Ключи от твоего сердца Гувер Колин
И вот он снова называет меня Лейк…
– Это всего-навсего идея…
– Всего-навсего дурацкая идея!
Мы оба умолкаем, потому что менее дурацких идей ни у кого из нас в наличии не имеется. Не поднимая головы со спинки дивана, я краем глаза наблюдаю за Уиллом: руки сцеплены на затылке, взгляд устремлен в потолок, челюсть напряжена, он рассеянно хрустит суставами пальцев.
Сейчас он одет не как преподаватель: простая белая облегающая футболка, серые спортивные брюки, почти как у меня. Я вдруг замечаю, что у него мокрые волосы. Уже несколько недель мы не оставались наедине, я уже начала забывать, как он пахнет. Сделав глубокий вдох, я наслаждаюсь ароматом его лосьона после бритья – так пахнет воздух в Техасе перед самым началом дождя.
За левым ухом у него осталась маленькая капелька пены для бритья, я осторожно стираю ее. Он хмурится, поворачивается ко мне, и я тут же поднимаю палец, чтобы доказать ему, что коснулась его не просто так, но он вдруг берет меня за руку и вытирает мой палец о свою рубашку.
Уилл прижимает мою ладонь к груди, и мы молча смотрим друг на друга. Я чувствую, как бешено колотится его сердце. Это все очень неправильно, но вместе с тем по-другому просто и быть не может. Моя рука, по-прежнему лежащая на его груди, опускается и поднимается в такт его дыханию. Уилл смотрит на меня совсем как сегодня в классе. Но на этот раз моя реакция оказывается намного сильнее, и мне приходится изо всех сил сдерживать себя, чтобы не поддаться искушению поцеловать его. Я ждала этого разговора больше месяца, ведь он почти сразу начал делать вид, будто меня не существует, а мне еще столько нужно было ему сказать! Мне страшно даже думать, что, как только я выйду из этого дома, все вернется на круги своя, поэтому я решаю высказать все, что накопилось на душе.
– Уилл, – шепчу я, – я буду ждать тебя… буду ждать, пока закончу школу…
– Это очень долго, Лейк, – вздыхает он, закрывает глаза и легонько поглаживает мою руку большим пальцем. Я чувствую, как учащается его пульс. – За год многое может измениться.
Не знаю, что на меня вдруг находит, но я придвигаюсь к нему поближе и заглядываю в глаза – мне необходимо смотреть ему в глаза! – но он не отрывает взгляда от своей руки, которая медленно скользит вверх по моему плечу. На меня обрушивается шквал ощущений, подобный тому, который я испытала в тот вечер, когда мы впервые поцеловались. Господи, как я скучала по его рукам!
Уилл медленно и методично гладит меня по плечу, пальцы проскальзывают под майку, нежно обводят контуры моего тела. Уилл убирает ноги со стола и поворачивается ко мне. Лицо его отражает внутреннюю борьбу, но он все-таки наклоняется и прижимается губами к моему плечу. Я обнимаю его за шею и глубоко вздыхаю. Он тяжело дышит, покрывая поцелуями мое плечо, шею, комната начинает вращаться, и я прикрываю глаза. Его губы добираются до моего лица, приближаясь к губам, но тут он вдруг резко отстраняется. Я удивленно открываю глаза и обнаруживаю, что он внимательно вглядывается в мое лицо. Немного помедлив, он все-таки целует меня.
Раньше его поцелуи всегда были осторожными и нежными, а сейчас я ощущаю с трудом сдерживаемую страсть. Его ладони проникают под футболку, обнимают меня за талию. Я отвечаю на его поцелуи с таким же лихорадочным возбуждением, провожу рукой по его волосам и привлекаю его к себе, ложась на диван. Он уже готов прижаться ко мне, но вдруг резко привстает и отталкивает меня.
– Мы должны остановиться. Так нельзя… – зажмурившись, стонет он, откидываясь на спинку дивана.
Я обнимаю его за шею, не обращая внимания на его слова, глажу по волосам, целую и ложусь ему на колени. Он снова обнимает меня за талию, привлекает к себе и отвечает на мой поцелуй еще более страстно, чем раньше.
Уилл прав – с каждым разом становится все лучше и лучше!
Нащупав низ его рубашки, я осторожно тяну ее вверх, на долю секунды наш поцелуй прерывается, и рубашка летит в сторону. Я жадно глажу его грудь и плечи, не отрываясь от губ. Он хватает меня за руки и прижимает к дивану, я ожидаю, что он вот-вот снова поцелует меня, но он отшатывается и вскакивает на ноги.
– Лейкен, вставай! – Он хватает меня за руку и рывком поднимает с дивана.
Я встаю, еще не успев прийти в себя и отдышаться.
– Мы не должны это допустить! – Хриплым голосом произносит он. – Я твой учитель! Теперь все изменилось, мы не имеем права!
Время для такой тирады выбрано крайне неудачно. У меня подкашиваются ноги, и я буквально плюхаюсь на диван, чтобы не упасть. Мне так не хочется, чтобы он жалел о том, что только что произошло между нами. На какое-то время все стало как раньше, а теперь я снова растеряна и не знаю, что делать…
– Уилл, я никому ничего не скажу, клянусь тебе!
– Прости, Лейкен, но это неправильно! – Он ходит по комнате из угла в угол. – Это плохо для нас обоих. Это плохо для тебя.
– Да откуда ты знаешь, что для меня плохо, а что хорошо?! – снова срываюсь я.
– Ты не должна меня ждать! – резко обрывает Уилл. – Я не позволю тебя жертвовать лучшим годом в твоей жизни. Мне самому пришлось слишком быстро повзрослеть, не хочу, чтобы и тебе пришлось оказаться в такой ситуации. Это нечестно! Лейкен, я не допущу, чтобы ты ждала меня!
Его поведение резко меняется, и как только с его губ срывается мое имя – мое полное имя! – мне кажется, что из комнаты откачали весь кислород. Я бы заорала, но у меня совершенно нет сил.
– Не собираюсь я ничем жертвовать, – едва слышно отвечаю я.
Он натягивает рубашку и отходит еще дальше от меня, встает за диваном, опирается на спинку и бессильно опускает голову.
– Моя жизнь состоит из сплошных обязанностей… – не глядя на меня начинает он. – Господи, да ты хоть понимаешь, что я воспитываю ребенка?! Я не смогу поставить тебя на первое место! Черт возьми, даже на второе! А ты… – Уилл медленно поднимает голову и смотрит мне в глаза. – Ты заслуживаешь лучшего, чем третье место!
Я забираюсь с ногами на диван, поворачиваясь лицом к Уиллу, и накрываю его ладони своими:
– Твои обязанности и должны быть для тебя на первом месте, вот поэтому я и собираюсь дождаться тебя. Уилл, ты хороший человек. Именно поэтому я и влюбилась в тебя, и не смей ругать себя за это!
Последняя фраза срывается у меня с губ, и только в этот момент я понимаю, что совершенно не управляю собой. Хотя я не жалею, что сказала это.
Он отталкивает мои руки, уверенно берет меня за плечи и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты в меня не влюбилась! – приказным тоном заявляет он. – Ты не имеешь права в меня влюбляться! – еще более жестко добавляет он. Я вижу, как на его скулах играют желваки, и чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. – Произошедшее между нами сегодня не должно больше повториться, – бросает он через плечо, подходя к двери. – И не повторится!
А я думаю о том, кого из нас он так отчаянно пытается в этом убедить.
Он выходит из дома, хлопнув дверью, я остаюсь в гостиной одна и хватаюсь руками за живот, меня безбожно тошнит. Если мне не удастся взять себя в руки, то я просто не смогу дойти до дома. Стараясь вдыхать через нос и выдыхать через рот, я считаю от десяти до одного, чтобы хоть как-то прийти в себя.
Этому несложному приему меня научил папа, когда я была еще совсем маленькой. Родители говорили, что у меня случилось «нервное перенапряжение». Папа обнимал меня крепко-крепко, и мы вместе считали от десяти до одного. Иногда я специально притворялась, что у меня истерика, чтобы он обнял меня. Сейчас я многое отдала бы за то, чтобы папа снова оказался рядом и обнял меня…
Дверь открывается, и на пороге появляется Уилл со спящим Колдером на руках.
– Кел проснулся и пошел домой, – тихо шепчет он. – Тебе тоже пора идти.
Я пребываю в полном смятении оттого, что случилось между нами, оттого, что теперь меня охватывает отчаяние, оттого, что он пытается казаться сильным, а я… Я слабая! Схватив ключи со столика, я бросаюсь к двери, но, проходя мимо Уилла, останавливаюсь и тихо говорю, глядя ему в глаза:
– Ну ты и кретин!
А потом выбегаю из дома, хлопнув дверью.
Влетев в свою комнату, я падаю на кровать, вся дрожа от рыданий. Ощущение отвратительное, но зато теперь я знаю, о чем будет мое стихотворение. Схватив ручку, я начинаю писать, то и дело вытирая капающие на тетрадку слезы.
Глава 7
You can’t be like me
But be happy that you can’t
I see pain but I don’t feel it
I am like the old Tin Man.
«The Avett Brothers». Tin Man[11]
Элизабет Кюблер-Росс[12] описывает пять стадий, через которые мы проходим после смерти любимого человека: отрицание, гнев, осмысление, депрессия и принятие.
Во втором семестре прошлого года, когда мы еще жили в Техасе, я выбрала одним из факультативов психологию. На очередном занятии мы обсуждали четвертую стадию, и тут в класс вдруг вошел бледный, как привидение, директор.
– Лейкен, ты не могла бы выйти в коридор на минутку? – тихо попросил он.
Директор Басс был очень милым человеком с солидным животиком и пухлыми руками. Он вообще был таким пухлым с ног до головы, что трудно даже представить. На дворе стояла непривычно холодная для весеннего Техаса погода, но у него в подмышках расплылись темные круги пота. Директора такого типа предпочитают сидеть в своем кабинете, а не разгуливать по коридорам и искать неприятностей на свою голову – обычно проблемы приходят к ним сами. Зачем же я ему понадобилась?
У меня тревожно засосало под ложечкой, я встала и медленно-медленно подошла к двери. Как сейчас помню, он не смотрел мне в глаза и всем своим видом выражал жалость ко мне. Но почему?
Выйдя в коридор, я увидела маму. По ее щекам стекали черные ручейки туши, и я сразу поняла, чтоґ случилось. Почему она здесь, а папы – нет.
– Не может быть! – разрыдалась я, а мама обняла меня и, покачнувшись, стала медленно оседать на пол. Я обхватила ее как могла крепко, но, вместо того чтобы поддержать, упала вместе с ней. В тот день в школьном коридоре мы с мамой пережили первую стадию горя: отрицание.
Гевин стоит перед классом, сжимая в дрожащих руках листок бумаги, откашливается и собирается с духом. Он выступает предпоследним.
Я не обращаю на него внимания, смотрю на Уилла и думаю о том, применимы ли эти пять стадий принятия только к тем случаям, когда умирает любимый человек. А если исчезает какая-то часть твоей жизни? Что тогда? Если принцип развития событий такой же, то я наверняка по уши увязла во второй стадии – в стадии гнева.
– Как называется твое стихотворение, Гевин?
Уилл сидит за столом и делает пометки в блокноте, слушая выступления учеников. Как же он меня бесит – такой внимательный, сосредоточенный на чем угодно, только не на мне! Меня бесит, что из-за него я чувствую себя огромной невидимой бездной! Меня бесит, как он грызет кончик ручки! Ведь еще вчера вечером эти губы, которые сейчас касаются кончика гадкой красной ручки, целовали мою шею!
Я изо всех сил пытаюсь отогнать воспоминания о вчерашнем поцелуе, но это не так-то просто. Не знаю, сколько времени мне потребуется, но я твердо решила избавиться от всех чувств, которые он у меня вызывает.
– Ммм, ну, вообще-то, оно никак не называется, – отвечает Гевин. – Наверное, можно назвать «Пред-предложение»?
– «Пред-предложение»? Ну давай, вперед! – подбадривает его Уилл учительским тоном, который просто выводит меня из себя.
Гевин кашляет еще сильнее, руки ходят ходуном, когда он наконец начинает читать:
Один миллион пятьдесят одну тысячу и две сотни минут.
Вот сколько минут я думал о тебе,
Вот сколько минут я волновался за тебя,
Вот сколько минут я благодарил Бога за тебя,
Вот сколько минут я благодарил каждое божество во Вселенной за тебя.
Один миллион
Пятьдесят одну тысячу
и
Две
Сотни
Минут…
Один миллион пятьдесят одну тысячу и две сотни раз.
Вот сколько раз ты заставляла меня улыбаться,
Вот сколько раз ты заставляла меня мечтать,
Вот сколько раз ты заставляла меня верить,
Вот сколько раз ты заставляла меня узнавать новое,
Вот сколько раз ты заставляла меня восхищаться,
Вот сколько раз ты заставляла меня любить
Жизнь.
(Гевин идет в конец класса к парте Эдди, становится перед ней на одно колено и читает последнюю строчку.)
И ровно через один миллион пятьдесят одну тысячу
и две сотни минут я сделаю тебе предложение
и попрошу разделить со мной все оставшиеся минуты твоей жизни.
С сияющей улыбкой Эдди наклоняется и обнимает его. Мнения класса разделились: парни неодобрительно гудят, а девчонки бьются в экстазе. А я… Я просто вжимаюсь в спинку стула: теперь пришло время выйти на сцену последнему на сегодня поэту – мне.
– Спасибо, Гевин, садись, пожалуйста. Отличная работа! – произносит Уилл и, уткнувшись в свой блокнот, вызывает меня у доске: – Лейкен, твоя очередь.
Я готова. Мой шедевр меня вполне устраивает: он короткий, но бьет прямо в цель. Я уже успела запомнить его наизусть, поэтому выхожу к доске, оставив листок на парте.
– А можно вопрос? – с бьющимся сердцем произношу я и вдруг понимаю, что за весь месяц впервые обращаюсь к Уиллу на глазах у всего класса.
Он не торопится с ответом, как будто собирается вообще меня проигнорировать, но потом все-таки кивает.
– Ничего, если не в рифму? – спрашиваю я.
Уж не знаю, какой вопрос он боялся услышать, но он отвечает мне с явным облегчением, хотя и немного осипшим голосом:
– Конечно ничего! Не забывай, что это игра без правил.
По его лицу видно, что он все время думает о том, что произошло между нами накануне вечером… Что ж, тем лучше.
– Хорошо. Итак… – Я чуть запинаюсь. – Мое стихотворение называется «Подлец».
Сделав шаг вперед, я с гордостью читаю наизусть свое произведение.
Согласно словарю…
а также моему личному мнению…
существует более тридцати различных значений и вариантов замены слова
подлец.
(Следующие слова я практически выкрикиваю; весь класс, включая Уилла, вздрагивает.)
Болван, нахал, бессердечный, мудак, злой, грубиян, извращенец, ненавистный, бесчувственный, злобный, опасный, безжалостный, тиран, зловредный, отвратительный, ублюдок, варвар, сердитый, жестокий, черствый, дегенерат, скотина, безнравственный, яростный, жесткий, неумолимый, мстительный, губительный, бесчеловечный, чудовищный, беспощадный.
Ну и мое любимое – кретин.
Бросив взгляд на Уилла, я сажусь на свое место. Он покраснел и стиснул зубы. Эдди начинает громко аплодировать, и вскоре к ней присоединяются остальные девчонки. Я скрещиваю руки на груди и упираюсь взглядом в парту.
– Ничего себе, – усмехается Хави. – Это кто ж тебя так достал?
Звенит звонок, и ребята начинают выходить из класса. Уилл так и не сказал ни слова. Я собираю вещи, и тут ко мне подбегает Эдди.
– Ты уже спросила у мамы? – говорит она.
– У мамы? Про что? – удивленно спрашиваю я, пытаясь понять, о чем она говорит.
– Ну про свидание! Ник же тебя пригласил вчера, да? А ты сказала, что тебе надо спросить у мамы.
– А, ты об этом.
До меня наконец-то доходит, о чем идет речь. Неужели это было вчера? Будто целая жизнь прошла… Я украдкой смотрю на Уилла, а он с каменным лицом наблюдает за мной, ожидая, что я отвечу Эдди. Ну почему по нему так сложно понять, что он на самом деле думает! Решив, что, наверное, все-таки ревнует, я подливаю масла в огонь.
– Да, конечно, – отвечаю я Эдди, не сводя глаз с Уилла. – Скажи Нику, что я согласна. С удовольствием.
Уилл хватает ручку и блокнот, кидает их в ящик стола и с силой захлопывает его. Эдди подпрыгивает от неожиданности и оборачивается. Он прекрасно понимает, что зря привлек к себе внимание, поэтому встает и, делая вид, что не замечает нас, принимается стирать с доски.
– Отлично! – восклицает Эдди, поворачиваясь ко мне. – Мы решили пойти в «Гетти» в четверг, чтобы потом сразу отправиться на слэм. Остается всего несколько недель, так что пора с этим разобраться. За тобой заехать?
– Да, было бы здорово.
Эдди хлопает в ладоши от восторга и выбегает в коридор. Уилл сосредоточенно стирает с доски, но, когда я прохожу мимо, сурово окликает:
– Лейкен!
Я останавливаюсь в дверях, но не оборачиваюсь.
– Твоя мама работает в ночную смену по четвергам, – сквозь зубы продолжает он. – А к нам по четвергам приходит няня, потому что я на слэме. Можешь перед уходом отправить Кела к нам. Ну, перед тем, как идти на свидание.
Я молча выхожу из класса.
За обедом я чувствую себя ужасно неловко: Эдди уже сообщила Нику, что я иду вместе с ними, и все наперебой обсуждают наши планы – все, кроме меня. Изредка я заставляю себя кивнуть или промычать что-то в знак согласия. Аппетит у меня так себе, поэтому мой обед практически целиком достается Нику. Я размазываю рисовый пудинг по тарелке, разливая небольшие лужицы кетчупа то тут, то там. Картина немного напоминает останки сбитого машиной снеговика возле нашего дома. Уже несколько дней подряд, когда я сдаю задом, выезжая из двора, колеса все время цепляются за его окоченевший труп. Интересно, а если бы я переехала Уилла, ощущение было бы таким же? Ну, если бы просто случайно переехала его, сдавая задом, а потом как ни в чем не бывало включила бы первую передачу и поехала своей дорогой.
– Лейкен, ты и дальше собираешься делать вид, что не видишь его? – спрашивает Эдди.
Я поднимаю глаза: за спиной у Ника стоит Уилл и пристально разглядывает то, что я устроила на тарелке.
– А что? – спрашиваю я у Эдди.
– Мистеру Куперу надо с тобой поговорить. – Она кивает на Уилла.
– Спорим, ты попала из-за того, что произнесла слово «кретин».
Я нервно хватаюсь за горло, будто от удушья. Какого черта он творит? Зачем просить меня выйти с ним на глазах у всех? Совсем рехнулся?!
Отодвинув стул и оставив поднос на столе, я украдкой бросаю на него взгляд. Он выходит из кафе, идет к аудитории, я – следом. Дорога кажется мне просто бесконечной. Бесконечной, наполненной неловкостью и напряженным молчанием.
– Надо поговорить. – Он прикрывает за нами дверь. – Срочно!
Не знаю, с кем я сейчас разговариваю – с Уиллом или с мистером Купером. Не знаю, то ли подчиняться ему, то ли дать в рожу. Не проходя в аудиторию, я остаюсь стоять около дверей, скрестив руки на груди и пытаясь выглядеть раздраженной.
– Надо – так говори!
– Черт возьми, Лейк, я тебе не враг! Перестань меня ненавидеть!
Значит, я все-таки говорю с Уиллом… Я кидаюсь к нему и, раздраженно размахивая руками, кричу:
– Перестать тебя ненавидеть?! Слушай, Уилл, ты уж как-нибудь определись! Вчера ты мне сказал, чтобы я перестала тебя любить, а сегодня говоришь, чтобы перестала ненавидеть? Сначала ты говоришь, чтобы я даже не думала ждать тебя, а потом ведешь себя как мальчишка, услышав, что я согласилась сходить с Ником на свидание! Хочешь, чтобы я вела себя так, будто мы не знакомы, а потом вытаскиваешь меня из столовой у всех на глазах! Мы все время должны притворяться, это утомляет, мать твою! Никогда не знаешь, кто ты – Уилл или мистер Купер, а уж точно неизвестно, кто я – Лейкен или Лейк!
Мне надоели эти игры! Я устала! Поэтому просто сажусь за свою парту. Уилл стоит как вкопанный, и о чем он думает – непонятно. На лице в буквальном смысле слова отсутствует выражение. Он медленно идет в мою сторону и садится позади. Я не оборачиваюсь, он наклоняется ко мне, чтобы я могла расслышать его шепот. Меня охватывает напряжение, а сердце мучительно сжимается в груди.
– Я не думал, что будет так тяжело, – признается он.
Ни за что не обернусь! Незачем ему видеть, как текут по моим щекам слезы. Не дождется!
– Прости, что я так с тобой разговаривал, ну, насчет четверга. Хотя большая часть из этого правда: тебе действительно понадобится няня для Кела, а я собрался выступить на слэме. Но я не должен был так реагировать, поэтому и попросил тебя выйти поговорить – просто хотел попросить прощения. Больше это не повторится, клянусь!
Дверь в класс распахивается, Уилл вскакивает с места. Его резкое движение удивляет появившуюся в дверях Эдди, которая с любопытством разглядывает нас, держа в руках мой забытый в столовой рюкзак. Скрыть слезы, которые все еще текут у меня по щекам, не удастся, но я отворачиваюсь. Она все равно поймет, что между нами что-то произошло.
Эдди тихо кладет рюкзак на ближайшую парту, поднимает руки, делая знак, что все поняла и не собирается мешать, и, прошептав: «Извините… не хотела мешать», прикрывает за собой дверь.
Уилл проводит рукой по волосам и начинает нервно расхаживать взад и вперед:
– Чудесно, только этого не хватало!
– Да ладно, Уилл, – отзываюсь я. – Если Эдди спросит, скажу, что ты на меня наорал из-за слова «кретин». И «сволочь». И «мудак». И «ублюдок»…
– Спасибо, достаточно. Все ясно.
Я уже собираюсь открыть дверь, но он снова окликает меня, и я замираю в ожидании.
– А еще я хотел попросить у тебя прощения… за вчерашнее.
– За то, что так вышло? – оборачиваясь к нему, спрашиваю я. – Или за то, что ты остановился?
– За все. – Он пожимает плечами, делая вид, что не понимает, о чем я. – Этого не должно было произойти.
– Кретин, – заканчиваю я разговор и выхожу в коридор.
Двигатель джипа издает знакомое рычание, когда я поворачиваю ключ в зажигании, и это меня тоже бесит! Я бью кулаком по рулю. Ну почему все так?! Если бы я только не познакомилась с Уиллом в первый же день! Если бы только я впервые увидела его на занятиях! Или еще лучше: если бы мы не переехали в Ипсиланти! Если бы папа был жив! Если бы мама не морочила мне голову своими загадочными «делами»! Если бы Колдер не торчал у нас дома каждый день! Глядя на него, я не могу не думать о Уилле! Если бы только он не отремонтировал мой джип! Ненавижу, когда он ведет себя так по-взрослому разумно! Как было бы хорошо, если бы он и правда был таким, каким я назвала его в стихотворении, – тогда мне было бы куда легче его ненавидеть! Господи, поверить не могу, что назвала его всеми этими словами! Стоп, хватит! Что сделано – то сделано.
Я забираю мальчиков из школы и отправляюсь домой. Скоро приедет Уилл, но я не собираюсь ждать его у окна. Хватит с меня ожиданий у окна…
– Мы пошли к Колдеру! – кричит Кел, выпрыгивая из джипа и хлопая дверью.
Вот и славно!
Проходя по коридору мимо маминой комнаты, я слышу, как она с кем-то разговаривает, и останавливаюсь. Говорит только она, значит – по телефону. Вообще-то, я никогда не стала бы подслушивать, но ее поведение в последнее время разжигает мое любопытство. А может быть, это мое поведение вынуждает меня делать такие вещи. Так или иначе, я подхожу поближе к двери, чтобы лучше слышать.
– Знаю… Знаю! Я скоро все им расскажу… Нет, думаю, что будет лучше, если я скажу им сама… Да-да, конечно… я тебя тоже люблю.
Она вешает трубку. На цыпочках я быстро ухожу в свою комнату, закрываю за собой дверь и опускаюсь на пол.
Семь месяцев… Всего семь месяцев, и жизнь уже продолжается. Неужели она с кем-то встречается? А как иначе понимать этот разговор? Нет, не может быть! И вот снова на первой стадии – полна отрицания!
Как она могла? И этот мужчина, кем бы он ни был, уже хочет с нами познакомиться? Он мне заранее не нравится! Но какая выдержка! Как она могла так отчитать Уилла, если сама ведет себя так же, если не хуже? Первая стадия пролетает незаметно, и вот я снова оказываюсь на стадии номер два: гнев.
Я решаю пока промолчать: надо узнать побольше, а потом уже поговорить начистоту. В данной ситуации я должна иметь преимущество, а для этого надо действовать обдуманно.
– Лейк? Ты дома? – Она стучится, и мне приходится быстро вскочить на ноги, чтобы не получить удар дверью. – Ты чего? – заметив, как я подскочила, спрашивает мама и смотрит на меня с любопытством.
– Тянулась. Спина болит.
Естественно, она на такое не купится, поэтому я сцепляю руки за спиной и поднимаю наверх, наклоняясь вперед.
– Прими аспирин.
– Ладно.
– Сегодня у меня выходной, но мне нужно хорошенько выспаться. Ночью глаз не сомкнула, так что пойду прилягу. Проследишь, чтобы Кел принял ванну перед сном?
– Конечно, – отвечаю я. Мама выходит в коридор, а я иду следом. – Мам, подожди! – Она поворачивается и смотрит на меня покрасневшими, опухшими глазами. – Я собираюсь кое-куда в четверг вечером. Можно?
– С кем? – с подозрением глядя на меня, спрашивает она.
– С Эдди, Гевином и Ником.
– С тремя парнями?! Никуда ты не пойдешь!
– Да нет, Эдди – девочка, моя подружка. Гевин – ее молодой человек, так что у нас двойное свидание. – Я иду с Ником.
– А, вот оно что! – просияв, говорит мама и с улыбкой открывает дверь в свою комнату. – Погоди-ка! Я же работаю по четвергам! А как же Кел?
– К Уиллу придет няня, он сказал, что Кел может побыть у них.
Мама сначала с облегчением выдыхает, но тут же спохватывается:
– А что, Уилл согласен заплатить няне? Чтобы та приглядывала за Келом, пока ты на свидании?
Черт! Я как-то не подумала, как это выглядит со стороны.
– Мам, уже почти месяц прошел. Ну, сходили на свидание разок – и все. Проехали!
– А-а-а, – недоверчиво смотрит на меня мама и уходит к себе, видимо так и не поверив в мою фантастическую историю.
Ее подозрительность меня даже радует: пусть думает, что я от нее что-то скрываю. Значит, мы квиты.
– На третий урок не пойду, – предупреждаю я Эдди после истории.
– Почему?
– Просто неохота. Да и голова болит. Пойду посижу во дворе, воздухом подышу, – быстро оправдываюсь я и уже поворачиваю к выходу, но Эдди хватает меня за руку:
– Лейкен? Это как-то связано с тем, что у вас вчера произошло с мистером Купером? Все в порядке?
– Да-да, все хорошо, – широко улыбаюсь я. – Он просто хочет, чтобы на его уроках я держала под контролем свой колоритный словарный запас.
Она надувает губы и уходит с недовольным видом, точь-в-точь как мама вчера вечером.
Во дворе никого. Думаю, вряд ли кому-то, кроме меня, охота подышать воздухом, чтобы только не видеть учителя, в которого тайно влюблена. Сев на скамейку, я достаю из кармана телефон – ничего нового. С тех пор как мы переехали, я говорила с Керрис всего один раз. В Техасе я считала ее самой близкой подругой, но, вообще-то, у нее была лучшая подруга. Очень странно, когда у твоей лучшей подруги лучшая подруга не ты. Я легко убедила себя в том, что слишком занята, чтобы иметь лучшую подругу, но, похоже, дело не только в этом. Наверное, я просто не очень умею слушать… Да и рассказывать о том, что со мной творится, тоже…
– Я тебе не помешаю? – Я поднимаю глаза и вижу Эдди, стоящую возле скамейки напротив.
– Компания облегчает страдание. Садись.
– Страдание?! А что это у нас стряслось? У тебя завтра свидание. Разве ты не рада? К тому же у тебя офигенная лучшая подруга, если ты не заметила!
Лучшая подруга? Возможно. Хотелось бы верить…
– Как думаешь, Уилл не станет нас искать?
– Уилл?! – удивленно переспрашивает она. – Ты о мистере Купере?
Господи, я машинально назвала его Уиллом! Эдди и так подозревает, что здесь что-то нечисто!
– Ну да, о мистере Купере. – Неимоверным усилием воли беру я себя в руки и улыбаюсь. – У нас в школе было принято называть учителей по имени, – выпаливаю я первое, что приходит мне в голову.
Эдди молча отколупывает краску от скамейки синим ногтем. Девять ее ногтей покрашены в зеленый, а один – в синий цвет.
– Я тут собиралась тебе кое-что сказать, – спокойно говорит она. – Может, я сильно ошибаюсь, а может быть, и нет. В любом случае слушай и не перебивай – ладно?
Я киваю.
– Вчера в обед он не просто дал тебе по рукам за неуместное использование бранных слов, – начинает она, дождавшись моего согласия. – Насколько не просто, я не могу сказать, и, если честно, это не мое дело. Просто хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь поговорить со мной. Если захочешь. Я никому не скажу, да и некому мне говорить, кроме Гевина.
– Некому? А как же друзья? Братья-сестры? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь сменить тему.
– Не-а, кроме него, у меня никого нет. Хотя теоретически у меня было семнадцать сестер, двенадцать братьев, шесть мам и семь пап.
Я не могу понять, серьезно она говорит или нет, поэтому на всякий случай не смеюсь.