Отшельник Седов Б.

* * *

Обратно мы шли не торопясь, и на исходе второго дня вышли на уже знакомое место на берегу Оби, откуда до моего дома оставалось не более десяти километров. Спешить, в общем-то, было некуда, поэтому я решил сделать привал, чтобы оставшийся путь проделать не спеша, как на прогулке.

Макар занялся приготовлением чая, а все остальные расположились вокруг костра, вытянув уставшие ноги. За четыре дня мы прошли около сотни километров, и это чувствовалось. Опершись спиной на ствол дерева, я ощущал, как гудят мои ноги, отвыкшие от столь дальних переходов.

- Как, говоришь, зовут твоего приятеля, который сейчас мою фазенду охраняет? - обратился я к Афанасию.

- Василий, - коротко ответил Афанасий, поправляя шнуровку своих ичигов из мягкой оленьей кожи.

- Он там собачек кормит, не забывает?

- А как же! Здесь, в тайге, собак в первую очередь кормят. Сам голодай, а про собачек не забывай.

- Ага, - засмеялся Тимур, - если сам проголодаешься как следует, то и собачатиной не побрезгуешь.

- Бывает, - кивнул Афанасий, - и так бывает.

- Ну, будем надеяться… - сказал я, - вообще-то еды там - за месяц не съесть, так что до корейской кухни дело не дойдет.

Семен сидел молча, неподвижно уставившись в огонь.

Я посмотрел на него и спросил:

- Этот… Штерн… Он сказал, что ты завалил аж целых четырнадцать человек. Это что - правда?

- Правда, - неохотно кивнул Семен.

- Как же так вышло-то?

- А очень просто. Случилось так, что понадобился крайний. И на меня свалили столько всего, что хватило бы на десятерых. И кражу, и убийство, и мошенничество, и подделку документов, и чуть ли не промышленный шпионаж. И ведь нашли лжесвидетелей, гады, заплатили всем, кому было нужно, ментам, прокурору и даже адвокату. Он, падла, все, что от меня узнавал, переделывал так, чтобы им удобнее меня похоронить было. Ну, я сбежал из-под стражи, когда возили на место преступления, которого я не совершал, а дальше… В общем, я их всех по одному перебил. Четырнадцать человек… Хотя называть их людьми - себя не уважать. Четырнадцать… Прокурор, менты продажные, трое лжесвидетелей, следак, хозяин той фирмы, в которой все произошло, еще всякие… Один остался - адвокат, который вместо того, чтобы спасать меня, помогал топить. Когда я к нему пришел, там меня и взяли. Дали пожизненное и привезли в этот «санаторий».

И Семен мотнул головой в ту сторону, откуда мы пришли.

- Вот и вся история, - закончил он.

- Знакомая история… - задумчиво сказал я.

- Знакомая, говоришь? - Семен посмотрел на меня, - с тобой тоже такое было?

- Ну, не совсем такое, но кое-что было. Я не люблю об этом рассказывать.

Я бросил в костер сухую ветку и добавил:

- Что у кого было - не важно. Важно - что будет.

- А ничего особенного не будет, - мрачно сказал Семен, - не знаю, у кого как, а у меня все будет очень просто. Объявят всероссийский розыск и в конце концов поймают. А там уж наверняка вышку дадут.

- Не суетись раньше времени, - сказал я и повернулся к Афанасию, который сосредоточенно наливал в наши кружки чай.

- А ты, народный ханты-мансийский герой, может быть, расскажешь, что у тебя с этим Штерном было? Все уже поведали свои душещипательные истории, один ты остался.

- Ну-ну! - засмеялся Тимур, - по-моему, из всех присутствующих самая темная лошадка - это ты сам. Темнила еще тот. Я с тобой уже второй месяц, можно сказать, душа в душу, а о тебе ничего не знаю.

- И не узнаешь, - отрезал я, - в Библии сказано: многие познания умножают скорбь. А я не хочу тебя огорчать, так что угомонись.

- Нечестно, командор! - с притворной обидой вскричал Тимур.

- Цыц мне тут! Ну, так что, Афанасий?

- Ничего, Майкл, - ответил он, - потом расскажу. Сейчас я чаем занят, видишь?

- Вижу, - я усмехнулся, - такое, понимаешь, важное дело, что и рта не раскрыть.

Ну, не хочет человек рассказывать, зачем его пытать?

* * *

Наконец впереди показался родной бревенчатый забор.

- Что-то твои собачки плохо службу несут, - я повернулся к Афанасию и увидел, что на его лице появилось выражение сильной озабоченности.

Афанасий скинул с плеча карабин и передернул затвор. Видя это, я тоже достал «беретту», да и остальные, подобравшись, взялись за оружие.

Подойдя к ограде, мы увидели, что ворота распахнуты настежь. Осторожно подобравшись поближе, я заглянул во двор. Кусай и Жучка валялись на земле и не шевелились. Их шерсть была залита уже засохшей кровью.

Дверь в дом была открыта и, следя за окнами, мы подобрались поближе. Потом, по моей команде, мы ворвались в дом, крича: всем стоять, лежать, не дышать! - но увидели только мертвого Василия, который, лежа на полу вниз лицом, все еще сжимал в руках карабин. Видать, незваные гости оказались проворнее, чем профессиональный охотник и следопыт. А скорее всего, их было попросту больше. Причем, судя по всему, их было намного больше. На полу было множество следов, оставленных грязной обувью. Похоже, в наших местах прошел дождичек, и визитеры не потрудились вытереть ноги. Следы вели на второй этаж, и я, грустно вздохнув, пошел наверх.

Дверцы всех шкафов были распахнуты, ноутбука на столе не наблюдалось, исчезли также принтер, бинокль, - короче говоря, все, на что обычно зарятся домушники. Ящики письменного стола были выдвинуты - и, естественно, пропали деньги. Тут я выругался и, отбросив ногой разбросанные по полу шмотки, уселся на диван. Выругался я не потому, что у меня украли девяносто тысяч долларов, а потому что никогда не мог понять тех уродов, которые, взяв хороший куш, умещающийся в кармане, не сваливают с деньгами, а от жадности начинают хапать все подряд - компьютеры, принтеры, например…

Идиоты!

Хорошо еще, моя информация в компьютере защищена: если кто-нибудь посторонний попытается его включить, на жестком диске уничтожится все, что там есть, и он станет чистым, как мозг новорожденного барана. А самые важные вещи были скопированы на лазерный диск и хранились в другом месте. Так что я не особенно и пострадал. Вот только натоптали…

Я встал с дивана и пошел вниз.

Афанасий с Макаром вынесли убитого Василия во двор и, положив его на землю, обмывали ему лицо. Я не стал подходить к ним и присоединился к Семену и Тимуру, которые сидели за столом и курили.

Макар принес из сарая большой кусок брезента, и наши православные шаманы стали тщательно упаковывать покойника, перевязывая его шпагатом наподобие колбасы. Через десять минут на земле лежал аккуратный сверток, и, взвалив его на плечи, Афанасий и Макар удалились в тайгу.

Глядя им вслед, Тимур сказал:

- Вот так. Сейчас они зароют его где-нибудь на горочке, подальше отсюда, а потом устроят в своем сарае специальный шаманский молебен за упокой души раба Божия Василия…

Я встал и, подняв с земли опрокинутый самовар, поставил его на место.

- Тимур, сгоняй за шишками, - сказал я, - с дороги чайку - самое то.

- Сейчас самое то - горькой водки врезать после таких дел, - ответил Тимур, но все же встал и отправился в сарай за шишками.

- Прихвати лопату, - сказал ему вслед Семен, - собачек надо закопать.

Тимур, не оглядываясь, кивнул.

Тут мне в голову пришла очень важная мысль, и, торопливо встав, я снова пошел в дом. Должен признаться, что, спускаясь в подвал, я нервничал. И как только я сразу не догадался заглянуть именно сюда!

Но, к счастью, нервничал я зря.

Шкаф с инструментами стоял на месте, и я, облегченно вздохнув, сильно потянул за прибитый к нему сбоку брусок. Брусок повернулся, в бетонной стене щелкнул механизм, и шкаф плавно отъехал в сторону.

За ним была стальная дверь, завешенная дерюгой, как в «Золотом ключике», разве что без нарисованного на ней очага, а за дверью - мой арсенал.

Набрав на цифровом замке код, я повернул ручку, и дверь бесшумно открылась. Внутри тайной комнаты автоматически зажегся свет, который не зависел от общего электроснабжения в доме. В арсенале стоял мощный аккумулятор, и несколько ярких ламп осветили мои автоматы, пистолеты и ящики с боеприпасами. Хорошо, что грабители не догадались как следует обыскать подвал. А если бы и догадались, то хрен бы они открыли эту дверцу с бельгийским замком стоимостью три с половиной тысячи долларов. Тут и сам Буратино ничего бы не сделал, только обломал бы свой длинный нос…

Я окинул взглядом арсенал и, убедившись, что все на месте, закрыл дверь.

Обломать нос…

Хорошая мысль!

Нужно найти тех, кто тут побывал, и обломать им носы. А заодно и головы. С такими решительными мыслями я вышел на улицу и увидел, что из самовара уже идет пар. Подойдя к столу, я сел на скамью и, посмотрев на Семена с Тимуром, сказал:

- Значит, так. Объявляю военное положение. Наши дальнейшие действия будут следующими.

Сделав небольшую паузу, я налил себе чаю и, размешивая сахар, продолжил:

- Во-первых, когда ханты закончат свои траурные церемонии, соберем совет и обсудим все, что касается этой долбаной зоны. Молчание отменяется. Нужно объединить всю, подчеркиваю - всю известную нам информацию, и составить цельную картину происходящего. Чувствую, что она будет очень серьезная. Это что касается зоны. Теперь - о наших гостях. Ничего не трогайте, порядка не наводите, следы не уничтожайте. Когда Афанасий закончит с покойником, нужно быстро достать пару новых собачек - и по следу. Нагоним этих уродов и завалим их всех, чтобы небо не коптили. Согласны?

- Согласны, - решительно ответил Тимур.

Семен поглядел на него, усмехнулся и сказал:

- Оно, конечно, правильно. Да вот только… Если они ушли по реке, то найти их будет трудновато.

- Правильно, - я кивнул, - но у нас же есть настоящие «индейцы», так что будем надеяться на успех.

В это время в воротах показались Афанасий с Макаром.

Они подошли к столу, и Афанасий сказал:

- Тут недалеко убитый лежит с дыркой в голове, а рядом с ним компьютер и принтер.

- Это, значит, самый жадный из них. За жадность они его и грохнули, - засмеялся Тимур.

- Возможно, - согласился я, - Афанасий, вы там скоро с покойником закончите? Появились очень срочные дела. Я понимаю - религия, обряды всякие… Но нельзя ли сделать все это быстро?

- Можно, - кивнул Афанасий, - сейчас мы его похороним, а остальное потом.

- Сколько времени нужно?

- Примерно час.

- Хорошо, - я почесал в голове, - через час совещание. Мирная жизнь окончилась, так что давайте хороните Василия и быстро возвращайтесь.

- А с этим что делать, который в лесу валяется?

- Бросьте в реку, пусть плывет себе.

- Хорошо, - Афанасий прищурился, - я ему кишки выпущу, чтобы не всплывал.

- Фу, какая гадость, - на лице Тимура появилось отвращение, - ты что, серьезно, что ли?

- Серьезно, - сказал Афанасий и ушел.

Глава вторая

НИКТО НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ

Если бы батька Ермак с картинки в кабинете Вертякова, отогнув мощной рукой густые заросли, ухитрился бы взглянуть сквозь десятки километров векового леса на эту таежную поляну, он вправе был бы довольно ухмыльнуться в свою нечесаную бороду от «гордости» за своих потомков и последователей.

На обширной зеленой плеши среди сплошного лиственничного массива, разгоняя подкрадывающиеся сумерки, потрескивали три больших костра. Один периодически недовольно шипел, когда из большого котла, подвешенного на толстой жердине, в его пылающую душу выплескивалось через край ароматное, но губящее жар варево. Однако основательно уже нагрузившийся кашевар не обращал на обиженный огонь не малейшего внимания.

Дежурный повар разбойничьей ватаги, засыпав в котел килограммов пять гречки и полпачки соли, почитал свое дело сделанным, и куда большее внимание уделял вычурной заграничной бутылке, которую вот уж минут пятнадцать был просто не в силах выпустить из потихоньку слабеющих рук.

У двух других костров вповалку грелись и расслаблялись ушкуйники, тати-душегубы, нынешние покорители Сибири. Понятное дело, что о плоскодонках с парусами эти хозяева жизни давно позабыли. В их распоряжении были быстроходные катера, мощные внедорожники, современные средства связи и грозное оружие, не идущее ни в какое сравнение с арбалетами, пищалями и рогатинами. Большинство из них «в миру» вели привычную многим рутинную городскую или сельскую жизнь, некоторых даже знакомые и соседи считали если и не интеллигентами, то вполне приличными людьми. Но стоило им по сигналу собраться тут, в глуши, они становились теми, кем были всегда: хищниками, стяжателями и грабителями. И гнала их в эту глушь та же жажда дармовой поживы, которая столетия и столетия назад толкала сюда наших исторических предков.

Атаманом банды в полтора десятка человек была личность невнятной наружности, именовавшая себя Стенькой. Не всем интеллигентам от большой дороги было ясно, откуда у предводителя такое погоняло, но право хозяйничать, не отвечая на дурацкие вопросы, этот щуплый тип завоевал своей звериной жестокостью, мгновенной сметкой и хорошей осведомленностью о тайных грешках своих подельников.

Кроме того, он пользовался особым доверием Саши Кислого, который не только взимал добычу с удачливой банды, но порою и сам давал точные наводки на «жирных» клиентов. Так было в прошлый раз, когда Стенька с точностью до миллиметра вывел братву на небольшую бригаду золотодобытчиковнелегалов, ухитрившихся намыть солидное количество презренного металла там, где золота отродясь не добывалось, да и не будет, потому что не тянули эти «залежи» на промышленную разработку.

А вот для «разработки» самих горе-старателей глухие места подходили вполне, и люди Стеньки задачу эту ответственную выполнили с честью. Никто и никогда не найдет больше ни добытого золота, ни незадачливых искателей нового Эльдорадо.

И в этот раз вожак не подвел свою стаю. Огромный богатый дом за бревенчатым забором на берегу Оби оказался удивительно легкой добычей. Стенька, правда, предупреждал корешей, что можно и на сопротивление нарваться, но, кроме чурки с охотничьим стволом и пары лаек, никого в доме не оказалось. А загасить узкоглазого и шавок - дело для бывалых бородачей плевое. Зато честно добытые девяносто тысяч американских рублей - дело, напротив, очень даже замечательное и прибыльное. И исполнителям - после справедливого дележа - вполне можно было рассчитывать на премиальные. От такого успеха стая обнаглела, и среди бравого войска начались «разброд и шатания».

Слишком рьяного идиота, догнавшего отряд с дорогим ноутбуком и принтером под мышкой, осторожный атаман «успокоил» единственным точным ударом узкого и острого ножа прямо в тупо смотрящий глаз. Не хватало еще всем засыпаться на такой мелочи из-за придурка. Впредь никому не повадно будет.

Остальные молча и с пониманием отнеслись к поступку вожака. Но гнилая их природа свое все-таки брала. Душа требовала если не «продолжения банкета», то хотя бы небольшого праздника. Лихие налетчики стали втихую отхлебывать из прихваченных в ограбленном доме разномастных бутылок буржуйские напитки, которые неуклонно понижали и так незначительное содержание крови в текущем по разбойничьим жилам алкоголе. Голоса зазвучали громче. Стали вспыхивать мелкие перебранки. Кое-кто, не решаясь перечить в открытую, тем не менее бурчал под нос, что ноги у них не казенные, что дело сделано чисто, устали, мол, все за напряженный день, а их все гонят, будто лошадей… Вожак наблюдал за войском, был недоволен, но решил все-таки сделать привал и дать подчиненным возможность отметить успешно проведенную операцию.

Дело к вечеру, переночуют у костров, выпьют, проспятся, успокоятся. С утра же похмельный отряд уже без лишних эмоций и разговоров преодолеет оставшиеся километры до укромной излучины Оби, где спрятаны два мощных катера. А там - вверх по Чулыму, подальше от цивилизации, потом по Улуюлу до Захарково, где банда вот уже больше полугода «строит» колхозный объект… В любом рисковом деле важно официальное прикрытие. Бригада строителей базировалась в деревушке на вполне законных основаниях, к чему, разумеется, приложил руку глава районной администрации. Атаман за каждого из своих людей мог быть спокоен. Они еще и в ведомости распишутся, получая крохи со стола настоящих бар - уважаемого Бориса Тимофеевича и благодетеля Александра Тимофеевича.

Пока же «строители», что называется, выпускали пар, и делали они это с неизбывным трудовым энтузиазмом.

От ближнего к лесу костра уносились вместе с дымом к небу слова бессмертного шлягера всех времен и народов: «В натуре, в натуре, к любой козырной шкуре…» Джентльмены удачи, обхватив колени руками, которые у большинства были, фигурально выражаясь, по локоть в крови, пьяно покачивались и сиплыми голосами выводили отчетливо и старательно, будто молитву, слова, боясь в глубине души, что не сбудется эта золотая мечта… И кое-кому придется вместо широкой, мягкой, цивильной кровати прилечь на шконку. Однако никто и помыслить не мог, что такой исход был бы для каждого из них счастьем…

* * *

- Повезло, однако, - заметил, успокаивая собак, Афанасий, вновь превратившийся в дремучего таежного следопыта. - От реки уходят.

- Почему? - удивился я. - Логики никакой…

- Есть, однако. Выше по течению Чулым резко к югу поворот делает. Потом - опять на север и снова на юг. Петляет. По тайге путь вчетверо короче. Тем более вечереет…

Томский Чингачгук умолк, но я и так понял, что банде в любом случае нужно где-то расположиться на ночлег. И если, говоря по-армейски, путь ее к месту постоянной дислокации не близок, то сегодня раскинут они бивак посреди леса. А утром бандиты продолжат путь. По земле ли, по воде - неважно.

- Какой у них запас по времени? - уточнил Семен.

- Часа два, два с половиной? - Афанасий вопросительно взглянул на сына. Макар молча кивнул. - Да, так и есть. Догоняем.

- Ладно, Большой Змей, веди своих бледнолицых братьев, - закончил я краткий военный совет. - И не забывай о судьбе Сусанина.

Охотник хмыкнул и скорчил рожу. Рожа удалась, хотя исполнитель не сильно напрягался.

«Жаба» меня в тот момент, конечно, душила, но не слишком. Хотя девяносто штук «зеленых» - деньги немалые. В нашем извращенном мире даже большая кровь куда дешевле стоит. Но денег мне жалко не было. Мне было невыносимо больно, что опять в мою тихую - такую недолго тихую - жизнь снова без спросу вломились уроды в грязных сапожищах. Они этими сапожищами по душе моей, пусть и неправедной, потоптались.

И я понял: не жить им.

* * *

Третий костер был самым ярким. Вокруг него расположилась большая часть банды - человек десять, - попивая водку, коньяк, виски, текилу и заморское пиво «Грольш». Все это считалось законной добычей, и каждый торопился усвоить свою долю прежде, чем до нее доберется сосед. Умопомрачительная смесь туманила и без того не слишком светлые мозги, развязывала языки - и каждому налетчику позарез требовалось поведать приятелям о своих скромных подвигах. Перебивая друг друга, герои хвастали взахлеб:

- Нет, Колян, ты видал, как я эту зверюгу - влет?…

- Ну, ты тележник, Сиплый. В какой влет? Тявкала издалека и тявкала, никому не мешала… прямо загрызла бы всех лайка вусмерть - смех один.

- Да, братаны, - вы орлы просто: вдвоем шавку замочили, хе-хе. Вон Васька с Жоркой Мажором аборигена как завалили - и волыну поднять не успел, таежник хренов!

- А сам-то ты, Корж, много наработал? - обиделся Колян за приятеля, над которым только что сам подтрунивал. - А когда все сделано было, первым зато метнулся наверх - по ящикам шарить. Герой, твою мать!

Корж побледнел:

- Ты мать мою не тронь, сука. Против псины ты молодец, конечно. Но еще раз поганое свое хайло раззявишь - голыми руками порву!

Как и многие беспредельщики, молодой механизатор Серега Коржов, с младенчества поправший все Божьи и человеческие нормы, остро нуждался в чем-то святом. И таким безгрешным светлым символом, бескорыстной жертвенной любовью оставалась для него старенькая больная мама. Едва ли не половина «зарабатываемых» денег уходила на лекарства. Мама, в свою очередь, любила своего оболтуса слепо и беззаветно. Он для нее навсегда оставался нежным и маленьким. И хотя за плечами его ходок пока не было, на совести ребенка тяжелыми гирьками висели уже семь жмуриков. За маму Корж не задумываясь добавил бы к гирькам восьмую…

По другую сторону костра матерый мужик, статью похожий на медведя, а мордой на вепря, пошерудил в огне палкой, отчего к небу тут же взвился столб искр и пепла. На него зашипели с подветренной стороны те, на кого этот пепел посыпался:

- Что тебе неймется, Утюг? Уйди от огня на хер, лучше коньяку глотни!

Бутылка скрылась в мохнатой пятерне Утюга. Он надолго присосался к едва выглядывающему горлышку. Отвалился с явным сожалением, осторожно держа темную бутыль двумя пальцами, отставил на вытянутую руку, повернул этикеткой к огню, вгляделся и неожиданно выдохнул:

- «Самус»… ох и «Самус»!

Кто-то хихикнул, кто-то громко икнул.

Утюг недобро ухмыльнулся. Верхняя губа его, криво приподнявшись, на мгновение обнажила острый желтоватый клык, отчего сходство бандюгана с вепрем стало стопроцентным.

Опьяневшие флибустьеры продолжали веселиться. Двое поднялись и, покачиваясь, будто морячки на побывке, ушли помогать братве у соседнего костра вспомнить слова песни про Ванинский порт. А у того костра уже и плясать народ порывался. Кто-то полез в рюкзак за тушенкой, почувствовав, что одним луком закусывать текилу уже западло… Один дурик ползал вокруг костра, собирая пустые бутылки, и выставлял их в ряд. Что он намеревался - сдавать их в ближайшем, километрах в семистах, пункте приема стеклотары или палить по ненужной посуде из дробовика - так и осталось невыясненным. На очередном круге сбора стеклянного урожая конечности его подломились, он распластался на земле и захрапел, странным образом попадая в такт доносящимся словам: «пятьсот километров тайга, где водятся дикие звери, машины не ходят туда, бегут, спотыкаясь, олени»…

Вожак расположился чуть поодаль, хотя и в пределах светового круга. Он тоже был хмельным, но далеко не таким веселым, как его легендарный тезка. Впрочем, и княжон поблизости не наблюдалось. Атаману приходилось довольствоваться обществом двоих собутыльников.

- А что, Стенька, может, нам за такой успех накинут чего?…

- Накинут, не сумлевайся, - недобро пошутил главарь. - Сначала догонят, потом накинут.

- Тьфу-тьфу-тьфу! - сплюнул через плечо черноусый Таксист, самый надежный член банды. - Не буди лиха, атаман. И так вон разорались кретины - в Новосибирске слышно. Зря мы затеяли привал. На стрежне Чулыма спокойнее было бы.

- Мне оно надо, что ли? - огрызнулся Стенька. - Ладно, не ссыте вы. Обойдется. На сто верст поблизости никого. Только этот дачник с ленивой прислугой где-то шляется. Повезло ему в этот раз - живым остался. Самому же спокойнее к нам теперь не соваться, не искать на жопу приключений.

- И откуда ты все знаешь, Степан? - подивился третий.

- Слухами земля полнится. - Вожак усмехнулся. - Но слухи верные денежек стоят. У Кислого всюду люди, каждый свою копейку за информацию получает. Недавно на дачку эту майор с зоны одной наведывался, разглядел кое-что, ну и с Сашей перекашлял за эту тему. Долю свою получит. Еще есть нужные пацаны, ну и бабло всем требуется. Так что вы на премию рты не разевайте. Спасибо скажите, что без дела не сидите, неделями по чащобе не шляетесь, выискивая незнамо что.

- А что мы? - примирительно заметил Таксист. - Мы не жалуемся. Нам бабулек хватает. Сейчас нам если и не хватает чего, так это телок…

Собственно, вся честная компания подошла к той стадии опьянения, когда начинает остро не хватать хлеба, зрелищ и любви. Все эти «основные инстинкты» проснулись в лиходеях одновременно. Поэтому уже не разобрать было, кто и чего хотел конкретно. Просто некоторые двинули к посапывающему у догорающего костра кашевару, другие радостно завозились с оружием, обнаружив уже расставленные на поляне мишени, третьи стали подзуживать успокоившихся было Коляна с Коржем…

- Эй, братва! У этого пьяного чудика каша сгорела! - раздался вдруг горестный вопль инспектирующего камбуз.

Другой дегустатор, зачерпнув ложкой из котла, заорал, что эту отраву жрать невозможно, что соли хватило бы засолить самого кашевара Тайменя, который нагло разлегся, облапив бутылку, словно маруху сердечную.

- Гляди-ка, сука, впрямь, будто бабу, бутыль обнимает, - смеялись проголодавшиеся грабители, подтягиваясь к походной кухне шаткой походкой. - А жопу-то оттопырил! Снится, видать, что пялят его…

- А пожрать нам обломилось? Одну тушенку хавать?

- Да его и надо натянуть, чтобы знал, как братву без ужина оставлять!…

Мнения разделились. Не такой уж тяжкой была провинность, чтобы петушить сообщника. И те, кто еще был в состоянии соображать, пытались удержать распоясавшуюся молодежь. Однако алкоголь распалил желание, отключил напрочь тормоза, и трое самых озабоченных бандюков с гыканьем набросились на спящего. Вдвоем навалились на раскинутые руки, прижимая жертву за загривок к земле, а третий, обхватив спящего руками за приподнятую задницу, расстегивал на бедолаге камуфляжные штаны.

Даже те, кто отнесся к происходящему неодобрительно, не рискнули на открытое противостояние. Пьяному же большинству было все равно. Не покормили, так хоть поглазеть, повеселиться. Вождь же занят был разговорами важными и не вникал, чем там, на темном конце поляны, занято его бравое войско.

И плыть бы кашевару Тайменю дальше по непутевой жизни своей, виляя развороченным задом, да судьба распорядилась иначе. В самый ответственный момент весь кайф насильнику обломал неожиданный гулкий выстрел.

* * *

Я вздрогнул от неожиданности и замер. Вот уж чего не ожидал от налетчиков, - что они вдруг палить начнут. Им бы полагалось, надравшись до поросячьего визга, дрыхнуть вповалку, а не в ночной стрельбе упражняться.

Собравшись в кружок, мы обговорили план дальнейших действий, уточнили кое-какие детали на случай возникновения непредвиденных обстоятельств, сверили часы. Мои спутники тут же исчезли в непроглядной таежной темени, и сам я тоже осторожно двинулся вперед.

Преодолев метров тридцать на полусогнутых, я у самой поляны - для пущей безопасности - решил лечь и ползти. Улегся на землю-матушку, и в ноздри мои ударил прелый и теплый запах. Если кто в лесу давно не был, так я напомню. На лесной почве постоянно лежит как бы плоская компостная куча - подстилка.

Хвоя, листья и прочий растительный опад - основа сложной пищевой цепи, включающей множество организмов. В одной пригоршне лесного компоста можно найти сотни ногохвосток. Эти бескрылые насекомые вместе с мокрицами и червями служат пищей для жужелиц, многоножек, пауков. На них охотятся кроты и землеройки, кровь которых, в свою очередь, сосут клещи…

Бр-р-р! Меня передернуло, словно все эти клещи, бросив неаппетитных кротов и землероек, в меня уже впились. Странно все-таки устроен человеческий мозг. Через пару минут придется людей убивать хладнокровно и умышленно, а мне университетский курс биологии вспомнился. Впрочем, понятно зачем. В качестве иллюстрации: все в природе друг друга едят. Не только человек человека. Нам ли природе противостоять?

После громового выстрела даже гомон на поляне показался тишиной. Пора было посмотреть, что там происходит. Я провел рукой по запотевшему лбу, решая, опускать ли на глаза прибор ночного видения. Решил, что не стоит пока. Света от костров было достаточно, а вот если придется спрятавшихся ублюдков по кустам вылавливать, тогда он и пригодится. Раздвигая «береттой» кусты, я неожиданно почувствовал себя Ермаком Тимофеичем, которому предстоит увидеть неведомую Сибирь, и тут же нестерпимо захотелось почесать всей пятерней спутанную окладистую бороду. Не иначе, ногохвостка из компоста в нее забралась. Хотеться-то хотелось, да где ж эту бороду взять?…

На поляне тем временем шел разбор полетов. Перед атаманом, сверкая глазищами, стоял Колян. - Бля буду, батька! Он на меня сам попер. Я, собственно, против него не имел ничего… но он же отвязанный совсем, сам знаешь. Вскочил, будто обдолбанный, зенки вылупил - я и дернуться не успел.

Бывший студент Новосибирского универа, Колян протянул вперед рассеченную ладонь, с которой лилась кровь.

- Вот. Перехватить успел… Если бы не Сиплый…

Сиплый сидел на корточках и тупо смотрел на первого убитого им человека. Вот уже полтора года, как они с Коляном ходят под Стенькой, но Бог миловал от смертоубийства пока. Грабить - грабили. Били жестоко, если жертва сопротивление оказывала, но руки кровью не пачкали. Так получалось. Всегда находились более расторопные.

А вот теперь выяснилось, что по людям стрелять у Сиплого получалось не хуже, чем по собачкам. Стрелял навскидку, куда придется, лишь бы остановить. А Корж рухнул, словно кедр спиленный, с продырявленным навылет сердцем. И напрасно теперь старенькая мама будет ждать на выходные любимого заботливого сыночка Сереженьку. Собственно, ненадолго она переживет его теперь - без медикаментов, приличного питания и сердечной заботы. Двух человек одним выстрелом положил Сиплый…

Вожак был в гневе:

- Ах, вы, козлины гнойные!…

В суть пламенной речи вождя таежных пролетариев я не вникал. Внимательно осмотрев поляну, я насчитал пятнадцать потенциальных штыков. Трое при этом спали как убитые. Два бойца - почти под ногами у митингующих, а один, со спущенными штанами - поодаль, у почти погасшего костра с котлом, от которого в небо струился вонючий дым. Предводитель особого впечатления не произвел: щуплый, истеричный, брызгает слюной и размахивает руками. Привык, что его боятся. А вот жилистый загорелый усач, стоящий у него за правым плечом, был очень в себе уверен и, похоже, опасен. Да и физиономия его, насколько я в полумраке разглядеть сумел, очень знакомой показалась. Я не слишком-то запоминаю случайных людей, однако внутреннее чувство обычно дает знать, если ты с кем-либо встречался раньше. Жаль, что оно не дает точной справки: где, когда, при каких обстоятельствах.

Впрочем, сейчас - я скосил глаза на циферблат хронометра - это было уже совершенно не важно…

* * *

Мгновение спустя Стеньку швырнуло на несколько метров назад, и он, наткнувшись спиной на ствол вековой лиственницы, сполз по ней вниз, заваливаясь набок. Лицо его оставалось злым, словно он продолжал материться на свою шоблу; на месте одного глаза образовалась черная пустота, во втором застыло удивление по этому поводу, а мозги из развороченного затылка стекали по коре гигантского дерева. Второе пришествие грозного атамана бесславно закончилось.

А его почти тезка - Константин Разин, он же Василий Затонский, он же русский американец Майкл Боткин, он же вор в законе Знахарь и т. д. - в это время тоже довольно метко шмальнул в атаманского помощника. Пуля попала в мошонку: рана не смертельная, но болевой шок лишил Таксиста возможности организовать ответную пальбу и вообще хоть какое-нибудь сопротивление.

При этом Знахарь не понял, кто так лихо подкосил атамана. У Афанасия вроде бы до сей поры рука не поднималась на безоружного. Макар тоже в убийстве человеков замечен не был. Значит, либо желание отомстить за убитого бандой друга заставило следопыта изменить принципам, либо пришлый Семен тоже может попасть белке в глаз. Какие еще таланты откроются в серийном убийце? А еще удивительным было то, что после дружного залпа и скоротечной беспорядочной стрельбы на поляне уже через минуту снова стало оглушительно тихо.

К самому большому костру ребята мои вытолкали хмурого мужика, который за время побоища так и не сдвинулся с места, все сидел на корточках у того жмурика, которого завалили первым. Остальные теперь составили мертвецу достойную компанию. Валялись в неестественных позах по всей поляне, будто банкет у них закончился, и все прикорнули где придется. Кто-то из моих орлов даже полусонных приголубил, когда они посреди стрельбы вскочили и стали глаза протирать.

Да еще подстреленного мной бандюка за руки к костру приволокли. Теперь тот руками снова держался за поврежденное хозяйство, которое в дальнейшем ему уже не пригодится, постанывал сквозь зубы.

- Ну что, уроды? - ласково обратился я к ним. - Будем рассказывать?

- А чего рассказывать, краевед? - усатый криво осклабился. - Все равно ведь кончать нас будешь. И правильно. На кой мне жизнь без мудей?

Я вспомнил, где встречал эти роскошные бармалеевские усы.

- А, стяжатель… Сотку за три квартала езды дерешь - и все мало? Грабежами подрабатываешь по совместительству, пока напарник план делает? Все, родной, доездился.

- Все там будем, командир.

- Верно замечено, но меня ты уже, считай, обогнал на повороте. И на кой тебе понадобилось на чужое добро зариться?

- Угу. Читай мораль. Те хоромы, не иначе, на кровно тобой заработанные строены… - он снова ухмыльнулся, пересиливая боль. - Считай меня настоящим Робин Гудом, а не тем - из сказочки. Настоящий, он богатеев грабил затем, чтобы самому богаче стать. У них просто было то, чего у остальных не было. Вот и у тебя есть. И снова к тебе придут, раз у нас не вышло. Кислый просто другим наколку майора передаст.

- Какого еще майора? Внутренних войск?

- Откуда мне ведать? Мы люди маленькие. А главная падаль тебе ничего уже не скажет. Знаю только, что был майор в твоем доме.

- Ага. Вот за это спасибо. Умрешь без мучений.

Я кивнул Семену и отошел в сторонку. Тот приблизился.

- Все, - говорю. - Кончай их. Домой уже пора.

Не понравилось мне, как он в ответ на меня посмотрел:

- Давно я в штат принят на вакантную должность палача?

- Вот истерик только не надо, ладно? Не тем ли до зоны занимался? Вот и продолжай. Штерна приплюсовал ведь уже…

Кулак, внимательно глядя мне в глаза, угрюмо кивнул и сплюнул:

- Хочешь еще немного походить добропорядочным американским бизнесменом? Ну, побудь пока…

Он шагнул, было, обратно, но обернулся:

- А с молчаливым что?

Я размышлял ровно секунду. Никого из них силком сюда не тащили. Знали, чем может кончиться. А значит…

- То же.

Глава третья

ЖЕНЩИНА И СМЕРТЬ

Снова я сижу за столом во дворе своих сибирских Пенатов и ловлю себя на том, что уже третью минуту тупо мешаю ложечкой давно уж растаявший сахар в стакане чая. На душе пусто. Сделал, что хотел, а радости нет. Понимаю, что совершил преступление, если на жизнь смотреть через призму Уголовного кодекса. Уверен, что местные жители только спасибо сказали бы, догадайся они, кто уничтожил банду, терроризировавшую окрестности. Но не знаю, хороший ли совершил поступок или отвратительный. И задумываться не хочу. Сделал то, что должен был сделать. И не мог иначе.

С шумом прихлебываю крепкий ароматный чай. Хорошо бы пива, но покойнички все горячительное и даже слабоалкогольное вылакали. И я уже отправил Тимура в Томск, наказав, чтобы он загрузил свой «Ништяк» по самую ватерлинию.

Ханты мои, вернувшись из похода, организовали в доме генеральную уборку, привели все в первозданный вид, даже кровь Василия отскребли с пола так тщательно, что ни один прокурор никакой «измены» тут не нашел бы. Теперь семейство в своем сарайчике уединилось. Варят жуткое шаманское варево из сушеных мышей, подпрыгивают и бормочут заклинания. Это они за упокой души усопшего раба молятся.

На крыльцо вышел Семен.

Вот еще тоже странный тип. Себе на уме. Моим путем идет товарищ, только трупов за ним - вдвое больше. Интересно, к Игрокам имеет ли отношение? Или, по их меркам, мелковат он пока?

Помню, кстати, как в Крестах подбирался ко мне один «казачок засланный». И тоже рассказывал свою историю горестную, один в один с моей совпадавшую. Только, якобы, не жена его подставила, а студентка-сожительница, в которую он был влюблен по уши и на которой собирался жениться. А пока суд да дело, взял да и прописал ее к себе в комнату. Ну, а через неделю находят его соседа алкоголика зарезанным, а ножичек-то - из хозяйства мальчика этого, и на рукоятке - понятное дело, чьи пальчики. Уж я-то тогда сопли совсем распустил, начал учить мальца уму разуму. Объяснил ему, что сучка та приезжая все и организовала. Вряд ли она собственноручно тупым ножом соседу глотку пилила, для этого другие люди есть. Зато теперь, когда дадут дурачку молодому лет восемь, будет она в его комнатке питерской на улице Пестеля жить-поживать и дальше жизнь свою подлую устраивать.