Черный лебедь Колычев Владимир

Недалеко от ворот находилась церковь с одним-единственным золотым куполом, колокольня с действующей звонницей. Парковый ансамбль из множества живописных секторов, образованных пересекающимися аллеями. Роскошные клумбы, шумящие фонтаны, летние беседки и павильоны. Красота неописуемая! Но больше всего Настю удивил графский дворец. Он поражал воображение своим великолепием и внушал душевную робость своими размерами. Стиль и архитектура восемнадцатого века. Трехэтажный корпус с пониженными крыльями, галереи, флигеля. Но, глядя на эту белокаменную песню, Настя понимала, что вся облицовка здания, колонны, фронтоны и купола лишь повторяют формы, заложенные старинными зодчими; на самом же деле это творения современных мастеров. Она уже слышала, что дворец поднимался из руин. И, чтобы возродить этого «феникса», понадобились миллионы долларов.

Фасадом дворец выходил на озеро, к которому тянулась, пересекая архитектурно-парковую зону, широкая парадная лестница. По ней можно было спуститься к лодочной пристани с двумя колоннами в виде маяков. Возможно, когда-то здесь стояли прогулочные лодки. Но сейчас Настя видела не самую большую, но очень красивую моторную яхту – дорогостоящую забаву для «новых русских». И фонари вдоль лестницы и парковых аллей отнюдь не керосиновые и даже не газовые. Электрические фонари. Но все равно, над всем этим великолепием витал дух старины далекой. Возможно, где-то там за дворцом начинается Лукоморье, и дуб там зеленый, и кот на золотой цепи. Да, бродил здесь где-то кот Баюн. Тишина здесь мягкая, убаюкивающая. И сам дворец, казалось, был погружен в спячку. И вокруг никого. Только садовник копошится в клумбах да охранник в темном костюме топчется у парадного входа средь колонн. И у того и у другого сонный вид.

Но все же Настя была далека от мысли, что хозяйку дома проспали. Охрана могла прозевать госпожу Сокольскую – одну или вкупе с ее похитителями. Но есть видеокамеры слежения, они не спят. Разве что их кто-то отключил. Или позволил их отключить. К сожалению, она располагала малой толикой, к тому же, возможно, искаженной, информации о происшедшем. Ничего, со временем она во всем разберется. А пока что надо приступить к работе, на которую сосватал ее дядя Витя. Нужно думать прежде всего о ней, а остальное все приложится. Кто-нибудь что-нибудь да расскажет, кто-нибудь да поделится слухами.

Охранник на входе уважительно посторонился, пропуская выходящего из дома дядю Витю. Охранник, который сопровождал Настю, просто-напросто растворился в пространстве. Это с ее мамой дядя Витя мог позволить себе расслабиться, с забавным видом рассказать какую-нибудь смешную историю, в компании с отцом чисто по-мужицки со смаком хлопнуть рюмку водки. А здесь он сама серьезность. Здесь он – величина. Персона, особо приближенная к его графскому высочеству.

Давным-давно, еще на афганской войне, дяде Вите миной оторвало голень ноги. Домой вернулся инвалидом. Говорят, что какое-то время пил с горя. К жизни его вернул Сокольский, он же и на ноги его поставил – можно сказать, в самом прямом смысле этого слова: с протезом ему помог. Настя не могла утверждать, но ей казалось, что своему господину дядя Витя был предан, как верный пес.

Он важно поздоровался со своей племянницей, придирчивым взглядом прошелся по ее внешнему виду. Настя не собиралась никого удивлять, мало было желания кому-то нравиться. Да и работа, на которую она нанималась, не требовала смелых изысков во внешности и волнующих элементов в одежде. Гладко зачесанные и туго стянутые в конский хвост волосы, на лице едва заметный налет косметики, аккуратно подстриженные ногти под бесцветным лаком, мышиного цвета юбка до колен в комплекте с жилеткой, светло-серая рубашка с длинным рукавом, черный женский галстук, тупоносые туфли с низким каблуком да еще на шнуровке. Одним словом – Мэри Поппинс отдыхает.

– Неплохо, – вынес оценку дядя Витя. – Пожалуй, то, что нужно.

Настя уже знала, для чего она здесь нужна. У хозяина поместья была родная сестра, а у той – двенадцатилетняя дочка. Ей-то и требовалась женщина-воспитатель, которая, помимо всего, могла бы еще исполнять роль телохранителя.

Дядя Витя провел ее в дом через парадный ход. Настя едва сдержала вздох восхищения. Все тот же старинный стиль, но в современном исполнении. Мрамор, гранит, позолота, тяжелые хрустальные люстры. Огромный парадный зал под куполом, колонны, арки, анфилады проходных залов. Огромные картины на стенах в золоченых рамах, скульптуры древнегреческих богов, мебель под старину. Невозможно было поверить, что вся эта красота могла принадлежать одному человеку.

Настя пыталась делать беспристрастный вид. Но дядю Витю не проведешь.

– Нравится? – спросил он и сам же за нее ответил: – Нравится. Не может не нравиться. Знала бы ты, что здесь раньше было.

То, что здесь было раньше, Настя слышала от него же, и не один раз. Дядя своим боевым прошлым не так гордился, как личным участием в возрождении графской усадьбы. Знала Настя, что здесь было раньше. А теперь своими глазами видела, что стало сейчас.

– А вот и Елена Васильевна, – сказал дядя Витя.

Из полукруглой глубины парадного зала к ним вышла миловидная, нет, красивая женщина лет тридцати. Высокая прическа, открывающая изящные ушки с маленькими брильянтовыми сережками и лебединую шею. Гордая посадка головы, черные брови вразлет. Скулы широкие, как будто суровые, но на губах теплится мягкая располагающая улыбка. Красивые добрые глаза. Замечательная фигура – не девочки, но зрелой женщины. Высокая грудь, широковатые бедра, словно выточенная из слоновой кости рука с длинными, как у пианистки, пальцами. Она была во всем белом – юбка чуть ниже колен, жакет, водолазка. Явно дорогой и от-кутюр костюм, но без особых изысков. Строгий, но совсем не черствый стиль.

Это была сестра графа Сокольского. Она же держала в своих руках бразды правления усадьбой. По малому счету, она была здесь экономкой, а по большому – хозяйкой дома. Так говорил о ней дядя Витя. По идее, она должна была подчиняться ему, но, судя по всему, все было как раз наоборот. Елена Васильевна едва заметно улыбнулась управляющему, махнула ему рукой, и он исчез, как будто его здесь и не было.

– Виктор Алексеевич говорил, что вы служили в милиции, – ровным, ничего не выражающим голосом сказала Елена Васильевна.

– Да. Закончила юридический университет.

– Насколько я знаю, с красным дипломом. Очень хорошо. Пойдемте.

Идти пришлось недолго, но через длинную череду залов. Каждому из них можно было давать свое название. Мраморный зал, Фарфоровый, Гобеленовый, Круглый. Портретный зал. Здесь были собраны портреты царских офицеров, высокородных барышень в красивых старомодных платьях.

Елена Васильевна заметила интерес, мелькнувший в глазах у Насти.

– Это наши предки, – улыбнулась она. – Прадеды, прабабки.

– Как же все это сохранилось?

– Увы, почти ничего не сохранилось, – покачала головой Елена Васильевна. – Сохранился только портрет нашего с братом прадеда, Алексея Михайловича. Генерал-майор царской армии. И его супруга, Дарья Николаевна. Портреты старые, сохранились чудом, пришлось восстанавливать. Все остальное – работы наших современников. Старые фотографии, архивы, домыслы. В общем, вроде бы вышла галерея. Есть и наши портреты, – улыбнулась женщина. – Но здесь они появятся после нашей смерти. Хотелось бы надеяться, что не скоро.

Насте показалось, что Елена Васильевна хотела еще что-то добавить к уже сказанному. Но задумалась, ушла в себя. В каком-то внутреннем ступоре продолжила путь. Провела Настю в роскошную угловую гостиную в правой части крыла, жестом руки велела сесть на неудобный, но красиво исполненный под старину диван. Сама присела рядом. Ноги вместе, руки на коленях. Поза целомудренной женщины. И не было в том ничего показного.

– Итак, на чем мы остановились? – стараясь нащупать утерянную нить разговора, спросила Елена Васильевна.

Настя понимала, что не о своем портрете она хочет говорить и уж тем более не о своей предполагаемой смерти.

– Вы про мою службу спрашивали.

– Ах да. И красный диплом. А школу как закончили?

– С серебряной медалью.

– Превосходно. Значит, вы в состоянии будете помочь Карине с уроками.

– Если это будет входить в мои обязанности.

Елена Васильевна мягко, но несколько разочарованно выставила вперед руку – призвала остановиться.

– Я бы хотела, чтобы вы забыли о своих обязанностях. Я бы хотела, чтобы вы стали другом для моей дочери. Виктор Алексеевич верит в вас. Мне бы тоже хотелось верить, что я передаю дочь в надежные руки. Я думаю, вы даже из пистолета стрелять умеете.

– Ну, нормативы я выполняла на «отлично». Но признаюсь честно: в реальных боевых действиях никогда не участвовала, по реальным целям не отрабатывала. Так что сразу скажу: телохранитель из меня ненадежный. Да и воспитательной практики у меня как таковой нет.

– Но психологию и педагогику вы изучали.

– Изучала. Но педагогика и психология у нас весьма специфичная.

Одно дело уметь работать с преступниками, и совсем другое – с нормальными детьми. Но, в принципе, по своей природе все люди одинаковы, просто к одним требуется более жесткий, а к другим более мягкий подход. Настя не видела за собой умений и навыков, чтобы соответствовать требованиям, предъявляемым к воспитателю да к тому же и телохранителю двенадцатилетней девочки. Зато ей казалось, что она справится с этой работой.

– Ничего. Телохранителем у Карины был человек, который имел о педагогике очень смутное представление. И ничего, справлялся.

Елена Васильевна попыталась улыбнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса.

– До поры до времени справлялся. Раз уж вы согласились работать с моей девочкой, должна вам сказать. Не имею права утаивать. Скажу прямо – Карина влюбилась в своего телохранителя. Да, и в двенадцать лет девочкам свойственно влюбляться во взрослых мужчин.

– Да, да, – поддержала ее Настя. – Я в одиннадцать лет влюбилась в нашего историка. Думала, что умру. Ничего, выжила. Сейчас даже смешно становится, когда об этом думаю.

– Со мной, скажу вам, такого не было. Но у меня была подруга, она в тринадцать лет влюбилась в моего родного брата. И сейчас любит где-то в глубине души. А он даже ни разу ее не видел. Вернее, видел, но мельком. Севе тогда было не до нее. И вообще. В его жизни было две женщины. И, поверьте, этого ему хватило с лихвой. Кажется, я дала лишку. Итак, я должна познакомить вас со своей дочерью. У нее как раз начались летние каникулы, в школу ездить не надо. Мы собирались ехать в Грецию на летние каникулы, но у нас такое… Вы, наверное, знаете, что у нас в семье произошла большая неприятность. Пропала жена моего брата.

– Виктор Алексеевич ничего мне не говорил. Как это пропала?

– Никто ничего не знает. Утром проснулись, а ее нет. Но это уже не ваши заботы.

– Надеюсь.

– Ну что, пойдем?

Прямо из гостиной в открытый холл второго этажа вела пологая лестница с фигурными мраморными балясинами и перилами из красного дерева. Холл плавно перетекал в широкий коридор, освещенный электрическими лампами в форме древних факелов. Очень красиво и необычно. Массивная, опять же из красного дерева, дверь, за которой начинался круглый холл с выходом в детские комнаты. Оказывается, это были личные апартаменты маленькой госпожи Сокольской.

Карина была в игровой комнате. Сидящая в специальном кресле, перед высокоточной плазменной панелью, вооруженная мудреным джойстиком, в качестве космического пилота-истребителя взрывала корабли пришельцев. На голове шлем с очками и наушниками, кресло качается и трясется в такт сражению. Сложная система, простым геймерам не по карману.

– Карина, ау! – Елена Васильевна сначала легонько постучала по шлему и затем лишь сняла его с головы воинствующей дочки.

– Черт! – вспылила та.

И вскочила с кресла так, как будто в него угодил плазменный сгусток из бластерной пушки пришельцев.

Симпатичная девочка с большими черными глазами. Темные густые волосы, постриженные в короткое по-детски наивное каре. Большего чем нужно размера футболка навыпуск, рваные джинсы, на голове бандана. Для своих лет она была довольно-таки высокой, но худой и по-детски угловатой. Судя по всему, норовистая девочка. Хотя и не похоже, что злая и ожесточенная.

– Тебя подбили, – одними губами улыбнулась Настя.

Взгляд оставался серьезным и сосредоточенным.

– Ага, сейчас. Мам, а это кто такая?

– Настя. Я тебе о ней говорила.

– А-а, вместо Максима, – сникла девчонка.

– Настя будет твоей воспитательницей.

– Я уже не маленькая, чтобы меня воспитывать.

– Тогда она будет твоей подругой.

– Мам, ну не смеши людей. Сколько ей лет?

Карина смотрела на Настю, но обращалась к матери.

– Двадцать четыре.

– Марьванне тридцать два было. И что?

– Не Марьванне, а Инне Борисовне.

– Все равно Марьванна. Все равно коза.

– Карина!

– Ой, да ладно!.. – по-детски беззлобно, но эмоционально махнула рукой Карина.

– Вот такое оно, молодое поколение! – развела руками Елена Васильевна. И с надеждой посмотрела на Настю: – Надеюсь, вы найдете с ним общий язык.

– Мам, поверь, я тоже на это надеюсь, – лукаво улыбнулась Карина. – Но не знаю.

– Не буду вам мешать.

Елена Васильевна еще раз обратила к Насте полный надежды взгляд и ушла, бросив ее на съедение собственной дочери.

Карина не просто въедливо смотрела на нее, она еще обошла ее по кругу, разглядывая со всех сторон.

– Ну и что? – спокойно спросила Настя.

– Да ничего. В том-то и дело, что ничего особенного. Максим бы на тебя даже не посмотрел.

– Меня твой Максим не интересует.

– Почему мой? – вскинулась Карина. – Мама что, тебе все рассказала?

– Да. Он был твоим телохранителем.

– И все, больше ничего не говорила?

Настя спокойно выдержала вопросительно-подозрительный взгляд своей подопечной.

– Нет. А что она должна была сказать?

– Что Марьванна глупая никакуша!

Настя не могла похвастаться тем, что в совершенстве владеет языком межмолодежного общения. Но кое-что знала.

– Никакуша не может быть глупой. Это все равно что сказать – масло масляное. Никакуша сама по себе глупая, ничего из себя не представляющая.

– Эт чо, урок такой? – Карина озадаченно почесала кончик своего носа.

– Нет, просто замечание. Но двойка пойдет в журнал.

– Какая двойка?

– По этике поведения. За то, что ты оскорбила женщину, которая не сделала тебе ничего плохого.

– Как это не сделала? Сделала!

– Что?

– А тебе не все равно?

– Во-первых, не «тебе», а «вам». Во-вторых, не все равно.

– Смотри, какая правильная, – хмыкнула Карина.

– Правильная.

– Ладно, правильная. Да тебе пополамно, что со мной дальше будет. Все вы тут за бабки работаете.

– Да, я работаю за деньги, – кивнула Настя. – И ничего плохого здесь не вижу. Деньги – это не зло. Деньги – это средство борьбы со злом.

– Да? Ну и как это выглядит?

– Очень просто. Бабло побеждает зло.

– Бабло побеждает зло? А чо, ничо, надо запомнить.

– Не надо ничего запоминать. Это факультативная информация.

– Ну и загрузила ты меня.

– Не загрузила, а объяснила. И не «ты», а «вы». На «ты» мы перейдем, когда вы, Карина, перестанете кривляться.

– Кто кривляется?

– Ты кривляешься. Хочешь показать, что ты хуже, чем есть на самом деле. Я понимаю, это твой внутренний протест. Сама была такой, как ты. Все хотела кому-то чего-то доказать. Глупости всякие делала. А потом поняла, что никому ничего доказывать и не надо. Люди сами разберутся, кто ты есть на самом деле.

– Ну и кто я такая?

– Ну, этого я пока точно сказать не могу. Зато могу сказать, что я тебя не боюсь, – с доброй иронией во взгляде улыбнулась Настя.

– И не надо меня бояться, – надулась Карина. – Я тебе не страшила какая-то.

– Вот и я о том же.

– Не принимаешь ты меня всерьез, – огорченно вздохнула она.

– Ну почему же?

– Да ладно, как будто я не понимаю. Максим тоже меня всерьез не воспринимал. А ты какие глупости в моем возрасте делала?

– Да всяко было. Однажды в учителя влюбилась.

– Да ну! – оживилась Карина. – В физрука?

– Почему сразу в физрука?

– Ну не знаю.

– В историка. Видный такой мужчина был, усики и бородка, как у мушкетера.

– Так, это интересно! – заинтригованно поежилась девочка.

И с ногами забралась на диван. Чуточку подумала и подвинулась, приглашая Настю сесть рядом.

– И что у вас было?

– Ничего. Я ему письма писала, в любви признавалась.

– А он?

– Письма-то я писала, но не отправляла. В ящик стола складывала. Пока мама их не обнаружила.

– Скандал, наверное, был, да?

– Откуда ты знаешь!

– Да знаю.

Карина встала, подошла к двери, закрыла ее на замок изнутри, вернулась на место. И с наивно-заговорщицким видом взяла Настю за руку.

– Обещай, что никому не скажешь! – по-детски серьезно и торжественно потребовала она.

– Между нами, девочками! Это клятва такая!

– Ух ты! Так вот, я в Макса влюбилась.

– Вау!

Настя постаралась забыть о своих годах и вспомнить, как вела она себя в двенадцать лет. Это позволило ей ощутить себя такой же наивной глупышкой, какой была Карина. Только общность интересов и состояния души могла по-настоящему сдружить двух влюбленных девчонок. А ведь Настя была влюблена в Вадима.

– Да, представь себе, влюбилась, – сокрушенно вздохнула Карина.

Она могла показаться комичной в своих детских страданиях – кому-то, но только не Насте.

– Представляю. А он?

– Сказал, что я маленькая. Но я же вырасту!

– Конечно, вырастешь!

– Между прочим, в старину в моем возрасте замуж уже выходили!

– Мой тебе совет: об этом никому не говори. Не так поймут. По личному опыту знаю.

– Ну, если по личному. Я же вырасту, такой же красивой, как мама, стану. А Макс на маму заглядывался.

– Да ну что ты!

– Да правда! Только мама об этом не знает. Мама бы его выгнала, если бы узнала. Он вообще знаешь каким бабником был!

– Каким?

– Страшным.

– Что, и на лицо, и на фигуру?

– Да нет! Он вообще красавчик!.. Стала бы я влюбляться, если бы он страшным был. И Марьванна в него влюбилась. Ну, эта, Инна Борисовна. Она у меня воспитателем была, а Макс телохранителем. Все время вместе. Я в школе, а у них любовь в машине. Мама когда узнала, Марьванну сразу уволила.

– А Макса?

– Нет. Я сказала, что Марьванна сама к нему приставала. А так оно и было! Я-то знаю!

– А где сейчас Макс?

– Никто не знает, – печально вздохнула Карина. – Был и нету. Дядя думает, что он вместе с его женой сбежал.

Не напрасно Настя надеялась на удачу в своей шпионской работе. Вот уже одно обстоятельство всплыло. И это лишь начало.

– Твой дядя? С его женой?

– Ну да.

– А почему он так думает?

– Ну, они же вместе пропали.

– У Макса что, роман с ней был? Ну, как с твоей Марьванной?

– Я не знаю. Но видела, как Макс на тетю Майю смотрел.

– Как?

– На меня он так никогда не смотрел. На мою маму он тоже так смотрел, а на меня нет.

Настю так и подмывало спросить у Карины про ее отца. Она знала, что Елена Васильевна живет без мужа. Дядя Витя ей это сказал, но не объяснил, почему так. Карина могла бы объяснить. Но, возможно, это больной для нее вопрос. Что, если Максим был отъявленным сердцеедом местного масштаба? Что, если кадрил здесь всех, кого возможно? А может, обращал внимание на тех, кому за тридцать. Жена хозяина уже не молода, его сестра такая же зрелая женщина, Марьванне, то есть Инне Борисовне, – тридцать два. Что, если легкий флирт с хозяйкой дома перерос у них в бурный роман? Что, если они вместе и сбежали от графа Сокольского?

Но вряд ли отработка этой версии что-либо даст. Наверняка Сокольский уже пустил свою свору по следу Макса. А уж у него-то куда больше возможностей узнать всю подноготную беглеца, выявить все возможные адреса, по которым он мог скрываться. А может, он давно нашел пропавшую жену вместе с ее любовником, может, давно свел с ними счеты. Тогда их трупы никогда не найдут.

– А как твоя мама узнала, что ты в Макса влюбилась?

– Да я сама ей сказала. Плохо без него стало. Такая тоска. Взяла да ляпнула. Зачем, не знаю.

– Все правильно сделала. Когда любимого теряешь, надо выговориться, тогда на душе легче становится.

– А ты что, теряла? – прониклась участием Карина.

– Теряла. Еще как теряла.

– Давно?

– Совсем недавно.

– Любишь его?

– Да. Но иногда мне кажется, что я его ненавижу.

– Как же я тебя понимаю! – закатывая глазки, тяжко вздохнула Карина.

– Бедные мы с тобой, бедные, – посетовала Настя.

– Да ты не расстраивайся.

– Ты тоже.

– Не буду. А сколько ему было лет?

– Двадцать восемь.

– Ну, Макс постарше будет. Ему двадцать девять. Где он сейчас, Макс?

– И с кем?

– А с кем он может быть? – возмущенно встрепенулась Карина.

– Ты же говорила, что он с женой твоего дяди сбежал.

– Это дядя так думает. А я так только говорю. А может, и с ней. Тетя Майя не совсем хорошая. То есть она хорошая, мне никогда ничего плохого не делала. Но маме моей она не очень нравится.

– Почему?

– Ну, я не знаю. Я слышала, как она ее вертихвосткой назвала. Тетя Майя с дядей Севой к машине шли, а мама на них смотрела. Ну и сказала тихо, я слышала. А почему сказала, не знаю.

– И не надо знать. Не нашего это ума дело. Знаешь, мне кажется, нам развеяться надо.

– Как?

– Ну, тебе лучше знать. Ты же здесь живешь, ты все знаешь. На лошадях, например, покататься. Я слышала, у вас конюшня есть.

– Конечно, есть. Как без конюшни. Ну, можно и на конях.

– А чего так невесело?

– Да надоело. Лучше в компьютер.

– Так ты себе катаракту заработаешь.

– Что это такое?

– Заболевание глаз. Помутнение хрусталика. Все хорошо, хорошо, а потом раз – и ослеп. От компьютера так часто бывает. У меня один знакомый ослеп. Сейчас с палочкой ходит. Но тебе-то, наверное, собаку-поводыря купят.

– Зачем собаку? – разволновалась Карина.

– Ну, если ослепнешь вдруг.

– Не ослепну.

– Почему ты так думаешь?

– Да ну его, этот компьютер. Уж лучше на лошадях. А ты умеешь?

– Немного.

– А где научилась?

– В школе милиции.

– Ты в школе милиции училась?