Отшельник Седов Б.

* * *

Наконец впереди показался родной бревенчатый забор.

- Что-то твои собачки плохо службу несут, - я повернулся к Афанасию и увидел, что на его лице появилось выражение сильной озабоченности.

Афанасий скинул с плеча карабин и передернул затвор. Видя это, я тоже достал «беретту», да и остальные, подобравшись, взялись за оружие.

Подойдя к ограде, мы увидели, что ворота распахнуты настежь. Осторожно подобравшись поближе, я заглянул во двор. Кусай и Жучка валялись на земле и не шевелились. Их шерсть была залита уже засохшей кровью.

Дверь в дом была открыта и, следя за окнами, мы подобрались поближе. Потом, по моей команде, мы ворвались в дом, крича: всем стоять, лежать, не дышать! - но увидели только мертвого Василия, который, лежа на полу вниз лицом, все еще сжимал в руках карабин. Видать, незваные гости оказались проворнее, чем профессиональный охотник и следопыт. А скорее всего, их было попросту больше. Причем, судя по всему, их было намного больше. На полу было множество следов, оставленных грязной обувью. Похоже, в наших местах прошел дождичек, и визитеры не потрудились вытереть ноги. Следы вели на второй этаж, и я, грустно вздохнув, пошел наверх.

Дверцы всех шкафов были распахнуты, ноутбука на столе не наблюдалось, исчезли также принтер, бинокль, - короче говоря, все, на что обычно зарятся домушники. Ящики письменного стола были выдвинуты - и, естественно, пропали деньги. Тут я выругался и, отбросив ногой разбросанные по полу шмотки, уселся на диван. Выругался я не потому, что у меня украли девяносто тысяч долларов, а потому что никогда не мог понять тех уродов, которые, взяв хороший куш, умещающийся в кармане, не сваливают с деньгами, а от жадности начинают хапать все подряд - компьютеры, принтеры, например…

Идиоты!

Хорошо еще, моя информация в компьютере защищена: если кто-нибудь посторонний попытается его включить, на жестком диске уничтожится все, что там есть, и он станет чистым, как мозг новорожденного барана. А самые важные вещи были скопированы на лазерный диск и хранились в другом месте. Так что я не особенно и пострадал. Вот только натоптали…

Я встал с дивана и пошел вниз.

Афанасий с Макаром вынесли убитого Василия во двор и, положив его на землю, обмывали ему лицо. Я не стал подходить к ним и присоединился к Семену и Тимуру, которые сидели за столом и курили.

Макар принес из сарая большой кусок брезента, и наши православные шаманы стали тщательно упаковывать покойника, перевязывая его шпагатом наподобие колбасы. Через десять минут на земле лежал аккуратный сверток, и, взвалив его на плечи, Афанасий и Макар удалились в тайгу.

Глядя им вслед, Тимур сказал:

- Вот так. Сейчас они зароют его где-нибудь на горочке, подальше отсюда, а потом устроят в своем сарае специальный шаманский молебен за упокой души раба Божия Василия…

Я встал и, подняв с земли опрокинутый самовар, поставил его на место.

- Тимур, сгоняй за шишками, - сказал я, - с дороги чайку - самое то.

- Сейчас самое то - горькой водки врезать после таких дел, - ответил Тимур, но все же встал и отправился в сарай за шишками.

- Прихвати лопату, - сказал ему вслед Семен, - собачек надо закопать.

Тимур, не оглядываясь, кивнул.

Тут мне в голову пришла очень важная мысль, и, торопливо встав, я снова пошел в дом. Должен признаться, что, спускаясь в подвал, я нервничал. И как только я сразу не догадался заглянуть именно сюда!

Но, к счастью, нервничал я зря.

Шкаф с инструментами стоял на месте, и я, облегченно вздохнув, сильно потянул за прибитый к нему сбоку брусок. Брусок повернулся, в бетонной стене щелкнул механизм, и шкаф плавно отъехал в сторону.

За ним была стальная дверь, завешенная дерюгой, как в «Золотом ключике», разве что без нарисованного на ней очага, а за дверью - мой арсенал.

Набрав на цифровом замке код, я повернул ручку, и дверь бесшумно открылась. Внутри тайной комнаты автоматически зажегся свет, который не зависел от общего электроснабжения в доме. В арсенале стоял мощный аккумулятор, и несколько ярких ламп осветили мои автоматы, пистолеты и ящики с боеприпасами. Хорошо, что грабители не догадались как следует обыскать подвал. А если бы и догадались, то хрен бы они открыли эту дверцу с бельгийским замком стоимостью три с половиной тысячи долларов. Тут и сам Буратино ничего бы не сделал, только обломал бы свой длинный нос…

Я окинул взглядом арсенал и, убедившись, что все на месте, закрыл дверь.

Обломать нос…

Хорошая мысль!

Нужно найти тех, кто тут побывал, и обломать им носы. А заодно и головы. С такими решительными мыслями я вышел на улицу и увидел, что из самовара уже идет пар. Подойдя к столу, я сел на скамью и, посмотрев на Семена с Тимуром, сказал:

- Значит, так. Объявляю военное положение. Наши дальнейшие действия будут следующими.

Сделав небольшую паузу, я налил себе чаю и, размешивая сахар, продолжил:

- Во-первых, когда ханты закончат свои траурные церемонии, соберем совет и обсудим все, что касается этой долбаной зоны. Молчание отменяется. Нужно объединить всю, подчеркиваю - всю известную нам информацию, и составить цельную картину происходящего. Чувствую, что она будет очень серьезная. Это что касается зоны. Теперь - о наших гостях. Ничего не трогайте, порядка не наводите, следы не уничтожайте. Когда Афанасий закончит с покойником, нужно быстро достать пару новых собачек - и по следу. Нагоним этих уродов и завалим их всех, чтобы небо не коптили. Согласны?

- Согласны, - решительно ответил Тимур.

Семен поглядел на него, усмехнулся и сказал:

- Оно, конечно, правильно. Да вот только… Если они ушли по реке, то найти их будет трудновато.

- Правильно, - я кивнул, - но у нас же есть настоящие «индейцы», так что будем надеяться на успех.

В это время в воротах показались Афанасий с Макаром.

Они подошли к столу, и Афанасий сказал:

- Тут недалеко убитый лежит с дыркой в голове, а рядом с ним компьютер и принтер.

- Это, значит, самый жадный из них. За жадность они его и грохнули, - засмеялся Тимур.

- Возможно, - согласился я, - Афанасий, вы там скоро с покойником закончите? Появились очень срочные дела. Я понимаю - религия, обряды всякие… Но нельзя ли сделать все это быстро?

- Можно, - кивнул Афанасий, - сейчас мы его похороним, а остальное потом.

- Сколько времени нужно?

- Примерно час.

- Хорошо, - я почесал в голове, - через час совещание. Мирная жизнь окончилась, так что давайте хороните Василия и быстро возвращайтесь.

- А с этим что делать, который в лесу валяется?

- Бросьте в реку, пусть плывет себе.

- Хорошо, - Афанасий прищурился, - я ему кишки выпущу, чтобы не всплывал.

- Фу, какая гадость, - на лице Тимура появилось отвращение, - ты что, серьезно, что ли?

- Серьезно, - сказал Афанасий и ушел.

Глава вторая

НИКТО НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ

Если бы батька Ермак с картинки в кабинете Вертякова, отогнув мощной рукой густые заросли, ухитрился бы взглянуть сквозь десятки километров векового леса на эту таежную поляну, он вправе был бы довольно ухмыльнуться в свою нечесаную бороду от «гордости» за своих потомков и последователей.

На обширной зеленой плеши среди сплошного лиственничного массива, разгоняя подкрадывающиеся сумерки, потрескивали три больших костра. Один периодически недовольно шипел, когда из большого котла, подвешенного на толстой жердине, в его пылающую душу выплескивалось через край ароматное, но губящее жар варево. Однако основательно уже нагрузившийся кашевар не обращал на обиженный огонь не малейшего внимания.

Дежурный повар разбойничьей ватаги, засыпав в котел килограммов пять гречки и полпачки соли, почитал свое дело сделанным, и куда большее внимание уделял вычурной заграничной бутылке, которую вот уж минут пятнадцать был просто не в силах выпустить из потихоньку слабеющих рук.

У двух других костров вповалку грелись и расслаблялись ушкуйники, тати-душегубы, нынешние покорители Сибири. Понятное дело, что о плоскодонках с парусами эти хозяева жизни давно позабыли. В их распоряжении были быстроходные катера, мощные внедорожники, современные средства связи и грозное оружие, не идущее ни в какое сравнение с арбалетами, пищалями и рогатинами. Большинство из них «в миру» вели привычную многим рутинную городскую или сельскую жизнь, некоторых даже знакомые и соседи считали если и не интеллигентами, то вполне приличными людьми. Но стоило им по сигналу собраться тут, в глуши, они становились теми, кем были всегда: хищниками, стяжателями и грабителями. И гнала их в эту глушь та же жажда дармовой поживы, которая столетия и столетия назад толкала сюда наших исторических предков.

Атаманом банды в полтора десятка человек была личность невнятной наружности, именовавшая себя Стенькой. Не всем интеллигентам от большой дороги было ясно, откуда у предводителя такое погоняло, но право хозяйничать, не отвечая на дурацкие вопросы, этот щуплый тип завоевал своей звериной жестокостью, мгновенной сметкой и хорошей осведомленностью о тайных грешках своих подельников.

Кроме того, он пользовался особым доверием Саши Кислого, который не только взимал добычу с удачливой банды, но порою и сам давал точные наводки на «жирных» клиентов. Так было в прошлый раз, когда Стенька с точностью до миллиметра вывел братву на небольшую бригаду золотодобытчиковнелегалов, ухитрившихся намыть солидное количество презренного металла там, где золота отродясь не добывалось, да и не будет, потому что не тянули эти «залежи» на промышленную разработку.

А вот для «разработки» самих горе-старателей глухие места подходили вполне, и люди Стеньки задачу эту ответственную выполнили с честью. Никто и никогда не найдет больше ни добытого золота, ни незадачливых искателей нового Эльдорадо.

И в этот раз вожак не подвел свою стаю. Огромный богатый дом за бревенчатым забором на берегу Оби оказался удивительно легкой добычей. Стенька, правда, предупреждал корешей, что можно и на сопротивление нарваться, но, кроме чурки с охотничьим стволом и пары лаек, никого в доме не оказалось. А загасить узкоглазого и шавок - дело для бывалых бородачей плевое. Зато честно добытые девяносто тысяч американских рублей - дело, напротив, очень даже замечательное и прибыльное. И исполнителям - после справедливого дележа - вполне можно было рассчитывать на премиальные. От такого успеха стая обнаглела, и среди бравого войска начались «разброд и шатания».

Слишком рьяного идиота, догнавшего отряд с дорогим ноутбуком и принтером под мышкой, осторожный атаман «успокоил» единственным точным ударом узкого и острого ножа прямо в тупо смотрящий глаз. Не хватало еще всем засыпаться на такой мелочи из-за придурка. Впредь никому не повадно будет.

Остальные молча и с пониманием отнеслись к поступку вожака. Но гнилая их природа свое все-таки брала. Душа требовала если не «продолжения банкета», то хотя бы небольшого праздника. Лихие налетчики стали втихую отхлебывать из прихваченных в ограбленном доме разномастных бутылок буржуйские напитки, которые неуклонно понижали и так незначительное содержание крови в текущем по разбойничьим жилам алкоголе. Голоса зазвучали громче. Стали вспыхивать мелкие перебранки. Кое-кто, не решаясь перечить в открытую, тем не менее бурчал под нос, что ноги у них не казенные, что дело сделано чисто, устали, мол, все за напряженный день, а их все гонят, будто лошадей… Вожак наблюдал за войском, был недоволен, но решил все-таки сделать привал и дать подчиненным возможность отметить успешно проведенную операцию.

Дело к вечеру, переночуют у костров, выпьют, проспятся, успокоятся. С утра же похмельный отряд уже без лишних эмоций и разговоров преодолеет оставшиеся километры до укромной излучины Оби, где спрятаны два мощных катера. А там - вверх по Чулыму, подальше от цивилизации, потом по Улуюлу до Захарково, где банда вот уже больше полугода «строит» колхозный объект… В любом рисковом деле важно официальное прикрытие. Бригада строителей базировалась в деревушке на вполне законных основаниях, к чему, разумеется, приложил руку глава районной администрации. Атаман за каждого из своих людей мог быть спокоен. Они еще и в ведомости распишутся, получая крохи со стола настоящих бар - уважаемого Бориса Тимофеевича и благодетеля Александра Тимофеевича.

Пока же «строители», что называется, выпускали пар, и делали они это с неизбывным трудовым энтузиазмом.

От ближнего к лесу костра уносились вместе с дымом к небу слова бессмертного шлягера всех времен и народов: «В натуре, в натуре, к любой козырной шкуре…» Джентльмены удачи, обхватив колени руками, которые у большинства были, фигурально выражаясь, по локоть в крови, пьяно покачивались и сиплыми голосами выводили отчетливо и старательно, будто молитву, слова, боясь в глубине души, что не сбудется эта золотая мечта… И кое-кому придется вместо широкой, мягкой, цивильной кровати прилечь на шконку. Однако никто и помыслить не мог, что такой исход был бы для каждого из них счастьем…

* * *

- Повезло, однако, - заметил, успокаивая собак, Афанасий, вновь превратившийся в дремучего таежного следопыта. - От реки уходят.

- Почему? - удивился я. - Логики никакой…

- Есть, однако. Выше по течению Чулым резко к югу поворот делает. Потом - опять на север и снова на юг. Петляет. По тайге путь вчетверо короче. Тем более вечереет…

Томский Чингачгук умолк, но я и так понял, что банде в любом случае нужно где-то расположиться на ночлег. И если, говоря по-армейски, путь ее к месту постоянной дислокации не близок, то сегодня раскинут они бивак посреди леса. А утром бандиты продолжат путь. По земле ли, по воде - неважно.

- Какой у них запас по времени? - уточнил Семен.

- Часа два, два с половиной? - Афанасий вопросительно взглянул на сына. Макар молча кивнул. - Да, так и есть. Догоняем.

- Ладно, Большой Змей, веди своих бледнолицых братьев, - закончил я краткий военный совет. - И не забывай о судьбе Сусанина.

Охотник хмыкнул и скорчил рожу. Рожа удалась, хотя исполнитель не сильно напрягался.

«Жаба» меня в тот момент, конечно, душила, но не слишком. Хотя девяносто штук «зеленых» - деньги немалые. В нашем извращенном мире даже большая кровь куда дешевле стоит. Но денег мне жалко не было. Мне было невыносимо больно, что опять в мою тихую - такую недолго тихую - жизнь снова без спросу вломились уроды в грязных сапожищах. Они этими сапожищами по душе моей, пусть и неправедной, потоптались.

И я понял: не жить им.

* * *

Третий костер был самым ярким. Вокруг него расположилась большая часть банды - человек десять, - попивая водку, коньяк, виски, текилу и заморское пиво «Грольш». Все это считалось законной добычей, и каждый торопился усвоить свою долю прежде, чем до нее доберется сосед. Умопомрачительная смесь туманила и без того не слишком светлые мозги, развязывала языки - и каждому налетчику позарез требовалось поведать приятелям о своих скромных подвигах. Перебивая друг друга, герои хвастали взахлеб:

- Нет, Колян, ты видал, как я эту зверюгу - влет?…

- Ну, ты тележник, Сиплый. В какой влет? Тявкала издалека и тявкала, никому не мешала… прямо загрызла бы всех лайка вусмерть - смех один.

- Да, братаны, - вы орлы просто: вдвоем шавку замочили, хе-хе. Вон Васька с Жоркой Мажором аборигена как завалили - и волыну поднять не успел, таежник хренов!

- А сам-то ты, Корж, много наработал? - обиделся Колян за приятеля, над которым только что сам подтрунивал. - А когда все сделано было, первым зато метнулся наверх - по ящикам шарить. Герой, твою мать!

Корж побледнел:

- Ты мать мою не тронь, сука. Против псины ты молодец, конечно. Но еще раз поганое свое хайло раззявишь - голыми руками порву!

Как и многие беспредельщики, молодой механизатор Серега Коржов, с младенчества поправший все Божьи и человеческие нормы, остро нуждался в чем-то святом. И таким безгрешным светлым символом, бескорыстной жертвенной любовью оставалась для него старенькая больная мама. Едва ли не половина «зарабатываемых» денег уходила на лекарства. Мама, в свою очередь, любила своего оболтуса слепо и беззаветно. Он для нее навсегда оставался нежным и маленьким. И хотя за плечами его ходок пока не было, на совести ребенка тяжелыми гирьками висели уже семь жмуриков. За маму Корж не задумываясь добавил бы к гирькам восьмую…

По другую сторону костра матерый мужик, статью похожий на медведя, а мордой на вепря, пошерудил в огне палкой, отчего к небу тут же взвился столб искр и пепла. На него зашипели с подветренной стороны те, на кого этот пепел посыпался:

- Что тебе неймется, Утюг? Уйди от огня на хер, лучше коньяку глотни!

Бутылка скрылась в мохнатой пятерне Утюга. Он надолго присосался к едва выглядывающему горлышку. Отвалился с явным сожалением, осторожно держа темную бутыль двумя пальцами, отставил на вытянутую руку, повернул этикеткой к огню, вгляделся и неожиданно выдохнул:

- «Самус»… ох и «Самус»!

Кто-то хихикнул, кто-то громко икнул.

Утюг недобро ухмыльнулся. Верхняя губа его, криво приподнявшись, на мгновение обнажила острый желтоватый клык, отчего сходство бандюгана с вепрем стало стопроцентным.

Опьяневшие флибустьеры продолжали веселиться. Двое поднялись и, покачиваясь, будто морячки на побывке, ушли помогать братве у соседнего костра вспомнить слова песни про Ванинский порт. А у того костра уже и плясать народ порывался. Кто-то полез в рюкзак за тушенкой, почувствовав, что одним луком закусывать текилу уже западло… Один дурик ползал вокруг костра, собирая пустые бутылки, и выставлял их в ряд. Что он намеревался - сдавать их в ближайшем, километрах в семистах, пункте приема стеклотары или палить по ненужной посуде из дробовика - так и осталось невыясненным. На очередном круге сбора стеклянного урожая конечности его подломились, он распластался на земле и захрапел, странным образом попадая в такт доносящимся словам: «пятьсот километров тайга, где водятся дикие звери, машины не ходят туда, бегут, спотыкаясь, олени»…

Вожак расположился чуть поодаль, хотя и в пределах светового круга. Он тоже был хмельным, но далеко не таким веселым, как его легендарный тезка. Впрочем, и княжон поблизости не наблюдалось. Атаману приходилось довольствоваться обществом двоих собутыльников.

- А что, Стенька, может, нам за такой успех накинут чего?…

- Накинут, не сумлевайся, - недобро пошутил главарь. - Сначала догонят, потом накинут.

- Тьфу-тьфу-тьфу! - сплюнул через плечо черноусый Таксист, самый надежный член банды. - Не буди лиха, атаман. И так вон разорались кретины - в Новосибирске слышно. Зря мы затеяли привал. На стрежне Чулыма спокойнее было бы.

- Мне оно надо, что ли? - огрызнулся Стенька. - Ладно, не ссыте вы. Обойдется. На сто верст поблизости никого. Только этот дачник с ленивой прислугой где-то шляется. Повезло ему в этот раз - живым остался. Самому же спокойнее к нам теперь не соваться, не искать на жопу приключений.

- И откуда ты все знаешь, Степан? - подивился третий.

- Слухами земля полнится. - Вожак усмехнулся. - Но слухи верные денежек стоят. У Кислого всюду люди, каждый свою копейку за информацию получает. Недавно на дачку эту майор с зоны одной наведывался, разглядел кое-что, ну и с Сашей перекашлял за эту тему. Долю свою получит. Еще есть нужные пацаны, ну и бабло всем требуется. Так что вы на премию рты не разевайте. Спасибо скажите, что без дела не сидите, неделями по чащобе не шляетесь, выискивая незнамо что.

- А что мы? - примирительно заметил Таксист. - Мы не жалуемся. Нам бабулек хватает. Сейчас нам если и не хватает чего, так это телок…

Собственно, вся честная компания подошла к той стадии опьянения, когда начинает остро не хватать хлеба, зрелищ и любви. Все эти «основные инстинкты» проснулись в лиходеях одновременно. Поэтому уже не разобрать было, кто и чего хотел конкретно. Просто некоторые двинули к посапывающему у догорающего костра кашевару, другие радостно завозились с оружием, обнаружив уже расставленные на поляне мишени, третьи стали подзуживать успокоившихся было Коляна с Коржем…

- Эй, братва! У этого пьяного чудика каша сгорела! - раздался вдруг горестный вопль инспектирующего камбуз.

Другой дегустатор, зачерпнув ложкой из котла, заорал, что эту отраву жрать невозможно, что соли хватило бы засолить самого кашевара Тайменя, который нагло разлегся, облапив бутылку, словно маруху сердечную.

- Гляди-ка, сука, впрямь, будто бабу, бутыль обнимает, - смеялись проголодавшиеся грабители, подтягиваясь к походной кухне шаткой походкой. - А жопу-то оттопырил! Снится, видать, что пялят его…

- А пожрать нам обломилось? Одну тушенку хавать?

- Да его и надо натянуть, чтобы знал, как братву без ужина оставлять!…

Мнения разделились. Не такой уж тяжкой была провинность, чтобы петушить сообщника. И те, кто еще был в состоянии соображать, пытались удержать распоясавшуюся молодежь. Однако алкоголь распалил желание, отключил напрочь тормоза, и трое самых озабоченных бандюков с гыканьем набросились на спящего. Вдвоем навалились на раскинутые руки, прижимая жертву за загривок к земле, а третий, обхватив спящего руками за приподнятую задницу, расстегивал на бедолаге камуфляжные штаны.

Даже те, кто отнесся к происходящему неодобрительно, не рискнули на открытое противостояние. Пьяному же большинству было все равно. Не покормили, так хоть поглазеть, повеселиться. Вождь же занят был разговорами важными и не вникал, чем там, на темном конце поляны, занято его бравое войско.

И плыть бы кашевару Тайменю дальше по непутевой жизни своей, виляя развороченным задом, да судьба распорядилась иначе. В самый ответственный момент весь кайф насильнику обломал неожиданный гулкий выстрел.

* * *

Я вздрогнул от неожиданности и замер. Вот уж чего не ожидал от налетчиков, - что они вдруг палить начнут. Им бы полагалось, надравшись до поросячьего визга, дрыхнуть вповалку, а не в ночной стрельбе упражняться.

Собравшись в кружок, мы обговорили план дальнейших действий, уточнили кое-какие детали на случай возникновения непредвиденных обстоятельств, сверили часы. Мои спутники тут же исчезли в непроглядной таежной темени, и сам я тоже осторожно двинулся вперед.

Преодолев метров тридцать на полусогнутых, я у самой поляны - для пущей безопасности - решил лечь и ползти. Улегся на землю-матушку, и в ноздри мои ударил прелый и теплый запах. Если кто в лесу давно не был, так я напомню. На лесной почве постоянно лежит как бы плоская компостная куча - подстилка.

Хвоя, листья и прочий растительный опад - основа сложной пищевой цепи, включающей множество организмов. В одной пригоршне лесного компоста можно найти сотни ногохвосток. Эти бескрылые насекомые вместе с мокрицами и червями служат пищей для жужелиц, многоножек, пауков. На них охотятся кроты и землеройки, кровь которых, в свою очередь, сосут клещи…

Бр-р-р! Меня передернуло, словно все эти клещи, бросив неаппетитных кротов и землероек, в меня уже впились. Странно все-таки устроен человеческий мозг. Через пару минут придется людей убивать хладнокровно и умышленно, а мне университетский курс биологии вспомнился. Впрочем, понятно зачем. В качестве иллюстрации: все в природе друг друга едят. Не только человек человека. Нам ли природе противостоять?

После громового выстрела даже гомон на поляне показался тишиной. Пора было посмотреть, что там происходит. Я провел рукой по запотевшему лбу, решая, опускать ли на глаза прибор ночного видения. Решил, что не стоит пока. Света от костров было достаточно, а вот если придется спрятавшихся ублюдков по кустам вылавливать, тогда он и пригодится. Раздвигая «береттой» кусты, я неожиданно почувствовал себя Ермаком Тимофеичем, которому предстоит увидеть неведомую Сибирь, и тут же нестерпимо захотелось почесать всей пятерней спутанную окладистую бороду. Не иначе, ногохвостка из компоста в нее забралась. Хотеться-то хотелось, да где ж эту бороду взять?…

На поляне тем временем шел разбор полетов. Перед атаманом, сверкая глазищами, стоял Колян. - Бля буду, батька! Он на меня сам попер. Я, собственно, против него не имел ничего… но он же отвязанный совсем, сам знаешь. Вскочил, будто обдолбанный, зенки вылупил - я и дернуться не успел.

Бывший студент Новосибирского универа, Колян протянул вперед рассеченную ладонь, с которой лилась кровь.

- Вот. Перехватить успел… Если бы не Сиплый…

Сиплый сидел на корточках и тупо смотрел на первого убитого им человека. Вот уже полтора года, как они с Коляном ходят под Стенькой, но Бог миловал от смертоубийства пока. Грабить - грабили. Били жестоко, если жертва сопротивление оказывала, но руки кровью не пачкали. Так получалось. Всегда находились более расторопные.

А вот теперь выяснилось, что по людям стрелять у Сиплого получалось не хуже, чем по собачкам. Стрелял навскидку, куда придется, лишь бы остановить. А Корж рухнул, словно кедр спиленный, с продырявленным навылет сердцем. И напрасно теперь старенькая мама будет ждать на выходные любимого заботливого сыночка Сереженьку. Собственно, ненадолго она переживет его теперь - без медикаментов, приличного питания и сердечной заботы. Двух человек одним выстрелом положил Сиплый…

Вожак был в гневе:

- Ах, вы, козлины гнойные!…

В суть пламенной речи вождя таежных пролетариев я не вникал. Внимательно осмотрев поляну, я насчитал пятнадцать потенциальных штыков. Трое при этом спали как убитые. Два бойца - почти под ногами у митингующих, а один, со спущенными штанами - поодаль, у почти погасшего костра с котлом, от которого в небо струился вонючий дым. Предводитель особого впечатления не произвел: щуплый, истеричный, брызгает слюной и размахивает руками. Привык, что его боятся. А вот жилистый загорелый усач, стоящий у него за правым плечом, был очень в себе уверен и, похоже, опасен. Да и физиономия его, насколько я в полумраке разглядеть сумел, очень знакомой показалась. Я не слишком-то запоминаю случайных людей, однако внутреннее чувство обычно дает знать, если ты с кем-либо встречался раньше. Жаль, что оно не дает точной справки: где, когда, при каких обстоятельствах.

Впрочем, сейчас - я скосил глаза на циферблат хронометра - это было уже совершенно не важно…

* * *

Мгновение спустя Стеньку швырнуло на несколько метров назад, и он, наткнувшись спиной на ствол вековой лиственницы, сполз по ней вниз, заваливаясь набок. Лицо его оставалось злым, словно он продолжал материться на свою шоблу; на месте одного глаза образовалась черная пустота, во втором застыло удивление по этому поводу, а мозги из развороченного затылка стекали по коре гигантского дерева. Второе пришествие грозного атамана бесславно закончилось.

А его почти тезка - Константин Разин, он же Василий Затонский, он же русский американец Майкл Боткин, он же вор в законе Знахарь и т. д. - в это время тоже довольно метко шмальнул в атаманского помощника. Пуля попала в мошонку: рана не смертельная, но болевой шок лишил Таксиста возможности организовать ответную пальбу и вообще хоть какое-нибудь сопротивление.

При этом Знахарь не понял, кто так лихо подкосил атамана. У Афанасия вроде бы до сей поры рука не поднималась на безоружного. Макар тоже в убийстве человеков замечен не был. Значит, либо желание отомстить за убитого бандой друга заставило следопыта изменить принципам, либо пришлый Семен тоже может попасть белке в глаз. Какие еще таланты откроются в серийном убийце? А еще удивительным было то, что после дружного залпа и скоротечной беспорядочной стрельбы на поляне уже через минуту снова стало оглушительно тихо.

К самому большому костру ребята мои вытолкали хмурого мужика, который за время побоища так и не сдвинулся с места, все сидел на корточках у того жмурика, которого завалили первым. Остальные теперь составили мертвецу достойную компанию. Валялись в неестественных позах по всей поляне, будто банкет у них закончился, и все прикорнули где придется. Кто-то из моих орлов даже полусонных приголубил, когда они посреди стрельбы вскочили и стали глаза протирать.

Да еще подстреленного мной бандюка за руки к костру приволокли. Теперь тот руками снова держался за поврежденное хозяйство, которое в дальнейшем ему уже не пригодится, постанывал сквозь зубы.

- Ну что, уроды? - ласково обратился я к ним. - Будем рассказывать?

- А чего рассказывать, краевед? - усатый криво осклабился. - Все равно ведь кончать нас будешь. И правильно. На кой мне жизнь без мудей?

Я вспомнил, где встречал эти роскошные бармалеевские усы.

- А, стяжатель… Сотку за три квартала езды дерешь - и все мало? Грабежами подрабатываешь по совместительству, пока напарник план делает? Все, родной, доездился.

- Все там будем, командир.

- Верно замечено, но меня ты уже, считай, обогнал на повороте. И на кой тебе понадобилось на чужое добро зариться?

- Угу. Читай мораль. Те хоромы, не иначе, на кровно тобой заработанные строены… - он снова ухмыльнулся, пересиливая боль. - Считай меня настоящим Робин Гудом, а не тем - из сказочки. Настоящий, он богатеев грабил затем, чтобы самому богаче стать. У них просто было то, чего у остальных не было. Вот и у тебя есть. И снова к тебе придут, раз у нас не вышло. Кислый просто другим наколку майора передаст.

- Какого еще майора? Внутренних войск?

- Откуда мне ведать? Мы люди маленькие. А главная падаль тебе ничего уже не скажет. Знаю только, что был майор в твоем доме.

- Ага. Вот за это спасибо. Умрешь без мучений.

Я кивнул Семену и отошел в сторонку. Тот приблизился.

- Все, - говорю. - Кончай их. Домой уже пора.

Не понравилось мне, как он в ответ на меня посмотрел:

- Давно я в штат принят на вакантную должность палача?

- Вот истерик только не надо, ладно? Не тем ли до зоны занимался? Вот и продолжай. Штерна приплюсовал ведь уже…

Кулак, внимательно глядя мне в глаза, угрюмо кивнул и сплюнул:

- Хочешь еще немного походить добропорядочным американским бизнесменом? Ну, побудь пока…

Он шагнул, было, обратно, но обернулся:

- А с молчаливым что?

Я размышлял ровно секунду. Никого из них силком сюда не тащили. Знали, чем может кончиться. А значит…

- То же.

Глава третья

ЖЕНЩИНА И СМЕРТЬ

Снова я сижу за столом во дворе своих сибирских Пенатов и ловлю себя на том, что уже третью минуту тупо мешаю ложечкой давно уж растаявший сахар в стакане чая. На душе пусто. Сделал, что хотел, а радости нет. Понимаю, что совершил преступление, если на жизнь смотреть через призму Уголовного кодекса. Уверен, что местные жители только спасибо сказали бы, догадайся они, кто уничтожил банду, терроризировавшую окрестности. Но не знаю, хороший ли совершил поступок или отвратительный. И задумываться не хочу. Сделал то, что должен был сделать. И не мог иначе.

С шумом прихлебываю крепкий ароматный чай. Хорошо бы пива, но покойнички все горячительное и даже слабоалкогольное вылакали. И я уже отправил Тимура в Томск, наказав, чтобы он загрузил свой «Ништяк» по самую ватерлинию.

Ханты мои, вернувшись из похода, организовали в доме генеральную уборку, привели все в первозданный вид, даже кровь Василия отскребли с пола так тщательно, что ни один прокурор никакой «измены» тут не нашел бы. Теперь семейство в своем сарайчике уединилось. Варят жуткое шаманское варево из сушеных мышей, подпрыгивают и бормочут заклинания. Это они за упокой души усопшего раба молятся.

На крыльцо вышел Семен.

Вот еще тоже странный тип. Себе на уме. Моим путем идет товарищ, только трупов за ним - вдвое больше. Интересно, к Игрокам имеет ли отношение? Или, по их меркам, мелковат он пока?

Помню, кстати, как в Крестах подбирался ко мне один «казачок засланный». И тоже рассказывал свою историю горестную, один в один с моей совпадавшую. Только, якобы, не жена его подставила, а студентка-сожительница, в которую он был влюблен по уши и на которой собирался жениться. А пока суд да дело, взял да и прописал ее к себе в комнату. Ну, а через неделю находят его соседа алкоголика зарезанным, а ножичек-то - из хозяйства мальчика этого, и на рукоятке - понятное дело, чьи пальчики. Уж я-то тогда сопли совсем распустил, начал учить мальца уму разуму. Объяснил ему, что сучка та приезжая все и организовала. Вряд ли она собственноручно тупым ножом соседу глотку пилила, для этого другие люди есть. Зато теперь, когда дадут дурачку молодому лет восемь, будет она в его комнатке питерской на улице Пестеля жить-поживать и дальше жизнь свою подлую устраивать.

А наутро малец висел на спинке койки, отвесив челюсть, и его синий язык, оказавшийся уродливо длинным, торчал изо рта. Думал я тогда, что еще одна душа на моей совести. Но оказалось, что беспредельщик Макс узнал в нем мента, которому легенду специально так подогнали, чтобы я расслабился и пустил слезу. Ну, и организовали братки ему «самоубийство».

Теперь вот опять появился некто, на меня похожий… Надо бы его пробить на откровенность. Не в общих чертах, а - кто, да откуда. И чтобы без вранья. Не могу я ему пока верить, а между тем он все больше мне нравится. Вот ведь дела…

Вышедший меж тем потянулся, бросил на меня свой рентгеновский взгляд и, словно нехотя, вернулся в дом.

«Зовут ведь тебя, Костя, однако», - сказал я сам себе. Только не царское это дело: бросать чай недопитым и лететь на разговор, словно гимназистка на первый трах. Потерпит душегуб, не переломится.

И я принялся допивать крепкий ароматный напиток, не торопясь, с достоинством, как и положено добропорядочному гражданину Соединенных Штатов Америки.

А припомнившиеся Кресты потянули за собой целую цепочку других воспоминаний… Как наяву увидел я собственный дерзкий побег - полет через стену на армейском реактивном ранце. Лихой разворот над Невой и приводнение прямо в объятия Наташи…

Екнуло тут неожиданно мое заскорузлое сердце. Славные женщины мои вспомнились. И страшные их смерти. Всякий раз я, Знахарь, подставлял их - тех, кто любил меня беззаветно, тех, кого я сам любил всей душой. Не думал я раньше, что способен любить, но пробудила во мне этот чудесный дар таежная отшельница Настя. Спасла она мою черную жизнь - во всех смыслах спасла: и вытащила из беспросветной мглы духовной, напомнив, что я человек, а не тварь дрожащая и не хищник кровавый, и от пули заслонила. И что бы ни случалось в жизни моей дальше, каких бы женщин я ни любил, она ждет меня там, куда мы все когда-нибудь придем. Я знаю, что мы обязательно будем с ней вместе. И она все поймет. Не попрекнет. Она и сейчас все про меня ведает - и не осуждает. Просто ждет. И дождется…

Из моего глаза капнуло что-то в стакан. Стареешь, Знахарь, сентиментальным становишься…

Наташу, другую любовь мою, страстную, нервную, Надир-шах убил. А от безумной экстремалки Риты я сам удрал сюда. В тайгу. Случайно ли?…

Да только нет мне покоя и тут…

И не будет, как видно. Пока есть зона, где распинают людей, где превращают их в зомби, пока ходит по Оби серый пароходик без окон, пока глава района рубит реликтовые кедры и намеревается травить целые деревни за поганые бабки - не будет у меня спокойной жизни.

Я сделал огромный торопливый глоток, обжигая горло, отставил пустой стакан и решительно направился в дом.

* * *

- Ты можешь мне верить, Майкл, можешь не верить - мне по барабану. Но сказать кое-что тебе нужно. Это с зоной, про которую Штерн нам рассказал, связано. Но не с этого начну. Издалека. Да и быка за рога сразу возьму, чтобы потом вопросов не было. Я - бывший офицер ГРУ. Не надо объяснять, что это такое? Вот и славненько. Не думал я и сам про этот факт биографии вспоминать. Не офицер я давно, а зек поганый. Урка и мокрушник, которому вышка светит. И ни к чему прошлое ворошить. Да и в конторе я судьбы мира не вершил, резидентом не работал, терактов не организовывал, хотя и учился всем этим премудростям. В основном я аналитикой занимался, но ухитрился с начальством повздорить на почве… неважно, на какой почве. И пришлось мне уйти из конторы изгоем, а из армии капитаном и, как говорится, без выходного пособия. Жилья в столице у меня не было, а уезжать в Тмутаракань очень не хотелось. Ну, благо за время службы связи появились, устроил меня приятель в частную охранную контору из тех, что только-только появляться начали. Специализировались на охране питейных заведений, богатых офисов, первых коммерческих банков. Стал зарабатывать неплохо, квартирку снял, начал планы на светлую жизнь строить. Вот тут меня и подставили. На деньгах.

- Дело ясное, - заметил я. - Или на бабах, или на бабках. Классика.

- Ага, умный ты, - парировал бывший капитан разведки. - Видно, опыт богатый.

- Ладно, замнем для ясности.

- Замнем. Да и не в том суть. Короче, обнесли банк. И явно кто-то из охраны постарался… Мнето ничего не предлагали… Чувствовали, видать, что я не ворую то, что охраняю.

- Да, уж. Несовременно. Да ты из каменного века, капитан!

- Вот и они так решили. И ведь в самую суть глядели: я ведь и в самом деле наивно верил и в честность людскую, и в справедливость высшую, и в наше правосудие… Ну, а дальше ты знаешь. Получил я по вере своей. Впрочем, не в этом дело. Просто Штерн говорил, что и зона, и воинская часть, в которую зомби отвозят, под крылышком конторы моей родимой. А это - дело серьезное. Вижу, хочется тебе зону ту накрыть. Правильно хочется - не можно, чтобы такое скотство на земле существовало. Но я тебя уверяю, что взять объект ГРУ - не банду отморозков разнести. Там больше трехсот человек одних «курсантов», которые неизвестно как себя поведут, начнись заварушка. Охраны вряд ли больше роты, но напичкано все электроникой - мама, не горюй. Штерн сказал, что под кочегаркой огромный бункер. Там и центр слежения, и «операционные». Но не бригада хирургов зекам черепа трепанирует, а идет там какое-то психологическое кодирование с помощью мощных компьютеров. Подопытных кроликов в виртуальную реальность погружают настолько глубоко, что в мозгу у них срабатывает какой-то тумблер секретный, о котором раньше только Всевышний знал, и они начинают воспринимать настоящую жизнь, как игру. Ты стратегиями компьютерными баловался? Или все больше по стрелялкам?

- Плавали, знаем…

- Когда на экране человечек распятый нарисован - сильно переживаешь? То-то. Вот и они словно дохлые лошади по зоне бродят. Не верят, что это их, живых, гвоздями к доске приколачивают. Каждый живет в своем собственном мироздании, лишь одному ему ведомом. Но когда наступит момент активности в их внутреннем мире, то окружающим мало не покажется. Ведь все, что их окружает, для них - лишь игровой антураж. И играть они станут без эмоций, без жалости, без сострадания…

- Веселая картинка, - вздохнул я. - Предлагаешьто что?

- Предлагать сам будешь, а я пока просто размышляю… Во-первых, нужны люди. Много. Не меньше тридцати-сорока человек. Иначе нас просто шапками закидают. Во-вторых, нашими пукалками мы много не навоюем. Необходимо вооружение посерьезней: гранатометы, огнеметы, взрывчатка, горючка какая-нибудь, чтобы спалить все к такойто матери. Да и минер профессиональный не помешал бы, знающий, куда пластид приклеить. В-третьих, рекогносцировку провести перед штурмом. Все вокруг обойти, выяснить, разнюхать, а потом спланировать операцию посекундно. Каждый боец должен знать свой маневр. И очень хорошо бы «казачка» в зону заслать. Пятую колонну. Чтобы, так сказать, изнутри помог. Могу я пойти, поскольку побывал, знаю.

Я покивал:

- Дельно. Не зря учился. Что ж, спасибо, обмозгуем.

- Да, и вот еще. Судя по вопросам, которые следопыт наш Штерну задавал, и он на зоне бывал. Со знанием дела вопросы. Не так прост чурка, как кажется…

Улыбки сдержать я не сумел:

- Не волнуйся, он расскажет. Это как раз тот случай, когда в честность человека можно верить. Только он - по неторопливому таежному обычаю - историю жизни порциями выкладывает. Думаю, что вот-вот и до его счетов со Штерном очередь дойдет.

Семен промолчал. Я включил так благополучно вернувшийся на привычное место компьютер. Вот, значит, в какие виртуальные игры играет наше замечательное правительство. Ну, ладно, разберемся. Хоть у нас и не зона, но и мы не лыком шиты. На иконку, включающую камеру внешнего обзора, я кликнул, как всегда, вовремя. На мониторе заиграла бликами широкая излучина реки, по которой резво шлепал наш «Ништяк». Включив приближение, я наблюдал за Тимуром, радостно скалящим свои белые зубы. Это означало, что он везет домой праздник.

* * *

Наша «бригада террористического труда» после успешной ликвидации банды воров и убийц расслаблялась по полной. Ну, шаманы, ясное дело, в своем сарайчике обитали. Бог его знает, как у них расслабляться принято… А мы втроем расположились в зале в мягких креслах, вытянув ноги. Тимур - тот их задрал даже на журнальный столик, и, со стороны глядя, трудно было сказать, кто из нас «американистей». На то, что на столике стояли тарелки с объедками, с костями бесподобной рыбы, которую, как обычно, приготовил по эксклюзивному рецепту Афанасий, рюмки, початые бутылки и прочая сервировочная фигня, мы уже внимания не обращали. Поскольку и я, и Тимур ухитрились нагрузиться основательно, а непьющему разведчику, похоже, было на все наплевать.

Настроение благодушнее нашего трудно себе представить. И, поскольку ничто не предвещало катаклизмов, какая-нибудь дрянь обязательно должна была случиться.

- А что, брателлы, - растопырив пальцы, пытался пошутить пьяный Тимур. - Может, про наши подвиги уже по ящику вещают?

- Помрешь ты точно не от скромности, честолюбец, - улыбнулся я, но при этом машинально взял пульт телевизора.

Лучше бы я этого не делал.