Дневник проказника Фуллер Метта Виктория
У меня не было ножниц, но оказалось, что разорвать простыню совсем просто. Я сделал длинную веревку, привязал один ее конец к ручке бюро, которое стояло недалеко от окна, открыл окно и затянул хорошенько узел, как это делаю пожарные, когда спасают людей.
Не могу описать словами, что случилось потом, потому я уже был снаружи и не знал, что моя кровать ударила в кирпичную стену; ящик бюро выскочил, но, наверное, простыня оказалась достаточно прочной. Все, что я знал – я увидел звезды, а потом – блаженная тьма.
Когда я пришел в себя, папа как раз говорил:
– Неисправим. Ставлю на нем крест. Ох, какая жалость – он приходит в себя!
Что со мной сделают? Боюсь спрашивать об этом. Почему Бог не послал им другого, хорошего мальчика вместо такого, как я?
Думаю, что если бы папа сидел на хлебе и воде, как будто он какой-нибудь преступник, он сделал бы гораздо худшую веревку, чем я. Взрослые так несправедливы к детям!
Глава 6. Под столом
Не понимаю, почему Сюзан всегда так волнуется насчет писем; наверное, ей кажется, что она умрет, если не получит свои записочки через пять минут после того, как в дом вошел почтальон. Я должен бросить свои любимые игры – шарики или что-нибудь такое, и бежать для нее на почту – как будто, если она испортит мне игру, получит за это три сотни! Я уже болен от этой почты. Сегодня она послала меня, как обычно. Я очень спешил; но все-таки решил встретиться с Томми Тилденом – его отец обещал продать новенький ножик, который его дядя Бен дал ему, когда уезжал, и я боялся, что он продаст его какому-нибудь другому мальчику, а у меня и дел-то было – одно дурацкое маленькое послание. Крошечная розовая штучка. Поэтому я решил прочитать его, и, если оно окажется неважным, так нечего из-за него и спешить. Почтальон и несколько других людей очень смеялись, когда увидели, что я его открываю. Вы бы видели это письмо: странички малюсенькие, исписанные с обеих сторон и еще вокруг. Я никак не мог перестать его читать. Отдал пакет обратно почтальону, чтобы он пока подержал его у себя.
Я преступник, как всегда. Только потому, что у почтальона есть сестра – старая дева, которая имела глупость читать Сюзины письма; а девушка, которая его написала, смеха ради спросила: «Кому почтальон доставил краску для волос – тебе или мисс Хорнблауэр?»
Реклама! Реклама! «Моя старая фотография до того, как я стала использовать растительный сицилийский обновитель волос».
Мисс Хорнблауэр – это так его сестру зовут. Она рассердилась, как шершень, когда прочла это письмо, и теперь вы не встретите другой такой злыдни. Она злится, как шершень, на Сюзан, Сюзан злится, как шершень на нее, и обе они злятся, как шершни на меня. Девушки вечно из-за чего-нибудь сцепляются. Мне что-то не хочется больше быть хорошим мальчиком. Я буду очень рад, когда, наконец, вырасту. Не думаю, что я когда-нибудь женюсь. Мальчики слишком много знают о своих сестрах. Они видят, как девочки поднимаются по лестнице с волосами, накрученными спереди на бумажки, на затылке заколотыми в шишку, со шпильками, торчащими из головы, как рога, и с простоквашей, которую они намазывают на лицо, требуя от своего маленького брата, чтобы он принес им утреннюю газету. Не могу понять, что они делают с этими утренними газетами. Может, вырезают из них картинки для своих альбомов? Я как-то взял один – он красивее, чем дневник и в нем полно забавных штук. Я вырезал картинки из папиной книжки в библиотеке, чтобы вставить туда; он пока еще не узнал. Ужасно, как хорош мой альбом с ними. Вы бы смеялись, если бы видели мои вчерашние газетные вырезки. Это был мальчик под столом. Он щипал свою сестру, которая качала ногой, щипцами для сахара. Тут кто хочешь подпрыгнет. Я тоже собираюсь устроить такую штуку. Завтра к нам на обед собирается прийти мистер Прим. Я слышал, как папа говорил маме, что он собирается попробовать уговорить его купить тот дом на Смит-стрит. Мистер Прим прямой, как палка – надо будет с ним позабавиться. Кухарка страшно зла, потому что должна много возиться с обедом. Она не позволяет мне крутиться на кухне и трогать всякие вещи.
«Эта женщина сводит меня с ума», – сказал я себе. – Погоди же, голубушка, я все равно буду с тобой.»
Я сказал, что иду к Джонни, а сам спрятался за дверью кладовки. Вскоре она вошла с тортами – внутри у них было варенье, а сверху они все были облиты глазурью. Как они пахли! Кухарка похлопала их и говорит:
– Ну, надеюсь миссис Пендлтон это понравится!
Потом она вышла, а я сидел тихо, как мышка, пока она не ушла. Тогда я поставил торт на полку под окном, влез на нее, взял торт и спрыгнул наружу. Я спрятал его в дровяном сарае, сбегал за Джонни и, говорю вам, мы отлично провели время. Потом он ушел, а я вытер рот и пошел в гостиную, где сидели все.
– Жоржи, – сказала мама так сладко, как сахар, – ты можешь пойти поиграть с Джонни, пока мы не сядем обедать.
– Согласен, – говорю.
Но у меня был другой план. Я залез под стол в столовой; скатерть скрыла меня от всех; у меня были вилка и щипцы для сахара, и гроздь белого винограда, который я взял в буфете наверху, и устроился с большим комфортом. Все вошли и расселись. Мистер Прим говорил очень благочестиво; он носил туфли и я осторожно ткнул его в лодыжку, только для того, чтобы он подумал, что там паук; как раз, когда он сказал: «Мы благодарим тебя, о Господи!». Я слышал, как Сью хихикала, но она и представить не могла, что сделает его действительно забавным. Мистер Прим ужасно вежливый; я щекотал его так, словно насекомое ползает по его ноге вверх-вниз; он дергал под столом ногами, как будто у него началась пляска святого Витта[12], но вида не подавал.
Щипцы для сахара
Обед ужасно затягивался, но я не волновался; я не был голоден, потому что объелся тортом. Потом я услышал, как девочки шепчут маме, которая говорит:
– Я ужасно огорчена: десерт съела кошка. Мистер Прим, пожалуйста, берите мороженое, фрукты и кофе.
Тогда папа и мистер Прим заговорили о недвижимости. Он сказал, что согласен насчет цены. Пока они беседовали, мистер Примр и говорит:
– У вас есть собака?
– Нет никаких собак, – говорит папа.
– Я думаю, что собака сидит под столом, – говорит мистер Прим.
– О, нет, – говорит папа.
– Хотите кофе со сливками? – спрашивает мама и наливает гостю кофе. – Не слишком горяч?
– Нет, нет, не горяч, – говорит Прим.
Он ужасающе респектабелен. Тогда я укусил его щипцами за отворот брюк и как следует их сжал.
– Ай-ай-ай! – закричал он и как вскочит.
Его чашка как покатилась и как разбила блюдо с пикулями! Из кофейника все вылилось на скатерть, чашки, соусники и блюда опрокинулись – ну и дела!
– О, я знаю, у меня бешенство! – вопил мистер Прим. – Черт бы побрал вашу собаку! Я чувствовал, что она под столом! Я умру от бешенства – она меня укусила! Она меня укусила! О, Господи, моя нога! Пошлите за доктором! Скорее пошлите за доктором, иначе будет поздно! Я умру от бешенства! О, о!
Девочки повскакали со своих кресел и завизжали. Я хотел бы, чтобы окно было открыто, и я мог туда выбраться, но я не мог. Папа открыл дверь, чтобы выгнать вон бешеную собаку, и пихал, пихал меня, пихал и кричал: «Убирайся!», пока не устал. И вдруг – не могу понять, как это пришло ему в голову – он перестал пихаться и кричать, поднял скатерть и увидел меня.
– Это только чертов мальчишка! Жоржи, сейчас же выходи! Что это еще за притворство, как ты мог, маленький негодяй! Вон отсюда! Отправляйтесь в свою комнату, сэр, и оставайтесь там, пока я не освобожусь, чтобы разобраться с вами! Вы будете сурово наказаны, сэр. Ну, ну, дружище Прим, хорошо, что это только глупая детская выходка, а не бешенство, верно ведь? Садитесь, садитесь. Девочки, прекратите эти вопли. Жена, подай другую чашку нашему гостю.
Но старая палка безумствовал, как пьяный, схватил свою шляпу и ушел. Они говорили, что это был папин последний шанс и виноват, как всегда, я.
Что бы вы сделали, если бы были таким мальчиком, как я, и получили хорошую порку? Я чувствовал себя совершенно упавшим духом. Кто угодно упадет духом, когда с ним делают такие вещи. Можно было подумать, что я совершил кровавое убийство. Я хотел бы, чтобы они все были в Галифаксе, кроме меня, Сью и Бетти. Бетти хорошая. Она принесла мне мамин камфорный лед[13], а Сюзан – глицерин и немножко своей охлаждающей мази, и еще мороженое в соуснике.
Реклама! Реклама! Камфорный лед компании Нортропа и Лаймана! Идеальное средство для ухода за пострадавшей кожей, избавления от цыпок на руках и проч., и проч.!
Я хотел бы, чтобы, если я когда-нибудь женюсь, это была Бетти. Если она когда-нибудь бросит своего рыжего каналью, этого конопатого молочника, я женюсь на ней, как только вырасту. Девушка, которая может пройти с парнем через огонь и воду – моя девушка.
Думаю, папа жалел, что выдрал меня так сильно три дня назад, потому что вчера он взял меня смотреть Германа в городской ратуше, где показывали шоу.
Великий Герман! Спешите видеть!
Герман[14] – это фокусник, человек, который показывает разные замечательные трюки, как если бы он был сам дьявол. Вы не можете видеть, как они ему удаются. Я видел его совсем близко, но так и не смог уловить, в чем фокус. Думаю, что хотел бы выяснить, как это делается. Я тоже могу показать несколько фокусов. Когда я вырасту, тоже займусь этим – я имею в виду фокусы; кое-какие из них довольно просты. Я собираюсь попробовать трюки с яйцами, освобождение из наручников и глотание шпаги, и еще разбивание дамских часов и разные другие штуки. Девочки будут изумлены, обнаружив, что их маленький брат тоже умеет такие вещи. Я должен попрактиковаться в черной магии, а потом, накрыв стол в гостиной, продать билеты моим сестрам и их поклонникам и показать им шоу.
Герман Великий – любимец всех наций!
Я рад, что мне пришло в голову стать фокусником. Думаю, это дело как раз по мне.
Глава 7. Я помогаю сестрам на ярмарке
Маленькие девочки – сущее беспокойство; они не так хороши, как мальчики. Одна такая как раз приехала погостить у нас недельку. Ее зовут Дейзи Деннис. Ее мама тоже приехала. А моя мама обещала мне велосипед, если я буду вести себя прилично, пока они у нас. Стараюсь делать все возможное.
Уже шестой раз мне обещают велосипед, если я не буду ввязываться в неприятности, но всякий раз что-нибудь да стрясется. Не могу понять, как это происходит. В приличных семействах тоже ведь бывают несчастья; вот я и думаю, что наше семейство очень приличное – у нас то и дело что-нибудь происходит. Надеюсь, что ничего не случится, пока у нас в гостях Дейзи, потому что если у меня будет велосипед, я смогу делать на нем милю в минуту, а это страх, как быстро.
Неделя тянется и тянется. Мы играли в куклы, потому что на Дейзи надели белое платьице и ее мама не хочет, чтобы оно запачкалось. Это была миленькая куколка (как сказала Дейзи), по размеру здорово больше хозяйки; я хотел выяснить, каким образом ее глаза сами закрываются и открываются. Для этого я просунул в ее голову два куска проволоки, и теперь кукла косоглазая, как старый Бен Батлер на картинке; а Дейзи плачет, потому что я проделал дырку в голове куклы. Совсем, как маленькая, и только потому, что у ее куклы глаза теперь смотрят в разные стороны!
Один раз она пошла, чтобы попросить немножко сахара для игры в званый вечер; когда она вернулась, ковер был в пыльных следах; пыль была из живота Флоры (это кукла); я только хотел узнать, что за штука внутри заставляет ее плакать. Мама говорит, что я должен буду купить Дейзи новую куклу – за собственные денежки; а я-то думал скопить на лук со стрелами. Как же я стану таким же метким, как Орлиный Глаз, если не буду практиковаться?
Но дальше. Дорогой дневник, с тех пор, как я пишу здесь, у меня никогда еще не было так тяжело на сердце.
Не могу высказать всех чувств, которые теснят мою грудь (как говорит моя дорогая Лили). Но я обещал ничего не скрывать. Понимаешь, мы играли в гостей на чайном вечере, пока мне это не надоело, а Дейзи совсем взбесилась – я сказал ей, что это девчачья игра. Вот как было. Тут я ей и говорю:
– Становится поздно; наши гости будут ужинать только через час. Давай поиграем в бедного маленького Чарли Росса?
Дейзи подумала, что миссис Деннис не будет возражать и побежала спрашивать разрешения. А Бесс помогала готовить кекс и даже не взглянула, как я похищаю бедного маленького Чарли. А я взял его с собой – ее, то есть, – в свою комнату. На ней было ее белое платьице, а я надел свой другой костюм. Потом я взял ящик с красками и смешал немного жженой охры и раскрасил Дейзи, как будто она жгучая брюнетка. Потом она спустилась по лестнице и пошла погулять по дорожке, а я положил в карман ножницы Бетти, подъехал к парадной двери на своем экспрессе туда и говорю:
– Хочешь покататься, малыш?
Она говорит:
– Спасибо, сэр, – и заходит внутрь.
Тогда я погнал свой поезд так быстро, как только позволяли мои ноги, пока мы не добрались до одного уединенного местечко в деревне.
– Выходи, – говорю, – я собираюсь отрезать твои кудряшки, чтобы больше никто не догадался, что ты не мальчик.
– Мама не хочет стричь мои волосы, – говорит этот маленький пупсик и начинает реветь. Но я ее постриг и, должен вам сказать, узнать ее стало не так-то просто.
После этого я посадил ее в уголок у забора и сказал, что теперь она уж наверняка потерялась и должна оставаться здесь до утра. А сам бросился бежать вместе со своим экспрессом.
Она все вопила и вопила, но я не позволял себе ее слушать, потому что хотел поиграть в похищение. А день был пасмурный и начался дождь.
Было совсем темно, когда я добрался до дома. Все сидели за ужином, пирог уже остыл и выглядел так соблазнительно для голодного мальчика!
– О, вот они, наконец! – говорит мама. – Где Дейзи, Жоржи? Скажи ей, чтобы она скорее шла ужинать и сам иди. Там накрыто для вас.
– Мы играли в Чарли Росса, – говорю я, – и Дейзи пропала.
– Куда же? – спрашивает мама, улыбаясь.
– О, это в миле отсюда, – говорю я, усаживаясь за стол; но они все подскочили, как если бы в дом ударила молния, хотя только немножко гремело.
– Ты это всерьез? – спросил папа, сжав мое плечо так сильно, что я едва не закричал.
– Да, сэр; мы уговорились играть, как будто она Чарли; это такой парень, которого украли; я оставил ее на приличном расстоянии, так что так просто ей не найтись. Мне жаль, что закапал дождик. Но думаю, что если вы выйдете из дома, пойдете на север и будете заглядывать под все заборы, вы ее там увидите.
Все бросили ужинать, кроме меня. Миссис Денисс заламывала руки и рыдала, что ребенок, вероятно, напуган до смерти, что она боится жуков, и что она может умереть от дождя и холода – вообще можно было подумать, что она умерла бы уже дюжину[15] раз, если ее немедленно не найдут. Я больше не мог этого видеть – ну, не соль же она, и не сахар, чтобы растаять от какого-то дождика; но мама еее была в панике.
– Ты плохой, плохой, ПЛОХОЙ мальчик! – сказала Сью, забирая от меня кекс, как только я потянулся, чтобы взять кусочек.
– Как мог ты смотреть нам в лицо, спокойно сидя здесь и поедая пирог, когда этот маленький ангел брошен один – ночью, на холоде! И что это торчит из твоего кармана, ты, маленький негодяй?
– Ничего, – говорю, – Дейзины волосы. Я их отрезал, иначе вы бы ее в два счета узнали. Понимаете, она замаскирована. Вы должны подумать, что она не девочка, а мальчик, поэтому нужно было укоротить ее волосы. И еще сделать ее кожу обожженной солнцем, чтобы вы решили, что она из племени западных индейцев. Если вам встретится бедный маленький парнишка в лохмотьях, вы сразу догадаетесь, что это она.
Миссис Деннис так и села. Я подумал, как бы она не упала в обморок. Мама побрызгала водой ей в лицо и зарыдала вместе с ней; а папа взял фонарь, а Сью пошла вместе с ним – она и еще соседей человек сорок.
Я был возмущен. Так испортить игру! Но это было действительно забавно – как будто и в самом деле пропал ребенок. Мне нужно было покончить с ужином и пойти осмотреть местность. Это был настоящий скандал. Они все говорили и рассказывали друг другу, что я самый отвратительный мальчик, какой когда-либо жил на свете, исчадие ада. Что такой мальчик, как я, не может играть один без того, чтобы из этого не получилась какая-нибудь ужасная история. Я сожалел, как никогда – на моем сердце лежала тяжесть. Я бы не сделал этого, если бы знал, что это ужасно. Я размышлял: если попросить мистера Слокума помолиться за меня, стану я от этого лучше?
Думаю, попрошу его об этом в следующий раз, когда он придет к Бесс.
Миссис Деннис собирается уезжать сразу после завтрака. «Она не может показаться на люди в таком виде», – говорит. И все только потому, что когда пропала Дейзи, пошел дождь! Думаю, что ее волосы вырастут, короткие они там или длинные – не голову же я ей отрезал. Я тоже здорово промок, но никто не бросился целовать меня и обнимать, и заваривать чай, чтобы я согрелся, и класть туда много-много сахара. Никто не дал мне персиков со взбитыми сливками, не уложил на диван, чтобы я мог видеть всю компанию – нет. Ничего подобного. Они затолкали меня в мою комнату, как будто я был собакой, а папа все твердил, чтобы его оставили с этим мальчиком наедине. Я понял, что это значит: я нахожусь в опасности. Я бросился строить баррикаду, как в Париже, когда там началась война. Если они достанут меня отсюда, умывальник и бюро превратятся в руины. Я тихонько прокрался в кухню и взял кусочек кекса и немножко холодного языка, чтобы выдержать осаду.
Теперь тс-с, мой дневник, все готово к борьбе. Провизию я запас, дверь заперта – я подпер ее кроватью; на кровать я поставил еще бюро, а на самый верх – зеркало в тяжелой раме.
Сейчас придет папа и станет стучать и требовать, чтобы я открыл дверь. Но я буду сидеть тихо, как Брюс в пещере[16].
«…буду сидеть тихо, как Брюс в пещере». Шотландский король Роберт Брюс в пещере прячется от врагов
«После бури наступает затишье». Три дня назад был кромешный мрак – а теперь сияет солнышко, мир восстановлен, осада снята. Победа маленького Жоржи! Они сказали, что не будут трогать его, если он выйдет, что он и сделал с удовольствием – голод совсем ослабил его силы. Итак, мебель была спасена – баррикада разобрана.
Миссис Деннис уехала с Дейзи домой. А у нас собираются устраивать ярмарку: вечером, в церковную среду, и четверг. Вот почему все такие хорошие со мной – им нужна помощь. А у меня так ноют ноги с прошлой ночи! Я получил множество ран.
Да, собирается хорошенькая ярмарка! Сью хочет взять для меня десять билетов послушать шарманку – если только я буду хорошо себя вести; я хотел бы иметь шарманку, чтобы на ней играть – еще бы!; тогда я мог бы устроить свою жизнь и не вводить в расходы родителей. Если бы у меня была шарманка и обезьяна, я мог бы отказаться от идеи стать кондуктором.
Наконец-то ярмарка закончилась! «Огни погашены, венки увяли все[17]»!
Первая ночь прошла прекрасно. Я еще никогда не был таким хорошим мальчиком. Я надел бутоньерку и продавал пятицентовые сигары за двадцать центов. Сью сказала, хорошая выручка; она знает, что я продал их шесть десятков; неплохой бизнес! Еще там был красивый молодой человек из города, и другой человек, который говорил, что он Александр Селькирк[18]. Но девочкам это было неинтересно; они вовсю тратили свои деньги и хихикали в рукав, и позволяли ему выступать важно, как павлин, и сплетничали о нем, и заставили его купить семь игольных подушек и восемь прихваток для чайника, и много всякого другого, что никогда не нужно молодым людям. Думаю, сестры удивились бы, если бы знали, как полезен может быть маленький Жоржи.
У этого дядьки бутоньерка на лацкане
Второй вечер тоже был ничего себе. Я много раз слушал шарманку; я мог бы томиться в ожидании – оно тянулось и тянулось, но спросил нескольких молодых леди, хотят ли они посмотреть моего попрыгунчика[19], и они сказали, да.
«…я спросил нескольких молодых леди, хотят ли они посмотреть моего попрыгунчика…»
Тогда я вынул его из кармана и поставил на стол, и оттуда выскочила живая мышь – я поймал ее днем; маленькая-премаленькая, безобидная мышка.
«…маленькая-премаленькая, безобидная мышка.»
Скажи, мой дневник, виноват ли я, что они подскочили, и забегали, и завопили, и повскакивали на стол, а лампа разбилась и керосин залил все вещи? С чего бы этим глупым девчонкам пугаться мыши? Если бы они вели себя хоть чуточку умнее, доски не загорелись бы. Конечно, они не могли их потушить, если Бог не дал им ума. Несколько человек свалилось с лестницы, потому что там набилась толпа, но никто не пострадал. Это было само Провидение[20], что никто не погиб; мне жаль, что красивый молодой человек сломал ногу; слишком уж он торопился перепрыгнуть через перила; не стоило ему так делать.
Мои сестры ужасно разодрали свои платья. Вдобавок, они не успели захватить с собой ящик с деньгами и двести пятьдесят долларов погибли в огне, а убытки городского совета, говорят, составили три тысячи.
Ужас, как глупо девочки себя вели – из-за какой-то там мышки! Жоржи Гаккет – то есть, я – опять во всем виноват. В городе собираются потребовать от папы отдать меня в пансион.
А магазин мистера Миллера сгорел вместе со зданием городского совета; но я не страдал бы так, если бы не сломалась моя шарманка. Я надеялся выиграть ее в лотерею; у меня было десять билетов, а она играет несколько мелодий. Стыд и позор, что ей позволили сгореть.
Нет, просто смех, как вели себя эти девчонки!
Глава 8. Вечеринка с сюрпризом
Папа хотел отослать меня в школу, потому что в городе хотели, чтобы я уехал. Но мама сказала, что меня пришлют обратно. Красивый молодой человек из города сломал ногу; он упал с лестницы, о чем я сожалею, потому что мне пришлось потерять много вкусных вещей, которые послали ему мои сестры. Молчу, как будто воды в рот набрал. Преподобный мистер Слокум может теперь разбить свою арфу об иву, потому что Бетти сказала мне прошлой ночью по секрету, что Бесс по уши втрескалась в этого городского парня. Бетти понимает в таких делах; у нее у самой есть поклонник. Он рыжий, а когда смотрит на нее, сияет, будто свечу у него внутри зажгли – вылитая тыква в Хэллоуин. Я как раз хотел напугать Бесс такой тыквой вчера ночью, но не думаю, чтобы она испугалась – она была занята своим мистером Дженнингсом. Его нога зажила и он зашел к Бесс вчера. Он говорит, что должен возвращаться в город, но хочет приехать снова. Бесс шептала мне, что мне пора идти спать, а я сказал: «До свидания, мистер Дженкинс» и ушел – тихо, как овечка; а потом вернулся через гостиную и лежал там под диваном. Мне совсем не хотелось спать, я был бодр, как сыч, а Бесс и говорит:
«Он рыжий, а когда смотрит на нее, сияет, будто свечу у него внутри зажгли – вылитая тыква в Хэллоуин…» Справа сыч
– Оставайтесь до пятницы, мистер Дженнингс; вы не можете нас оставить – мы здесь собираемся устроить вечеринку с сюрпризом во вторник ночью.
Тут ей сказал, что останется, чтобы доставить ей удовольствие, и поднес ее руку к носу, словно это был апельсин. Наверное, Бетти сказала правду: они поженятся. Я собрался катиться отсюда, но счел за лучшее, чтобы Сью не знала о сюрпризе на вечеринке, и лежал тихо.
Он спросил ее, пригласила ли она мистера Слокума. Она сказала, что не выйдет за него даже, если он останется последним мужчиной на свете; а она недостаточно хороша, чтобы стать женой пастора.
Было еще темно, когда я проснулся и стал тихонько подниматься по лестнице, но она скрипела и тогда папа выскочил и выстрелил из своего пистолета.
Пуля оторвала мне крошечный кусочек правого уха, а я грохнулся на лестнице, потому что испугался, что папа принял меня за грабителя и хочет убить; и он зажег лампу, а Сью и Бесс закрылись у себя и вопили; а мама стала спускаться, потому что у меня совсем заплетались ноги, и как закричит:
– О, Господи, это милый маленький Жоржи! О, дитя мое, дитя мое!
Папа так стонал, что можно было подумать, это его ранило. Мама увидела кровь на моем лице и говорит:
– Он убит.
Но я бы только ранен, как будто я был солдатом; я подскочил и сказал, что меня только ранило; тогда с мамой сделалась истерика. Что за жизнь!
Мое ухо обложили ватой; спать я лег только на рассвете. Бетти принесла мне завтрак, но я стойко держался и ничего не сказал о сюрпризе на вечеринке.
Первая помощь: накладывание повязки на голову спереди, сзади и сбоку
Мама очень плакала, когда пришла посмотреть, как у меня дела. Я упросил ее разрешить мне встать. Когда я оделся, то пошел к судье Беллу, спросил, дома ли мисс Энн, и сказал ей, что сегодня вечером у нас будет большая вечеринка, так что ее ждет такой сюрприз, какого она еще не видела. Она засмеялась и сказала, что хотела бы прийти. Ей понравилось, что я это ей сказал, потому что до сегодняшнего дня она еще никому не позволяла себя обнять; прикрывала покрывалом подушку и прятала под ней свои девчачьи фантики.