Верность джиннии Шахразада
— Я жду.
Марджана мигом ослабела. И совершенно неважно, что она все еще не простила Мехмета. Что он прекрасно сознает, какую власть заполучил над ней. Что сознает свое смертоносное обаяние, которым, как оружием, может легко разрушить ее оборону. Одного такого взгляда было достаточно, чтобы ее сопротивление дрогнуло. Недаром его глаза так жарко горели, словно сжигая плоть, все еще прикрытую одеждой.
— Неужто это и есть покорность? — требовательно спросил он. — Ты — моя рабыня. И твой долг — исполнять прихоти господина.
Его высокомерие донельзя раздражало ее, и Марджана едва не велела ему проваливать. Но в крови уже растекалось томительное желание и сопротивляться не было сил. Откровенно говоря, Марджана и не желала встретить рассвет, не познав напоследок страсти Мехмета. Хотя бы ненадолго притвориться, будто опасности не существует… Заставить его забыть все кошмары. Отринуть собственный страх неудачи.
Когда она стала медленно раздеваться, его губы искривились в довольной усмешке. Рад, что она побеждена? Марджана стиснула зубы, молча клянясь отомстить. И ее движения стали еще медленнее.
Одеяния упали на пол, но она оставила все многочисленные украшения, понимая, как чувственно выглядят золото и серебро на ее обнаженной груди. Глаза Мехмета блеснули, но лицо оставалось бесстрастным.
— Подойди, — приказал он.
Она встала перед ним, многозначительно глядя вниз, на его восставшую плоть.
— Ты хочешь меня, — спокойно, чуть насмешливо констатировал Мехмет.
Марджана вздрогнула от ненасытного желания.
— Да.
— Что «да», рабыня?
— Да… хозяин.
— Прекрасно. Ты быстро учишься. А теперь коснись меня.
Его вкрадчивый голос ласкал ее и лишал желания мстить. Но, упорно сопротивляясь желанию, она позволила своим пальцам скользить по этому великолепному телу, намеренно избегая низа живота и бедер.
Мехмет невольно выгнул спину, застонал, не в силах дольше ждать.
— Сейчас, — выдавил он. — Стань моей сей же миг.
Несмотря на твердое желание помучить его, у нее не было сил отказаться. Под этим взглядом она чувствовала себя восхитительно желанной. Пойманная в сеть блестящих восторженных глаз, она перекинула ногу через узкие бедра и опустилась на него, с наслаждением ощутив, как сладок миг соединения. После столь долгих мук удовольствие казалось ослепительным. Какое это счастье — чувствовать его в себе, чувствовать, как соединены их тела и жизни. Марджана сжала запястья Мехмета и подняла его руки над головой, прижав к подушке, а сама распласталась на нем. Украшения, ложась на его грудь, слабо позванивали.
Мехмет дал ей полную волю, и она наслаждалась своей властью. Прошло всего несколько минут, прежде чем он осознал перемену в девушке. Она больше не сопротивлялась ни ему, ни своим желаниям. Больше не терзала его. Ее прелестное лицо было сосредоточенным и грустным. И с каждым вздохом, каждым движением бедер ее страсть становилась все более лихорадочной. Она двигалась все быстрее, с большим напряжением, в почти безумном ритме.
Подавшись вперед, она стала исступленно целовать его, и каким-то уголком затуманенного сознания Мехмет понял причину ее неистовства. Опасность, ожидавшая впереди, словно высвободила в ней все темное и примитивное, что таилось в душе, и теперь она говорила телом то, что никогда не позволила бы себе сказать вслух.
Всхлипнув, Марджана откинула голову, и ее крик пронзил его душу. Уносимый штормом, Мехмет отчаянно цеплялся за нее, и его стоны вторили ее крикам, выражая смятение, владевшее телом и сердцем.
Наконец Марджана устало обмякла на нем, окутав облаком волос. Мехмет лежал не шевелясь, ощущая судороги ее страсти и возбуждения, и разрядки, смешанные с чем-то более глубоким. Страхом.
Пусть она не желает или не может признать это, но она боялась потерять его, возможно, так же сильно, как боялся он. Придя наконец в себя, она крепче сжала руки и зарылась лицом в изгиб его шеи в безмолвной мольбе, ища утешения.
Мехмета терзали недобрые предчувствия. Он мечтал лишь об одном: чтобы ночь продолжалась бесконечно. Чтобы рассвет никогда не наступил и они сумели избежать опасности, которую несет завтрашний день. И все же оба помнили о безжалостной обязанности, выполнить которую их призывали честь и долг.
Свиток девятнадцатый
Марджана вернулась на женскую половину в самый черный, глухой час ночи. У нее едва хватило сил, чтобы оставить Мехмета. Оба не спали. Просто лежали в объятиях друг друга, телом к телу, дыханием к дыханию, накапливая силы.
Марджана понимала, что с ее стороны более чем постыдно искать наслаждения в объятиях Мехмета, но угрызения совести почему-то ее не мучили. Она нуждалась в его страсти, в той храбрости, которой преисполнялась, прячась от судьбы рядом с ним. Так легче встретить то, что ждет впереди.
Проходя через темный дом, она заметила только одного стражника, а на женской половине вообще не было ни души: очевидно, все давно спали.
Все, кроме Каримы. Подруга уже ждала ее. Марджана прокралась в комнату. Обе молча переоделись в черные бурнусы, надели тюрбаны, перетянули талии поясами, на которых висели кинжалы, и выскользнули в коридор. Мехмет уже ждал их. И не просто ждал — теперь стража была беглецам не страшна. Карима споткнулась о тело и изумленно взглянула на Мехмета.
Тот прислонил стражника к стене так, чтобы со стороны он казался спящим.
— Сюда, — тихо велел он.
Карима послушно последовала за ним по лабиринту коридоров, покидая женскую половину. Марджана держалась сзади, оберегая подругу. Через комнату Мехмета они вышли во двор. Луна почти зашла, и бледный свет в холодной ночи освещал каменную стену заднего двора.
Мехмет подвел их к платану, росшему у самой ограды, и первой подсадил Марджану. Она поползла по толстой крепкой ветке, затем на секунду повисла на руках и мягко спрыгнула на землю. Оглядевшись, она поняла, что находится в узком переулке, повернулась и подняла руки, чтобы помочь Кариме. Вскоре та уже стояла рядом с подругой. Когда вслед за Каримой появился Мехмет, Марджана наконец перевела дыхание.
Путь беглецов лежал вправо, по темному переулку. Первым спешил шейх, его спутницы старались не отставать.
Добравшись до места общей встречи, он поднял руку, приказывая подождать, а сам открыл дверь и исчез в конюшне. Прошло несколько напряженных секунд, прежде чем Мехмет разрешил им войти. Сердце Марджаны куда-то покатилось, когда перед ней возникла темная тень. Рука сама собой потянулась к кинжалу. Но это оказался Сантос Ферра.
Сантос, прижав палец к губам, кивнул в сторону дальнего утла, где на тюфяках крепко спали конюхи. Марджана молча подняла брови. Ферра кивнул, признавая, что это он опоил конюхов, и с широкой улыбкой сжал тонкие руки Каримы, с поклоном поднеся их к губам. Та улыбнулась в ответ и нежно прижала ладонь к его загорелой щеке, выражая свою искреннюю благодарность.
— Теперь остается только ждать, — едва слышно выдохнул Мехмет.
Марджана осмотрелась — и сразу же увидела свободные стойла, где можно спрятаться, даже если войдет стража. Да, конюшни Кемала были так же великолепны, как дом. Туареги ценили своих коней и баловали куда больше, чем собственных детей. Почти все кони тихо похрапывали, кроме четырех, уже оседланных и приготовленных к поспешному отъезду.
Марджана устроилась на охапке соломы рядом с Каримой и взяла ее за руку, хотя нуждалась в утешении не меньше подруги. Храп коней и конюхов почти заглушал биение ее сердца.
Прошло, казалось, несколько часов, прежде чем Ферра принялся взнуздывать лошадей, после чего обернул их копыта тряпками, чтобы заглушить топот, так что им удалось почти бесшумно покинуть конюшни. Стояла тишина, но Мехмет предпочел вынуть саблю из ножен.
Марджана затаила дыхание, когда они проезжали по тихим темным улицам. Но все было спокойно. Никто не поднимал тревогу, требуя преследовать похитителей. Когда Мехмет остановил коней в сотне локтей от ворот, она не увидела часовых на стенах: похоже, о них уже позаботился Странник. И огромное деревянное бревно-засов уже было снято — массивные ворота открылись от малейшего толчка.
Марджана молча благословила Аякса за опыт и ловкость и благословила еще раз, когда прогремел взрыв. Испуганные громовым ударом, лошади заметались, и Карима с трудом удержала свою кобылку, которая явно собралась ринуться назад, в знакомое стойло. К счастью, Марджана поймала поводья обезумевшего животного и сумела его остановить.
— Держитесь ближе, — велел Мехмет, въезжая в ворота.
Марджана пришпорила лошадь и потянула за собой пугливую лошадку Каримы. Мехмет поднял саблю над головой на случай неожиданной встречи с врагом и поскакал вперед. Марджана, оглянувшись, заметила, что небо на полудень от конюшен окрасилось в оранжевый цвет. На улицах царила суматоха.
За стенами крепости в тени их уже ждали вооруженные всадники. Кром, ведущий в поводу лишнюю лошадь, вполголоса проговорил:
— Добро пожаловать, ханым Карима. Как всегда, очень рад видеть вас.
Судя по веселым ноткам в голосе, Кром был в своей стихии. Правда, он тут же обернулся к Мехмету, ожидая приказаний.
— Мы поедем вперед с ханым Каримой, — подтвердил тот, — а вы дождетесь здесь Аякса.
— Хорошо, — совершенно другим, серьезным тоном согласился Кром. — Постарайся благополучно вернуть ханым Кариму друзьям.
Взгляды Мехмета и Марджаны встретились. Он должен проводить Кариму в горы и защитить, если дело дойдет до настоящего боя. Но предпочел бы оборонять Марджану… Оборонять до последней капли крови.
— За шейха не беспокойся, он всегда выходит победителем, — шепнула наставнице Марджана. Мехмет же в этих словах услышал безмолвную мольбу: «Я доверяю тебе жизнь Каримы. Поклянись честью доставить ее живой и здоровой, как доставил бы меня». Услышал так же ясно, как если бы она говорила вслух.
И Мехмет так же молча дал ей слово сделать все, что в его силах. Коротко кивнув, он подъехал к Кариме. И в эту минуту из ворот вырвалась фигура в черном бурнусе и метнулась к неоседланной лошади. Не сразу Мехмет сообразил, что это Аякс. И что за ним гонятся.
Несколько туарегов мчались за «стражем» с поднятыми саблями. На них не было ни тюрбанов, ни сапог, но даже в ночных одеяниях они, похоже, были готовы сражаться не на жизнь, а на смерть. В рассветном полумраке Мехмету показалось, что он узнал Кемала. Очевидно, главу племени не одурачила придуманная ими ловушка.
Мехмет, загородив собой Кариму, с мрачной решимостью вступил в бой. Знакомый звон стали о сталь зажег огонь в крови, и какой-то частью своего сознания он понял, что зря сомневался в себе. Когда дошло до дела, годы сражений сразу дали себя знать.
Однако Марджана не настолько привыкла к рукопашному бою. Краем глаза Мехмет увидел, что она несется наперерез туарегам, чтобы дать время Страннику сесть в седло, и одновременно размахивает саблей, отбиваясь от свирепых воинов.
Изнемогая от страха, Мехмет попытался развернуть коня, прежде чем услышал крик девушки:
— Мехмет, скорее!
— Ко мне! — крикнул он своим людям.
Воодушевленные командой, «стражи» сомкнули строй вокруг него и Каримы и, пришпорив коней, понеслись к горам. Мехмет скакал плечом к плечу с Каримой и, оглядевшись, с облегчением заметил, что Марджана и Ферра держатся неподалеку. Последними, пригнувшись к холкам коней, скакали Кром и Аякс.
Они мчались через долину, и топот преследования громом отдавался в ушах Мехмета. Сколько раз такое повторялось в битвах! Его сердце билось в безумном ритме мелькающих копыт, резкого треска мушкетных выстрелов, отдающихся в ушах раскатами грома…
Перестрелка становилась все яростнее, и Мехмет снова оглянулся. На этот раз их преследовало уже не менее дюжины воинов. Очевидно, часть коней содержалась в другом месте, и Кемал сам бросился за вероломными гостями. К тому же небо предательски светлело, делая «стражей» отличными мишенями.
Кром и Аякс, должно быть, тоже осознали всю степень опасности — не снижая скорости, они повернули влево, пытаясь отвлечь преследователей на себя. Но тут снова раздались выстрелы; лошадь Аякса упала, сбросив седока, и перевернулась. Бедное животное дергало ногами, пытаясь встать на ноги. Но всадник был недвижим.
У Мехмета перехватило дыхание. Однако настоящий ужас его обуял, когда он увидел, что Марджана натянула поводья. Ее конь встал на дыбы, но она удержалась в седле и тоже свернула влево, помчавшись за упавшим другом. Мехмет понял, что она задумала, и сердце его замерло. Она никогда не оставит друга в беде, как и он никогда не покинул бы своего солдата в бою! Ожил его самый жуткий кошмар: она жертвует жизнью ради друга…
Он, сам того не сознавая, натянул поводья, но Ферра повелительно крикнул:
— Оставь их! Выполняй свой долг!
«Пожалуйста. Я доверяю тебе. Поклянись благополучно доставить ее…»
Шейху никогда еще не было так трудно, но он сцепил зубы и продолжал скакать рядом с Каримой. Преследователи разделились: несколько человек бросились вдогонку за Марджаной, но основная группа продолжала путь на полуночь.
Мехмет заметил, как исказилось тревогой лицо Каримы, понявшей, что произошло. Должно быть, на его лице отразилось такое же беспокойство, однако усилием воли он старался отрешиться от всех чувств, сосредоточиться только на спасении Каримы.
К этому времени они уже достигли дальнего конца долины и стали подниматься по горной тропе. Бешеная скачка давала себя знать — кони хрипели от усталости. А на небе тем временем в полную силу разгорался рассвет, окрашивая небо золотыми, сиреневыми и розовыми тонами. Снова оглянувшись, Мехмет увидел воинов Кемала — погоня была куда ближе, чем ему бы хотелось.
Он понимал, как им повезет, если они успеют добраться до перевала прежде, чем их перехватят. Там ждут свежие лошади, а Влад стоит с пороховым зарядом наготове, чтобы устроить обвал и остановить погоню…
И тут Мехмет похолодел от ужаса. План был хорош всем, кроме одного — никому и в голову не приходило, что группа «стражей» разделится. Если Владу удастся закрыть горный проход, Марджана и ее спутники окажутся запертыми по ту сторону завала и попадут в руки к туарегам. Аякс к тому же наверняка ранен, а может и мертв, что сделает побег почти невозможным. Паника завладела всем существом Мехмета. Он вцепился в поводья, сражаясь со своими чувствами.
Какое решение принять? Сейчас они ворвутся в ущелье и повернуть уже не смогут. К тому же уже поздно возвращаться за Марджаной. Он ничем не сможет помочь ей и поставит под удар всю экспедицию. Страх тошнотой подступил к горлу, но Мехмет припал к шее коня, словно собственной силой воли заставляя его взбираться по усыпанному камнями склону. Еще минута — и холодные тени ущелья сомкнулись над головами.
Шейх в отчаянии глянул на зубчатую скалу, нависшую над ними. Пришлось присматриваться, чтобы в самой узкой части коридора разглядеть движущиеся тени. Тоска и боль полосовали его душу, но, не позволяя себе расслабиться, он следовал за Каримой. Когда они миновали отряд Влада, Мехмет приготовился к взрыву. И хотя он знал, что сейчас последует, прокатившийся по горам гром поразил его в самое сердце.
На ущелье обрушилась лавина камней и глины, земля дрогнула, и грохот заглушил крик, который вырвался из груди Мехмета, полностью осознавшего наконец страшную правду: Марджана осталась там, в ловушке, наедине с врагом, и навеки потеряна для него…
Свиток двадцатый
Последовавшее молчание казалось таким же громовым, как и взрыв. В воздухе висел едкий запах пороха, напоминая Мехмету о бесчисленных сражениях, в которых он участвовал… о собственной беспомощности… бессилии изменить ход событий. Сухая пыль набилась в горло, мешая дышать. Он зажмурился, моля Аллаха, чтобы тот дал сил держаться. И снова оглянулся, смиряясь с жестокой реальностью: это не кошмар из его снов, наяву гигантская груда земли и камней заблокировала ущелье, отрезав Марджану и ее друзей от остальных «стражей».
Он был благодарен за сковавшее его оцепенение. Тупо наблюдал, как Влад спускается с карниза на дно ущелья. Так же тупо отметил, как помрачнел тот, когда Ферра объяснил, что произошло. Влад выслушал, кивнул и, вскочив в седло, направился к северному концу ущелья, намереваясь довести до конца их план и увезти Кариму как можно скорее.
Мехмет мгновенно очнулся и пришпорил коня.
— Нет! Возвращайтесь! — крикнул он Владу. — Мы не можем их оставить!
Влад сочувственно кивнул, но сдаваться не собирался.
— Наш долг — выполнить задание. А они, может быть, еще сумеют сбежать.
— Сбежать? Как? — взорвался Мехмет.
— Полуденной тропой. Из долины ведут две дороги. Ты сам назвал полуденный путь запасным на случай неудачи…
— Даже если они успеют добраться до второй, туареги последуют за ними и прикончат.
— Может и нет.
— А если им и удастся ускользнуть, как они выживут без припасов, воды и свежих лошадей?
— Если кто-то и сможет выжить, то это они, — спокойно ответил Влад, окинув Мехмета пронизывающим взглядом. — Не стоит недооценивать нашу предусмотрительность или нашу силу воли, друг мой.
Щека Мехмета нервно дернулась, но он вынудил себя сдержать раздражение и ярость.
— Значит, мы будем ждать их в оазисе?
— Нет. Как только завал разберут, Кемал немедленно бросится туда. Мы отправляемся на побережье, как было задумано с самого начала, и будем ждать три дня. Если они к этому времени не покажутся, будем считать, что их захватили в плен.
— А потом? — зловещим шепотом допытывался Мехмет.
— Отошлем Кариму на Эгрипос, а сами останемся и попытаемся их спасти.
— Так не пойдет!
Губы Влада сжались так сильно, что превратились в тонкую полоску.
— Ничего не поделать, Мейт. Сначала следует выполнить долг перед ханым Каримой.
Мехмет проглотил резкий ответ, понимая, что Влад по-своему прав.
— Мы не бросим их, — пообещал Влад. — Даю вам слово и клянусь честью. Но сейчас нужно убираться отсюда: наши облапошенные приятели наверняка попробуют взобраться на эту кучу мусора и расстрелять нас из подаренных нами же мушкетов.
Влад шел первым. Так они начали нелегкий путь, осторожно пробираясь по предательской тропе. К середине дня горы остались позади, и они пришпорили коней, надеясь как можно скорей пересечь пустыню. Беглецы намеренно обошли оазис Мерез, не желая оставлять следов. К ночи они раскинули лагерь, скорее для того, чтобы дать отдых усталым коням, чем себе. За ужином все молчали, прислушиваясь к ночным шумам.
Слишком взвинченный, чтобы уснуть, Мехмет ушел подальше от шатров, разглядывая унылую, залитую лунным светом пустыню. В руке он сжимал нож Анвара, но не мог заставить себя выпустить его из рук: все вокруг мучительно напоминало о Марджане. И о его невосполнимой потере.
Минут через десять тихий голос Ферры ворвался в его смятенные мысли:
— Вы должны верить, друг мой.
Отчаяние и гнев раздирали грудь Мехмета.
— А вы? Вы верите?
Даже в полумраке он заметил нерешительность, мелькнувшую в глазах Ферры. Но ответ был твердым и уверенным:
— Мы бывали и в худших переделках. Мы готовы умереть за наше дело. Марджана с самого начала знала, какая опасность ей грозит, да и Кром с Аяксом тоже.
— Аякс, боюсь, уже мертв.
— Если так, мы должны сделать все, чтобы его жертва не была напрасной. Да, дело прежде всего, но мы никогда их не бросим. К тому же мэтр Гуайомэр с нас головы снимет, если мы попросту обменяем их жизни на свободу Каримы.
Мехмет мрачно кивнул:
— И все же, если Марджана попадет в плен, освободить ее будет в сто раз сложнее, тем более что Кемал раскусил нашу игру. Мало того, он наверняка захочет отомстить за то, что мы украли рабыню у него из-под носа. Что, если он сорвет свой гнев на Марджане?
— Не следует придумывать новые беды, друг мой, — проговорил Ферра. — Три дня… Три дня — и мы все узнаем.
— Три проклятых дня… — прошептал Мехмет.
— Вам следует отдохнуть, друг мой, — посоветовал Ферра, поворачиваясь, чтобы уйти. — В ближайшие несколько дней вам понадобится много сил.
К полудню третьего дня они достигли побережья и раскинули лагерь в нескольких лигах от порта в тени дикой оливковой рощицы. «Стражи» избегали смотреть друг другу в глаза. Куда девались обычное дружелюбие, улыбки, смех и веселые перепалки? Теперь ничто не могло скрасить долгие монотонные часы ожидания.
Особенно тяжело приходилось Мехмету. При всем своем опыте он не мог отделаться от мучительных мыслей. И вернувшиеся кошмары терзали его по ночам. Марджана, возвратившаяся, чтобы спасти его… ее кровь и жизнь, утекающие прямо на глазах… Неужели его худшие страхи сбылись? Марджана может погибнуть… а он… он даже не попытался помочь ей.
Это изводило его больше всего. За долгие годы войны он потерял множество друзей и просто однополчан. Но его чувства к девушке были куда глубже братских или отцовских, которые он испытывал к своим людям, глубже того родства душ, которое связывало его с Анваром. Марджана стала его возлюбленной, его утешением, его ангелом-хранителем. Их страсть стала связью между ними, связью тесной и, он почувствовал это, неразрывной. Теперь он не в силах жить без нее.
Что, если он действительно потерял ее? При мысли об этом хотелось кричать, обвиняя судьбу в несправедливости. Мехмет поклялся, что, если Марджану убьют, он разнесет крепость Кемала в пыль.
Но никакие клятвы и обеты не могли заглушить тошнотворной тоски, ворочающейся в груди, или облегчить ужасных предчувствий. Он воображал, что теперь, когда война закончилась, больше не будет неуверенности, страха, скорби и горечи потерь. Но пока он не убедится, что Марджана в безопасности, кошмары, в которых он ее теряет, будут повторяться вновь и вновь.
Утром третьего дня от пропавших «стражей» по-прежнему не было никаких вестей. Завтрак состоял из кускуса с молоком и медом, миндалем и финиками, оставившими во рту у Мехмета вкус опилок, хотя остальные ели с аппетитом. Пытаясь хоть чем-то занять себя и растратить накопившуюся энергию, он оседлал коня. Мехмет с удовольствием проскакал бы половину пустыни, чтобы немного забыться и заглушить тоску, но опасался возбудить подозрения у местных жителей, поэтому ограничился тем, что несколько раз объехал лагерь.
Он чувствовал себя загнанным в угол зверем. Возвратившись, он мельком заметил ханым Кариму и только сейчас понял, что она должна была испытывать за два долгих месяца в плену.
Мехмет почти закончил распрягать лошадь, когда, к собственному удивлению, увидел ее совсем рядом, словно возникшую по его мысленному повелению. Она надела хиджаб и закрыла шарфом лицо — теперь были видны только глаза.
— Я хотела поблагодарить вас за свое спасение, шейх Мейт, — начала она, внимательно вглядываясь в него.
Мехмет плотно сжал губы. Они впервые разговаривали. До сих пор он подсознательно избегал ее… или она его. Так или иначе, но он не желал принимать благодарность за спасение, обернувшееся такой неудачей.
— Пустяки, ханым, не стоит благодарности, — сухо процедил он с коротким поклоном. Не хватало еще, чтобы его упрекнули в невежливости!
Он уже хотел отойти, когда Карима легко коснулась его руки.
— Понимаю, вы во всем вините меня…
Странно взволнованный ее пристальным взглядом, Мехмет колебался, не зная, что ответить. Он должен был разуверить ее, но в душе признавал, что действительно винит эту женщину. Именно из-за нее Марджане грозит смерть. Впрочем, вряд ли это справедливо. Карима не виновата в том, что пираты захватили судно и продали ее Кемалу.
Мехмет медленно выдохнул и уже спокойнее ответил:
— Вас никто ни в чем не винит, уважаемая. Марджана сама сделала выбор. Она не могла оставить вас в неволе и спокойно жить после этого.
— Это так… Я молюсь, чтобы с ней ничего не случилось. Я люблю Марджану как дочь, угрызения совести убьют меня, если с ней случится нечто ужасное.
Мехмет не произнес ни слова в утешение: он слишком хорошо знал, что это такое — угрызения совести. Но вовсе не собирался делиться мыслями с этой совершенно чужой женщиной.
Впрочем, Карима вовсе не казалась ему чужой. Мехмет вынужден был признать, что она куда ближе, чем ему бы хотелось. Шейх поежился под теплым проницательным взглядом. Почему она смотрит на него так, словно пытается понять, что же движет им? И почему он покорно терпит все это? Что заставило ее подойти? Желание утешить его? Или самой найти утешение? Возможно, и то и другое. Недаром в сверкающих темных глазах светится вековая мудрость.
В этот момент между ними родилось нечто вроде понимания, и Мехмету вдруг пришло в голову, что перед ним стоит женщина поистине необыкновенная. Теперь ему стало ясно, почему «стражи» так высоко ценят наставницу Марджаны. Карима, слегка улыбнувшись, кивнула, словно пришла к такому же положительному заключению о самом Мехмете. Но улыбка так же внезапно исчезла.
— Я не хочу уезжать завтра, — серьезно заметила она. — Возможно, вы сумеете убедить Влада.
Мехмет покачал головой, зная, что Влад прав.
— Вы должны… должны уехать. Иначе все, что мы сделали, было напрасным.
Но прежде чем он успел ответить, от южной границы лагеря раздался тихий свист — сигнал опасности. Из шатров немедленно появились «стражи». Мехмет с Каримой обернулись и увидели на вершине дальнего холма вспышки света. Часовой поспешно ответил на сигнал, ловко ловя зеркальцем солнечные лучи.
Дождавшись ответа, «стражи» стали взволнованно переговариваться.
— Это Кром! — обрадовался Влад. — Но кто-то из них ранен.
Сердце Мехмета забилось сильнее. Встретившись со встревоженными глазами Каримы, он понял, что она тоже взволнована.
Влад немедленно велел часовому передать очередной приказ: «Оставайтесь на месте, мы придем за вами».
— Как мы их найдем? — спросил Мехмет Влада.
— Я знаю, где они. Мы с Кромом нашли отличное укрытие, когда разведывали место для лагеря. Насколько я понял, Мейт, вы собираетесь с нами?
— Да, разумеется.
— И я тоже, — вставила Карима.
— Нет, моя ханым, — твердо заявил Влад. — Вы останетесь здесь, в безопасности. Обещаю, мы привезем их как можно скорее.
Карима недовольно поджала губы, но спорить не стала. Мехмет заподозрил, что столь непривычная покорность мало присуща этой решительной женщине — и, если бы не угрызения совести, она наплевала бы на любые запреты.
Все трое прятались от солнца в тени рожкового дерева, рядом с крошечным ручейком, вытекающим из подземного источника. Марджана и Кром с грязными измученными лицами сидели, прислонясь к стволу дерева. У обоих даже не было сил шевелиться. Аякс, растянувшись на земле, спал рядом. Пропитанная кровью повязка обхватывала его левое плечо.
Они ужасно выглядели. Настоящие беженцы, спасающие свою жизнь любой ценой. Мужчины заросли щетиной, придававшей им вид пиратов. Марджана походила на жертву кораблекрушения: растрепанная, оборванная, волосы выбиваются из-под шарфа, которым она связала непокорную гриву. Тут же стояли две лошади, загнанные настолько, что оставалось удивляться тому, что они еще не упали.
Завидев «стражей», Кром с трудом поднялся и помог Марджане встать. Мехмет не сводил с нее глаз. Никогда еще она не казалась ему столь прекрасной.
Когда Влад, свесившись с седла, обнял ее, Мехмет ощутил такой свирепый укол ревности, что едва сдержался, чтобы не встать между ними. Как обидно, что у него нет права вести себя на людях с Марджаной, как старший брат!
Но даже ревность не смогла затмить того безмерного облегчения, которое завладело им сейчас.
— С вами все в порядке? — выдавил он.
Марджана приподняла голову и с усталой улыбкой глянула на него поверх плеча Влада.
— Да, мой шейх. Все хорошо.
Больше всего Мехмету хотелось, чтобы остальные «стражи» внезапно исчезли. Чтобы он смог обнять ее, осыпать поцелуями и убедиться, что она жива и невредима.
Но Марджана, разумеется, больше всего волновалась за подругу.
— Что с Каримой? — спросила она.
— Ханым в безопасности. Она с нетерпением ждет вашего возвращения, мечтает покинуть эти берега как можно скорее.
Влад, дружески хлопнув Крома по плечу, спросил:
— Но как вы выжили? Что случилось?
— Аякса ранили в плечо, когда его лошадь упала, — ответил Кром. — Но рана несерьезная.
Услышав свое имя, тот приподнялся на локте. Вид у него был измученный, глаза лихорадочно блестели, но на губах играла улыбка.
— И все еще адски болезненная.
— Перестань ныть, неженка, — ухмыльнулся Кром. И, обернувшись к Мехмету, продолжил: — Мы начали отстреливаться. И тут произошло нечто странное: слуги Кемала отстали и бросились в погоню за вами. Словно вдруг забыли о нас, как будто мы стали невидимками…
«Марджана… — пронеслось в мыслях Мехмета. — Это она! Она ворожила!.. Коварная дочь огня».
Он взглянул на девушку, но та даже не ответила на его взгляд. Кром продолжал:
— Как только мы выбрались из долины, опасность нам уже не грозила. Правда, все мы боялись, что рана Аякса загноится. Но Марджана отыскала какую-то вонючую траву, которой обернула рану, и, как видите, все обошлось. Плохо было одно: на троих у нас было две лошади и почти не осталось ни еды, ни питья. Мы не могли позволить себе отдохнуть ни минуты. Поэтому мы не держимся на ногах и умираем от голода и жажды. Лично я готов съесть лошадь.
— Только не этих отважных животных! — энергично запротестовала Марджана, показывая на исхудавших коней, сумевших спасти своих седоков. — Они заработали годовую норму овса за верную службу!
— Хорошо, тогда верблюда.
— Только жарить его будешь сам, — согласилась она с усталым смехом. — А я отдала бы душу за горячую ванну. Клянусь, я могла бы отмокать целую неделю.
В этот момент водоворот эмоций захлестнул Мехмета. Как она может сейчас шутить? Он был солдатом и прекрасно понимал, как юмор способен снять напряжение в тяжелые минуты. Легкомыслие Крома привычно, но Марджана?! Неужели она не понимает, какие муки ему пришлось пережить за последние четыре дня? Как он страдал, гадая, жива она или мертва!
Мехмет разрывался между желанием прижать ее к себе и задать хорошую трепку за то, что подвергла его такой пытке, а теперь еще и вышучивает свои приключения! Но руки у него связаны. Он не может сделать ни то, ни другое.
— Скоро мы вас накормим, — пообещал Влад. — Но ванна подождет, пока мы не окажемся на борту корабля. Кто знает, вдруг Кемалу взбредет в голову возобновить погоню?
Кром, мгновенно став серьезным, направился к своему коню. Смех «стражей» мигом смолк. Угроза казалась вполне реальной.
Четыре часа спустя каравелла уже поднимала паруса. Пришлось потрудиться, чтобы поднять раненого Аякса из шлюпки на палубу. Как только берег исчез за кормой, Марджана принялась обрабатывать его рану бальзамом из корабельных запасов.
Карима проследила за тем, чтобы медную лохань наполнили пресной горячей водой, и вызвалась помочь подруге избавиться от грязи. Вымыв волосы, Марджана откинула голову на бортик лохани. Мерное покачивание убаюкивало, но желание поболтать с подругой было куда сильнее — да и Карима готова была говорить часами.
— До сих пор не могу поверить, что все уже позади! Как ты рисковала, девочка…
Марджана, поморщившись, покачала головой:
— Ты бы сделала то же самое, Карима. Я ни секунды в этом не сомневаюсь.
— Ну разумеется, я же отвечаю за тебя.
Марджана устало усмехнулась:
— Ты уже давно ни перед кем за меня не отвечаешь. Мы обе знаем, что ты последовала к людям за мной добровольно. Что отказалась от вечной жизни и немалых умений. Что лишилась почти всего…
— Но ведь и ты лишилась почти всего… Не могу представить себе, скольких сил тебе стоило отвести погоне глаза!
— Наверное, многих… Но тут уж было не до размышлений — они бы нас мигом догнали. Вот и пришлось…
— Хорошо еще, что твои спутники ничего не заметили… — пробормотала Карима.
— Они-то заметили, но ничего, к счастью, не поняли. Надеюсь, они до конца жизни будут теряться в догадках…
Она снова откинула голову и вздохнула. В эту минуту ее накрыло гигантской волной усталости — впервые за несколько дней она позволила себе расслабиться. Когда глаза девушки закрылись, Карима с сожалением покачала головой:
— Ну вот, растрещалась как сорока, а ты совершенно измотана. Оставляю тебя отдохнуть.
Марджана даже не ответила. Еще немного — и она уснет прямо в воде! У нее едва хватило сил вытереться и лечь. Волосы так и не успели высохнуть.
Проснувшись поздней ночью, она обнаружила поднос с хлебом, сыром и фруктовым соком. Марджана жадно съела все до последней крошки и снова заснула. А когда пробудилась, в иллюминатор уже заглядывало солнце. Марджана оделась и отправилась навестить пациента.
В маленькую каюту уже набились «стражи», шум стоял невероятный. Все дружно смеялись над шуточками Крома. Ее глаза сразу же нашли Мехмета. Взгляды их на мгновение встретились, но Марджана взяла себя в руки и выгнала всех, чтобы без помех перевязать рану.
Она с радостью отметила, что следов воспаления нет и больной скоро встанет на ноги. Жар спал, и Аякс, выбритый и умытый, выглядел настоящим красавцем. Но уже не находил себе места, и неудивительно: для него неподвижность была хуже смерти. Поддавшись на уговоры, Марджана разрешила раненому подняться на палубу. Но приказала держать руку в покое, пока они не доберутся до Эгрипоса.
Закончив дела, Марджана вернулась в свою каюту и легла. Только к концу дня она нашла в себе силы встать и выйти к друзьям. Те праздновали победу лучшим амотильядо из немалых запасов Ферры. Девушка появилась как раз тогда, когда подруга произносила прочувствованную речь.
Марджана молча слушала, заметив, однако, что Мехмет наблюдает за ней с тем же сдержанно-задумчивым выражением, как в первые дни их путешествия, словно усилием воли подавляя все чувства.
Она с трудом оторвала от него взгляд. Теперь, когда все было позади, ее одолевало все то же смятение. И все те же вопросы. Готов ли Мехмет вступить в орден? Видит ли он себя рядом с ней?
Ответов девушка не знала, но была уверена, что после всего пережитого Мехмет откажется и от ордена, и от нее. Она облегченно вздохнула, когда Карима взяла ее под руку и повела к поручню.
Золотисто-красные лучи заходящего солнца косо ложились на воду, превращая морскую гладь в жидкое золото. Дух захватывало от красоты, символизировавшей жизнь, надежду и бесконечную свободу. Карима глубоко вздохнула, наслаждаясь видом. Минуты текли в молчании.
— Знаю, — неожиданно пробормотала она хриплым от слез голосом, — я обещала не надоедать тебе своей благодарностью. Но думала, что все это я потеряла навсегда. Как потеряла тех, кого люблю, без кого моя жизнь станет просто бессмысленной.
Марджана обняла подругу за талию.
— Все позади, Кара. Попытайся выбросить все это из головы. Ты снова с нами, среди друзей, и это самое главное.