдать.

– Где отец? – не унимался Федор.

Мать как-то сразу подозрительно перестала всхлипывать и, посмотрев на сына, безжизненным голосом произнесла:

– У тебя скоро будет братик.

– Какой братик? – опешил Федор.

– А может, сестричка, – голос был без эмоций. – Твой отец женился на молоденькой девице.

– Кто женился? Мам, ты что говоришь? – Федор никак не мог осмыслить услышанное.

– Папаша ваш женился, – неожиданно громко взвизгнула мать. – Не нужны мы ему больше!

– Это неправда, – мальчик попятился к двери.

– Неправда!!!– заорала она. – Ну, конечно, он ведь у вас всегда прав! Папа, папочка! А папочка удрал!!!

Федор заткнул уши, выскочил на лестничную площадку и босиком побежал вверх. Остановившись перед закрытой чердачной дверью, он стал с яростью срывать замок, и только оказавшись на пыльном грязном чердаке, Федор расплакался.

«Папа!» – он не мог поверить, что отец их предал.

Существует расхожее мнение, будто отцы больше любят дочерей. У них все было по-другому. Светка была маминой дочкой, а он папиным сынком.

Ему пять лет. Они всей семьей гуляют по Центральному парку. Федор не слезает с широкой шеи отца, а мама, молодая и красивая, держит за руку Свету. Они едят мороженое и весело смеются. Федька хохочет громче всех, еще бы, ведь он, наконец-то, выше сестренки, и не важно, что это ненадолго.

Ему одиннадцать. Отец взял его в мужскую компанию на рыбалку. Друзья отца тоже имели сыновей, но приехали без них, поэтому мальчик сразу почувствовал себя равным. Вечером у костра мужчины попивали водочку и неспешно вели свои взрослые разговоры, а Федор с серьезным видом вставлял реплики.

– Мужик! – гордо сказал отец и похлопал его по плечу.

В прошлом году они всем классом сбежали с урока химии. Директриса вместе с химичкой устроили внеочередное родительское собрание. Мать, вернувшись с разбора полетов, усадила сына на кухне и, пока готовила ужин, вела воспитательную беседу.

– Федя, ну как ты мог? Ты ведь комсомолец!

– Мам, ну ведь все ушли! – взывал подросток к ее благоразумию.

– Ну и что? – Нина Сергеевна сурово нахмурила брови. – А ты бы остался!

– Один?! – «Как она не понимает?»

– Почему один? Ты бы остался, кто-нибудь посмотрел на тебя, и тоже бы остался. Так, глядишь, никто никуда бы не ушел! – фантазировала мать.

Пытка длилась уже больше часа. Федор устал сопротивляться и отнекивался короткими «Угу».

– Ты мне не угукай, – пригрозила мать.

Положение спас вернувшийся с работы отец.

– Проводим педагогическую беседу? – весело спросил он и подмигнул сыну. – На какую тему?

– Посмотри на своего любимчика! – нарушая свои принципы, начала ябедничать Нина Сергеевна. Обычно она не вмешивала мужа в проблемы правильного воспитания, оберегая его покой. – Он вчера сбежал с урока!

– Один сбежал? – бросил суровый взгляд Павел Антонович.

– Весь класс, – буркнул подросток.

– Значит, и ему на этом уроке нечего было делать! – двухчасовая разборка полетела коту под хвост.

– Пап, ты самый классный! – чмокнув отца в щеку, Федька быстренько протиснулся между еще не опомнившейся матерью и холодильником и наконец обрел свободу.

– Ты всегда за него заступаешься! – запоздалая реакция матери понеслась ему вслед, но Федор знал, что отец сумеет его защитить, а главное – понять!

Он вспоминал и вспоминал своего отца – сильного, умного, честного, не способного на предательство. Слезы высохли и унесли с собой все нехорошие мысли. «Наверное, мать что-то напутала. Она вечно паникует, завтра я поговорю с ним сам», – от этих мыслей стало совсем легко, и он решил вернуться домой.

Проснувшись, Федор первым делом тихонько пробрался в кабинет отца. Комната была похожа на Древнюю Русь после набега монголо-татар. Книжные полки были пусты, повсюду валялась бумага и старые газеты. Предчувствие неумолимой беды сжало сердце. Федор плотно закрыл дверь и схватил телефон.

– Могу я поговорить с Павлом Антоновичем? – он постарался придать своему голосу твердость, но, видимо, ему это плохо удалось, потому что секретарша его не узнала.

– Кто его спрашивает?

– Это я, Федор! – он почти кричал.

– Минуточку.

«Минуточка» тянулась слишком долго, руки ходили ходуном, лоб покрылся каплями пота.

– Да, – раздался резкий, сухой голос отца.