Аметистовый блин Трускиновская Далия

Глава вторая, приключенческая

У приключений странные повадки.

Редкое приключение явится в приличное время – скажем, с утра, когда человек выспался, умылся (кое-кто – побрился), позавтракал и готов к бурному дню. Или, например, к обеду, в пик активности организма.

Нет! Оно возникает, когда силы на исходе, ужин – в желудке, постель разобрана и телевизор выключен. Оно призывает под свои знамена людей измотанных, сердитых, бурчащих, недовольных. И ведь одеваются, суют в кошелек побольше денег, кидают в сумки то, что потребуется в дороге (Данка благоразумно затолкала пистолет не к себе в рюкзак, а в Сережину сумку), и тащатся леший знает куда!

После того, как Майку пришлось в течение одного месяца извлекать последовательно из ресторана при телебашне, элитной гостиницы, где обычно селили приезжающих в город на гастроли знаменитых артистов (кто знал, что эти столичные звезды и пьют не как нормальные люди?), и засекреченной в подвале государственного учреждения финской бани, Сережа кротко поинтересовался, будет ли так всегда, или она свой годовой план уже выполнила.

На сей раз адрес был банальный – улица, дом, подъезд, квартира. Услышав этот адрес и вслух повторив его, Сережа недоуменно посмотрел на Данку.

В каждом городе есть улицы, неизвестные таксистам. И это честное неведение, не имеющее ничего общего с попыткой наездить побольше. Особенно много проблем возникло в последние годы, когда тысячи Советских, Пролетарских, Краснознаменных, Комсомольских, Пионерских, Ленинских, Первомайских и Октябрьских улиц вернули себе прежние названия. Но и раньше случались такие закоулки, которые вроде бы и в центре, а знает о них только человек, которого угораздило там поселиться.

Данка в ответ сказала, что поедет вместе с Сережей – ей как женщине, возможно, удастся разговорить таксиста, покопаться в его подсознании и выудить нужное направление. Кроме того, одно дело – когда на выручку Майке придет мужик с бицепсами, от которого, да еще в ночное время, за версту разит мордобоем, а совсем другое – когда явится приличная пара. Можно будет даже сделать так – Данка позвонит в дверь и будет одиноко торчать перед глазком, а Сережа спрячется.

Женская страсть к невинным приключениям не всегда Сережу радовала. Чаще наоборот. Но в Данкином предложении был резон – мало кто, зная за собой грехи и увидев на лестничной площадке атлета с хмурой рожей, добровольно распахнет перед ним дверь.

Буркнув насчет приличной пары нечто, чего Данка не расслышала, а то быть бы крутой разборке, Сережа кинул сумку через плечо, пропустил Данку на лестничную клетку и старательно запер дверь.

Таксист, как и следовало ожидать, инструкциям удивился.

Но Данка (опять же, как и следовало ожидать) взяла власть в свои руки.

Она дала общее направление и велела ехать, пообещав, что ближе к месту опознает пейзаж.

И она действительно время от времени узнавала то вывеску, то магазинную витрину, то долгострой за дощатым забором, замороженный, надо думать, навечно.

Удивительно, однако именно таким способом, способом мелкого и дешевого блефа, переулок-таки нашелся. Но Данка, увидев его, отказалась выходить из машины.

– Может быть, ты сам сходишь? – спросила она, и Сереже почудилось, что голос снайперши звучал как-то жалобно и растерянно.

– А ты в машине подождешь?

– А я в машине подожду!

– Но ведь неизвестно, насколько я там застряну, – резонно возразил Сережа.

У него была интересная способность – доводить женщин до истерики тем, что он спокойным голосом сообщал им общеизвестные истины. Особенно это удавалось ему в тренажерном зале, когда он объяснял толстушкам, как именно им нужно голодать и выполнять упражнения.

Данка в истерику не впала. У нее, как оказалось позднее, была серьезная причина остаться в машине, но объяснить это Сереже в трех словах она не могла, да и не хотела при совершенно постороннем шофере. Сереже причина показалась бы надуманной, потому что он мало верил в женскую интуицию и имел свое мнение о женской логике. Так что проще было выйти и дать ему возможность рассчитаться с шофером.

– Второй подъезд, пройти во двор, повернуть направо, пройти вдоль стены, опять направо… – наизусть повторил инструкцию Сережа.

– Не направо, а налево, и не вдоль стены, а вдоль бетонной стенки для мусорников, – вдруг поправила Данка. Голос у нее почему-то был сварливый.

Сережа удивился, не поверил, решительно вошел во второй подъезд, сделал необходимые повороты и уткнулся в брандмауэр.

– Странно, – сказал он.

– А теперь пойдем как полагается, – предложила молча следовавшая за ним Данка. Ни слова упрека она ему не сказала – но в молчании было больше яда, чем в целом монологе, и Сережа оценил это.

По части яда он и сам был горазд.

Данка привела его на нужный этаж и к искомой двери.

– Не нравится мне все это, – сказала она. – Давай-ка я позвоню, а потом заберусь этажом выше и подожду, пока ты там с Майкой застрянешь. Вот если застрянешь – я приду на выручку.

– Можно, – с сомнением, впрочем, согласился Сережа.

Данка протянула руку. Судя по тому, как были сомкнуты пальцы и округлена ладонь, – за пистолетом.

– Обойдешься, – возразил Сережа. – Целее будет.

И хлопнул ладонью по сумке, где лежал пистолет.

Какие-то бурные чувства охватили Данку и устроили бешеное побоище – хорошо хоть, внутри, а не снаружи. Только на лице отразился слабый отблеск внутренней бури, да еще выразился он в недовольном шипе, исходившем из самой глубины возмущенной души.

– Ладно, пойдем вместе, – вдруг решила она. – Хотя чует мое сердце…

И нажала на кнопку звонка.

Дверь им отворило странное создание той породы, которую Сережа всегда затруднялся определить в половом смысле. Ни на женщин, ни на мужчин экземпляры этой породы не тянули.

Мужчина – это великолепное творение природы, имеющее развернутые плечи, прямую спину, мощные ноги, широкую грудь, внушающие всем женщинам доверие руки, а если повезло с генетикой – то и гордый профиль, и орлиный взор, и густые русые волосы, и героические брови. Одним словом, вылитый Сережа. Тот, кто долговяз, но при этом сутул, узкогруд, а ручонки имеет на манер куриных лапок, внушает Сереже мистический ужас. Сережа честно не может понять, почему эта живая иллюстрация пошлой шутки «Разденешь – заплачешь!..» не испытывает потребности в тренажерах и как иллюстрации не стыдно предлагать свою близость женщине…

– Данусенька! – сказало создание, разведя руки совершенно балетным жестом, пропуская Данку в коридор и как бы не замечая, что за ней следует угрюмый атлет европейских кондиций. – А тут у меня Маечка! Ты ведь знаешь Маечку?

Сережа принюхался.

Судя по аромату, это был все-таки мужчина. Редкая женщина допивается до такого перегара…

Недовольно фыркнув, Сережа шарахнулся, причем сделал это подчеркнуто и намеренно. Он искренне хотел, чтобы сутулый алкоголик к нему прицепился. Тогда Сережа с чистой совестью взял бы его за шиворот клетчатой рубахи и вынес продышаться. Но он не учел ширины своих плеч – многими годами тренировок возлелеянной ширины. Они и без того плохо вписывались в темный, узкий и захламленный коридор, а при артистическом движении и вовсе застряли. Высвобождаясь, Сережа обрушил довольно высоко подвешенный детский велосипед.

Когда он нагнулся, чтобы ухватиться за раму поудобнее, висящая через плечо сумка сперва сама собой встала на круглую, образца пятидесятых годов, стиральную машину, а потом, уже оттуда, опрокинулась.

Пневматический пистолет полетел на пол.

Это была не лучшая конструкция пневматического пистолета. Фирма-производитель с точностью до миллиметра повторила общеизвестную модель «вальтер», и потому оружие весило немало, а грохоту при падении производило еще больше.

Пистолет, проехав по полу меж расставленных для устойчивости длинных и тощих ног хозяина квартиры, отлетел к Данкиным ногам. Снайперша быстро присела на корточки, а когда выпрямилась – Сережа по лицу понял, что обратно он пистолет получит разве что через Данкин труп.

Хозяин-алкоголик не заметил, кажется, даже падения велосипеда. Он искренне радовался, что после длительного отсутствия о нем вспомнила такая красивая женщина!

За изгибом коридора Данка извернулась и спрятала пистолет под курткой, заткнув его сзади за ремень джинсов, как вообще-то принято носить нунчаки.

Когда она вошла в комнату, то поняла, почему Майка позвала на помощь Сережу.

Собственно, Майки видно не было, торчала лишь голова. И торчала где-то на уровне Данкиных колен.

Гостеприимный хозяин усадил владелицу салона красоты в глубокое, да еще и продавленное кресло. А потом принялся заговаривать ей зубы. Для убедительности он снимал с полок художественные альбомы и клал их один за другим Майке на колени, в безумии гостеприимства утратив остатки разума. К ним он добавил большие застекленные коробки. Образовалась пирамида, которую Майка никакими силами не могла с себя сбросить, ей даже не за что было уцепиться руками, чтобы подняться – ручки кресла давно отлетели, остались одни деревянные штыри, да и до тех было не добраться из-за книг. Только мобильный телефон, как ни странно, оказался в пределах досягаемости, и то потому лишь, что он лежал в Майкиной сумке сверху, невзирая на мрачные Сережины прогнозы по этому поводу, а сумку Майка поставила возле кресла.

– Как тебя сюда занесло? – спросил Сережа, не торопясь извлекать бывшую жену из-под завала и наслаждаясь зрелищем.

– Сердолик! С прожилками! – лаконично и жалобно отвечала бывшая жена. Очевидно, ее тут заговорили до полусмерти.

– Это же Наследник, – негромко сказала Данка. Но как сказала!

Ярость клокотала в трех словах, судьбы мира вздрогнули и замерли – вот как она это сказала!

– Наследник? – Майка не только вылупила глазищи, но и приоткрыла рот. – Во, блин!..

Разговор у подружек получился молниеносный, но явно требовал продолжения.

Сережа обернулся к хозяину квартиры, чтобы каким-нибудь вопросом отвлечь его.

Тому было немало лет, а если судить по прическе – то много. Он облысел, но оставшиеся на висках и на затылке волосы почему-то не стриг, так что они висели легкими и игривыми локонами до плеч. Мужчина в расцвете лет еще не забывает вовремя стричься, это Сережа усвоил твердо – и стригся самостоятельно перед зеркалом. У него был хороший глазомер – он оттягивал прядь за прядью и укорачивал их на одно и то же количество сантиметров, а затылок время от времени подравнивала Майка. В последнее время – даже без комментариев.

Потряс его также хозяйский нос – мечта хирурга из Института красоты. Из этого носа можно было выкроить два, а то и три обычных, стандартных. Причем Сережа не назвал бы его длинным, длины-то он как раз был приемлемой. Просто та его часть, которую полагалось бы назвать горбинкой, разрослась в неимоверный горбище.

Словом, фигура, носившая прозвище Наследник, оказалась колоритная.

Данка, которая общалась только с колоритными фигурами, сориентировалась сразу. Погасила ярость, нарисовала улыбку, вытащила на свет ласковую женственность.

– А ты бы кофейку сообразил, что ли? А я бы тебе помогла, – предложила она, пока Сережа составлял в голове светский и ни к чему не обязывающий вопрос.

– Кофейку? – недоуменно переспросил носатый алкоголик. – Ты понимаешь…

И замолчал выразительно.

– Понимаю, – сказала Данка. – Пошли на кухню, помою тебе четыре чашки. А кофе у тебя есть. Это я точно знаю. У тебя штанов не будет, а кофе будет.

Вытаскивая захихикавшего Наследника из комнаты, она обернулась к Сереже с Майкой, скроив такую гримасу, которая без слов приказывала – а ну, живо!

Сережа принялся быстро снимать с бывшей жены альбомы и коробки, складывая их прямо на полу.

– Он обещал, что продаст мне коллекционный сердолик! – оправдывалась Майка. – У него этих камней знаешь сколько? Я всего на минуточку заехала!..

Сережа выдернул Майку из глубокого кресла и увлек в коридор. Одновременно прямо из стены возникла Данка. Сережа и не догадался бы, что старый шкаф так удачно маскирует дверь в кухню.

– Ходу! – приказала Данка, первой бросаясь к дверям. Но, стоило ей взяться за ручку, как раздался звонок. Он был долгий и требовательный – мол, свои, не возись, открывай!

– Блин… – прошептала Данка. – Так и знала…

Она развернулась и, заставив Сережу с Майкой вжаться в стену, кинулась назад.

Звонок повторился.

– Меня тут нет – и уматывайте немедленно! – приказала Данка. – Если этот сучара Наследник разинет пасть – затыкайте чем хотите!

– Есть! – крикнула ей вслед Майка.

Сережа ровно ничего не понимал.

Он не верил в женскую интуицию – а напрасно. Именно интуиция и не подвела Данку. Стоило ей скрыться в комнате, как буквально из шкафа возник хозяин-алкоголик.

– А Дануся? – растерянно спросил он.

– А Дануся убежала! – как бы и не соврав, отвечала Майка. – Она ведь всего на минутку.

– А кофе?…

– А кофе для меня, я же просто загибаюсь без кофе, а попросить было неловко, я же тут впервые, – пихая зачем-то Сережу локтем в бок, голоском девочки, не обремененной мозгами, поведала Майка. – Дануся вышла – и через минуту позвонили. Мы и пошли открывать, потому что были рядом, потому что провожали Данусю, потому что я ей еще кое-что должна была сказать…

Позвонили в третий раз – уж вовсе нахально.

Предельно запутанный Наследник отпер наконец дверь – и вошли четверо.

Трое составляли компанию и имели вид заурядно-богатый и сытый.

Один был мужчиной за пятьдесят, крепкого сложения, лысоватый и очень уж морщинистый. Другой – тридцатилетний, худощавый, остроносый, какой-то несолидный, третий – явно «лицо кавказской национальности», хотя и обтесанное на столичный лад. Пожилой был в этой компании главным – это как бы само собой разумелось.

Но четвертый – о, четвертый! Он был похож на маркиза при дворе Людовика Пятнадцатого. Породисто-изысканное лицо, также весьма носатое, но тут хоть весь объем ушел в длину, и серебрящиеся волосы, и тонкая фигура, причем плечи не вызвали у Сережи ни отвращения, ни даже возражений, такие это были широкие и прямые плечи, и крупные красивые руки – все это были те качества, которые заставляют благоразумных женщин делать изумительные глупости. Возраст красавца был неопределенный, хотя не более сорока лет.

А вид свидетельствовал о нежной любви к собственной персоне. Начиная от стрижки, выполненной классным мастером, кончая изумительно подобранными по тону широким развевающимся плащом, великолепным шарфом и даже башмаками. Была в красавце некая элегантная расхристанность, чего Сережа как бы и не признавал достойным мужчины, но чему иногда, как бы это поточнее сказать… Не примитивно завидовал, нет! А чуточку, крошечку, капельку, в порядке самоиронии, глядя на это недостойное атлета дело свысока, за… Ну, завидовал…

– Я уж думал, ты заснул, – не здороваясь, сказал придворный Людовика Пятнадцатого и поставил на пол большую дорожную сумку. – Принимай гостей! Вот тебе те самые покупатели на ту самую коллекцию! Берут оба ящика, блин, если договоритесь! А вы ведь договоритесь, носом чую!

Сережа на него покосился. Когда внезапно ставшее модным словечко «блин» употребляла его бывшая жена, его это не коробило. Но Маркизу оно вовсе не шло – и тут Сережа проявил-таки свой хороший вкус и чувство стиля.

Однако главной задачей для него было – извлечь Майку из этого вертепа. Поэтому он, ни с кем не здороваясь и не прощаясь, шагнул в раскрытую дверь и за руку вытащил из прихожей Майку. А потом эту дверь сам же и захлопнул.

Они остались на лестнице.

– Спасибо, – сказала Майка. – Ты настоящий мужчина. Но это – кошмар! Я думала – скончаюсь!

– Под коробками? – уточнил Сережа.

– Нет же! Когда Убоище вошло!

– Убоище?

– Ну да! Это же и было оно – Убоище!

– Какое Убоище?

– Ну, Убоище! Оно у нас одно и есть – Убоище!

Когда Сережа познакомился с Майкой, у нее были три незамужние подружки, в том числе и Данка. У всякой из них имелась богатая личная жизнь, и из каких-то непостижимых для мужской логики соображений любовникам давались прозвища. Сережа четко помнил, что был мужичок «Мое сокровище», был «Этот хренозвон», был просто «Пузатый», так что Сережа мог месяцами кивать на улице знакомой роже, так и не зная ее подлинного имени.

Выходит, один из четверых был пресловутым Убоищем. И, очевидно, именно живописный и длинноносый Маркиз. Заурядно-сытых, одинаково стриженых и костюмированных, подружки не уважали. Они требовали от жизни что-нибудь этакое. Майка и Сережей-то увлеклась, очевидно, потому что вторых таких бицепсов в городе наверняка не было, и не родился еще пиджак, в который они бы влезли.

И, выходит, именно этого красавца, бабью погибель, выперли из дому, именно он сидел сейчас на чемодане, перебирая в памяти всех подруг, к кому можно бы хоть временно приткнуться, именно он узнал, что Данка оказалась свободна и готова со зла выйти замуж за первого встречного! И от него-то она, перепугавшись до полусмерти, пряталась, готовая чуть что – палить из пневматического пистолета.

Что там между ними вышло несколько лет назад – Сережа мог только предполагать. Судя по тому, с какой яростью Майка называла Маркиза Убоищем, – разборка вышла крутая.

– Данка как чуяла! – продолжала Майка, спускаясь по лестнице. – Убоище же водило ее к Наследнику! Она мне про него рассказывала, только я забыла, а то бы через нее его нашла, а не через Сашку. Не надо было тебе Данку с собой брать.

– Так получилось, – отвечал Сережа. – Откуда я знал?

– А разве мы тебе не рассказывали?

Вспомнить все, что рассказывали подружки про свою личную жизнь, Сережа был, естественно, не в состоянии. Очевидно, его широкие плечи внушали непреодолимое доверие – в те времена всякий раз, набив очередную шишку, одна из четверки забирала его посреди ночи на кухню и долго каялась в былых грехах и в теперешней глупости, просила настоящего мужского совета, получала его, клялась начать новую и нормальную жизнь, – а через два дня выяснялось, что все сделано с точностью до наоборот.

Сережа не стал оправдываться в склерозе, а просто помотал головой. Тогда заговорила Майка.

Оказалось же вот что.

Ей дали телефон безумного и склонного к запоям ювелира. Она позвонила, осведомилась о большом куске сердолика с белыми прожилками, услышала, что этого добра – навалом, получила приглашение приехать в гости. Сережу она не позвала с собой по уважительной причине – визит был назначен на дневное время и ограничен четвертью часа. Причем это условие выставил хозяин сердоликов – он ждал покупателей, которые должны были приехать издалека.

Майка, разумеется, опоздала, но и покупатели – тоже.

А проклятый Наследник в ожидании сидел себе перед телевизором и прикладывался к бутылке коньяка. Когда человек начинает прикладываться в пять часов дня, то к половине седьмого его самого уже не мешает приложить к горизонтальной поверхности и накрыть одеялом. Однако Майка произвела впечатление – иначе она не могла. И Наследник принялся ее обхаживать.

– Сережка, ты не представляешь – это не человек, а энциклопедия! – с искренним восторгом рассказывала Майка. – Его заслушаться можно! Он про каждый камень столько знает! Он такие легенды наизусть шпарил! Обалдеть!

– Так ты купила у него свой сердолик с прожилками?

– Сережка!.. – Майка, судя по приоткрывшемуся рту, наконец-то опомнилась.

Атлет покачал головой, но в глазах у него горел некий злорадный огонек.

Сережа не думал, что родился человек, способный заговорить зубы Майке до такой степени. И проспиртованный Наследник в эту секунду даже вызвал некоторое уважение пуленепробиваемого атлета. Правда, лишь в эту мелькнувшую и улетевшую секунду.

– Возвращаемся? – мужественно спросил он.

Майка задумалась.

– Там прячется Данка, – неуверенно сказала она. – Как бы мы ей нечаянно игру не испортили. Вот Убоище чертово!

– Оно часто бывает у этого алкоголика?

– Одна тусовка! Они учились вместе. Только не спрашивай, где и чему. По-моему, они там только пить выучились, – строго заявила Майка. – Если бы я знала – я бы к этому алкоголику не сунулась! Я бы к нему кого-нибудь за сердоликом послала.

Сережа отметил, что, вслед за ним, она стала звать безумца «этим алкоголиком», и порадовался, как радовался всякий раз, когда женщина хоть недолгое время шла у него на поводу. Он надеялся, что таким образом приближает женщин к нормальному логическому и мужскому мышлению.

– Но я слишком поздно поняла, что они знакомы. Как мне Данка сказала, что это Наследник, – я чуть в том кресле навеки не осталась! Это я во всем виновата… Как теперь Данка оттуда выберется?…

– Погоди. Убоище привело к Наследнику покупателей, так?

– Так.

Сережа задумался.

– Ну, они могут там и очень долго просидеть.

– Ага. А потом этот алкоголик с Убоищем на радостях напьются окончательно!

– Давай подождем, – предложил Сережа. – Если этот алкоголик спьяну не договорится с покупателями, то они выйдут довольно скоро. И они с Убоищем сразу же начнут пить, так?…

– Откуда я знаю…

– Подождем. Когда покупатели выйдут, я выжду немного и явлюсь туда с деньгами. Кстати, дай мне деньги. Я выкуплю твой сердолик – и ты навсегда забудешь этот адрес!

Майка закивала с таким видом, что плохо знающий женщин человек, пожалуй, и поверил бы.

– Сколько он стоит?

– Не знаю! Мы говорили о чем угодно, только не о цене!

– Молодец, – сказал Сережа. – А ты выбрала то, что тебе нужно?

– Ты понимаешь, я не успела…

– Молодец.

Если учесть, что Майка просидела в гостях примерно с семи до половины двенадцатого, прежде чем догадалась позвать на помощь, то Сережина ирония была более чем уместна.

– Говоришь, с белыми прожилками. А какого он цвета вообще? – решив сегодня покончить с этим безнадежным делом раз и навсегда, спросил Сережа.

– Ну, я же тебе сто раз говорила!

Они долго смотрели друг на друга примерно с одинаковым выражением лица, насколько это вообще возможно для круглого пикантного женского личика и удлиненного, с крайне героическими чертами, мужского лица. И оба пытались молча выразить свое недоумение: Майка не понимала, как Сережа умудрился не запомнить такую важную деталь камня, а Сережа не понимал, зачем ему вообще следовало обращать на нее внимание.

Эта немая сцена произошла уже во дворе, том самом, где, руководствуясь Майкиными указаниями, чуть не заблудился Сережа.

Говорят, еще Сара Бернар советовала: без лишней надобности паузы не делай, но уж если делаешь – держи сколько можешь. Или не она – какое это имеет значение? Сережа с Майкой продержали паузу столько, что каждый в глубине сознания успел отвлечься от причины и задуматься о чем-то совершенно постороннем.

– Ты не помнишь, я на завтра записалась к стоматологу? – вдруг спросила Майка.

Сережа довольно быстро выстроил путь ее рассуждений. Она прикинула, что покупка сердолика может завершиться часа этак в два ночи, спать она ляжет уже около трех, проснется как раз впритык, чтобы не опоздать в свой салон, а если и опоздает, то всего на какой-нибудь час, но весь утренний график от этого поползет…

– Не помню, – честно ответил Сережа. О стоматологе он услышал впервые.

Тут они услышали шаги на той самой лестнице, с которой спустились.

– Покупатели! – радостно воскликнула Майка. – Вот здорово! Наверно, ему срочно были нужны деньги, раз они так быстро обернулись!

– Погоди, дай людям выйти, – удержал ее Сережа. – Лестница узкая, а они там еще какие-то коробки нести собирались. Да и сами они не хилые…

Три покупателя, обремененные большими сумками, вышли во двор.

Сумки были клетчатые, пластиковые, с какими бабы-челночихи ездят за дешевым барахлом в Турцию. Коробок в них могло влезть немало.

Сережа отметил, что, когда они вошли в квартиру Наследника, никаких сумок при них не имелось.

– Тихо ты… – сказал один покупатель, шедший спереди, другому, который, видно, только что вякнул сзади. Это был старший из тройки, осанистый и морщинистый.

– Андреич, а если оклемаются?

– Не оклемаются.

С тем все трое торопливо скрылись в глубине большого проходного двора.

Сережа и Майка замерли в полном остолбенении. До них не сразу дошло, что люди, которые вышли с сумками, – обыкновенные воры.

В квартире ювелира-алкоголика было что взять. С незапамятных времен висели там неплохие картины, а его коллекции камней были находкой для знатока. Даже Майка, которая знала до этого визита, что есть бриллианты, рубины и изумруды, а все прочее не в моде, была поражена сокровищами и окружавшими их легендами. Очевидно, имелось и столовое серебро, и еще какой-нибудь антиквариат.

Прошло некоторое время – секунд шесть, а то и семь, – пока бывшие супруги догадались переглянуться.

– Кто не оклемается?… – страшным шепотом спросила Майка.

Тут у Сережи в голове сработало. Он оставил Майку и побежал к двери, ведущей на лестницу. Майка понеслась за ним.

Когда она взбежала вверх по лестнице, он уже перестал жать на кнопку звонка и прикидывал, как бы развернуться, чтобы ударить в дверь ногой или плечом.

– Не открывают? – в ужасе спросила она. – Ой! Там же – Данка!

Сережа отошел насколько мог, в два шага придал телу наивозможнейшее ускорение, за пять сантиметров от двери успел повернуться и влепился в нее плечом. Ничего не вышло.

Не отвечая на трагические выкрики Майки, он повторил попытку – и вместе с дверью влетел в коридор, причем дверь наткнулась на старый и бездействующий холодильник, а Сережа пронесся мимо него и затормозил о вешалку.

Вешалка рухнула.

Майка увидела Сережу, стоящего по колено в доисторических пальто и шубах. Судя по мужественной неподвижности лица, он плохо понимал, что за дрянь на него свалилась.

– Газ!.. – воскликнула Майка.

– Газ… – ошалело подтвердил Сережа.

Они одновременно кинулись на кухню и увидели весьма правдоподобную картину – вскипевший в большой джезве кофе залил горелку.

Выключив газ и открыв окно, они поспешили в комнату – и увидели там печальную картину.

И Наследник, и Маркиз-Убоище – оба лежали на полу, на вид – пьяные беспредельно, однако что-то было в этом опьянении странным и для Сережи, и для Майки, буквально четверть часа назад видевших этих людей хоть и нетрезвыми, но вполне бодрыми.

Майка, которая, собравшись открывать салон красоты, прошла какие-то курсы с медицинским уклоном, опустилась на колени, наклонилась над ними поочередно, потрясла, подергала, даже оттянула каждому веко – и в растерянности принялась искать глазами Сережу.

Его в комнате не было.

– Сереженька! – в ужасе заголосила она.

– Да не вопи ты… – сказал, появляясь из соседней комнаты, Сережа. – Этот алкоголик ничего не говорил – может, в квартире другой выход есть?

– А зачем тебе другой выход?

– Данка пропала. Конечно, у него тут такой бардак, что и слон пропадет…

– Данка? – Майка, забыв, что перед ней – двое помирающих, вскочила на ноги. – Дан-ка! Дан-ка-а-а!!!