Няка Танк Таня

– Как мне обрыд этот мир чистогана! – театрально вздохнула Зинка. – Наличка стала для нас ценнее дружбы, любви, сострадания. И этот омерзительный торг наглядное тому подтверждение.

– Не верю! – с интонацией Станиславского отвечал Костик. – От твоей игры я не испытываю катарсиса.

– Сто тысяч не деньги, – отрезала Зинка. – Но я согласна реструктурировать твой долг. Итак, двести – кэшем, остальные триста – натурой.

– Натурой? – осторожно спросил Стражнецкий и краем глаза глянул на себя в зеркало, висевшее напротив.

Рыкова хитро улыбалась, раскачивая носком ботфорты, и держала паузу.

– Ты, конечно, не совсем в моем вкусе, – наконец, сказал Костик. – Но, если того требуют интересы дела…

– Нет уж, я переуступаю эту высокую честь своей лучшей подруге.

– Ты хочешь, чтобы я за триста тысяч встретился с твоей подругой? – изумился Костик.

– Я хочу, чтобы ты встретился с моей подругой, объяснился ей в давней любви и сделал предложение, – отчеканила Рыкова. – Набор изопродукции будет моим свадебным подарком.

– Все! Хватит! Мне надоел этот театр абсурда, – Костик поднялся из кресла. – Развестись с одной амебой, чтобы жениться на другой…

– Давно ли Алина стала для тебя амебой? – скорбно покачала Зина головой.

– Алина?!

– Алина, Алина. Хочешь быть с ней и в радости, и в горести?

– Я-то хочу, – сбавил обороты Костик. – Она не хочет. Как обрубила тогда, так и все.

– Алинка никогда не будет питаться объедками с чужого стола, – высокомерно заметила Зинка. – Надо знать это чистое, бескомпромиссное существо… Решай побыстрее. Предпасхальная акция закончится через 15 минут. У тех, кто туго соображает, призовые баллы сгорят. Ну, каково будет твое принципиальное согласие?

– Ну… в общем, я не против, – еле слышно отвечал Стражнецкий.

– А что так безрадостно? Боже, куда катится этот мир. После долгой разлуки человек получает возможность жениться на любимой женщине, но вместо бурного ликования лишь вяло шлепает губенками. Ведь любишь Алинку?

– Люблю… Кажется, люблю, – еще тише сказал Стражнецкий. – Я понял, что она одна…

– Вот слова не мальчика, но мужа, – перебила его Рыкова. – Итак, я отдаю тебе фотоэтюды, ты с их помощью разводишься с Катюшкой, не забывая побольше с нее поиметь. Я не хочу, чтобы моя подруга выходила замуж за нищего.

– Но где гарантия, что ты меня не накрячишь? Как я могу тебе доверять, зная, что ты держишь за пазухой гранату в виде дневника Ульяны?

– Он как раз и выступит гарантом того, что ты обойдешься с моей подругой, как доблестный рыцарь Айвенго с достопочтенной леди Ровеной. Шаг влево-шаг вправо, и Алина узнает…

– Но раз ты читала дневник, то должна знать, что наши отношения с Ульяной…

– Молчи, Алине лучше не знать всей этой грязи.

С полминуты компаньоны помолчали, еще раз прикидывая выгодность сделки.

– Зин, неужели это правда возможно? – наконец, тихо и торжественно сказал Костик.

– Что ж тут невозможного? Это самый простой и доступный способ стать счастливым. Каждый день к нему прибегают сотни, тысячи… Какой смысл в твоей смазливой физии, в твоем депутатском значке, в твоем бабле и статусе, если ты расплачиваешься за это сосуществованием с амебой?…

– Ты права… права, – на автопилоте шептал Костик.

– Такое ощущение, что ты испытал-таки катарсис.

Стражнецкий утвердительно мотнул головой.

– Держи, – Рыкова протянула ему снимки. – Настало время любить, мой друг.

.

– Я поля-я-я влюбленным застелю-ю-ю, – через полчаса напевала себе под нос Рыкова, катя тележку по «Десяточке».

Успешно завершив переговоры с клиентом, она решила разделить радость триумфа с подругой. Зина глянула на часы – полодиннадцатого. Поздновато, конечно, но… Она купила бутылку мартини, упаковку эклеров и еще кое-что по мелочи, а через 20 минут уже звонила в знакомую квартиру.

– Зин, что за сюрпризы? – щурясь от яркого света, выговаривала ей Корикова. Она весь день мучилась от головной боли и решила лечь пораньше. Рыкова заявилась аккурат в тот момент, когда Алина, приняв две сильнодействующие таблетки, начала засыпать.

– Ты как будто не рада меня видеть, – громогласно отвечала Рыкова. – А где твоя мелюзга? Я решила побаловать ее йогуртами «Мнямняшка». В рекламе говорят, что вся малышня любит «Мнямняшку».

– Галинке 16 лет, и сегодня она ночует у бабушки.

– 16 лет? Скажите, пожалуйста. А я почему-то думала, что ей пять-шесть, не больше… Что же мы застыли на пороге? Сажай меня в красный угол, мечи на стол лучшие яства. Я тоже не с пустыми руками, – и Зина подмигнула, указывая на бутылку.

– К сожалению, не смогу составить тебе компанию. Ужасно болит голова…

– Вот об этом я и приехала потолковать, – подхватила Рыкова. – Замуж тебе надо, девка, замуж. Тогда и голова болеть не будет.

– Зин, ты прекрасно знаешь мою ситуацию, – устало отвечала Корикова. – Тот, кого я люблю, бросил меня ради другой. А с нелюбимым я никогда не буду.

– Другая в пролете! В пролете, понимаешь ты это? – Зина начала пританцовывать. – Благодаря мне твой любимый жеребец скоро вырвется из загона, куда его завлекли обманом.

– Что-что? Ничего не понимаю, – поморщилась Алина, но ее глаза зажглись интересом. – Имей в виду, что я никогда не соглашусь сделать несчастными ни в чем не повинных детей…

– Я бы тебя к лику святых причислила, – вздохнула Рыкова. – Ну так что, ты хочешь, чтобы к тебе вернулся любимый человек?

– Он и так придет в любой момент, стоит только мне слово обронить.

– Безусловно, на часик-полтора он до тебя снизойдет… Но с недавних пор я не намерена потакать разврату. Дружба с любовницей женатика меня компрометирует. Поэтому только законный брак! Союз перед богом и людьми.

– Перед богом и людьми, – прошептала Алина, и ее усталые глаза заволокли слезы.

…В это же время в VIP-кабинете, откуда час назад вышла Рыкова, Стражнецкий самодовольно выложил перед адвокатом снимки.

– Извините, что потревожил вас так поздно, – и он придвинул Давиду Марковичу бокал коньяка. – Но дело не терпит отлагательств. Ну как? Есть у нас шансы выиграть дело?

Адвокат изучал фотографии так долго и тщательно, что Костик нервно прыснул:

– Что вы там все рассматриваете? Я ревную.

– Снимки вполне убедительны. Правда, есть один нюанс… По ним можно лишь предполагать факт супружеской неверности, но нельзя утверждать этого.

– Это как прикажете понимать? – вспылил Костик, выхватывая из рук адвоката фотографию. – Баба лежит на постели с раздвинутыми ногами, на ней мужик, который уже изготовился ей вставить…

Обычно трепетно контролирующий корректность своих речей, от волнения Костик заговорил куда более развязно.

– Но он одет, – мягко настаивал адвокат. – Обратите внимание, даже кроссовок не снял. Тут что-то не то.

– А, понятно, – опять засмеялся Костик. – Вы к чему клоните? Что поцелуй – это еще не измена? Так знайте: у меня традиционные взгляды на такие вещи, и мне совершенно не обязательно видеть их гениталии крупным планом, чтобы понять: моя супруга нарушила клятву верности!

Пытаясь привести в порядок чувства, Стражнецкий пересел в кресло у окна и закурил. Вечер выдался волнительным.

– Что ж, завтра можно стартовать, – и Давид Маркович поднялся из кресла.

– У меня еще к вам одно поручение.

– Слушаю вас.

– Думаю, настало время провентилировать один вопрос, – и Костик, быстро черкнув что-то на листке, протянул его адвокату. – Пожалуйста, наведите справки о наследниках этой особы.

Бекетов объявился так же внезапно, как и уехал в командировку. Через пару дней после душещипательного разговора со Стражнецким Зина увидела у своего дома знакомую машину. Однако это не заставило ее изменить траекторию движения.

– Зизи, что такое? – Миша нагнал ее у входа в подъезд. – Почему ты не брала трубку? И неужели было так трудно ответить хотя бы на одну СМС-ку? Я места себе не находил…

– Ты разгневал меня своим внезапным отъездом, вот и все.

– Неужели в тебе нет ни капли уважения к моей работе? – чуть ли не простонал Миша. – Пойми, Зизи, я дал клятву Гиппократа и до конца своих дней буду спешить на помощь людям в любое время дня и ночи…

– Первым делом ты должен спешить на помощь мне.

– Тебе нужна помощь?

– Да, – расхохоталась Рыкова. – Скорая сексуальная.

Мишины щеки порозовели, он быстро опустил глаза, но тут же поднял их, застенчиво улыбаясь.

– И имей в виду, мон жениталь, мычать и телиться тебе осталось не больше трех недель, – строго сказала Рыкова.

– Я ничего не понимаю, Зин…

– Потому что мы должны соединить наши судьбы до мая.

– Но почему? И… что за спешка?

– Только дураки женятся в мае.

– Жениться?… Это так неожиданно… Ты не думай, я не против. Просто я закоренелый холостяк, и мне трудно принять это решение… хотя в душе я, конечно, все решил еще 25 лет назад. Но зачем нам торопиться? Подготовимся к свадьбе по-нормальному, как серьезные, взрослые люди…

– Не вижу смысла в этих проволочках, – отрубила Зина. – Свадьба состоится или в апреле, или никогда. Считаю до трех. Раз… два…

– Хорошо, твое желание для меня закон, – Миша вытер пот со лба. – В апреле так в апреле.

– Первый раз мне делают предложение столь романтичным образом, – фыркнула Зинка. – Просто хочется разрыдаться от умиления! Радуйся: я согласна стать твоей…

– Какое счастье, – на Бекетове лица не было от волнения.

– …немедленно, – подмигнула Зинка и подтолкнула его ко входу в подъезд.

Второй этап тренинга оказался куда насыщеннее. Теперь тренировки длились по часу, и Зина выпивала уже две розовые таблетки – через 20 минут и в конце занятия. Каждый раз Кирилл интересовался, как клиентка себя чувствует. И всегда Рыкова бодро рапортовала:

– Полет нормальный!

Хотя на самом деле это было далеко от истины. Откуда ни возьмись у нее появились головные боли, она просыпалась среди ночи от внезапно участившегося пульса, ей постоянно хотелось пить. Но, помня слова Миши о том, что корректор безопасен, а подобные симптомы наблюдались у четверти пациентов, Зина не тревожилась.

Зато забеспокоилась Корикова.

– Зина, что с тобой творится? После этого гриппа я тебя не узнаю. От тебя остались только скулы, нос и коленки.

– Тебя не понять, – едко отвечала Рыкова. – То гонишь меня в «Аполло», то начинаешь травить из-за худобы…

…В «Аполло» Зина окинула снисходительным взглядом кряжистую фигуру Стражнецкой:

– Чем увенчался сеанс стриптиза? Тебе удалось растопить ледяное сердце Черной шапочки?

– Зина, я пропала, – обреченно ответила Катюшка. – Я не смогла найти всю сумму за два дня, и… и… в общем, вчера адвокат Костика сообщил мне, что он подал на развод. Я даже оправдаться перед ним не могу. Он втихаря съехал, и я понятия не имею, где он теперь.

– Отлично, все идет по плану. Скоро будем гулять на твоей свадьбе с зайцем.

– С зайцем? – Катюшка горестно вздохнула. – А заяц, похоже, вообще меня разлюбил. Представляешь, у него в апреле настолько плотный график персоналок, что мне не нашлось там места!

– Сунь ему деньжат. Припугни Гольцевым, в конце концов. Надо бороться за свою любовь. Мужик сейчас робкий, инертный. Тем не менее, я добилась от своего трюфеля кое-каких подвижек. Вчера мы что-то промямлили насчет свадьбы.

– Ты выходишь замуж за того красавчика? Везет…

– Ой, не завидуй. Квартиры нет, ездит на «жигулях», работает врачом чуть ли на волонтерских началах…

– Но он такой хорошенький, – мечтательно вздохнула Стражнецкая.

– Сама знаю, что иду на мезальянс, но уж больно хорош мерзавец. Слава богу, я могу позволить себе красивого мужа – у меня свой небольшой бизнес.

– Зин, я давно хотела спросить, какой?

– Да так… Информационный.

– Благодарю за комплимент, но вы раскроили на дюймовочку, – Зина с трудом влезла в смётанное свадебное платье и чувствовала себя в нем словно спелёнутой.

– Я кроила по вашим меркам, – без всяких эмоций отчеканила самоуверенная девица с татуировкой на голом черепе. – У меня даже из Москвы шьют и никогда не было никаких претензий!

– Если бы вы не были самой Глорией Пресловуцкой, я бы потребовала немедленно вернуть задаток, – пробурчала Рыкова. – Но, как видите, настоящим профи я готова простить мелкие огрехи…

– Не переживайте, я оставила приличные припуски. Сейчас все расставим… Скажите, а вы не поправились?

– Поправилась? – взвилась Зинка, точно модельерша кольнула ее иголкой.

– Другой причины я не вижу.

Пошив подвенечного платья в модном доме Глории Пресловуцкой стал подарком Миши на их помолвку. Рыкова направо и налево хвасталась щедростью жениха, предвкушая, что их свадебные снимки украсят страницы местного глянца.

Но ликование сменилось недоумением, едва Зинка явилась на примерку. Неужели Глория права, и ее действительно расперло в объемах? Но ведь они снимали мерки всего два дня назад… Мало того, с утра она весила всего 57 кг – на кило меньше, чем три дня назад. Мистика какая-то…

– Полундра! – вечером того же дня проверещала она Кириллу. – Процесс похудения пошел вспять. Надо срочно предпринимать жесткие меры!

– Коррекция идет своим чередом, – мягко отвечал тренер. – Ты неуклонно теряешь в весе…

– …но при этом почему-то не влезаю в свадебное платье.

– Значит, надо прокачивать мышцы. Вес-то уходит, но мышцы пока не в тонусе, вот и расползаются, как кисель.

– У меня на все-про все две недели, – напомнила Зинка.

– Обещаю, что сделаю все возможное.

Через день Бекетов вновь отвез невесту на примерку.

– Что вы опять напортачили?! – заголосила Рыкова. – Оно стало еще теснее.

– Не может быть. Я ослабила на сантиметрик в основных швах…

– И кто вам это разрешал? Если дело пойдет такими темпами, то скоро нам придется делать в швы эластичные вставки!

– Не скандальте, – оборвала ее Пресловуцкая. – От меня еще никто не уходил недовольным.

В примерочную заглянул Миша.

– Не понимаю, что ты так переживаешь, – улыбнулся он. – Что с того, что ты слегка поправилась? Я тебя люблю всякой.

Зинка метнула на модельершу строгий взгляд:

– Будьте любезны, оставьте нас наедине. Нам нужно посовещаться насчет этой анорексической одежки.

Когда Глория вышла, Зинка порывисто обняла Мишу и ловко скользнула руками под его джемпер. Бекетов уткнулся лицом в ее волосы.

– Ух ты, какой гладенький, – прошептала Рыкова. – И почему ты у меня такой недотрога?..

Клан Пащенко пришел в движение.

– Катенок, как ты могла…? – увещевал дочку Папик.

– Папа, я не изменяла ему! Этот неуклюжий тренер запнулся о ковер, сшиб меня с ног, и мы вместе упали на кровать. Это же просто недоразумение! Почему вы все верите Стражнецкому, а не мне?

– Да я не про это, – отмахнулся Николай Юрьевич. – Как ты могла подписать этот бредовый брачный договор?

– Не знаю… не помню… столько лет прошло…

– Вспоминай, вспоминай, это очень важно. Отец для вас из кожи вон лезет, а вы раздариваете такие куски всяким проходимцам!

В комнату вошла Карачарова и поставила перед мужем бокал с коричневатой жидкостью:

– Твой настой шиповника, Коля.

– Нет, Оля, ты подумай, как этот подонок обошелся с Катенком!

– А я всегда говорила: не стоит так слепо верить этому человеку, – холодно отвечала Ольга. – Я, конечно, знаю его только по работе, но интуиция подсказывает мне, что он способен продать родную мать.

– Я понятия не имела, какой он! – зарыдала Катюшка. – Он клялся, что будет добрым и верным мужем!

– Верным?! – лицо Папика исказила ироническая улыбка. – Кстати, кстати… В вашем договоре сказано, что первый из супругов, нарушивший верность, расплачивается с другим добрачным имуществом. Да я на двести процентов уверен, что этот кобель гулял! Я кое-что о нем слышал…

– И ты веришь в этот самопиар? – усмехнулась Ольга. – В определенный период Стражнецкому хотелось иметь репутацию казановы, и он сам распространял о себе разные небылицы.

Папик удивленно посмотрел на жену. Такая трактовка никогда не приходила ему в голову.

– А тот случай, когда я застал его в гостиничном номере с одной красивой брюнеткой в красном платье в горох? – напомнил Николай Юрьевич о хорошо известных Ольге событиях пятилетней давности.

– Коля, – вздохнула Карачарова. – Теперь ты понимаешь, как легко и непринужденно можно создать себе репутацию бабника. Пошел на обед с одной, посидел в кафе с другой, подвез на машине третью… И все – готово! А тебе никогда не приходило в голову, что ни с одной из этих женщин его ничего не связывало?

– Ольга Вячеславовна, скорее всего, вы правы, – шмыгнула носом Катюшка. – За все пять лет брака он ни разу не дал мне повода его в чем-то заподозрить. Ночевал всегда дома, никакого запаха женских духов… какие там еще бывают признаки, что муж завел любовницу?

…Расположившись на кушетке с зимнем саду, Карачарова закрыла глаза и с легкой улыбкой углубилась в воспоминания о событиях последних недель. С удовлетворением вызвала в памяти обескураженное лицо Костика, когда она объявила ему, что не одна в номере. Вот уж не думала, что он так разобидится! Уехал из пансионата, сбросил ее звонок, не ответил на СМС-ку… Но как только узнал о проделках жены, бросился к ней, извинялся, просил совета…

Ольга опять улыбнулась сама себе. Если бы ей было 25 лет, она решила бы, что Костик ее любит. Но ей было 44, и в любовь людей, подобных Косте Стражнецкому, она не верила. В одном она была уверена твердо и непоколебимо: в своей над ним почти безграничной власти.

Да и он был ей словно родной. Прекрасно осведомленная о большинстве его связей, она могла в один миг повернуть бракоразводный процесс на 180 градусов и доказать, что не жена, а муж систематически нарушал супружескую верность. Но Ольга не видела в этом смысла. Ей было интересно: что выгадает ее любовник в результате череды своих хитрых ходов? К какому финалу придет? И станет ли, наконец, счастлив? Об этом в последние год-полтора Костя говорил очень много…

«Аполло» открывался в восемь, но Зина стояла под дверями спортклуба уже в 7.45.

– Хелп! Сос! – бросилась она к Казаринову. – Спаси меня от этого наваждения! Я пухну с каждым днем!

Кирилл оценивающе глянул на нее:

– Зин, что с тобой? Наоборот, ты сильно похудела. Пойдем на весы.

На дисплее высветилось 54,5.

– Все, останавливаем прием корректоров, – твердо сказал тренер. – Метаболизм запущен, больше стимулировать его не нужно. Сколько у тебя ушло за три недели?

– Десять с половиной килограммов.

– Это много. Пора тормознуть.

– Но я перестала влезать в свои вещи! Что ты на это скажешь?!

Казаринов недоуменно посмотрел на нее и, наконец, изрек:

– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Но ты сам говорил, что такой эффект могут дать мои кисельные мышцы…

– Нет-нет, – решительно замотал головой Кирилл. – Не до такой степени они не в тонусе, чтобы тебе стала тесна твоя одежда.

– Идея! Значит, я за эти три недели просто раскачалась!

– Исключено. Женщина и за пять лет не раскачается до такой степени, чтобы не влезать в свою одежду. Если, конечно, не будет употреблять некоторые препараты.

– Я с ума сойду! – взвизгнула Рыкова. – Может, весы врут?

– А твои домашние сколько показывают? – усмехнулся Кирилл.

– Столько же…

– Вот именно. Да я и без весов вижу, что ты очень похудела.

– Мы должны продолжить снижение веса!

– Нет, – твердо сказал Казаринов. – Больше ни одной розовой таблетки.

– Это бесчеловечно, антигуманно! У меня через две недели свадьба!

– Нет.

– Ты намекал, что я тебе нравлюсь…

Казаринов отвел взгляд.

– Так вот… – продолжила Зинка.

– У тебя скоро свадьба, – напомнил ей инструктор.

– Значит, ты мне отказываешь?

– В тренировках – нет. В корректорах – да. Если бы я знал, что вместе с жировыми отложениями у тебя начнут сжигаться и клетки мозга…

– Ты еще пожалеешь, что так обошелся со мной! Ты очень пожалеешь! – и Зина громко хлопнула дверью.

Закрыв глаза, Стражнецкий лежал на кушетке и млел от удовольствия. Над его лицом работала массажистка, мастер по маникюру обрабатывала ногти, а в ногах копошилась педикюрша. Костик лениво подумал: как приятно все-таки избавиться от всего старого, отжившего, ненужного, будь то ороговевший слой кожи, отросшие ногти или нелюбимая жена.

Алина. Неужели они снова будут вместе? Это казалось ему чем-то невозможным. Он вспомнил, как решительно она порвала с ним, узнав, что он женится на Катюшке. Словно они и не встречались три года. С тех пор прошло пять лет. За это время Алина не сказала ему ни слова о личном. Они общались только по работе – как главред с главредом. Он даже сомневаться стал, любила ли она его. Разве может любящая женщина быть такой последовательной, такой принципиальной? Ни разу не забыться, не поддаться порыву?

Не за горами тот час, когда он задаст ей эти вопросы. Сейчас нельзя. Надо разрулить проблемы с Катюшкой, отжать себе побольше имущества. Молодой, красивый, богатый… Весь мир будет у его ног. И он, наконец-то, заживет настоящей, полной жизнью, а не такой, как сейчас – «подготовительной», черновой…

– Константин Ильич, вы не против выступить перед участниками праздничного вечера с приветственной речью? – в трубке раздался искусственно приветливый женский голос. – Вы один из наших лучших выпускников, представитель уважаемой партии «России верные сыны», и мы решили доверить эту честь вам…

Конечно, он выступит. Через три дня он идет на большое интересное мероприятие. Шутка ли – его родному химфаку семьдесят! Соберутся выпускники разных лет, будет грустно и радостно одновременно. Таких высот, как он, с его курса не достиг никто. Он появится на празднике как хозяин жизни, но будет вести себя скромно и приветливо. В этот вечер он забудет, что он особо важная персона, и будет доступен для общения каждому смертному.

Благостный ход его мыслей прервал телефонный звонок:

– Да, Давид Маркович… я весь внимание… что? Он так и не объявился?… признать без вести пропавшим?.. делайте в моих интересах то, что считаете нужным. Вы знаете, я умею быть благодарным.

Безупречный лоб Костика, только что расслабленный руками умелой массажистки, точно молния, прорезала морщинка. Опять перед ним преграда! А ведь каких-то полтора-два месяца назад он был уверен, что огромный куш вот-вот приплывет в его карман. Как вдруг выяснилось непредвиденное…

Но он не намерен пасовать перед трудностями. Он уже много сделал для того, чтобы получить свои деньги. И продолжит за них бороться любым… практически любым способом. В том, что деньги действительно «его», Костик не сомневался.

К химфаку Стражнецкий подъехал ровно к шести. Прибыть раньше было бы несолидно для человека его ранга. Явиться позднее, как он обычно и делал – означало проявить неуважение к обществу. А в этот вечер, как ни в какой другой, ему хотелось быть простым, открытым и доступным.

– Константин Ильич? – подскочила к нему секретарь декана. – Пойдемте, я проведу вас в президиум.

– Зачем? Я в зале где-нибудь найду себе место, – иногда Стражнецкому нравилось притвориться скромником.

– Нет-нет, все, кто будет выступать с речью, должен сидеть в президиуме. Тем более, вы наш особо важный гость…

Как бы нехотя, Костя дал себя увлечь на сцену, где за длинным столом, покрытым красным бархатом, уже сидело несколько человек. В их числе Стражнецкий с неудовольствием заметил Ларису Маркову, которая училась на курс его младше. В свои 35 она вот уже три года руководила крупным химическим производством «Эмск-Пласт», что почему-то раздражало Костю. Куда приятнее было считать, что высот в этой жизни достиг только он из выпускников. И хотя рядом с Марковой сидел доктор наук, который некогда учился на два курса младше Кости, он не вызывал у него ревностных чувств. Ученых Стражнецкий почитал за чудиков. В самом деле, так ли они умны, чтобы по собственной воле отказаться от «нормальной» карьеры и денег? Ну, призвание. Так никто не мешает тебе завести домашнюю лабораторию, как это сделал он, и химичить в свободное время для души…

– Дорогие выпускники! Рад приветствовать вас на 70-летии нашей альма матер! – провозгласил декан, и все зааплодировали. – …минули годы… не растеряли пытливости ума… высочайшие научные достижения… на благо нашей родины…

Уже на второй минуте этого спича Костя отключился на свои мысли. Однако ж, какой пройдоха этот Семен Борисович. Как два года назад заступил на должность декана, тут же его нашел, хотя до этого они не были знакомы. Сам позвонил, пригласил на рюмку коньяка. А в процессе смакования этого одного-единственного бокала как бы между делом посетовал на отсутствие жалюзи в кабинетах, на устаревшее оборудование в лабораториях… нельзя ли продавить эту тему в Эмской раде? А еще лучше – рассказать о проблемах народного образования двум-трем меценатам? А вот о закупках беспокоиться не стоит… достаточно денежных пожертвований, все необходимое они приобретут сами. Обсудят с коллегами, придут к оптимальному решению…

Тогда Костя пообещал Семену Борисовичу всяческое содействие, но сам и палец о палец не ударил. Вымогательство под видом заботы о родном учреждении насмешило его. Он думал, что декан обидится на его «нечуткость» и больше не побеспокоит. Не тут-то было.

Видимо, Семен Борисович внимательно наблюдал за успехами выпускников. Не так давно стало известно, что «Эмск-Пласт», которым руководила Лариса Маркова, назначил несколько именных стипендий лучшим студентам химфака. А трое самых-самых по итогам года отправились на месячную стажировку в Японию – за счет «Эмск-Пласта». Костя нисколько не удивился, когда узнал, что один из этих троих был племянником Семена Борисовича, а второй – его приемным сыном от второй жены.

Благодаря еще четырем-пяти выпускникам, занимавшим различные посты на химпредприятиях области, на факультете были оборудованы новые лаборатории, закуплен мультимедийный класс… да и много чего другого сделано полезного. Правда, примерно в то же время у Семена Борисовича появилась еще одна квартира, а у его любовницы – доцента кафедры строения вещества – новая машина.

– …того, кто вас выводит в люди, – продолжал тем временем декан, – кто вас выводит в мастера…

Стражнецкий усмехнулся: ему этой лжепатетикой мозги не запудришь. Он здесь вовсе не за тем, чтобы выслушивать жалобы Семена Борисовича на бедность. Он пришел отдохнуть, расслабиться, приоткрыть дверь в новую жизнь. Перспективы виделись светлыми, будущее – гармоничным и устроенным. Он разведется с Катюшкой, получит от нее солидное отступное, потом то самое наследство – а это куш еще более серьезный. Изберется в Госдуму. Возможно, действительно женится на Алине и увезет ее с собой в Москву. Ольга, наконец-то, скажет, что он поступил правильно, а Аглая… ну, она его, безусловно, поймет. Трудно представить, что с ее цинизмом она и в самом деле верит в какую-то там любовь. Они по-прежнему останутся деловыми партнерами… ну и в дружеском, ни к чему не обязывающем, сексе он ей не откажет. Ничего не попишешь, раз того требуют интересы бизнеса… Словом, все должно было разрулиться наилучшим образом.

Его мысли прервал звонкий голос ведущей:

– Сегодня в этом зале находится один из наших лучших выпускников – главный редактор городской газеты «Помело», депутат Эмской Рады, член политсовета партии «России верные сыны» Константин Стражнецкий. Константин Ильич, просим вас к микрофону!

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – Стражнецкий приветствовал зал своим задушевным баритоном, и все притихли. – Как здорово смотреть в зал и встречаться глазами с добрыми старыми друзьями. И пусть жизнь разбросала нас, хочется верить, что наше братство незыблемо, наша дружба нерушима, и мы, как и 15, 20, 25 лет назад верны своему высокому призванию – Ее Величеству Химии. Верны друзьям. Верны себе.

На этом пафосном месте Костя, как заправский актер, взял паузу и обвел зал медленным проникновенным взглядом. Публика затаила дыхание. На оратора устремились сотни глаз: восхищенных, растроганных, ревнивых, завистливых… На место он удалился под бурные и продолжительные аплодисменты.

– Про Ее Величество Химию – это вы сами придумали? – едва он спустился со сцены, его взяла в оборот одна из выпускниц лет на десять младше. – Меня зовут Настя.

– И вы хотите получить мой автограф? – улыбнулся Костя.

– Ага, с вашим номером телефона, – и Настя откинула назад прядь волос. – Мы ведь с вами сегодня потанцуем?