Клуб любителей Го Гришин Игорь

Глава 4

Дело сэнсэя Ягуры

– Я хочу попросить тебя сделать одно дело.

– Какое, сэнсэй?

– Ты поедешь в Россию, и разыщешь человека.

– Что от него нужно?

– Выход на наставника. Мне нужен тот, кто учит его Го.

– Получить информацию?

– Найти камни, ученица. Забрать, привезти в Японию. Вот, держи. Это тебе для образца. – Ягура достал небольшой футляр. – Не открывай, это сильнодействующий артефакт! Постарайся не трогать содержимое. Я даю тебе его, так как великие камни способны притягивать друг друга, находясь на расстоянии. Но на ближней дистанции они обладают свойством отталкивать. Поэтому комплект оказался разделён на части. Ты попробуешь помочь мне собрать его воедино. Рассматривай камень аккуратно, не вынимая из чехла. Да, ещё! – Учитель потёр переносицу, – у них может оказаться кожаный гобан.

– Гобан?

– Да, да, гобан из белой кожи! Он гибкий, напоминает кожаный плат.

В задании жило что-то, о чём сэнсэй не решался говорить, и Митико сразу уловила эту скрытую интригу.

– У Вас есть точный план, сэнсэй, или я должна найти Русского сама?

– Ты найдёшь его, это не сложно. Его Учитель – другое дело. Тот крайне осторожен. Я не думаю, что он пользуется сотовой связью или Интернет. Ученик, с которого ты начнёшь, его единственное адзи. Я не могу назвать тебе даже точный регион для твоих поисков. Моё ki говорит мне что-то странное. Как такое может быть, а, Митико? Ты должна будешь разобраться в этом. Будь максимально бдительна, этот человек опасен! – «Брови инопланетянина» сдвинулись к переносице, и Ягура-сан прокаркал голосом старого ворона. – Этот человек крайне опасен, Митико! Я хочу второй раз по вторить тебе это. Мы вместе занимались у Учителя. И он получал великие секреты наравне со мной. Но даже я не знаю, сколько Учитель успел передать ему до момента своей смерти!

Митико побледнела. Всё, что касалось сэнсэй-но сэнсэй[29], было окутано легендами и являлось запретной темой Школы. Она действительно не ожидала, что поручение, данное ей сегодня, настолько серьёзно.

– Этот человек предал нашего Учителя, Митико! Он предал его дело и меня лично. – Ягура-сан смотрел вдаль, а его губы беззвучно шевелились. – Он предал идеи Вечности и выбрал смерть. Он ушёл от нас, и только я один остался с Учителем до конца. Теперь ты знаешь больше, чем кто-либо в нашем клане!

Воцарилось молчание. Показалась пара гуляющих. Походка, присущая всем иностранцам, создавала впечатление, что люди годами тренировались ходить самым смешным способом. Их ноги вышагивали, поэтому мужчина и женщина походили на странных искусственных птиц. Дерево, под которым сидели Ягура и Митико, иногда посылало на землю капли влаги. Звук цикад заполнял собой пространство этого старинного леса, окружённого со всех сторон мегаполисом Токио. Полицейский проскрипел велосипедом, совершая обязательный объезд территории. Ученик и учитель покинули скамейку и спустились на уровень ниже. Гигантский фундамент донжона Эдоского замка возвы шался слева от них. Он был сложен из гранитных плит, положенных врасклин друг по отношению к другу. Ни одна из виденных Митико европейских крепостей не имела такой сложной и удивительно продуманной кладки. Они подошли к со оружению и, поднявшись на верхнюю площадку, смешались с туристами.

– Говорят, господин Иэясу Токугава играл на этой башне в Го. Это правда, сэнсэй?

– Ота Докан построил первое укрепление, – глаза Учителя заволокла поволока. – Извини, Митико, перемещение во времени требует много энергии, – он откашлялся. – Господин Ота не закончил жизнь по своей воле. Он был красавец! Очень красивый мужчина. А крепость в 1590 году стала официальной резиденцией Иэясу. Тогда же начались и замковые игры. Они были регулярными, вплоть до самой последней, сыгранной за пять лет до реставрации. Лишь один раз, после Великого пожара[30], игры приостановили. Тогда же сгорела и башня. Да, всё самое хорошее, что можно сделать в Го, было сделано в эпоху Токугава! Эдо стал огромным городом. Гораздо позже стало известно, что его площадь была в три раза больше Рима и в пять раз больше Лондона. Когда после реставрации из Киото переехал Мэйдзи, замок превратился в Императорский дворец. Господин Токугава был великий человек, Митико-сан, но играл крайне редко. Он любил смотреть. Часто ему было достаточно лишь взглянуть на что-либо.

– Не то, что нынешние японские профессионалы. Так, сэнсэй?

– Ты помянула их, чтобы испортить мне настроение от встречи с тобой и башней? А, Митико? – Ягура весело подмигнул девушке. Это была их игра.

– Мне кажется, сэнсэй, что японских профессионалов тяготит какое-то историческое преступление, совершённое их предками. Знающие в Игре тайные тропы, некоторые из них могут до сих пор рассматриваться как неплохие проводники. Го было для них чем-то, чем они наслаждались в тени подземелий. Ловили с его помощью рыбу и ели её сырой!

Этот разговор состоялся днём. От японских профессионалов он незаметно перетёк к русским. Митико хорошо знала их по рассказам сэнсэя. А сейчас, вечером, она знакомилась с их вэб-творчеством, пребывая в зоне русского Интернет. Проходящие по экрану сайты поражали грубостью, аляповатостью и незаконченностью. Сайтов было много, и все они были посвящены японской игре Го. Северные варвары на большинстве своих ресурсов умудрились не только пропустить иероглиф великой игры, но даже писали её название с маленькой буквы и считали лишь логической настольной игрой. Некоторые авторы давали информацию о том, что корни Го лежат в России. Скорость, с которой Митико листала страницы, показалась бы наблюдателю сверхъестественной. Однако это была привычная для неё скорость. Она с детства отличалась быстрым умом. «Умная, как сто китайцев», – говорила о Митико её обасан[31]. А после стольких лет под руководством сэнсэя восприятие Митико только усилилось. Ведь её Учитель был великим человеком!

Русский показался не столько трудным, сколько запутанным языком. В нём не было системы, фразы и предложения строились как угодно. В японском языке каждое слово стоит на своём месте и употребляется в соответствии со значением. У Митико сложилось впечатление, что русские имеют право наделять слова тем смыслом, которым хотят наделить, и ставить их в ту часть предложения, в которую захотят поставить. Особенно ужасными получились японские термины Го, перековерканные до неузнаваемости. Это, скорее всего, объяснялось тем, что японские игроки никогда не приезжали ни в Россию, ни в СССР, а также тем, что русским приходилось переводить через вторые-третьи языки. Таким образом, они стояли в самой конце цепочки смыслов, и транслировали перевранное другими.

Один из ресурсов показался Митико забавным. Несколько русских игроков спорили, с какой буквы писать Го. У одного из них был японский никнейм. Вероятно, русский сам не знал, что он означает. Митико улыбнулась. Это слово использовалось молодыми японцами как синоним слова «задница». Дискуссия заняла несколько месяцев, но привела лишь к тому, что все разругались со всеми. На другом ресурсе русский игрок размещал свои фото. За несколько лет их накопилось изрядное количество. Подозрительным было то, что на каждом из них он запечатлел себя, смотрящего в объектив камеры. На одном фото он был у ручья, на другом на берегу, на третьем он сидел на парапете. Вот он в тёмных очках, а вот держит в руках шляпу.

На одном сайте обнаружилась легенда о происхождении Го. В соответствии с ней в Го в России играли всегда. Однажды несколько русских игроков играли в лесу (Митико была уверена, что в России всегда холодно), и к ним подошёл японский дровосек (Митико никогда не видела японского дровосека). Что это за игра? – спросил японский дровосек. Никто из русских не отвечал, так как не понимал по-японски. Её соотечественник продолжал спрашивать, пока один из русских не показал ему рукой в сторону леса, и не произнёс «гоу, гоу!» Вернувшись в Японию, дровосек рассказал о новой игре, которая называется «го». Эта история показалась Митико очень странной. В ней содержалась некая загадка, и она даже решила поделиться ею с сэнсэем по возвращении. Митико зашла и на wiki, но увидела, что это лишь копипейст с английского с небольшими вставками о Го как виде спорта. Видимо, русское Го связано с чем-то таким, чего я не понимаю, решила Митико. Наконец, она нашла то, ради чего она залезла в эти дебри!

Ноутбук Митико располагался на татами. Её пальцы быстро перебегали по клавишам, напоминая передние лапки богомола. Она внимательно изучала фотографию русского парня, являвшегося первым шагом её задания. Митико была одета в короткую маечку с брительками тёмно-фиолетового цвета. А ещё в комнате находился Микио.

Он был в костюме американского ковбоя.

Глава 5

Katusha

Микио сидел за треугольным рулём тёмно-зелёной Katusha. Эта русская красотка была единственной в Токио. Водителю и пассажирам предоставлялись самые современные технологии аудио, видео, скоростного выхода в Интернет 4-Го от фирмы Yeti ih mat и специальной телефонии от фирмы Blak skalp, а на крыше машины был установлен пластиковый муляж ракетной установки периода мировой войны. Эта опция особенно нравилась Микио и его друзьям, так как муляж мог имитировать запуск реактивных снарядов.

Длинные ноги Микио не годились для спортивных машин. Поэтому кроме стрелки спидометра, он должен был постоянно лицезреть свои коленки в клетчатых твидовых брюках. На них лежал макет пистолета-пулемёта Tomson, который в сочетании с американской шляпой, а также с длинным, сде ланным на заказ пальто, придавал Микио схожесть с Джонни Дилинджером, главным героем фильма «Враги общества». Его сыграл американский актёр Джонни Депп. В этом фильме Микио нравилась спрессованная аура героев, в особенности главного. А название, которое в американском прокате звучало как Public Enemies, увлекало его своими контекстами. Микио надавил на газ, и Katusha взревела красиво поставленным баритоном. Русские постарались придать машине резкий и непохожий голос.

– Сумасшедшая штуковина, Микио! Это просто сумасшедшая херня! – На пассажирском кресле располагался полненький человек небольшого роста, прозванный друзьями «Тоши-коротышка». Настоящее имя приятеля Микио знали только два человека в мире – его мама и бабушка. Для них он навсегда остался маленьким и милым «шалуном Тосио». Задача Тоши сейчас заключалась в том, чтобы вертеть головой и высматривать симпатичных японок. Она осложнялась тем, что симпатичные японки встречаются в Токио крайне редко. При очередном перестроении автомат на коленях Микио подпрыгнул и чуть не разбил экран камеры наблюдения Katusha.

– Слушай, Тоши, – процедил Микио, не поворачивая голову, – я хочу продать сотовый телефон, поможешь мне в этом?

– Сколько ты хочешь выручить за него, Микио-сан?

– Сколько я хочу выручить? – на один миг Микио отвернулся от дороги и взглянул на своего друга. – Я хочу 5 000 000 иен.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Тоши, – даже ни один из телефонов твоего отца не стоит столько.

– Мой стоит больше, – Микио быстро залез рукой во внутренний карман пальто и, вытащив телефон, бросил его приятелю.

– Ого! – удивился Тоши. – Новая разработка папочкиной фирмы? Я не видел такого в продаже!

– И не увидишь, по крайней мере, год. Я хочу за него 5 000 000 иен. Или 50 000 долларов и ни одним долларом меньше.

– А если отец узнает, Микио-сан?

– Ты плохо знаешь моего отца. Я уверен, они приготовили не меньше десяти моделей. И если отец забыл в кабинете одну из них, то возможно только для того, чтобы такие придурки как мы с тобой продали её китайцам.

– А если он забыл не для этого?

– Если он забыл не для этого, то использует для этого. Ты когда-нибудь играл в Го, Тоши?

– Нет, Микио, никогда.

– Это сразу по тебе видно. В Го есть такая особенная стратегия – ёсу-миру[32]. Отец, как опытный игрок в Го, наверняка ею владеет. Но тебе этого не понять!

– Я думал, что Го только для пожилых.

– Для пожилых – да. Но и некоторые молодые яппи сейчас склоняются к этой забытой игре.

– И ты?

– Боку мо[33].

– Ого! А кто научил тебя?

– Этого я тебе рассказать не могу.

– Можешь не рассказывать, я и так догадался.

– Стал, я смотрю, слишком догадлив, – криво усмехнулся Микио, не поворачивая головы от дороги.

Тоши решил не нарываться. У Микио было несколько запретных углов, и его страсть к Митико была одним из них. Митико много вложила в Микио и его воспитание. До встречи с ней, он был обычным шалопаем. Парнем, который мог снимать только уличных девок. В Митико была какая-то загадка. Тоши видел её всего один раз, но у него сложилось впечатление, что она не та, за кого себя выдаёт. Сложная штуковина, одним словом. Тоши ни за что не согласился бы на секс с такой девушкой. Ты решишься с ней на секс, а ночью она отрежет тебе яйца!

Глава 6

Cигэмото

Резкое движение, следующее за состоянием неподвижности, чревато эффектами. Но такого «эффекта» я не ожидал. Произошло несколько вещей одновременно. Сначала я увидел чёрный силуэт человека. Потом осознал, что человек замахивается на меня чем-то большим и тяжёлым. Затем «это» полетело в мою голову, и если бы я не увернулся, наверняка бы размозжило её. Что за ерунда? Зачем ему потребовалось нападать на меня? Я ошарашено хлопал глазами, сидя на земле. Это было dej vu. У меня было полное ощущение того, что это уже было в моей жизни! В следующий момент я вспомнил часть своего сна. Но главное из того, что я вспомнил, был Сигэмото. Мне приснился японский учитель Го, который в итоге напал на меня, а потом чуть не убил!

А скорее всего, убил бы, если бы я не выскочил из сна. Мой русский Учитель перестал нападать и сейчас массировал мою спину быстрыми круговыми движениями, сотрясающими тело. Я сидел на земле, пытаясь собрать подробности. Массаж меньше всего способствовал этому. Но мне некогда было спорить или сопротивляться. Я только что вспомнил очень важные детали! Я вспомнил, как во сне пришёл в дом Сигэмото. И что со мной был мальчик. Мальчик, которого я привёл в его дом. Я вспоминал мельчайшие тонкости меблировки и расположения предметов. Жаль, что я был в горах, и не мог записать такого интересного и странного сна!

– Послушай, у меня был очень странный сон! – наверное, таким голосом я разговаривал в детстве.

– Можешь рассказывать, я слушаю, – ответил Учитель голосом родителя.

– Не мог бы ты трясти тише? Мешаешь сосредоточиться!

Как можно подробнее я рассказал, как ночью посетил дом Сигэмото, про палец и щипцы. Теперь это воспоминание настолько прочно сидело внутри, что я опасался, как бы оно не стало навязчивым. Я почти физически ощущал эти ужасные щипцы и то действие, к которому подбил меня японец. Мне было одновременно и жутко и отвратительно!

– Интересно, – прокомментировал Учитель, мысленно созерцая что-то невидимое.

– Что именно?

– Интересно, в какие образы твоё восприятие собрало это событие.

– Событие сна?

– Событие путешествия.

– Какого путешествия?

– Путешествия в Дом Смерти.

– Ты продолжаешь настаивать на своей версии?

– Разве ты не получил подтверждения?

Это было продолжением разговора, начатого в гроте. Надо разобраться со всем этим, сказал я себе.

– Давай поговорим, – начал я, – ты утверждаешь, что прошедшей ночью мы стреляли в Дом Смерти? Так?

– Так.

– Для более точного попадания ты положил мне в руку камушек. Так?

– Разве этогоне было?

– Допустим было, но это ещё ничего не доказывает. В самом начале сна я держал камень в руке. Он показался мне увесистым. А потом я не помню никакого камня, так как вёл за руку мальчика. Это был сын главы нашего клана. Вернее того клана, самураем которого я был в сновидении. Так бывает во сне, когда всё неуловимо меняется и находится в состоянии flexible.

– Это и был камень.

– В смысле?

– Ребёнок – это камень. Ты должен был поставить его на доску в Доме Смерти. Что ты и сделал правильно и точно. А твоё восприятие, под влиянием только ему известных образов, очеловечило камень и наделило его незабываемыми чертами. Такими как молодость, сосредоточенность, обречённость. Что, в общем, вполне расшифровывается. Это был твой первый камень, наверное, поэтому это был ребёнок, а не старик. Этот камень должен был остаться на доске. Отсюда – обречённость. Сын главы клана – тоже понятно. Так как это была моя постановка.

– Какая постановка?

– Моя постановка в партии с Большим. Я делал свою постановку в этой Игре.

– Ты делал свою постановку?!

– Да, а в чём проблема?

– А кем был я?!

– Ты был собой, кем ты ещё мог быть? Ты был собой и ещё моей рукой.

– Какой рукой?

– Очередь хода или постановки называет «рукой». По-японски – «тэ».

– Ты использовал меня, чтобы сделать постановку?!

– Почему использовал? Это что, не ученическое дело? Ты же утверждал, что ты мой ученик, и что я могу учитывать это при любых обстоятельствах.

– Да! Но ты мог предварительно объяснить мне мою роль?! Как-то заранее подготовить меня!

– Так я и готовил тебя. Может быть, мы понимаем под подготовкой разное? Что ты понимаешь под подготовкой? Разжевать словами будущее действие? Это неплохая схема, но в ней есть одна проблема.

– Какая?

– В полностью разжёванном действии гаснет первоначальное намерение делать. Я поступил более эффективно – полностью подготовил тебя к тому, чтобы ты смог побыть моей рукой. Я выбрал не самую сложную постановку, даже начинающий мог бы догадаться, куда нужно ставить камень.

– В смысле?

– Что в смысле?

– Что ты имеешь в виду под «куда ставить камень»? Ты считаешь, что я поставил его осмысленно?

– Конечно. Может правда и не осмысленно для себя, зато своевременно и точно.

– Откуда ты можешь это знать?

– Как откуда? Я же сказал тебе, что постановка была не очень сложной. Ты должен был поставить камень так, чтобы лишить последних дыханий и снять с доски пять камней противника. Они были уже под боем, и спасти их было нельзя. Но снять их было важным делом. Если бы ты не снял камни, то мой противник присоединил бы их на следующей постановке к своему отряду. Пять камней были важны, так они разрезали наши силы на доске.

Сказать, что я был потрясён – это не сказать ничего! Хорошенькое дело! Я ещё раз прокрутил в голове те короткие инструкции, которые он дал мне перед закладкой в щель. Особенно меня поражала та легкомысленность, которая касалась камня. Он дал мне его в руку в самый последний момент, и ни единым словом не обмолвился о его важности!

– Я не помню вообще никакой позиции на доске!

– Ясное дело. Позиция сложная, не твоего уровня. Ты бы не разобрался в ней и за год. Поэтому ты даже не воспринял её как позицию. Многие вещи пока скрыты от тебя.

– А как же я мог поставить камень, не видя весь строй камней на доске?

– Но ведь ты поставил его?

– Откуда ты знаешь, что я поставил его точно?

– Но ведь ты принёс пленные камни?

– Какие пленные камни?

– Те, что я вытащил из твоего кулака. Какие же ещё?

Новый разряд потряс изнутри мой ум. На лбу выступил пот. Я был ошеломлён. Но в тот же момент спасительная мысль пришла мне в голову. Это, наконец, включился рассудок. Я перевёл дух. Камни, которые он вынул из моего кулака, были камнями, которые я подобрал на полу пещеры. Таким образом, это первобытная пещерная спекуляция. С её помощью можно облапошить члена племени, но не цивилизованного мыслящего индивида. Мне сильно полегчало, и я улыбнулся. Мне даже не хотелось продолжать. Его теория была цельной и красивой. Разбив её, я мог не оставить ему ничего. Ведь это старый человек. Все годы своей жизни он вложил в то, что сейчас пытается доказать мне.

Я видел разных стариков. Моя научная деятельность покоилась на прочном фундаменте многочисленных сессий с людьми, что-то повидавшими на своём веку. Внезапно я вспомнил пожилого академика, с которым целый вечер говорил про программирование сложных систем. Он страстно верил в свою мечту, но я видел, что его посылки сомнительны. Во время обсуждения он тоже заметил это. Он свернул встречу, попрощался и уехал. Это было грустное воспоминание. Я представил, что меня ожидает повторение той ситуации. Может быть, следует остановиться на этом? Не продолжать? Не просить его показать камни? Ведь это всё равно ни к чему не приведёт. Это никак не изменит ни меня, ни его. Я почти принял решение, но он опередил меня.

– Не хочешь взглянуть на камни, которые ты принёс с собой?

– Ты считаешь, что на них стоит посмотреть?

– Я посмотрел, ты – нет. Собственное зрение – первое с чего надо начинать любое действие.

– Хорошо, – я выжидающе посмотрел на него. – Тогда смотрим? Куда ты их положил?

– Я положил их в твой рюкзак, думал, вдруг ты захочешь на них взглянуть.

Я обыскал пару карманов, и в одном действительно обнаружил платок с камнями. Ещё одно воспоминание пришло мне в голову.

Я вспомнил как однажды в Сиане, столице китайской провинции Шаньси, я зашёл в одну из лавок воскресного антикварного рынка. От пола и до потолка стены лавки были завалены старыми книгами. Продавец встал из-за стола и подошёл встретить потенциального покупателя. Это был старый китаец с длинной белой бородой. Увидев европейца, который почти не говорит на его языке, он решил показать лучшее, что есть у него. Торговец не пытался узнать, что интересует заморского гостя. Он давал сообщение другому миру, проводника которого он встретил. Усадив меня за стол, открыл старый каталог. Перелистывая страницу за страницей, он искал что-то ведомое только ему. Найдя, он развернул книгу, и показал серый кружок с иероглифами, под которым был длинный текст. Я кивнул головой. Удостоверившись, что я включился, он полез в стол. Долго открывая и закрывая невидимые ящики, старик достал этот же кружок, выполненный из яркого белого металла. Я взял «это» в руку. Вещь напоминала монету. А может, и была ею. Меня поразила необыкновенная тяжесть и удивительная сохранность этого предмета. А также великолепные каллиграфические иероглифы. Мне не был знаком ни один из них. Я покрутил вещь в руках и осведомился на счёт цены. Старик зашевелился и снова стал показывать строчки в книге-каталоге. Я попросил написать цену на бумажке. Цифра превышала три тысячи американских долларов. Это была невероятная цена! В моей в сумке лежали парные кубки династии Мин, которые я, проторговавшись не менее часа, купил за 60 долларов. Я уже предвкушал, кому в Москве я подарю эти кубки. Но покупать предмет неизвестного мне назначения я не мог. Хотя, странное дело, он до сих пор стоит у меня перед глазами. Какого он времени? И какое имел назначение? Это так и осталось загадкой. Я вернул «кружок» старику. И прощаясь с ним, задом вышел из лавки.

Я развязал мешочек.

Сделав это, я понял, что назад пути нет. В платке было пять камней. Все они имели вид конусообразных пирамидок. Это была кость. Очень тёмная, очень тяжёлая. Множественные сколы, царапины и трещины казались особыми письменами, которыми сама история говорила с теми, кто держал их в руках. От этих камней-фишек веяло реальной угрозой и ещё чем-то, с чем не хотелось иметь дело. И вместе с этим, в них было нечто притягательное. Что-то такое, чем хотелось обладать.

– Не держи их долго, – он протянул руку за камнями.

– Что это?! – я не пытался сопротивляться.

– Это? – он заворачивал камни-фишки в платок.

– Да.

– Это камни, которые ты притащил с собой. Хорошо, что я сразу положил их в твой рюкзак. Хотя твой рассудок будет сейчас размышлять о том, мог ли я совершить подмену, пока ты пил из родника или перекусывал.

– Не будет.

– Хорошо, тогда мы потратим наше время на что-то другое.

– Как я мог «притащить» эти камни, говоря твоим языком?

– Ты снял их с доски, когда совершал ход.

– Какой ход?

– Ход по постановке своего камня и снятия камней противника.

– Но я не помню, чтобы я совершал ход! Я помню, как упал лицом на гобан. А потом какая-то сила оторвала меня от него. Я мог лишь зацепиться рукой за камни, и они могли случайно остаться в ней.

– Твоё восприятие собрало событие таким образом. Сила, толкнувшая тебя к гобану, и оторвавшая от него – сила времени. Невозможно находиться в Игре больше отведённого интервала. Зависнуть там ты не мог. После постановки и сбора пленных камней тебя вышвырнуло обратно. Так что ты всё сделал правильно.

– Что правильно?

– Что не забыл сделать того, зачем был отправлен. А так же то, что не стал упираться, когда тебя выкидывало в наш мир.

– А в каком мире я был?

– А ты был в своём мире?

– Нет, не в своём.

– Ну, так и назови его «другим» миром. Что в этом сложного?

– «Сложного» в этом то, что я не уверен, что другой мир существует.

– Но ты же был в нём?

– Получается, что был.

– А если был, то тогда что сложного?

Спорить было бесполезно, так как нарушения логики не было. Просто была разная логика. У него – своя, а у меня – своя.

– Твоя непрерывность, – казалось, он прочёл мои мысли, – состоит из слитных и разорванных элементов, а моя – из кусков, связанных слитно и интервально. Целостность по определению больше системы, так как включает в себя и порядок и пятна хаоса.

Про хаос было интересно, но сейчас другое продолжало волновать меня.

– А кто такой Сигэмото? – спросил я.

– Сущность, которую ты наделил именем, – его брови немного поднялись вверх.

– С какой стати Сигэмото – моё имя?

– Имя дало твоё восприятие. Покопайся самостоятельно, и ты найдёшь, откуда оно взялось. Может быть, так звали твоего знакомого японца. Или ты видел это имя в кино.

Имя действительно казалось знакомым. Я задумался, и неожиданно вспомнил. «Мать Сигэмото»! Так назывался роман известного японского писателя. Мне было 17, когда я специально разыскал его в публичной библиотеке на Пушкинской площади. В этом романе описывалась таинственная японская секта. Этой секте приписывались жуткие и немыслимые практики, вплоть до созерцания разложившихся трупов. Существовала особая мистическая книга, текста которой никто не видел. В моём уме вертелось странное словосочетание, звучащее как «мака сикам», но что оно означало, я вспомнить уже не мог. Мне оставалось лишь удивляться тому, как моё подсознание столько лет удерживало в себе эти имена!

– Послушай, а откуда появился порез на моём пальце? – спросил я Учителя после краткого пересказа творения Танидзаки Дзюнъитиро.

– Порез – это на самом деле интересно, – улыбнулся он.

– Расскажешь?

– Расскажу, если моя очередь.

– Я прошу тебя!

– Порез, как ни странно, имеет больше отношения к тому, чем мы с тобой занимаемся.

– А чем мы с тобой занимаемся?

– Как чем? – Учитель испытующе посмотрел на меня. Поскольку я был совершенно серьёзен, то он продолжил назидательным тоном. – Я пытаюсь учить тебя, а ты пытаешься быть учеником. Разве не так? – он заговорщицки подмигнул мне.