Смертельный аромат № 5 Тарасевич Ольга

1

Компьен, 1907 год

Коко! Коко, где ты, мой цыпленочек?!

Громовой голос Этьена Бальсана раздается с парадной лестницы замка Руайо. Пронизывает широкий холл с невысокими диванчиками. Огибает мраморные античные скульптуры, заглушает шепот стеклянных струй фонтана.

– Коко!

Звуки приближаются, они уже в длинном коридоре первого этажа. Габриэль Шанель различает даже глухое бряцание сапог для верховой езды и с отчаянием накрывает темноволосую голову подушкой. Ей совершенно не хочется видеть Этьена.

…Прошли те времена, когда она, распевая со сцены «Ла Ротонд», выглядывала за столиком милое круглое лицо с небольшими усиками. Потом, когда с Муленом и провинциальным кафешантаном было покончено и Габриэль, как мотылек, устремилась на огонь славы настоящей певицы, именно Этьен дал ей денег на пошив одежды для путешествия в Виши. Толстой пачки ассигнаций даже хватило на оплату небольшой комнатки и аренды коротких платьев с блестками, непременных атрибутов прослушивания «пижонки».[1] Блестки осыпались при малейшем движении. Габриэль наблюдала за серебряным дождем, и он смывал горечь отказа в ангажементе.

Когда деньги Этьена закончились, пришлось, как в Мулене, вновь подрабатывать портнихой. Но благодарность к открытому прямолинейному и чуть грубоватому пехотинцу теплилась в сердце. Нечастые визиты Этьена в Виши радовали Габриэль. Он смущался этой радости, особенно когда не привозил подарка или не мог оставить денег. Габриэль скучала по нему…

И вот они вместе. Вместе?! Этьен поселил ее в самой жалкой комнате замка. Она одевается у портного, который шьет одежду только конюхам и крестьянам. Любовник пресекает все попытки заговорить о женитьбе. Бальсана интересуют две вещи – скачки и…

– …Коко! Цыпленочек мой!

Габриэль сонно потянулась, изображая пробуждение, отбросила от лица непослушные вьющиеся пряди и подумала: «До чего не люблю это прозвище! Да, я худа, как цыпленок. Но как же до сих пор досадно вспоминать эти „Ko Ko Ri Ko“ и „Qui qu a vu Coco“[2]».

Этьен быстро сорвал с себя одежду, вслед за батистовой рубашкой и жилетом швырнул на пол черные галифе. Габриэль зачарованно наблюдала за ним, уже тяжело дышащим, стремительным, как животное, в своей неутоленной страсти.

Знакомые теплые губы вмиг растворили терзавшую ее обиду.

– Моя малышка… Моя красавица…

Он часто произносил эти слова, к ним уже можно было привыкнуть, но глаза Габриэль всегда наполнялись слезами. В такие моменты казалось: рядом с ней мужчина, который нежен и ласков. Он любит ее. Пьянящие поцелуи. Сладкий шепот. Так бывает. В это сложно поверить. Сложно – потому что с самого детства в головке Габриэль придумывались сотни историй о любви. Но она видела лишь, как рыдала мама, вечно беременная, постоянно уставшая: «Альбер, не уезжай! Возьми меня с собой!» Бормоча «Вечно ты ноешь, Жанна», отец уходил, и его красивое лицо делалось надменным. Таким же красивым, надменным и равнодушным оно было после смерти мамочки. Скрипела простая телега, которую волокла тощая старая кобыла. Габриэль мечтала: папа привезет их с сестрой в новый красивый дом. Телега остановилась у ворот приюта.

– Моя малышка…

Какое наслаждение – шепот Этьена, крепкие объятия, влажная от пота спина. Бальсан любит ее каждый день. Он любит ее!

Мысли закончились, и Габриэль провалилась в черную дурманящую ночь. Она падала, исчезала, обо всем забыла, ничего не понимала…

Остывающая, умиротворенная, Габриэль почти не почувствовала благодарного прикосновения губ к щеке. Этьен, нимало не смущаясь своей наготы – он никогда не стеснялся, в его поведении было столько завораживающей естественности, – подошел к туалетному столику. И, ловко приоткрыв портсигар, извлек сигарету и закурил.

Габриэль с досадой закусила губу. Ей не нравилось курить, как не нравились скачки. Она курила. Изображала из себя лихую наездницу и даже заказала себе у удивленного портного в Круа-Сент-Уан галифе. Слава господу, Руайо – не Париж, где недавно полиция задержала двух мадемуазель, осмелившихся совершить велосипедную прогулку в шароварах. Здесь нет никого, кто бы помешал Габриэль садиться на лошадь в одежде, которая предназначена для верховой езды! А Этьен… Он обожал, когда тонкий профиль «малышки Коко» окутывал сигаретный дым. И приходил в восторг от того, что на ипподроме его спутница – не просто мечтательная зрительница. Пришлось научиться дымить сигаретой и разбираться в лошадях. Пусть так. Все, что угодно, лишь бы перестать быть одной из этих.

«Может, даже хорошо, что Этьен не дает мне денег на наряды. Я одеваюсь просто и ничуть не напоминаю куртизанку. Но, с другой стороны, если Бальсан предпочитает не тратиться, а он не скуп, я точно знаю, он не скуп, – это означает одно. Я мало значу для него. Что же делать? Мне уже двадцать пять», – размышляла Габриэль, наблюдая за Этьеном.

Забыл предложить ей сигарету. Недоуменно вертит в руках маленькую соломенную шляпку. У Габриэль нет модистки. Да и не нравятся ей огромные шляпы, отделанные страусиными перьями, лентами и цветами, скрывающие лицо темной сеткой вуали. А вот на такую шляпку – простую, без украшений, подчеркивающую овал лица – внимания обращают куда больше.

Этьен положил канотье на столик и, выпуская колечки дыма, равнодушно заметил:

– Я получил письмо. Завтра, а может, даже и сегодня приедут Эмильена Д’Алансон и Алек Картер.

Габриэль резко поднялась на постели. Да, замок постоянно полон гостей. Тренеры, наездники, конезаводчики. Алек – понятно, чемпион, хороший спортсмен, на его счету немало побед. Но Эмильена! Эта женщина была любовницей Этьена. По слухам, они даже жили пару лет вместе. И вот она едет к нему в гости. Зачем?! По какому праву?!

Она сдержала упреки – горькие, обжигающие. Ей хватило сил улыбнуться и взять дешевый роман в яркой обложке.

Покидая комнату Габриэль, Этьен заметил:

– Никогда не видел особы, которая бы с таким удовольствием бездельничала.

– Бывали времена и похуже, – пробормотала под нос Габриэль. – И потом, еще ведь ничего не ясно. Даст бог, Этьен все же женится на мне.

Она умела себя успокаивать. А что оставалось делать? Ведь рядом с ней обычно не было никого, кто мог бы утешить в сложную минуту.

Книжные страдания виконта, влюбленного в очаровательную замужнюю герцогиню, удерживали внимание Габриэль больше часа. Горячие солнечные лучи, пробившись между складками плотной парусиновой портьеры, уже вовсю хозяйничали в скромной комнатке, возможно, бывшей прежде кельей монахини.

Да и вообще, своды огромного замка Руайо, несмотря на все переделки, сделанные по заказу Этьена, еще хранили атмосферу монастыря. Выбеленные стены в покоях Габриэль постоянно напоминали ей о монастырском приюте, в котором прошло ее детство. Только бывшая комната аббатисы была хороша и по-настоящему шикарна – просторная, обитая светло-голубым шелком, с большой кроватью, бархатный альков которой скрывал стоящее в изголовье распятие. Но Этьен сделал вид, что не понял робких намеков своей «малышки Коко», и устроил ее в дальней тесной келье.

Отложив книгу, Габриэль позвонила в медный колокольчик. Франсуаза, толстая, вечно занятая хлопотами кухарка, как обычно, не пришла. Просьбы «этой вертихвостки хозяина», требовавшей по утрам кофе со сливками, казались ей не стоящими внимания.

Габриэль нехотя поднялась с постели, распахнула шкаф, в котором висело несколько костюмов и платьев, и улыбнулась.

Одежда придает сил и уверенности. Чистая, хорошо скроенная и очень простая одежда. Она доставляет такое удовольствие, что это оправдывает и заточение в Руайо, и сложные отношения с Этьеном, и обидное невнимание слуг.

В ее гардеробе лишь одно платье с корсетным лифом и длинной, украшенной оборками юбкой со шлейфом. К нему прилагается дурацкий зонтик, остроносые туфли с пряжками и шляпа с вульгарными цветами. Сопровождающая Этьена на ипподроме дама должна выглядеть соответственно. Никого не интересует, что в таком платье невозможно свободно передвигаться, что тугой лиф сдавливает грудь, а пряжки безжалостно натирают ноги. Впрочем, теперь еще грех жаловаться. Пышные воланы кринолинов и прикрепляющиеся к платью для создания пикантного силуэта турнюры остались в прошлом.

Зато остальные ее костюмы, пусть и сшитые деревенским портным, хороши и очень удобны. Габриэль выбрала простую белую блузку. Ах, сколько усилий потребовалось, чтобы объяснить портному: ей не нужно жабо, воротнички не являются непременным атрибутом блузы! Потом она достала приталенный серый жакет, напоминающий по покрою жокейский, но без отделки, и свободную прямую юбку.

Одевшись, чувствуя себя невероятно привлекательной, Габриэль заторопилась на кухню. Она миновала холл, прошла через комнату, оборудованную Этьеном для игры в сквош, и уже там уловила упоительные запахи potee champenoise.[3] При всех своих недостатках Франсуаза, как истинная эльзаска, была отменной кулинаркой.

Невероятно – на столе уже стоял поднос с кофейником, кувшинчик сливок и чашка. Кухарка, необъятная в своем рабочем платье и повязанном поверх него фартуке, колола сахар.

Франсуаза расплылась в улыбке и воскликнула:

– Габи, ты уже встала! Добрый день!

Темные глаза кухарки светились любопытством. Вот в чем причина того, что она в кои-то веки решила приготовить «вертихвостке» кофе со сливками!

Габриэль устроилась за столом, взяла с накрытого салфеткой блюда румяный круассан. И, прихлебывая горячий ароматный кофе, великодушно поделилась подробностями о приезде гостей.

Услышав, что ожидается визит Эмильены Д’Алансон и Алека Картера, Франсуаза с облегчением перекрестилась распухшими красными пальцами.

– Пресвятая Дева Мария! Как хорошо. Приедут приличные господа, а не эта банда наездников со своими подругами! – обрадовалась она и стала ловко нарезать jambon sec.[4] – После устроенной хулиганами битвы подушками горничная Мари полдня убирала спальни. А туфельки этих вертихвосток, прибитые к полу!

Габриэль расхохоталась, вспомнив милые проказы Этьена, в которых она с удовольствием участвовала. А ведь Франсуаза еще не знает, что, дождавшись, пока гости уснут, Этьен и Габриэль мазали безмятежно посапывающие лица кремом для бритья. Вот смеху-то было!

Заслышав звук подъезжающего экипажа, Габриэль отставила чашку и выглянула в окно. Любопытная Франсуаза тоже тотчас прильнула к стеклу.

По желтой дороге, окаймленной зелеными прямоугольниками полей и вековыми буками, взбивали пыль две тройки лошадей.

«Эмильена и Алек едут в разных экипажах? Как странно!» – подумала Габриэль, пулей вылетая из кухни.

На широких ступенях замка уже толпилось множество людей. Зоркий взгляд девушки различил Этьена, который, прикрыв глаза от солнца ладонью, вглядывался в даль. Лакей Жак, конюхи, садовник – все напряженно ждали, и даже любопытная хорошенькая горничная Мари украдкой выглядывала из-за колонны.

Габриэль казалось – ее сердце остановится от волнения. Сейчас она увидит ту женщину, с которой Этьен делил кров и постель. Она красива? Изысканна? Только бы Эмильена подурнела так сильно, чтобы Этьен не вспомнил о прежних чувствах!

Сердце не остановилось – оно забилось настолько сильно, что Габриэль стало трудно дышать.

Когда подъехали экипажи и Этьен помогал бывшей любовнице выйти и здоровался с ее молоденьким кавалером, Габриэль позабыла обо всем на свете. Из второго экипажа ловко выпрыгнул высокий мужчина. Его темные зачесанные назад волосы чуть блестели от бриолина, а карие глаза смотрели так заинтересованно, ласково и… так неправильно, что Габриэль, почему-то вдруг задыхаясь, не смогла сделать и шагу навстречу гостям.

2

Омар, съеденный за обедом в обществе Папика, настойчиво рвался на свободу. Веста Каширцева прилежно делала глубокие вдохи и выдохи, стараясь предотвратить изгнание из организма дорогого полезного морепродукта. Подставляла лицо промозглому мартовскому ветру, влетающему в салон джипа через открытое окошко. И даже покрикивала на водителя Папика, белобрысого увальня Вадима, чтобы тот побыстрее проскочил пробку на Тверской.

Водитель, сочувственно посмотрев на побледневшее лицо девушки, с огорчением заметил:

– Ох, Веста. Уморишь ты себя! Совсем ведь не жрешь ничего. Так нельзя. Ты худая, как щепка! Зачем тебе этот твой подиум? Тебе что, Сергей Павлович мало денег дает? На жизнь ведь хватает?

…Шеф Вадима, он же крутой банкир Сергей Павлович Зорин, он же Папик, скупостью и правда не отличался. Куда уж еще и скупость к полному комплекту «достоинств»: лысине, округлому брюшку, почему-то всегда вонючим носкам и ревнивой супруге. Если бы Папик еще жадничал – у него не было бы никаких шансов иногда прикасаться к Весте. Как девушка красивая, она прекрасно знала себе цену, и Папику приходилось раскошеливаться. На квартирку в элитном жилом комплексе, на пучеглазенький «Мерседес», на бриллианты ко всем праздникам. Конечно, Веста предпочла бы видеть рядом симпатичного веселого олигарха. Но что поделаешь: олигархов мало, красивых манекенщиц, актрис и певичек пруд пруди. Так что у молодых-богатых полный комплект и жен, и любовниц. Приходится пока довольствоваться старперами вроде занудного Папика. Но всю жизнь морщиться от сырного запаха носков и наваливающегося жирного брюха? Ужасная перспектива. Чтобы подыскать кого-нибудь поприличнее, надо ни в коем случае не оставлять работу. Вокруг модельного бизнеса всегда крутится масса богатых мужиков. Да, сама работа – каторга не приведи господь. Это на картинках в глянцевом журнале все чинно, благородно и красиво. А пока придешь в форму, которая необходима для съемки, – не то что в камеру глядеть, жить не хочется. И проблемы с желудком, бунтующим от вечного недоедания, – это еще цветочки. А каждодневная многочасовая гимнастика? А операции постоянные – с живота и бедер последние капли жира убрать, в губы закачать? А показы, кастинги? Но игра стоит свеч.

…Впрочем, посвящать Вадима во все эти тонкости Веста не стала. Улыбнулась отрепетированной под строгим контролем президентши модельного агентства обворожительной улыбкой и сказала:

– У женщины в жизни должно быть дело.

– Было у тебя уже дело, – ехидно усмехнулся Вадим и ожесточенно засигналил заглохнувшему впереди «жигуленку».

…Веста сразу поняла, на что намекает водитель Папика. Как только с ней заключили пару приличных контрактов, журналисты заинтересовались: что за модель, откуда она. На такой случай в пиар-службе агентства всегда имеются отлакированные приличные биографии. Разогнать бы эту контору к чертовой матери! Только деньги напрасно получают. Ведь журналисты всегда все пронюхивают. И Веста Каширцева не стала исключением. Писаки раскопали абсолютно все. И про родителей – алкашей поганых. И про то, как на рынке она с пятнадцати лет фрукты продавала. Одноклассники, добрые люди, ничего скрывать не стали. «Красавица Веста училась на двойки и воровала пирожки в столовой», – гласил заголовок. Все это – чистая правда. Какие уроки, когда над ухом мать с отцом бутылку поделить не могут? Какие принципы, если от голода перед глазами дрожат, расплываются яркие цветовые круги? Даже не вспомнить, как она эти пирожки крала. А когда их уминала до последней крошечки – сытая тупая радость просто заполняла ее всю, и это было так приятно. Откуда появилась еда, не имело ровным счетом никакого значения…

Она и школу поэтому бросила, и на рынок устроилась. Поближе к продуктам. Хоть какая-то да пища. Дома – шаром покати… Подгнившие бананы хозяин лотка разрешал съедать. Добродушный, как все кавказцы, он любил русских женщин. Только Веста его никогда в этом качестве не интересовала – худющая, бедно одетая, с затравленным взглядом. Да она бы до сих пор мерзла на этом занюханном рынке, если бы не Ира Суханова. Это чудо, что президентша решила провести кастинг в их провинциальном городишке. Чудо, что забежала на рынок, что в тот день работала не рыжая толстая Танька, а Веста. Разве пошла бы она сама, без приглашения, на кастинг? Да ни в жизнь, ведь и слова-то такого не знала. У нее на тот момент одна мечта имелась – колготки купить с лайкрой, в моде они тогда были. Какие показы? Какие съемки? В те годы цели казались простыми и понятными, как пять копеек. Не окоченеть на рынке. Покушать. И купить, наконец, вожделенные колготки.

Президентша агентства ее спасла. Безусловно. Но Ирина, кстати, как и Папик, никогда не вспоминает, как восходящая модельная звезда на том рынке торговала.

А Вадим – москвич, видите ли, выискался. Белая кость. Сам простым водилой вкалывает, а над Вестой хихикает. Хотя она за один показ на Неделе высокой моды получает больше, чем Вадик за месяц. Но какой смысл говорить ему об этом? Пускай радуется собственной значимости. Зачем дуракам доказывать, что они далеки от совершенства?

– …Жизнь – это американские горки, – с рефлекторно милой интонацией произнесла Веста. Омар наконец угомонился в ее плоском подтянутом животике. – Сегодня ты наверху, а завтра ка-ак скатишься. Или наоборот.

Вадим поморщился.

– Мне эти материи до лампочки. По мне, так баба должна дома сидеть и борщи варить. А не задницей перед другими мужиками вертеть.

– Ты прав, конечно, – нежно чуть ли не пропела Веста и уставилась в окно.

Спорить с Вадимом скучно. Впрочем, кто знает… Если вдруг все сложится удачно, так, как она рассчитывает, больше не будет никакого Папика. И, соответственно, Вадима!

Джип притормозил у «новой русской высотки», словно плывущей по Москве-реке, и Веста опять мило улыбнулась. Ирина школа. Суханова всегда говорила: «Кукусики! Делайте выражение лица, приятное для людев». Манекенщицы хихикали над нарочитыми ошибками начальницы, но очень скоро Веста поняла, что по сути Ира права. Камера фотографа фиксирует не только тело, но и душу. И если в ней нет теплого света, доброжелательности – снимки вряд ли заинтересуют потенциальных работодателей. Профессиональная целесообразность – быть белой и пушистой. Если не быть – то хотя бы казаться. И даже когда мозг подсчитывает проценты гонорара или оценивает стоимость очередного подарка Папика, на лице, в глазах должно отражаться совсем другое.

Попрощавшись с водителем, Веста выпорхнула из джипа, и пару шагов до подъезда ее спина пылала от буравящего черную кожаную курточку взгляда Вадима.

«Хороша Маша, да не наша», – мстительно подумала девушка, пересекая просторный мраморный холл.

Как ее радовал этот блеск, и предупредительная консьержка, и бесшумный лифт, останавливающийся у двери роскошного пентхауса! Только когда-то живший в вонючей коммуналке может по-настоящему оценить ту свободу и комфорт, который дают деньги…

Войдя в прихожую, Веста первым делом бросила взгляд в огромное, во всю стену, зеркало. Когда она его впервые увидела – чуть не придушила от радости Папика. Единственное зеркало, в котором целиком умещаются ноги! Какое счастье!

Убедившись, что длинные стройные ножки, едва прикрытые коротенькой клетчатой юбочкой, по-прежнему чудо как хороши, Веста пристально изучила свое ненакрашенное, как обычно вне подиума, лицо. Огромные карие глаза, вздернутый носик, пухленькие губы… Первая морщинка на лбу, едва заметная. Морщинка – мелочи. Можно прикрыть челкой – и нет ее. И все же она, даже без косметики, выглядит чуть старше своих двадцати двух лет. Брюнетка, смуглая кожа – такие всегда кажутся взрослее. Впрочем, с учетом последних событий, это скорее может рассматриваться как достоинство…

Больше всего на свете Весте в настоящий момент хотелось забраться в джакузи и помечтать про радужные перспективы. Однако через три часа ее ждали на показе купальников, поэтому она не стала терять ни минуты.

Быстро сбросила одежду, проэпилировала ноги, приняла душ. Потом проверила содержимое сумки. Все в порядке: косметика на тот случай, если крема и тени визажиста ей не понравятся. Туфли на высоком каблуке. Иногда на показах, особенно белья и купальников, не находится обуви нужного размера. На всякий пожарный все девочки носят с собой пару «шпилек». И, конечно, портфолио. А вдруг нагрянет птица счастья, надо будет показать себя во всей красе.

Черные джинсы, простенький свитерок, ботинки на плоской подошве. Сиротка или отправляющаяся на показ модель – они выглядят примерно одинаково.

Веста собрала длинные волосы заколкой, набросила куртку и захлопнула за собой дверь.

В гараже, куда за считаные секунды ее доставил бесшумный услужливый лифт, девушка быстро разыскала свою машину. Серебристый глазастенький «Мерседес», легкий, изящный, с голубыми стеклами, снова заставил мысленно поблагодарить Папика. Ради одной этой тачки можно смириться с его вечным занудством и дневными свиданиями. По вечерам Папик прилежно играет роль верного супруга…

Веста щелкнула брелком и опустилась на водительское сиденье. Привычный поворот ключа вдруг вызвал какие-то скребущие звуки из-под капота.

– Не может быть! Он же всегда заводился, – пробормотала девушка, терзая замок зажигания.

Ее красавец не хотел никуда ехать – какой кошмар!!!

Стрелки часиков от «Chaumet» неумолимо спешили к началу показа.

«Потом разберусь с машиной. Вызывать техпомощь просто нет времени», – решила Веста, с сожалением выходя из автомобиля.

Она бросила последний взгляд в салон и с досадой нахмурилась. Всем хорош серебристый «Мерседес». Только кнопка включения противотуманных фар расположена неудобно, в нижней части панели. Кнопку волей-неволей задеваешь коленкой. Ноги-то длиннющие. Вот, задела, не заметила, «противотуманки» остались включенными. И пожалуйста – аккумулятор сел…

Веста вышла из гаража и заторопилась к шоссе. Там она остановит такси. А может, и ждать машину не придется – вдруг подхватит какой-нибудь водила и подбросит до центра?

Девушка подняла руку и с радостью заметила: приближающийся автомобиль показывает сигнал остановки.

Скорее выйти на проезжую часть. Она заплатит любые деньги. «Хорошая модель всегда приходит вовремя», – повторяет Ира Суханова.

Все произошло очень быстро. Девушка успела удивиться тому, что притормаживающая машина вдруг набрала скорость. И Веста попыталась запрыгнуть на бордюр, но тяжелый удар потушил этот мир. Навсегда…

3

Буквально днями раньше журналистка и писательница Лика Вронская уверенно бы сказала: «Март – мой любимый месяц». По ночам Москву еще студит ледяное дыхание ветра. Мокрый снег засыпает улицы, и прохожие брезгливо прячутся от него в воротники и капюшоны легких пальто. Но загазованный московский воздух уже отчаянно пахнет весной. А в разрывах свинцовых туч показываются клочки голубого неба, такие чистые, такие забытые в битвах с зимними морозами, что хочется… Всего и сразу. Писать статьи в еженедельник «Ведомости». Урвав пару часов от сна, сочинять детективные романы. Они всегда особенные, «весенние» книги – энергичные, неожиданные, легкие и светлые. А еще в марте с новыми силами хочется любить. Пока слишком прохладно для того, чтобы заменить джинсы и теплые свитера невесомыми платьями и сексуальными костюмчиками, но это уже хочется сделать, и предвкушение красоты, предчувствие любви заставляют сердце радостно замирать.

За окнами буйствовал март со всеми своими достоинствами и недостатками. Лика уныло прокуривала кухню и думала о том, что была не права. Главный ингредиент в дурманящем весеннем коктейле – не первая ласка просыпающегося солнца. И не еще сжавшиеся, сухонькие почки на ветке липы, скребущей по стеклу. Любовь. Мужчина. Вот так все просто. Как в незатейливой песенке Тани Овсиенко. «Женское счастье – был бы милый рядом». Для всех. Даже, как выяснилось, для чрезвычайно занятых творческих особ.

– Эх, Пашка, Пашка, – прошептала Лика, стряхивая пепел мимо пепельницы. – У меня дырка в груди. Как ты мог, уродище, так со мной поступить!

…Они несколько лет прожили вместе. Гражданским браком. А что меняет штамп в паспорте? Свадьба – радость для многочисленных родственников, которые почему-то впадают в неописуемый восторг при виде своих «птенчиков», облаченных в костюм и белое платье. Лику тошнило при одной мысли об этом мероприятии. Угробить минимум два дня жизни на развлечение родни? А самой мучиться в неудобном платьишке? Ну уж дудки! Жизнь коротка. И использовать ее надо рационально.

Что еще дает регистрация отношений? Возможность оттяпать часть имущества мужа в случае развода. Но здесь не тот случай. Зачем Пашина квартира, если имеется собственная? Да и зарабатывала Лика всегда прилично. Смысл претендовать на Пашины деньги, когда своих хватает?

Дети. Пожалуй, то единственное, ради чего стоит смириться и пройти через нудную церемонию. Тогда штамп в паспорте действительно дает ряд преимуществ. У ребенка есть официальный отец, детеныш не страдает от косых взглядов, не чувствует себя обделенным. Что ни говори, а для малыша это важно. Однако Лика не торопилась заводить ребенка. Вначале просто было боязно. Да, Паша – хороший парень, с ним все в радость: и бродить по улицам, и мчаться в постель, и молчать. Но смогут ли они ужиться вместе? Начало совместной жизни и притирка характеров – то еще испытание. Они и правда пару раз разбегались с твердой уверенностью, что не подходят друг другу. Но потом Паша решил, что клейкие магазинные пельмени и постоянные Ликины командировки все же менее существенны, чем радость совместного пробуждения. А Лика перестала раздражаться из-за вечных упреков и ревности бойфренда.

Паша часто говорил: «Давай плодиться! Старушка, о чем ты думаешь? Репродуктивный возраст поджимает». Тянуть и правда было дальше некуда. Лике как-то незаметно исполнилось двадцать девять. И Вронская прекрасно понимала: по медицинским параметрам она уже прочно засела в безжалостной категории «старородящих». Еще пяток лет побегает из редакции в издательство – и могут начаться проблемы с беременностью, вынашиванием ребенка, родами.

Пашка нажимал, и Лика судорожно пыталась понять: хочет ли она, чтобы ребенок появился именно от этого мужчины? Любовь, нежность, благодарность за совместно прожитые годы – все вдруг отступило перед генетическим инстинктом заботящейся о будущем потомстве самки. Лике приходилось видеть Пашу в разных ситуациях, в том числе и в очень непростых, и в конце концов сомнения отпали. «Подходит», – решила она и даже не возмутилась, когда бойфренд отправил в мусорное ведро противозачаточные таблетки. Лика планировала сдать в издательство очередной роман, пройти с Пашкой полное медицинское обследование и сделать, наконец, то, к чему стремится каждая женщина.

И вот тогда выяснилось такое…

Все оказалось не так. Не так, как в книгах – чужих и собственных. Измена любимого человека шокирует настолько сильно, что заботливое подсознание просто блокирует все чувства и эмоции.

Лика, уставшая от походов по торговому центру, особенно многолюдному в связи с распродажей, мечтала о прохладной минералке. И в руках множество пакетов, неудобно-то как. Но радостно – выбрала себе и Пашке кучу обновок. В кафе рассиживаться времени особо нет – через два часа интервью, собеседник непростой, политолог, очень умный, эмоциональный. И вдруг исчезло все – жажда, звуки, планы… Лика инстинктивно укрылась за колонной и оттуда наблюдала за столиком у прозрачной витрины кафе.

Вот ее Пашка. Знакомый и родной. Любимые русые вихры торчат на затылке. Очки поправляет, большинство программистов – как слепые котята, монитор компьютера безжалостен к зрению. На бойфренде свитер, бежевый, крупной вязки, Паша его особенно любит: наметился животик, а свитер свободный, скрывает небольшую полноту. Все понятно. Кроме одного.

Пашина ладонь накрывает руку брюнетки. Брюнетка. Красивая – короткое каре, ровный профиль, ресницы шикарные. Фигуру не рассмотреть, но, судя по прямой осанке и обтянутой красной водолазкой груди, с экстерьером у девушки все в порядке.

Пашка отводит непослушные пряди волос с ее лица. Торопливо снимает очки, и… целует эту девчонку! Его глаза закрыты, а лицо – такое счастливое, полное блаженства.

Слишком хорошо знакомое.

Точно такое же.

Он целует другие губы.

Оглушенная, растерянная, Лика стояла за колонной, наблюдала за немым кино очень четких, совершенно недвусмысленных сцен. Героини ее детективов в таких ситуациях кричали, выясняли отношения, колотили коварных предателей и вцеплялись в волосы «гнусным девкам». Вронская молча подхватила пакеты и пошла к машине.

Она не плакала. Совершенно ничего не чувствовала. Отчасти, возможно, это было связано с работой. Времени до интервью – всего ничего. Даже если получится дозвониться до редакции и отловить свободного журналиста, он не успеет не то что подготовиться к разговору – добраться не сможет. Наземная Москва стоит в пробках. В подземной тоже становится все сложнее – гигантские людские потоки сдерживают движение по переходам, тормозят на эскалаторах, не всегда позволяют втиснуться в вагон поезда. Никто не успеет. Никто не поможет. А статья запланирована в номер. И кровь из носа, цунами и наводнения, изменяющий бойфренд и его брюнетка – а материал все равно должен быть сдан вовремя.

Как робот, Лика доехала до исследовательского центра, где ее ждал политолог. Даже не опоздала. На автопилоте задала необходимые вопросы, поглядывая время от времени на красную лампочку диктофона. Горит, все в порядке, батарейки не сели, запись ведется…

Она спрашивала о нюансах политической жизни, и вместе с тем какая-то часть мозга анализировала собственную жизнь, собственный опыт. Часто мотается по командировкам. Знает: мужики при первом удобном случае кадрят девушек. Например, случайные подружки фотокора Лешки, как правило, в подметки не годятся красивой законной супруге. Лешка объясняет:

– Это же не измена. Я по-прежнему люблю жену. Просто лишний раз убеждаюсь, что она лучшая. Она теряет оттого, что я трахну «левую» бабу? Наоборот – мне слегка стыдно. Я понимаю, что жена все равно лучше. И делаю все для того, чтобы она была довольна. В моей душе словно две параллельные полочки. Они не пересекаются. Семейная – главная. Но вторая тоже должна быть.

Итак, и у Паши оказались полочки. И что же теперь со всем этим делать?

Записав интервью, Лика поехала в редакцию. Подготовила текст, выслушала от редактора «Ведомостей» замечания по поводу несовершенства работы газеты вообще и лично ее работы в частности.

Редактор издания, два метра красоты с коэффициентом ай-кью в районе гениальности, Андрей Иванович Красноперов вообще-то мужик добродушный. Но накануне сдачи номера всякий раз случался какой-нибудь журналистский «пожар», и нервы шефа порой не выдерживали.

Вронская не без удовольствия поругалась с начальником. Вычитала все газетные полосы, включая те, на которых находилась программа телепередач и кроссворды. И с радостью почитала бы что-нибудь еще, но газета закончилась. Пришлось ехать в то место, которое в первой половине дня еще считалось семейным очагом.

– Привет, любимая!

Пашины губы легонько коснулись щеки. Противно? Да нет…

– Разогреть ужин? – поинтересовался он.

Голос звучит заботливо…

Лика покачала головой:

– Устала, есть не хочется. Чаю попью.

Вот только тогда, на кухне, знавшей все об их мечтах и ссорах, Лика почувствовала первые иголки боли, заколовшие сердце.

«Почему?! – спрашивала она мысленно у Пашки, который, ничего не подозревая, грыз вафли. – Чего тебе не хватало?! Если ты разлюбил меня. Если не нравлюсь. Почему прямо об этом не сказать?!»

Она отставила чашку и тихо спросила:

– Паша… А ты уверен, что хочешь ребенка? Нам первые годы придется сложно. Ты точно знаешь, что действительно сильно любишь меня, что вынесешь мой токсикоз, придирки, детский плач?

– Глупышка, – Паша коснулся светлых Ликиных локонов, и она невольно отстранилась, – конечно же, люблю. Когда пойдем анализы сдавать?

Бойфренд казался таким любящим, озабоченным, внимательным – прямо-таки мечта любой женщины.

Нет, Лика не решила, что она ошиблась. С глазами, слава богу, у нее все в порядке, галлюцинаций тоже раньше не наблюдалось.

Но вдруг. Вдруг все-таки это какое-то недоразумение. Глупый спор, минутный порыв…

В сочинении детективов масса преимуществ. Это интересно. Позволяет оставить значительный след в жизни. Статьи живут неделю, книги – намного дольше. А еще появляется масса знакомых в правоохранительных органах.

Через пару дней, получив распечатку Пашиных звонков и понаблюдав за бойфрендом, Лика убедилась: все просто ужасно. Паша звонит своей брюнетке каждый день, они встречаются в ее квартире, часто вместе обедают. Причем Паша выбирает те кафе, где вероятность Ликиного появления минимальна. Она и в торговый центр-то тот, кстати, случайно заехала, он не входил в число любимых мест шопинга. Просто объявление о распродаже, замеченное из окна машины, показалось очень уж заманчивым.

И вот тогда, когда не осталось ни малейших сомнений в том, что Паша изменяет давно, цинично, Лика орала так, что сел голос.

Раскаяние? Нет, ни тени раскаяния и сожаления не промелькнуло на Пашином лице. И он слишком хорошо знал склад Ликиного характера, чтобы оправдываться. Собрав свои вещи, он просто сказал:

– Прощай… Я понимаю твою обиду. Хотя так живут все. Я люблю тебя. И не хотел делать тебе больно.

– Пошел вон! – прокричала Лика.

Ее трясло от ненависти. Так живут все! Ну надо же!

– Пошел вон! Но прежде чем ты уйдешь, я хочу тебе рассказать кое-что! Я тоже тебе изменяла. Да! Это случилось один раз, во время командировки в Чечню. Там заварилась жуткая каша! Меня чуть не убили! И я сама соблазнила спецназовца, потому что если бы я этого не сделала, то просто сошла бы с ума! – Она выкрикивала эти фразы и радовалась, что Пашино лицо исказила гримаса боли. – Я понимаю, что контролировать можно далеко не все. И не всегда. В порыве эмоций, в стрессовой ситуации происходит такое, о чем потом жалеешь. Но ты же! Паша, это совсем другая история! Ты встречался с этой девушкой, ты спал с ней, а потом шел домой и спал со мной, и выкидывал мои контрацептивы! Я не знаю, сколько это продолжалось! Мне принесли распечатку твоих звонков за полгода. Минимум полгода!

Через полчаса после того, как за Пашей закрылась дверь, Лика уже ждала, что он вернется. Или позвонит. Одиночество разверзлось страшной пропастью, и плевать на самолюбие, лишь бы не скатиться, только бы удержаться…

…Заливистая трель сотового телефона прервала горестные воспоминания. Лика схватила мобильный и разочарованно вздохнула. На дисплее крошки– «Самсунга» высвечивался номер Иры Сухановой.

– Лика, у тебя ни стыда ни совести!

– Согласна…

Подруга, президент агентства «Supermodels» Ира Суханова уже неделю просила Лику подъехать в агентство и помочь в написании интервью. Разговаривать с журналистами Ира Суханова не любила, но, поскольку время от времени требовалось «светиться» в прессе, стала просить присылать вопросы по электронной почте. Уровень работы собственной пиар-службы ее не устраивал, интервью получались кондовыми и безжизненными. Она как-то пожаловалась на это Лике, и та за полчасика подготовила легко читающийся интересный текст. С той поры Вронской иногда приходилось выступать в роли личного пресс-секретаря.

Суханова не унималась:

– Я обещала журналистам подготовить ответы на прошлой неделе! А это, между прочим, крутой глянцевый журнал. Я должна пропиарить своих девчонок!

– Ир, прости, забегалась, – пробормотала Лика. – Если хочешь, я приеду через час-полтора.

– Жду! – коротко бросила Ира и отключилась.

«В конце концов, это к лучшему, – думала Лика, направляясь на стоянку к своему небесно-голубому „фордику“. – Подготовлю Ирише интервью, а потом нажалуюсь на Пашку. Маме я про всю эту историю не рассказывала. Она уже вяжет пинетки будущему внуку… А больше делиться особо не с кем».

Однако посплетничать с подругой не получилось. Едва Лика закончила работу, в Ирин стильный кабинет вбежала высокая тоненькая девушка.

– Весту Каширцеву сбила машина! – задыхаясь от волнения, выкрикнула она.

По ее хорошенькой мордашке потекли черные струйки туши…

4

«Господи, как хорошо, что с Леркой все в порядке», – подумала Ирина Суханова и сразу же застыдилась этой мысли. Но что поделаешь. Первая реакция материнского сердца… Дочери недавно исполнилось тринадцать лет. Ирина подарила Лере вожделенный MP3-плеер, добавив себе новый повод для беспокойства. Лерочка и так рассеянная, а уж когда идет в наушниках – вообще ничего не замечает. Ире то казалось, что к девочке, привлеченные злополучным плеером, прицепятся хулиганы. То представлялось, как дочь, оглушенная музыкой, не увидит вылетающего из-за угла автомобиля…

«Слава богу, с дочерью ничего не случилось. Бедная, бедная Весточка. Невозможно поверить, что ее больше нет…» – думала Ира, прислушиваясь к рассказу всхлипывающей Кати Родимовой.

Подробностей произошедшего с Вестой Катя толком не знала.

– Позвонили из милиции. Сказали, что насмерть. Телефон наш отыскали, я так поняла, в портфолио Весты. Про родственников спросили, – Катя схватила протянутый Ликой Вронской стакан воды и сделала пару глотков. – А… еще сказали, что тот подонок скрылся. Завтра попросили вас прийти в милицию, адрес я записала.

– Почему завтра? – тихо поинтересовалась Ира.

Лика сочувственно посмотрела на подругу и, налив ей воды, пояснила:

– Порядок такой, Ир. Там сейчас не до нас просто. По горячим следам опера работают. Свидетелей опрашивают. Вдруг кто-то видел, как это случилось. В таких ситуациях важно как можно быстрее все выяснить.

Ира слушала Лику, и масштаб возможных неприятностей пугал ее все больше и больше.

– То есть как? Теперь менты ходят по соседям и всем рассказывают про то, что Весту сбила машина? – с тревогой уточнила она.

Лика кивнула.

– А как иначе? Уголовное дело возбудят. Водителя попытаются разыскать. Ир, человек погиб… На месте происшествия сейчас куча народу. Дежурный следователь, эксперты, криминалисты, опера, милиционеры с участка по месту жительства. Тебя завтра в милицию вызывают. Возможно, потом и в прокуратуру придется подъехать. Если у следователя возникнут вопросы по протоколу твоего допроса.

– Катерина, оставь нас, – распорядилась Суханова. И, дождавшись, пока одна из лучших моделей агентства скроется за дверью, повернулась к Лике: – Сколько надо отстегнуть и кому, чтобы ничего этого не было?

Лика принялась нервно накручивать на палец светлые пряди волос. Потом засыпала вопросами:

– Как не было? Чего не было? Ира, я не понимаю. Объясни, что происходит? Меня удивляет твоя реакция. Девочка погибла! Разве ты не хочешь, чтобы все выяснилось?

– Хочу, – твердо заявила Ира. – Для меня все мои девчонки и мальчишки – как дети родные. Конечно, хочу. Но…

Мысли Иры Сухановой путались. Она пустилась в сбивчивые объяснения. То, что случилось с Вестой, – не просто трагедия. Катастрофа. Девушка уже шесть лет работает в Москве. Приехала из провинции, где жила в жутких условиях, но эти трудности закалили характер. Веста всеми силами старалась сделать карьеру, работала как лошадь, потому что возвращаться ей было некуда и не к кому. Конечно, раскручивала состоятельных кавалеров. Редко кто из моделей может устоять перед соблазном получить все и сразу. Но богатый поклонник не являлся пределом ее мечтаний. Девушка стремилась к самостоятельности. Поэтому и хваталась за любой мало-мальски приличный заказ и отрабатывала его со всей энергией. Ее часто приглашали на показы – грациозная, как кошка, прирожденная манекенщица, основы походки и повороты освоила буквально в считаные недели. Ее часто снимали – выразительнейшее лицо, идеальная кожа. Смерть Весты – большой удар для агентства, многочисленные контракты этой девушки приносили немалый процент. Да и человека до слез жалко! Только на ноги девчонка стала, только у нее жизнь наладилась – и такой финал… Однако сейчас надо попытаться обуздать эмоции и замять дело. Хотя бы на какой-то период, месяца на два-три. У «Supermodels» есть шанс выйти на принципиально новый уровень. Конечно, гибель Весты все осложняет, она была в числе девочек, отобранных для участия в новом проекте с французами. Всего пригласили трех манекенщиц. Одну из них Лика уже видела – Катя Родимова. У девочки большой потенциал. Вторая, Арина Иванова, непонятно по каким параметрам заинтересовала французов. Очень стандартный типаж. Вне всяких сомнений, Веста обошла бы их обеих, но… Случилось то, что случилось. А теперь очень важно, чтобы кому-то из двух девчонок удалось пройти этот путь. В случае успеха агентство и модель получат очень большие деньги.

– Подожди, – перебила Лика. – Ты недоговариваешь. Какой проект? Ир, не темни! Если у твоей Весты были конкурентки, то ты же понимаешь: речь может идти совсем не о несчастном случае!

Ира глубоко вздохнула и, взяв с подруги обещание, что все сказанное сохранится в тайне, продолжила рассказ:

– У моих девочек есть шанс сняться для рекламы духов «Chanel № 5». Наверное, даже ты понимаешь: бюджеты таких кампаний исчисляются миллионами. И гонорар модели, и мои проценты, и доля французской стороны, выступающей посредником, составят более чем приличные суммы. Но как только информация о произошедшем выплывет наружу, с нами разорвут все отношения. Никого не будет интересовать, случайна смерть Весты или нет. Chanel – это имя, это высочайший уровень, они просто откажутся от сотрудничества в случае появления малейших намеков на темную историю! Мне нужно спрятать концы. Еще пару лет назад я сама разрулила бы эту ситуацию. Но ты же в курсе: олигарх, реальный владелец нашего агентства, уже год как под следствием. Да, у меня есть «крыша», пара «братков». Но максимум, что они могут, – это морду кому-нибудь набить. Не по Сеньке шапка, понимаешь! Поэтому, Лика, умоляю тебя, помоги! И чтобы никаких журналистов!

Лика вскочила с черного кожаного кресла и, озабоченно наморщив лоб, заходила по кабинету.

Подумав, она затараторила:

– Ириша, нереально. По линии следствия никто не возьмет на себя такую ответственность. Новость о гибели Весты уже обсуждает твое агентство. И любой следак просчитает: все равно информация уйдет. Кто-нибудь из твоих девочек рано или поздно проболтается о произошедшем, обо всем узнают твои конкуренты. 99 процентов из 100, что все выплывет наружу. Потом, в плане газет и телевидения. У многих оперов есть знакомые журналисты. Менты или за небольшие деньги, или просто по дружбе рассказывают о необычных происшествиях. Гибель известной модели – горячая тема. Ира… Я не знаю, что делать в данной ситуации. У меня и знакомых репортеров нет в этой сфере. И я поставила себя на их место. Мне звонит коллега и просит-умоляет не давать в номер сенсацию. Корпоративная солидарность – сильная штука, однако не до такой же степени!

Ира закусила губу. Но не бывает безвыходных ситуаций! Не бывает! Всегда можно что-нибудь придумать!

– Сколько времени может занять розыск водителя? – нервно спросила она, с раздражением глядя на Лику. Подруга называется: как надо помочь – сразу же в кусты. – Слушай, вот еще идея. А что, если сейчас поехать на квартиру Весты и подбросить туда пакетик с кокаином? Девочка под кайфом попала под машину. Тогда все будет выглядеть как личные проблемы модели. Конечно, агентство это не украсит, но…

– Ира! Прости, но ты идиотка! Кто тебя пустит сейчас на квартиру Весты! Что значит подбросить кокаин? А результаты вскрытия? И откуда у тебя кокс, кстати?

Суханова молча пожала плечами. Оттуда! Нужен иногда бывает!

– Ира! Оставь дурные мысли! У Весты дома уже все осмотрели, обыскали и запротоколировали! Эксперты доложат следователю все, что Веста ела, что пила. Так что твоя идея попросту глупа! Я все поняла. Ты думаешь, что к этому причастны твои девчонки? Да?

– Возможно. Не хочу в это верить. Очень боюсь. И через неделю нам лететь в Париж. Секретарша уже все документы на визы сдала.

Лика вытащила из рюкзачка записную книжку, задумчиво зашелестела страницами.

– Ума не приложу, кому звонить, как выпутываться из всей этой истории. И еще неизвестно, стоит ли. Не нравится мне это, очень не нравится. Ладно, я поскакала в машину. На ходу что-нибудь соображу, времени в обрез.

– Подожди! Я хочу дать тебе денег. Может, понадобятся.

«Помоги мне, Лика, пожалуйста. Весту не вернешь. Но если этот план реализуется – я сделаю то, чего еще не удавалось никому», – проводив глазами скрывшуюся за дверью подругу, подумала Ира Суханова. И вместе с тем отчетливо понимала, что поступает неправильно. Но ведь цель оправдывает средства…

5

Ник Перьев готовил студию к съемке. Настроение у него было не ахти. Конечно, он не испытывал к Весте Каширцевой особо пламенных чувств. Как и к любой девушке. Женщины фотографа агентства «Supermodels» совершенно не интересовали по нескольким причинам.

…Кому, как не фотографам, знать: современная женская красота – это миф. Искусство визажиста и парикмахера. Труд тренеров фитнес-центров и пластических хирургов. Мастерство тех, кто, выбрав наиболее выгодный ракурс, щелкает фотоаппаратом. А если абстрагироваться от всех этих аспектов и взглянуть на женщину без ретуши, то что мы увидим? Очень плохие пропорции. Широкий таз, округлые бедра, короткие ноги. Большинство среднестатистических мужчин сложено куда лучше элитных красоток, рассекающих коридоры агентства Иры Сухановой.

Природу не обманешь. Женщина создана для того, чтобы быть матерью, а не разгуливать по подиуму. Для материнства полные бедра и складочки жира в районе талии – плюс, это способствует появлению здорового потомства. И природе совершенно наплевать на то, что сегодня девочки думают не о здоровом ребенке, а о том, как попасть на обложки глянцевых журналов. Природа не вносила и не будет вносить никаких корректив в принципы устройства женского организма. Вот почему даже у день и ночь занимающихся своей внешностью моделек то целлюлит на худенькой ножке вдруг обозначится, то животик наметится, то спинка «поплывет». Впрочем, не в одной эстетике дело. Женский мозг поверхностен и примитивен. Женская сущность – постоянное вранье.

Нику всегда было проще иметь дело с парнями. Мужчины надежнее, понятнее, они более предсказуемы. И более красивы.

А еще он очень рано понял: мир устроен неправильно, большинство мужчин в восторге от некрасивых и глупеньких созданий. Его школьный друг, заставлявший сердце то замирать, то усиленно биться, безжалостно посмеялся над неловкими объятиями Ника. И стал провожать домой девочку с пухлыми щечками и большой попой… А позднее Ник осознал: ему здорово повезло, что «совок» с его уголовной статьей за «мужеложство» развалился. В советские времена ему пришлось бы туго. Хотя логики в преследовании геев нет никакой. Большинство общества замечательно справляется с воспроизведением потомства. Процент людей, которые не могут любить противоположный пол, незначителен. Однако в их существовании, видимо, тоже есть какой-то смысл. В природе нет ничего лишнего. Зачем же всех стричь под одну гребенку…

Конечно, он предпочел бы снимать мужчин. Но у фотографов нет выбора. Гигантский маховик индустрии моды вращается прежде всего для женщин. А это значит, что и работа в рекламе – удел девочек. Надо работать с тем материалом, который есть. Даже если он более чем далек от совершенства.

И все же гибель Весты выбила Ника Перьева из колеи. Уход знакомого человека – это всегда эмоционально очень тяжело. Жалость, переживания, волнения, страх… Но необходимо взять себя в руки. Суханова четко распорядилась: новые снимки девушек для обновленного сайта должны появиться на ее столе уже завтра. Поэтому Ник выставлял свет для портретной съемки, устанавливал фон и пытался отделаться от грустных мыслей. Девчонки, судя по нетипичной тишине в расположенной через стенку гримерке, сами в шоке. Надо бы их приободрить. Но как? Тяжело на душе, очень тяжело…

– …Ник, все готово? Можем приступать?

Фотограф быстро окинул взглядом появившуюся в студии Арину Иванову. Макияж блондиночки, как всегда, хорош. Визажист Наталья использует легкие, едва заметные пастельные тени. Никакой помады – только блеск для губ, влажный, соблазнительный. Грубоватая, вульгарная в жизни, Арина теперь выглядит примерной школьницей.

Работа парикмахера Елены Быстровой тоже на высоте: не очень густые волосы Арины накручены и уложены так естественно, что только профессионалы поймут, сколько усилий потребовалось для придания изысканной небрежности волнистым локонам. Но вот одежда…

– Цветочек мой, тебе надо переодеться, – твердо сказал Ник. – Ты сливаешься с белым топиком. Давно не была в солярии, кожа бледная. Нужна черная рубашка. Спроси, может, у девчонок найдется джинсовая. Грубая ткань придаст светлой коже детской пикантности. Недостаток станет достоинством.

Арина Иванова взвизгнула: