Няка Танк Таня

– Мне в общих чертах знакома эта работа, – важно отвечала Криворучко. – Зин, а почему ты в черном? Ты же так любила яркие цвета…

Жестом, полным значительности, Рыкова опустила вуаль и уставилась на свои стриптизерские босоножки.

– Цвет жизни для меня поблек, – скорбно поведала она, – после того, как я пробыла замужем ровно сутки…

– Пипец! Этот красавчик оказался подлецом и слился уже на второй день?

– Да… слился… в царство теней, – еще печальнее отвечала Рыкова и вдруг расхохоталась: – Зато кое-что оставил мне на вечную память!

– Ты ждешь маленького? – умилилась Оксана.

– Я жду большого. Наследства.

– Так этот няка оказался еще и богатеньким? Везет! И сколько у него было?

– Так много, что свою личную жизнь я устроила буквально через минуту после его кончины. Оказалось, что в меня давно влюблен весьма достойный мужчина, который до этого при встрече со мной терял дар речи…

– Няка?

– К счастью, нет. И… если хочешь сберечь нашу дружбу, больше никогда не произноси при мне это слово.

А спустя час Рыкова дефилировала по перрону Эмского вокзала. Олег Петрович одной рукой цепко держал ее локоток, а другой – пафосный букет из дорогого салона.

– Только бы она это не увидела, – бормотала Зинка. – Только бы она не узнала…

Когда Корикова показалась в дверях вагона, Рыкова бросилась в гущу встречающих, забыв о своих шпильках.

– Лови! – и она метнула подруге букет.

Алина лишь чудом успела ухватить его за краешек ленты.

– У Галинки загородный языковой лагерь, – как бы извиняясь, сообщила она подруге. – А Костик, наверно, отсыпается после выборов. Он ведь прошел? Я что-то не могу до него дозвониться…

– Еще как прошел. Только что по новостям передали: семьдесят три процента голосов!

– Этого и следовало ожидать, – пробормотала Алина. – Он очень популярен среди избирателей.

– И не только, – в сторону буркнула Рыкова. – Но поспешим. Предлагаю обмыть твое возвращение в «Фортеции». VIP-кабинет уже ждет нас. Заодно кое с кем познакомлю. Олег Петрович, распорядитесь насчет багажа моей подруги!

– Кто это? – Алина проводила водителя недоуменным взглядом.

– Все расскажу за чаркой доброго вина, – Рыкова хлопнула ее по плечу и пошатнулась. – За эти три недели, пока тебя не было, я прожила целую жизнь!

– Но что означает этот костюм? И где твой кубинский загар? Вы что, никуда не поехали? Ты мне ни слова не сообщила!

– Да и ты тоже хороша: ни с того, ни с сего укатила из города, отключила телефон, – и осторожно добавила: – У тебя что-то случилось?

– Да нет… Впрочем, я сама не знаю…

– «Эмский блестящий»! Свежий выпуск! Телепрограмма, гороскоп, неблагоприятные дни, лунный календарь! – мимо них на роликах проехал юный распространитель прессы.

Тотчас Рыкова схватила подругу за руки, словно пытаясь повернуть к себе.

– Зин, ты что?

– Прости, чуть не сверзилась с этих каблучищ!

– «Эмский блестящий»! Только самое интересное! – парень вновь прокатил мимо них.

Корикова проводила его долгим взглядом, а Рыкова закусила губу.

– А вот и наша машина, – с нарочитой веселостью заговорила она. – Вон и Олег Петрович нам машет. Поспешим!

Когда они обе уселись на заднем сиденье, Алина вдруг тихо спросила:

– Мне показалось?

– Чего-чего? – Зина хваталась за любую возможность отвлечь подругу. – Нет, не показалось. Это действительно Ауди А8.

– Я тут подумала, – растерянно улыбнулась Алина. – Давай купим «Эмский блестящий».

– Хочешь поглазеть над нового альфонса Лилианы Козловой и последний ботокс Вики Кержаковой? Я-то думала, ты выше этого чтива…

– Я сейчас, – и Корикова дернулась к двери.

– Олег, но! – в ту же секунду скомандовала Рыкова.

– Мне надо купить этот журнал, – Алина повернула к ней неожиданно раскрасневшееся лицо. – Понимаешь? Надо!

– Понимаю. Не надо, – сдалась Зинка. – Я тебе и так все расскажу. В общем-то, и рассказывать нечего. Вчера он по ящику объявил, что если победит на выборах, то любимая женщина согласится выйти за него замуж. Он победил. Любимая женщина, видимо, согласилась. Они вместе уезжают в Москву. Сегодня вышел журнал с их физиями на обложке. В блиц-интервью сказано, что он, наконец-то, нашел настоящую любовь.

– Настоящую любовь, – едва слышно прошептала Алина.

– Я же говорила, что это беспринципнейший подонок.

– Нет, Зин, он не подонок.

– А кто? Многогранная рефлексирующая личность?

– Он просто в очередной раз не справился. Не выдержал. Проиграл себе самому.

– Уверена, он считает, что, наоборот, выиграл.

– Он хотя бы не обидел жену и мальчиков?

– Там еще комментарий есть Катюшкин. Она говорит, что он благородно оставил все ей и детям.

– Он оставил им все? – Алина слабо улыбнулась. – У меня гора с плеч упала. Знаешь, я почти счастлива, Зин. Не все еще потеряно…

– Хочешь побороться за свое счастье? Одобряю! Да мы с тобой все перья повыдергаем у этого блудливого фламинго!..

– Нет-нет, с головы фламинго не упадет ни одно перо, – усмехнулась Корикова. – Не все еще потеряно для него… вообще. А для меня – уже все.

– Ну, не такая ты еще и старая. Сейчас коньячку накатим за нашу верную дружбу, и ты мигом забудешь про этого кондома!

– Ты же знаешь, я не п… – Алина остановилась на полуслове. – А, впрочем, у меня, кажется, появилось настроение.

– Михаил? Очень приятно познакомиться, – Корикова протянула руку мужчине в черном. – Если честно, Зина все уши мне о вас прожужжала. Но… почему вы оба так мрачно одеты?

– Алин, это не Михаил, – заговорщически ткнула ее в бок Рыкова и подмигнула Поху.

– Я что-то напутала? – смутилась Алина. – Вы извините, я была уверена, что жениха моей подруги зовут Михаил…

– Действительно, три недели назад у меня был жених и даже муж по имени Михаил. Пока я не встретила Андрея, – и Рыкова чмокнула Поха в щеку.

– Зина, – не найдя, что сказать, Корикова опустилась в кресло. – Такого я не ожидала даже от тебя…

– Может быть, ты считаешь меня безнравственной? Или, не дай бог, легкомысленной? Так знай: моя совесть чиста. Я вдова и, соответственно, имею право на личную жизнь. Согласна, что рановато, но…

– Предлагаю выпить за знакомство, – шепотом сказал Пох и разлил коньяк по рюмкам.

– Но почему вы шепчете? У вас горло болит?

– Иногда лучше шептать, чем говорить, – отвечал Андрей. – Со включенным звуком это будет так. Терпимо?

– Очень необычно… но я постараюсь привыкнуть, – Корикова едва сдержалась, чтобы не поморщиться.

Разом осушив рюмку, Алина уставилась на подругу:

– Ты вдова? Поэтому носишь этот траур?

– Нужно же соблюсти хоть минимальные приличия, – и Рыкова закинула ногу на ногу. – Скажи, эти шортики не слишком пуританские?

– Сумасшедшая, – и Корикова взорвалась смехом. – Да что же вы тут натворили, пока меня не было? Надеюсь, это не вы… ну, укокошили этого Мишу?

– Вот это другое дело, – чокнулась с подругой Рыкова: – Здоровое чувство юмора. Давайте еще по рюмке, и Андрей расскажет тебе всю нашу историю.

– Отлично, – оживилась Алина. – Хоть про чужую любовь послушаю.

– Там, где любовь – там всегда проливается кровь, – напомнила Рыкова. – Ты как, крови не боишься?

– А морковь, морковь там будет? – заливалась захмелевшая Алина.

– Кроме шуток. Путь к нашему с Андреем счастью оказался усеян трупами. И о некоторых из них тебе хорошо известно.

Корикова вздрогнула и как будто протрезвела:

– Кибильдит? Ревягина? Вам что-то удалось выяснить?

– Всё, – веско отвечал Пох.

– Я бы даже сказала: абсолютно всё, – самодовольно добавила Рыкова: – Тебе как, с Ульяны интересно или с самого начала? Ну, Андрюх, запе-вай.

Максим Брусникин рос самым обычным, в меру сообразительным, в меру шаловливым, в меру послушным ребенком. Одно в нем было, не как у людей – очень смазливое личико. Когда мать шла с ним по улице, женщины пожирали его глазами.

– Какой у вас красивенький мальчик! Аленом Делоном вырастет, – то и дело слышала Мария Брусникина.

А одна тетка как-то простодушно поинтересовалась:

– У вас, наверно, муж очень красивый?

– Муж как муж, – буркнула та.

Дело в том, что Мария Брусникина была женщиной довольно заурядной внешности, а мужа у нее и вовсе не было. Закончив школу, она съездила на турбазу. А ближе к новому году стало очевидно, что в семействе ожидается прибавление. Была ругань, отец рвался призвать похабника к порядку… но оказалось, что Мария не знает о своем летнем друге ничего, кроме имени, и того факта, что он женат.

Родители опасались, что непутевая дочка продолжит в том же духе, но тихая туповатая девушка больше не дала им поводов для переживаний. Она выучилась на швею и устроилась работать на фабрику. Со временем стала брать заказы на дом. Оказалось, что у нее золотые руки. Клиентов прибывало, поэтому она все чаще привлекала к помощи сына. Уже в шесть лет Максик обводил мелом лекала и пришивал пуговицы, в восемь проложил первую ровную строчку, а в тринадцать сшил себе костюм под «варенку». Появившись в нем на школьном «огоньке», он произвел фурор.

– Продай, а? – прямо на дискотеке к нему подошел Стас из восьмого «В», один из первых модников школы.

– Не могу. Но если достанешь ткань, я тебе такой же сделаю.

– Что-что? Ты? Хочешь сказать, это не фирма?

– Не, это я сам пошил, – покраснел Брусникин. – Только не говори никому.

– Могила. Материал достану. Сколько возьмешь?

– Нисколько, – отвечал дальновидный шестиклассник. – Только если тебя будут спрашивать, почем костюм, говори – стольник.

Следом за Стасом к Максиму выстроилась очередь из желающих приобрести «вареный» комплект. Заказов было так много, что Брусникин спал по 4–5 часов в сутки и совсем забросил учебу. Зато за месяц заработал шестьсот рублей.

Вскоре после уроков его задержала учительница по химии.

– Макс, – сказала она, – я не узнаю тебя в последнее время. Ты был лучшим в параллели. И что я вижу сейчас? Как понимать твою вчерашнюю контрольную? Извини, за такое я могу поставить только «три». Что с тобой происходит?

– Да я сам не знаю, Светлана Борисовна. Но я возьму себя в руки…

– Может быть, ты влюбился? Или плохо себя чувствуешь? А, может, тебе сам предмет перестал нравиться?

– Химия мой любимый предмет, Светлана Борисовна. И ведете вы отлично. Обещаю вам взяться за ум.

– Да, возьмись, и побыстрее. Через две недели у нас районная олимпиада. Мы возлагаем на тебя большие надежды.

После этой беседы Брусникин решил брать не больше двух заказов в месяц. Этих денег ему и так будет выше крыши. К выгодной работе он вернется позднее, как закончит школу. Может, даже откроет кооператив. Заработает на машину, а потом и… Он задумался: о красивой жизни у него не было никакого представления. Он долго размышлял, на что будет тратить деньги, но идей у него так и не появилось.

Химия увлекала его все больше. Он стал своим человеком в лаборантской Светланы Борисовны, где та показывала ему интересные реакции сверх школьной программы. По другим же предметам он перебивался с тройки на четверку. Но поскольку Брусникин регулярно привозил дипломы с химических олимпиад, другие предметники не особо его доставали и даже завышали оценки.

В одиннадцатом классе он занял первое место на областной олимпиаде, а затем – и на всероссийской. Это означало автоматическое зачисление в столичный вуз. Так в 17 лет Максим отправился в Москву. Но гранит науки он грыз совсем недолго.

Как-то на улице к нему подошла худощавая ярко накрашенная женщина.

– Отличная фактура, – сказала она ему. – Не хотите подработать? Я из модельного агентства «Винтаж».

– А что нужно будет делать? – заинтересовался Брусникин.

– Работа бывает разная. Дефиле, рекламные ролики, фотосессии для глянца… У нас часто бывают заказы на ваш типаж.

С деньгами у Максима было неважно. Он хоть и получал повышенную стипендию, но этого было явно недостаточно для жизни в столице. Поэтому он явился в модельное агентство. Его внешность привела всех в восторг.

– Потрясающе! – восхищалась арт-директор и по совместительству модель Надин. – Волосы оставим длинными, только чуть смоделируем. Вы знаете, у нас как раз пришел заказ на рекламу конфет «Амадей».

Вскоре на экраны вышел первый ролик с участием Максима. С голым торсом он лежал на шелковых простынях, делая вид, что спит. В комнату входила блондинка с коробкой конфет и будила его поцелуем. Он надкусывал одну из конфет, перелетал на несколько веков назад и вот уже в бархатном камзоле бурно музицировал за клавесином в окружении свечей. В финале блондинка многозначительно шептала: «Амадей… Гениально».

Это было время, когда фэшн-бизнес в России только расцветал. Мужчин-моделей традиционно не хватало, поэтому Брусникин был нарасхват. Длинные глянцевые волосы, почти черные горящие глаза и худощавое, но гармоничное телосложение – с такими данными он вскоре стал самым востребованным манекенщиком в Москве. Он перемещался со съемки на дефиле, с дефиле на примерку, с примерки на фотопробы. Он стал завсегдатаем вечеринок, презентаций и вернисажей. Внимания было хоть отбавляй.

Как-то после показа в честь визита Педрини к нему подкатил холеный мужчина хорошо за сорок. На лацкане его итальянского пиджака «в талию» алела бутоньерка, а шея была задрапирована в шелковое кашне. Брусникин не сразу уяснил, что от него нужно. А когда понял…

– Ну зачем же ты так с Игорем Моисеевичем? – смеялась в раздевалке Надин, натягивая колготки прямо на голое тело. – Совершенно безобидный гомосек. Щедрый, кстати. Он только что с Юрочкой из «Авантажа» расстался, сейчас ищет новую любовь.

– Терпеть не могу извращенцев, – возмущенно отвечал Максим. – Это не для меня.

– А что тогда для тебя? Почему ни с кем не мутишь? Может, тебе либидо проверить?

Брусникин не знал, что такое либидо, но понял, чем интересуется арт-директорша.

– Да все у меня в порядке, – чуть смутившись, отвечал он. – Просто времени катастрофически нет. На учебе уже недели две не был…

– Да бросай ты эту учебу! Что это за профессия такая – химик? – пренебрежительно заметила Надин, застегивая лифчик. – Сейчас заводы один за одним закрываются. Туда им и дорога. Не пропадем. Все, что надо, за границей купим. В совке как не умели ничего делать, так и не научатся.

– Это… это мое призвание, – тихо сказал Брусникин и покраснел.

– Как-как? Призвание? – глумливо рассмеялась арт-директор. – У нормальных людей призвание одно – нарубить капусты, забить на работу и цедить коктейли, лежа в шезлонге у собственного бассейна где-нибудь на Адриатике. Остальные – лузеры и мечтатели, оторванные от реальности.

– У меня мечта, – продолжал Максим. – Хочу создать такое лекарство, которое задерживало бы старение мозга, чтобы человек как можно дольше сохранял способность мыслить. Мыслить ярко, свежо – как на пике умственных способностей.

– Лучше бы ты создал лекарство, которое задерживало бы старение вот этого, – и Надин вызывающе сжала ладонями своим мальчишечьи ягодицы. – Уверяю, ты бы озолотился. Ты смог бы купить…

Модель азартно завращала зрачками, представляя желанные приобретения.

– Да не нужно мне это! – перебил ее Максим. – И агентство мне твое надоело! Сам не заметил, как забросил настоящее дело и занялся этой ерундой.

– Ты, конечно, можешь от нас уйти, – обиженно заговорила Надин. – Но подумай о своем будущем. Еще четыре года нищенского существования в институте, а дальше – полная неизвестность. Какая, на хрен, химия? Ты словно не от мира сего, Макс. Посмотри, какие специальности на подъеме. Юристы зашибают деньгу, мама не горюй. Экономисты нарасхват. А кто ты? Спускайся на землю, мальчик!

С этими словами Надин подошла к нему и, совершенно неожиданно обвив ногой его талию, поцеловала в губы. В этом жесте не было ни симпатии, ни страсти, один только каприз зрелой и уверенной в себе особы.

– Ну как? – надменно поинтересовалась она, всматриваясь в его глаза. – Понравилось? Хочешь продолжения?

Максиму недавно исполнилось 18 лет, но у него за спиной не было ни одной романтической истории. Он порой сам себе удивлялся: все парни как парни, влюбляются в кого-то, страдают, один из класса даже вены резал… а он один такой стоик. Девчонки строят глазки, а ему хоть бы хны. Он какой-то не такой, что ли? Нет, хватит, пора становиться настоящим мужиком…

– Я тебе, что, не нравлюсь? – Надин по-своему расценила паузу.

– Нет, что ты…

– Ты забыл добавить, что давно мечтал об этом, – насмешливо поправила его модель. – Мечтал ведь?

– Мечтал, – лицемерно кивнул Максим.

…Он вышел из квартиры Надин довольно скоро, улучив момент, когда после неудачной попытки сблизиться она отправилась в душ. Шагая в общагу по ночному городу (денег было не так много, чтобы тратить их на такси), Максим обдумывал открывшуюся ему вдруг истину: женщины ему неинтересны. Ни издали, ни вблизи. Вообще никак.

Брусникин думал, что арт-директор разочарована так же, как и он. Не тут-то было. Когда через день он явился на съемку, Надин состроила озабоченную гримаску и доверительно шепнула:

– Да не расстраивайся ты так. Ты просто переволновался. Такое бывает, когда красивая девушка неожиданно говорит «да». Ничего, сегодня завершим наш проект.

Брусникин отработал съемку в дурном настроении, надеясь улизнуть от Надин под предлогом сдачи зачета. Но она перехватила его у самого выхода.

– Дурачок, – она провела рукой по его волосам. – проблемы надо решать сразу, а не ждать, когда они застареют. Я ведь вижу, что нравлюсь тебе.

…Через две недели Максим переехала в двушку Надин. Он немного привык к женскому телу, но страсти взяться по-прежнему было неоткуда. Тем не менее, несколько раз у него что-то получилось. С ужасом он понял, что прилив желания у него вызвал неожиданно всплывший в голове образ Стаса из 8 «В». Открытие не обрадовало. Брусникин решил, что сделает все, чтобы «перевоспитаться».

Тем временем Надин привязывалась к нему все больше и больше.

– Ты такой трогательный, чистый, – как-то прошептала она ему. – Так не похож на тех, кто у меня был раньше… Мне кажется, ты меня даже любишь. Правда ведь?

Брусникин кивнул, неохотно обнимая подругу.

В конце второго курса его отчислили из института. Профессор Румянцев до последнего хлопотал за него перед деканом, но потом отступился и он. У него уже не осталось аргументов в пользу якобы талантливого ученика. За последний семестр Брусникин показывался на лекциях от силы пять раз…

– Ура! Наконец-то мне выпал счастливый билет! – встретила его дома Надин. – Представляешь, одна французская фирма выбрала меня лицом своего нового крема для увядающей кожи!

– Но тебе же всего двадцать восемь, – на автопилоте выдал Максим, хотя в глубине души считал подругу довольно старой.

– Откуда ты знаешь? – вспыхнула Надин. – А впрочем… В нашем деле так: в 25 лет мы рекламируем продукцию для тех, кому за сорок. А товары для тридцатилетних представляют выпускницы школ.

– Не понимаю, кому нужен этот обман.

– Условия, конечно, очень жесткие, – возбужденно продолжала Надин. – Представляешь, при наборе веса свыше двух килограммов – расторжение контракта с выплатой неустоек. Знаешь, каких? Да мне ни в жизнь не расплатиться…

– Значит, ты уезжаешь в Париж? – вздохнул Максим. – Что ж, и я отправлюсь обратно.

– Только не говори мне, что хочешь вернуться в свой Задротск, – рассмеялась Надин. – Я, между прочим, хочу взять тебя с собой. Уверена, что для тебя там тоже найдется работенка. Ну как?

– В Париж? – оживился Брусникин. – А что, это интересно. Тут мне терять все равно нечего.

В глазах Надин мелькнула обида. Максим понял, что допустил оплошность.

– Мне было бы очень тяжело расстаться с тобой, – выдавил он.

– Ты бы ждал меня? – обняла его Надин.

– Конечно.

– И дождался бы? – прямо в ухо нежно шепнула она.

Максим терпеть не мог этих телячьих нежностей. Сцепив зубы, он отвечал:

– Обязательно.

Надин долго смотрела ему в глаза и, наконец, сказала:

– Нам надо поставить штамп. Я могу привезти тебя в Париж только в качестве мужа. Во Франции репутация для модели значит очень многое… Почему ты замолчал?..

– Это так неожиданно, – справившись с эмоциями, улыбнулся Брусникин. – Я думал, для любви штамп не нужен.

– Штамп нужен для репутации, – жестко отвечала Надин. – В том числе, и для твоей. Ты ведь не хочешь, чтобы тобой начали активно интересоваться господа вроде Игоря Моисеевича?

Максим вздрогнул. Он жил с Надин уже год, но мысли о мужчинах с каждым месяцем становились все навязчивее. Огромных сил ему стоило бороться со своей природой. Но он решил противостоять соблазнам до последнего.

– Игорь Моисеевич? – деревянно расхохотался Максим. – Прекрати подкалывать меня этой голубизной.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – Надин обвила рукой его бедра и увлекла к зеркалу: – Посмотри сам, какая мы красивая пара. Нас ждут великие дела. Увидеть Париж и умереть!

А через полтора года она точно так же стояла перед большим зеркалом их квартирки в пригороде Парижа и причитала:

– Это конец! Я пропала! Пятнадцать кило за три месяца! Чертовы гормоны!

– Ты бы хоть халат накинула, – снисходительно заметил Брусникин. Округлившаяся жена нравилась ему еще меньше, чем худая.

– Что мне делать, Макс? – истерила Надин. – Что будет с моим контрактом? Через две недели начинаются съемки нового ролика! Даже если я вообще прекращу есть, то все равно не войду в форму!

– Может, попить чего-нибудь? Я слышал: есть всякие таблетки, порошки…

– Знаешь, сколько я их уже выпила?! Это все для офисных клуш, которые могут растянуть процесс хоть на полгода! Когда, наконец, создадут профессиональные препараты для моделей? Вот ты придумал бы что-нибудь такое для меня. А то – лекарство для омоложения мозга… Кому оно нужно?

– Ты серьезно? – удивился Максим.

– Серьезнее не бывает! Это для меня вопрос жизни и смерти.

– Но как я это сделаю?

– Да обычно! Поройся в книгах, найди рецепты каких-нибудь помпадурш и попытайся воссоздать. Я готова бесплатно протестировать все это на себе. Только учти: мне нужен самый убойный коктейль!

Некоторое время Брусникин смотрел на жену, как бы обдумывая ее предложение. Затем весело сказал:

– А что? Это интересно. Знаешь, я все-таки скучаю по лаборатории…

Уже через три дня он поднес Надин стакан пахучей желтоватой жидкости.

– Это урина? – перекосилась та от отвращения. – Впрочем, давай. Мне сейчас выбирать не приходится. Фу, мерзь какая..

А спустя четыре дня Надин констатировала, что потеряла пять кило. Правда, и чувствовала себя хуже некуда. Она горстями пила таблетки от головной боли и практически перестала спать. Часто ей приходилось прилечь, чтобы успокоить сердце: пульс временами зашкаливал за сто.

– Мало, мало, – бубнила она. – Где ты прячешь эту мочу? Почему даешь мне только три стакана? За неделю мне нужно сбросить еще десять кило.

– Больше трех я боюсь, – честно признался Максим. – Мне и за три-то стакана страшно, если честно. В этой моче, как ты ее называешь, содержатся очень сильные вещества. По сути, это яды.

– Красота требует жертв!

– Но не таких же, Надь. Никакой контракт не стоит твоего здоровья…

– Меня убивают не яды, а мое отражение в зеркале! Что может быть омерзительнее этих окороков? – и она защипнула руками валики на боках.

– Я бы на твоем месте подумал о коже, – важно заметил Максим. – Свежестью ты не пышешь. Мягко говоря.

Надин метнулась к зеркалу. С полминуты она критично рассматривала свое отражение. Да, носогубные складки стали более выраженными, а под глазами сгустились тени…

– А, ерунда! Замажем! Шпатлевка-то на что?

– Надь, у тебя скулы… – начал Максим.

– У меня аристократические скулы! – перебила его Надин. – Педрини назвал меня русской Стеллой Теннант! Я тебя очень прошу: налей мне еще стаканчик этой урины.

– Я боюсь за тебя, Надь…

– Хватит ныть! – взбеленилась она. – Где ты ее прячешь?

– Не скажу. Ты не в себе.

– Тогда… тогда… – Надин быстро обшарила комнату взглядом и подошла к столу. – Тогда я сейчас возьму этот нож и… и… прямо у тебя на глазах перережу себе горло!

– Ты свихнулась на своем похудении! – шагнул к ней Брусникин.

Надин молниеносно занесла нож:

– Не подходи!

– Быстро положи на место! – у Максима дрогнул голос.

– Что, щенок, наклал в штаны? – злобно расхохоталась Надин. – Где ты прячешь канистру с этой дрянью? Живо показал!

И она шагнула на него с тесаком.

– Надя, что с тобой? – Максим невольно сделал полшага назад. – Пожалуйста, не надо так шутить.

– Я не шучу! Раз, два, три… считаю до десяти! – и она поднесла нож к своей шее.

– Пять… шесть… Ну же, не толкай меня на грех! Семь…

Брусникин тронулся с места на счете «восемь».