Хармонт. Наши дни Гелприн Майкл

– Но она нужна мне.

Ян, скрестив на груди руки, с любопытством заглянул Мелиссе Нунан в глаза. Попытался определить, импонируют ли ему бесцеремонность и напор этой особы или, наоборот, раздражают. Определить не удалось.

– Вы считаете, для меня это достаточный аргумент? – спросил Ян.

Мелисса улыбнулась, отвела взгляд и принялась рассматривать потолок.

– Хочешь? – вопросом на вопрос небрежно ответила она.

– Простите? – невольно смутился Ян.

– Ну что тут непонятного? Сталкеров почти не осталось, как объяснил мне Карлик. Ты действующий сталкер, и…

– Я не действующий, – резко прервал Ян. – И потом, не припоминаю, чтобы мы были с вами на «ты».

– Нельзя быть таким букой, – Мелисса Нунан вновь наполнила рюмку, но пить не стала. – Я не слепая: вижу, что ты перенёс травму, на одной ноге по Зоне не побегаешь. Но ты непременно опять пойдёшь туда, если то, что о тебе говорят, правда. Я хочу задать тебе несколько вопросов и получить ответы, только и всего. За услуги я привыкла расплачиваться. Можешь поиметь меня прямо здесь, на столе, или, если хочешь, поднимемся в спальню. Тебе понравится, это я могу гарантировать. Я вовсе не распущенная девка и не проститутка, поверь, но смотрю на такие вещи легко. В конце концов, секс самое естественное, что может произойти между мужчиной и женщиной. Или, может быть, ты повредил не только ногу, а мм?..

Ян рассмеялся. Мелисса удивлённо посмотрела на него, осушила третью по счёту рюмку и добавила:

– Заботишься о конфиденциальности? Твоя жена не узнает, не бойся. Впрочем, что я тебя уговариваю. Да или нет?

Ян поморщился. Неужели я стал ханжой, думал он, глядя на закинувшую ногу на ногу журналистку. Удовольствие она, видите ли, гарантирует. И наверняка права, удовольствие он получит, а с жены не убудет.

– Нет, – решительно сказал Ян. – Не потому, что ты мне не нравишься. Просто – нет.

– Что ж, – Мелисса Нунан поднялась. – Если передумаешь, моя визитка у тебя есть.

Ян запер за ней дверь. Хорошая у нас пресса, думал он, хромая по лестнице на второй этаж. Независимая.

К концу марта холода пошли на убыль. Снег в Хармонте стаял, а в предместьях еще доживал последние дни, залежавшись на огородах белёсыми островками с грязно-серой ледяной коркой.

Перелом зажил, Ян еще едва заметно прихрамывал, но клюка отправилась уже в отставку вслед за костылями.

Пару раз наведывался в гости Стилет Панини, болтал на кухне с Сажей и намекал, что в его бизнесе место для Яна всегда вакантно.

– Кто знает, как оно обернется, Джекпот, – рассуждал Стилет, потягивая смешанный Сажей коктейль. – На кольце-то поспокойней будет, чем там, куда ты ходил. Хотя и на кольце, конечно, люди гробятся. А с женой тебе, Джекпот, повезло. Не каждый может похвалиться, что остановил войну.

Насчёт жены Ян соглашался, от участия в героиновом бизнесе отказывался. Он сам толком не знал почему. Если сталкера ловят с поличным, его сажают в тюрьму. Аналогично поступают и с героинщиком. Была, однако, разница между запрещённым к выносу из Зоны хабаром и также запрещённым наркотическим сырцом. И дело было даже не в том, что сроки сталкерам и героинщикам давали разные. А в чём, Ян не брался сформулировать. Интуитивно разницу он понимал, но на человечество в целом было ему плевать, хотя бы потому, что, кто захочет отравить себя героином, тот и так это сделает, без всяких скидок на поставивших ему порошок деляг.

По весне зачастили к Яну и коллеги. Приходил Косой Дрекслер, хмурый здоровила-немец с глядящими в разные стороны глазами. Говорил, что наслышан, что уважает, и предлагал ходку в Первый Слепой квартал. Уверял, что знает туда тропу, но одному по ней не пройти, и двоим тоже не пройти, но если прихватить с собой «отмычку», то пройти можно, и взять там столько, что до конца жизни хватит.

Вслед за Дрекслером визит нанёс Голландец Ван Камп, тощий, с козлиной бородкой и дёргающейся от тика щекой юнец. Намекал, что знает людей, готовых заплатить немалые деньги за склянку с определённого сорта содержимым. Гарантировал, что люди надёжные и согласные брать столько, сколько дадут, хоть железнодорожный контейнер, на вес.

Заглянул также старый, сутулый, почти слепой, с трясущимися от пьянства руками Креон Мальтиец. Этот ничего не предлагал, а сидел молча, одну за другой опрокидывая поднесённые Сажей стопки. Потом сказал:

– Смотри на меня, Джекпот. Внимательно смотри. Тебя то же самое ждёт, если не завяжешь. Зона – она такая. До поры до времени она даёт, а потом забирает, с лихвой. Ты запомни мои слова, Джекпот, как следует запомни.

Ян обещал помнить и с облегчением вздохнул, когда старый сталкер убрался прочь. Ни Косому, ни Голландцу согласия он не дал.

«Доклады Международного института внеземных культур» Ян теперь выписывал и просматривал ежемесячник сразу по получении. Походило на то, что хабар, стыдливо называемый в «докладах» «объектами», истощился во всех шести Зонах посещения одновременно. Синхронное поведение Зон учёные отмечали уже давно, со времён одиннадцатилетней давности расширения, которое произошло во всех шести с разницей в несколько дней. Повышенная активность Зон непосредственно перед расширением также была диагностирована во всех шести. А вот сопутствующие расширению подземные толчки были замечены только в Сибири и в Океании. Ян знал почему – в остальных четырёх, включая хармонтскую, накануне расширения в Зоне не было сталкеров, а если были, информацией делиться они не стали.

Последний, апрельский номер «докладов» Ян проглядывал, устроившись на диване в гостиной рядом с прикорнувшей к нему Сажей. Ничем особенно интересным номер от собратьев не отличался. Ян бегло ознакомился с новыми версиями касательно «объекта 77-Б», сиречь «пустышки», «объекта 291-А», то бишь «браслета», и остановился на статье о свойствах неизвестного ему «объекта 132-С». Была статья проиллюстрирована графиками и диаграммами, а в конце ещё и десятком цветных и черно-белых фотографий. Графики вместе с диаграммами Ян проигнорировал, а самой статьёй неожиданно увлёкся. Добравшись до середины, где описывался визуальный эффект, свойственный «объекту 132-С», помещённому в человеческую ладонь, Ян сосредоточился и, дочитав до конца, разбудил задремавшую у него под боком Сажу.

– Взгляни, – попросил он. – Не тот ли это кругляк, что мы оба видели в руке у волосатой мутантки?

Сажа подтвердила, что, по её мнению, тот. Тогда Ян закурил и прочитал статью вновь, очень внимательно и подробно. Автор её, тот самый Ежи Пильман, на имя которого Ян обратил внимание ещё тогда, в тюрьме, высказывал не лишённое остроумия предположение, что объект, называемый в просторечье «рачьим глазом», служил пришельцам для распознавания противника наподобие земному электронному устройству распознавания «свой-чужой». От дальнейших выводов автор воздерживался, однако прилагал любопытную статистику. Будучи протестирован на полутора тысячах наугад отобранных граждан, «рачий глаз» сменил цвет с красного на матово-белый всего лишь единожды – на ладони самого автора статьи.

Ян затушил сигарету и вгляделся в ряд идущих понизу страницы фотографий. На большинстве из них был запечатлён сам «объект 132-С» в разных ракурсах, в натуральную величину и с увеличением. На последнем же снимке «рачий глаз» умостился на ладони исследователя, и можно было воочию убедиться, что цвет «глаза» белый. Ян убедился и перевёл взгляд на лицо исследователя. И обмер.

С минуту он приходил в себя. Затем протёр глаза и впился в фотографию взглядом.

– Что с тобой? – подскочила Сажа. – Тебе плохо?

Ян разжал пальцы, ежемесячник выпал и грянулся разворотом об пол.

– Мне кажется, – нетвёрдым голосом сказал Ян. – Кажется, что… Я думал, он погиб.

Сажа с испугом смотрела ему в глаза.

– Что кажется, Яник? Кто погиб?

– Мне кажется, я только что нашёл своего пропавшего брата Ежи.

Мелисса Нунан, 22 года, журналистка

Капитан полиции Ленни Уильямс, развалившись в кресле и сложив руки на пивном брюшке, пристально разглядывал Мелиссу небесно-голубыми ангельскими глазками.

– Я не даю интервью неизвестным мне лично репортёрам, – сказал он. – И известным предпочитаю не давать. Карлик мой хороший знакомый, но одной рекомендации от него недостаточно, чтобы я нарушил свои принципы.

Мелисса, закинув ногу на ногу и игриво улыбаясь, смотрела на него и едва сдерживала брезгливость и ненависть. Животное, думала она, жирное откормленное животное. Корыстолюбец, вор, сибарит, коррумпированная дрянь. Сидит на своём месте прочно, как разросшаяся, запустившая в ткань города метастазы злокачественная опухоль. Протащил в мэрии постановление снести краеведческий музей и на его месте отгрохал себе домину с фасадом, выходящим на площадь Кирилла Панова. Внаглую отгрохал, кичась неуязвимостью и безнаказанностью. По городу разъезжает в «роллс-ройсе» индивидуальной сборки и тоже ничуть не таясь.

Нет, нет и нет, думала Мелисса, глядя на самодовольную раскормленную рожу. Этот человек нужен ей, даже необходим, но она не сможет заставить себя. Не выдержит. Никакого спиртного не хватит, чтобы заглушить отвратное, гадливое, мерзостное чувство.

– Впрочем, – капитан Уильямс щёлкнул пальцами, словно вспомнил что-то, надёжно и давно забытое. – Иногда я делаю исключения.

– Да? – придав лицу заинтересованное выражение, спросила Мелисса. – И в каких же случаях?

– Ну, например, если репортёр вызывает у меня личную симпатию, как близкий, так сказать, по духу человек, который способен понять, так сказать, разделить тяготы.

Чтоб тебе сдохнуть, гадина, обворожительно улыбаясь, твердила про себя Мелисса. Тяготы с тобой разделить, свинья? Она внезапно закашлялась, ей показалось, что её сейчас стошнит.

– Извините, – справившись, сказала она вслух. – Так что вы говорили о близких по духу людях?

– Завтра суббота, – вальяжно сообщил капитан. – Я, так сказать, на отдыхе. Мы могли бы поехать с вами, например, на природу. Скажем, на Чёрное озеро, у меня там есть небольшое бунгало неподалёку от берега. И познакомиться, так сказать, поближе.

Мелиссу передёрнуло, она едва сдерживалась, чтобы не запустить украшающую стол в капитанском кабинете бронзовую статую Немезиды в эту раздувшуюся самодовольную рожу. Надо соглашаться, твёрдо сказало её второе «я» – сросшийся, сроднившийся с нею служебный долг. Ты на работе, девочка. Это попросту часть твоей работы. Грязной, трудной, опасной, но кто-то должен её выполнять.

«Быть шлюхой?! – мысленно заорала на свою тайную сущность Мелисса. – Это ты называешь работой?! Ложиться под каждое дерьмо?! Эта полицейская жаба хуже героинщика, хуже мерзавца Карлика, хуже всех!»

Второе «я» замолчало. Мелисса судорожно вонзила накрашенные ногти в ладони, пытаясь телесной болью выдавить ту, которая в душе. Как же она иногда ненавидела свою работу, свою роль холодной шлюхи, свою внешность и манеры – нарочитые, гипертрофированные манеры доступной девки, притягивающие к ней весь этот сброд. Как угодно, но провести день с этим чудовищем в форме она не в силах, она умрёт от отвращения и гадливости.

– Завтра я занята, – выдавила из себя Мелисса. – Но…

Капитан, сцепив на брюхе волосатые жирные ручищи, ждал.

Антон был другим, отчаянно думала Мелисса. И Ежи не такой. И всё. Только эти двое во всём богом проклятом городе. Боже, как же ей осточертело, обрыдло похотливое, самоуверенное дерьмо!

– …твой кабинет запирается, капитан? – изнемогая от ненависти к самой себе и перейдя на «ты», спросила Мелисса.

– Да, разумеется.

– Ну так запри его.

Она поднялась и начала с ожесточением раздеваться.

А ведь это придётся проделывать часто, думала Мелисса минутой позже, опёршись руками о стол, задыхаясь от накатывающего из-за спины запаха пота и содрогаясь от толчков вторгающейся в неё плоти. Если я решу здесь остаться, то… Ладно, пускай не часто, но всякий раз, когда что-нибудь понадобится от этой жирной похотливой свиньи. Боже мой, скорее бы уже это кончилось.

Выбравшись из полицейского управления, Мелисса всё ещё чувствовала на себе нечистые волосатые лапы. Ей казалось, что испарения пота и мужской секреции окутали её грязно-серым смердящим облаком. Мелисса заозиралась и побежала через дорогу к нарядному, сияющему позолотой зданию «Метрополя».

– Номер на два часа, и как можно быстрее, – выпалила она в лицо портье. – Поторопитесь, я неимоверно спешу.

Забравшись под душ и с ожесточением смывая, соскабливая с себя похоть и грязь, Мелисса старалась думать о Ежи. О том, что завтра вечером у неё свидание с ним, что он будет нежен, заботлив и предупредителен, что она сможет расслабиться, затолкать своё второе «я» вовнутрь, забить его там, закупорить, всадить в рот ему кляп. И забыть на время о том, что Ежи тоже часть её грязной, трудной и опасной работы.

Какой же здесь особый, специфический запах, думала Мелисса, медленно взбираясь по лестнице на второй этаж юридической конторы «Корш, Корш и Сайкак». Отец что-то говорил об этом запахе, почему-то он думал, что это важно, но, почему именно, Мелисса не помнила. Она выбралась с лестничной клетки в тёмный, крытый прохудившимся ковром коридор. Символично, подумала она: дюжину лет назад отец шёл по этому самому ковру «на ковёр» к начальству. Теперь по нему ступала она.

В приёмной блондинистая секретарша самозабвенно стучала по клавишам. Интересно, это та же самая, думала Мелисса, всматриваясь в постное, бесцветное, лишённое признаков возраста рыбье лицо.

– У себя? – спросила Мелисса.

Секретарша, не отрываясь от клавиш, кивнула, и Мелисса прошла в кабинет. Господин Лемхен был у себя. Сколько же ему, сделав книксен, попыталась определить Мелисса. Наверняка за семьдесят и, видимо, ближе к восьмидесяти. Этот нас всех переживёт, говорил отец. Всех похоронит и спишет. Дело своё господин Лемхен, однако, знал. И людей, по всей видимости, знал, потому и держался ещё на должности, прикипел к начальственному креслу, приржавел к нему тощим служивым задом.

– Садитесь, – старчески прокряхтел господин Лемхен. – Располагайтесь.

Мелисса присела на край древнего, с кургузой обивкой казённого стула. Мрачные, плотно задёрнутые шторы, низкий потолок, куцая и ветхая доисторическая мебель делали кабинет господина Лемхена похожим на склеп. С вампиром, мысленно усмехнулась Мелисса, глядя на прямоугольное, морщинистое старческое лицо с дряблыми щеками и влажными собачьими глазами.

– Докладывайте, – велел господин Лемхен.

– С чего начать, сэр?

– С самого важного.

– Хорошо. Карлик Цмыг предложил мне должность секретарши. Я, разумеется, отказалась.

Господин Лемхен утёр слезящиеся старческие глаза носовым платком.

– Скажите, что вы думаете о нём?

– Я изложила свои соображения в последнем отчёте, сэр.

– Не надо называть меня сэром, – господин Лемхен недовольно поморщился. – Субординация Центрального разведывательного управления уместна в школе, а на работе мы привыкли обходиться без неё. Ваш отчёт я, разумеется, изучил. Но меня сейчас интересует, что вы думаете о Карлике Цмыге неофициально, как… – господин Лемхен на секунду замялся, – в какой-то степени близкий ему человек.

Ну и формулировочка, с отвращением подумала Мелисса. «В какой-то степени», надо же, как вывернулся, старый хрыч.

– Я считаю, что это страшный человек, – сказала она вслух. – Очень умный, расчётливый, решительный и умеющий ладить с людьми. Прекрасный организатор и прирождённый лидер, окружил себя исключительно преданным лично ему персоналом. Абсолютно беспринципный, если дело не касается его родственников или друзей, и достаточно принципиальный в противном случае. Целеустремлённый, изворотливый, циничный, жестокий. В то же время заботливый отец, верный друг и надёжный партнёр. Пожалуй, всё.

Господин Лемхен поаплодировал.

– Очень неплохо, – сказал он. – Скажите, если бы возникла необходимость устранить Карлика, как бы вы поступили?

– Вы имеете в виду… – на секунду растерялась Мелисса.

Господин Лемхен вздохнул.

– Физически, – сказал он жёстко. – В школе этому не учат, но иногда нам приходится идти на крайние меры, если интересы общества того требуют.

– Я шлёпнула бы его. Не задумываясь и без сожаления.

С полминуты Господин Лемхен молча смотрел визави в лицо. Потом сказал:

– Знаете, я был не очень высокого мнения о вашем отце, думаю, он вам говорил. Но в одном он явно преуспел: вырастил себе хорошую смену.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Мелисса. – Последнюю фразу ему было бы приятно услышать.

Старый волчара прав, подумала она. Чувство долга и патриотизм отец вбил, вколотил в неё. А личные качества нет. Отцу мешала природная, врождённая, порядочность, в том смысле, в котором он её понимал. Для неё же порядочность, если речь идёт об интересах дела, – пустой звук.

– Хорошо, – сказал господин Лемхен. – Что по сталкерам?

– Я ведь ими особо не занималась, – придав голосу удивлённое выражение, ответила Мелисса. – Моим заданием был Карлик.

– Меня интересует Джекпот Квятковски.

– Ах, этот, – Мелисса прикусила губу. – Оправляется после травмы. Женился на Саже Цмыг, ну это вы наверняка знаете. На контакт со мной не пошёл.

– Ни на какой? – глядя в сторону, уточнил господин Лемхен.

Выражался бы уже прямо, старый ханжа, с брезгливостью подумала Мелисса.

– Джекпот от интимной связи со мной отказался, – бросила она. – Что-нибудь ещё?

– Ладно, – господин Лемхен поиграл над столом шариковой ручкой. – Давайте перейдём к основному вопросу. Что вы решили?

Мог бы с этого и начать, огорчённо подумала Мелисса. Через полтора месяца практика у неё заканчивается. Она может отсюда уехать и навсегда забыть этот богом проклятый город, этих людей, на каждом из которых стояла наложенная Зоной печать, это амплуа практичной, напористой и доступной девки.

– Я остаюсь, – сказала Мелисса бесстрастно. – Если, конечно, устраиваю вас как агент.

Господин Лемхен поднялся. Обогнул стол и протянул ей руку.

– Я надеялся на это, – признался он. – И буду хлопотать о присвоении вам офицерского знания досрочно. Фактически, в следующем году можете на него рассчитывать. Если я не доживу до следующего года, о вашем офицерстве позаботится мой преемник.

– Спасибо, – сказала Мелисса, пожимая оказавшуюся неожиданно крепкой старческую ладонь. – Вы непременно доживёте.

– До самого конца я не рассчитываю, – махнул рукой господин Лемхен. – Наша работа длится годами, конечного результата я не увижу. Зато доживёте и увидите его вы, и это будет правильно. Ладно, давайте вернёмся к практике. Ваши полномочия расширяются, заниматься вам придётся не только Карликом и его окружением. В частности, меня на сегодня больше остальных-прочих интересуют двое: Джекпот Квятковски и Стилет Панини. На свободе им делать нечего – ни тому ни другому.

– Принято, – Мелисса кивнула. – С Джекпотом будет непросто, а к Стилету подход у меня есть.

– Я читал ваше интервью. Кто этот тип?

– Да так, третьеразрядный уголовник. Но кое-что о Стилете он знает.

– Ладно, – господин Лемхен благосклонно осклабился. – Вам понадобится прикрытие, надёжное, на годы. Есть какие-нибудь соображения?

– Есть, – Мелисса энергично кивнула. – Я собираюсь замуж. Кандидата зовут Ежи Пильман, он приёмный сын нобелевского лауреата Валентина Пильмана. Перспективный, честолюбивый, лояльный, житейски недалёкий. Немного вспыльчивый, но с этим я справлюсь. Карлик в курсе.

– Прекрасно, – похвалил господин Лемхен. – В карьерном плане мы ему немного поможем. Он уже сделал вам предложение?

Мелисса расхохоталась, весело и задорно.

– Полноте, – отсмеявшись, сказала она. – Предложение я вполне способна сделать сама.

Ежи Пильман, 26 лет, аналитик хармонтского филиала Международного Института Внеземных Культур

На выходе из мэрии Ежи, придержав под локоть невесту, радостно помахал брату, едва различимому за чудовищных размеров охапкой цветов. Месяц назад завлаб смущённо похлопал Ежи по плечу и сказал, что к нему там пришли. На вопрос, кто пришёл, завлаб не ответил, и Ежи, недовольно ворча, что оторвали от дел, сбежал по лестнице на первый этаж. Он не сразу узнал в кряжистом, плечистом здоровяке пропавшего и оплаканного полтора десятка лет назад брата. А когда узнал, ноги предательски дрогнули, подломились в коленях, и Яну пришлось подхватить Ежи, чтобы не дать упасть…

Ежи повёл опустившую очи долу Мелиссу вниз по ступенькам. Жена брата, высоченная, на голову выше мужа, угольно-чёрная красавица со странным именем Сажа, первой обняла и поцеловала невесту. Для этого она согнулась чуть ли не вдвое, потом выпрямилась и, улыбаясь, отошла в сторону, чтобы дать дорогу другим. Ежи невольно залюбовался грацией, с которой передвигалась его новоиспечённая невестка, несмотря на явно заметную шестимесячную беременность.

Ян, не без труда выпростав из-под цветочной охапки ладонь, пожал Ежи руку. Он почему-то выбор брата не одобрял, молчаливо не одобрял, и отношения с будущей невесткой у Яна отчего-то сразу не заладились. Множество раз Ежи казалось, что Ян собирался ему что-то сказать, что-то важное, но по неизвестным причинам не решался. В результате Ежи стал списывать неодобрение брата на ту самую нарочитую практичность Мелиссы, с которой сам он успел смириться.

Через неделю после свадьбы Ежи позвал брата в «Боржч» для серьёзного разговора.

– Ты мог бы работать в лаборатории, – сказал Ежи, – вместе со мной. Для начала лаборантом, а там и начальником полевой группы, тем более, таковую собираются вот-вот организовать. С твоим опытом эта должность, считай, тебе обеспечена.

Ян задумчиво повертел вилкой над тарелкой с бифштексом.

– Я уголовник, – сказал он. – Отсидевший десять лет за убийство. Меня и на порог к вам не пустят.

– Далеко не факт, – возразил Ежи. – Трудности будут, конечно. Знаешь, покойный Валентин сумел отправить меня учиться в Гарвард, в обход всех и всяческих законов об эмиграции. Это было потруднее, чем устроиться в Институт лаборантом. Я, конечно, не Валентин, но…

– Ну допустим, – прервал Ян. – И много надо мной будет начальства?

– Начальства всегда хватает, – хохотнул Ежи. – В желающих покомандовать у нас дефицита нет и никогда не было. Ничего, привыкнешь. Подходи завтра в лабораторию, я выпишу тебе пропуск. Надо же с чего-то начинать. Приглядишься, посмотришь на обстановку, с завлабом познакомишься, он нормальный дядька, только немного не от мира сего. К тому же насчёт «рачьего глаза» нам нужно поговорить. Да и вообще.

– Знаешь что, – задумчиво проговорил Ежи на следующий день. – Расскажи мне, пожалуйста, ещё раз. В подробностях. Всё, что относится к «глазу», к «Золотому шару» и к тому существу с бурой шерстью.

Он забрал у Яна «рачий глаз» и упрятал в сейф. На ладони брата тот, как и ожидалось, запульсировал красным, но пару минут спустя стал матово-белым.

Ян принялся рассказывать. Ежи, подперев обоими кулаками подбородок, не перебивал. Когда Ян закончил, он некоторое время сидел недвижно, затем поднялся и заходил по лабораторному кабинету.

– Оно молчало? – спросил Ежи. – Не издавало никаких звуков? Ну, это существо.

– Никаких, – подтвердил Ян. – Такое впечатление, что беседовать оно пыталось глазами.

– Понятно. Ты говорил, что если не брать в расчёт шерсть, оно напоминало человеческую женщину. У него были различимые половые признаки?

– Видимо, да, – замялся Ян. – Знаешь, я не рассматривал, не до того было. Да и видел я её всего ничего. Надо спросить Сажу.

– Угу, – кивнул Ежи, – позвони ей и спроси. А я пока тоже позвоню в пару мест.

Через полчаса он с довольным видом отодвинул от себя телефонный аппарат. В ответ на слова брата, что Сажа подтвердила наличие у существа плохо развитых вторичных половых признаков, торжествующе кивнул и сказал:

– Вот какая картина получается, Яник. С достаточной определённостью можно утверждать, что существо это не кто иная, как пропавшая без вести незадолго до расширения Зоны Мария Шухарт, дочь Рыжего Рэдрика. «Рачий глаз», который Рэдрик вынес из Зоны, теперь у неё. Там, в Зоне, Мария (кстати, родители называли её Мартышкой) ныне и живёт. По словам пары-тройки свидетелей, незадолго до исчезновения Мартышка перестала говорить, так что всё сходится. Остальное гипотезы.

– Давай, – подмигнул Ян. – Послушаем гипотезы.

– Я предполагаю, что Зона снабжает Марию Шухарт всем необходимым для безвылазного существования в ней, и в первую очередь пищей. Думаю, что питается та неким видом производимой Зоной энергии, потому что органические, пригодные в пищу вещества там отсутствуют. Также предполагаю, что ловушки и западни, расставленные Зоной на человека, для Марии Шухарт безвредны, а возможно, и благоприятны. Таким образом, можно условно считать её для Зоны «своей». Пойдём дальше?

– Конечно, – улыбнулся Ян. – Очень любопытно. С нетерпением слушаю.

– Предположим, что «рачий глаз» – это некий механизм, некогда позволявший пришельцам различать друзей и врагов. И предположим, что у него имеется также побочный эффект – «глаз» определяет совместимость живого организма с Зоной. В частности, организма человеческого. Абсолютное большинство людей с ней несовместимо, и относится Зона к ним как к «чужим». То есть от них, в меру сил своих, избавляется. Зато к «своим» она лояльна. Если у «своего» в руках «рачий глаз» – не просто лояльна, а покровительствует ему, благоволит, защищает его, допускает в недостижимые для прочих места. Возможно, частично раскрывает секреты и тайны. Если «рачьего глаза» у «своего» нет, Зона старается быть к нему нейтральной. Примерная, хотя и несколько отдалённая аналогия – субординация в армии на военный период. Для генералитета армия, считай, дом родной: командующих она кормит, заботится о них, бережёт, позволяет принимать самостоятельные решения и вершить судьбы. К высшим офицерам армия более-менее лояльна. А все остальные – попросту пушечное мясо, которому может повезти, а может и нет.

– Что ж, звучит здорово, – прокомментировал Ян. – Я и сам об этом всём думал, но додуматься не сумел. Только ведь Зона… С ней никакая логика не действует. Гипотез, версий, предположений сотни. Даже доказанных, казалось бы. До тех пор, пока новые факты не опровергают предыдущие. Взять хотя бы стабильность. До расширения постоянство размеров любой Зоны считалось фактом. А потом раз – и будьте нате.

– Тем не менее, – возразил Ежи. – Существуют факты, и непреложные. «Этаки», например, как были вечными аккумуляторами, так и остались. Или «пустышки», ловушки гидромагнитные. Так или иначе, любая гипотеза требует эмпирической проверки, брат. Поэтому на следующей неделе я получу разрешение начальства, возьму «рачий глаз» и пойду в Зону.

– Ты? – изумился Ян. – Ты собираешься проверить свою гипотезу на себе? И гробанёшься, если она неверна?

– Многие порядочные учёные поступали именно так.

Ян усмехнулся.

– Это потому, что у них не было старших и опытных братьев, – сказал он. – Ты прав, гипотезу надо проверить. Но в Зону пойду я. Чтобы не откладывать, прямо завтра, на сутки. И не вздумай возражать. «Глаз» я у тебя одалживаю, послезавтра его верну. Не волнуйся, не потеряю, в крайнем случае можешь сказать, что я его украл, – Ян хохотнул, – после убийства это сущие пустяки.

– Нам необходимо нанять прислугу, милый, – сказала вечером Мелисса, подавая Ежи нехитрый ужин. – По части домашнего хозяйства тебе крайне не повезло с женой.

– Я привык обходиться своими силами, – возразил Ежи. – Но если ты считаешь, что необходимо, так мы и поступим. И не смей кокетничать, – заулыбался он, – не повезло мне, видите ли.

Мелисса уселась за кухонным столом напротив мужа.

– Я собираюсь сменить работу, милый, – сказала она. – Не всю жизнь же мне быть журналисткой. Я получила небезынтересное предложение.

– Да? – с набитым ртом осведомился Ежи. – Какое же?

– Ты наверняка слыхал о финансисте Карле Цмыге. Он собирается баллотироваться на пост мэра Рексополиса. Скоро начнётся очередная предвыборная кампания. Я получила приглашение возглавить пресс-службу.

Ежи присвистнул и отодвинул тарелку.

– И что? Ты согласилась? Слухи об этом человеке ходили всякие. Говорили, что годичной давности бойню учинил именно он. И в газетах об этом писали, ты наверняка в курсе.

Мелисса пожала плечами.

– О власть имущих чего только не говорят, – небрежно бросила она. – И чего только не пишут. Для меня это предложение – шанс, милый. К тому же я вовсе не собираюсь развязывать бойни. Правда, работа будет требовать моего присутствия в Рексополисе. Три с лишним часа ежедневной езды туда-обратно совсем не то, о чём я мечтаю.

Ежи поскрёб подбородок.

– И что же теперь? – растерянно спросил он.

– Я думаю, хватит тебе прозябать в отдалённой лаборатории, – улыбнулась Мелисса. – Уверена, что место в Институте для тебя найдётся. Мне будут неплохо платить, мы сможем снять в Рексополисе что-нибудь приличное, нанять служанку или двух. Ты…

– Постой-постой, – прервал Ежи. – Но я вовсе не хочу уходить на теоретическую работу. Тем более – сейчас. Если завтра Ян подтвердит одну мою гипотезу, это может оказаться шагом вперёд, понимаешь? Даже не шагом, а огромным скачком.

– Да? – удивилась Мелисса. – А при чём здесь, извини, твой брат?

Ежи принялся азартно рассказывать. Жена впервые спрашивала его о связанных с работой вещах. Слушала она внимательно, не перебивая и лишь одобрительно кивая время от времени.

– Это замечательно, милый, – сказала Мелисса, когда Ежи закончил. – Ты прав, давай на время разговор о переезде отложим.

Ян Квятковски, 33 года, без определённых занятий

Осторожно, через каждые пять шагов останавливаясь и оглядываясь, Ян двигался по переулкам Первого Слепого квартала. «Рачий глаз» надёжно умостился в ладони, он, казалось, прилип, прикипел к ней.

Мешок с хабаром Ян нёс на плече. Он давно уже перестал складывать в мешок «браслеты», «чёрные брызги», «булавки», «белые вертячки» – всё то, чем изобиловал Первый Слепой, откуда со времён посещения не выбрался живым ни один сталкер. Вот оно как, думал Ян, разглядывая облупившиеся фасады домов, украшенные «мочалом» ограждения балконов, вьющийся из пустых оконных проёмов «жгучий пух». В пяти шагах прямо по ходу разверзлась во всю ширину переулка «комариная плешь». Ян убедился уже, что «плеши» ему не страшны, так же как и прочие пакости, на которые была горазда Зона. Впитавшийся в него инстинкт сталкера, однако, заставлял осторожничать.

Медленно, превозмогая опаску, Ян двинулся вперёд и ступил на «плешь». Ничего не произошло. Он пересёк её, уродливую, хвостатую, по диагонали, приблизился к распахнутой настежь входной двери в трехэтажный, на дюжину квартир кирпичный дом. Переступил через порог, постоял, пока глаза не привыкли к полутьме, приткнул мешок с хабаром к стене и медленно, останавливаясь на каждой ступеньке, стал спускаться в подвал. Достиг запертой подвальной двери, толкнул её плечом и минут пять стоял, рассматривая голубоватыми языками лижущий стены «ведьмин студень». Присел на корточки, протянул руку. На ощупь «студень» оказался подобен желе и вызывал лёгкое чувство брезгливости, словно дохлая медуза. Ян выпрямился, подождал, пока «студень» стечёт по пальцам с ладони, вернулся на лестничную клетку первого этажа, перевёл дух и стал подниматься на второй.

«Смерть-лампа» лежала на боку в прихожей квартиры второго этажа. Ян увидел её и опознал по фотографиям в институтских «докладах», едва распахнул дверь. Была «лампа» похожа на старый гриб с пластинчатой шляпкой, выдранный с корнем и брошенный притязательным грибником.

Несколько секунд Ян раздумывал. За «лампу» можно было выручить столько, что хватило бы на безбедную жизнь лет эдак на десять. А можно было огрести срок. Если он с ней попадётся, срок навесят наверняка. Ян шагнул вперёд, осторожно поднял «смерть-лампу» с пола, тщательно осмотрел. Решившись, прикрыл за собой квартирную дверь и спустился на первый этаж. Помедлил, затем вытряхнул из мешка хабар. Уложил лампу, затянул тесьму и перекинул отощавший мешок через плечо.

К вечеру хождение по мрачным, извилистым переулкам Яну наскучило. Первый Слепой квартал был похож на склад с нерадивым кладовщиком, уставшим от обилия наваленного где попало хабара и потому ушедшим в запой, махнув рукой на творящийся на складе бедлам. Когда начало смеркаться, Ян перебрался во Второй Слепой, принципиальной разницы между ним и Первым не заметил и двинулся в обратный путь.

Солнце зашло, когда он достиг окраины кладбища. Ходячие мертвецы давно уже перестали восставать из могил, видно, у Зоны закончился материал, из которого они были сделаны. Ян уселся на косо торчащую из земли могильную плиту, наскоро перекусил и стал дожидаться, когда окончательно стемнеет.

Из Зоны он выбрался за четверть часа до полуночи. Потрёпанная, с облупившейся краской «хонда» была припрятана в чахлой осиновой роще в получасе ходьбы. Ян добрался до неё полем, разбросал ветки и упрятал мешок со «смерть-лампой» в обустроенный под задним сиденьем тайник. Медленно, не зажигая фар, вывел «хонду» на просёлок и на малой скорости поехал в город.

Добрался до дома он ещё затемно. В окнах горел свет – Сажа не спала в ожидании мужа. Ян улыбнулся, отворил ворота и по подъездной аллее повёл машину к дому. Сажа выскочила на крыльцо, едва он затормозил. Ян выбрался из «хонды» наружу и шагнул к жене.

– Яник! – Сажа метнулась навстречу. – Немедленно уезжай! У меня дурное предчувствие, такое же, как было в тот день, когда увидела тебя в первый раз. Не спрашивай ни о чём, просто уезжай прямо сейчас, потом из города позвонишь.

Ян молча кивнул, прыгнул на водительское сиденье, в три приёма развернулся и погнал к воротам. Две полицейские машины с визгом затормозили перед капотом, стоило «хонде» вымахнуть из них на улицу. Мгновение спустя Ян ослеп от бьющих в лицо фонарных лучей.

– Не двигаться! – гаркнул в мегафон голос из темноты.

Через минуту два дюжих копа вытащили Яна из машины, на запястьях защёлкнулись наручники.

– Капитан Уильямс, – отрекомендовался жирный, с двойным подбородком и внушительным «пивным» брюшком полицейский. – Вы арестованы, Квятковски. Обыщите машину, – бросил он в темноту. – Этого – в управление!

Последним, что Ян увидел перед тем, как его втолкнули на заднее сиденье полицейского автомобиля, было искажённое отчаянием и залитое слезами лицо застывшей в воротах Сажи.