Дракон восточного моря. Книга 3: Каменный Трон Дворецкая Елизавета
– Да говорят, есть предсказание, что она принесет Ивленну большое несчастье, вот ее и поселили туда. Но я так думаю, – женщина склонилась к нему ближе и зашептала, – что короли наши просто не хотят, чтобы бедняжка нашла себе мужа, – ведь тогда им придется слезть со своего трона и уступить ему место! Уж они и ее спрятали от света, и еще слухи по всем островам распустили, будто она страшна, как проклятие Морриган: и лицо-де у нее черное, как уголь, и волосы жесткие, как прутья, и чуть ли не ноги наизнанку вывернуты, коленями назад. А она такая хорошенькая, моя милочка, и так ей там скучно живется! Никого не видит, целыми днями сидит вышивает, но разве это жизнь для молодой девушки? Хоть бы на Праздник Костров ее выпускали, а то ведь и того не позволяют!
– А с ней в брохе много народу живет?
– Человек десять – две служанки, Голлин и Гвеми, ее воспитательница, Каэр, да воинов семь человек. Конечно, ее охраняют. Ведь немало найдется желающих стать с ее помощью ригом Ивленна!
«Один уже точно нашелся!» – подумал Бьярни.
Все, что говорила Эалайд, подтверждалось. Раз уж ему не удалось склонить к походу ригов Ивленна, судьба дает возможность самому занять их место. Его происхождение от рига Миада позволяло искать любви королевской дочери, оставались две заботы: проникнуть в башню и понравиться девушке. Причем первое сейчас заботило Бьярни гораздо больше, чем второе. Если несчастная дева прожила взаперти почти всю жизнь, никого из мужчин не видя, – уж наверное, охранников ей подобрали пострашнее лицом, – она не будет сильно привередничать. А он, Бьярни, всегда имел у женщин достаточный успех, чтобы надеяться на лучшее.
Когда, учтиво простившись с молочницей и вернувшись на поляну, он наконец изложил свой замысел дружине, на него посмотрели как на сумасшедшего.
– Ты все еще думаешь, что ты в сказании, – произнес Кари Треска. – Причем из «саги о древних временах» ты незаметненько переехал в «лживую сагу». Я всегда говорил: общение с Иным миром до добра не доводит, он у людей мозги из головы вышибает, что твой топор!
– Я помню, помню! – закричал Ульв. – Было такое! Этот, как его, с собачьим именем, тоже сватался к дочери одного великана, а тот держал ее в башне, и залезть к ней можно было только через окно, если она сбросит вниз свою косу!
– Неуч ты и невежда! – снисходительно ответил Бьярни. – Все перепутал – вот потому за тебя ни одна королевская дочь и не пойдет! Ладно уж, когда стану королем, подберу тебе какую-нибудь рабыню покрасивее. Ки Хилаинн, о котором ты начал говорить, приехал к своей невесте на колеснице с возничим, во всей красе. И я ни в какие окна лезть не собираюсь. Там, в брохе, воинов всего семь человек! А нас – двадцать семь, не считая меня. Да неужели мы с ними не справимся? Надо только придумать, как заставить их открыть дверь.
Думать об этом Бьярни пошел на тот склон, откуда была видна башня. Близился закат, бросая пламенные отсветы на серо-белые стены. И Бьярни показалось, что в высоком окне мелькает чье-то лицо. Рассмотреть ничего было невозможно, даже – мужчина это или женщина. Но Бьярни словно толкнуло предчувствие – это она.
И таинственный обитатель башни тоже его заметил. Смутно видимое пятно лица не исчезало, пока окончательно не стемнело; Бьярни мерещилось даже, что ему пытаются подавать какие-то знаки, но разобрать ничего не мог. А подойти ближе, помня об охранниках, не решался.
С раннего утра, еще перед рассветом, он снова сидел на том же месте. Он собирался понаблюдать за башней и понять, в какое время и для чего открывается дверь. Сама дверь, насколько он мог видеть, была сделана из крепкого дуба и обита железными полосами, и держали ее крепкие бронзовые косяки. Такую не выломаешь, даже если прийти с бревном.
И едва рассвело, как в окне снова появилось лицо. Теперь Бьярни разглядел, что это женщина, и ему казалось, что она смотрит в его сторону, но более ничего он разобрать не мог.
Вскоре к башне прошла та женщина, в гостях у которой он сидел вчера. Она несла деревянное ведро с молоком – видимо, от утренней дойки. Ей сразу отворили, но за ней дверь закрылась. Очень плохо было то, что башня стояла посреди безлесной долины и три десятка человек при свете дня не подберутся к стенам незамеченными. А если подобраться ночью, то среди травы перед дверью ведь не укроешься, их сразу увидят, как рассветет.
Прикидывая, не выйдет ли привязать каждому на голову по кусту травы и положить на землю, и сознавая, что замысел очень глуп и отдает полной безнадежностью, Бьярни вдруг заметил, что та женщина, уже с пустым ведром в руке, приближается к нему. Рассеянно оглядываясь, она издавала какие-то странные звуки, которыми, видимо, здесь подзывали скотину. Бьярни укрылся за кустом орешника, надеясь, что она его не заметит. Однако женщина направилась прямо к кусту и вскоре оказалась совсем рядом.
– Я так и знала, что найду тебя здесь, – сказала она. – Вернее, это моя милочка, госпожа Фиал, сказала, что ты здесь. Она тебя заприметила из броха.
– Это она послала тебя сюда? – Бьярни поднял брови.
– Да. Это я, старая дура, поверила, что ты охотился и заблудился.
– Но это правда! – сказал Бьярни, помня, что поначалу-то собирался на охоту. – Или почти…
– Ну, может, и правда. Но только ты не тот, за кого себя выдаешь. – Сидя у нее в гостях, Бьярни сказал, что его зовут Этлен и что он с дальнего побережья. – А моя милочка, госпожа Фиал, она такая умная! Она сразу поняла, что к чему! Не зря ей риг Фиахна, ее брат, когда приезжал в последний раз, рассказал, что на наш остров прибыл молодой риг с Клионна. Она сразу поняла, зачем ты приехал, да только брат не хотел ей говорить. И как она тебя из окна заприметила, так и поняла, кто ты такой. Тебя ведь зовут Бьярни, и ты сын Форгала Быстрооружного?
– Не совсем. Я – внук рига Миада Эброндоэ, но не от его сына Форгала, а от дочери, Дельбхаэм.
– Ну, это еще лучше, – одобрила женщина, поскольку родство по женской линии тут считалось весомее, чем по мужской. – Ты ведь приехал, чтобы посвататься к моей милочке, госпоже Фиал?
– Да, это верно! – твердо ответил Бьярни. – Но сдается мне, что ее братья будут совсем не рады такому сватовству, вот я и хочу поговорить сначала с ней. Боюсь только, что для этого мне придется научиться совершать геройские прыжки, что до меня умел делать только Ки Хилаинн!
– Ну, до этого авось не дойдет! – Женщина поняла намек на те уловки, к которым прибегал древний герой, чтобы добраться до своей будущей жены, но сознавала, что героические времена прошли. – Моя милочка, госпожа Фиал, хочет повидаться с тобой. Выйти она не может, и ты пойдешь к ней. Она приказала мне завтра, когда я снова принесу молоко, добавить в него отвар сонных трав. Она не будет его пить, а все воины выпьют и уснут. Тогда она откроет дверь и ты войдешь к ней. Но только один. Все твои люди должны ждать в лесу.
– Я согласен, – тут же ответил Бьярни. – Я приду один. Но кто подаст мне знак?
– Будь здесь, как сегодня. Когда дверь будет открыта, госпожа Фиал махнет тебе платком.
– Спасибо тебе, добрая женщина! – от всей души поблагодарил Бьярни. – Даже если наше дело не сладится, я постараюсь отблагодарить тебя, как только смогу.
– Да я же не за благодарность стараюсь. – Молочница вздохнула. – Уж больно мне жалко ее, милочку мою: уж такая она хорошенькая, такая добрая и ласковая, а сидит в башне, как проклятая, так и засохнет, будто деревце без воды и солнца. Риги наши, ее братья, права не имеют ее в башне держать: понятно, им не хочется, чтобы она замуж вышла, но нельзя же девушке жизнь из-за этого губить!
– Ты совершенно права! – одобрил Бьярни, радуясь, что для женщин соображения замужества весят и значат больше, чем любые другие. – Даже если бы у нее и правда лицо было черным как головешка, и тогда нужно было бы дать ей возможность попытать счастья – а вдруг попался бы мужчина, который именно о такой и мечтал? А тем более если она красавица, как ты говоришь.
– Ну, красавица… – женщина усомнилась. – Не хочу соврать тебе, риг, бывают девушки и покрасивей. Но она миленькая, и лицо у нее уж точно не черное. И ей всего восемнадцать лет!
– Так ты что, всерьез собираешься жениться? – спросил его Ивар хёльд, когда Бьярни вернулся к своим людям и все им рассказал. – Я, честно говоря, думал, что это ты строишь невообразимые замыслы, просто чтобы хоть чем-то себя занять.
– Почему же невообразимые? Если девушка сама хочет за меня замуж и сама готова помочь, то эти замыслы уже вполне осуществимы. А она хочет – иначе не решила бы, что я приехал свататься к ней, едва услышала о моем появлении на этом острове.
– Это может оказаться ловушкой! – предостерег Свейн Лосось. – Может, сами эти ушлые братья, что сидят двумя задницами на одном троне, это все и затеяли, чтобы от тебя избавиться. И нет там никакой девушки, а только сто мужиков с мечами.
– Если бы они хотели меня убить, для этого не надо выдумывать деву в башне. Можно сразу прислать сто мужиков с мечами. Двадцать восемь кваргов, конечно, большая сила, но на острове у них гораздо больше людей. Они в своих владениях, и им нет нужды сочинять сказки.
– Но как же… Ингебьёрг? – Ульв выглядел непривычно взволнованным. – Ты что же, уже не хочешь на ней жениться? И мы не вернемся домой, останемся здесь навсегда?
– Не будем загадывать так далеко, – уклончиво ответил Бьярни. Ингебьёрг в его мыслях принадлежала какому-то другому миру. – О «навсегда» нам рано думать. Сначала надо сделать все наши дела.
– Да наши ли это дела? – намекнул Фарульв Умный. – Сдались нам эти острова? Может, нам стоит подумать о том, чтобы просто вернуться домой?
– Нет, домой рано, – Ивар хёльд покачал головой. – Мы ведь уезжали, обещая привезти доказательства… ну, вы знаете. Или хотя бы приличную добычу. А сейчас мы ничего не можем привезти, одни саги о своих приключениях…
– …в которые никто не поверит! – вставил Кари.
– Да и дед нашего Бьярни сейчас не очень-то король! И пока он не станет королем опять, мы получаемся наглые лжецы!
– Вот именно!
– Да и вернуться нам не на чем, – вздохнул Берг Борода. – «Синий Змей»-то наш… того, у фьяллей. Сначала его вернуть, а потом уж думать о доме. Хотя я, если честно, уже был бы не прочь увидеть мою старую метлу Сигрид. Пока сижу с ней дома – так надоест, бывало, что глаза бы на нее не глядели. А как поезжу где-нибудь хотя бы недельки две – уже вроде женщина, кажется, как женщина, ну, подумаешь, зубы повыпадали и ворчит много… Так это она со скуки – ей-то и из дома выбраться особо некуда, разве что сестру навестить. А теперь… Да уж, если до зимы вернемся, буду считать, что мы очень везучие.
Все помолчали, вспоминая свои дома и своих домашних. Бьярни вспоминал Ингебьёрг. Вернуться сейчас, даже если каким-то чудом тут оказался бы «Синий Змей» или другой подходящий корабль, – немыслимо, ведь у него нет ни кольца Дельбхаэм, ни подарков от рига Миада, которые подтвердили бы его королевское происхождение. И дед его действительно пока вовсе не король на Зеленых островах, как он рассказывал, а несчастный пленник. И Элит… пока он не узнает, где она и что с ней, ни о каком возвращении не может быть и речи! А чтобы помочь Элит, он должен быть сильным. Стать ригом острова Ивленн – самый подходящий способ. Пусть даже для этого придется на ком-то жениться. В конце концов, помочь несчастной девушке выбраться из башни на волю – доброе дело само по себе!
А о том, как быть с Ингебьёрг и как вообще совместить в своей судьбе харад Камберг и Зеленые острова, он подумает как-нибудь потом.
Утром Бьярни с самого рассвета опять сидел под тем же ореховым кустом. Он видел, как женщина направилась к броху с ведром молока. Прошло еще какое-то время, показавшееся Бьярни очень долгим. А потом он заметил в окне лицо. Что-то белое высунулось в узкое отверстие – в него никогда не пролез бы взрослый человек, даже если обитательница башни и впрямь спустила бы вниз свою косу, – и задергалось.
Видимо, это и был обещанный знак. Бьярни вскочил и бегом пустился вниз по склону: нетерпение сжигало его. Сейчас все решится. Ловушка это или нет? Подойдет ли он этой девушке – или она и впрямь так страшна, что не подойдет ему, несмотря на все выгоды этого союза? Женщина, которая ее знает всю жизнь, может и не замечать, насколько ее воспитанница хороша собой на самом деле.
Вот и дверь. Она была приоткрыта. Бьярни потянул за узорное бронзовое кольцо, скользнул в щель и оказался внутри.
Такой же брох, как везде, – в середине открытое пространство вокруг очага, по сторонам – клетушки, разделенные деревянными перегородками, из-за чего дом напоминает исполинское колесо. На полу он заметил несколько неподвижных тел – мужчины сурового вида, видимо, воины, спали, одурманенные травами. Посредине виднелась лестница в грианан. На лестнице стояла девушка, но в полутьме Бьярни не разобрал, хороша ли она. Одета хозяйка была вполне обыкновенно: в нижнюю рубаху из белого льна и верхнюю – из крашенного в розово-лиловый цвет, с простым поясом из тесьмы и лишь с небольшим золотым ожерельем на шее. И в самом деле, для кого тут наряжаться? Для птиц, что заглядывают в окна? Волосы девушки, темные, что роднило ее с братом Фиахной, были заплетены лишь в две косы, уложенные вокруг головы, и создание Иного мира она ничуть не напоминала. И хорошо, Бьярни уже устал жить в сказании, но пока приходилось терпеть.
– Иди сюда! – сразу позвала его хозяйка башни, ничуть не удивленная появлением незнакомого человека. – Поднимайся. Они спят, но лучше нам не оставаться здесь.
Бьярни устремился к лестнице. Девушка взбежала впереди него, и вот они оказались наверху.
Дочь королевы Айлен остановилась посередине покоя и повернулась к гостю. Бьярни застыл возле лестницы, не смея идти дальше. Ему было немного стыдно, что он пришел сюда, собираясь, грубо говоря, соблазнить девушку, пользуясь тем, что она не видела мужчин и не имеет выбора, в то время как нужна ему вовсе не она, а только выгоды этого союза. Использовать свою мужскую привлекательность ради корысти, обманывать ни в чем не повинное существо было неловко и неприятно.
Но другого выхода у него нет. Только он сейчас может помочь деду, Элит, острову Клионн, да и другим островам, попавшим под власть грабителей-сэвейгов. А ради Элит он пошел бы и не такое. В конце концов, эта девушка тоже кое-что приобретет: получит мужа и выйдет из башни на свободу.
Молочница не обманула: Фиал, сестра Фиахи и Фиахны, была не дурна собой и не хороша, но довольно миловидна. Большие серые глаза, высокий широкий лоб, слишком сильно выступающий вперед нос и заметные складочки в углах губ придавали чертам ее лица резкость, а выражение этого лица было довольно мягкое, дружелюбное, только очень взволнованное, что вполне понятно. Сложения она была весьма изящного, но ростом невысока. Девушка как девушка. Могло быть и хуже.
Бьярни старался вспомнить, что в таких случаях говорили герои местных преданий, но в голове все смешалось.
– Я так долго ждала тебя. – Фиал тем временем сделала шаг вперед.
Она жадно рассматривала своего новоявленного жениха, в ее больших выразительных глазах отражалось жгучее любопытство, тревога, но, к счастью, ничего похожего на разочарование. Бьярни – молодой, высокий, статный, приятный лицом, с отросшими рыжеватыми волосами, которые еще хоть и не годились для заплетания во множество косичек и укладывания в сложную прическу, уже лежали на плечах красивой волной, в нарядной одежде, сшитой и украшенной девами сидов, – способен был пленить своим видом даже таких женщин, которые имели возможность выбирать из многих. Несмотря на нынешнюю свою растерянность, он, как всегда, производил впечатление доброго, приличного и надежного человека, и у затворницы Фиал хватило проницательности это увидеть.
– Я знала, что рано или поздно ты придешь, – негромко, с глубоким волнением продолжала она, делая мелкие шаги по направлению к нему. – Тот, кому суждено вывести меня из этой башни. И когда мой брат Фиахна рассказал, что к нам приехал внук рига Миада, я поняла, что ты приехал за мной. Я ничего ему не сказала. Но я увидела тебя на опушке и поняла, что это ты.
– Да. Это я, – подтвердил Бьярни. – Я слышал о том, что сестра ригов Ивленна заключена в башне, и почувствовал любовь к тебе, еще не видя тебя.
Именно так случалось со всеми доблестными героями сказаний, и Бьярни стремился быть их достойным наследником. К тому же миловидная наружность Фиал по сравнению с тем, что он с тревогой рисовал в своем воображении, показалась поистине прекрасной, и Бьярни кривил душой очень мало. Не больше, чем допустимо в его положении. И отчего же не сделать девушке приятное?
– Но ведь наверняка тебе сказали, что я страшна, как духи Самхейна! – с обидой ответила Фиал. – Мои братья нарочно распускают такие слухи – а еще говорят, что на мне лежит проклятье и я приношу несчастье, но все это неправда! На мне нет никакого проклятья, и никто не делал мне дурных предсказаний. Просто они таким способом хотели отбить у людей охоту искать меня.
– А мне делали предсказания, – Бьярни наконец улыбнулся как мог обаятельнее, вспомнив, что должен все-таки понравиться ей. – Сами дочери Боадага – или Тетры – предсказали мне, что я стану королем, и обещали мне много лет счастья и благоденствия. На мне лежит благословение, которое позволило бы мне сделать красивой любую женщину, на которую наложено заклятье уродства.
– Дочери Тетры? Ты встречался с ними? – оживилась Фиал. – Где, каким образом?
– Здесь же, на вашем острове. Всего несколько дней назад.
– Расскажи. – Фиал поманила его к себе и уселась на богато убранное ложе.
Кроме ложа, в грианане имелся еще ткацкий стан, прялка, несколько корзин с разными тканями, незаконченные вышивки. Стояла резная скамья, на которую Бьярни и присел. Рассказывая о своих приключениях, он, разумеется, опустил то, что одна из дочерей Боадага искала его любви. А всем прочим событиям Фиал не удивлялась. Почти лишенная общества людей, она жила в мире сказаний, которыми ее утешала воспитательница Каэр, сейчас спящая глубоким сном после «волшебного» молока. А в тех сказаниях довольно многие девы проводили время в башнях – и к каждой прямо туда являлся незнакомый герой, жаждущий стать ее мужем.
– Я вижу, что ты достойный человек, – сказала Фиал, выслушав Бьярни. – Если человек наделен от рождения сильной судьбой и доброй удачей, то все обстоятельства оборачиваются ему на пользу и даже сиды помогают ему. Ты достоин стать моим мужем и ригом Ивленна.
– Спасибо тебе. – Бьярни встал и подошел к ней.
Фиал тоже поднялась и подала ему руку. Бьярни сжал ее, не зная, пора ли уже ее поцеловать и как к этому отнесется девушка, все последние тринадцать лет видевшая мужчин только издалека.
– Теперь мы соединимся с тобой, и уже завтра я пошлю объявить всем людям Ивленна, что у меня отныне есть муж, – продолжала Фиал.
– Но ведь… нужно справлять свадьбу или как это у вас в обычае?
– Потом, когда мы уже будем жить в бруге Мис-Бенн, я велю созвать всех знатных людей Ивленна и даже других островов, чтобы все они узнали, кому теперь принадлежит власть над нашим островом. Но стать мужем и женой можем только мы сами, и никто другой не в силах нам в этом помочь. – Она улыбнулась, будто это Бьярни был несмышленым юнцом, не знающим, что к чему. – Ну же, что ты застыл, будто перед тобой уродливая старуха? Ведь признайся – я гораздо красивее, чем ты ожидал?
Бьярни обнял ее и осторожно поцеловал, стараясь не слишком напугать. Однако она вовсе не боялась, а, наоборот, обвила руками его шею и ответила на поцелуй, проявив если не умение, то уж точно старательность и самые добрые намерения.
Закрыв глаза, Бьярни представил, что обнимает Эалайд. Вспомнилась вчерашняя ночь – поцелуй Эалайд ожил в памяти так ясно, что по жилам разлился жар и трепет. Бьярни крепко сжал объятия – и на этот раз стройное тело в его руках никуда не делось, не растаяло, как туман, осталось таким же теплым и настоящим. Не открывая глаз, он развязывал пояс Фиал и освобождал ее от рубашек, покрывая поцелуями нежные хрупкие плечи, и опозориться перед невестой ему уже не грозило. И заботило его только одно: не произнести вслух то имя, которое звучало в сердце.
Вполне удовлетворенный всем случившимся, Бьярни было задремал, чувствуя под боком тепло тела своей свежеобретенной супруги, но вскоре его разбудил шум внизу. Там раздавались шаги, голоса, восклицания. Говорили по-уладски – значит, это не его дружина, встревоженная долгим отсутствием вождя, решила проверить, как у него дела.
– Кто это может быть? – Бьярни вскочил и принялся торопливо одеваться, подбирая одежду и стараясь побыстрее вывернуть ее как надо, – разумеется, только больше путался и надел было рубаху задом наперед.
– Это не важно. – Фиал лишь слегка приподнялась на подушке и выглядела вполне безмятежной. – Кто бы там ни был, теперь они должны бояться тебя и исполнять твою волю. Ведь с этого мгновения ты – риг Ивленна и господин над всеми его жителями!
– А вдруг они этого не знают!
– Так узнают.
– А вдруг им это не понравится?
– Придется им смириться. – Фиал улыбнулась с торжеством, зная, что наконец-то пришла пора ей повелевать братьями, как они перед этим повелевали ею все восемнадцать лет ее жизни.
– Похоже на то. – Бьярни вздохнул и пригладил волосы.
Нечего метаться, как пастух, которого на сеновале застукали с хозяйской дочкой. Фиал права: теперь он – риг Ивленна. И надо идти пожинать плоды своих усилий. Вот только предстать в первый раз перед своими новыми подданными голым и безоружным он совсем не хотел. Предполагалось, что все произойдет иначе: Фиал говорила, что сегодня ему надо будет уйти, а она завтра вызовет к себе знатнейших людей Ивленна, в том числе своих братьев, объявит им о случившемся, а он, Бьярни, должен будет на третий день после этого явиться в Старую Тетру, чтобы там быть представленным народу уже в качестве мужа наследницы и нового рига. Так полагается. И этот порядок его вполне устраивал. Но вот – похоже, что представление состоится несколько раньше.
– Ты пойдешь со мной? – Сделав шаг к лестнице, он обернулся к Фиал. – Ты же должна подтвердить, что стала моей женой.
– Хорошо. – Она откинула одеяло и подняла с пола свою нижнюю рубаху. – Помоги мне одеться.
Она, наверное, привыкла, что служанки ей помогают. Бьярни повиновался, хотя уверенная властность, прозвучавшая в голосе новонареченной супруги, его слегка задела. Как ни влекли Бьярни уладские обычаи и уладский дух, его, воспитанного в Морском Пути, несколько коробило то, что здесь знатные женщины распоряжаются мужчиной, оставляя ему право только подчиняться.
Но сейчас в Фиал заключалась его сила и все надежды на будущее, поэтому он даже сам завязал ей ремешки на башмаках – только бы побыстрее. Внизу по-прежнему стоял шум, приехавшие теребили спящих, пытаясь понять, что произошло в башне и живы ли ее сторожа, и он узнавал голоса братьев-ригов. Они звали служанок, звали Фиал – без позволения подняться в грианан мужчины решились не сразу. Но положение было настолько тревожным, что уже не до вежливости.
Когда Бьярни, держа за руку Фиал, вышел на лестницу, то сразу увидел рига Фиаху – тот уже поднимался по ступеням, и вид у него был самый решительный. Увидев Бьярни, он остановился и изменился в лице.
– Привет тебе, брат мой, – невозмутимо произнесла Фиал. – Отчего ты вдруг приехал, ведь месяц с тех пор, как навещал меня брат наш Фиахна, еще не прошел. Привет и тебе, Фиахна! – Она заметила второго брата, подбежавшего к подножию лестницы. Весь брох был полон их людьми. – Чему обязана я тем счастьем, что ты снова навестил меня так скоро? Уж не случилось ли какой беды в бруге Мис-Бенн? Уж не пришли ли к нам те враги, которых мы ждем?
– Я вижу, кое-чего мы уже дождались, – с досадой ответил Фиаха. – Я знал! Я знал, что Ллохиль сделала большую глупость, что выболтала Фиал про этого молодчика! А Фиахна замечтался, как всегда, и вовремя не завязал клюв своей болтливой женушке.
– Но нельзя же уследить за женской болтовней! – Фиахна пожал плечами, не чувствуя за собой вины. – Это все равно что считать морские волны.
– Уж я бы уследил! Я бы ей заранее наказал, чтобы даже не смела о нем упоминать! Да и ты тоже не терял времени зря! – обратился Фиаха к Бьярни. – Поздно я сообразил, на какую охоту ты поехал!
– И что теперь? – спросил Фиахна. – Мы не успели?
– Я стала женой этого доблестного мужа, Бьярни, сына Дельбхаэм, дочери Миада Эброндоэ, – с гордостью ответила Фиал. Похоже, она была безмерно счастлива уже тем, что так ловко провела братьев и добилась-таки того, от чего они прятали ее в башню. – Вы можете, мои братья, подняться в грианан и своими глазами увидеть доказательства.
– Да уж мы поднимемся, – мрачно согласился Фиахна.
Вчетвером они проследовали в верхний покой, и Фиал с удовольствием, как показалось Бьярни, предъявила братьям два маленьких, размазанных кровавых пятнышка на белом льне простыни.
– А может, у нее это… лунные дни? – с надеждой предположил Фиахна.
– Не думаю, – мрачно ответил его брат. – Раз этот молодчик здесь был, значит, все правда.
– И теперь мой муж – риг острова Ивленн! – с торжеством объявила Фиал. – И я желаю, чтобы не позже чем через три дня народ Ивленна был собран в Старой Тетре, дабы приветствовать своего нового короля!
Снизу вдруг послышались крики и боевые кличи.
– Бьярни, Бьярни, где ты! – вопил голос Ивара хёльда, сопровождаемый звоном клинков. – Держись, мы здесь, мы идем!
Бьярни бегом бросился к лестнице. Внизу уже вовсю кипела схватка: Ивар догадался оставить человека наблюдать за башней, и тот увидел, как приехали оба короля в сопровождении трех десятков воинов. И сэвейги, заметив опасность, кинулись спасать вожака.
– Стойте, стойте! – кричали одновременно Бьярни, Фиал и оба ее брата. – Прекратите!
Схватку удалось остановить: к счастью, никого еще не убили, но несколько человек с той и другой стороны уже держались за разные части тела, и между пальцев капала кровь.
– Вложите оружие в ножны! – приказала своим людям Фиал. – Отныне король Ивленна – вот этот человек, Бьярни сын Дельбхаэм. Отныне он отдает приказы воинам Ивленна.
Воины сначала потрясенно помолчали, потом загудели. Восторгов никто не выражал, но и в драку не лезли. Братья-риги молчали, не подтверждая, но и не опровергая это заявление. Они могли всеми силами оттягивать наступление того события, которое отнимет у них власть над Ивленном, но теперь, когда это событие свершилось, не смели открыто нарушить законный порядок, оскорбить богов и память своей матери-королевы. Но Бьярни посматривал на них недоверчиво и настороженно, каждый миг готовый к выпаду: такое смирение казалось ему слишком подозрительным.
– Итак, я повелеваю, чтобы через три дня народ богини Ивил собрался в Старой Тетре, – произнесла Фиал с истинно королевским достоинством. – Там я представлю моему народу моего мужа и их нового рига. А вы, мои братья, отправляйтесь в бруг и проследите, чтобы на острове не осталось ни одного человека, который не был бы оповещен об этом.
– Мы посмотрим, захочет ли народ богини Ивил признать своим королем этого чужака! – Фиаха злобно смотрел на Бьярни.
– Но ведь народ уже тринадцать лет терпит королевой женщину гораздо более чужую ему, чем я, – ответил Бьярни, уверенно глядя ему в глаза. И при упоминании своей жены старший из братьев дрогнул. – Но сдается мне, что в ближайшее время произойдут перемены. Надеюсь, риг Фиаха, твоя жена Этайн не откажется прийти в Старую Тетру заодно со всеми?
– Ты надеешься? – Фиаха криво усмехнулся. – Мало будет для тебя радости, если она придет туда, – а она придет, ибо никому мы не уступим наших законных прав!
– Не хотелось бы мне огорчать брата моей жены, но в этот день в Старой Тетре не меня, а тебя ждет неприятное открытие. Каждый предстанет там в своем истинном облике, и на землю Ивленн вернется Правда Короля.
Фиаха вдруг как-то угас и сгорбился при этих словах. Ничего не ответив, он кивком позвал за собой своих людей и вместе с братом покинул башню.
Глава 3
Сэвейги и улады с Банбы сидели за ужином в бруге Айлестар. Все пили пиво, громко разговаривали, Тови Балагур на ходу сочинял стихи, размахивая обглоданной костью:
- Рыжий Эвар весел в битве,
- Хоть и ростом он не вышел –
- Медовуху хлещет лихо,
- Над врагами насмехаясь!
– Тови, да уймись ты наконец! – умолял его Аринлейв Кудрявый, зажимая руками уши. – Подавись ты твоей медовухой, ну достал по самое не могу! Придумай наконец что-нибудь другое, третий год ты одну и ту же песню поешь!
Тейне-Де презрительно отвернулась. Она уже неплохо понимала язык сэвейгов, который целыми днями слышала вокруг себя, хотя говорить на нем не пыталась и делала вид, что ничего не понимает.
У нее выдалась возможность передохнуть: Торвард конунг ушел в грианан, ее услуги ему не требовались. Сейчас ему другая дева оказывает другие услуги…
Даохан, возле которого Тейне-Де присела, тоже украдкой бросал взгляды на потолок, будто мог увидеть через толстые дубовые доски, что там, в грианане, происходит. Каждый вечер Торвард поднимался туда и проводил там какое-то время, но за полночь снова спускался в общий покой и ни разу не остался с Элит до утра. Это внушало Даохану надежду: видимо, Торвард не испытывал к дочери Клионы особой привязанности – ничего, кроме естественного влечения молодого здорового мужчины к молодой красивой женщине. Но, хотя и сам Даохан не чувствовал к этой прекрасной гордячке сердечного расположения, она была нужна ему, и он с большим нетерпением ждал, когда же Торвард удовлетворит свой пыл, пресытится и отдаст ее ригу Банбы вместе с ее «даром власти». Ну, и даром красоты тоже.
На самом деле все было далеко не так просто, но как именно все было, даже эти двое не смогли бы рассказать, если бы и хотели. Элит проводила время в плену совсем не плохо, и ее нынешняя жизнь не так уж значительно отличалась от той, что она вела, будучи тут полновластной хозяйкой. Каждый день она навещала своего деда, который жил уже внизу, в общем покое: недавно Торвард по ее просьбе выпустил престарелого рига из сарая, где были заперты его пленные внуки и прочие домочадцы-мужчины. От старика фьялли не ожидали для себя вреда, и тот с невозмутимостью и стойкостью благородного человека ждал, когда это бедствие наконец уберется обратно за море. Иногда Элит посещала и запертых братьев: приносила еды, перевязывала раны, ободряла и утешала. Но больше она никого тут не считала достойным своего внимания и, кроме этих случаев, не показывалась из грианана. Весь день она привычно проводила за рукоделием, раздумывая о настоящем и будущем. Но когда приближался вечер, работа увлекала ее все меньше, в теле просыпалось волнение и томление, и о Торварде конунге она думала уже без всякой связи с королевствами, войнами и Каменным Троном. Когда в широком окне начинали сереть сумерки, а внизу поднимался шум пира, она с облегчением оставляла иглу, ложилась в постель и ждала. К тому мгновению, когда сквозь шум внизу ее чуткий слух улавливал скрип ступеней под его ногами, ее нетерпение достигало уже самого высшего предела. И вскоре начиналось такое, что хирдманы не слишком преувеличивали, когда говорили, что потолок трясется и им в еду падают щепки.
– Останься со мной навсегда, – совершенно искренне просила Элит, то нежно поглаживая, то целуя все его шрамы, старые и новые, в том числе тот след от пореза на его плече возле ключицы, который оставил нож Самхейна.
– Нет. Даже если и хотел бы, не могу. Я последний мужчина в роду, если я не вернусь, род фьялленландских конунгов, потомков Торгъёрда, прервется.
– Вовсе нет, – ласково убеждала Элит. – У нас будет несколько сыновей, и старшего из них ты сможешь отослать в Лохланн, чтобы он стал твоим наследником там. А здесь тебе под силу даже завоевать Каменный Трон!
– Да зачем мне Каменный Трон? У меня Фьялленланд есть. Там не так тепло и зелено, как здесь, но я привык. Уж чуть не год дома не был – скучаю.
– Но здесь ты войдешь в предания как величайший из королей!
– Я, похоже, и так войду в предания как прародитель и священный предок всех королевских родов, что говорят на языках уладов и круитне, будто сам Эохайд Оллатир. – Торвард усмехнулся своим весьма своеобразным успехам. – Я уже сделал по ребенку фрие Эрхине с Туаля и королеве Айнедиль с Фидхенна, может, и твое поле уже засеял, как знать? Так что скоро по всему Западному морю будут править мои потомки – какие еще предания нужны! А Фьялленланд я бросить не могу. Но ты ведь со мной туда не поедешь.
О том, чтобы увезти Элит с Зеленых островов, взять в свой дом или тем более продать в Винденэсе, Торвард давно уже не думал – теперь и он ясно ощущал, насколько она неотделима от земли Клионн. Разлученные, она и этот прекрасный остров, будто душа и тело, оба утратят всякую цену, сделавшись мертвыми, бесплодными и ненужными.
– Да и не уживемся мы с тобой, – продолжал он. – Скакать на себе верхом я позволяю только в постели. А в жизни поводья всегда у меня. А ты не привыкла подчиняться мужчине и никогда не привыкнешь. Хотя бы на своих ошибках учиться и у меня ума хватает, так что я уже знаю, к чему это приведет. От Даохана я вас как-нибудь избавлю. Если твоему деду нужен этот ваш Каменный Трон – пускай карабкается, я уж так и быть лестницу подержу, помогу старому человеку! – Он усмехнулся. – Только пусть обещает давать мне дань со всех пяти островов – ну, хотя бы лет пять. А там посмотрим.
– Все пять ты еще не подчинил себе.
– Ну, успею еще. Долго ли умеючи?
– Умеючи – долго! – выразительно произнесла Элит, красноречивым взглядом давая понять, что имеет в виду, и снова потянулась к нему.
Никто, разумеется, не мог знать, о чем разговаривают эти двое в грианане, но Даохан, а с ним и Тейне-Де имели на этот счет самые серьезные опасения. Уже само то обстоятельство, что Торвард и Элит могут общаться не только на языке страсти, но и на языке круитне, было весьма неприятным. И Даохан, и Тейне-Де оба подозревали, что между вспышками любовного пыла, когда потолок перестает дрожать над головами пирующих внизу, в грианане обсуждаются судьбы островов и Каменного Трона – и решаются не так, как хотелось бы ригам Банбы и Снатхи. Торвард не подпал под влияние Элит, но ему было совершенно все равно, кто в конце концов угнездится на той высокой скале, на которой, по преданию, восседал когда-то Светлый Луг. Сейчас только от его расположения зависело, кто же из островных ригов получит преимущество. Элит даже не приходилось его уговаривать и склонять на свою сторону: он сам понимал, чем может ей помочь, и сам предложил эту помощь. Он всегда испытывал благодарность за хорошее отношение к себе и давно простил Элит попытку его убить, которую в общем-то понимал и даже чувствовал уважение к девушке, наделенной такой смелостью и присутствием духа. Правда, помня об этих ее славных качествах, он так и не доверился ей полностью и не решался больше засыпать рядом с ней, о чем она жалела, но вот тут он на уговоры не поддавался и клятвы пропускал мимо ушей. Будучи человеком не только храбрым, но и осторожным, он теперь знал, что все ее ласки и улыбки вовсе не означают, что она не хочет его смерти. Отношения между ними складывались более чем теплые, но эта земля и ее богини могли преподнести любые неприятные неожиданности, а Элит ведь была их живым продолжением. И Торвард не очень бы удивился, если бы однажды его страстная подруга обернулась белой телкой с красными ушами и набросилась на него.
И все же в борьбе за помощь короля Лохланна Элит имела такие неоспоримые преимущества перед другими соискателями, что эти другие каждый раз менялись в лице от досады, когда Торвард снова отставлял кубок, вставал из-за стола и уходил наверх, провожаемый одобрительными и завистливыми выкриками его верной дружины.
Между собой Даохан и Тейне-Де тоже были в какой-то мере соперниками, но общие чувства к более сильному недругу быстро помогли им найти общий язык.
– Торварду конунгу давно пора выполнить свое обещание, которое он дал мне, когда мы собирались в поход на Клионн, – говорил Даохан своей единственной здесь союзнице. При этом он то ли не помнил, то ли не находил нужным упоминать, что никаких обещаний на этот счет Торвард ему не давал, а только ухмылялся и отвечал: «Посмотрим». – Ему давно пора передать мне дочь Клионы, а с ее рукой и власть над островом. Но он выпустил из-под замка рига Миада. – Даохан бросил взгляд на седого старца, который уже оживленно беседовал о чем-то с Сёльви и Кольгримом, посадив рядом Хавгана в качестве переводчика. – Не означает ли это, что он передумал и собирается заключить союз с Домом Клионн?
– Ты спрашиваешь об этом у меня? – ядовито отвечала Тейне-Де. – Ты немного путаешь, славный герой: это не я провожу с ним время каждый день, шепча ему в ухо, чего бы мне от него хотелось.
– Я хочу посоветоваться с тобой, Дева Снатхи, поскольку боги дали тебе немало ума. Мы с тобой оба не хотим, чтобы риг Миад занял Каменный Трон. А все к тому идет. Ты видишь, лохланнцы уже его лучшие друзья.
– И чем я могу им помешать?
– Во-первых, я должен получить дочь Клионы. А чтобы Торварду конунгу было легче расстаться с ней, нужно обратить его внимание на другую женщину.
– На другую? У тебя припасена какая-нибудь новая красотка?
– Я имею в виду тебя! – Даохан выразительно посмотрел на собеседницу, дескать, что же ты сама не догадалась.
– Что? – Тейне-Де разгневалась, ее желтоватые глаза засверкали так, что, казалось, по рыжим бровям сейчас проскочит пламя. – Меня? Ты намерен теперь пытаться меня засунуть к нему в постель?
– Ну, зачем так грубо! – Даохан схватил ее за руку, призывая успокоиться и говорить потише. – Послушай, я все обдумал. С Элит он просто развлекается, потому что и ее остров, и вся ее родня у него в руках, и она для него – просто пленница, почти рабыня, как сотни других. Но ты – совсем иное дело.
– Я такая же его пленница, – с досадой возразила Тейне-Де. – И нахожусь в его руках даже дольше.
– Но… Прости мой вопрос: ведь Торвард конунг… не нарушил твоей чистоты?
– Нет! – почти с ненавистью отрезала Тейне-Де, желая то ли подавить собеседника своим величием, то ли досадуя, что Торвард не находит ее привлекательной.
– Вот и прекрасно! То есть я очень рад, что ты не лишилась драгоценного дара чистоты, но к тому же это очень для нас удобно. Ты – знатная дева, обладающая всеми драгоценными дарами, и твой отец, Брикрен Дерево Побед, вовсе не является пленником Торварда конунга. Более того, риг Брикрен одержал над ним победу в честном поединке, и ты сама знаешь, какую тяжелую и опасную рану сумел ему нанести.
– Но и Торвард конунг нанес рану моему отцу. – Тейне-Де опустила глаза. – Лохланнцы рассказывали, я слышала. Они не поняли, насколько рана тяжела, но моего отца его люди унесли в куррах на руках. Эта рана может оказаться опасна, и я даже не могу быть уверена, что отец мой жив! Иначе почему он так долго не дает о себе знать?
– Это означает лишь то, что он накапливает силы и ищет союзников для решительного удара, – утешил ее Даохан, которому и самому нужен был именно такой оборот дела. – И уже вскоре мы о нем услышим – он обрушится на врагов подобно грому! И в этом случае уже Торварду конунгу нужен будет мир и союз с ним. А средство союза – его брак с тобой. Отчего же тебе не предложить ему этот союз? Он должен быть польщен возможностью завладеть островом Снатхой не как захватчик, а как муж королевы и законный владыка.
– Ты считаешь меня глупой или сам не понял этого человека, хоть и держишься возле него столько времени?! – язвительно отозвалась Тейне-Де. – Ему совершенно безразлично, по какому праву он владеет тем или иным. Он признает только силу, и чем больше у него силы, тем больше прав он себе присваивает, не заботясь, что об этом думают остальные. Даже если бы я отдала ему мою руку, этим я обездолила бы родного отца, а Торварду все равно не смогла бы дать ничего такого, чего он еще не взял сам.
– Но мы должны попытаться. Или ты предпочитаешь сидеть тут сложа руки, в то время как он там наедине с Элит решает судьбу Зеленых островов? Решает так, как выгодно Дому Клионна?
– И в чем должны заключаться наши попытки?
– Ты должна переговорить с ним и предложить ему союз с тобой и твоим отцом.
– Я не стану этого делать! Не желаю выставлять себя на посмешище.
Тейне-Де была достаточно умна и понимала, что если Торвард не обращал на нее внимания все то время, что она находилась в полной его власти, и даже не пожелал сделать то, что почти всякий завоеватель сделал бы с молодой пленницей, пусть и не слишком красивой, то едва ли его теперь прельстит брак с ней. А предлагать ему себя, когда он только что покинул объятия Элит, для Тейне-Де означало ставить себя в еще более невыгодное положение. Даже, допустим, надежды Даохана сбудутся и Элит Торварду надоест. Для разнообразия он может взять ее, Тейне-Де, на освободившееся место в той же постели. Но это совсем не то, что нужно знатной благородной деве, и Тейне-Де не собиралась сама наводить его на эту мысль. Даохану же никак не удавалось убедить ее, что ради дружбы с ригом Брикреном Торвард все же предпочтет ее более красивой и страстной сопернице.