Хирург возвращается Правдин Дмитрий
Ровно за две минуты до отправления, с красной рожей и взъерошенными мокрыми волосами, потеряв в давке боковой карман, таща за собой изрядно помятую сумку, вваливаюсь в вагон.
– Алё, Михал Михалыч! – кричу я в трубку мобильного телефона. – Вас Дмитрий Андреевич Правдин беспокоит! Уже еду, встречайте! Вагон? Вагон 17. Почему так дышу? Торопился шибко, боялся опоздать. До встречи!
Закончив разговор, поднимаю глаза и оглядываюсь. Оказывается, я попал в попутчики к разномастной туристской братии, едущей на Валаам и на Кольский полуостров за экстримом. Большинство едет с детьми и собаками, а в багаже угадываются разобранные горные велосипеды и составные части от байдарок. Ну хоть туристы, а алкаши какие, нагруженные спиртным!
Последний день июля дает о себе знать послеполуденной жарой. От нее изнывают и люди, и животные. Хуже всего дело обстоит с детишками: их около дюжины, все, как на подбор, от двух до трех лет, и чрезвычайно голосистые. Через десять минут вагон напоминает филиал чистилища, где помимо адской жары стоит адский шум: крик плачущих детишек, скулеж обалдевших в замкнутом пространстве собак и перебранки случайных попутчиков. Не удалось и мне избежать такой перебранки: протискиваясь в свое купе, я наступил на то ли хвост, то ли лапу выбежавшей в проход таксе, а ее хозяйка меня натурально облаяла.
Но вот я наконец добираюсь до своего купе. Мои соседи – пожилая пара спортивного вида: стройная женщина за семьдесят (язык не поворачивается назвать ее «бабушкой», лишь заплетенные в косу седые волосы и лучики морщин вокруг глаз выдают ее истинный возраст) и поджарый мужчина ей под стать. Наш четвертый попутчик где-то у друзей в соседнем вагоне и придет только к ночи.
Тамара Ивановна и Борис Михайлович, мои новые знакомые, – коренные москвичи. Они поженились еще студентами, долго работали в каком-то закрытом НИИ инженерами, а выйдя на пенсию, увлеклись путешествиями по России.
– Вы представляете, Дмитрий, мы с Борисом всю жизнь дальше МКАД почти не выезжали, разве что в служебные командировки, да пару раз за границей побывали, – прихлебывая чай, рассказывает Тамара Ивановна. – У нас и вся родня в Москве. Так и прожили до пенсии в столице.
– Только когда перекрасились в пенсионеры, решили исправить ошибку! – улыбаясь, поддерживает супругу мой попутчик. – Изучаем нашу необъятную страну, так сказать, вживую. Где мы только за эти годы не побывали… Дальний Восток, о! Вы там бывали когда-нибудь?
– Я там вырос и долгое время работал, – по-простецки говорю я, уплетая слойку с маком. – Я в Питере не так давно обретаюсь, но путешествовать люблю и не дожидаюсь прихода пенсии. А вы сейчас куда путь держите?
– На Соловки, – отвечает Тамара Ивановна, – слыхали, поди?
– Кто ж не слышал? Дикарями или иным способом?
– По Интернету выбрали фирму, что подешевле, естественно – мы как-никак пенсионеры, – и махнули!
– Да, с остановкой у вас в Питере! Два дня любовались Северной Пальмирой, а теперь на Соловки!..
– А где вам выходить?
– Кемь. Это уже в Карелии. Там нас встретят, и дальше на теплоходе уже поплывем по Белому морю на Соловецкие острова. А в прошлом году ездили на Валаам. Вы не бывали?
– К сожалению, пока не довелось, – грустно отвечаю я.
– Ну, какие ваши годы! – подбадривает Борис Михайлович.
– Еще наверстаете! – подхватывает Тамара Ивановна, убирая со стола.
– И действительно, отчего такая идея не приходила мне раньше в голову? – думаю я, отправляясь после ужина на боковую на своей верхней полке…
Глава 4
Я просыпаюсь, когда за запотевшим окном едва брезжит дневной свет. Мои попутчики готовятся покидать вагон и достают свой багаж.
– Кемь? – вполголоса интересуюсь я у пенсионеров.
– Да, подъезжаем.
– Как Кемь?! – подскакивает молодой взъерошенный субъект на верхней полке по соседству. Когда он там успел появиться, я, честно сказать, и не приметил. – Да что же это такое? Отчего меня никто не будит? Мне тоже в Кемь надо! Безобразие!
– Да вы успокойтесь, молодой человек! – ласково обращается к нему Тамара Ивановна. – Проводник вас уже три раза будил, только вы все не просыпаетесь!
«Пить меньше надо!» – думаю я, когда субъект, слезая с полки вниз, обдает меня алкогольным амбре.
– Эй, парень! Сдавай белье! – звучит раздраженный голос проводника. – Имей совесть! Четвертый раз к тебе подхожу!
– Да? – искренне удивляется парень. – Эх, видимо, вчера мы малость перебрали!
Я помогаю пенсионерам-туристам вынести на перрон их объемистый багаж.
– А что там у вас? – указываю на поклажу. – Целый дом с собой тащите?
– Вы почти угадали: там у нас и палатка и спальные мешки. Все с собой носим, и не надо ни на какие гостиницы тратиться.
Молодцы, что скажешь? Людям далеко за семьдесят, а они с палаткой, с рюкзаками вышагивают по стране, пытаясь наверстать упущенное в молодости.
Следом вываливается и взъерошенный сосед, принимавший вчера на грудь. Оказывается, здесь выходит чуть ли не весь вагон: и те, которые с детишками, и те, которые с собаками и байдарками-велосипедами, и склочная тетка со своей таксой… Я возвращаюсь в купе и занимаю свое прежнее место на верхней полке. В опустевшем вагоне стоит непривычная тишина, слышно только какие-то крики на перроне и шум отъезжающих от станции автомобилей.
Время стоянки заканчивается, и в купе вваливаются двое новых пассажиров. Один – лет сорока, рябой, с залысинами на шишковатом черепе, в давно не стиранных джинсах и форменной железнодорожной рубахе с грязным воротником. Второй – лет на пятнадцать моложе, рыжий, вихрастый, в сильно жеванной белой футболке с капюшоном, красных кедах и джинсах, немножко чище, чем у первого.
– И чё теперь делать? – второй достает из сумки пиво «Охота Крепкое».
– Надо подумать, – первый, оглядев купе, кивает мне, здороваясь.
– А чё тут думать? – закипает рыжий, мелкими торопливыми глотками прихлебывая из жестянки вонючее пиво и обтирая вылезшую из прорези пену белоснежным рукавом. – Надо больничный брать!
– Как ты его возьмешь? – морщится старший. – Кто тебе его так запросто выдаст?
– Ха! Будь спок! Не впервой! Сейчас все организуем, – молодой отставляет в сторону опустевшую банку и, выудив из кармана телефон с сенсорным экраном, принимается кому-то названивать. – Алё, Вадим? Привет, это Вовка Измайлов! Узнал? Долго жить буду? Это хорошо! Слушай, помоги нам с больничными. Да, мне и Степанычу. В общем, нас от поездки отстранили и теперь мы пассажирами едем. Да! Вляпались! – Вовка искоса смотрит в мою сторону. – Подробности при встрече! Ну, у тебя же знакомая медсестра в поликлинике, пускай и нас выручит. Мы со Степанычем в долгу не останемся. Ага, давай!
– Ну, что? – вытягивает шею тот, кого назвали Степанычем. – Поможет?
– А то? – развязно откидывается назад Вовка и принимается за вторую банку «Охоты». – Не ссы, Степаныч, у меня там все схвачено!
– Ты бы это, – старший показывает глазами на пиво, – не бухал бы сейчас.
– Да чё будет-то? – отмахивается враз охмелевший Вовка.
– А как ты на прием к доктору-то пьяный сунешься? Хрен больняк-то выдаст! Еще и алкогольное опьянение напишут. Тогда совсем труба!
– Кому, мне? Да они у меня вот все где! – Он сжимает костлявые пальцы в хлипкий кулак и гордо выгибает впалую грудь. – Пускай только попробуют! Я с их главврачом в одном доме живу! Только скажу ему одно слово – всех уволит! Ик! Ик!
– Так что ты какому-то там Вадиму звонишь? Давай напрямую главврачу! – недоверчиво предлагает Степаныч.
– Ном-м-мера его н-н-не знаю! – еле ворочая языком, объясняет рыжий и лезет за третьей банкой.
Напарник морщится, видя, как неисправимый Вовка, обливаясь ядовитой пенящейся жидкостью, крупными глотками переливает в себя содержимое пивной банки.
– Н-но н-надо будет – узн-н-наем! – мычит молодой железнодорожник и встает из-за стола.
– Ты куда? – всполошился старший.
– Пойду от-т-толью. Ик! Ик!
Поезд неожиданно останавливается, и парень, не устояв на ногах, падает срубленным деревом в объятия трезвого напарника, зацепив заодно и меня. Степаныч укладывает его на свободную нижнюю полку. Вовка тут же отрубается и лежит, пуская на себя слюну чуток желтого цвета.
– Земеля, ты его извини!
– Ты б его сводил в гальюн! – советую я, когда поезд трогается с места. – А то в штаны наделает.
– Да и пусть! – Степаныч не отрывает взгляд от окна. – Я ему не нянька!
– Нянька – не нянька, а полтора литра пива твой дружок выдул. Если почки работают нормально, то самое время диурез справить!
– Чего справить?
– Диурез! В туалет веди дружбана своего, пока не поздно!
– Не друг он мне. Сопляк! – презрительно цедит сквозь зубы железнодорожник, продолжая пялиться в окно.
– Ну, как знаешь, – кривлюсь я и на всякий случай переставляю свою дорожную сумку и туфли наверх, в специальную нишу.
Примерно через час после нашего диалога со Степанычем внизу раздается истошный вопль проводника:
– Что ж ты, пакость такая, вытворяешь? А?!
Гляжу вниз. Степаныча в купе не наблюдается, а Вовка полностью оправдывает мои опасения: на пол льется уже целый водопад.
– Вот же свин! – рычит проводник, правой ногой отодвигая половик. – Гражданин, он с вами?
– Боже упаси! Я что, похож на человека, у которого такой спутник?
– Егорыч, что за проблема? – второй проводник подходит к нашему купе. – Ох, мать! От, козел!
– Ну и чего, Николаич, делать будем? Этот ссыкун в Карельске сходит. А второй, должно быть, уже слинял.
Проводники ушли и вернулись, ведя следом младшего лейтенанта полиции, низкорослого белобрысого паренька с оттопыренными ушами, причем левое ухо изогнулось куда сильнее правого.
– Вот, Сережа, это тот самый гад! Обоссал все купе и еще, кажись, обосрался! – четко, по-военному докладывает представителю власти Егорыч.
– Насчет последнего сомневаюсь, и это я вам как профессионал говорю! – оправдываю я злодея. Не люблю, знаете, когда на людей напраслину возводят, даже если это такой вот Вовка.
– Разберемся! – Представитель власти старается снизить свой писклявый голос как минимум на октаву и строго смотрит на меня снизу вверх. – А вы кто такой, гражданин? Что за профессионал? Ваши документы?
– Я врач, хирург, еду в командировку в Карельск, – подаю младшему лейтенанту паспорт. – И как врач заявляю, что нижележащий субъект пребывает в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, отчего у него не выдержали детрузоры и он, прошу прощения, обмочился. А вот того, что товарищ проводник говорил, пока не было, но если не принять экстренных мер, то может и произойти.
– Что произойти? – младший лейтенант возвращает мой документ, стараясь при этом не наступить в лужу.
– Доктор говорит, что этот козел может еще и обосраться, – переводит Егорыч мою мысль на доступный язык.
– И что нам делать, доктор? – и все трое смотрят на меня.
– Нужно высадить его с поезда и сдать в вытрезвитель! – брякаю я первое, что пришло в голову.
– Вытрезвители уже сто лет как позакрывали, а тут их и отродясь не водилось.
– Тогда сдайте его в милицию. Или как вы в таких случаях поступаете?
– Так как же мы его сдадим, если вы говорите, что у него эти… де… де? – морщит лоб младший лейтенант.
– Детрузоры не держат?
– Во, во – детрузоры! А, что, если он из-за этих детрузоров дуба врежет? Кто станет отвечать? Полиция опять крайняя?
– Да при чем тут детрузоры? Детрузоры – это такие специальные мышечные образования в организме у человека. Когда мочевой пузырь переполнен, они открываются, и моча вытекает наружу. В норме, как правило, человек может управлять этим процессом. А пьяный теряет самоконтроль, и моча отходит помимо его воли. Протрезвеет – и все восстановится. Для чего его в больницу везти?
– Опять потекло! Ах, ты, мать твою за ногу! – бранится Николаич. – Серега, ну чего ты стоишь, слушаешь какого-то пассажира? Давай, делай что-то! Ты же власть!
– Не какого-то, а врача! – вяло огрызается младший лейтенант Серега, напялив сразу на оба уха фуражку. – Раз в больницу не обязательно, высадим из поезда. Сейчас, – он смотрит на часы, – через пятнадцать минут прибудем в Карельск. Там стоянка большая, оформим в обезьянник.
– А с этим-то как быть? – Егорыч тычет носком сверкающего франтоватого ботинка в лужу на полу.
– А с этим сами разбирайтесь! На то вы и проводники, чтоб за порядком в вагоне следить!
– Это что же получатся, – надувается Егорыч, – всякая шваль будет ссать прямо в купе, а ему ничего за это не будет?
– Штраф выпишем, привлечем к административке, на работу сообщим! – заученно перечисляет полицейский.
– И это все? А убирать кто станет?
– А вот ты и станешь! – неожиданно для всех повышает голос младший лейтенант. – Ты куда смотрел, когда он пиво это хлестал без разбора?
– Так пиво разрешено. Его вот даже из вагон-ресторана по вагонам развозят.
– Ну, вот им и скажи, хе-хе, – ухмыляется офицер полиции, – чтоб пришли и убрали, раз продают!
– «Охоту» в вагоне-ресторане не продают. Эта тварь его с собой принесла.
– Тем более нужно смотреть, кого в вагон пускаете! Что он у вас с бухлом-то лезет?
– Так он сам железнодорожник, помощник машиниста. Ему в сумку заглядывать? На каком основании?
– Егорыч, Николаич, вы меня до греха не доводите! Я при исполнении! – вдруг заводится Сережа. – А то еще и рапорт подам на вас!
– Какой-такой рапорт?
– Обыкновенный! Напишу, что это вы продали из-под полы этому обоссанцу спиртное с целью незаконного обогащения.
– Мы?
– Вы! Знаю я вас, проводников, любите втридорога перепродавать.
– Как тебе не стыдно, Сережа, – принимается стыдить его Егорыч. – Мы же уже два года знакомы, и хоть раз ты о нас что-то дрянное слышал?
– Два года не слышал, а вот теперь увидал!
– Что увидал-то? Это мы ему разве пиво продавали?
– Эй, граждане! Товарищи! Господа! – подаю я голос с верхней полки.
– Что вам, товарищ? – смотрит в мою сторону полицейский. – Чего вы кричите, чего мешаете следственным действиям?
– Хочу выйти из купе. Скоро моя станция.
– Так и идите себе на здоровье. Вас никто не задерживает… пока! Но, возможно понадобитесь как свидетель…
– Как я пойду, если внизу, простите, лужа? Вы уже полчаса ссоритесь, а она нисколько не уменьшилась за это время. Как мне пройти в коридор?
– Егорыч, а пассажир прав, – тоскливо отзывается Николаич. – Как он по луже пойдет?
– Во-во, летать не умею. Так что с полом?
– А что ты на меня так уставился, Егорыч? Кажись, твоя смена – тебе и флаг в руки, вернее, тряпку!
Через десять минут я осторожно спускаюсь на свежевымытый пол, обуваюсь и, подхватив багаж, иду к выходу. Дежурившая у купе троица как-то недобро смотрит мне вслед.
Я разглядываю через наполовину распахнутое окно приближающийся населенный пункт. Вот вдоль рассыпавшегося на множество запасных путей железнодорожного полотна мелькнули грязно-желтые ветхие хрущевки. Вот показались чахлые привокзальные деревца и когда-то считавшийся белым станционный забор. Проезжающие мимо автомобили носят на номерных знаках цифру «10», обозначающую карельский регион. Тут поезд замедляет ход, и через положенное время мы останавливаемся.
– Карельск! Стоянка пятнадцать минут! Не забывайте свои вещи в вагоне! – зычно кричит проводник дежурную фразу и сторонится, пропуская меня вперед.
– Дмитрий Андреевич Правдин, хирург, тут едет? – сухонький старичок лет так под семьдесят, прищурившись, всматривается внутрь вагона, причем мимо меня.
– Тута! – вместо меня сообщает Егорыч. – Вон они, слазят! Иди встречай!
Весело поздоровавшись со встречающей стороной, я отклоняю предложение тащить мой сумарь. Еще не хватало дедку надрывать пуп моим багажом.
– Доктор, идемте, там у меня машина стоит. Главный врач велел вас лично встретить.
– Весьма польщен! Идемте! – киваю я и, пропуская водителя вперед, следую за ним, стараясь не запнуться о рельсы.
Надпись «Беломорск» на здании вокзала продублирована чуть ниже на карельском языке. Ну, вот, сдается мне, я добрался-таки до конечной!
Глава 5
– А что, отец, невесты у вас в городе есть? – Я подмигнул водителю, усаживаясь рядом с ним в кабину белого, густо покрытого серой пылью УАЗика. То ли он не расслышал, то ли не читал классиков и ничего не знал про Остапа Ибрагимовича, только не стал отвечать с улыбкой: «Кому и кобыла невеста!» В общем, пробный шар прошел мимо. – Далеко ехать, говорю? – что есть мочи гаркаю ему в правое ухо.
– Не орите так! Я не глухой. Ехать не так далеко. Вон ресторан «Беломорье», – водитель тормозит машину возле типичного питейного заведения середины 90-х годов: двухэтажный прямоугольник из лиственичного бруса, с огромными цветными витражами вместо окон и неоновой рекламой над входом. – Там и невесты имеются, и выпить-закусить можно, причем не так дорого. А там за углом сауна, туда с невестами пускают. Подъехать?
«Да, не глухой, но с юмором у него явно туговато», – думаю я, а вслух важно говорю:
– Я к вам не по этой части приехал!
– Так сами же про невест спрашивали. Вот, показываю, где они водятся, – удивляется старик.
– Уважаемый, едем дальше! – прошу я, понимая, что дальнейший разговор в таком духе заведет в тупик. С врагами Ильфа и Петрова лучше не подтрунивать.
– Вот тут у нас взрослая поликлиника, – первым нарушает тягостное молчание мой собеседник: похоже, он решил, что сморозил что-то не то, и решил загладить свою вину, – а сейчас покажу детскую поликлинику.
– Вас как величать? – я пропускаю мимо ушей его комментарии.
– Все Петровичем кличут!
– Петрович, все это крайне интересно, но покажите лучше, где у вас можно приобрести сим-карту.
– Чего приобрести? – округляет глаза пенсионер.
– Ну, где ближайший салон сотовой связи?
– А-а-а, салон связи! Так тут недалеко…
Мой гид остается в машине читать мятую газету, а я поднимаюсь по железной лестнице в нужное заведение.
Салон оказался обычной двухкомнатной квартирой, превращенной в торговую точку. Лестницу приделали уже позже, прорубив в стене дверь и приварив к ней стальные рельсы с широкими рифлеными металлическими ступеньками и ажурными поручнями.
В густо освещенной дневным и электрическим светом комнате, уставленной образцами гаджетов, за высоким прилавком скучают две особы. Одна – пергидролевая колоритная блондинка, вторая – брюнетка, тоже весьма насыщенной окраски. На этом их различие и заканчивается. Сближает же их весьма яркий макияж и бросающаяся в глаза избыточная полнота. Обе сосредоточенно хрустят попкорном из высокого блестящего пакета и пялятся в портативный телевизор, повернутый к покупателям пластиковым черным задом. Видимо, что-то очень интересное, раз обе дамы даже не ведут бровью при моем появлении.
– Девушки, добрый день, можно у вас симку приобрести?
– Паспорт есть? – не отрываясь от экрана, вяло интересуется блондинка.
– А как же!
– Ты глянь, Гала, что это дура вытворяет! – злобно тычет блондинка в экран телевизора моим паспортом.
– Да все они там дуры! Че, только узнала?
– Девушка, – любезным тоном напоминаю я о себе, – как насчет сим-карты МТС?
– Паспорт! – равнодушно отвечает блондинка.
– Второго у меня нет, – подчеркнуто вежливо сообщаю я.
– А, точно! – Гала протягивает мне пачку красных пластиковых карточек. – Можете выбрать себе номер, какой пожелаете.
– А в чем изюминка?
– Да ни в чем, берите любой.
Чтобы не мешать заполнению документов, отхожу в сторону и принимаюсь рассматривать выставленные в витринах сотовые телефоны.
– Ленка, – громко шепчет брюнетка. – Ты глянь на прописку, мужик-то с Питера!
– Да ты че? И точно!
– А он и сам вроде ничего, – тихо шепчет на ухо подруге Гала. С акустикой в салоне на пять баллов. – Давай, действуй! А то так и просидишь всю жизнь в этой дыре. Че, каждый день, что ли, с Питера мужики заходят? Раз симку покупает, значит, пробудет какое-то время. Ну?
«Ух ты! – меня аж в жар бросает. – Неужто эти приветливые пожирательницы жареных злаков устроили тут охотничью засаду? Занятно!»
– Мужчина, мужчина, – елейным голосом обращается ко мне Ленка, поправив сбившуюся на бок прическу и сверкнув золоченым пирсингом в пупке. – Скажите, а вы в Петербурге проживаете?
– Да, в Санкт-Петербурге. А вы там бывали? – мило улыбаюсь я.
– Разумеется, – девушка еще милее улыбается в ответ, обнажив довольно сносные, но уже тронутые никотином зубы. – Каждый культурный человек обязан хоть раз побывать в культурной столице нашей страны. Хи-хи-хи.
– Хи-хи, – поддерживаю я. – То есть, вам доводилось посещать Северную Пальмиру? Как истинно культурной девушке?
– Чего, простите, посещать? Какую такую Пальмиру?
– Северную! Так еще иногда образно Петербург называют.
– А-а, образно! Да, конечно! И не раз! Очень красивый город, мне он так нравится! А вы к нам надолго? А вам наш город понравился?
– Пока на месяц. А там как бог даст. А сейчас посоветуйте мне тариф…
– Слышь ты, отойдем-ка! – опять шипит на ухо товарке Гала. А мне твердым голосом объясняет: – Извините, мужчина, нам нужно с девушкой пообщаться наедине.
– Да, да, разумеется!
– Че такое? – донесся до моего чуткого уха тихий голос моей собеседницы.
– Ниче! Хватит комедию ломать! Он, оказывается, женат, я в паспорте посмотрела!
«Любопытно, а как она сейчас себя поведет?» – потребовала продолжения диалога моя писательская любознательность.
– Все в порядке? – улыбнулся я девушкам, протягивая деньги.
– А вам-то какое дело? – надулась Ленка.
– Так вы меня спрашивали насчет вашего города, – сознательно не обращаю я внимания на перемену настроения у толстушки. – Что из достопримечательностей вы бы посоветовали посмотреть?
– Мужчина, я вам что, справочное бюро?
– Но позвольте? – изображаю я крайнюю степень удивления. – Вы же сами навязали мне этот разговор…
– Ничего я вам не навязывала! – красотка задирает крашеные брови. – Что вы тут себе возомнили?
В этот момент в салон с шумом вваливается толпа подростков:
– Нам деньги на телефон нужно положить!
– Мужчина, вот ваша сим-карта и паспорт! – сурово изрекает Гала, подавая мне ожидаемое. – Забирайте и оставьте девушку в покое, у нее, между прочим, жених имеется!
– А я, по-вашему, метил на место жениха столь грациозной дамы?
– Не знаю, куда вы там метили, только мы с женатыми мужчинами не общаемся! – гордо заявляет Ленкина подружка и демонстративно отворачивается.
– А с чего вы вообще решили, что я с вами что-то затеваю? У вас, дамы, на редкость богатое воображение! И как вы правильно заметили, у меня жена дома имеется! – с этими словами я решительно отправляюсь на улицу.
Петрович сидит в той самой позе, в какой я его и оставил двадцать минут назад: скрючился на водительском месте и сквозь толстые стекла очков изучает передовицу «Карельского вестника». Причем, кажется, все одну и ту же страницу.
– Ну, что, Петрович, рванули дальше! – беззаботно говорю я, захлопывая за собой дверцу.
– Куда прикажете? В больницу?
– Если есть время, то давайте заедем на пляж, охота море вблизи посмотреть.
– А вы что, моря никогда не видели? – Петрович складывает газету в бардачок.
– Белого – не видел.
– А, что Белое, что Серое, все одно – вода, да притом соленая.
– Да, Петрович, вы не романтик!
– Я практичный человек. Везде в морях вода – почти одинаковая. Я на флоте пять лет оттрубил в свое время и со всей прямотой могу заявить, что везде она соленая. На Балтике, конечно, не такая соленая, как, скажем, в Индийском океане. Но от этого суть не меняется!
– А вы и в Индийском океане бывали?
– Доводилось, – важно кивает Петрович и трогается с места.
Мы проезжаем городскую застройку и, выбивая старыми колесами клубы серой пыли, мчимся под уклон по горному серпантину разбитой дороги, ведущей к самому Белому морю, к городскому пляжу. Зрелище, надо отдать должное, завораживающее.
Сам город Карельск построен на полукилометровой возвышенности, в одной из небольших беломорских бухт, и располагается в несколько ярусов по отлогим склонам сопок, что окаймляют все побережье. Городские кварталы чередуются с угрюмым лиственно-хвойным лесом, который в разных местах вклинивается в городскую черту на неодинаковую глубину. Вокруг города стоит малахитовая стена безбрежной тайги. Она продолжается до самого горизонта и обрывается лишь у серебристой каймы морского берега.
Местный пляж усеян гладкими валунами и крупной галькой, отшлифованной морскими приливами. Песка нет совсем – только проплешины болотно-зеленой травы. Зато от водной глади, усеянной множеством мелких островков, поросших корабельными соснами, невозможно отвести глаз. Снуют яркие яхты и катера, возле берега мелькают и модные нынче доски с парусом, с отважными наездниками в теплых гидрокостюмах. Вот кто-то не совладал со стихией и звонко плюхнулся в воду. Теперь, громко фыркая и матерясь на всю карельскую бухту, пытается повторить попытку.
Несмотря на жару, душной подушкой накрывшую весь город, энтузиазма среди купальщиков я не увидел. Так, пара-тройка джентльменов в подпитии пытается изобразить из себя хватких пловцов, рассекая прибрежные воды. Но в основном местное население лезть в воду не торопится, предпочитая водным процедурам солнечные ванны на берегу.
– Петрович, – радостно кричу я провожатому, зачерпнув горсть хрустально чистой воды и лизнув ее языком, – соленая! Ей-богу, соленая!
– Знамо дело, – хмуро отвечает старик, расстегивая верхнюю пуговицу на застиранной байковой рубахе. – Какой же ей еще быть? В море-то?
– Петрович, давай я искупнусь, а? Вода – как парное молоко! Подождете?
– Ну, купайтесь! Чего уж там, подожду. Михал Михалыч сказали показать вам тут все, – бубнит Петрович, – уделить время. Только, доктор, вода чуток подальше от берега будет холодной. Осторожней, чтоб ноги судорогой не свело.
Я захожу по пояс в относительно теплую, светлую воду, а затем быстро ныряю.
– Ах! Ух! – выныриваю на поверхность. – Здорово! Сбылась мечта идиота: окунулся в Белое море!
Раззадорив сам себя, я быстро отдаляюсь от берега и через пять минут наш автомобиль «скорой помощи» выглядит спичечным коробком, а тела загорающих людей – едва различимыми пятнами.