Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола Седугин Василий

I

Масленица, по обычаю, начиналась с воскресенья. Первыми изгнание ненавистной зимы-Мораны начинали дети, которые вставали с проблесками утренней зори, высыпали на улицу и принимались строить снежные горки. Наиболее бойкие из них, выучив со слов своей бабки стародавний причет к боярыне Масленице, кричали на всю округу:

– Душа ль ты моя Масленица, перепелиные косточки, медовые твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай к нам в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масленица, касаточка, ласточка, ты же моя перепелочка! Прибывай в тесовый дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться!

В ту долгую зиму Вадим почти никуда не выходил, а все время проводил с отцом в кузнице. Работы подвалило невпроворот: кому подкову изготовить да коня подковать, кому лемех или сошник выделать, а другие хотели получить изделия по мелочи: ножи, стамески, долота, шкворни, штыри… Работа силовая, все больше молотом колотить да клещами тяжести тащить, ухайдакаешься за день так, что не только пойти на гулянье, а как добраться до дома силы бы нашлись.

Но вот, вволю отоспавшись, вышел он в первый день масленичного гулянья на улицу. Погода выдалась под стать празднику, на чисто-голубом небе ярко светило солнышко, ослепительно блестел снег, легкий морозец сковал проталины. Вадим удовлетворенно щурился, с наслаждением глотал прохладный свежий воздух. Не верилось, что целых две недели будет свободен от работы, что можно, не спрашивая разрешения у отца, пойти куда захочется. От всего этого – и от наступившего праздника, и от морозного утра, и от нежданно свалившейся свободы – у него легонько кружилась голова.

Увидел кучкой стоявших друзей, направился к ним. Подойдя поближе, удивился, какими они стали маленькими и хиленькими. И что с ними такое стряслось?

Друзья повернули к нему головы, послышались удивленные возгласы:

– Это Вадим, что ли, идет?

– Да его не узнать! Во вымахал!

– За зиму такой здоровенный стал!

Смущаясь, Вадим протягивал тяжелую руку с толстыми негнущимися пальцами, боясь пожать худенькие, тонкие ладони сверстников. Пробасил:

– Здорово, братцы. Ну что, на санках пойдем кататься?

– Какое катание? Да ты санки-то раздавишь, медведь такой!

Вадим огляделся, удивленно хмыкнул:

– И правда, ваши санки мне не подходят. Не умещусь в них!

– Новые покупай.

Рядом мужичок, у него санки на любой вкус.

– Сколько просишь? – обратился к нему Вадим.

– Зря, наверно, торгуешься! Монеты нужны!

– Скуем! Дело нехитрое, – улыбнулся Вадим. – Я же кузнец!

– Ну коли так, по две ногаты[1] штука. Выбирай!

Вадим сунул мужичишке мелочь, ухватился за веревочку, которая была привязана к санкам.

– А теперь на берег Волхова!

Всей ватагой двинулись вдоль улицы. А из изб румяные, с утра хмельные молодушки зазывали:

– Зайдите, съешьте по блинчику, со сметаной, маслицем и медом!

– Блинчик круглый, что солнышко! Поторопите светило, чтобы прогнало стужу постылую!

Мимо промчались сани с разнаряженными цветными лентами конями и развеселыми седоками, начавшими праздновать с самого утра:

– Гей, честной народ, освободи дорогу! Семья Вавулы гуляет!

На берегу Волхова столпотворение, высыпала, кажется, вся молодежь Новгорода. С криками восторга, визгом и смехом скатываются с высокой кручи на речной простор, покрытый льдом и снегом. Вадим пристроился на санках, оттолкнулся ногами:

– Помчались, милые!

Навстречу упругий морозный ветер, колючая снежная пыль, а санки несутся так быстро, что дух захватывает. Кто-то поднимался на гору, оказался на пути.

– Эй-эй-эй! – только и успел крикнуть Вадим, как врезался в санки, послышался треск, перед глазами закружилось, завертелось, глаза закрыла белая муть.

Встал, стер с лица снежную пелену, огляделся. На него смотрели испуганные девичьи глаза, пухлые губки шевелились, он услышал робкий голосок:

– Ух, страху нагнал, медведь неуклюжий…

Вадим с удивлением смотрел на девушку. Одета она была в шубенку из овчины, на голове пуховой платок, на ногах – валенки; а лицо круглое, с курносым веснушчатым носом и синими глазками. Раньше к девчонкам относился он почти равнодушно. Считал их аккуратными, спокойными и прилежными существами, которые осуждали их, ребят, за шалости и озорство. А сейчас вдруг почувствовал в груди теплоту и нежность, ему захотелось прокатиться вместе с ней. И он предложил:

– А давай спустимся вместе!

Она некоторое время колебалась, испытующе глядя ему в глаза, потом кивнула:

– А что ж, можно и вместе!

Он поставил ее санки впереди своих, сжал их ногами, девушку взял за плечи, и они кинулись в снежную пропасть. В лицо ему бил воздушный вихрь, а в груди его пело и ликовало, он испытывал сладкое упоение.

Когда санки остановились, Вадим некоторое время восторженно глядел на девушку. Ему хотелось взять ее, маленькую, хрупкую, в свои могучие руки и унести на самый верх… Он потоптался, несмело улыбнулся и, прихватив санки, попёр на кручу; она еле успевала за ним. Снова понеслись вниз, а потом снова и снова… Он узнал, что зовут ее Любавой и что она часто бывает на берегу Волхова. Расстались, договорившись завтра встретиться вновь.

После обеда народ стал собираться на главной площади города. Предстояла всеобщая потеха – кулачный бой. Бились между собой улицы ремесленные и торговые. Так повелось с незапамятных времен. Участвовали в сражениях все желающие – от мальчишек до зрелых мужиков. Бились отчаянно и самозабвенно, как если бы сражались против неприятельских войск. Дрались по определенным правилам: нельзя было наносить удары ниже пояса и ногами, а также применять «заложки» – деревянные или железные штуки в рукавицах; если кого-то ловили, били смертным боем как чужие, так и свои, а потом с позором выгоняли из круга.

Вадим подошел к сверстникам, подросткам пятнадцати-шестнадцати лет, вместе с которыми дрался в прошлый год. Но сегодня он был встречен ропотом:

– Тебе нельзя среди нас!

– Вон какой вырос, иди к старшим!

– Погляди на себя: ты – мужик!

Он смущенно повел плечами, сгорбившись, отошел в сторонку.

Бой начали мальчишки. Вот один из них встал в боевую стойку и стал задиристо потряхивать кулачками, вызывая на бой сверстников. Ждать пришлось недолго. Почти тотчас из противной стороны к нему выбежал юркий мальчишка, они схватились, закрутились на месте, нанося друг другу частые удары. К ним кинулись их товарищи, кулачный бой закипел на большом пространстве.

Долго не было перевеса ни на одной стороне. Но постепенно торговые стали теснить своих соперников. Когда преобладание стало явным, в схватку вмешались подростки; мальчишки при их появлении разбежались в разные стороны.

Но и подростки сражались недолго. Охваченные азартом, к ним с обеих сторон рванулись мужики. Закипел настоящий кулачный бой. Мелькали кулаки, летели шапки, слышались громкие выкрики, но все звуки перекрывали дробные удары, будто молотило множество цепей. Толпа бьющихся мужчин колебалась то в одну, то в другую сторону, из нее порой выходили бойцы с окровавленными лицами и порванной одеждой, жадно хватали снег, умывались, засовывали в рот и вновь кидались в кучу. Вокруг стояли зрители, в основном женщины и малышня, охали и ахали, поддерживали криками своих, уводили в сторону пострадавших, вытирали кровь, давали глотнуть хмельного.

Но вот торговые стали теснить ремесленных. Напрасно мастеровые, чуть отойдя, кружковались, собирали силы и вновь кидались на противника; те встречали их плотной стеной, отбивали нападение и вновь упорно и настойчиво продвигались вперед. Уже оставлена позади площадь, сражение переместилось на одну из улиц, что было позором для ремесленной стороны.

Это видел и Вадим. Он никак не мог определиться, когда ему вмешаться в сражение. Со сверстниками, понятно, нельзя, а взрослые для него были недосягаемой высотой… Он отступал вместе с другими зрителями, и азарт и злость все больше охватывали его. Ему казалось, что бьются мужики сегодня плохо, что он мог бы драться по-настоящему. Вот ремесленные совсем прекратили сражение и медленно, молча, позорно отступали, не решаясь на новую схватку. В какой-то момент кровь ударила в голову, мутя сознание, и Вадим, не помня себя, растолкал людей и кинулся навстречу бойцам торговой стороны. Первого он сбил с одного удара, второй сумел устоять, но напасть не смел и замер в нерешительности: это Вадим увидел мельком, в мгновение оценив, что он не опасен для него, и тотчас повернулся к двум, нападавшим слева. Те перли со всей силой и яростью, но он увернулся от их ударов и одного двинул под дых, второго ткнул в скулу. Оба кувыркнулись в снег. Тогда на него хлынула вся стена противника, но на помощь уже подошли свои. И тогда, чувствуя поддержку с обеих сторон, Вадим стал бить тяжелыми кулаками по головам и телам попадавших ему на пути мужиков, прорубая себе коридор в толпе торговых. Его несколько раз сильно били в разные места. Он чувствовал эти удары, но не ощущал боли, а только, сжав толстые губы и набычив крепкий выпуклый лоб, упрямо ступал и ступал вперед…

Наконец он увидел перед собой пустоту. Остановился, огляделся. Торговцы отошли от него, и вся стена их медленно пятилась назад. Вадим вдруг почувствовал, что устал. Он оглянулся на своих, сказал спекшимися губами:

– Ну что, отдохнем?

Такие перерывы в кулачном бою делались часто, поэтому его предложение тотчас поддержали:

– Надо, надо… Выдохлись совсем.

В кулачном бою обе стороны – непримиримые противники, а в промежутки между схватками – почти приятели. Сходились, хлопали друг друга по плечам, спинам, толкали в грудь, хвалили:

– Ну ты крепко стоял!..

– Ты меня так хватил, небо с овчинку показалось!

Окружили Вадима, восхищенно глядели на него, возвышавшегося над всеми чуть ли не на голову. Говорили с неподдельным восторгом:

– Умеет драться, чертяка!

– Быка ударом свалит!

– Против него не устоять!

Вадим молчал, вытирая пот с лица. Он был немного смущен и растерян от успешного боя и похвалы. Ему даже не верилось, что с ним такое случилось.

После короткого отдыха сошлись вновь. Но теперь картина стала совсем другой. Перед Вадимом противная сторона отступала, редкий из бойцов выходил против него и, сраженный, отползал в сторонку; другие бились в стороне, а он шел вперед, заставляя пятиться всю стенку. Миновали площадь, вошли в улицу торговой стороны. Тогда на помощь пришли дружинники князя, кинулись на Вадима. Дюжие воины сумели сбить его с ног, перешагнули через него и погнали ремесленников опять на площадь. Там и закончился кулачный бой в первый день Масленицы.

Вадим стал знаменитостью в Новгороде. Его наперебой звали в гости, предлагали самые вкусные блюда, наливали вина и пива. Однако он хмельного не любил, из вежливости выпивал несколько глотков, а на еду налегал. Аппетит у него был на зависть одним и на удивление другим. Сытый и довольный, вернулся вечером домой.

На другой день снова отправился с санками на берег Волхова. На пути встретились три девицы, одетые очень богато: в песцовых и соболиных полушубках, шапках, и сапожках из мягкой кожи, отделанных тесьмой и полосками яркой ткани. Он сразу догадался, что они или из боярских, или из купеческих семей.

– Кого мы видим! – с восторгом произнесла одна из них, самая красивая. – Это идет Вадим, лучший боец города!

– Скажи нам, Вадим, – обратилась к нему другая, – как тебе удается управляться с такими крепкими драчунами?

Поскольку Вадим молчал и только смущенно улыбался, третья сделала предположение:

– Потому что он самый сильный в нашем городе!

Девушки переглянулись между собой, явно потешаясь над застенчивостью парня. Они были старше и опытнее, им нравилось подшучивать и разыгрывать его.

– С кем ты собираешься кататься с горки? Со своей девушкой?

Вадим вспомнил Любаву, но ответил:

– Нет, один.

– Может, возьмешь нас с собой?

– Да я разве против?

– Девушки, выходит, он нас приглашает на горку! – весело проговорила самая красивая. – Не будем отказываться?

– Не будем, не будем, – защебетали две другие.

Они отправились на берег Волхова. Вадим вышагивал, очень довольный собой. Еще бы, он привлек внимание самих боярышень!

На краю берега девушка, которую, как услышал из разговора, звали Велижаной, сказала задорно:

– Чур, я первая поеду с Вадимом!

Она уселась на санки спереди, он сзади. От ее волос, волной спадавших на спину, исходил дурманящий запах, плечики, которые он обхватил своими ручищами, были узкими и трогательно беззащитными, от умиления у него замирало сердце.

– Ну что, поехали? – спросил он.

– Помчались! – задорно выкрикнула она.

Он оттолкнулся ногами, и они ринулись с крутизны, подпрыгивая на неровностях и набирая все большую и большую скорость. «Схватить ее в охапку, свалиться в снег и покувыркаться в свое удовольствие!» – мелькнула шальная мысль, но он тут же оставил ее. Это не с ровесницами с улицы, все-таки рядом сидела боярышня!

Когда санки остановились, Велижана вскочила первой и радостно засмеялась, глядя на него синими лучистыми глазами.

– Ни с кем я так быстро не ездила! Повторим еще раз? – сказала она.

Он молча кивнул.

Натешившись, пошли на улицу. Народу было много, большинство находилось под хмельком, они пели, плясали, веселились. Вадим рядом с девушкой почувствовал себя сразу повзрослевшим, зрелым человеком. Кем он недавно был? Так, сопливый мальчишка, на которого никто не обращал внимания. А теперь идет с боярышней, от которой, наверно, многие парни сходят с ума. А вот он ей нравится, и она с ним провела целых полдня! В то же время он видел, что она старше и опытнее его, многое в ее поведении он не понимал, и это его настораживало и даже немножко страшило: вдруг она что-то выкинет такое, неожиданное и поставит его, Вадима, в смешное положение? А может, он делает что-то не так, и она втихомолку смеется над ним?.. Он с опаской посматривал на нее, но ничего подозрительного в ее поведении не замечал. Решил: будь что будет, семь бед, один ответ!

Они шли и разговаривали о пустяках, а потом Велижана спросила, лукаво взглянув на него:

– У тебя, наверно, много девушек, Вадим?

– Почему так думаешь? – чувствуя какой-то подвох, в свою очередь задал он вопрос.

– Ты такой видный парень, первый боец в Новгороде! Высокий, красивый, сильный!

– Ну и что? – смущенно ответил он. – У меня никого нет.

– Как? Неужели ты ни с кем не встречался?

– Только с тобой…

– Врешь поди!

– Я правду говорю! – искренне сказал он. И столько было простоты и непосредственности в его взгляде, что она поверила. Некоторое время задумчиво смотрела куда-то вдаль, потом тихо поманила его к себе:

– Наклонись, я что-то важное скажу.

Он нагнулся, и она чмокнула его в щеку, а потом засмеялась и побежала прочь. Ошарашенный, он остался стоять на месте. На щеке горел ее поцелуй, и сладостное чувство разливалось по всему телу. Ему хотелось повторения такого небывалого наслаждения, и он уже готов был кинуться вслед за ней, как к нему подбежали насколько парней с криком:

– Так вот он где скрывается! А там торговые наших уже в улицу загнали!

Он глянул на Велижану. Она стояла вдали и, смеясь, смотрела на него. Теперь она казалась ему еще красивей, от нее исходило необыкновенное сияние. Он было рванулся к ней, но дюжина цепких рук ухватила его и потащила к месту кулачного боя…

А потом его снова нарасхват зазывали в гости. Он пытался отказываться, но это не помогало. Каждый считал за честь попотчевать знатного бойца, выпить за его здоровье, посидеть рядом. Ему хотелось вырваться и уйти к Велижане, он искал ее взглядом, но ее нигде не было.

Не нашел он ее на другой день и на берегу Волхова. Походил, походил, потом махнул рукой и стал кататься один. Подумаешь, красотуля, одна, что ли, такая? Вон сколько девушек, и все смотрят на него с обожанием. Приглашай к себе в санки любую, с удовольствием пойдут! И Вадим поманил первую попавшуюся, которая приглянулась ему. И та, не колеблясь, стала кататься с ним. Как-то, спустившись с горы, встретился с Любавой. Ему приятно было видеть ее, и он спросил, ласково заглядывая в глаза:

– Любава, где ты пропадала? Я обыскался, думал, куда-то уехала!

– Не очень-то старался! – набычившись, отвечала она. – Вон вокруг тебя сколько девиц крутится, и ты не брезгуешь ими!

– Мало ли с кем катаюсь! А ты разве одна проводила время? Тоже парни крутятся! Но я всегда о тебе помнил!

– А ты не обманываешь? – смягчившись, спросила она.

– Ни в коем случае! – горячо проговорил он. – Я тебя искал по всему берегу, но ты как сквозь землю провалилась!

– Ну ладно уж, – сдалась она наконец. – Пойдем кататься!

Когда спускались в третий раз, в самом конце пути санки замедлили бег, он созоровал: свалился вместе с Любавой в снег. Они несколько раз перевернулись, а потом он, уловив момент, поцеловал ее в щечку. Она вскочила, как ужаленная, расширенными глазами смотрела на него, гневно выкрикнула:

– Как ты смел?

Потом вдруг поутихла, медленно двинулась наверх. Он поплелся следом, посмеиваясь про себя.

Скатились с горы еще пару раз. И вдруг Вадим заметил, что Любава стала посматривать на него как-то извиняюще, искательно и словно выжидая чего-то. Он некоторое время колебался, а потом, когда поднимались в гору, наклонился и снова поцеловал в щечку. Лицо ее вспыхнуло, она доверчиво прижалась к нему. Так они стояли некоторое время, а потом снова зашагали, боясь взглянуть друг на друга…

После обеда опять кулачный бой, обильные угощения. В одном доме настойчивый хозяин приневолил Вадима выпить с ним целый бокал вина. У него закружилась голова, а потом вдруг стало легко и радостно, окружающие начали казаться такими близкими и родными, что хотелось всех обнять и расцеловать. Рядом с ним возникла молодая красивая женщина. Она ласково глядела призывными голубыми глазами и шептала жарко и страстно:

– Вадим, голубь мой ненаглядный! Сокрушил ты мое сердечко. Позови, куда угодно пойду за тобой…

Он видел, что она была пьяна, чувствовал, что ласки ее притворны и обманны, что, наверно, недавно она дарила их другому мужчине, а завтра будет удостаивать знаками внимания еще кого-нибудь. Он оттолкнул ее и, пошатываясь, двинулся к выходу, но она увязалась за ним, в темных сенях приникла к нему и поцеловала жаркими горячими губами. Он весь задрожал, схватил ее в свои объятия и стал целовать и губы, и щеки… Не помнил, сколько продолжалось это сумасшествие, но потом вдруг вырвался и бросился бежать на улицу…

Опомнившись, остановился, огляделся вокруг, а потом зашагал к дому. В его разгоряченном мозгу метались покаянные мысли, он клял себя и свое поведение, называл его дурным и предосудительным. Он много слышал о любви, его сверстники и окружение часто говорили о ней, из рассказов знал, какое это большое и глубокое чувство, ждал, что оно придет к нему. А вот на поверку оказалось, что он мелкий и недостойный человек: сначала увлекся Любавой, потом влюбился в Велижану, сегодня он снова вернулся к Любаве и вдруг стал целоваться с совсем незнакомой женщиной. «Я их одинаково сильно люблю, – признавался он себе. – Они все мне нравятся, каждая по душе. Выходит я никчемный, никудышный человек, пустой и ветреный гуляка!» Нет, хватит. Завтра он запрется дома и никуда не пойдет. Ему достаточно этих бесшабашных дней. Он снова вернется к прежней размеренной жизни, будет стучать в кузнице, вместе с отцом обслуживать заказчиков.

Он проспал до полудня. Только принялся за еду, как явились друзья и просто незнакомые люди и стали звать на площадь, где собирались мужчины на очередной кулачный бой. Отказываться было бесполезно, теперь без его участия они теряли всякую привлекательность. Ему пришлось уступить, и он снова бился, вызывая восхищение у многочисленных зрителей и поклонников. А потом его так же водили из дома в дом, не зная, куда посадить и чем угостить…

II

Миновали масленичные дни, Вадим вернулся в кузницу, взялся за молот. Работы снова было невпроворот, он возвращался домой усталый, ужинал и ложился спать, не помышляя о гулянках.

Однажды в кузницу явился известный в Новгороде купец Азар. Невысокий, поджарый, с короткой бородкой и лихо закрученными усами, он по-хозяйски прошелся по кузнице, уютно устроился на чурбаке напротив наковальни и стал наблюдать за работой кузнецов. Отец и сын умело расправлялись с подковой. Вадим бил кувалдой, Дубун постукивал молоточком, иногда подносил ее поближе к глазам, внимательно рассматривал, как видно, замечал какие-то недоработки, клал изделие на наковальню, и снова раздавался согласованный стук.

Наконец подкова брошена в воду, инструменты на рабочий стол. Дубун подошел к купцу, пожал руку, произнес густым басом:

– Будь здоров, Азар.

И – сыну:

– Неси отвар.

Вадим поставил на стол чугунок, глиняные бокалы, присел на скамейку рядом с отцом. Торговец разглядывал их, улыбался. Были они удивительно похожи друг на друга. Оба здоровенные, широкоплечие, с тяжелыми руками, в толстых негнущихся пальцах объемистые бокалы казались игрушечными. И в лицах было сходство: крутолобые, носы горбинкой, глаза голубые, смелые и строгие.

Раньше Дубун был первым бойцом в кулачных сражениях, теперь сын занял его место.

– Как работается, много ли заказов? – вежливо начал разговор купец.

– Слава богам, не жалуемся, – не торопясь отвечал Дубун.

– Изделия ваши хвалят в округе, это я слышал. Только вот что-то кузница неважнецкая, старенькая уже.

– Да, подумываю новую ставить. Эта отслужила свое.

– Средств понадобится много…

– А ты что, хочешь помочь? – хитровато и с усмешкой спросил Дубун, зная скупость и прижимистость торгашей.

Азар кашлянул, стал пить отвар. Сменил разговор:

– У тебя, кажись, еще двое сыновей?

– Есть такие! – с гордостью ответил отец. – И кузнечному делу обучены!

– И где же они?

– С промысловой ватагой ушли на реку Онегу добывать пушнину. Прибыльное дело.

Купец подумал, кивнул в знак согласия, произнес:

– Коли повезет, больше, чем в кузнице, заработать могут.

– Надеюсь.

– Когда должны вернуться?

– Зимний сезон закончился. На днях ожидаю.

Наступило долгое молчание. Азар маленькими глотками потягивал отвар, кузнецы пили жадно и много: горячая работа требовала большого количества жидкости.

Наконец купец произнес задумчиво:

– Есть еще более выгодная работа…

Дубун вылил из чугунка остатки себе в бокал, задал вопрос:

– Это какая же?

– В дальнее плавание с купеческим судном сходить.

– Опасное дело…

– Опасное. И море бывает сердитым, а главное, много сейчас морских разбойников развелось, нападают и грабят почем зря. Викингами зовут себя. И кого только нет на морских просторах! И норманнские, и славянские, и финские викинги. А то и просто маленькие князьки, ярлы различные, и графы, и герцоги шныряют в поисках добычи. Туго приходится нашему брату, купцу.

Дубун кинул на него цепкий взгляд, чуть помедлив, спросил:

– Это что, ты к Вадиму, что ли, примериваешься?

– К нему. Набираю на свое судно крепких парней.

Дубун откинулся назад, проговорил жестко:

– Не пущу.

– Ты не слышал, какую цену заплачу.

– И какую?

– Впятеро большую, чем он в твоей кузнице зарабатывает.

Дубун на мгновение застыл, соображая. Глаза его при этом странно заблестели.

– Прикинь к тому же, что не каждого беру, а только по выбору. Потому и плата такая высокая.

Дубун искоса взглянул на купца, спросил:

– Не обманешь?

– Как можно!

Кузнец допил отвар, обратился к сыну:

– Ты как на это?

– Как скажешь, батя.

– Как скажу… Предложение-то заманчивое!

– Ну раз так, то я – согласен.

– Вот и ладненько, вот и сговорились! Ну что, по рукам? – радостно проговорил купец.

Дубун еще немного подумал, потом хлопнул крепкой, как железо, ладонью по белой ладони Азара. «Ударить по рукам» – означало заключить сделку; возврата назад уже не было.

– Договор следует обмыть, не так ли? – Дубун вынул из-под стола сумку, в которой оказался кувшин с вином, хлеб и копченый окорок. Кузнецы сняли фартуки, помыли руки, чинно уселись за стол.

– И когда отплытие? – спросил Дубун.

– Не раньше как через месяц, – отвечал Азар, разливая в бокалы вино; Вадим в это время резал на куски окорок и хлеб. – Тоже жду промысловую партию с севера, не знаю, с чем вернутся.

– Ну не с пустыми руками, – солидно заметил Дубун.

– Надеюсь. Только за последние годы доход резко упал. Батюшка наш, князь Гостомысл, тяжелую руку наложил на промысловое дело. До него в казну мы со ста шкурок отдавали пять, а теперь он требует все десять. Это надо же: в два раза сборы увеличились! Дерет, как с иноземных торговцев!

– Дружинников своих в кольчуги и панцири одел, – мимоходом заметил Вадим.

– Плевать мне на его дружину! – вспылил Азар. – Мне моя прибыль важнее! Были у нас в Новгороде князья – и Избор, и Владимир, и Столпосвят, и Бравлин, и Буривой, а так купцов не обирали!

В сердцах Азар одним махом выпил весь бокал вина, стал закусывать, часто-часто жуя и чавкая.

– Недолго ему осталось править, – раздумчиво проговорил кузнец. – Годков-то вон сколько!..

– Еще бы! – вскинулся Азар. – За восемьдесят перевалило. Куда больше!

– И никого из сыновей не осталось. Все погибли в боях или от болезней умерли.

– Четверых имел, – подтвердил купец. – Первый, Выбором звали, очень смышленым был, говорят. В схватке с норманнами погиб.

– А норманнов Гостомысл отвадил от наших земель. Скольких побил! Теперь боятся к нам нос сунуть.

– И не только норманнов, – добавил Вадим. – Даже хазар разгромил!

– Славная была победа, – подтвердил Азар. – Только двух сыновей он в той битве потерял. Не осталось у него наследников. Умрет Гостомысл – и прервется княжеский род Славена.

– Как же мы без князя жить-то будем? – испуганно спросил Вадим.

– Как, как… Очень просто. Соберем вече и изберем себе посадника, – проговорил Азар. – Найдем разумного человека, который бы наши чаяния понимал и нас слушался.

– Тогда жди боярского и купеческого правления, – упершись взглядом в стол, убежденно проговорил Дубун. – Тогда и сбор в казну с их доходов уменьшится.

– Конечно! Всяк на себя одеяло тянет! А ты как думал?

– Вече-то народное! У народа и власть должна быть!

– Ишь чего захотел! Это когда же было такое, чтобы страной народ правил? Вид делается, выборы разные. А власть всегда достается нашему брату, который побогаче! Так было раньше, так сегодня, так будет всегда!

Долго они еще толковали о разных делах, пока не прикончили вино в кувшине.

III

В середине мая торговое судно купца Азара отчалило от новгородской пристани. По Волхову шли ходко, несло течение да подгонял попутный южный ветер. Вадим зачарованно смотрел на берега, и порой ему казалось, что не судно плывет, а плавно движутся мимо него дремучие леса, просторные луга с пасущимися на них коровами, овцами и козами, редкие деревеньки; приложив ко лбу ладонь, провожали взглядом детвора и взрослые и, как ему казалось, завидовали им, отправившимся в дальние страны. Вадиму не терпелось приплыть, как говорилось в сказках, «в тридевятое царство, в тридесятое государство». Что-то там его ждет?..

Азар набрал на судно десять человек, все молодые, здоровенные, отчаянные, проверенные по кулачным боям. Знакомиться было не нужно, моряки знали друг друга. Красавец Оляпко, покачивая широкими плечами, подошел к Вадиму, стукнул его в плечо кулачищем, проговорил восхищенно:

– Ну ты и драчун! Влепил мне в скулу, я еле очухался!

– Ты тоже мне хороший подарок преподнес! – отвечал Вадим. – Только искры из глаз посыпались. Думал, не устою.

– Но ведь устоял! – не удержался от похвалы другой боец, по имени Ломир. – А я вот после твоего удара зуба лишился, говорю и посвистываю на смех людям.