Наследие орков Юрин Денис

Глава 1 Вызов

Дождь монотонно барабанил по лобовому стеклу старенького "Торнадо", навевая сонному водителю с распухшими, красными глазами и трехнедельной щетиной привычные мысли о суициде. Сгустившиеся над городом сумерки и отражающиеся на мокром асфальте отблески тусклого света фонарей тоже не способствовали поднятию настроения и появлению хотя бы жалкого подобия оптимизма.

Он устал, устал от жизни, неумолимо текущей чередой хаотически сменяющих друг друга событий, которые, по непонятному стечению обстоятельств, проносились обычно мимо него. Время шло, все кругом изменялось, а он никак не мог приспособиться к быстрому темпу жизни, поспеть за неугомонным человечеством, торопящимся неизвестно куда и зачем.

Казалось, еще не так давно, буквально вчера, они с друзьями сидели в тихом опустевшем баре где-то на восточном побережье Нового Континента и воодушевленно спорили о шансах на выживание в капризном человеческом обществе такой фантастической штуки, как виртуальная реальность… Затем щелчок в сознании, череда не связанных между собой событий, мелких проблем, на решение которых ушло несколько лет, и с ужасом осознаешь, что ты, как подросток, проводишь в воображаемом мире куда больше времени, чем в реальном, и с момента приятельского спора прошло каких-то двадцать - двадцать пять лет.

Все двигалось, все изменялось, подчиняясь непреклонным законам природы. Неизменными оставались лишь он сам и весьма узкий круг знакомых, которых он никак не мог, да и не хотел возвести в ранг друзей. Еще не так давно, лет сто назад, он пытался меняться, быть "на плаву", поспевать за прогрессом. Только одна мысль о неминуемом превращении в обломок прошлого, в отставшего от жизни старика в теле тридцатилетнего мужчины вселяла в него страх и толкала на безрассудные с точки зрения обычных людей поступки.

Он много читал и постоянно учился, совершенствуя свои познания почти во всех областях науки и человеческой жизни, даже написал несколько неплохих трудов, но потом сдался, устал, однажды не нашел в себе сил ответить на, казалось бы, простой вопрос: "Зачем?"

Проснувшись как-то ранним утром, он свалил в огромную груду содержимое многочисленных книжных шкафов, не забыв при этом и о двадцати дипломах, полученных за пятьдесят лет бесконечных мучений в лучших университетах мира, и после недолгих колебаний одним легким движением руки с горящей спичкой прекратил бесцельные страдания.

Как ни странно, но вандализм помог. Эйфория от вида пожарища моментально сменилась глубоким душевным успокоением и чувством выполненного долга. Он перестал играть в человека, шагающего в ногу с эпохой и пытающегося возвыситься над своей природой. Для того чтобы убивать, не надо быть современным и начитанным, достаточно логики, врожденного чутья и крепких рук.

Сумбур размышлений был прерван тихим, но пронзительным писком будильника. По привычке рука проскользнула в карман плаща и придавила заветную кнопку, прервав тем самым раздражающий слух низкочастотный звук, напоминающий вопль смертельно раненной летучей мыши.

Век пейджеров был краток, он безвозвратно прошел еще несколько лет назад. Компактные, надежные в употреблении, рассчитанные на долгие годы службы аппараты, изготовленные на заводах крупнейших фирм Континента, быстро перекочевали из карманов владельцев в набитые пищевыми отходами и прочим хламом мусорные баки. Лишь этот пронзительный, душераздирающий писк спас маленькую пластмассовую коробочку с гордым названием "Трансериус" от неминуемой гибели на свалке. Моррон пользовался аппаратом исключительно как будильником, способным поднять на ноги хозяина, находящегося в любом, даже мертвецки пьяном состоянии.

Водитель приоткрыл окно и выбросил наружу опаленный фильтр сигареты. Перегнувшись через высокую спинку сиденья, он одним рывком перетащил к себе огромную черную сумку и, сняв правую перчатку, уверенно расстегнул "молнию". Уже через минуту старенький энергомобиль превратился в арсенал на колесах. Один за другим на сиденье появлялись: автомат "АПНС-48" старого образца с семью сменными рожками, пистолет с самодельным глушителем и венец творения инженерной мысли конца тридцатых годов прошлого столетия - жидкотопливный огнемет, изготовленный на военных заводах Геркании.

Пытаясь отрегулировать вечно барахлящий, соскальзывающий с нарезной трубки вентиль, он вспомнил, как старый шевариец - торговец оружием - предупреждал о ненадежности конструкции времен "мирного противостояния", пытаясь предложить взамен всевозможные модификации взрывчатки и убеждая чуть-чуть подождать, пока он не закажет у своих партнеров-виверийцев более позднюю, газовую модель. Моррону самому не хотелось рисковать и связываться с громоздкой и крайне опасной штуковиной, но что делать? Огнемет был оптимальным видом оружия для предстоящей операции, а ждать несколько месяцев сомнительной поставки не хотелось. Утешало только одно: если перегреется основательно проржавевший бак или в соединительный шланг попадет шальная пуля, то гибель будет мгновенной, хотя вряд ли можно было считать полноценной смертью пару месяцев забытья, усугубленного частичной потерей памяти, которой, кстати, он уже давно не дорожил.

Только после того, как в третий раз проверил амуницию и отругал себя за чрезмерную скрупулезность, он вставил ключ в зажигание и осторожно, опасаясь случайной встречи с алчными сотрудниками дорожной полиции, снимающими основной урожай наличности именно в это время, тронулся в путь.

До ночного клуба было недалеко. Уже через пять минут он остановил машину с противоположной стороны улицы, метрах в пятнадцати-двадцати от входа, и стал внимательно изучать обстановку. Сколько его опытный глаз ни пытался обнаружить хоть что-то подозрительное, усилия были тщетны. Все было как обычно: пара расслабленных бритых охранников, уставших от вида респектабельных кавалеров и назойливо кружащих возле них смазливых девиц всех окрасов и мастей; десяток подвыпивших или обкуренных студентов, без умолку галдящих на всю округу; и два ряда аккуратно припаркованных на тротуаре машин представительского класса. Ничего особенного, все как всегда, обычное начало очередной трудовой ночи для "прислуги". К этому классу людей моррон причислял не только профессиональных обольстительниц и барменов, но и всех остальных бесполезных, никчемных, с его точки зрения, существ, делающих деньги на слабостях и извращенных прихотях тех, кто побогаче.

Мужчина еще раз достал из кармана пейджер и взглянул на электронные часы. "Полдвенадцатого, пора!" - подумал он, полагая, что те, кого он искал, уже собрались внутри заведения. Правая рука потянулась к пистолету с глушителем, а на лице заиграла бесноватая ухмылка, чем-то напоминающая оскал матерого волка.

Еще пару дней назад, при проработке плана операции, моррон хотел вначале пронести сумку с оружием внутрь, а затем, засев в одной из кабинок туалета, не торопясь, приготовиться к бойне, однако в последний момент он решил действовать по-другому. Его не испугали примитивные металлоискатели охранников, обмануть устаревшие, списанные с вооружения местной таможни образцы чудо-техники не составляло проблем. Причина крылась в неудобной планировке клуба, находившегося в здании бывшего детского кинотеатра. Туалеты были в подвальном помещении прямо в центре здания. Когда он появится оттуда во всеоружии, то у нескольких врагов будет мизерная, но все-таки возможность ускользнуть. В его же планы входило расквитаться со всеми, а значит, двигаться надо от входа внутрь: медленно и методично, как он умел, как его научила жизнь.

Небрежно оставив дверцу машины открытой, моррон сунул в карман пистолет и направился к клубу. Первый охранник так и не успел ничего понять, ему даже не было суждено повернуть голову и посмотреть в бесстрастное лицо своей смерти. Глухой шлепок глушителя прозвучал с трех шагов, моррон стрелял, не вынимая руки из кармана. Парень тихо всхлипнул и сполз по стене, на белой рубашке расползлось алое пятно. Второй удивленно вытаращился на падающее тело напарника и тут же умер сам. Пуля вонзилась точно в висок, разбрызгав по колонне фасада пятна темной крови и ошметки мозга.

Толпившаяся неподалеку молодежь моментально отреагировала на происходящее истошными криками и кинулась врассыпную. Только один из подростков остался сидеть, прислонившись спиной к дереву. Травка сыграла с ним злую шутку: он просто не мог встать и последовать за приятелями, сам же он так и не понял, что происходит. Скорее всего, профессиональный убийца решил бы избавиться от ненужного свидетеля, но моррон знал: парень не видел его лица, он потерял контакт с окружающим еще минут пятнадцать назад и пребывал в сладостном мире наркотических грез.

Поднявшаяся суматоха, сопровождаемая поспешным бегством молодежи, стала сигналом для водителей дать полный газ и бросить на произвол судьбы веселящихся в клубе хозяев. Его это не волновало, в худшем случае беглецы вызовут по телефону полицию, которая, как всегда, опоздает к началу "представления". У него было вполне достаточно времени до приезда спецгруппы в тяжелых бронежилетах.

Мужчина быстро вернулся к машине, рассовал по карманам плаща обоймы, перекинул через плечо автомат и надел на спину увесистый огнемет, туго застегнув крепежные ремни и еще раз проверив расшатанный вентиль. Теперь моррон был готов к предстоящей бойне, готов мстить.

За время его недолгих приготовлений никто из находившихся в холле не обратил внимания на исчезновение молодежной компании перед входом и на отсутствие наружной охраны. Разлетевшаяся вдребезги под ударом ноги дверь и струя огня, ворвавшаяся вслед за осколками стекла в помещение, были для присутствующих полной неожиданностью. Кассир, двое охранников и несколько уже собравшихся уходить посетителей погибли сразу, их внезапно поглотило жадно пожирающее плоть пламя. Воздух мгновенно наполнился жаром и резким запахом горелого мяса. Вторая струя огня стрелою взметнулась вверх по лестнице, охватив пламенем перила, картины и ковровую дорожку на мраморных ступенях.

"Второй этаж: стриптиз и казино, - просчитывал ситуацию холодный мозг убийцы, - им я займусь позже. Наверняка большинство объектов в зале на первом, там, где шумно, где громкая музыка, танцы и беспечная молодежь".

Наивно было бы предполагать, что устроенное им адское представление осталось незамеченным. Сквозь треск огня и барабанный бой еще не смолкшей музыки раздались дикие вопли и испуганные крики "пожар!", несколько человек пытались пробиться сквозь бушующее пламя к выходу, но новая струя огнемета заставила их снова отступить в зал, в котором то ли по чистой случайности, то ли из-за наплевательского отношения хозяина заведения к нормам пожарной безопасности уже давно не было окон.

Толпа посетителей беспомощно прижалась к дальней стене, и несколько десятков глаз с ужасом наблюдали, как огонь охватил выход и все ближе и ближе подбирался к центру зала, пожирая на своем пути стулья, столы и кожаные кресла. Вопли и гомон неожиданно смолкли, когда из клубов дыма и пламени появилась рослая фигура в дымящемся черном плаще и с огнеметом в руках. Не дожидаясь, пока пройдет оцепенение, моррон обратился к обреченным на смерть:

- Мне нужны только вампиры! Если кровососы проявят благородство, которым они так кичатся, то пусть отойдут в сторону, остальные не пострадают!

Большинство людей, оказавшихся не в то время и не в том месте, обреченно закрыли глаза, подумав, что имеют дело с очередным спятившим маньяком. К сожалению, для многих это была последняя мысль в их жизни. Вдруг с разных сторон толпы в воздух выпрыгнули три фигуры, их шипение и яростный крик на какое-то мгновение даже заглушили рев пожарища. Движения нежити были быстрыми, а траектории полета различными, но все они сходились в одной точке - на горле нахала, осмелившегося бросить им вызов.

Моррон резко отпрыгнул назад и немного вбок, пальцы правой руки автоматически нажали на спуск, и упыри запылали в воздухе. Мощная струя пламени поглотила их и тут же прошлась по толпе ни в чем не повинных людей. Зал снова заполнился воплями и запахом горящей плоти. Огонь был повсюду, и убийца не видел мучений своих жертв, но запаха и криков было достаточно, чтобы ком тошноты подкатил к горлу. "Потом, я это сделаю потом, - думал он, быстро отыскивая лазейки в, казалось бы, сплошной стене огня, - еще немного, только второй этаж".

К его удивлению, пожар бушевал на лестнице, пожирал перила и деревянные перекрытия здания, но так и не смог самостоятельно пробиться наверх. Виной тому были несколько охранников и стриптизерш, вооруженных огнетушителями и обломками киев, используемых в качестве пожарных багров. Действия "народного ополчения" были успешными, и первая волна наступления стихии была отбита. Пробираясь наверх по лестнице, он заметил, что среди "героев" не было ни игроков, ни любителей посмотреть на экстравагантные танцы. Посетители предпочли или забиться подальше от огня, или повыпрыгивать в окна, ломая конечности и шейные позвонки.

В принципе он допускал возможность того, что нескольким находившимся наверху вампирам удастся уйти, но, как заядлый оптимист, надеялся только на лучшее. Эти хитрые твари предпочитали охотиться на молодую, свежую кровь, а не пить вяло текущую влагу, напичканную антибиотиками, всевозможными стимуляторами и алкоголем. В любом случае не проверить второй этаж он не мог. Мысль, что кто-то из врагов смог отсидеться наверху, не дала бы ему спокойно жить.

Неожиданно перед глазами пытающихся тушить пожар людей появилась зловещая фигура в черном. Демоничность картины дополнял слой липкой черной жижи, покрывающей пришельца из адского пламени с ног до головы. Специально разработанный для подобных случаев огнеупорный крем не выдержал продолжительного воздействия высоких температур и начал течь.

Одна из девиц закричала от страха, а стоявший рядом охранник выронил огнетушитель из рук. Не дав врагу опомниться, моррон закрыл глаза, чтобы не видеть мучений умирающих, и нажал на курок, но вместо уже привычного шума вырывающегося на свободу пламени прозвучали лишь скрежет металла и надрывное гудение шланга, бак у него за спиной завибрировал. "Черт, я так и знал, что он сломается, - пронеслось в голове у судорожно расстегивающего крепежные ремни убийцы, - сейчас будет взрыв!"

Ему повезло. Он успел стянуть с себя огнемет, а взрыв раздался уже внизу, когда злосчастное устройство успешно пролетело сквозь лестничный пролет и грохнулось в бушующее пламя. Момент неожиданности был окончательно и бесповоротно потерян, левое легкое и правую ногу пронзила острая боль - один из охранников выхватил пистолет и открыл огонь, но точно прицелиться ему мешали едкие клубы дыма, режущие глаза. Парочка девиц, испуганно попискивая, кинулась в зал, а третья танцовщица, вместо того чтобы последовать примеру подруг, запустила в голову "нечестивцу" тяжелый огнетушитель.

Происходящее сильно разозлило убийцу и вынудило продолжить бойню. Локализуя боль и не позволяя ей лишить его способности действовать, моррон резким движением перекинул автомат со спины и пронзил оказавших ему сопротивление одной очередью.

Поиск наверху увенчался успехом, среди мечущихся в панике людей он сумел найти еще троих кровососов. Кто утверждает, что на потомков легендарного маркиза Норика действует лишь серебро и осиновый кол, пусть попробует еще одно волшебное средство - две полные обоймы калибра 9,67 в голову нежити. Оно его не разочарует.

Покончив с последним из вампиров и выбросив его обезглавленное, изуродованное тело в окно, моррон осмотрелся по сторонам: на него испуганными глазами смотрели десятки забившихся по углам людей. "На сегодня хватит смертей", - подумал он и бросился по лестнице вниз, прямо через пламя к выходу.

Мимоходом, пробегая мимо бильярдного стола, убийца выхватил нож и отточенными годами движениями вырезал на зеленом сукне равносторонний треугольник, вверху которого красовалась буква Л, а по боковым углам - цифра 1. Впоследствии служба сыска посчитала знак символом одной из новых групп сатанистов, но один из гостей заведения сразу узнал в нем герб Одиннадцатого Легиона.

Морроны только внешне похожи на людей, они странные существа с непостижимой для человека логикой и непредсказуемым ходом мысли. В тот вечер мститель жестоко и хладнокровно убил пятьдесят семь невинных людей ради гибели всего шести вампиров, но, пренебрегая собственной безопасностью, оставил в живых девятнадцать свидетелей, отчетливо запомнивших его лицо.

Глава 2 Ночной визит

С недавних пор темнота стала неотъемлемой частью его жизни, с каждым годом все больше и больше дел приходилось решать после наступления сумерек, когда заканчивается трудовой день и города зажигают таинственные огни уличных фонарей, разноцветных рекламных щитов и просто домашних окон. Именно на это время суток клиенты предпочитали назначать ему встречи, пугливо сторонясь любопытных глаз коллег и домочадцев, сующих длинные носы не в свои дела. Работа частного детектива, которой он разбавлял серые будни в перерывах между охотой на беглых преступников, платных душегубов и кровавых маньяков, казалось, окончательно превратила его в человека ночи, то есть того несчастного, что заваливается домой лишь ранним утром и сразу, не снимая мокрого плаща и грязных ботинок, валится в объятия самой любимой подруги - мягкой кровати.

Вот и сейчас он лежал в полной темноте и отдыхал, флегматично рассматривая красочные картинки рекламных роликов, быстро сменяющие друг друга на безмолвном экране телевизора. Он не был глухим, но рекламные паузы протяженностью в пятнадцать-двадцать минут сводили с ума и заставляли серьезно задуматься о будущем поколения "памперсов, йогуртов и зубных щеток".

Из-за постоянных разъездов и ненормированного рабочего дня, впрочем, как и по причине необустроенности жизни в целом, созерцание телепрограмм не относилось к числу его любимых занятий, хотя порой приходилось идти на жертвы и отсиживать пару часов перед экраном. Делал он это только в тех случаях, когда шел новый исторический или приключенческий фильм с обилием погонь, драк и батальных сцен. Даниэль не был кровожаден, и вид изувеченных тел не вызывал повышения адреналина в крови. Чего-чего, а острых ощущений ему с избытком хватало в жизни, однако просмотр кинолент был такой же неотъемлемой частью его работы, как для политика встречи с избирателями и посещение элитных клубов. Кроме борьбы с преступностью во всех ее проявлениях, начиная от поиска неверных супругов и заканчивая ловлей сбежавших убийц, он еще успевал снимать кино, точнее, был постановщиком трюков и консультантом по историческим вопросам.

Два года назад его сыскное агентство получило заказ на поиски четырнадцатилетней девочки, сбежавшей из дому в компании друзей-подростков. Отцом неугомонного ребенка, ищущего свободы и собственного "я" методом автостопа по всему западному побережью Старого Континента, оказался не кто иной, как сам Франц фон Хубер, известный кинорежиссер, сделавший карьеру и кучу денег на постановке, как ни странно, весьма приличных фильмов. Церемония передачи блудного дитяти состоялась прямо в студии, Даниэль притащил обкуренную девочку на съемочную площадку, чем в принципе и нажил себе новые проблемы.

Пока раболепно заботливые ассистентки отмывали уставшее чудо природы, а вечно занятый родитель гонял артистов и выписывал чек, детектив обратил внимание на грубые ошибки и несоответствия эпохе, допущенные костюмерами, декораторами, бутафорами и прочей киношной братией. И все бы ничего, да только кто-то дернул его за язык высказать свои замечания самому мэтру режиссеру. Чек в тот день он получил только в полночь, и лишь после долгой и основательной беседы с Францем в пивном павильоне. С тех пор ни один шедевр гения кино не обходился без консультаций великого знатока истории и драк, частного детектива Даниэля Андерсона, более известного в мире кино под прозвищем Зануда Ди.

Вот и сегодня он только вернулся из Полесья, где провел со съемочной группой более двух месяцев "на натуре", снимая фильм о нелегких судьбах герканских переселенцев при дворе Александра XVII, как зазвонил телефон и неугомонный Франц начал жаловаться на проклятых дальверийцев, сделавших жуткий "remake" на один из его лучших фильмов. Друг просил посмотреть "этот ужас", транслирующийся нынешней ночью по четвертому коммерческому каналу, и оценить его с точки зрения исторической достоверности.

Ожидания и сам перелет из Урвы в Мальфорн были крайне утомительными, хотелось принять горячий душ и заснуть, но неутомимый детектив решил принести в жертву свои естественные потребности на алтарь дружбы и искусства.

С трудом пережив последний рекламный блок и все-таки досмотрев концовку фильма, Даниэль обреченно набрал телефонный номер своего мучителя и, собравшись с силами, приготовился к краткому разговору. Как только на другом конце провода зазвучал нервный голос Франца, консультант выразил свое мнение однозначным и безапелляционным словом "дурь" и бросил трубку.

Обычно терпимый к странным выходкам своего эксперта, фон Хубер на этот раз был неумолим и не собирался ограничиваться чересчур кратким заключением. Даниэль не успел как следует взбить подушку, как зазвонил телефон.

- Ди, я понимаю, ты устал… мы все устали, но это крайне важно… я подаю в суд. Дальверы не просто обворовали меня, они обгадили искусство, да еще посмели сунуться с этим на Старый Континент, так сказать, в обитель высокого и прекрасного…

Врожденное отвращение ко всему, что сделано на Новом Континенте, было типичной чертой не только склочного характера великого режиссера. Большинство герканцев, филанийцев, виверийцев, намбусийцев, шеварийцев и прочих жителей Континента - колыбели цивилизации - снисходительно отзывались об умственных способностях заносчивых, самоуверенных дальверийцев и не упускали возможности ехидно позлословить на их счет, но тем не менее охотно смотрели их фильмы и покупали товары, сделанные где-то в неизвестной заморской дали.

- Хорошо, - обреченно вздохнул Андерсон, устав от сумасшедшего мира искусства в целом и от гениального Франца в частности, - только пройдемся кратко, по позициям.

- Костюмы? - раздалось в трубке.

- Женские выдержаны в лучших традициях, придраться не к чему, мужские светские тоже ничего, а вот с доспехами беда: дикий, спонтанный разброс от девятого до четырнадцатого веков.

- Как с гримом, прическами?

- Более-менее, - зевнул в трубку Даниэль, - хотя лучший грим у герцога Антонио, он у них почему-то получился темнокожим, причем не просто темнокожим, а самым черным из всех эфиолов, да еще с чарующим акцентом Кальверопоских островов.

- А само сражение? Ну то, что под конец фильма?! - произнес режиссер, почему-то немного нервничая.

- Все, кроме главного героя, эффектно стучат железом о железо, боясь случайно сделать друг другу бо-бо, позируют перед камерой, пытаются драться красиво - в общем, чушь, хотя… - Даниэль выдержал паузу, силясь больше не зевать в трубку, - кто знает, может быть, в кино так и надо.

- Что-нибудь еще? - не унимался Франц.

- Вагон и маленькая тележка! - начал выходить из себя Даниэль, еле сдерживаясь, чтобы не послать друга к черту. - Любой, кто хоть раз в жизни держал в руках рапиру и прочитал пару исторических книг, помрет на этом шедевре со смеху. Я же, по твоей милости, могу окочуриться от хронического недосыпа!

Андерсон рассерженно бросил трубку, выдернул шнур из розетки и уткнулся головой в подушку. Его дыхание тут же замедлилось, веки начали тяжелеть, и пришла приятная нега погружения в глубокий, сладостный сон. Он уже перестал различать отдельный шум машин за окном и тихое тиканье настенных часов, как голову пронзила резкая механическая трель. На этот раз звонили в дверь.

"Свинья!" - процедил сквозь сжатые зубы Даниэль. Рывком оторвав обнаженное тело от теплой и мягкой кровати, он начал на ощупь пробираться по заставленному нераспакованными чемоданами коридору к двери, усиленно протирая глаза и пытаясь привести себя в состояние готовности наконец-то высказать Францу все, что он о нем думает.

Оказывается, навязчивость киногения имела границы, укладывающиеся к тому же в пределы приличия, - за дверью оказался не он. Полуночных визитеров было трое: высокий, крепко сложенный эфиол в строгом деловом костюме и парочка молодых людей - мужчина и девушка в черных плащах. На лбах у этих двоих так и красовалась незримая метка: "молодой, перспективный, обреченный на успех". Троица приветливо улыбалась, в особенности девушка, успевшая окинуть быстрым, едва уловимым взглядом достоинства фигуры хозяина.

Даниэль удивленно смотрел на незваных гостей, он их не знал, но выходца с южного архипелага когда-то и где-то видел, хотя наверняка знакомство было шапочным и не могло послужить весомой причиной для ночного вторжения, да еще с целой компанией друзей. Молчание продлилось несколько секунд, а затем было прервано не менее приветливым, чем улыбка, вкрадчивым голосом эфиола: "Прошу прощения за поздний визит, вы Даниэль Андерсон?"

После недолгого колебания детектив утвердительно кивнул головой. За те доли секунды, что понадобились для ответа, мозг успел прокрутить десятки вариантов возможных причин визита и оценить уровень потенциальной угрозы, исходящей от незнакомцев. Конечно же, он многим пересекал дорогу в жизни, но ловля беглых преступников была строго засекречена сыскным агентством, а о существовании этой квартиры знали лишь безобидные киношники, которые скорее подмешают слабительного в кофе обидчика, чем наймут убийцу. "Наверняка они пришли за консультацией, но неудачно выбрали время", - в конце концов, пришел к выводу Андерсон.

- Можно войти? - деликатно и осторожно прервал возникшую паузу юноша, робко выглядывая из-за спины босса.

- Нет, - холодно ответил хозяин квартиры, глядя прямо в умные глаза темнокожего, коротко стриженного гостя.

- К сожалению, дело срочное и…

- И я не вижу ни одной веской причины, - прервал дальнейшие реверансы Даниэль, - чтобы впускать в дом абсолютно незнакомых мне людей, да еще в первом часу ночи! Хотите что-то сказать, говорите здесь, у вас десять секунд!

- Хорошо, - на удивление легко согласился эфиол и моментально стер улыбку с лица. - Вы, Даниэль Андерсон, или Дарк Аламез, по решению Совета…

Договорить миссионер Совета не успел. Даниэль, он же Дарк Аламез, один из старейших морронов, прекрасно знал, что речи, начинающиеся со слов "по решению…" или "во имя…", обычно заканчиваются весьма плачевно для слушателей. Лобовая кость моррона с силой врезалась в раскрытый рот вещавшего. Эфиол не удержал равновесия и повалился назад, сбив с ног не успевших вовремя отскочить коллег. Девушка в падении выхватила пистолет с глушителем, но рука ушла в сторону и вверх. Выстрел лишь сбил штукатурку со стены в десяти сантиметрах от паха мишени. Возмущенный посягательством на святая святых, Дарк перехватил кисть и резко крутанул ее против часовой стрелки. По характерному хрусту кости и потере сознания жертвой он понял, что вывихнул плечевой сустав, и с чувством удовлетворения от свершившегося возмездия переключился на остальных.

Юноша не доставил особых хлопот: удара пятки левой ноги по виску было достаточно, чтобы молодой человек окончательно и бесповоротно вжился в роль коврика, а вот с темнокожим крепышом пришлось повозиться… Громила неожиданно быстро отошел от шока и вскочил на ноги, но, к счастью, так и не смог полностью восстановить координацию. Пару ударов ему удалось парировать, однако продолжительная серия апперкотов окончательно развеяла миф о нечеловеческой выносливости выходцев с южных островов.

* * *

Маленькая полуночная зарядка помогла моррону прийти в себя и разогнала последние остатки сонливости. Так и не успевший отдохнуть мозг вновь ожил, включил полные обороты своей активности и принялся усиленно анализировать абсурдную ситуацию, в которую вновь умудрился попасть его везучий на неприятности владелец. Пока голова просчитывала ходы дальнейших действий, тело занималось привычным делом - заметанием следов потасовки.

Прежде всего он затащил внутрь и крепко связал по рукам и ногам наивных нахалов, посчитавших возможным взять его, да к тому же живым. Не обошлось и без ненавистной ему процедуры обыска связанных. Его результаты были далеки от желаемого, но все-таки давали хоть какой-то шанс выжить. Два двадцатизарядных "мангуста" с глушителями, автоматический пистолет, выстреливающий более двух с половиной килограммов свинца в минуту, и несколько сменных обойм легли на письменный стол один за другим.

Кроме оружия, ничего не было: ни писем, ни записок, у нападавших отсутствовали даже удостоверения и водительские права, что в принципе весьма характерно для наемников, не привыкших в случае неудачи оставлять следы и информацию о своих скромных личностях.

Даже не пытаясь разгадать загадку появления таинственных незнакомцев до момента их "пробуждения", Дарк занялся более срочными и важными, по его мнению, делами. Вначале он оделся, присутствие в доме "гостей" не то чтобы смущало обнаженного хозяина, скорее напоминало о приличиях и настраивало на нерабочий лад. Затем, проведя долгую ревизию в хозяйственном шкафчике и наконец обнаружив заветный тюбик со строительной смесью, он выскочил на лестничную площадку и попытался закрепить вывалившийся от выстрела кусок штукатурки снова в стене. Обильно залив дырку раствором и аккуратно впихнув заветный кусок, он пару раз прошелся по поврежденному участку кисточкой с масляной краской голубоватого оттенка. После внимательного осмотра результата реставрационных работ он пришел к неутешительному выводу, что схалтурил, однако достаточно качественно, чтобы его соседка, подслеповатая госпожа Зигер, по крайней мере, несколько дней не замечала порчи чужой собственности и, следовательно, не сообщила бы владельцу дома, а заодно и в полицию, об асоциальном поведении господина Андерсона.

Старушка была на редкость склочной и сильно переживала потерю красоты и внимания противоположного пола, которые безвозвратно, дружно взявшись за руки, покинули ее лет двадцать-тридцать назад. "Слава богу, она не знает, сколько мне лет, а то избила бы клюшкой, стараясь выведать секрет молодости", - повеселел Дарк, вспоминая о своей шестидесятилетней соседке, заставлявшей всех жильцов дома именовать ее "баронессой".

К сожалению, у него не было времени вспомнить все комичные моменты общения с несчастной одинокой женщиной, которую он в глубине сердца искренне жалел, но не осмеливался показывать ей этого.

Из комнаты донесся слабый стон, один из "гостей" начал приходить в себя. Плотно закрыв за собой входную дверь, Дарк кинулся в комнату и решительно подскочил к телу связанной девушки, которое и было источником возникновения несвоевременного и крайне нежелательного шума. Со словами "не сейчас, милая", произнесенными сухо и без капли издевательства в голосе, Дарк профессиональным движением врача пережал женщине сонную артерию и вернул ее тело в исходное состояние молчаливого беспамятства.

Свежесваренный горячий кофе приятно обжег гортань и быстро распространился по всему телу, неся тепло и бодрость, давая новый заряд энергии для предстоящих в течение ближайшего часа двух важных дел: сбора вещей и допроса пленных. Ни с девушкой, ни с юношей он говорить не хотел. Они были грубой физической силой, работающей "на подхвате", его же интересовал их босс, тем более что он вспомнил, где и когда впервые встречался с эфиолом по имени Бартоло Мал, мирно лежавшим сейчас перед ним на полу.

Вторая половина девятнадцатого века, северное побережье Нового Континента, маленький городок переселенцев, затерявшийся где-то между высокими хребтами Карвейсийских гор. Охватившая страну кровопролитная гражданская война не только привела к разрухе и запустению, но и послужила причиной появления нескольких новых морронов, одним из которых и был эфиол Бартоло.

Тогда Дарк воевал на стороне реформаторов, хотя его человеческие симпатии и убеждения… "А, к черту! Что значат убеждения и идеалы, когда вершится история, когда доминирует слово „надо“?!" - прервал тонкую нить мимолетно нагрянувших воспоминаний Дарк, решив вернуться в день настоящий, тем более что собрат-моррон начал подавать слабые признаки жизни.

- Ну что, очухался? - обратился он, садясь на расшатанный стул, к испустившему слабый стон и приоткрывшему глаза Бартоло. - Кофейку хочешь?

Эфиол со злостью посмотрел на Дарка через узкие щели распухших глазниц. Издав нечленораздельное бурчание, бесцеремонно выплюнул на чистый паркетный пол осколок зуба и засопел в жалких попытках сесть. Не будучи садистом по натуре, Дарк помог связанному гостю принять более удобное, вертикальное положение и заботливо оттер сочившуюся с губ кровь.

- Не ценишь ты, Бартоло, чужого благородства, да и никогда не ценил, - начал разговор моррон. - Согласись, я мог бы просто и невзначай разделаться с вашим трио, но что-то - наверное, память о том, что мы с тобой играем, точнее, играли за один "клуб", заставила меня дать тебе возможность высказаться. Кстати, извини, перебил твою пафосную речь, но, сам понимаешь, обстоятельства…

- Зря ты так, зря… - тихо прошептал Бартоло, продолжающий тупо созерцать загадочный узор дешевого намбусийского ковра на стене.

- Шутки в сторону! - констатировал Дарк, которого нехватка времени заставила стать серьезным. - Единственная причина, почему ты и твои неумехи-подручные еще живы, - моя любознательность. Очень хочется понять, как моррон, даже если он такой недальновидный придурок, как ты, смог докатиться до роли наемного убийцы? И что еще за Совет такой, о котором ты осмелился болтать: Совет дураков или беглых каторжников?!

- Совет Легиона, - с глубоким вздохом выдавил из недр грудной клетки Бартоло и уставился на Дарка ничего не выражающими, немного выпуклыми глазами.

Упоминание о верховном органе власти призрачного клана бессмертных воинов-морронов, именуемых в последние несколько сотен лет Одиннадцатым Легионом, стерло насмешливую улыбку с лица Дарка. Бартоло не врал, он бы почувствовал ложь, наемников действительно прислал Совет, одним из двенадцати членов которого он, кстати, тоже являлся, но зачем? Что произошло, пока он прохлаждался с киношниками в далеком Полесье? Догадка, что он снова умудрился угодить в какую-то ужасную переделку, обожгла мозг и отразилась удивлением на озабоченном лице. Растерянный вид "Великого и Непобедимого Дарка" вселил в эфиола уверенность, и Бартоло продолжил:

- На вчерашнем экстренном заседании голоса разделились, но затем большинство приговорило тебя к семидесятилетнему заключению в "Бездне".

Дарк смотрел на Бартоло, на лежащие рядом с ним тела и не мог поверить, что происходящее сейчас с ним, в этой комнате, не сон, не ночной кошмар, отражающий только его внутренние потаенные страхи.

Провинившихся морронов не убивали, Совет клана считал, что лишать жизни своих же собратьев нецелесообразно и глупо, поэтому и ввел изуверское наказание. Приговоренных крепко связывали, а затем приковывали ко дну глубокого водоема, где им и приходилось коротать долгие годы в полузабытьи, на грани сумасшествия: неподвижно лежать и смотреть, как секунда за секундой изменяется окружающий мир. Конечно, было несколько счастливчиков, потерявших сознание сразу, а пришедших в себя лишь тогда, когда их обросшие тиной, холодные тела лет через двадцать вытаскивали на берег, но такое везение редкость, на него вряд ли стоило рассчитывать.

- За что? - нашел в себе силы прошептать Дарк.

- Ты сам знаешь, ублюдок, палач! - выкрикнул пришедший в нормальное для него агрессивное состояние эфиол, за что и получил ногой по только что переставшим кровоточить губам.

- Я задал вопрос, - произнес Дарк холодным и подчеркнуто спокойным голосом, - изволь на него ответить, тем более что это входит в твои обязанности исполнителя приговора. Я хочу и имею право знать, за что Совет приговорил меня к такому суровому наказанию. Я не буду оправдываться и кричать, что невиновен, не буду строить из себя беззащитного ягненка, подставленного злоумышленниками и оклеветанного врагами. Но я хочу знать: за что?

- За ту бойню, что ты устроил в Старгороде, гад! - сквозь сжатые зубы прошипел Бартоло, опять принявшийся истерично накручивать свою ненависть, которая, наверное, давала ему моральные силы. - За шестьдесят невинно загубленных душ, за шесть убитых тобой вампиров, за нарушение мирного договора с Ложей Лордов-Вампиров. За то, что ты, мерзавец, поставил под угрозы наши жизни и развязал войну!

Слова Бартоло впечатывались в мозг и тут же подвергались тщательной логической обработке. Дарк уже давно перестал чему-либо удивляться слишком долго и воспринимать неожиданно возникающие обстоятельства на эмоциональном уровне, так свойственном людям. Он сразу понял, что попал в центр сложной интриги, автоматически зачислил себя в разряд потенциальных покойников, ужаснулся этому факту и незамедлительно начал просчитывать возможные варианты улучшения своего незавидного положения. Для расчетов не нужны были эмоции, требовались лишь факты и прочая вспомогательная информация.

- Подробнее и без истерики, друг мой! - остановил он излияния Бартоло, доведшего себя до истерического припадка, в котором он не только мог порвать связывающие его веревки, но и, уподобившись собаке, искусать… - Мне нужны только факты: например, почему Совет решил, что в старгородской трагедии повинен именно я?

Еще сутки назад, пакуя чемоданы перед вылетом из Урвы, Дарк слышал по телевизору о страшных событиях в древнем полесском городе, но он никак не мог тогда предположить, что они повлияют на его жизнь, а собратья по оружию посчитают именно его тем самым необузданным "наркоманом-маньяком", устроившим жаровню в центре крупного города.

- Не твое дело, - огрызнулся Бартоло, истративший в обличительном припадке все свои силы и красноречие, - тебя это не касается. Ты должен знать лишь приговор, который непременно будет приведен в исполнение мною или кем-нибудь еще, это не так уж важно!

- Бартоло, не валяй дурака, - устало и даже зевнув для пущей наглядности заявил Дарк, - ты же прекрасно знаешь, что я тебя отпущу и что напоследок ты "пропоешь" все, что знаешь. Не заставляй меня мучиться, как тех ребят из "Освободительной армии".

В глазах южанина появились испуг и желание сотрудничества. Он понял, что Дарку известна история, произошедшая с ним в конце двадцатых годов на юге Дальверы. Члены антиэфиолского тайного общества распяли его на кресте и подожгли. Ко всеобщему удивлению доморощенных инквизиторов из новоконтинентальной глубинки, "черномазый" никак не горел, и им пришлось вылить на него не одну канистру бензина, прежде чем добиться желаемого результата. Бессмертие не только благо, оно имеет и отрицательные последствия. Бартоло не забыл ту ночь, а сейчас с ужасом вспомнил, как сильна была боль, как долго длилась агония его тела… К тому же процесс последующей регенерации продлился более пятидесяти лет.

- Ладно, уговорил, но только без ссылок… да и вряд ли это что-то изменит…

- Начинай. - Дарк поднес к потрескавшимся губам упрямца, решившего наконец-то встать на путь благоразумия и компромиссов, стакан коньяка.

- Во-первых, только ты из морронов был тогда, то есть два дня назад, в Полесье, - начал "петь" Бартоло, заглотив до конца живительную влагу, - во-вторых, только немногие, даже из "стариков", решились бы на такой отчаянный шаг. Кроме того, именно ты противился дольше всех заключению мира с вампирами.

- И это все? - несколько раз переспросил Дарк, пристально глядя в хитрые глаза явно умолчавшего о чем-то эфиола.

- Тебя узнали, - решил открыть последнюю карту Бартоло, - узнали вампиры. От них приехал посланник. Ложа считает, что убийцей был именно ты, и грозилась разорвать договор, если морроны тебя не выдадут. Совет отказался, но заверил, что сам разберется с тобой. Посла это устроило.

- Еще бы, - с сарказмом и ненавистью хмыкнул Дарк, - загребать жар чужими руками - это их стиль!

Аламез, он же Андерсон, поднялся со стула и начал быстро собирать вещи. Информация была получена, и она будет подвергнута тщательной обработке тем необычным компьютером, что находился у него в голове. Сейчас же нужно было уходить, притом срочно. Совет скоро поймет, что попытка захвата преступника провалилась, и пошлет новую группу более многочисленных и опытных исполнителей.

Дарк быстро собрался: джинсы, тяжелые ботинки армейского пехотинца, легкая куртка на тонком меху и маленькая сумка с деньгами, оружием и документами - вот и вся экипировка странника двадцать первого века. Прежде чем уйти и благородно оставить приходить в себя троицу неудачников, он развернулся и задал Бартоло последний вопрос:

- Почему ты и эти… малолетки? - Слова сопровождались небрежным кивком головы в сторону связанных подручных. - Неужели у Совета не нашлось никого посерьезнее?!

- Они побоялись… побоялись смуты, - прошептал Бартоло, уставившись в пол, - "старики" могли отказаться ловить тебя или встать на твою защиту. Ты слишком для многих из них был примером, - на ноте неприкрытой зависти закончил монолог послушный исполнитель чужой воли.

Дарк громко хлопнул дверью и написал краткую прощальную записку для госпожи Зигер. Все-таки она когда-то была его возлюбленной, правда, сама она так и не узнала в бесшабашном разгильдяе Андерсоне похитившего сорок лет назад ее сердце Гельмурса Грубера.

* * *

Дарк вышел из дому и внимательно осмотрелся по сторонам. Ночная улица была пустынна, если не считать рядов плотно припаркованных друг к другу машин по обе стороны дороги. Возможно, внутри энергомобилей кто-то и был, например четвертый исполнитель, ожидающий возвращения своих сообщников, однако он вряд ли бы решился в одиночку на активные действия, да еще с дальнего расстояния, когда пропадает эффект неожиданности. Он мог только наблюдать. Дарк был не против, ему это было даже на руку.

Закурив длинную, десятисантиметровую, сигарету и передернувшись от внезапного порыва холодного ночного ветра, Дарк неторопливо прошелся по тротуару и сел в старенький "Торнадо", который на днях собирался отправить на свалку, не подозревая, что развалюха сможет оказать ему последнюю услугу. Как только завелся мотор, а колеса устало зашуршали по мокрому асфальту, моррон начал методично составлять план активных боевых действий. Мысль "сбежать и скрыться от неприятностей" обиделась на него еще лет триста назад и с тех пор больше не посещала голову.

"Что произошло в Господине Вольном Городе, точнее, в Старгороде, как он называется уже четыреста лет, я не знаю, - размышлял Дарк, ведя машину по ночному городу и регулярно проверяя, нет ли за ним „хвоста“. - Фактов нет, есть только обилие чужих эмоций и фантазий. Строить гипотезы сейчас и здесь, за две тысячи миль от места реальных событий, все равно что гадать на кофейной гуще, да еще с перепоя. Вполне допустимы варианты как провокации Ложи с целью давления на Клан, так и хитрой игры кого-то из членов Совета, пытающегося немного поприжать кровососов, а заодно и упрочить свое положение внутри организации. Нельзя исключать и возможность действий одиночки-маньяка или целой группы религиозных фанатиков, поклоняющихся какому-нибудь выдуманному кровожадному божеству и даже не предполагающих, какие страшные механизмы они привели в действие. Добыть информацию, докопаться до фактов можно только на месте, в Старгороде. Если повезет, то смогу выйти на исполнителя, хотя вряд ли он еще жив".

С тех пор как он стал морроном, прошло много лет. Если быть абсолютно точным, то девятьсот девяносто семь, почти целое тысячелетие. Мир вокруг стал совсем другим: люди научились строить высотные дома и скоростные дороги, усовершенствовали технологии и само общество, но так и не смогли изменить свою природу, ими двигали те же самые стремления и желания, что и тысячу лет назад. Современный разбойник, разъезжающий в шикарном энергомобиле, мало чем отличался от своего гарцующего на прекрасном скакуне предка, разве что кольчугу заменил бронежилет, а вместо громоздкого кистеня из-за пояса торчали миниатюрные рукояти пистолетов. Политики, как всегда, жаждали денег, а купцы изо всех сил рвались к власти, наемники убивали, нищие прозябали - жизнь шла своим чередом, постоянно ускоряясь и наращивая обороты. Дарка не удивляли быстрое развитие технологий и закоснелость, неизменность человеческой натуры, его ужасало другое: деградация морронов и медленное, постепенное ослабление Клана, которое в конце концов непременно должно было завершиться распадом. Дарк чувствовал это и боялся предстоящей развязки. Не важно, наступит ли она уже завтра или через пару сотен лет. Нужно было как-то бороться, что-нибудь делать, но что?!

Тысячу лет назад все было просто. Коллективный разум человечества, нематериальная субстанция, объединяющая мысли всех представителей расы, воскресил его и дал силы для борьбы, для защиты человеческой цивилизации от агрессии других рас. Рядом сразу же оказались те, кто помог ему освоиться с новой сутью, дал ответы на многие "Почему?" и "Зачем?" и объяснил ему, несмышленому, что добренький бог-покровитель слабых да убогих существует лишь в воспаленном воображении темных, забитых людей. Коллективный разум заботится о человечестве в целом и не обращает внимания на тяготы или стенания отдельных людей.

Сколько их было в ту пору? Десять, двадцать, от силы тридцать. Они воевали с эльфами, орками и прочими цивилизациями, уже давно безвозвратно канувшими в Лету. Именно благодаря их усилиям сейчас этот мир населяли люди, а другие расы ушли, вымерли…

Коллективный разум воскрешал одного из десятка тысяч убитых людей, поддерживал его материальную оболочку от распада и наделял его энергией мыслей умерших. Моррон - не просто человек, воскресший из праха и пепла, он носитель энергии павших собратьев, хранитель мыслей прошлых поколений, поэтому и способен слышать зов коллективного разума.

"Пока слышишь зов, ты бессмертен, как бог, а потом беспомощен и слаб, как обычный человек, - печально усмехнулся Дарк, доставая из портсигара еще одну сигарету. - Нет, что-то в этом мире несовершенно!"

На памяти Дарка были еще те времена, когда морроны гибли как мухи, конечно же, не во время выполнения возложенной на их плечи миссии, а потом, в обыденной скучной жизни, которую старцы в телах молодых людей пытались разнообразить пьяными драками по кабакам и поиском безрассудных приключений. Теперь же молодые легионеры берегли себя, были осторожны и боязливы, избегали опасностей и не ввязывались в рискованные затеи. Мысль о случайной глупой смерти пугала их и заставляла просыпаться в холодном поту по ночам, в то время как Дарк и прочие "старики" смотрели на проблему ухода из жизни спокойно, с невозмутимостью и безразличием отшельников, постигших великое таинство бытия.

Самому ему уже доводилось умирать: один раз - будучи человеком, а два последующих - как моррону. Вопреки всем законам, по какой-то непостижимой прихоти коллективного разума он воскресал. Впервые это случилось через триста лет после выполнения им кодвусийской миссии, он очнулся в совершенно другом мире, в другой эпохе. Долго не мог освоиться, но был счастлив снова дышать, есть, пить и наслаждаться пением птиц. Кому-то из его собратьев так же повезло, а кому-то и нет, они ушли навсегда и безвозвратно, их имена навеки занесены в историю Клана, в почетную книгу Одиннадцатого Легиона. Однако радость от чудесного воскрешения была недолгой, вскоре его снова захлестнула обыденность жизни.

"Мой организм молод и не подвержен старению, хотя и страдает от обычных недугов, а вот душа уже того, поистрепалась… - иногда размышлял Дарк в минуты затишья между постоянными погонями, розысками преступников и перестрелками. - Жизнь для меня ничего не значит, а на зов разума может откликнуться и кто-нибудь другой". Не страх перед забвением, а непреклонный принцип солдата "Стоять до конца!" не позволял Аламезу сунуть ствол револьвера в рот и нажать на спасительный курок.

Цивилизация развивалась, население росло, а войны происходили все чаще и чаще, и почти каждая из них несла угрозу уничтожения всего человечества. Люди победили другие расы и теперь неустанно пожирали друг друга, как скорпионы в банке. Раньше междоусобные войны охватывали лишь несколько городков и пару десятков деревень, но начиная с восемнадцатого века каждый локальный конфликт мог перерасти в крупномасштабную бойню по всему Континенту. Клан постоянно рос, к концу прошлого века в рядах Легиона было уже более двух тысяч морронов: молодых, неопытных, но самонадеянных и наглых. Виной тому была политика Совета, пытавшегося бороться с новыми и новыми угрозами руками лишь нескольких закаленных в боях, проверенных бойцов, таких же "стариков", как Дарк.

"Сами виноваты, уподобились людям! Коль есть Клан, должен быть и Совет, чтобы, значит, было кому управлять природными процессами, как будто мир без нашей помощи не в состоянии разобраться, что к чему! - негодовал Дарк, стараясь не врезаться в вилявший впереди по дороге „Гепард“. - Вообразили о себе черт знает что, идиоты! Вон раньше все как просто было. Случилась беда - тут же появился новый моррон. Кто поблизости окажется, тот и помогает, и не больше! Не больно-то Мартин да Анри старались решать вопросы за меня. „Ты зов сильнее всех слышишь, вот и действуй, а мы так, на подхвате постоим“. А что теперь?! Как где беда случится, так сразу всем скопом на нее бросаемся, кто опытней, тот в бой и идет, а непосредственный „виновник торжества“ в сторонке стоит да удивленными глазищами хлопает, опыта, видишь ли, набирается…"

"Чем крупнее организация, тем больше в ней бардака и любителей прятаться за спинами других" - эта прописная истина мира людей, к сожалению, распространилась и на Клан морронов. Результаты были плачевны: трое молодых легионеров не смогли справиться с одним "стариком", впрочем, если бы соотношение было один к тридцати, то от этого, возможно, что-нибудь и изменилось бы. Когда-то малочисленный, но могущественный Клан разросся и ослабел, одряхлел до такой степени, что ему осмеливалась диктовать условия даже Ложа Вампиров.

Не прерывая ход печальных размышлений, моррон достал из нагрудного кармана куртки телефон, набрал код Альтрунсии, а затем номер знакомого, проверенного во многих сомнительных операциях и совместных аферах пилота. Долгие гудки в трубке сменились заспанным "алло" и непонятным, раздраженным кудахтаньем на языке северного народа находившейся в этот поздний час рядом со Свеном женщины.

- Свен, это ты? - спросил Дарк, переходя на общеконтинентальный язык.

- А кто еще может быть? - протяжно донеслось из трубки. - Призрак Карла Великого или тень святого Патрика?

Дарк никогда не понимал топорного юмора потомков покорителей суровых северных морей и, наверное, поэтому недолюбливал их язык, но сейчас было не самое подходящее время для встречных острот и долгих пререканий.

- Свен, это Андерсон, слушай внимательно и не перебивай! - торопливо говорил Дарк, по опыту зная, что избранный им повышенный тон беседы и приоритет повелительного наклонения в речи как нельзя лучше способствовали отходу ото сна северного гиганта. - Сегодня же первым рейсом вылетаешь в Фальтенберг, затем в Палему. Там, на частной аэробазе, стоит мой самолет. Заправляйся под завязку и вылетай немедленно! Сначала в Мальфорн, заберешь Катарину и еще пару ребят, потом в Альмиру, переждешь там два дня - и в Гуппертайль, остальные инструкции потом.

- Ты что, с ума сошел, с какой это стати мне над всем Континентом крыльями махать, я тебе не…

- Десять тысяч, - прервал Дарк возмущения проснувшегося Свена, - и это только твой гонорар. На аэробазе Палемы тебя встретит мой адвокат, ты его знаешь. Он даст тебе двадцать штук, остальные на топливо и жратву. Удачи!

Не дожидаясь ответа, Дарк повесил трубку. Он знал, Свен не подведет, да и остальные в точности исполнят его указания, не подозревая, что помогут ему на какое-то время сбить с толку преследователей и пустить их по ложному следу. Как только Совет узнает о провале операции, то сразу же будет установлен жесточайший контроль над всеми вокзалами и аэробазами Геркании. Дарк не сомневался, что непрерывное наблюдение будет вестись за его самолетом и яхтой, о существовании которых было известно каждому.

Если повезет, то Свен успеет подняться в воздух до приезда наблюдателей. Пока агенты Совета будут гоняться за самолетом по центральной и юго-западной частям Континента, считая, что Дарк собирает для мятежа верных ему морронов, он успеет оказаться в Полесье и собрать доказательства своей невиновности. Даже если обман будет раскрыт, то все равно удастся выиграть немного ценного времени. Поймать же кого-то на бескрайних просторах Полесья с его бездорожьем, плохими коммуникациями и отменно отлаженным бюрократическим аппаратом - дело почти невозможное, тем более что лишь немногие из полесиян говорят на общеконтинентальном, а уж загадочную душу местных аборигенов цивилизованному человеку точно не понять.

До центрального железнодорожного вокзала оставалось не более десяти минут езды. За это время Дарк успел связаться с несколькими преданными учениками-морронами и отдать необходимые указания адвокату. "Они ничем не рискуют, - успокаивал себя Дарк, мучившийся угрызениями совести, что впутывает в свои дела посторонних, - им ничего не сделают, они только выполняют распоряжения своего наставника и не могут знать о его опале. Совет не обвинит их ни в чем, разве что в глупости, которая, как известно, порок, но не преступление".

Дарк отогнал машину на платную стоянку. Конечно, разумнее было бы бросить ее прямо на площади, но радужная перспектива разбираться по возвращении еще и с полицией заставила его поступить, как подобает каждому порядочному герканцу.

Опасливо осмотрев ряды пустых машин на нижнем ярусе привокзальной стоянки, Дарк двинулся к лестнице, ведущей наверх. "Хвоста" за ним не было, но неожиданно появившееся несколько минут назад тревожное чувство, что за ним следят, не позволяло расслабиться и заставляло постоянно держать правую руку на "молнии" куртки, где находилось достаточно крупнокалиберных аргументов для любого спонтанно возникшего "спора".

* * *

Жизнь города замирает с наступлением сумерек: улицы пустеют, избавляясь от непрерывного движения суетливой толпы и бесконечных потоков машин. Куда-то уходит, исчезает монотонная какофония тысячи различных звуков, сопровождающая активность обитателей. И лишь здесь, на вокзале, времени суток не существует, жизнь течет по иным законам.

Несмотря на глубокую ночь и размеренный сон города, вокзал продолжал существовать в привычном для него темпе смены надписей на электронных табло прибытия и отправления поездов, повинуясь своему единственному божеству - расписанию - и не обращая никакого внимания на такие мелочи, как заход и восход солнца, погода или смена времен года.

В главном зале центрального вокзала было многолюдно и невыносимо шумно, работали кассы и забегаловки, постоянно гудела и двигалась толпа, то разбиваясь на отдельные группки индивидуумов, то сливаясь в перемещающиеся в одном направлении потоки голов.

Дарк сидел за столиком в маленьком уютном кафе на втором этаже зала, разыгрывая из себя пассажира, беспечно коротающего время за чашечкой кофе в ожидании поезда. Как только он переступил порог зала, непонятное чувство тревоги не покинуло его, а, наоборот, возросло, стало неимоверно сильным, парализовало сознание. Беглец даже занервничал, чувствуя, что опасность где-то рядом, но не в состоянии понять, в чем же она заключалась. Самыми сложными были те десять минут, что пришлось отстоять в очереди перед окошком кассы, повернувшись к находившемуся в толпе источнику угрозы спиной и ожидая внезапного нападения призрачного врага.

Напряжение немного спало лишь после того, как он купил проклятый билет и поднялся сюда, в безопасное место, откуда можно было неторопливо и методично осмотреть зал, визуально разбив его на условные сектора и отфильтровывая из толпы подозрительных, с его точки зрения, людей.

В повседневной жизни морроны предпочитают держаться подальше друг от друга, охотнее общаясь в быту с обычными смертными. Стремление избегать встреч с себе подобными и навязчивая идея духовного одиночества не были заложены в них изначально природой или, точнее, коллективным сознанием, скорее наоборот: являлись пережитками человеческой сущности.

Уже на пятом году совместной жизни большинство супругов не может видеть свою "ненаглядную половину" более восьми часов в день, с течением лет взаимная терпимость становится и того меньше. Что же говорить о морронах? Им приходилось общаться между собой на протяжении многих сотен лет, кто же тут выдержит?

О странном увлечении Дарка играть в частного детектива и охотника за головами знали немногие, пожалуй, только члены Совета да парочка исполнителей для мелких поручений вроде сегодняшнего. В их глазах "старина Аламез" был законченным трудоголиком, не умеющим отдыхать и разумно распоряжаться свободным временем. У него же было свое особое мнение на этот счет. "Жизнь - как шахматная доска, - часто говаривал он ученикам из числа молодого пополнения Клана, - сегодня ловишь ты, а завтра тебя!"

Охотиться он умел, но многолетняя практика сыска дала и знания, необходимые для выживания в роли дичи. Дарк учился, учился на промахах своих "подопечных", перенимая новые трюки и уловки, всегда стараясь быть лучше и хитрее их. Если у охоты есть свои сложившиеся веками законы и традиции, то и бегство - искусство, а не просто быстрое перемещение ногами по команде "Ломись!".

Правил, точнее заповедей, у умелого беглеца было всего пять:

1. Ты должен находиться в постоянном движении! Перемещайся хаотично, бессистемно. Путай след, не жалея ни сил, ни времени, ни денег на покупку билетов в какое-нибудь далекое "Какманду", в которое, конечно же, никогда не полетишь, или на крюк в несколько сотен миль в произвольно выбранном направлении.

2. Темп перемещений должен быть аритмичным: то бежишь что есть сил, то "ложишься на дно"!

3. Необходимо быть непредсказуемым, избегать стандартных решений и понятных преследователям целей!

4. Каждый шаг - что-то новое, не характерное для тебя раньше. Нельзя допустить, чтобы преследователь изучил твою манеру игры и начал думать, как ты.

5. Догмы и правила умерли вместе со спокойной жизнью. Поступай глупо и нелогично, если того требует твое чутье!

В ту ночь Дарк Аламез нервничал не из-за ощущения близости неприятеля, а потому, что его нашли слишком быстро, в течение какого-то получаса. Что-то шло не так, не так, как он рассчитывал, а значит, инициатива в игре уплывала из его рук, ситуация становилась неконтролируемой и грозила в любой момент обернуться непредвиденным, плачевным поворотом событий.

Зрачки моррона находились в непрерывном движении, взгляд скользил по головам и перескакивал с одного подозрительного лица на другое, искал, даже точно не зная, что именно: странность в поведении, озабоченность, нервозность, ненависть в глазах, что-то характерное для наблюдателя, на время потерявшего из виду свой объект.

Дарк устал, толпа постоянно менялась, и в ней появлялись все новые и новые лица, а чувство тревоги не исчезало, грозя вот-вот перерасти в бесконтрольный психоз. Наконец-то взгляд моррона прекратил бегать по залу и застыл, из груди вырвался вздох облегчения, а на губах заиграла улыбка.

"Ну, конечно же, как я не догадался сразу, - пришло к нему озарение при виде двух импозантных девиц с небольшими дорожными сумками, элегантно перекинутыми через плечо, - теперь все встало на свои места". Парочка непринужденно болтала возле табло, как будто поджидая задержавшихся у билетных касс дружков. Девушки явно имели богатый опыт слежки и ничем не выделялись из толпы, за исключением такой несущественной, неприметной для спешивших по своим делам людей детали, как отсутствие теней.

"Какой же я идиот! - отчитывал себя Дарк за легкомысленную беспечность и парадоксальную наивность составленного им изначально плана. - Как я мог забыть о вампирах, предположить, что они поверят обещанию Клана и не предпримут самостоятельных действий?!"

Девушки не были похожи на профессиональных убийц и, скорее всего, просто "вели" Дарка, регулярно оповещая сообщников о его перемещениях и предпринимаемых действиях, хотя кто знает, кто знает? Внешность порою обманчива, тем более у вампиров, привычных прятать острые клыки за масками наивности, обольстительности, а порой и открытого инфантилизма. Как бы там ни было, а выявленная угроза - наполовину спасенная шкура!

Дарк расплатился с официантом и, перекинув сумку через плечо, легко сбежал по лестнице вниз, беспечно направляясь к табло, как раз туда, где стояли девушки. Пройдя буквально в паре метров от них, моррон ненадолго задержался у доски электронных объявлений в ожидании появления следующей надписи. Девицы продолжали увлеченно разговаривать, казалось, не обращая внимания на приближение объекта слежки на чересчур близкое расстояние.

На табло зашуршали и стали быстро переворачиваться цифровые и буквенные ячейки, сообщая об отправлении очередного поезда. "Скорый на Альмиру, восьмая трасса, отправление через двадцать минут, великолепно…" - тихо прошептали губы авантюриста, прекрасно знавшего, что вампиры обладают чрезвычайно чутким слухом и отчетливо слышат каждое прошептанное им слово, каждый непроизвольно слетевший с губ звук придыхания.

Небрежно поправив съехавший набок ремень сумки и с наигранной опаской оглядываясь по сторонам, Дарк направился к выходу на платформы. Когда моррон отошел метров на двадцать от парочки, он как будто невзначай оглянулся и облегченно отметил, что у табло осталась одна девушка. Темно-синий плащ ее подружки маячил в очереди перед окошками касс.

"Девочки собрались в Альмиру! - веселился Дарк, как озабоченный школьник, сфотографировавший в душе свою сексапильную учительницу. - Жаль, мне их будет так не хватать!"

В кармане детектива лежал билет до Варканы на отправляющийся через десять минут интерконтинентальный экспресс. Если даже вампиры раскусят уловку, поймут его хитрый трюк, то им все равно не успеть…

Глава 3 Повороты судьбы

- Давайте вернемся, господин барон, давайте вернемся! - назойливо ныл пожилой слуга, прячась за спиной своего молодого хозяина.

- Отстань, Франц, а то получишь плеткой! - прошептал барон Манфред фон Херцштайн, мимоходом обернувшись и бросив на трусливого простолюдина гневный взгляд.

- Но, господин барон, их так много… они повсюду! - Франц трясся со страху, но не осмеливался убежать без разрешения господина.

- Во-первых, не так уж много, всего полсотни, а во-вторых, я запретил тебе называть меня бароном, в Братстве все рыцари равны.

- Извините, господин… - замялся на полуслове Франц, - благородный рыцарь, но мне кажется, что…

- Заткнись, смерд! - резко прервал перепуганного слугу Манфред и полностью сосредоточился на наблюдении за вражеским отрядом.

Орден Святого Заступника, или Братство Северо-Восточного Рубежа, был образован в 1188 г. по указу Кариота Единой Церкви Генриха Вальпона. Вот уже более пятидесяти лет резиденция Великого Магистра Ордена находилась в Маль-Форне, столице могущественного Герканского королевства, а святое воинство, состоящее в основном из младших, безземельных сыновей герканского дворянства, продолжало победоносное шествие на северо-восток, неся слово и дух Истинной Веры на земли диких приморских племен. Шел 1240 год, за полвека существования Ордена граница Герканского королевства переместилась далеко на северо-восток, поглотив земли элькрусов, лантов и прочих мелких племен. Победоносная поступь воинственного рыцарства отчетливо слышалась на границах владений непокорных лесовиков. Орден захватил несколько крупных пограничных поселений лесного народа: Юнск, Копорье, Паевск. Однако дальнейшее продвижение на восток было прервано двумя непредвиденными обстоятельствами: труднопроходимой лесисто-болотистой местностью и вольноградским ополчением, собравшим в своих рядах свирепый наемный сброд со всех диких северо-восточных земель.

Вольный град, единственный город во всем Полесье, процветал. Купцы, торгующие ценными дарами богатых северных лесов не только с прибрежными герканскими городами, но и с далекой Империей, не жалели денег на защиту границ и отменно платили каждому бородатому мужику с топором, примкнувшему к ополчению. Логика торгового люда была примитивна, проста, но, как ни странно, действенна: "Лучше щедро платить своим, чем отдавать все чужим". Ордену пришлось на время остановиться и призадуматься над укреплением границ.

Барон Манфред фон Херцштайн, командир гарнизона одной из опорных крепостей рыцарства на землях лантов, был крайне удивлен, наткнувшись во время охоты на достаточно крупный отряд вольноградского ополчения. "Что делают здесь лесовики, за много десятков миль от установленных последним перемирием границ? - размышлял Манфред, прячась вместе со слугой в кустах и наблюдая за походной стоянкой отряда. - Что им надо? Зачем, а может быть, за кем они пришли?"

- Не пыхти, Франц, и постарайся поменьше потеть, а то среди лесного народа охотников много, учуют запах, вот тогда действительно нам придется туго, - наставлял Манфред вассала, не сведущего в премудростях разведки и особенностях быта дикарей.

- Я верю, мой господин, благородный рыцарь Единой Церкви, заступник верующих, спасет меня от гнева богомерзких нечестивцев, служителей темных сил, прозябающих в грехе и разврате! - высокопарно и со скрытой издевкой заявил Франц, боясь дать хозяину хоть малейший повод упрекнуть его в непочтительности к безрассудному поведению господина.

- Дурак, - тихо, опасаясь привлечь внимание врагов, рассмеялся барон, конечно же уловивший истинный смысл сказанного, - дурак не потому, что прикидываешься преданным лизоблюдом, а поскольку боишься умереть. С такой жаждой жизни тебе следовало родиться жирным монахом, а не грязным рабом. Пожалуй, когда вернемся, прикажу дать тебе пару десятков плетей для осознания своего места в жизни, - дал рыцарь радужное обещание и жестом приказал слуге замолчать.

Барон любил общаться с Францем, причиной тому была врожденная прямота слуги, неумение держать язык за зубами и та легкость, с которой он иногда дерзил хозяину, в то время как остальной сброд только покорно соглашался со словами господина и пугливо прятал взор. "Труслив пошел народец; жалкое, забитое стадо, не то что раньше. Святоши - молодцы, так оболванили крестьян премудрыми речами за пару сотен лет, что те не то чтобы бунт поднять, даже косо посмотреть на господина боятся", - размышлял комендант крепости, пока его зоркие голубые глаза скользили по палаткам и группам воинов, ощупывали каждый уголок поляны. Манфред пытался найти хоть какую-то мелкую деталь, намек, дающий понять, зачем лесовики вторглись в его владения.

Еще вчера его посетило дурное предчувствие. Ему так не хотелось устраивать охоту и загонять ни в чем не повинного лесного зверя, но он не мог отказать в удовольствии гостившему в крепости маркизу Орнадо, дальнему родственнику Великого Магистра Ордена. К тому же охотничий азарт, словно эпидемия чумы, быстро распространился по рядам собратьев-рыцарей. Глаза только принятых в Братство юнцов и седовласых ветеранов одинаково загорелись огнем желания: преследовать и убивать.

"Пожалуй, самое время устроить маленький набег, спалить пару полесских сел, пограбить купцов, а то с этим проклятым перемирием вояки совсем с ума сойдут, еще, не дай бог, друг дружку резать да грабить начнут", - размышлял командир гарнизона, отдавая распоряжения егерям.

В памяти барона неожиданно всплыла забавная метафора, брошенная невзначай кем-то из его старых знакомых, кем именно, когда и по какому поводу - Манфред уже не помнил: "Люди - волчья стая, если поблизости нет врага, начинают грызться между собой". Слова провидца, слова пророка, а может быть, просто утомленного общением со своими ближними мудреца. Как бы там ни было, высокопарное сравнение имело право на жизнь, как любая иная истина сумасбродного мира людей. Конечно, это правило опровергали заумные слова священнослужителей, произносящих напыщенные речи под величественными сводами церквей, и клятвенные заверения правителей, признающихся в дружбе и вечной любви соседям, но это обман, или, как принято называть в благородных светских и духовных кругах, "дипломатия".

Реальные дела людей почему-то всегда расходились с напыщенными, красивыми словами: церковники призывали голодающих людей к смирению и покорству, веками вытравляя из крестьян дух бунтарей, а сами обжирались за их спинами. Лучшим же примером двуличности правящих дворов были постоянные междоусобные войны стремящихся к чуть ли не мировому господству герканских курфюрстов, причем чем меньше двор, тем больше амбиций. Если бы не войны с соседними государствами - Филанией, Шеварией и Виверией - и не бесконечные набеги на северо-восток, то своенравная герканская знать уже давно перебила бы друг друга. Сил Ордена не хватило бы, чтобы воспрепятствовать междоусобной резне, а власть герканского короля фактически не распространялась за высокие крепостные стены Маль-Форна.

Люди врали, врали постоянно, справляя естественную потребность своей загадочной души и подсознательно подчиняясь неумолимому закону природы: "Выживает сильнейший". А что остается делать, если ты слаб? Врать, усыплять бдительность, убаюкивать жажду наживы и власти более сильного врага - иными словами, стараться выжить любыми средствами.

Пасмурное вечернее настроение не прошло с наступлением утра, скорее усугубилось из-за радостных предвкушений других обитателей замка. Скрепя сердце Манфред надел темно-зеленый охотничий костюм и натянул высокие сапоги. Толпе весело галдящих дворян не удалось заразить его азартом и хорошим расположением духа. Барону было не до развлечений и шумных безумств, душа взывала к одиночеству, ей хотелось не забав и не заунывных церковных песнопений, а реальных опасностей и будоражащих кровь боевых действий.

К счастью, охота - всего лишь светское развлечение, а не турнир или духовный церемониал Ордена, на котором присутствие командира было обязательным, однако соблюсти негласные нормы приличия и появиться при выгоне собак и помпезном выезде кавалькады из ворот замка все же пришлось. Изнывая от скуки и терпя несносную болтовню любителей острых ощущений, немногие из которых решились бы поохотиться по-настоящему - один на один со зверем, без десятка голодных собак и ревностных слуг, - барон из последних сил ожидал спасительного момента, когда старший егерь наконец-то задует в свой проклятый рог, а прислуга спустит свору.

"Терпящий и страждущий да обретет успокоение!" - едва слышно прошептали губы барона прилипшие к ним слова последней проповеди аббата Бертона - духовника замка, когда раздался призывный рев охотничьего рожка и три десятка седоков пришпорили коней, пытаясь обогнать несущихся к лесу борзых.

Посчитав свою миссию завершенной, барон хотел было развернуть коня и поехать в замок, где среди опустевших залов и галерей витали тишина и успокоение, однако внезапный порыв ветра донес до рыцаря приглушенные звуки симфонии леса: пение птиц, легкое поскрипывание высоких стволов корабельных сосен, успокаивающий шелест травы.

"Где еще искать покой, как не в лесу, в этой вековой опочивальне из душистых трав", - вздохнул Манфред, которому в последние годы слишком много времени приходилось проводить среди холодных, сырых стен замков и крепостей.

В лесу он не был давно, хотя именно с пением птиц, безмятежным шорохом листвы и зеленью деревьев у него были связаны самые яркие воспоминания в жизни: минуты сладкого отдыха в лесных поселениях, утомительные многодневные переходы по заросшим высокой травой тропам, ночные привалы у костра, война, потери и первая, давно ушедшая любовь.

В голове стерлись многие события и связующие их нити логической последовательности: с кем, куда и когда он ходил, от кого спасался и кого преследовал; остались только образы, красочные картинки прошлого с гаммой сопутствующих эмоций, ничего лишнего. Так вот устроена память - комната, в которой всегда не хватает места, чулан жизни, где хранится лишь самое главное.

Лес не был его другом или храмом общения с самим собой, скорее являлся местом для горьких воспоминаний, обителью печали. Уж слишком много близких он потерял на лоне природы, среди ельников да густых дубрав.

Всадники ехали молча, слуга не мешал своему господину тонуть в бездонном мире размышлений. Франц инстинктивно понимал, когда можно без умолку болтать, а когда лучше не лезть к человеку, тем более если он высокопоставленный вельможа и вдобавок твой господин. Поскольку слуга безмолвствовал и почтительно ехал в десяти шагах позади, Манфред наконец-то смог в полной мере насладиться упоительными минутами одиночества. К счастью, кабана погнали совершенно в другую сторону, и отсюда не было даже слышно противного трезвона свистков и воя рожков.

За полчаса конной прогулки рыцарь со слугой уже довольно далеко углубились в лес и могли бы заплутать, если бы не легкий бриз, освежающе дующий с моря. Решив, что пора возвращаться, к сожалению - в замке ждали дела! - барон развернул коня, как привык говорить, "мордой по ветру", и уже через пару минут они оказались на краю скалистого, заросшего лесом берега.

С обрыва открывался впечатляющий вид на широкую гладь морского простора. Казалось, что путникам только удалось выбраться из одного океана и тут же погрузиться взором в другой, с играющими бликами солнца на нежно-синих, почти голубых волнах. Шепот деревьев и таинственный шелест травы сменились гомоном чаек и плеском лениво накатывающегося на скалы прибоя. Смена обстановки была слишком быстрой, Манфред застыл в изумлении, наблюдая величественную панораму слияния воедино трех стихий: суши, моря и чистого голубого неба.

От увлекательного процесса созерцания Манфреда отвлекли неожиданные и совершенно неделикатные толчки. Франц тряс его за плечо и что-то орал, дыша прямо в лицо запахом чесночного супа. Недолго думая, Манфред отвесил зарвавшемуся слуге звонкую оплеуху, от которой шарахнулась в сторону испуганная лошадь, а бедолага кубарем скатился на землю.

- Совсем обнаглел, смерд, быдло! - заорал господин, спешиваясь и беря в руки плетку.

- Господин барон, господин барон, - тараторил слуга, отползая назад и вытаращив от страха глаза, - посмотрите туда!

Решив на время отложить процесс воспитания нахала, Манфред повернул голову в направлении, на которое указывал грязный палец холопа. Негодование и ярость прошли, уступив место непониманию и смутной тревоге. На голубой глади горизонта маячили два едва различимых белых пятна парусов.

- Господин барон, я в жизни не осмелился бы, но…

- Замолкни! - перебил оправдания властный голос хозяина, руки которого уже отбросили плеть, а глаза были прикованы к белым точкам на водной глади.

Корабли находились еще далеко от берега, но опытный глаз командира безошибочно определил принадлежность судов, их скорость, грузоподъемность и степень загрузки. Это, без сомнения, были две легкие торговые барки вольноградских купцов, почему-то именуемые лесовиками "челнами". Суда шли тяжело, грузно шлепаясь низкими бортами о каждую накатывающуюся волну. Перегрузка явно давала о себе знать, и мореходам, несмотря на почти безветренную погоду, приходилось то и дело спускать и поднимать парус, меняя направление движения, скорость и "ловя волну". Даже отсюда, с расстояния в несколько морских миль, было понятно, что за груз везли корабли. Возле парусов время от времени появлялись яркие всполохи - отблески солнечных лучей, отражающиеся от гладких металлических поверхностей кольчуг и шлемов.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Таинственная магия кольца странника предопределяет судьбу того человека, который станет его владельц...
Серию «Корни земли» открывает исторический роман «Варяг», переносящий читателя в достославное время ...
Это уже второй ужастик. На этот раз – оптимистический. Как может быть ужастик оптимистическим? Ну, п...
«Теперь я уже очень стар, а все это случилось со мной, когда я был еще мальчишкой – девяти лет от ро...
«Это был «Мотель 6» на 80-й федеральной автостраде, что к западу от Линкольна, штат Небраска. В янва...
«Хочу, чтобы вы поняли с самого начала: за исключением Мелвина Первиса из ФБР не было на свете челов...