Lady Покер Селиверстов Олег

– Из банка. А ты куда?

– В банк.

У нее в руках был кожаный портфель, у меня – черный дипломат. В ее глазах читалась торопливая озабоченность, а в моих, наверное, застыло удивление – надеюсь, не слишком глупое. Хотя трудно заглянуть в собственные глаза, а пока добежишь до зеркала, их выражение успеет измениться.

– Очень рада тебя видеть. Звонила два раза, но ты не отвечал, – сказала Марго, не обращая внимания, что из-за меня опоздала на лифт.

– А я-то думал: чей это номер засекречен? – отозвался я. – Что-то случилось?

– Нам надо поговорить.

– Всегда к вашим услугам, – я изобразил легкий поклон и добавил: – Тебе идет деловой костюм.

Пиджак и узкая юбка придавали Марго интеллектуальное очарование и строгость. Это была все та же королева, но не на балу, а в тронном зале – собранная, сдержанная, занятая делами. Марго поблагодарила за комплимент и задумчиво взглянула на меня.

– Предлагаю вечером поужинать. Ты не занят? – спросила она, поправляя воротник блузки.

– Нет.

– Тогда я позвоню.

– Хорошо, буду ждать. Или давай я позвоню, только…. – я расплылся в улыбке, – у меня нет номера твоего телефона.

– Я помню. – Марго достала ежедневник, посмотрела расписание и уточнила: – Встречаемся в восемь, в «White cafe». – Она назвала адрес и еще раз повторила: «В восемь», будто боялась, что я забуду.

– Джентльмены не опаздывают!

– И не надевай, пожалуйста, багамскую рубашку, а то мне придется прийти в шортах и сланцах.

Наш смех удивил вышедших из лифта степенных банковских клиентов.

– До вечера, – Марго зашла в лифт, послышалось легкое шипение взметнувшейся вверх кабины. Неужели и королевам приходится ездить к банкирам на поклон?

Строгий костюм и водолазка под горло – все черное. И пять белых роз в нетронутых садовых рубашках. Отличное сочетание. Казалось, розы смущаются своей белоснежной красоты на черном фоне моего наряда и стараются спрятаться за темно-зелеными листьями. Я поправил на пальце перстень с рубином и отошел от зеркала. Все-таки приятно нравиться самому себе хоть иногда. Жаль, что меня не видит жена.

Ко мне подошел метрдотель «White cafe» и предложил поставить букет в вазу, но я отказался. Хотелось дождаться королеву в холле, дабы произвести должное впечатление. Увы, Марго задерживалась. Уже все официантки и гости заведения успели оценить сочетание черного с белым, а ее все не было.

Марго появилась через час. Сбросив плащ, она осталась в светло-оранжевом брючном костюме. Прическа в стиле «ретро» – с сеточкой на коротких волосах. На шее длинные бусы из крупного жемчуга, на запястье перламутровый браслет. Для довершения образа не хватало сигареты с мундштуком.

– О, мистер Джек, какой ты импозантный! Нас с тобой можно на подиум выставлять, – весело промолвила она. – Извини, что опоздала. Но сегодня уважительная причина – задержалась в парикмахерской, хотела тебя сразить. Нравится?

– Стильно, напоминает Париж эпохи модернистов. Ты словно из блистательных женщин, которые мучили ожиданием бедных художников. Я, правда, не бедный художник, и ждать бы не стал, но розы очень хотят с тобой познакомиться, – я элегантным жестом презентовал букет. (Разве могут быть у женского опоздания неуважительные причины?)

– Спасибо, – Марго приложила цветы к губам и, вздохнув, прикрыла глаза. – Как трогательно! Белые, белые розы. Жаль только, что почти не пахнут.

Метрдотель проводил нас за столик и подал меню. Столик был стеклянный, без скатерти. На его бледно-матовой поверхности отражалась витиевато изогнутая высокая свеча. Сомелье принес толстенную карту вин. Посовещавшись с ним, моя спутница заказала белое калифорнийское шардоне:

– Отлично дополнит жареную семгу под сливочным соусом с красной икрой, – пояснила она. – Ты не будешь возражать, если я тебя сегодня угощу?

– Нет, – ответил я, понимая, что сопротивляться желанию королевы глупо, к тому же еще и невыгодно.

– Тебе интересно, что я делала в банке? – спросила Марго, играя перламутровыми жемчужинами.

– Как ты догадалась?

– Вопрос написан у тебя на лбу. Мужчины страшно подозрительны по своей природе.

– Просто они уязвимее, чем женщины.

– Уязвимость – это слабость?

– Вовсе нет. Мужчины сильнее женщин, однако их легче ранить. Вероятно, это происходит потому, что они хотят более часто и более страстно…

Оставив намек без ответа, Марго сказала:

– У риэлтерской фирмы, которой я руковожу, открыт счет в этом банке. Все банально и просто.

– Так вот почему при первой встрече в казино твое лицо показалось мне знакомым, – догадался я. – А я-то думал, где видел тебя раньше.

– Они встречались каждый день, но не замечали друг друга… – продекламировала Марго. – Теперь, мистер Джек, твоя очередь выдавать свои тайны.

– Я встречался с банкиром. Оформляю кредит, чтобы выкупить контрольный пакет одной фабрики.

– Крупная фабрика?

– Не очень – скорее, большая мастерская в пригороде.

– Будешь выпускать велосипеды или инвалидные коляски?

Не найдя, чем отразить ее колкость, я честно признался:

– Буду сдавать в аренду и бездельничать, а если не выйдет, продам свою половину.

Сомелье принес вино и налил немного для пробы в бокал Марго. Чуть слышное цоканье языка подтвердило ее удовлетворенность выбором. Бледно-золотистая жидкость наполнила измученные жаждой бокалы.

– Безделье – это прелестно, – мечтательно сказала Марго. – Но будь осторожен, мистер Джек, сейчас за недвижимость все готовы друг другу глотки перегрызть.

– A la guerre comme a’la guerre – «На войне как на войне», – браво козырнул я французской пословицей, выученной в армии.

– Тогда за твою удачу. – Марго подняла бокал, пристально глядя на меня. Ее взгляд настораживал. Так обычно смотрят, когда принимают какое-то серьезное решение или хотят сказать что-то важное, но не решаются.

– Удача точно не помешает, – согласился я.

Стеклянные краешки бокалов обменялись звоном. Мы сделали по глотку. От ледяной свежести вина перехватило горло.

Кафе постепенно заполнялось гостями. Со всех сторон доносился смех, обрывки разговоров и звяканье посуды. Марго несколько минут разглядывала посетителей, затем с легкой грустью сказала:

– Смотри, сколько людей, и в основном парами. Как ты думаешь, о чем они разговаривают?

– Не знаю, – буркнул я, все еще досадуя на свое упрямство.

– Мне кажется, они и сами порой не знают, – промолвила Марго. – Болтают о какой-нибудь ерунде. Спроси, о чем они говорили час назад, и не смогут ответить.

Я невольно прислушался к голосам за соседними столиками.

– Представляешь, если бы мы каждый день с тобой о чем-то разговаривали, а следующим утром уже не могли вспомнить, о чем? – продолжала она.

– Утром? В постели? Не представляю…

– Мистер Джек, разговор не о сексе, разговор совсем о другом, – Марго даже не улыбнулась шутке. – Чувствовать важнее, чем говорить. Подумай о самых радостных событиях в своей жизни – разве ты помнишь слова? Нет, ты помнишь чувства, запахи, вкусы…

– Предлагаешь молчать? – довольно грубо переспросил я, неожиданно ощутив себя полной бездарностью без единой философской мысли в голове.

– Я ничего не предлагаю, просто рассуждаю вслух. А ты сразу напрягся, словно от тебя чего-то требуют.

– Я не напрягся, просто думать не хочется.

– А ты не думай – сиди и слушай. Знаешь, как женщине важно, чтобы ее слушали.

– Представляю, – пробормотал я и добавил в оправдание: – Последние несколько дней выдались довольно напряженными. Я ждал известий, точнее, решения от одного человека, а он куда-то запропастился. А решение очень важное для сделки с этой фабрикой. Так что…

Я не договорил и, вздохнув, выпил остатки вина.

Марго слушала, склонив голову набок и покручивая тонкими пальцами ножку бокала.

– Всем нам приходиться ждать, всем приходится выбирать. И иногда выбор бывает нелегким. В бизнесе порой сложнее, чем в покере, – снисходительно произнесла она, так пристально глядя на меня, что, казалось, именно моя жизнь стояла на кону.

Я опустил глаза, взял бутылку вина и наполнил свой бокал.

– Налей и мне, – попросила Марго. – Не люблю, когда остается на донышке. За что будем пить, мистер Джек? За выбор или за ожидание?

– Лучше за ожидание. Для меня почему-то выбирать всегда тяжело, особенно когда вокруг столько соблазнительного.

Марго рассмеялась. Наши бокалы встретились, хрусталики звука рассыпались по столу. Лед раздражения растаял. Королева пригубила вино, оставив на бокале отпечаток губ, словно нарисованный помадой след от поцелуя. Глядя на этот поцелуй, я попытался представить, какие у королевы губы на вкус. Скорее всего, трепещущие и упругие, с горчинкой вина. «Но чтобы это узнать, ты должен перестать воспринимать все то, что от нее исходит, как провокацию», – мысленно отругал я себя, скользя взглядом по линиям брючного костюма из шифона, который не давал мне покоя. Апельсиновая ткань струилась, подчеркивая плавные изгибы тела, и как будто приглашала к объятиям.

Официант поставил на стол горячее. Красно-рыжие ломтики жареной рыбы среди белой посуды и скатертей. Мне захотелось взять краски и нарисовать картину в стиле модерн: крупные бусинки икры, покрытые снегом.

Незаметно разговор пошел о кулинарии, потом медленно перетек на погоду и уперся в покер. Следующий тост мы решили поднять за игру – не за покер, а за игру вообще.

– Только игра и риск делают жизнь многоцветной, – высказалась Марго.

– И любовь, – добавил я.

– Просто любовь – это приторно, слишком сладко. Лучше выпьем за рискованную страсть: только рискованные люди срывают банк.

– Или проигрывают все и пускают себе пулю в лоб.

– В прошлый раз ты не был похож на пессимиста, – ее смех был прерван телефонным звонком. – Прости, забыла выключить, теперь придется ответить.

Она взяла телефон.

– Слушаю… Да, я помню, что у тебя нет денег, – раздраженно сказала кому-то Марго. – Успокойся! Нет, пока никому не звони. Завтра утром я скажу, что делать. Не волнуйся, ты получишь все, что тебе причитается… Я не могу это обсуждать сейчас, у меня важная встреча. Перезвоню позже.

Она закурила сигарету и задумалась.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

– Клиенты, – она глядела куда-то сквозь меня, занятая своими мыслями. – Все хотят получить больше, чем имеют… Так за что мы хотели поднять бокалы?

– За любовь.

– Да, точно – за рискованную страсть!

Марго допила вино, откинулась на спинку кресла и курила с закрытыми глазами. Тонкая сигарета с золотым ободком подрагивала в ее пальцах.

– Заказать десерт? – мой вопрос заставил ее очнуться. – Дольку апельсина и рюмочку ликера?

– Нет, спасибо – лучше кофе. Сегодня не совсем удачный день для десерта.

Официант подал кофе и унес белые тарелки с недоеденными рыжими бусинками икры.

– Как поживает твоя дочка?

– Хорошо. Ходили с ней в воскресенье в парк, – я почувствовал, как губы растягиваются в улыбке при упоминании дочери. – А как твой сын?

– Неплохо, оценки в школе нормальные. Слишком увлекается компьютером, но это болезнь всего их поколения.

Официант подал счет. Марго расплатилась, и мы вышли в холл.

– Давай немного посидим на диванчике, а потом по домам, – предложила Марго.

Я не возражал. Кожа дивана услужливо, но без подобострастия прогнулась, принимая наши тела.

– Мистер Джек, у меня есть одна просьба. – Она сняла жемчужные бусы и перекладывала их в ладонях. – Пожалуйста, не влюбляйся в меня.

– Почему? – спросил я.

– Не хочу страдать – потом, когда разлюблю тебя.

– Так это я буду страдать, а не ты.

– Ты будешь не страдать, а обижаться и злиться на меня. А я буду страдать из-за той боли, которую причинила тебе. Не хочу.

– А если я разлюблю тебя?

– Ты не сможешь. Такие мужчины, как ты, – уязвимые и тонко чувствующие, никогда не уходят от таких женщин, как я.

– Ты уверена?

– Уверена. Потому что вы не можете поверить в то, что такого хорошего мужчину можно не любить.

– Но я же уходил от других женщин, – угрюмо произнес я, хотя это была ложь. На самом деле всегда бросали почему-то меня – первая любовь в университете, потом жена. Что заставило их первыми сделать шаг к разрыву, для меня до сих пор оставалось загадкой.

– Наверное, тебе становилось скучно с ними, и поэтому ты уходил, – предположила Марго.

– Наверное, – эхом отозвался я.

– А со мной не бывает скучно, потому что я непредсказуемая и распущенная.

«Все-таки опасно, когда женщина разбирается в вине», – подумал я, слушая Марго.

– Я часто делаю людям больно своей откровенностью, особенно мужчинам. Страсть для меня – все, и если она вдруг пропадает – а это случается именно вдруг, – ничто не может заставить меня по-прежнему проявлять интерес к мужчине. И тогда становится больно. Больно видеть его непонимающий побитый взгляд, чувствовать его страдания. Жаль, что я не могу быть легкомысленной.

– Мы в ответе за тех, кого приручили, – вспомнил я слова Сент-Экзюпери.

– Поэтому мой крест – оставаться одной. – Марго, казалось, не обратила внимания на цитату. – Одиночество – та цена, которую женщины платят за свободу. Но самое противное то, что я не могу оставаться одна, мне обязательно нужен рядом интересный мужчина. Мне как воздух необходимо, чтобы меня любили. Кстати, он ведь погиб?

– Кто – он? – не понял я.

– Писатель, которого ты процитировал.

– Да, разбился на самолете.

– Разбился, – медленно произнесла Марго. – Упал и разбился. Почему так?

– Его самолет сбили во время войны. Причем утверждают, что это сделал немецкий летчик, который в детстве зачитывался «Маленьким принцем».

– Да я не конкретно об Экзюпери, – Марго отмахнулась. – Почему так происходит, что, когда мужчин честно предупреждают: «Не влюбляйся!», они делают все наоборот – еще больше распаляются и готовы на все. Я тебя предупредила, поэтому не повторяй, пожалуйста, чужих ошибок.

– Ты слишком самоуверенна.

– Возможно. Дай, пожалуйста, твою руку, что-то прохладно, – она надела бусы и взяла мою руку, будто пытаясь согреться. – Закажи такси, пора ехать. Завтра рано вставать.

– В банке ты сказала, что хочешь о чем-то со мной поговорить, – напомнил я Марго, когда мы вышли на улицу и зашагали к ожидавшему такси.

– А разве мы не поговорили?

Королева взяла меня под руку.

– Ну, поговорили, конечно… – я не ожидал такого поворота, поскольку думал, что речь пойдет о бизнесе.

– Иногда, чтобы сделать выбор, достаточно заглянуть человеку в глаза – как во время игры в покер. В них отражается все – и то, что ты чувствуешь, и какие у тебя карты… – Марго понюхала розы. – Теперь пахнут.

– Видимо, согрелись… – пробормотал я, осознав, что пока мы непринужденно болтали и пили вино, Марго наблюдала за мной и сделала какие-то выводы. Может, я о чем-то проболтался?

– Что задумался? Испугался, что я выведала у тебя какую-то тайну? – сказала Марго с улыбкой, словно прочитала мои мысли. – Не волнуйся, это не о тебе, это обо мне.

– Что-то важное? – нахмурился я, открывая дверцу такси.

– Зачем тебе все знать? Спасибо за вечер, до встречи. И будь осторожен с женщинами. Они изменчивы.

– Все?

Вместо ответа королева рассмеялась. Такси тронулось и пропало в вихре огней улицы, оставив меня в немом замешательстве. Вечер получился более чем странным. Марго пригласила на разговор, но мы проболтали о пустяках; она явно приняла какое-то решение, но не обо мне; она просила не влюбляться в нее, но сделала все, чтобы это случилось; она почти открыла свои чувства, но не оставила телефона. Вот и пойми этих женщин. Я пожал плечами, запахнул плащ и побрел к метро.

Завтра вторник, а от Барбары никаких известий. Она что, не беспокоится, что потеряет акции, если не вернет деньги? Или нашла, у кого можно перезанять?

Пережевывая за завтраком подгорелый тост, царапающий во рту, я думал, что всю картину вчерашнего ужина с Марго можно нарисовать всего двумя красками – оранжевой охрой и белой. Говорят, кошки видят мир в черно-белом цвете. Интересно, а есть животные, которые видят в красно-сером или желто-зеленом?

Когда я приехал на работу, позвонил сыщик и доложил, что Барбара опять пропала и на звонки не отвечает. Известие не обрадовало, так как Барбара прекрасно осознавала истинную стоимость своих трех процентов и явно должна была что-то предпринимать, чтобы не потерять акции. Алесандро бодро заявил, что беспокоиться не о чем, все под контролем. Он будет следить за квартирой Барбары.

Что может быть хуже ожидания – особенно если ждешь женщину или деньги? Хотя, по сути, вся наша жизнь сплошное ожидание: сначала счастья, потом смерти и всегда – любви. Я достал из стола визитную карточку Марка и положил перед собой. Интересно, что же задумал этот матерый юрист – готовится к нападению или выжидает в засаде? Вспомнились его рассуждения о женщинах – что они, как волчицы, будут драться за свое до последней капли крови. Мне бы такую неукротимую силу и злость, а то жена всегда упрекала меня в излишней доброте. Забавно звучит – «лишняя доброта»: ее что, можно отвешивать порциями? Я грустно усмехнулся, отложил визитную карточку в сторону и включил компьютер.

Зазвонил мобильный телефон.

Жена потребовала объяснений истории с байкерами. Пришлось рассказать про сделку и объяснить, что, возможно, это психологический прессинг конкурентов, но в любом случае ничего страшного не случится. «Дочь для меня важнее всего на свете», – заверил я.

– Ты не имеешь права рисковать дочерью, не имеешь права рисковать имуществом – мы еще пока не в разводе. Если эти сволочи опять прикатят к нам под окна или случится что-либо подобное, ты больше никогда не увидишь Люси!

Слова из телефонной трубки хлестали по лицу, и укрыться было невозможно: в них была правда.

Но отказаться от сделки сейчас – значит, бросить выигрышные карты. Да бывают ли вообще «спокойные» сделки? Налоги, конкуренты, бандиты, компаньоны – где деньги, там всегда угроза и риск. И красивые женщины, такие, как, например, моя жена…

Разговор закончился плохо. Когда она перестала контролировать себя, я огрызнулся и опрометчиво напомнил, что она тоже брала кредит, когда открывала косметический салон. После этих слов я услышал все то, что слышал уже много раз – что я никудышный бизнесмен и не мог обеспечить достойную жизнь женщине, поэтому приходилось все делать самой. «Мужчина должен зарабатывать деньги, чтобы кормить семью, а не заниматься ерундой».

Слова уже не просто хлестали, а били до крови. Заныл правый бок. Я сказал, что у меня важный посетитель, и положил трубку.

«Мужчина должен зарабатывать деньги» и «мужчина должен кормить семью» – это не одно и то же. А что должна делать женщина, если домашнее хозяйство ведет няня? Никогда не отказывать мужчине в желании заняться любовью?

Настроение испортилось. Чтобы успокоиться, я вышел на улицу и закурил.

Нельзя обвинять женщину в том, что она защищает свое гнездо и потомство, – это инстинкт. И кредит она брала «от безысходности»: ей просто хотелось жить лучше. В отличие от мужчин, ускользающая красота оставляет женщине гораздо меньше времени, когда она имеет возможность выбирать… «Обязательно позвоню вечером жене и извинюсь», – решил я, вернулся в офис, поставил песочные часы рядом с уснувшим мобильным и стал отрешенно наблюдать, как перетекает песок из колбы в колбу, отмеривая ожидание.

Мобильный проснулся примерно через час, но это был не сыщик, а Элизабет. Подавленным голосом она поведала, что у нее сегодня сплошное невезение: «Мустанг» сломался, поругалась с дядей, не сдала контрольную работу в колледже. И вообще, если она хотя бы ненадолго не увидит меня, своего доброго рыцаря, то повесится или утопится.

В ответ мне тоже захотелось выложить охапку дурных новостей, но я лишь пообещал Элизабет, что заеду за ней к шести вечера к «Макдоналдсу».

Когда-нибудь «Макдоналдсу» поставят памятник. Он стандартизировал еду и освободил время людей для пожирания других удовольствий, превратив прием пищи из трапезы в обыденный акт получения жизненных калорий. Быстро, дешево, сытно…

Я купил пакетик жареной картошки и ждал снаружи, сидя на скамейке. Расстегнул плащ, снял шляпу. Прохладный ветерок гладил лысину и шею. Замечательный осенний денек. Мое настроение, искореженное разговором с женой и отсутствием известий от Барбары, начало понемногу выправляться, но тут послышался рев мотоциклов. К «Макдоналдсу» подъехали два байкера на тяжелых мотоциклах и сразу привлекли внимание всех тинейджеров в радиусе видимости. Кожаные куртки, металлические клепки, на рукавах – нашитые белоглавые орлы. Руки в перчатках уверенно управляют необузданной мощью черно-серебристых машин. Сопротивление бесполезно! Мир чизбургеров и гамбургеров без борьбы покорился двум варварам на стальных монстрах.

Байкеры заглушили моторы и сняли шлемы. Из-за спины одного из них спрыгнула на асфальт Элизабет. Второй парень блестел лысиной на солнце, на подбородке торчала острая бородка. «Значит, помирилась с бойфрендом, а я тут жду ее, еще и утешать собрался», – мрачно пронеслось в голове. Элизабет приветливо помахала мне рукой и что-то сказала байкерам. Они с минуту разглядывали меня, затем надели шлемы и медленно тронулись вдоль сквера. Девушка подошла.

– Привет, я не опоздала?

– Нет, тебя вовремя привезли, – ответил я, пытаясь скрыть мерзкое настроение.

– Стараюсь быть пунктуальной. Как дела, дорогой учитель?

Элизабет взяла меня под руку, и мы двинулись к «Шевроле».

– Нормально. Помирились? – кивнул я в сторону удаляющихся мотоциклов и не смог удержать ехидную улыбку.

– Помирились.

– Наверное, здорово себя чувствуешь, прижавшись к сильной спине?

– Сказать правду?

– Ты же сама знаешь – только правду.

– Сильная спина – действительно здорово, но не всегда – иногда хочется видеть что-то еще, кроме спины. Понятно?

– Понятно! – хмыкнул я и грубо выругался.

Элизабет резко остановилась, вырвала руку и холодно произнесла:

– Мистер Джек, если ты еще раз выругаешься при мне, я уйду.

Моя ученица явно не шутила. Сколько в ней гордости! Я понял, как она ведет себя в «орлиной» стае: «Принимай мои условия или катись». А когда ставят перед таким выбором, либо теряешь, либо соглашаешься. Вот и меня приручает…

– Бывшая жена звонила, – объяснил я, извиняющимся тоном. – Обычно я не ругаюсь…

– Я заметила – ругаешься только при мне, как лузер какой-то.

– Мне встать на колени, чтобы вымолить прощение?

– Рыцари встают на одно колено, – Элизабет снова взяла меня под руку. – Пошли, «Шевроле», наверное, заждался.

– Куда поедем? В ресторан или казино?

– В казино, ты обещал игру на деньги. И прошу тебя, не задирайся, пожалуйста. И так все задолбали. Одним нужны деньги, другим покорность, – с вызовом произнесла Элизабет. – А если честно, я не очень люблю мотоциклы – дует.

Мы ехали медленно. Я чувствовал себя отвратительно: девушка ждала встречи с «добрым рыцарем», а он устроил неприятную сцену. Я ожидал, что Элизабет посвятит меня в свои проблемы, но она молчала, о чем-то сосредоточенно размышляя. У меня тоже не было настроения болтать. Окна «Шевроле» были открыты, ветер сдувал наше молчание на тротуар, под ноги прохожим, где оно и оставалось лежать, никем не замеченное. О чем зрелый мужчина может говорить с девушкой, которой чуть за двадцать? Они смотрят разные фильмы, слушают разную музыку, едят в разных местах… Наверное, все, что их может связывать, – это секс и деньги.

– У тебя есть сигарета? – наконец проговорила Элизабет.

– Ты же, вроде, бросала?

– А сейчас опять начала. Что, нельзя?

Я пожал плечами, достал сигареты и подал ей.

Элизабет прибавила громкость магнитолы и закурила.

Теперь молчание смешивалось с дымом и становилось едким, его не могла заглушить даже громкая музыка. Еще немного, и вечер будет безнадежно испорчен. Тонкая паутинка отношений порвется, хрупкая связь между двумя мирами разрушится, и коленки станут чужими.

– Знаешь, – сказал я неожиданно для самого себя, убавив музыку, – у нас немного тем для разговора. Мне за тридцать, тебе чуть за двадцать… Мы разные, но мне нравится быть с тобой. Не молчи, расскажи что-нибудь – о себе, о делах, о чем угодно.

– А ты дипломат, мистер Джек, прямо психолог.

– Нет, просто давно живу.

Элизабет немного помолчала и спросила:

– У тебя есть женщина?

– Женщина? Не знаю, как ответить, – честно признался я после задумчивой паузы. – Скорее нет, чем есть, а может быть, наоборот.

– Какой-то странный ответ. Блефуешь?

– Это не та тема, где можно блефовать. Вот про наши с тобой отношения можно сказать, что ты – моя женщина?

– Про нас? – теперь задумалась Элизабет. – Вряд ли. Ты не мужчина, с которым я сплю, но мне не хочется тебя терять, я бы даже сказала, чуть больше.

Я бросил на нее удивленный взгляд. «Шевроле» поехал быстрее, а Элизабет продолжала:

– Но это не любовь, а скорее, теплая дружба. Ведь может быть дружба без секса?

– Наверное, – ответил я, хотя в дружбу между мужчиной и женщиной не верил: один из них обязательно должен испытывать желание, пусть даже спрятанное глубоко внутри.

– Но бывают же браки без любви! Например, когда девушки выходят замуж ради денег – за богатых бизнесменов и банкиров. Вот ты можешь представить, чтобы я вышла замуж по расчету?

– Все возможно. Но, мне кажется, такая сделка не для тебя. Ты – свободная птица.

– Свободная птица со сломанным крылом… – чуть слышно проговорила Элизабет.

«Шевроле» остановился у входа в казино и потушил огни. Двери, услужливо распахнутые швейцаром, впустили нас внутрь. Элизабет подошла к негру – чистильщику обуви. Минуту поколебавшись, она сбросила куртку и села в кресло.

– Как ты думаешь, мистер Джек, это поможет избавиться от хандры?

– Паможэт, паможэт, мисс! – негр расцвел в улыбке, обнажив белые зубы. – Снять? – он указал на сапожки.

– Нет, прямо на мне, – она вытянула ноги.

Шоколадные руки бережно провели по сапогам, пытаясь на ощупь определить чувствительность кожи. Элизабет закрыла глаза. Негр поставил низенький стульчик поближе и подложил подставку под один сапог. Затем завернул брючину вверх, обнажив телесный капрон колготок, и подвернул специальную ткань под край сапога. Взял тюбик и, выдавив на кожу блестящий крем, стал растирать его по поверхности. Я опустил глаза вниз. Пыльные итальянские штиблеты производили унылое впечатление.

Я проворчал, что буду в зале, и оставил девушку и чистильщика наедине.

Вскоре Элизабет присоединилась ко мне.

– Повторим урок? – спросил я.

– Нет, хватит учебы, пора играть по-настоящему! – Элизабет достала из сумочки двести евро и бросила на стол. – Ты готов?

Ее глаза сияли, словно заразились блеском от начищенных сапожек. «Может, тоже пойти отдаться в руки негру?» – подумал я и с вызовом произнес:

– Не боишься?

– Это не те деньги, за которые стоит бояться.

– Тогда держись, – я выложил на зеленое сукно двести евро и сдал карты.

Элизабет играла зло и яростно, как будто отыгрывалась на мне за свои обиды. Что ж, мы часто так поступаем с близкими. За полтора часа, которые длилась игра, ученица необычайно легко выиграла двести евро.