Психоаналитик. Шкатулка Пандоры Шляхов Андрей
– Эта дама мешает мне работать, – сказал Михаил охраннику. – Пожалуйста, проводите ее до входа и не пускайте больше.
Охранник согласно кивнул, навис над Илоной и забубнил традиционное профессиональное заклинание:
– Пройдемте, гражданочка, не будем нарушать порядок, пройдемте, пожалуйста, не вынуждайте, пройдемте…
– Хороши мужики! – Илона встала, одернула юбку и окинула презрительным взглядом сначала Михаила, а потом охранника. – Вдвоем на одну слабую беззащитную женщину! Впрочем, имей в виду, Оболенский, мне одного тебя всегда было мало!
Михаил никак не отреагировал ни на оскорбительный выпад, ни на последовавший за ним сочувственный взгляд охранника. Скажешь слово – задержишь Илону еще минут на пять.
– Что встал, хомяк толстопузый?! – охранник и впрямь был щекаст и далеко не худ. – Провожай меня до выхода, а то я сама его не найду! Чао, мой корнет!
«Корнет» – это из известной песни про поручика Голицына, корнета Оболенского и пылающие станицы. Корнетом Илона называла Михаила тогда, когда хотела уязвить его особенно сильно. «Хоть еще как-нибудь назови, – обреченно подумал Михаил, – только проваливай поскорее».
Оставшись один, Михаил взял стоявший на полу у стола портфель и до прихода следующей пациентки сидел в кресле, бесцельно щелкая замком портфеля и размышляя о том, насколько правдива была с ним сегодня Анна. Он любил прокрутить в голове все заново сразу же после сеанса, оценить еще раз, переосмыслить. Не всегда, конечно, а если надо, если сеанс оставляет ощущение недосказанности, неясности или попросту что-то непонятно, не понято. Внезапный уход Анны мог обернуться прекращением сеансов. Раз уж первый блин вышел комом, так ну их к черту, эти блины. Так бывает, так может быть, иногда так просто должно быть. Спасибо Илоне.
А откуда у Анны страх? Чего она боится? Тамару? Одиночества? Саму себя? Что это? Проявилось бессознательное? Или Анна озвучила домашнюю заготовку? Ну не покидало Михаила ощущение того, что Анна с ним неискренна или, скорее всего, искренна, но не до конца.
– Ох-ох-ох! – совсем по-стариковски вздохнул Михаил.
А не вызвано ли стойкое впечатление лжи-недоговоренности теми чувствами, которые Михаил начал испытывать к Анне? «Те чувства» – отличный эвфемизм для сексуального интереса, подходит на все сто, только вот в беседе с самим собой эвфемизмы излишни и даже неуместны. Вдруг бессознательное усердно выталкивает из своих глубин на поверхность идею об Анниной неискренности только для того, чтобы Михаил поскорее отказался с ней работать и их отношения из сферы делового профессионального перешли в сферу романтики и секса? Страхуется, так сказать, Михаил от развития невроза, сам того до конца не осознавая. Почему бы и нет?
Так ни до чего толком и не додумавшись, Михаил продолжил работать. Вечером, собираясь домой, он переобулся в «уличные» полуботинки и снова подумал о тонких Анниных лодыжках, узкой стопе с высоковатым «балетным» подъемом. Правда, пальцы ног у Анны были совсем не балетными, а длинными и нежными, с небольшими, едва заметными, утолщениями на концах.
Гнать прочь приятные мысли не было резона, скорей наоборот – Михаил с удовольствием продолжил думать об Анне, одновременно, как бы со стороны, пытаясь контролировать и оценивать свои мысли. Прием из серии «Сам себе психоаналитик», в корне неверный методически, но тем не менее иногда срабатывающий, помогающий разбираться в себе.
Так уж устроен человек: потеряв что-то очень значимое, очень ценное для него, он сразу же пытается восполнить потерю, пусть даже и делает это совершенно бессознательно. А если потеря невосполнима (так часто бывает), то старается хотя бы компенсировать ее частично. Если Анна – тот человек, который нужен Михаилу, то тут надо делать человеческий выбор, а не профессиональный. Профессиональное вообще не должно доминировать над личным, иначе жди проблем, и немалых. И вообще, Анна была первой женщиной, к которой у Михаила проклюнулся реальный интерес после расставания с Илоной, то есть с того горького дня, когда он снял наконец розовые очки и посмотрел на бывшую жену (тогда еще не бывшую) «невооруженным» взглядом. Именно – проклюнулся, как птенец сквозь скорлупу недоверчивой отчужденности. Был период, когда Михаил пытался убедить себя в том, что вся сила в одиночестве, потому что только одинокий человек по-настоящему независим. Максимально независим. Потом убеждать перестал, понял, что бесполезно, но и действий никаких не предпринимал. Не потому, что был фаталистом (немного не без этого, конечно), а потому, что не хотелось, чтобы какая-то апатия им овладела. И тут вдруг – Анна.
А если еще вспомнить про жизненный ритм? Из дома – в офис, из офиса – домой, иногда приглашают на консультации в Институт, по выходным – под настроение игра в шахматы с соседом-программистом Антоном, редкое общение с дочерью, еще более редкие встречи с кем-то из приятелей или подруг… Ах, да, совсем забыл, еще есть фитнес-клуб! Что ж получается? А получается то, что знакомства с женщинами заводить негде, разве что в фитнес-клубе, где «товар» представлен «лицом» и время поболтать есть. Или на работе… Сайты знакомств Михаил отвергал напрочь. Попроси кто-то объяснить, чем вызвано такое неприятие сетевых знакомств (никто не просил, потому что Михаил ни с кем не обсуждал эту тему), объяснение получилось бы долгим, путаным и закончилось бы чем-то вроде: «Как-то не так все должно быть». Комплекс? Не совсем, но что-то вроде того. А со временем будет настоящий комплекс, который можно будет описать как комплекс Оболенского или комплекс неприятия сетевых знакомств.
«Я немного отступлю от правил, – решил Михаил, слегка лукавя с самим собой. – Если сложится, вернее – если будет нужно, то я приглашу Анну продолжить общение после сеанса в более неформальной обстановке. Ничего лишнего – какой-нибудь тихий малолюдный ресторан, не более того… Возможно, что подобная смена обстановки поможет мне разобраться в ней… и в себе. В конце концов, я должен понимать ситуацию, чтобы контролировать ее».
5
«Mademoiselle Blanche красива собою. Но я не знаю, поймут ли меня, если я выражусь, что у нее одно из тех лиц, которых можно испугаться. По крайней мере я всегда боялся таких женщин. Ей, наверно, лет двадцать пять. Она рослая и широкоплечая, с крутыми плечами; шея и грудь у нее роскошны; цвет кожи смугло-желтый, цвет волос черный, как тушь, и волос ужасно много, достало бы на две куафюры. Глаза черные, белки глаз желтоватые, взгляд нахальный, зубы белейшие, губы всегда напомажены; от нее пахнет мускусом. Одевается она эффектно, богато, с шиком, но с большим вкусом. Ноги и руки удивительные. Голос ее – сиплый контральто. Она иногда расхохочется и при этом покажет все свои зубы, но обыкновенно смотрит молчаливо и нахально…»[8]
Субботние вечера у Михаила играли роль пятничных, потому что он работал шесть дней в неделю. Успешный психоаналитик не может позволить себе отдыхать и в субботу, и в воскресенье. Тогда разом отсекаются крайне занятые на неделе пациенты, обеспеченные трудоголики. Успешный психоаналитик не может позволить себе обходиться без отдыха, работая неделями напролет, потому что так и до эмоционального выгорания[9] недалеко. Вот и приходится придерживаться золотой середины – работая по субботам и отдыхая по воскресеньям. «Сам себе хозяин, а пашешь как проклятый!» – вечно недоумевала Илона. Работа на себя самого никак не могла быть изматывающей. Можно подумать, что деньги падают с неба.
По субботам Михаил старался закончить работу пораньше, чтобы вечер можно было использовать для полноценного отдыха. К сожалению (или к счастью?), удавалось это ему не всегда, иной раз и на девять вечера приходилось назначать сеансы. Сегодня была как раз такая суббота, но зато грядущее воскресенье обещало максимум драйва в обществе одной из перманентно-факультативных подруг. «Перманентно-факультативная» означало давно и хорошо знакомых женщин, склонных к приятному, ни к чему не обязывающему общению и не строящих никаких грандиозных в своей долгосрочности планов на совместное будущее с Михаилом. Проще говоря – старая подружка, которая всегда не прочь повеселиться. Обжегшись на молоке, то есть на первом браке, Михаил не спешил вторично наступать на те же грабли, хотя потребность в близком, по-настоящему родном человеке была у него очень острой, острее, чем у других, наверное.
Сидению перед «зомбоящиком» Михаил предпочитал чтение. Сегодня он улегся на диване, в разложенном виде служившем ему кроватью (после развода все никак не получалось обставить новую квартиру окончательно – то денег не хватало, то времени, то не находилось ничего путного) с томиком Достоевского в руках. Читать любимых писателей «с экрана» Михаил не любил, ибо без шороха перелистываемых страниц процесс терял часть привлекательности.
В ночной тишине бодрая музыка Моцарта прозвучала тревожно, даже очень тревожно. Завтра выходной, сеансов нет и отменять их не надо, следовательно, кто-то из пациентов звонит по другому делу. А по какому делу можно звонить около полуночи? Только по плохому, хорошее дело всегда может подождать до утра.
Чертыхнувшись, Михаил отложил книгу, встал и пошел в прихожую, где в стоящем на трюмо портфеле надрывался рабочий мобильник.
На дисплее светилась надпись: «Неизвестный абонент». Очень хорошо – ночной звонок от неизвестного абонента! Впрочем, кто-то мог ошибиться номером. Суббота как-никак, народ гуляет, оттягивается, воздает себе за труды праведные, а на фоне воздаяний, точнее – возлияний, путает телефонные номера.
– Добрый вечер, – сказал в трубку Михаил.
Трубка немного помолчала, Михаил уже хотел отключиться, а потом ответила женским голосом. Приглушенным женским голосом и оттого неузнаваемым.
– Добрый вечер, Михаил. Я не поздно?
– Не очень, Анна, – честно ответил Михаил. – Я еще не сплю. Что-то случилось?
– Да нет, ничего. Просто я была вынуждена уйти так внезапно…
– Я прошу прощения… – начал Михаил, но Анна его перебила.
– Это я должна просить прощения, – сказала она. – Мне так стыдно…
– Вам-то чего стыдиться? – изумился Михаил. – Вы же не можете отвечать за поведение моей бывшей жены?
– Я ушла, не заплатив за сеанс! – Анна вздохнула. – Вы можете подумать, что я нарочно. Так стыдно…
Дочь Оленька в таких случаях говорит: «Стыдно – у кого видно!» – и показывает язык. Нахваталась в частном детском садике, сулившем, помимо всего прочего, хорошие манеры и грамотную речь.
– Стыд есть защитное следствие неудавшейся попытки реализовать определенные устремления, – сказал Михаил примерно то же самое, что и дочь, но в гораздо более вежливой форме.
– Да, да, да! – всхлипнула трубка. – Насчет устремлений – это вы правильно сказали! Так оно и есть! Значит, вы не сердитесь на меня, Михаил Александрович? И ничего, что я вам звоню немного навеселе? То есть пьяная?
– Почему я должен сердиться? – вопросом на вопрос ответил Михаил, несмотря на то, что по науке так отвечать не рекомендуется. – И если я не ошибаюсь, то мы с вами называем друг друга по именам? Я не возражаю против отчества, но в таком случае напомните мне свое, а то как-то неудобно…
– Знали бы вы, как мне неудобно, – ответила Анна. – Просто стыдно. Вот пока не напилась, не решилась вам позвонить. Это смешно, да?
– Ничего смешного не вижу, – чувствуя, что разговор обещает быть долгим, Михаил вернулся к дивану и сел. – Давайте забудем этот неприятный инцидент. Надеюсь, что ничего подобного больше не повторится.
– Я вот не пойму, вас профессия побуждает казаться таким хорошим и понимающим или вы вообще по жизни такой?
Вечер откровенных вопросов, иначе и не скажешь.
– Человек может добиться успеха только в том случае, если его характер подходит к выбранной профессии, – дипломатично ответил Михаил и взял инициативу в свои руки. – Давайте внесем ясность. Во-первых, я на вас не сержусь, обиды не держу, зла не таю и вообще отношусь к вам хорошо, ведь вы мне ничего плохого не сделали…
– Хорошо, если так, – прокомментировала Анна.
– Во-вторых, если у вас есть желание, мы можем продолжить наши сеансы.
– У меня такое желание есть, – подтвердила Анна. – А у вас?
– Тоже, – коротко ответил Михаил.
– Честно-честно?
– Клянусь полным собранием сочинений Фрейда!
Чем еще может поклясться психоаналитик?
– Вы шутите! – констатировала Анна. – Значит, не сердитесь. Вы хороший. Знали бы вы, как я боялась вам звонить…
– Я в курсе, – быстро сказал Михаил, опасаясь, что разговор может пойти по кругу. – Вам пришлось даже выпить для храбрости.
– Я пью не для храбрости, – Анна, видимо, приблизила трубку ко рту, и теперь ее голос звучал так громко и отчетливо, словно она сидела рядом. – Я пью для того, чтобы не сойти с ума окончательно. Но это практически не помогает, только на какое-то небольшое время…
Я пью для того, чтобы не сойти с ума окончательно… Окончательно!
Станет ли психоаналитик доносить на клиента, если узнает, что он совершил преступление?
Явный запах тайны…
В представлении Михаила тайны пахли как старинные книги и еще чем-то пряно-неуловимым. О, этот ларчик далеко не так прост, как казалось вначале! Богатая вдова ищет, в чью бы жилетку поплакаться! Как бы не так! Не стоит делать поспешные стереотипные выводы, поспешные выводы вообще ни до чего путного не доводят. Уж не убила ли Анна своего мужа? Навряд ли, убийца не станет обращаться к психоаналитику, во всяком случае, вскоре после убийства. Когда-нибудь потом – это да… Хотя не стоит мыслить стереотипами, Тамара тоже могла убить своего брата. Сама призналась в том, что ненавидит его до сих пор. Ясно только одно – обе дамы что-то скрывают, и эти тайны не лучшим образом сказываются на их психике. «Я пью для того, чтобы не сойти с ума окончательно» – каково? А что пьет Тамара? Хотя, если судить по голосу, то Анна была далеко не так пьяна, как хотела изобразить. Если вообще была пьяна. Нет, вся эта история явно обещает быть интересной… Чем удивит Тамара в понедельник?
За время, прошедшее с их последней встречи, Михаил вспоминал Анну несколько раз. С удовольствием, так, как положено мужчинам вспоминать красивую женщину.
– Ханжа ты, братец-кролик, – сказал самому себе Михаил, снова берясь за книгу. – Прячешься за свою профессию, как за ширму, притворяешься, что ставишь долг выше личного, а на самом деле просто зарабатываешь себе невроз, чтобы было что потом предъявить коллегам…
Любой психоаналитик, если он, конечно, настоящий профессионал, обязан понимать и контролировать собственное бессознательное – свои чувства и реакции. Порой это удается сделать только с помощью кого-то из коллег.
А если это Она? Взяла и именно так вошла в твою жизнь? В качестве пациентки?