Музыка будет по-немецки, вы все равно не поймете Уайльд Оскар
Если природа — это материя, стремящаяся стать душой, то искусство — это душа, выражающая себя в материальном.
«Критик как художник»
Искусство — наш духовный протест, наша галантная попытка указать природе ее истинное место.
«Упадок искусства лжи»
Пробуют взывать к авторитету Шекспира — к нему всегда взывают, — и процитируют то скверно написанное место, где сказано про зеркало, которое Искусство держит перед Природой, забыв, что неудачный сей афоризм вложен, не без причины же, в уста Гамлета, чтобы окружающие имели лишнюю возможность убедиться в его полном безумии, когда дело касается искусства.
«Упадок искусства лжи»
Вещь, существующая в природе, становится гораздо красивее, если она напоминает предмет искусства, но предмет искусства не становится по-настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в природе.
Письмо к редактору газеты «Спикер» (1891)
Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов.
«Упадок искусства лжи»
Сказать художнику, что Природу надо брать как она есть, — то же самое, что сказать пианисту, что он должен усесться на клавиши.
Лекция для студентов Академии художеств (1883)
Одно-единственное прикосновение Природы позволяет ощутить родство со всем мирозданием, но ее второе прикосновение губит любое произведение Искусства.
«Упадок искусства лжи»
Искусство создает свой несравненный единственный эффект, а достигнув его, переходит к другому. А природа все повторяет да повторяет этот эффект, пока он всем не надоест до предела. В наши дни, скажем, никто, наделенный хоть зачатками культуры, не поведет речь о красоте закатов. Закаты стали совсем старомодными. Они были хороши во времена, когда последним словом живописи оставался Тёрнер.
«Упадок искусства лжи»
Когда искусство станет разнообразнее, природа, без сомнения, тоже сделается не столь докучливо однородной.
«Упадок искусства лжи»
Природа подражает искусству. Она способна продемонстрировать лишь те эффекты, которые нам уже знакомы благодаря поэзии или живописи. Вот в чем секрет очарования природы, равно как тайна ее изъянов.
«Упадок искусства лжи»
Оскар Уайльд о других
В искусстве Диккенса столь мало здравого смысла, что он не способен даже на сатиру, его подлинная стихия — карикатура.
«Новая книга о Диккенсе»
Лонгфелло — великий поэт для тех, кто никогда не читал поэзии.
В беседе с журналистом Крисом Хили (1897)
О Генри Джеймсе:
Он пишет прозу так, как будто сочинять для него тяжкое наказание.
«Упадок искусства лжи»
О романисте Джордже Мередите:
Как повествователь он владеет всем на свете, за исключением языка, как романист умеет абсолютно все, не считая способности рассказать историю, а как художник тоже постиг все, кроме дара изъясняться внятно.
«Упадок искусства лжи»
О Джордже Бернарде Шоу:
Прекрасный человек. Он не имеет врагов и не любим никем из своих друзей.
(Этот отзыв привел сам Шоу в письме к Эллен Терри в 1896 г.; похожую фразу можно найти в «Портрете Дориана Грея».)
О Роберте Льюисе Стивенсоне:
Романтическое окружение — наихудшее окружение для романтического писателя. На Гауэр-стрит Стивенсон мог создать новых «Трех мушкетеров». А на Самоа он пишет письма в «Таймс» насчет немцев.
Письмо к Роберту Россу из Редингской тюрьмы (1897)
Обри Бёрдсли изобретен мной.
В беседе с журналистом Крисом Хили (1897)
О поэте Роберте Браунинге:
После Шекспира не было шекспировской личности. Шекспир умел петь миллионами голосов, Браунинг — заикаться на тысячи ладов.
«Критик как художник»
Джеймс Уистлер — один из величайших мастеров живописи; таково мое мнение. И должен добавить, что мистер Уистлер полностью его разделяет.
«На лекции м-ра Уистлера в десять часов»
Мистер Уистлер всегда произносит «искусство» с большой буквы «Я».
«Новый президент [Королевского общества британских художников]»
Уистлер, при всех его недостатках, не согрешил ни одной стихотворной строкой.
В разговоре
Другие об Оскаре Уайльде
Он выглядел, как последний джентльмен в Европе.
Ада Леверсон
Самые блестящие страницы Оскара Уайльда — не более чем слабое отражение его бесед.
Жан Жозеф Рено
Побывать в Англии XIX столетия и не послушать разговоры Уайльда — все равно что побывать в Греции эпохи Перикла и не осмотреть Парфенон.
Уильям Моррис
Оскар бесстрашно высказывает чужие взгляды.
Джеймс Уистлер
Что общего у Уайльда с искусством? Разве то, что он присаживается к нашему столу и подбирает в нашей тарелке изюм из пудингов, который потом развозит по провинции.
Джеймс Уистлер
Оскар вовсе не был испорченным человеком: ему можно было доверить любую женщину.
Вилли Уайльд, старший брат Оскара
Уайльд был рожден для театра как мало кто из актеров. Аудитория была ему необходима.
Элизабет Робинс, актриса, близкая знакомая Уайльда
С самого начала Уайльд режиссировал свою жизнь и продолжал это делать даже тогда, когда судьба вырвала все нити у него из рук.
Уистен Хью Оден
Он был гениально одаренным поэтом. Он осуществлял до чрезмерной капризности все свои «хочу!», — но, как все истинные игроки, он в решительный момент не рассчитал своих шансов сполна.
Константин Бальмонт
Оскар Уайльд дорого заплатил за то, что был Оскаром Уайльдом. Но быть Оскаром Уайльдом — верх роскоши.
Жан Кокто
Это была хорошо сделанная жизнь в скрибовском смысле, такая же простая, как у Де Грие, любовника Манон Леско; но она достигла еще большего, отбросив Манон и сделав Де Грие единственным героем, влюбленным в самого себя.
Джордж Бернард Шоу
Трудно представить себе мир без уайльдовских фраз.
Хорхе Луис Борхес
Благодаря Уайльду англичане знают способ превращать парадоксы в банальности.
Андре Моруа
Фразы и поучения на пользу юношеству
«Фразы…» были написаны Уайльдом для первого и единственного номера студенческого журнала «Хамелеон», вышедшего в Оксфорде в декабре 1894 г. тиражом в 100 экз. Публикуются в переводе составителя.
Наш первый долг — быть как можно менее естественными. Наш второй долг до сих пор никем не открыт.
Порочность есть миф, придуманный людьми добродетельными, чтобы объяснить загадочную привлекательность некоторых из нас.
Если бы все бедняки рождались с красивым профилем, проблема бедности была бы уже решена.
Тот, кто видит какое-либо различие между душой и телом, не имеет ни того ни другого.
Изящная бутоньерка — единственное связующее звено между Искусством и Природой.
Религии умирают тогда, когда бывает доказана заключенная в них истина. Наука — это летопись умерших религий.
Высокоумный противоречит другим, мудрый противоречит себе самому.
Ничто из того, что случается с нами в действительности, не имеет действительного значения.
Скука — это возмужалость серьезности.
Во всех пустяковых делах важен стиль, а не искренность. Во всех серьезных делах — тоже.
Если будешь говорить правду, рано или поздно все равно попадешься.
Удовольствие — единственное, ради чего стоит жить. Ничто так не старит, как счастье.
Только не платя по счетам, ты можешь надеяться, что память о тебе не умрет в наших торгашеских классах.
Преступление никогда не бывает вульгарным, но всякая вульгарность — преступление. Вульгарность — это всегда поведение других.
Только неглубокие люди знают самих себя.
Время — потеря денег.
Надо всегда быть хотя бы чуть-чуть невероятным.
Все благие намерения подвержены какому-то року: они всегда оказываются преждевременными.
Привычка слишком хорошо одеваться прощается лишь тому, кто выказывает излишне хорошую образованность.
Быть созревшим до времени — значит быть совершенным.
Всякая озабоченность тем, насколько правильно ты живешь, — признак задержки умственного развития.
Честолюбие — последнее прибежище неудачника.
Истина перестает быть истиной, как только в нее уверует больше, чем один человек.
На экзаменах глупец задает вопросы, на которые мудрый не может ответить.
Даже эллинская одежда была, в сущности, антихудожественной. Красоту тела может раскрыть только тело.
Каждый должен быть произведением искусства — или носить его на себе.
Только неглубокое долго таится в душе. Самое сокровенное скоро выходит наружу.
Промышленность — корень всяческого уродства.
Эпохи живут в веках благодаря своим анахронизмам.
Только боги вкусили смерть. Аполлон умер, но Гиацинт, будто бы убитый им, жив и поныне. Нерон и Нарцисс всегда с нами.
Старики всему верят, люди зрелого возраста во всем сомневаются, молодые все знают.
Условие совершенства — леность; цель совершенства — юность.
Лишь великим мастерам стиля удается быть достаточно темными.
Есть нечто трагическое в том, что в нынешней Англии столько молодых людей начинают жизнь с идеальным профилем, а кончают, осваивая какую-нибудь полезную профессию.
Любовь к себе — это начало романа, который длится всю жизнь.
Максимы для наставления чересчур образованных
«Несколько максим…» были опубликованы без подписи в лондонском еженедельнике «Saturday Review» от 17 ноября 1894 г. По-русски полностью публикуются впервые.
Образование — вещь превосходная, надо лишь иногда вспоминать о том, что ничему из того, что стоит знать, научить невозможно.
Общественное мнение существует лишь там, где у общества нет никаких мыслей.
Англичанин вечно низводит истины до фактов. Истина, ставшая фактом, утрачивает интеллектуальную ценность.
Крайне печально, что в наши дни так мало бесполезных сведений.
Театральная афиша — единственное связующее звено между Литературой и Драмой в нынешней Англии.
В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Нынче книги пишут читатели и не читает никто.
Большинство женщин настолько искусственны, что не имеют ни малейшего понятия об Искусстве. Большинство мужчин настолько естественны, что не имеют ни малейшего понятия о Красоте.
Дружба трагичнее любви — она тянется гораздо дольше.
Аномальное в жизни находится в нормальных отношениях с Искусством. И это единственное в Жизни, что находится в нормальных отношениях с Искусством.
Предмет, прекрасный сам по себе, не вдохновляет художника. Ему не хватает несовершенства.
Единственное, чего не видит художник, — это очевидное. Но это единственное, что видит публика. Так появляются критические опусы журналистов.
Искусство — единственная серьезная вещь в мире, но художник — единственный человек в мире, никогда не бывающий серьезным.
Чтобы быть по-настоящему средневековым, следует не иметь тела. Чтобы быть по-настоящему современным, следует не иметь души. Чтобы быть настоящим эллином, следует не носить одежды.
Дендизм есть отстаивание абсолютной современности Красоты.
Единственное утешение в бедности — мотовство. Единственное утешение в богатстве — экономия.
Никогда не следует слушать; слушать — значит проявлять безразличие к своим собственным слушателям.
Даже от ученика может быть польза. Он стоит за твоим троном и в минуту твоего триумфа шепчет тебе на ухо, что ты — да, да! — бессмертен[2].
Преступные элементы так близки к нам, что увидеть их может даже полицейский. И они так далеки от нас, что понять их может только поэт.
Любимцы богов живут, молодея.
Не всегда достоверные случаи из жизни Уайльда
В Оксфорде Уайльд говорил своим товарищам:
— Я буду поэтом, писателем, драматургом. Так или иначе, но я стану всемирно прославленным — или хотя бы ославленным.
По воспоминаниям Дэвида Освальда Хантер-Блэра
Свою студенческую комнату Уайльд украсил двумя вазами из голубого китайского фарфора. Однажды в разговоре с друзьями он сказал:
— Я замечаю: мне с каждым днем все труднее жить так, чтобы быть вровень с моим голубым фарфором.
По воспоминаниям Джорджа Томаса Аткинсона
На экзамене в Оксфорде Уайльд переводил с древнегреческого отрывок из Нового Завета. Наконец профессор сказал: «Достаточно».
Уайльд воскликнул:
— Погодите немного! Так интересно узнать, чем это кончилось.
Вскоре после переезда из Оксфорда в Лондон Уайльд был с друзьями в театре. Кто-то из зрителей сказал:
— Смотрите, вот идет этот чертов паяц, Оскар Уайльд.
Уайльд, обратившись к своим спутникам, заметил:
— Удивительно, как быстро приобретаешь известность в Лондоне!
По воспоминаниям Фрэнка Бэнсона
В 1881 году Уайльд, еще не успевший ничего написать, стал героем пародийной оперетки Гилберта и Салливана; ее полное название: «Терпение. Новая и оригинальная опера для эстетов». Уайльд отозвался о ней словами:
— Карикатура — это дань, которую посредственность платит гению.
В оперетке «Терпение» Уайльд изображался юношей в костюме XV века, который, в качестве «апостола эстетизма», считает необходимым
- Разгуливать по Пикадилли
- Со стеблем мака или лилии
- В анахронической руке.
Сам он по этому поводу заметил:
— Такое мог бы сделать любой. Я добился гораздо большего: заставил поверить всех, что я действительно это делал.
В 1882 г. готовилась постановка «Терпения» в Америке, и продюсер этой постановки пригласил Уайльда в США для чтения лекций. Он предвидел, что оперетка послужит лучшей рекламой Уайльду, а лекционное турне Уайльда будет хорошей рекламой для оперетки.
На пароходе, плывшем в Америку, Уайльд сказал: «Я не вполне доволен Атлантикой. Она не столь величественна, как я ожидал».
Тут же в газетах появились заголовки:
«УАЙЛЬД РАЗОЧАРОВАН АТЛАНТИКОЙ».
А одна из них поместила заметку:
«Я разочарован Уайльдом», с подписью: «АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН».
При въезде в Америку Уайльда спросили, какие ценности он хочет указать в таможенной декларации. Он ответил:
— Мне нечего декларировать, кроме моего гения.
(Эта фраза — одна из известнейших фраз Уайльда, — по всей вероятности, приписана ему задним числом.)
Шахтеры поселка Лидвилл (штат Колорадо) устроили прием в честь Уайльда. Уайльд описал его так:
— На первое подали виски, на второе — виски, на третье — виски, и все меню состояло из виски, тем не менее это называлось обедом.
Увидев Миссисипи, вышедшую из берегов, — бурную, желтую, грязную, — Уайльд заметил:
— Ни одна добропорядочная река не позволила бы себе подобного поведения.
Когда Уайльду предложили внести поправки в одну из своих пьес, он сказал:
— Кто я такой, чтобы осмелиться править шедевр?
(Этой пьесой была драма из русской жизни «Вера, или Нигилисты», ныне почти совершенно забытая.)
По воспоминаниям Эдгара Солтуса
Услышав, что художник Россетти собирается поехать в Америку, Уайльд заметил:
— Если у человека достаточно денег, чтобы поехать в Америку, не стоит туда и ездить.
Летом 1883 года известный политик-либерал Генри Лабушер в своем еженедельнике «Truth» назвал Уайльда «женственным фразёром», обреченным на забвение.
В интервью газете «Нью-Йорк геральд» Уайльд отпарировал:
— Если понадобились целых три газетных колонки, чтобы доказать, что я совершенно забыт, то между славой и забвением разницы нет[3].
Молоденькая жена Уайльда Констанция любила заводить разговор о миссионерах, и однажды Уайльд прервал ее:
— Миссионеры! Дорогая моя, неужели тебе не известно, что миссионеры предназначены Провидением для пропитания обездоленных и недоедающих каннибалов? Всякий раз, когда им угрожает смерть от истощения, Господь, в неизреченном своем милосердии, посылает им симпатичного, упитанного миссионера.
По воспоминаниям Ричарда Де Гальена
В 1885 году Уайльд столкнулся на улице со сборщиком квартирной платы, который уже долго его искал.
— Я должен поговорить с вами о вашей квартирной плате, — сказал сборщик.
— Какой еще плате? — удивился Уайльд.
— Однако же, сэр, вы живете в этом доме и спите здесь!
— Ах, верно. Но знали бы вы, как плохо я сплю!
По воспоминаниям Ричарда Де Гальена
Американское издательство «Братья Харпер» предложило Уайльду пять тысяч долларов за роман в сто тысяч слов. Уайльд ответил, что не может принять это предложение, так как в английском языке не найдется ста тысяч слов.
По воспоминаниям Фрэнка Харриса
Одна из версий ответа:
— Едва ли я знаю сто тысяч слов.
Во Франции Уайльд был приглашен в дом писательницы Мари Бове. Увидев ее, Уайльд застыл в изумлении, а хозяйка не без кокетства спросила:
— Признайте, месье Уайльд, что я самая некрасивая женщина во Франции!
Уайльд улыбнулся и с низким поклоном ответил:
— Во всем мире, мадам, во всем мире!
Хозяйка была совершенно удовлетворена.
По воспоминаниям Фрэнка Харриса
(На лавры героини этой истории претендовала затем Иветт Жильбер, звезда кабаре.)
В 1891 году, в Париже, Роберт Шерард повел Уайльда и еще двух друзей в воровской притон. Тут Шерард, по своему обыкновению, напился и стал кричать, что всякий, кто поднимет руку на месье Оскара Уайльда, будет иметь дело с ним.
— Тише, Роберт, тише! — сказал Уайльд, положив свои белые пухлые руки ему на плечи. — Ты защищаешь меня с риском для моей жизни!
По рассказу Макса Бирбома
Уайльд рассказывал своей хорошей знакомой, писательнице Аде Леверсон, что в прогулках по Парижу его сопровождал преданный ему бандит с ножом в руке.
— Я уверена, что в другой руке у него была вилка, — ответила Ада.
Читать бесплатно другие книги:
