Стихотворения Финадеев Евгений

Из заточенья сбежала птичка…

Холодный ветер и дождь надменный

Свободу сердца не сломит! Верно?…

Пусть голод лютый прокрался в чрево,

Свободна птица, как королева!

Молчит красавица, отщебетала,

Свобода осени её сломала…

Летит и кружится перо по ветру…

А тельце в лужице… сломали клетку…

Рука

В степи холодной и бездушной, где стелет ветер из песка

Перину для души заблудшей, коснется вдруг тебя рука…

Она изящна и пытлива, интригу сохраняет в ней

Отсутствие плеча изгиба, нет тела, нет искры очей…

«Но кто же ты?»- вопросом внемлет душа в пустыне одинокой,

«Ты перст судьбы, той, что не дремлет, иль бред холодный и жестокий?»

И нет ответа на вопросы, лишь увлекая за собой,

Рука то пальцем к себе просит, то всей ладонью крикнет: «Стой!»

Играя, с ласковой издёвкой, сплела из прядей пальцев жгут,

На шею кинулась веревкой и обвилась рука, как спрут…

И вот у странника пустыни уже под кожей стынет кровь,

Он, как и многие здесь, сгинет, вопросом лишь застынет бровь…

Вопрос так прост, ответ понятен. Не жди руки, ведущей в свет,

Мы дань судьбе-пустыне платим за то, что ждем чужой ответ.

Не доверяя сердцу, путник искал ответ в степи пустой…

В порыве пляски бреда-шутки задушен собственной рукой.

Совесть

Приятных слов случайные оргазмы

Стирают истины картины бытия,

Сегодня я шучу и даже без сарказма

Назавтра жалю, подлая змея…

Сонетов не пишу, и это важно,

И не ищу похвал, хотя так жаль…

Мне иногда плевать, и так где влажно,

И сух бываю, где нужна печаль.

Я забываю близких, тех, кто дорог,

Но помню ведь о тех, кому я чужд,

Любовь меня сворачивает в творог,

И не могу пройти я мимо чьих-то нужд…

Ломает совесть кость обиды,

И в горло мне вонзают слезы нож,

Я вас люблю, простите те, кто видит,

Что я с собой играю в эту ложь…

Четыре руки

Построить четыре руки

Решили карточный домик.

В движениях были легки,

И сложен был первый этаж вмиг.

А дальше в движениях четких

Был нужен неспешный подход,

Но руки, без опыта, наспех

Скидать все спешили вперед.

Усердных стараний надежность

Тех рук, что поопытней были,

В секунду сломила небрежность

Вторых, что к концу торопились.

Никто не виновен в развале,

Затея была обреченной.

Чуть позже могла быть едва ли

От ветра она сбереженной.

Cactaceae

Я не умею любить… Какая простая фраза!

Душой не умею болеть? Любовь — ведь это зараза!

Далеким я стану спасеньем, для близких — я просто сорняк,

В колкости одинокой делаю все не так.

Я пью за двоих с собою, в компании много не надо,

В жажде я экономен, в излишках я беспреграден…

Но тот, кто верой своею запасся, как путник в пустыне,

Кактуса одинокого цветом пленен поныне!

Юмористическое

Гнев

Над плесневой гладью болота

Струится свинцовый туман,

Мне в петлю с тобою охота

Иль в синий большой океан…

Родиться бы заново мошкой,

Над кочкой болотной жужжать

Иль биться до смерти в окошко,

На дне океана лежать.

Быть может, в расщелине адской

Найду я покой от тебя,

Будильник соседа дурацкий,

Что будит в 6.30 меня!

Невсебешная

Я сплю и сплю — беременная что ли?

Уж полночь близится, а мне не по себе.

С собой давно уже, конечно, в ссоре.

А память лечат прямо в голове.

Каньон любви давно не видел снега,

Да и зачем ему такая суета,

Я просыпаюсь от наваристого бреда,

И бигуди не те, и я совсем не та.

За что мне морщить лоб от лета к лету,

Ведь кашель — не чахотка, говорят,

На полдник ем капустную котлету,

На завтрак пригласила двух бобрят.

И не пойму, и не прощу кого-то,

И выйду прямо голой на балкон,

Смеюсь с собой от фразы анекдота

И голубям крошу с него батон.

Не одинока я, я просто фея в мае.

Мне нравится кружить вам голову.

Не отступайте, дорогой, бегите к раю,

А я вас здесь, в дурдоме, подожду.

Шизофазия

В раскидистом густом овраге

Лепила лошадь соловья.

И находясь в таком распаде,

Мы пели песни кумовья.

Слепые шапки песнопенья,

Комок груди, рябины вой,

С трещащей мудростью вопящей

Кормил назойливой стрелой.

Старушка древняя лягушка,

Отчетливо возясь в золе,

Кому-то нежно пела в ушко

О невоскресшем соловье.

Морил лопух семью горохом,

Ответным пеньем соловья,

А младший брат пердел и охал

Над крайней степенью «нельзя».

Чредой имущество творящей

Конец ее постиг концов.

И конь лепниной говорящей

Заснул на грядке огурцов.

Свора

Задумали как-то собаки породы мастистой

В квартале у дома учить дворовых.

Мол, чтобы достигнуть им титулов чистых,

Учиться у них — «кровей голубых».

Учили, как бегать, сидеть, заслужить поощренье,

Учили, как трапезу с хрустом, не чавкая, есть.

Шампунем как мыться, в больнице лечиться…

Учили-учили, хвала им и честь!

Дворняги их слушали, внемля советам,

Разинувши пасти, слюной истекая,

Как быть, что носить на себе этим летом,

Укладка гламурная будет какая…

Так вся эта свора, в манеры углубясь,

Скулила культурно, сидя вдоль обочины.

Не видела свора, как ехал автобус,

Он вовремя ехал, он ехал с рабочими.

И тут к удивлению серых, никчемных,

Бросились в лужи, колеса кусая,

С матом визгливым те, что из почтенных,

Транспорт маршрутный вперед провожая.

Смысл этой басни, увы, очень прост —

Попали манеры собаке под хвост.

Пусть ты гордишься породой и чином —

За маской не спрятать лица дурачины!

Страна дураков

Старомосковские приветы,

Дождливый Питер и сырой,

Урала грубые секреты,

Сибирский снег, метелей вой.

Дорог извилистые пряди

Перемежают пряди рек,

Смотрю, сквозь лобовое глядя,

Страны огромной человек.

Пестрит крестами на макушках,

Блистая светом куполов.

Молебны звучные в церквушках

Средь деревень и хуторов.

Летит по небу сердца искра,

Спешит объять любимый край,

Родную землю песней близкой,

Лап-тап, ти-буду-дай…

Четыре

Четыре белых столба.

Четыре ножки у стула.

Четыре — это судьба? А может, грани от дула?

Четыре сезона погоды,

Четыре — на свете — сторон!

Четыре — основа природы? А может, основа времен?

Четыре — фундамент, опора!

Четыре в квадрате угла.

Четыре из школьного спора, умножим, когда дважды два!

Четыре же, если разложить,

Четыре получим строки!

Четыре не истина, может? А это вообще не стихи!

Эзотерически-религиозное

Музыка жизни

Ворчащих скрипок диссонансы тревожат душ крикливый шелк.

Меня уносит хор секвенций под флейты плачущей аккорд…

И саксофона крик надрывный пленит, как детский плачь в яслях,

Я сердце рву на нервов стоны в ревущих пламенных очах…

Без смерти нет, увы, и жизни, и кто в гармонии с собой —

Лишь пленный музыки вселенной, свой ищет консонансный строй…

Отдав себя с последней каплей, лишь истинный творец поймет:

Кто расплескать себя боится, тот не воскреснет, тот умрет…

Остров

Я маюсь от грехов, сжигающих мне душу!

Покаяться хочу, да вот уста молчат.

Я выброшен на берег леденящей суши.

Безмолвно только небо, но глаза кричат!

Не испугает лёд осколками разлуки.

Куда я рвусь сегодня? Жить или умереть?

С небес хочу внимать блаженные я звуки,

Чтоб у ворот Господних святую песню петь!

Разверзнется пусть небо слезами всепрощенья,