Петр Первый. Император Всероссийский Романова Анна

Глава 1 Отрочество и воцарение Петра

– Сдавайся, ирод! – победно закричал высокий мальчик и нацелил деревянную саблю на поверженного врага, роль коего исполнял его ровесник, который на данный момент был занят тем, что лежал в пыли и непримиримо сверкал из нее черными глазищами. Вокруг них столпился полк детей, вооруженных игрушечными карабинами, пистолями и знаменами.

– Петр, добей его! – возбужденно загалдели мальчишки и наперебой заулюлюкали, насмехаясь над побежденным. Царевич Петр гордо огляделся. Его друзья, отпрыски знатных родов, обожали играть в «войну» так же, как и он, четырнадцатый наследник великого русского царя Алексея Михайловича Романова – с младых ногтей они росли вместе, впитывая в себя науку воинского дела. Петру очень недоставало внимания отца: еще маленьким его отдали на руки матери и нянек, а его мужским воспитанием занимался шотландец Менезиус, который и привил мальчику любовь к военщине.

С детства царевич не нуждался ни в чем – он был окружен дорогими игрушками, вниманием кормилиц и роскошными вещами. Зимой Петр с удовольствием обкатывал ледяные горы, а летом объезжал столицу в забавной маленькой карете, которая была запряжена четверкой темно-рыжих лошадок и сопровождалась пятью потешными карликами.

После смерти царя Алексея, любимого учителя мальчика отдалили от Петра, однако полученные навыки подрастающий царевич не забыл, продолжая играть с товарищами по детским забавам во взятие городов. Со временем их игры переросли в настоящее воинское обучение: деревянные пушки и ружья сменились настоящим оружием, мальчики учились военным приемам, рыли окопы, возводили укрепления и брали их штурмом. Мать Петра, Наталья Кирилловна Нарышкина, решила позаботиться об образовании сына, и к пятилетнему мальчику был приставлен дьяк, который должен был обучить царевича грамоте.

Петр внезапно проявил немалые способности: он с легкостью учился чтению и правописанию, был чрезвычайно понятлив и обладал хорошей памятью. Его кумирами были такие выдающиеся деятели русской истории как царь Иван Грозный, Александр Невский и, конечно, его собственный отец, Алексей Романов. Царевич жадно впитывал знания из книг и картинок, которые служили больше для забавы, однако в них были изображены корабли, знаменитые здания мира, астрономические явления и прочие предметы, которые развивали детское воображение. С самого детства Петр мечтал о создании собственных городов, возведении прекрасных зданий, штурме неприступных крепостей и мореплавании – впрочем, последняя мечта пока казалась несбыточной: мальчик не умел плавать и панически боялся воды.

Узнав об интересе сына к книгам, Наталья Кирилловна распорядилась выдать дьяку исторические книги и рукописи, изобилующие различными рисунками, которые пылились в дворцовой библиотеке. Специально для царевича мастера живописного дела из Оружейной палаты нарисовали новые иллюстрации, что привело Петра в восторг. Частенько мальчик злоупотреблял чтением, утомляясь от количества поглощенных книг – тогда добрый дьяк забирал у него литературу и рассказывал Петру о приведенных в ней картинках, пока тот внимательно слушал.

Также дьяк обучал царевича церковной науке: ребенок был вынужден учить Часослов, Псалтырь и Евангелие, в результате чего впоследствии мог заткнуть за пояс многих священнослужителей.

Жизнь Петра могла сложиться довольно безоблачно, поскольку Россией правил его брат – Федор Романов. Однако внезапно спокойной жизни мальчика в подмосковном селе пришел конец.

По достижении десятилетнего возраста беззаботная жизнь юного Петра была безжалостно нарушена. Царь Федор, который никогда не отличался хорошим здоровьем, внезапно скончался. Его смерть совпала со Стрелецким бунтом, не в последнюю очередь спровоцированным сестрой Петра – Софьей Романовой, которая давно лелеяла планы на царский престол. Следующим царем должен был стать царевич Иван Алексеевич Романов – однако ввиду его общей болезненности решением Боярской думы престол унаследовал крепкий и здоровый Петр.

Софья, которую не устраивало подобное развитие событий, с помощью стрельцов пустила слух, что царевич Иван убит. Вооруженные стрельцы захватили Кремль, однако царица Наталья Кирилловна не побоялась выйти к ним с Петром и живым Иваном, после чего толпа впала в замешательство. Возможно, на этом бунт бы и закончился, но князь Михаил Долгоруков начал обвинять стрельцов в различных грехах, после чего началось кровопролитие. Разъяренные мятежники подняли на копья самого князя и начали убивать близких родственников Петра у него на глазах. Такое нервное потрясение впоследствии и приведет царя к эпилептическим припадкам и проявлению крайней жестокости.

Под давлением стрельцов царевна Софья была назначена регентшей, ввиду малолетства Петра. Ее указом юный царь был отправлен с матерью назад в село Преображенское, где мальчик лишился своего учителя-дьяка и прекратил обучение, все свободное время посвящая играм с товарищами.

Спустя некоторое время Петр не на шутку увлекся судоходством: впервые увидев в амбаре небольшой иностранный бот, он всерьез занялся его реконструкцией и вскоре с помощью корабельного плотника и мастеров, спустил свое первое судно на воду озера. Изменился характер и его детских игр – юноша составил из охотников два собственных полка и начал с ними военные учения. Это сильно беспокоило Софью, которая понимала, что вскоре Петр достигнет своего совершеннолетия и власть ускользнет из ее рук. Не обрадовала ее и новость о том, что Наталья Кирилловна женила семнадцатилетнего Петра на Евдокии Лопухиной, дочери окольничего.

Тем временем Петр осваивался в роли молодого супруга. Жена сначала пришлась ему по душе – юная, красивая, умом, правда не слишком богата, но это ничего. Однако осознав, что мать женила его лишь для того, чтобы обуздать своевольную и свободолюбивую натуру сына, впал в тоску и оставил жену дома, отправившись в Переяславль строить корабли.

Евдокия вместе с Натальей Кирилловной писали ветреному царю трогательные письма, умоляя его вернуться в Москву, но Петр был непреклонен, отговариваясь от женщин наличием срочных дел. Так продолжалось до лета 1689 года…

Глава 2 Приход к власти

– Снаряди в Кремль побольше своих людей! – Софья нервно вышагивала по своему кабинету. Начальник стрельцов исподлобья наблюдал за ней. В Москве намечался крестный ход, и регентша планировала убить сторонников Петра, распространив слух о том, что тот готовит этой ночью покушение на нее.

Однако Софья не подозревала, что среди стрельцов были те, кто давно принял сторону Петра. От них царь и узнал о готовящемся заговоре. Отправив жену и мать в Троице-Сергиев монастырь, он направил Софье письмо, в котором требовал от нее прибытия туда начальников от всех полков, а также по десять рядовых. Регентша категорически отказалась выполнять веление царя, после чего тот прислал еще один приказ, которому повиновались уже царские полки, отправившиеся в монастырь. Лишившаяся поддержки Софья была вынуждена отправиться вслед за ними. Петр не пожалел сестру и заключил ее в Новодевичий монастырь, где она приняла постриг и стала монахиней.

Первое время Петр, окончательно пришедший к власти, мало интересовался государственными делами, предоставив это дело Нарышкиным. Ему хотелось покорять новые горизонты, а не сидеть во дворце, управляя огромной страной. Была у него и еще одна проблема – жена Евдокия, докучающая ему своей наивной любовью со страшной силой. Супруги были в браке уже три года. За это время у Петра появилось три сына от Евдокии – Александр и Павел, которые умерли вскоре после рождения, а также Алексей, которого он сильно любил.

Однажды друг царя, Франц Лефорт, пригласил уставшего Петра скоротать дождливую ночь в Немецкой слободе. Не успел тот сменить промокшую одежду и присесть на диван, как вдруг в гостиной появилась неземной красоты девушка.

– Государь, разреши представить тебе Анну Монс, – Лефорт хитро подмигнул Петру, который во все глаза смотрел на эту красавицу в открытом платье. Девушка быстро сориентировалась и склонилась перед царем в глубоком реверансе.

– Выпьете кофе, государь? – произнесла Анна грудным голосом, от которого Петр окончательно пропал.

Ее слишком откровенное декольте буквально заворожило юношу, который ранее видел лишь русских девушек, одевающихся по старинным обычаям в закрытые плотные платья. Ночь Петр провел с Анной, которая влюбила в себя царя своей искушенностью и раскованностью. В доме немки он задержался не на ночь, и не на две – он стал проводить с ней все свое свободное время, игнорируя страдания Евдокии, которая рыдала дни напролет в кремлевском тереме, оплакивая свою несчастную любовь. Утешением женщины была лишь свекровь, Наталья Кирилловна, которая, впрочем, тихо возненавидела невестку за то, что та не сумела влюбить в себя Петра и удержать его от сумасбродных поступков.

Петр же тем временем начал появляться с Анной на торжественных мероприятиях, твердо решив развестись с постылой супругой и жениться на своей фаворитке. Он понимал, что любовнице нужны от него только привилегии и роскошная жизнь, которую он в избытке предоставлял Анне, даруя ей драгоценности и поместья, однако считал для себя возможным заплатить такую плату за благосклонность красавицы-немки.

– Ах, майн херц, какое невозможное чудо! – воскликнула Анна, принимая от Петра его собственный портрет из бриллиантов и других драгоценных камней.

Царь с удовольствием смотрел на почти детский восторг своей фаворитки и ощущал, что может свернуть горы ради нее. Одной из таких гор была Евдокия. Петра бесила одна мысль о своей жене, которая всем своим существом символизировала для него не только камень на шее, но и все те презираемые им традиции древней Руси, что закоснели и давно изжили себя. В отличие от нее, Анна Монс разделяла точку зрения Петра касаемо России – она восхищалась прогрессивным Западом, дух которого, казалось, поселился в ее по-европейски обустроенном доме.

– А что, Анхен, – говаривал частенько царь и мечтательно смотрел на любовницу, – кому, как не мне, выводить Русь-матушку из дремучего средневековья в современность?

Анна же полностью поддерживала Петра в его устремлениях, незаметно манипулируя увлеченным мужчиной – ходили слухи, что государь велел сбрить боярам их окладистые бороды именно после того, как Монс высмеяла их старозаветность и дикость.

В благодарность за поддержку и понимание Петр продолжал одаривать Анну роскошными подарками. Специально для нее был выстроен дворец, в котором была обустроена великолепная опочивальня, вызывавшая зависть и восторг у всех, кто удостаивался чести лицезреть ее.

Впрочем, ни богатство, ни статус любимой царской фаворитки не помогали Анне Монс снискать любовь народа, который искренне сочувствовал заброшенной Евдокии и ненавидел «Монсиху», которая любила проехаться по Москве в шикарном экипаже, разодетая в шелка и бархат.

Петр же стремился к женитьбе на любовнице, но на шее мертвым грузом висела несчастная Евдокия и мать, Наталья Кирилловна, которая умоляла сына не рушить брак. Все те первые четыре года, что Петр провел с Анной, Лопухина не прекращала писать ему длинные письма, в которых жаловалась на его невнимание к ней, законной супруге. Такие же письма Евдокия писала своим родственникам – впрочем, Петр перехватывал их и с наслаждением сжигал в камине. Он уже придумал, как избавиться от надоевшей жены – осталось только воплотить свой план в жизнь.

Глава 3 Поездка заграницу

Весной 1697 года Петр задумал съездить за границу, чтобы посмотреть на жизнь за рубежом и почерпнуть идей для своих грядущих реформ в России. С этой целью им было снаряжено посольство из двухсот пятидесяти человек во главе с Францем Лефортом, сибирским наместником Головиным и думным дъяком Возницыным. Сам же Петр путешествовал инкогнито в составе посольства, под псевдонимом Петр Михайлов. Целью поездки являлось построение дружественных отношений с государствами Западной Европы, а также набор на службу добросовестных морских волков, которые умели профессионально управлять кораблями.

Доехав с посольством до Курляндии, Петр покинул свиту и отправился в Пруссию. Ему не терпелось поскорее обучиться артиллерийскому делу, а множество торжественных приемов только задерживали его на пути к мечте. Изучив дотошно предмет и получив аттестат огнестрельного мастера, Петр совершил поездку в Голландию, где он начал обучаться кораблестроению, нанявшись работником на Ост-индскую верфь. Из голландских анатомических театров царь и вынес свое знаменитое увлечение анатомией.

После Голландии путь Петра продолжился в Англию. Его радушно принял сам король Вильгельм III, который продемонстрировал своему гостю примерный морской бой у острова Вайта, показал военные корабли, университет Оксфорд и пригласил на заседание лондонского парламента.

– Как весело, когда подданные говорят своему правителю правду, – задумчиво сказал тогда Петр.

В России ситуация с откровенностью обстояла совсем иначе – придворные изо всех льстили государю, стараясь умаслить его сладкими речами. Это совсем было не по душе Петру, который презирал лицемерие и ложь.

Проработав несколько месяцев на Дептфорсткой верфи, поднабравшись опыта и проникнувшись жизнью независимых англичан, царь ощутил в себе новые силы и решил воплотить в жизнь свой план по разводу с Лопухиной.

– Нет, нет, нет! – истерично повторяла Евдокия, заламывая руки и кусая угол шелкового платка.

Только что с посланием от Петра прибыл Лев Нарышкин, который известил женщину, что царь приказывает ей отправиться в монастырь и принять там постриг в монахини. После смерти свекрови Натальи Кирилловны и ссылки опального отца Евдокии в глушь России, она лишилась всей возможной поддержки. Петра больше ничего не сдерживало – решение отправить жену в монастырь автоматически означало развод.

– Алешку не оставлю, – твердо сказала Евдокия Льву. Тот молча выслушал отказ и удалился, сочтя нежелание матери покидать малолетнего сына достаточно веским поводом для откладывания переезда в монастырь.

Узнав о сопротивлении обычно покорной супруги, царь рассвирепел.

– За волосы к монахам отволоку! – буйствовал он.

Желанное освобождение от брака было так близко, но Евдокия и тут умудрилась подложить ему свинью. Петр, на тот момент находившийся в Лондоне, собирался тут же ехать обратно, однако в России начался очередной стрелецкий бунт, подстрекаемый опальной Софьей, и на какое-то время ему стало не до развода. Его планы, связанные с путешествием в Венецию, были нарушены – царь был вынужден подавлять бунт из-за границы.

Впрочем, по возвращению из поездки, Петр успел на обратном пути посетить польского короля Августа, с которым немедля завел крепкую дружбу. Вернувшись в Москву, где к тому времени его войска уже разгромили бунтарей, государь принял самоличное участие в казни почти двух тысяч стрельцов. События, уже однажды пережитые им в детстве, хорошо научили его отрубать голову ядовитой гидре.

Софья была насильно пострижена в послушницу Сусанну. Та же судьба постигла и упирающуюся Евдокию, которой было всего двадцать пять лет. Мольбы женщины не разжалобили Петра – он был влюблен и тверд характером, который, несмотря на молодость царя, был уже достаточно закален в многочисленных испытаниях.

Разобравшись с интригами Софьи, Петр решил возобновить активные боевые действия и захватить турецкую крепость Азов. Для этой цели он самолично руководил строительством транспортных судов, морских лодок и плотов, предназначенных для перевозки войск, артиллерийских орудий, боеприпасов и провианта на территорию Азова. Во время Азовского похода царь взял на себя обязанности руководителя всей кампании и первого бомбардира войска. Отвоевав у турецкой армии три крепости, армия Петра осадила Азов, где, благодаря блестящей стратегии царя, русским удалось занять каменные башни, стоящие на берегах реки Дон чуть выше крепости. В том походе Азов захватить Петру не удалось, поэтому через год он предпринял еще одну попытку покорить неприступную крепость. На этот раз он подготовился более серьезно: было реорганизовано командование войсками, построен флот из двух крупных военных кораблей, 23 галер и более 1300 мелких судов. Помимо этого, Петр издал указ, который давал свободу всем холопам, вступавшим в его войска, в результате чего сухопутная армия увеличилась до семидесяти тысяч человек.

Уничтожив караван турецких грузовых судов, флот царя отрезал Азовскую крепость от морских источников снабжения. Подкрепление в виде турецкой флотилии не решилось вступать в бой с русскими и вскоре часть войска Петра прорвало оборону крепости, захватив ее бастионы.

Вернувшись в Россию с триумфальной победой, Петр продолжил свою связь с Анной Монс, которая, по слухам не испытывала к царю ничего, кроме безразличия, а отношения с ним поддерживала исключительно из выгод, которые они сулили, что даже не удосуживалась скрывать. Любовь царя к Анне длилась на протяжении десяти лет – пока он не нашел доказательства ее измены в виде любовных писем, адресованных другому с нежными словами и клятвами в вечной любви. Увидев их, Петр рассвирепел, потому что ему Анна никогда не говорила нежных слов и более того – не давала клятв в любви и верности. Придя в ярость, Петр заключил Монс на несколько лет под домашний арест, впоследствии разрешив бывшей любовнице выйти замуж за влюбленного в нее немца.

Глубоко разочаровавшись в женщинах, Петр еще не догадывался, какой сюрприз ему готовит судьба…

Глава 4 Судьбоносная встреча

Была осень 1703 года. Царь Петр I, проезжая из Петербурга в Ливонию, изрядно продрог, устал и был слишком раздражен дождливой погодой, чтобы пренебречь возможностью остановиться в уютном доме своего фаворита Меншикова. Утомленно развалившись за накрытым столом, Петр уже выпил вина и зажмурил веки. Кто-то моментально наполнил его бокал. Царь почувствовал легкий аромат душистых трав и приоткрыл глаза – рядом стояла, потупив взгляд, смуглая чернобровая девушка, и щеки ее были залиты ярким румянцем.

– Сашка, откуда такая скромница? – подмигнул Петр Меншикову, который, нахмурившись, терзал вилкой запеченную утку. Девушка зарделась еще больше.

– Это Марта, – пробурчал князь, нехотя отрываясь от еды. – Умная и послушная служанка, исправно выполняет все свои обязанности.

Царь хмыкнул и оценивающе окинул Марту взглядом.

– Все-все? – небрежно протянул он, залпом выпив вино и повелительно подставив бокал под графин, который держала девушка.

– Еще вина, государь? – Марта наклонилась над столом и долила немного напитка в пустой бокал. – Если велите, я подам вам успокоительного чаю.

Меншиков поперхнулся уткой. Петр засмеялся и ощутил в себе желание подразнить строптивую девицу, которая отчаянно смущалась и в то же время излучала какой-то внутренний бунтарский огонь.

– С удовольствием выпью твоего чаю, Марта, – Петр выделил имя интонацией. – Принесешь его мне в спальню перед сном, вместе со свечой.

В глазах служанки на секунду вспыхнула дерзкая искра, которая, впрочем, быстро сменилась привычной покорностью. Поклонившись царю и своему хозяину, девушка быстро покинула гостиную.

– Да-а, майн херц, – довольно протянул Петр, – умеешь ты челядь подбирать. Где этакое сокровище откопал? Признавайся, шельмец!

Меншиков отпил вина из хрустального бокала и задумчиво посмотрел на огонь в камине.

– Военный трофей, – загадочно молвил князь, который уже понял, что царю пришлась по душе его служанка. Теперь Александр мысленно прикидывал, какую выгоду он может извлечь, подарив царю на ночь понравившуюся девушку. Меншиков овладел Мартой сразу после ее появления в его усадьбе и сам был в восторге от ее страстной натуры. Марта была отзывчивой, раскованной, умела шутить и легко могла утешить, отогнать дурные мысли, согрев не только постель, но и душу.

– Я не буду разочарован? – вопросительно поднял бровь Петр.

На мгновение князя царапнул инстинкт собственника, однако он быстро подавил его. От Марты не убудет, а вот ему расположение царя к себе усилить не помешает.

– Что вы, как вы могли подумать? – Меншиков притворился обиженным. – Разве я предложил бы вам некачественный фрукт? Девушка прекрасно владеет постельными талантами, абсолютно здорова и почтет за честь ублажить правителя великой империи.

Петр довольно усмехнулся и поднял бокал, салютуя фавориту. Он не ошибся, приблизив к себе Александра, – тот был чрезвычайно умен, хитер, обаятелен и, что самое главное, предан царю всей душой. Иногда у Петра даже возникала мысль проверить преданность Меншикова, наняв людей для его подкупа, однако искренность в глазах князя неизменно подкупала его, и царь втайне стыдился своих мыслей.

Завершив ужин, мужчины выкурили по заморской сигаре, набитой крепким ароматным табаком, и разошлись по спальням, до невозможности довольные друг другом.

Петр опустился на белоснежные простыни и довольно вздохнул. Меншиков в очередной раз не разочаровал его: вкуснейший ужин, хорошее вино, загадочная служанка… Размышления царя прервал робкий стук в дверь. Дозволив ночному гостю войти, Петр увидел в своей комнате Марту, которая держала в руках поднос с дымящейся чашкой и зажженной свечой в резном подсвечнике. Несколько минут мужчина внимательно разглядывал смущенную девушку, после чего велел ей подойти и присесть рядом с ним на ложе.

– Ну что, красавица, верна ли ты своему государю? – ласково произнес Петр и погладил Марту по колену, прикрытому плотной белоснежной тканью ночной сорочки. Служанка несмело улыбнулась и внезапно накрыла руку царя своей небольшой ладонью.

– Моя верность принадлежит только вам, царь-батюшка, – пылко произнесла девушка и поцеловала пальцы Петра, задержав их у своих горячих губ чуть дольше, чем полагается. Изумленный Петр рассматривал Марту как заморскую диковинку – у него было много женщин, но ни одна из них не проявляла по отношению к нему столько искренности и страсти. Придворные девицы, которых царь брал в свою постель, после ночи с ним считали себя чуть ли не императрицами и позволяли себе всевозможные капризы, которые Петр довольно быстро пресекал.

Наутро Петр вышел из своей комнаты тихим и задумчивым. Велев закладывать лошадей, он долго смотрел на осеннее небо, а перед самым отъездом позвал к себе Марту.

– Возьми, – он вложил девушке в ладонь золотой дукат и сжал ее пальцы.

Кучер свистнул и взмахнул кнутом. Петр сел в карету и бросил последний взгляд на одиноко стоявшую девушку. Рядом стоял напряженный Меншиков, который вышел проводить своего государя с утра пораньше. Карета медленно тронулась и поехала.

Спустя некоторое время царь осознал, что его мысли все чаще занимают воспоминания об этой милой девушке, и начал вести переписку с Мартой. В письмах Петр называл ее Катериной. Он обещал непременно вернуться за ней. Спустя несколько месяцев у имения Меншикова снова остановилась царская карета. Не стесняясь своего счастья, Марта выскочила на зимнюю улицу в одном платье. За ней вышел и бледный Меншиков.

– Ну что, Алексашка, – весело гаркнул царь. – Забираю я твое сокровище себе в услужение. Сияющая девушка робко взглянула на Меншикова, ожидая проявления недовольства с его стороны. Женской интуицией Марта чуяла, что князь к ней неравнодушен, однако понимала, что сопротивляться решению царя тот не осмелится.

Меншиков не разочаровал ее – поклонившись, он пробормотал что-то вроде «рад служить» и зябко съежился на пронизывающем ледяном ветру. Усадив свою Катерину в карету, Петр попрощался с фаворитом и исчез в начинающейся метели. Князь же остался стоять еще некоторое время, вглядываясь в снежные дали. Ему было странно возвращаться в дом, где больше нет Марты. Окончательно замерзнув, Меншиков вернулся и налил себе огромную чарку вина.

Глава 5 Любимая фаворитка

Екатерина довольно быстро освоилась во дворце Петра. Придворные фрейлины в недоумении шептались по углам – мол, как Петр, славившийся любовью к красивым дворянкам, польстился на смуглую коренастую крестьянку с неправильными чертами лица?… Практически все при дворе были уверены, что этот явный мезальянс создан то ли при помощи деревенского колдовства, то ли бог весть чего еще. Однако Екатерина старалась не обращать внимания на досужие слухи. Казалось, девушку совершенно не очаровывает блеск и роскошь царских владений. Все свое внимание она уделяла Петру, который был влюблен, как мальчишка в девушку, которая спустя восемь месяцев после переезда в дворец родила ему дочь Аннушку.

Иногда на Екатерину накатывала легкая грусть – сказывалась разлука с привычной тихой обстановкой дома Меншикова, да и презрительно-надменные взгляды придворных красавиц не добавляли ей уверенности в себе.

– Петр, а за что ты меня полюбил? – спросила однажды девушка, упорно рассматривая невидимую пылинку на своем веере.

Царь был одновременно удивлен и растроган, ведь раньше он знал Екатерину совершенно с другой стороны. Его любимая могла быть язвительной, остроумной, страстной и пылкой – а вот свою ранимость она, похоже, тщательно скрывала.

– Хм-м, – притворно задумался Петр, но, увидев боль, промелькнувшую в глазах девушки, поспешно обнял ее. – Я полюбил тебя за твою душу, сокровище мое, – прошептал царь, покрывая нежными поцелуями бархатистую шею Екатерины. – За твои глаза, в которых заключено ночное звездное небо. За твои губы, которые снимают печаль с моего сердца одним своим прикосновением. За то, что ты полюбила меня…

Девушка тихо и нежно прошептала его имя. Воспитанная в суровости и равнодушии, она всю жизнь была разменной монетой у других мужчин, пока Петр не вывел ее на свет из темноты и не показал, что она тоже умеет любить. Целуя мужа, Екатерина поклялась самой себе больше не сомневаться в чувствах своего любимого.

Проснувшись после страстной ночи, Петр приподнялся на локте и с улыбкой всмотрелся в безмятежное лицо еще спящей Екатерины. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щель в темных портьерах, падали прямо на кожу девушки, придавая ей чудесный золотистый оттенок. На скулах цвел нежно-розовый румянец, мягкие алые губы были слегка приоткрыты, а пышная грудь неспешно вздымалась вслед за ее дыханием. Под пристальным взглядом мужчины Екатерина проснулась – сладко потянулась, мурлыкнула, как кошка, и прильнула к его груди.

– Я рожу тебе сына, – уверенно произнесла девушка и пальчиком начертила на коже Петра невидимые символы. Петр почувствовал, как странная истома подступила к его горлу и затаилась где-то в районе сердца теплым живым клубком.

– Красавица моя, ты родишь мне не одного сына, а много-много детей! – воскликнул государь и внезапно вскочил с ложа. – Постой… – недоверчиво прищурился Петр, возвышаясь над Екатериной, прятавшей улыбку под одеялом.

– Ты хочешь сказать, что я снова стану отцом? – воскликнул он и пристально всмотрелся в глаза любимой, которые медленно начали наполняться слезами счастья. Екатерина отбросила одеяло и молча протянула навстречу царю широко распахнутые руки.

Петр же был счастлив. У него появится наследник, которого он научит всему, что знал сам. Царь сожалел о том, что у него практически не было времени на своего первого сына – Алексея, которого ему родила Евдокия Лопухина. Он на тот момент был слишком молод – сначала воинские игрища в селе Преображенском, а затем увлечение флотом, обустройство державы и походы лишили его сына отца. Алексей был отдан на воспитание царевне Наталье, сестре Петра, однако со временем царь понял, что женское воспитание до добра не доведет и подобрал сыну немца-воспитателя. Впрочем, тот быстро его разочаровал, и наставники царевича начали сменяться один за другим.

Сейчас отношения подросшего Алексея и Петра не могли похвастаться душевною теплотой. Рядом с царевичем постоянно находились духовные лица, неудовлетворенные политикой государя и его отношением к ним – Петр чувствовал, что сын все более отдаляется от него, однако старался сократить пропасть между ними, вовлекая Алексея в решение легких государственных вопросов. Разнеженный и ленивый юноша особого рвения к политике государства не проявлял, предпочитая просто наслаждаться жизнью.

В результате окончательно разочаровавшийся в своем наследнике Петр решил отправить сына за границу и полностью отдаться воспитанию нового ребенка. Уж в этот раз он не допустит повторения истории с Алексеем…

Шел пятый месяц Екатерининой беременности. Девушка еще больше расцвела и налилась спелой женственностью: ее глаза таинственно мерцали тем светом материнства, который бывает лишь у счастливых женщин и так привлекает завистливые взгляды менее удачливых соперниц.

На подходе был зимний бал во дворце, который Петр приурочил к празднованию Нового года – он недавно ввел этот праздник в России, назначив его на 1 января. Царским указом была изменена традиция летоисчисления – вместо отсчета лет «от сотворения Адама», Петр велел начать считать годы от Рождества Христова. Заодно государь повелел использовать юлианский календарь.

– Хочу, чтобы было как на Западе, – аргументировал свою позицию Петр боярам, которые были шокированы такими внезапными переменами в вековых традициях. – Не мог Бог создать Землю посреди зимы, – горячился царь и показывал скептикам глобус, объясняя, что помимо России есть другие страны, где царит лето, тогда как в стране российской свирепствует зима.

Праздничное нововведение Петр велел закрепить новогодними богослужениями в церкви 1 января и закупил большое количество салютов и фейерверков. Наступление Нового года отмечалось пальбой из небольших пушек и ружей на большой Красной площади. Помимо этого, царским указом предписывалось праздновать переход на новое летоисчисление в течение недели, также жители должны были приглашать гостей, жечь по ночам праздничные костры и украшать свои дворы соснами, елками и можжевельниками. Бедные же люди вешали на ворота домов еловые ветви – Петр лично проверял исполнение указа.

В дворцовых залах шли активные приготовления: помещения увешивали блестящими гирляндами, разноцветной мишурой, можжевельниковыми, еловыми и сосновыми ветками, которые украшались фруктами, бубликами и орехами. Повара орудовали над раскаленными жаровнями и вертелами, запекали молодых поросят, выпекали множество различных пирогов, варили компоты, кисели, узвары и пиво. Фрейлины и царедворцы оживленно выбирали себе наряды для новогоднего маскарада. Не осталась в стороне и Екатерина, горячо любившая всякие увеселения, – она выбрала красивое шелковое платье, отороченное мехом горностая, и теперь крутилась перед зеркалом, придирчиво осматривая свою чуть округлившуюся фигуру. В комнату неслышно вошел царь и замер за спиной девушки, любуясь своей возлюбленной.

– К этому платью не хватает одной детали, – сказал Петр и приложил к обнаженной шее Катерины роскошное бриллиантовое колье, которое переливалось в свете зажженных свечей сотнями мерцающих искорок.

Девушка восторженно замерла. Драгоценное украшение мгновенно преобразило ее, придав чертам лица царственность и благородство.

– Господи, как же красиво, – прошептала она, проводя дрожащими пальцами по сверкающим камням.

– И вполовину не так красиво, как ты! – взволнованно воскликнул Петр, не погрешив против истины.

В полумраке будуара смуглая девушка в золотистом платье со смущенным румянцем на щеках и глазами, блестевшими не хуже ожерелья, казалась богиней, явившейся спасти его душу от придворной фальши.

Петр трепетно погладил руками округлые плечи любимой, пробежался пальцами по шелковистым волосам и жадно посмотрел в зеркало, где его любовь мягко улыбалась ему. Он даже не мог представить, что стало бы с его жизнью без этой удивительной девушки.

Спустя некоторое время Петр с Екатериной вышли из будуара, счастливые и разгоряченные. В большом бальном зале сияли начищенные хрустальные люстры с новыми свечами, в отполированном до блеска паркете отражались почтительно склоненные головы разряженных в бархат и атлас фрейлин и кавалеров, а за высокими окнами тихо падал пушистый крупный снег.

– С Новым годом, любовь моя, – нежно сжал Петр дрожащие пальцы девушки, восхищенно рассматривавшей дорогое убранство зала и пеструю череду придворных дам.

Екатерина не могла не заметить завистливых взглядов – однако она была целиком поглощена своими ощущениями и присутствием царя рядом с ней при всем цвете русского дворянства. Она даже не вспоминала о времени, проведенном в доме Меншикова, – Петр вытеснил из ее памяти практически все воспоминания о том, что происходило с ней до знакомства с ним.

Девушка подняла к Петру сияющие глаза и беззвучно произнесла: «С Новым счастьем…».

После приема во дворце, Петр с Екатериной и свитой из придворных отправились смотреть на фейерверк. Около 209 пушек стреляли весь день, а торжественная иллюминация и взрывы разноцветных шутих расцвечивали новогоднюю ночь яркими всполохами огней. Петр был крайне доволен: датский посол, желая угодить царю, иллюминировал свой дом фонарями на западный манер, чем привел в восторг Екатерину и всех дворцовых вельмож.

– Сравнить новую Россию со старой невозможно, майн херц, – прошептала восхищенная Екатерина, кутаясь в горностаевую шубку. – Ты воистину сотворил чудо…

Царь улыбнулся и крепко обнял девушку. Впереди было еще много чудес.

Глава 6 Рождение

Петр рвал и метал. Только что ему донесли о готовящемся заговоре, что повергло его в мощный приступ гнева. Расколотив половину мебели в своем кабинете и искромсав саблей вторую половину, государь ничуть не умерил ярости.

– Казнить всех немедленно!!! – бушевал Петр, срывая тяжелые портьеры с окон. – Выпороть кнутом и голым телом на муравейник! Выжечь глаза каленым железом и бросить в ямы во дворе!

На «сам отрублю всем руки и ноги» перепуганные советчики царя не выдержали и выбежали из кабинета, зная, что обезумевший от гнева Петр вполне может удовлетворить свою жажду крови за их счет. Вдогонку беглецам полетел тяжелый серебряный канделябр, с глухим треском ударившийся о поспешно захлопнутую дверь.

Сквозь красную завесу, застившую его разум, Петр видел ужасные картины. Вот его режут собственные придворные в его собственном кабинете: кровь брызжет из перерезанного горла, глаза медленно тускнеют и стекленеют, а скрюченные пальцы неловко скребут обломанными ногтями окровавленный паркет. Вот его нежно любимую женщину, выволакивают на грязный снег и протыкают живот с еще не рожденным ребенком кривой ржавой саблей. Вот его прежние женщины, любившие в нем только власть и богатство, издевательски смеются над истекающей кровью Екатериной и…

– Петр, открой глаза, – словно луч света в этом кошмарном сумраке, пробивается знакомый голос. Ласковые теплые пальцы гладят царя по волосам, утирают холодный пот с бледного лба, отгоняют ужасные видения.

– Когда я первый раз тебя увидела, – продолжает говорить голос, словно указывая путь к выходу из темноты, – я подумала, что ты, должно быть, очень одинок. А потом ты согрелся и словно оттаял… и так на меня смотрел, что у меня весь вечер ноги подкашивались. Знаешь, любимый, а я до сих пор храню подаренный тобой дукат. И он мне дороже всех бриллиантовых колье на свете…

– Аааа… – вырвался у Петра хриплый стон, и царь, наконец, смог открыть глаза. Он лежал на полу своего кабинета, посреди обломков мебели и обрывков бумаги, а голова его покоилась на коленях Екатерины. Девушка улыбнулась искусанными в кровь губами, крепко поцеловала Петра и только тогда громко разрыдалась. Словно огонь разлился по его жилам, сердце застучало с новой силой, и Петру стало мучительно неловко за испытание, которому он подверг свою любимую.

– Никогда не оставляй меня, слышишь! – лихорадочно шептал он, бережно обнимая всхлипывающую девушку и судорожно зарываясь пальцами в ее густые растрепанные волосы. – Умоляю, ангел мой, никогда не оставляй меня, иначе я сойду с ума…

Внезапно Екатерина отстранилась от груди царя и взглянула ему в глаза взглядом, которого Петр раньше у нее не видел. В нем появилась сталь и непоколебимая решимость, которая странным образом передалась Петру, окончательно изгнав из него остатки паники.

– Я. Никогда. Тебя. Не. Оставлю. Клянусь, – четко проговорила Екатерина. Женщина, у которой чуть не отняли самое дорогое в ее жизни. – Мы найдем заговорщиков и уничтожим их, – сказала она и положила ладонь Петра на свой выпуклый живот. – Никто не посмеет отнять отца у моих детей, – ребенок в ее чреве согласно толкнул Петра ножкой в ладонь.

Из-за полуприкрытой двери доносились сдавленные крики. Петр, уже почти сутки меривший нервными шагами коридор, остановился и жестом подозвал к себе придворного лекаря.

– Долго еще? – спросил царь, указывая взглядом на дверь.

Лекарь беспомощно оглянулся. Вокруг не было никого, кто сумел бы защитить его от разъяренного государя, а защита пришлась бы кстати, учитывая тот факт, что Екатерина никак не могла разродиться. Измученная девушка упорно сражалась за жизнь ребенка, однако силы ее постепенно таяли, а младенец все не спешил появляться на свет.

– Д-д-да… то есть н-н-нет, – растерянно пролепетал лекарь. – Уже очень, очень скоро…

В этот момент Екатерина вскрикнула особенно отчаянно, и Петр, оттолкнув лекаря, ворвался в комнату, где его любимая металась в постели, как загнанный зверь. Обычно свежее лицо Катерины утратило все краски, мокрые волосы налипли на высокий лоб, а жизнерадостную улыбку сменила гримаса боли и страха. Царь опустился на колени рядом с ней и взял холодную руку девушки в свою большую ладонь.

– Петр, – прошептала Екатерина и содрогнулась всем телом. – Петр, умоляю, сделай же что-нибудь…

Повитухи, стоявшие у кровати роженицы, съежились под уничтожающим взглядом Петра и беспомощно отвели глаза.

– Если с ребенком или матерью что-то случится, – сказал Петр, чеканя каждое слово, – я вас на куски поразрываю.

Всплеснув руками, повитухи бросились царю в ноги, наперебой умоляя о прощении, как вдруг в комнату вошел Меншиков в сопровождении худого долговязого человека с кожаным саквояжем.

– Простите, государь, – торопливо проговорил князь, старательно отводя глаза от Екатерины, лежавшей в одной ночной рубашке, прилипшей к телу. – Я привез вам своего лекаря, он учился за границей и довольно сведущ в родовспоможении.

Человек с саквояжем поклонился Петру и испросил дозволения осмотреть роженицу. Петр с Меншиковым вышли из комнаты.

– Что, Сашка, – устало спросил царь, в упор разглядывая фаворита, – соскучился, небось, по своей Марте?

Меншиков не торопился с ответом, рассматривая в стрельчатом окне лиловое закатное небо с розовыми шапками облаков. После отъезда Марты его дом словно опустел. Князь постоянно срывался на слуг, придирался по мелочам, нескольких даже лично выпорол кнутом – тоска душила его змеей. Сплетни, доносившиеся из дворца, тоже не приносили Александру облегчения, ведь они только подтверждали, что Марта-Екатерина счастлива с царем, а тот вообще голову потерял и носится с бывшей поломойкой, как с писаной торбой.

– Нет, государь, не соскучился, – утаил правду Меншиков, справедливо рассудив, что не стоит раздражать Петра, у которого под глазами залегли синие круги от переживаний за любовницу. – Просто был недалеко, узнал, что ваш лекарь не справляется, и срочно велел вызвать своего, – пожал князь плечами и выдавил из себя ободряющую улыбку.

– Ну-ну, Алексашка, – пробормотал Петр и похлопал Меншикова по плечу, – в любом случае, спасибо за подмогу. Но ежели лекарь твой тоже не справится, отправлю всех вас на кол и только потом разберусь, кто был виноват.

Меншиков покрылся холодной испариной и впился пальцами в подоконник. На лице царя было написано страшное равнодушие к его, Сашкиной, судьбе, и уже не впервые князь сильно пожалел, что не спрятал тогда Марту в самом глубоком погребе своего имения. В этот момент в комнате закричал ребенок.

Глава 7 Тени прошлого

Во дворце три дня отмечали рождение у Петра дочери Елизаветы. Праздновали и простые люди, радуясь за Екатерину, в жилах которой текла не голубая дворянская кровь, а такая же теплая и красная, как у них. Петр щедро одарил любовницу драгоценностями и своей нежностью. Счастливая Екатерина как никогда ощущала свое превосходство над злыми сплетниками и не могла наглядеться на свою девочку.

Первые месяцы материнства пролетели в заботах и волнениях за новорожденную. Тогда же девушка и заметила, что царь все чаще хмурится и будто витает в далях, неведомых ей. Однажды во дворец приехал князь Меншиков, и Екатерина, воспользовавшись отсутствием Петра, решила выведать у его фаворита, что же тревожит любимого. Пригласив Александра в гостиную, она убедилась, что никто не подслушивает, и обратилась к бывшему хозяину с такой речью:

– Князь Меншиков, – Екатерина взволнованно комкала подол платья и никак не могла собраться с мыслями. Она понимала, что ставит себя в неловкое положение, запираясь наедине с мужчиной, да еще и фаворитом царя, но иного способа узнать то, что ее интересовало, не было. – Князь… вы не могли бы рассказать мне… объяснить, почему государь в последнее время бывает не в духе?

Меншиков внимательно посмотрел на нее.

– Волнуетесь за свое положение при дворе, госпожа Екатерина? – язвительно спросил Александр. Не обращая внимания на гневно вспыхнувшие щеки девушки, он продолжил:

– У нашего царя есть и другие заботы, окромя вашей юбки, не забывайте об этом. А в случае чего, не волнуйтесь, – Меншиков нагло ухмыльнулся, встал и склонился к Екатерине, – я с радостью приму вас обратно… на прежнюю должность…

Тираду, которую князь репетировал не один месяц, прервала оглушительная пощечина. Меншиков изумленно отшатнулся, потирая щеку, – рука у Екатерины была по-крестьянски тяжелой. Марту он никогда не видел в такой ярости, а эта новая, незнакомая женщина была просто фурией.

– Одно мое слово, и твоя голова займет свое законное место на плахе, – вскричала Екатерина и от избытка чувств пнула ногой маленький резной столик с чайным сервизом. Несчастный предмет мебели грохнулся на пол вместе с посудой, дорогой фарфор разлетелся на куски, а за дверью кто-то испуганно залопотал. Меншиков волевым усилием взял себя в руки и насмешливо произнес:

– Ты действительно думаешь, что по твоей прихоти царь казнит своего фаворита? Ты всего лишь крестьянская девка, не забывай об этом! – князь схватил Екатерину за запястья и опрокинул ее на сафьяновый диван. Вдруг двери распахнулись, ударившись о стены, и ледяной голос Петра спросил:

– А что здесь, собственно, происходит?!

Екатерина была близка к истерике. После того как Петр застал ее в компании Меншикова, после того как он буквально снял Меншикова с нее, надеяться на быстрое понимание ситуации не приходилось. Впрочем, девушка и не оправдывала саму себя, ведь она совершила ужасную глупость – знала же, что во дворце только того и ждут, чтобы выставить ее перед царем в дурном свете, да только волнение за Петра перевесило осторожность. И вот сейчас Петр закрылся в своем кабинете наедине с Меншиковым и наверняка ему поверит, ему – своему любимому фавориту, а не простой девке, уже знавшей до него не одного мужчину…

Сумбурный поток мыслей Екатерины прервала скрипнувшая дверь. Вошедший Петр остановился у косяка и сложил на груди руки. Девушку пугало его мертвенное спокойствие – очередной припадок гнева ей было бы снести легче, чем этот змеиный немигающий взгляд. Встав, она склонилась перед царем.

– Не могу больше так, государь… или сошлите, или казните, – вырвался у нее дрожащий стон. – Не предавала я вас с ним, не предавала!

Силы вдруг окончательно покинули Екатерину, и она осела на персидский ковер, захлебываясь судорожными рыданиями.

А через секунду не поверила своим ушам, потому что царь… смеялся. Хохотал в голос, подкручивая усы и утирая выступившие на глазах слезы смеха. Девушка от неожиданности даже перестала рыдать. Вдоволь нахохотавшись, Петр подошел к Екатерине, продолжавшей безмолвно взирать на него с ковра.

– Дурочка моя, неужели ты подумала, что я обвиню тебя в прелюбодействе? – Петр опустился на ковер рядом с Екатериной и нежно погладил ее по волосам. – Да Сашка в тебя давно и безнадежно влюблен, уж я-то разбираюсь в признаках любовной горячки, сокровище мое…

– Я… это очень… он сам… – попыталась объяснить Екатерина, но спокойствие Петра заставило ее замолчать. Ей показалось, что этот раз царь был слегка холоден – он успокоил ее и ушел, сославшись на чрезвычайно важные государственные дела. Однако Екатерине это показалось сущей мелочью по сравнению с недавно пережитым ужасом.

В свой будуар Екатерина вернулась спустя несколько часов. Девушка отчетливо понимала, что теперь по дворцу поползут еще более гадкие сплетни о ней – а о том, что стало с Меншиковым, она и вовсе не хотела думать. Петр поверил ей, значит, он действительно ее любит. Екатерина прошла в детскую, где в кружевной белоснежной колыбельке сладко сопела ее малышка и наконец-то смогла искренне улыбнуться.

Спустя месяц, отойдя от гнева, Петр призвал во дворец Меншикова, который, желая умилостивить царя, привез с собой девицу Варвару Арсеньеву, сестру своей будущей супруги Дарьи. Фаворит надеялся, что умная и хорошо образованная Варвара сумеет покорить государя, и тот, чем черт не шутит, даже женится на ней. Сам же Меншиков в таком случае станет родственником Петра и сможет впредь не волноваться за свою судьбу.

Несмотря на то, что внешне девушка была совершенно некрасива, князь рассчитал верно – Петр обожал нестандартных людей и всячески старался окружать себя необыкновенными персонами.

Увидев Варвару, Петр сразу оценил ее умные глаза, в которых то и дело проскакивал злой огонек. К тому же девушка обладала особым обаянием.

В честь приезда Меншикова был приготовлен званый обед. Екатерина на нем не присутствовала – она была немного простужена и по этой причине не покидала свой будуар. Петр, расположившийся во главе стола, был в необычайно приподнятом настроении и всячески флиртовал со смущенной Варварой.

– Угодил, Алексашка, ой угодил, – одобрительно улыбнулся царь Меншикову, опрокинул стопку водки и снова обратился к Варваре. – Пойдешь фрейлиной к Екатерине и, смотри мне, служи будущей царице со всем почтением и преданностью.

Девушка сделала неловкий реверанс и покинула зал, где Меншиков так и остался сидеть с гримасой разочарования на бледном вытянувшемся лице.

Екатерина была крайне довольна новой фрейлиной. Варвара Арсеньева оказалась очень умной и сообразительной служанкой. Единственное, что волновало Екатерину, – это то, что Петр выделил ей отдельные покои, названные дворцовыми сплетниками «Варвариными палатами». Екатерина старалась не обращать внимания на слухи, ходившие по дворцу, но в последнее время ее самообладание таяло на глазах.

Петр, мало того что сам пользовался ее фрейлиной, еще, говорят, и с Меншиковым делился. Екатерина Алексеевна все чаще видела заплаканные глаза девушки, которая не ожидала такой насмешки судьбы. Поговорить с царем она не решалась – ему явно нравилась новая игрушка. Но, застав однажды Варвару, задумчиво стоящую на подоконнике, отважилась все-таки на разговор.

– Петр, а долго ли Варя Арсеньева в девках ходить будет? – ласково спросила она Петра. – Жалко ее, могла бы уже детишек родить, да и я бы себе фрейлину новую подыскала… а то эта смурная все время ходит, грустно мне на нее глядеть…

Петр засмеялся и подтянул Екатерину к себе поближе.

– Ты права, майн херц, как всегда права! – азартно воскликнул он и крепко поцеловал любимую. – Негоже Варваре нашей век свой девичий разбазаривать по углам, выдадим ее замуж, только жениха хорошего подберем, из помещиков, чтоб не держала девка зла на нас за партию невыгодную.

Екатерина облегченно выдохнула. Вот ведь повезло ей все-таки с возлюбленным: лаской да советом ненавязчивым своего добиться позволяет, хоть и известно ему, что печется она о фрейлине не от широты души, а чтобы с глаз своих ее подальше сбагрить.

– Я тебя обожаю, мой государь, – жарко прошептала молодая женщина и приникла к Петру с долгим проникновенным поцелуем.

Глава 8 Ход королевой

Спокойная размеренная жизнь во дворце нарушилась нежданно-негаданно. Как оказалось, постоянная обеспокоенность Петра была связана с необходимостью воевать. Султан Османской империи наотрез отказался выдать русскому царю преследуемого им шведского монарха Карла XII и вдобавок объявил России войну. Петр стал раздражительным и агрессивным, однако возможность завоевать Великую Османскую империю манила его амбициозный ум.

Очередная депеша с докладом о продвижении турецких войск легла на стол царю. Прочитав ее, Петр ожесточенно скомкал бумажонку и направился в будуар Екатерины. Войдя в ее покои, он остолбенел от неожиданности – его покорная и ласковая невеста металась по комнате, раздавая своим фрейлинам отрывистые приказы.

– Это складывай в походный ларь! Да аккуратнее же! Дай я сама! – Екатерина вырвала из рук нерасторопной фрейлины теплую шубку и стала яростно запихивать ее в сундук, распахнувший пасть прямо посреди будуара.

– Екатерина Алексеевна, вы нас покидаете? – удивленно воззвал Петр к молодой женщине, застывшей возле сундука с взглядом, полным мрачной решимости. – А я надеялся прожить с вами, сокровище мое, еще долгие, долгие годы… – царь подошел к возлюбленной, ласково отобрал у нее шубку и с улыбкой заглянул в родное лицо.

– Я иду с тобой в поход! – непреклонно заявила Екатерина Алексеевна, сверкая очами, как валькирия, и направилась к развороченному шкафу за очередной порцией одежды для сундука.

Петр быстро догнал ее, отослал фрейлин одним взглядом, схватил Екатерину за плечи и резко развернул к себе.

– Куда-куда ты идешь? – прорычал он в лицо девушке, которая, впрочем, ничуть не испугалась его зверских интонаций, быстро успокаивавших любого, кто осмелится противоречить царю Петру Великому.

– Ты сам просил никогда тебя не оставлять, – невозмутимо объяснила та и вдруг уткнулась лицом Петру в плечо. – Я поклялась, помнишь? И я выполню свою клятву.

Петр хотел сказать упрямице много чего – начиная с условий военных походов, которые абсолютно не подходят для царской фаворитки и матери его детей, и заканчивая тем, что эта эскапада попросту опасна для жизни. Но вдруг он отчетливо понял, что не вынесет разлуки с Екатериной, что снова сорвется в бездну, полную кошмаров и безрассудной ярости, что ее родной успокаивающий голос будет слишком далеко от него… Осознав это, царь неожиданно для себя сдал позиции без боя.

– Я знаю, что пожалею об этом еще не раз, но я согласен, – произнес Петр, все еще не веря принятому им решению. – Я согласен, потому что рядом с тобой всегда буду победителем.

Екатерина промолчала, но обняла Петра еще крепче. Впереди были сложные времена, и девушка, уже ранее пережившая все «прелести» знакомства с войной при захвате Мариенбурга, боялась их. Но она прекрасно понимала, что оставаться во дворце без Петра, в полной неизвестности о его судьбе, ей будет еще страшнее.

Низкое небо было затянуто серыми свинцовыми тучами до самого горизонта. Непрекращающийся дождь размыл землю так, что в ней вязли и кони, и телеги, и люди. Петр велел разбить лагерь – его войско срочно нуждалось в отдыхе. Сам царь, объехав всю территорию лагеря и убедившись, что все в порядке, устало вошел в свой походный шатер, где его уже ждала Екатерина, нетерпеливо шагающая по ограниченному пространству из угла в угол.

– Ждешь меня, душа моя? – ласково погладил Петр девушку по запыленным волосам и опустился на жесткое ложе.

Екатерина молча прильнула к царю, и они долго лежали, крепко обнимая друг друга. Петр терзался угрызениями совести: его любимая, покинув светлый дворец с каминами и застекленными окнами, день и ночь ехала в трясущейся карете и в любую минуту могла заболеть. Однако, несмотря ни на что, девушка выглядела довольной и ни разу не пожаловалась Петру.

Уснувших влюбленных на рассвете разбудил громкий пушечный выстрел. Не успел Петр сесть на постели и одеться, как в шатер вбежал офицер, чье побледневшее лицо указывало на не самые лучшие новости.

– Турки окружили лагерь со всех сторон, мой государь! – выпалил офицер и вытянулся в струнку.

Петра словно молнией пронзило: и как только проклятые турецкие собаки успели подобраться к ним так близко? Царя замутило. Он оглянулся на Екатерину, которая уже успела вскочить и теперь решительно одевалась.

– Уж не в бой ли ты собираешься, моя воительница? – через силу усмехнулся Петр.

Екатерине вполне могло прийти такое в ее отчаянную черноволосую голову. Он даже сумел представить ее на коне, врывающейся в гущу турок с саблей наголо и лихо сносящей головы врагам. После третьей или четвертой головы Петр отчетливо представил, как девушку стаскивают с коня, вырывают у нее оружие, прижимают к мокрой земле и по очереди насилуют…

– Петр, прекрати, – растерянно прошептала Екатерина, беспомощно наблюдая за тем, как тот с отсутствующим взглядом крошит побелевшими пальцами деревянный столбик их узкой кровати.

Царь вздрогнул и огляделся вокруг безумным взглядом. Екатерина застыла посреди шатра, напряженно следя за Петром, готовым вот-вот впасть в очередной припадок ярости. Усилием воли Петр взял себя в руки.

– Мне нужно идти, – он набросил на плечи верхнюю одежду, торопливо поцеловал Екатерину в лоб и вышел из шатра.

Осмотревшись, Петр был поражен. Его войско было окружено полукольцом из артиллерийских батарей и земляных укреплений, а вдалеке реяли флаги Османской империи. Увиденная картина поразила царя настолько, что он ударил себя кулаком в грудь и вскричал:

– Неужто мы туркам поганым поддадимся?! Воины мои, отвоюем честь России-матушки, не дадим супостатам посрамить великое войско русское… – Петр вдруг захрипел и упал на землю, забившись в судорогах.

Он уже не видел подбежавшей к нему Екатерины и не чувствовал рук, что несли его в шатер. Периодически он выплывал из забытья, словно из глубокого темного озера, – выплывал, чтобы ухватиться за теплую руку и снова ее отпустить, уйти на холодное черное дно и переживать там свои кошмарные видения в печальном одиночестве.

Екатерина изо всех сил старалась не поддаться гнетущему чувству безысходности. Петр лежал на кровати, белый как мел и недвижимый, как поверженный титан. Войско, до которого уже донеслись слухи, что царь серьезно занемог, утратило значительную часть своего боевого духа. Даже будучи обычной, не сведущей в политических вопросах, женщиной, она понимала – их шансы на победу равны нулю.

Но какова будет цена капитуляции? Что нужно для того, чтобы вымолить у проклятого турка мир?

Больше всего хотелось завыть в голос, громко, по-бабьи. Но Екатерина знала, что это последнее, что она сделает. Негоже будущей царице вести себя, как деревенская дурочка. Хитрее надо быть, а уж повыть она завсегда успеет. И девушка решилась на отчаянный и безумный поступок. Она приказала фрейлинам достать ее черное муслиновое платье, расшитое серебром и украшенное опалами в круглой огранке.

На закате к турецким укреплениям подъехала карета, которую сопровождали несколько офицеров. Часовые удивленно переглянулись – в карете сидела дорого одетая женщина, которая попросила пропустить ее как представительницу интересов Петра Великого в шатер турецкого визиря, командовавшего осаждением. Визирю тут же донесли о появлении высокопоставленной гостьи, и тот, заинтересовавшись, велел пригласить незнакомку к себе.

Турок пил черный ароматный кофе, удобно разлегшись на персидском ковре. Это был высокий статный мужчина, которого природа щедро вознаградила не только храбростью и удачей, но и роковой красотой. Хищный профиль визиря бередил сердца многих восточных красавиц, а взгляд темных с поволокой глаз, на дне которых плескался жар раскаленных пустынь, разбил не одно хрупкое девичье сердце.

Рядом с визирем на невысоком резном столике находилась доска, расчерченная темными и светлыми клетками, на которых стояли фигуры тех же цветов (позже Петр рассказал ей, что это «шахматы» – игра, созданная исключительно для битв мужских умов). Визирь, отставив чашку, внимательно посмотрел на вошедшую девушку.