Все тёлки мимо Халперн Джастин

– А она видит твою письку? – спросил я, и мое сердце похолодело от паники.

– Да нет. Просто засовывает руку в штаны и хватает тебя за письку, но смотреть ей не разрешается, пока ты сам не разрешишь, – ответил Аарон.

Мысль, что кто-то увидит меня обнаженным, страшила меня больше всего на свете. Не знаю уж, в чем причина: то ли меня раздражало, когда папа разгуливал по дому нагишом, как плейбоевские "зайки" по особняку Хефнера, то ли я просто стеснялся своего тела. Факт тот, что я вообще не носил шорты. Не ходил по-большому в общественных туалетах. И никакие уговоры на меня не действовали.

Обо всем, чего я сам не знал, я пытался расспрашивать старших братьев. А те почти всегда отвечали просто от балды. Какой только лапши они мне не вешали на уши, чтобы выставить меня дураком… Но в следующий раз я опять пробовал их расспросить. Итак, в одно воскресное утро, за завтраком, я спросил братьев о ритуале брачной ночи. Первым высказался Дэн, прекрасно осведомленный о моем страхе наготы.

– Все правильно, но есть еще одна тонкость, – сказал он. – Короче, ты встаешь в один угол комнаты, она в другой. И начинаете раздеваться. По одному предмету зараз. Начинаешь с брюк и трусов.

– А ботинки и носки потом снимать? – уточнил я.

– Ну да. Стоишь в своем свадебном смокинге, просто без брюк и без трусов, – сказал он и откусил от пончика с шоколадной глазурью.

Я страшно разволновался. Наскоро позавтракав, убежал в свою комнату и прикрыл дверь. Надел свой единственный костюм. Снял брюки и трусы, оставаясь в носках и ботинках и вообще полностью одетым выше пояса. И в таком виде посмотрелся в зеркало.

На шкале кошмарных картин, которые я к тому времени успел повидать, этот образ моего костлявого полуобнаженного тела располагался где-то между "мой одноклассник, чудик Андре, вывернул свои веки наизнанку" и "машина наехала колесом на голову соседской кошке".

Мне было невыносимо, что кто-то увидит меня в таком постыдном виде. Да моя будущая жена со смеху лопнет, это точно! Но, прежде чем дать вечный обет безбрачия, я попробовал последнее средство – решил спросить единственного человека из моего окружения, состоявшего в браке, всегда говорившего со мной честно и никогда не насмехавшегося над моими страхами. Маму. Я переоделся из костюма в пижаму с черепашками-ниндзя, побежал к родительской спальне, постучал. Никто не отзывался. Дверь была заперта. Я почти не сомневался, что родители у себя. Но, может, куда-то уехали, пока я еще спал? Я вернулся на кухню, где Дэн сосредоточенно расправлялся с целой миской хлопьев.

– Ты не знаешь, мама в спальне? Дверь заперта, я постучался, никто не отвечает.

– Это у них в спальне дверь заперта?

– Ага.

– Возьми отвертку, пошуруй в замке и посмотри сам. Если они спят, то, наверно, их давно пора будить, чтобы не проспали. Ты же знаешь, папа любит вставать вовремя.

По идее, мне следовало насторожиться: отчего брат вдруг дает мне полезные советы? Но в чем-то Дэн был прав: папа ненавидел, когда по утрам люди старались отоспаться, а сам очень редко залеживался в постели. Пожалуй, вообще никогда не залеживался. Итак, все еще вздрагивая от мысли, что будущая жена увидит меня в смокинге и без трусов, я побежал в гараж и взял отвертку из папиного ящика с инструментами.

В нашем доме замки открывались без труда – просто вставь плоскую отвертку в скважину и поверни. Я вставил, повернул…

Открыл дверь и увидел, что папа и мама на кровати голые, вместе, какая-то огромная куча-мала из уже немолодых конечностей и волос. До того момента я не знал, как выглядит секс, но сразу понял: это оно. Оба обернулись на скрип, увидели меня, оцепенели.

– Извините! – завопил я.

Я громко хлопнул дверью, убежал, укрылся в своей комнате. Минут через пять в дверях возник папа, закутанный в черный махровый халат. Его лицо было искажено гримасой, которая обычно появляется между секундой, когда ушибаешь палец на ноге, и криком: "А-ай!".

– Мама хочет, чтобы я посидел с тобой и объяснил, что ты только что видел. Но я сейчас не в том настроении. Короче говоря, мне пофиг, что ты подумаешь. Сам подумай: тебя выпихнули из супружеской постели, потому что твой восьмилетний сынок… засранец… вдруг решил поиграть в Гарри Гудини.

Мы тупо смотрели друг на друга. Папа ждал, что я скажу. А я… я никак не мог оправиться от шока.

– Ну ладно, раз уж я встал… раз все утро пропало… Давай рассказывай, что тебя заставило взломать мою спальню, – проговорил папа.

Я скороговоркой вывалил все свои страхи насчет первой ночи, секса, наготы и унизительного обычая стоять в ботинках и носках, но без брюк и трусов.

– Ты же осознаешь иронию ситуации, правда? – спросил папа.

– А что такое "ирония"?

– Ты хотел знать, как трахаются женатики, и приперся в ту самую минуту… Не-ет. Меня так просто не перехитришь. Я все равно не стану читать тебе лекцию про пестики-тычинки. Еще чего.

Помедлив, папа продолжил:

– Ну ладно. Давай договоримся. Тебе восемь лет.

– Девять!

– Я что, похож на человека, который носит при себе деревянные счеты с твоим именем? Сын, не требуй от меня слишком многого, – папа снова шумно вздохнул и начал сызнова. – Я вот что хочу сказать: ты еще маленький. Так что просто поверь мне на слово. Клянусь: в ночь после свадьбы ты сам охотно покажешь жене свою письку. Еле дотерпишь. В смокинге и без штанов, без смокинга, в ботинках, в носках… тебе будет наплевать на все эти смокинги-херокинги, понял?!

– А ты точно знаешь? – спросил я.

– Уж поверь мне. Ты будешь коситься на часы, гадать, когда наконец закончится эта свадьба и когда наконец все эти гости дорогие уберутся к чертовой бабушке, чтобы ты мог показать своей жене письку.

– Я правда захочу ее показать? – спросил я, начиная успокаиваться.

– Еще как. А если тебе все равно будет страшно показать жене письку, значит, эта жена тебе не подходит. А еще – что у тебя тараканы в голове и я не смог воспитать тебя по-человечески… Ну, тогда я найму тебе психоаналитика, если денег хватит. Скорее всего, не хватит. Ой, блин… В любом случае запомни, что значит слово "женитьба" – не смей по воскресеньям взламывать мою спальню.

Папа встал, прошлепал босыми ногами по коридору, закрылся в спальне и щелкнул замком.

У тебя никогда не будет женщины с такой внешностью

Если вычесть серые, не запоминающиеся промежутки времени – школа, дом, магазины, – получится, что с десяти до двенадцати лет вся моя жизнь протекала на стадионе "Малой лиги Пойнт-Ломы": я играл в бейсбол и просто валял дурака за компанию с приятелями. Стадион с двумя бейсбольными полями находился в миле от моего дома. Мы – команда "Падрес Кредитного союза Сан-Диего" [2] – тренировались там два раза в неделю.

– Лучше бы вы назывались просто "Падрес". На хера вам довесок насчет Кредитного союза? – однажды задумался вслух папа, когда вез меня, одиннадцатилетнего, на стадион в первый день сезона.

– Но Кредитный союз дает деньги, чтобы у нас была своя команда, – возразил я.

– Ага, конечно, я тоже даю деньги, чтобы у тебя все было. Но я тебя не заставляю носить футболку с моей уродской мордой во всю грудь, а?

– Это была бы странная футболка, – рассудил я.

– Ой ли? Я на тебе много всяких дебильных футболок видел, а эта чем хуже… Стоп. Ой, бля, сам не знаю, что несу. Футболок с моей мордой не бывает, понял? Я просто пытаюсь мысль до тебя донести. Форму не забыл? – И папа свернул к стадиону.

По субботам целый день проводились бейсбольные матчи. Игроки были обязаны присутствовать не только на своих матчах, но и на всех чужих. Так что родители могли спозаранку сплавить меня на стадион и заниматься чем душе угодно, пока мы не выйдем на поле. Папа нетерпеливо предвкушал свободное утро.

– Мне кажется, в этом году много хороших команд, – проговорил я, продолжая разговор. Мы подъехали к воротам.

Папа перегнулся через меня, открыл дверцу с моей стороны:

– Дико интересно. А теперь брысь. Освободи помещение. Кыш! Кыш! Не скучай и не задирай тех, кто сильнее. Когда начнется твой матч, я буду на трибуне.

Я стукнулся с папой ладонями. И его рука, надавив на мою, решительно выпихнула меня наружу. И папин "олдсмобиль", истошно заскрежетав, умчался стрелой, словно бы удирая с места двойного убийства.

В промежутках между матчами почти все мы, игроки "Малой лиги", находили себе важные дела: играли в салки или поедали лингуисы из ларька, который прилепился к холму над полем. Поясню: ларек держали настоящие португальцы, целая семья, а лингуисы – это такие острые португальские колбаски.

Иногда кто-то из ребят говорил: "А хорошо бы слазать в каньон". Каньон начинался совсем рядом, но все мы его боялись. Он весь зарос деревьями, которые отчаянно боролись за место под солнцем, и их ветки сплетались змеиным клубком. Земля в каньоне всегда была сырая. Мало того, оттуда пахло смесью кленового сиропа с придорожной уборной. В общем, хоть кино про Индиану Джонса снимай, если завезти племя каннибалов.

Все наши ребята были уверены, что в каньоне гнездится какой-то ужас. Вот только какой… У каждого была своя гипотеза.

– А мой брат нашел там кучу какашек, – тараторил мой друг Стивен, пока мы дожидались выхода на поле. – Говорит, для собачьей или кошачьей слишком уж большая, а для человечьей – маловата. Говорит: наверно, волчьи.

– Твой брат – дебил, – сказал Майкл, наш кругленький кэтчер. Он был толстощекий, в бейсболке козырьком назад, надвинутой до самых бровей. – На самом деле там живут голубые. Они ходят в каньон и имеют там друг друга в зад.

– Да? А зачем обязательно в каньон? Почему не дома? – задумался я вслух.

– Я-то почем знаю, я не гомик. Но если ты хочешь, чтобы тебя поимели в зад, сходи погулять в каньон, – отозвался Майкл и проглотил огромный кусок колбаски, с которым мог бы справиться желудок только очень крутого двенадцатилетнего мальчишки.

На том этапе своей жизни я боялся только двух вещей – фильма "Арахнофобия" и каньона за бейсбольным полем. Старался даже не приближаться к каньону: вдруг нечто вылезет из леса, сцапает меня и затащит в чащу. Гели приходилось перехватывать заплутавший мяч, летящий в том страшном направлении, у меня перехватывало горло, шея каменела: организм готовился к паническому бегству. В конце концов я рассудил, что нужно подойти к делу научно. Решил опробовать несколько гипотез об обитателях каньона на моем папе.

– А зачем геям трахаться в каньоне, где полно волков? – спросил папа, когда мы возвращались с матча. Мама сидела впереди, рядом с папой.

– Нет, я не так сказал! Один парень говорит, что там волки. А другой парень сказал, что…

– Слушай, ты сам попробуй вообразить. Я трахаюсь. Я снял штаны. И тут прямо на меня бежит злой волчара. Какой смысл трахаться в такой обстановке, сам рассуди?

– Никакого. Но я не говорил, что…

– Плюс, – снова прервал меня папа, – я крайне сомневаюсь, что в этой местности водятся дикие волки. Вас же возят на школьные экскурсии. Ты на экскурсии хоть раз слышал, что здесь живут волки? Сын, учись мыслить критически.

– Да я мыслю. Я лично вообще не верю, что там волки…

Тут ко мне обернулась мама:

– И еще одна вещь, Джасти. Знай, что гомосексуалисты занимаются сексом совсем как гетеросексуалы: у себя дома, за закрытыми дверями. А не в лесу.

– Ну, некоторые гетеросексуалы все же ходят в лес трахаться. Но это больше у старшеклассников принято, не у взрослых, – добавил папа.

Я решил больше не трогать эту тему. Но две ночи подряд мне снились кошмары про каньон. Оба раза на поляне в глубине каньона меня поджидало жуткое зрелище. В первом сне я наткнулся на аквариум, внутри которого был заперт Патрик Суэйзи. Он умолял о помощи, но мои ноги со страху словно приросли к земле. Второй раз на меня надвигался огромный кальмар на человечьих ногах. Ног было две пары. Или три. Я так и подскочил на кровати – и проснулся. Попытался снова заснуть, но стоило прикрыть глаза, как передо мной снова мельтешили каньон, Суэйзи и Человек-Кальмар. Я встал и на цыпочках пошел в кухню попить водички. Надеялся, что это меня успокоит. Но даже тени на стенах коридора казались зловещими. Краешком глаза я уловил какое-то движение. Обмер. Сказал себе: брось, это просто тень такая, человекообразная. Это не человек.

– Ты чего это тут, блин?

Я завизжал, как перепуганная обезьянка, отпрыгнул, ушиб спину о книжный шкаф. Когда глаза привыкли к темноте, я понял, что тень – это мой папа, сидящий во мраке в шезлонге, лицом к окнам, которые выходили на наш задний двор.

– Господи ты боже мой. Сын, ты там полегче. Сбрендил, что ли?

– Сон плохой приснился, – объяснил я, пытаясь отдышаться. – Пап, а ты тут что делаешь?

– Сижу в темноте и пью горячий пунш. Неужто и так не видно? Слепой?

– А почему сейчас? Поздно ночью?

– Ну так, вопреки распространенному мнению, блин, я люблю уединение, вот я и встаю рано, чтобы уединиться. Очевидно, теперь мне придется вставать еще раньше.

– Ой… Ну тогда прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебе мешать, – и я собрался было вернуться в постель, забыв про воду.

– Да ладно, чего ты извиняешься.

Папин голос прозвучал как-то незнакомо. Умиротворенно. По-видимому, на него что-то подействовало: то ли примесь бурбона в пунше, то ли ночная тишь.

– Можно задать тебе один вопрос? – Я снова обернулся к папе.

– Валяй.

– Если тебя что-нибудь здорово пугает, что ты делаешь, чтобы не пугаться?

– Опять то кино вспомнил? "Арахнофобию"? Я же тебе объяснял: такой крупный паук не сможет прокормиться в городской среде. Экосистема слишком хрупкая. Твое кино – ненаучный бред сивой кобылы.

– Я не про "Арахнофобию". Я просто… Если тебя что-то пугает, как сделать, чтобы больше не пугало?

Папа поднес кружку к губам, шумно отхлебнул пунш:

– Давай взглянем с научной точки зрения. Человек боится того, о чем он ничего не знает. Следовательно, если тебя что-то пугает, ухвати это "что-то" за яйца и скажи: "Здрасте".

Так сказал папа и даже в темноте почуял, что я недоуменно хлопаю глазами.

– Разъясню: если тебя что-то пугает, не спеши удирать. Собери о нем всю доступную информацию. Тогда неведомое станет уже не неведомым, а нестрашным… – папа сделал паузу. – Или, что тоже вероятно, окажется еще страшнее, чем казалось. Но в большинстве случаев страх проходит.

Топая босиком в свою комнату, я понял, что надо делать: слазить в каньон. Только не в одиночку. Один не пойду, хоть озолотите.

На следующий день я сидел на уроке и смотрел, как часовая стрелка медленно-медленно подползает к цифре "3". Вышеупомянутый кэтчер Майкл учился со мной в одном классе. Он сидел передо мной. Следовательно, каждый день я восемь часов пялился на очередную умную фразу на спине его футболки. Майкл носил исключительно футболки бренда No Fear. Их украшали духоподьемные слоганы, которые, судя по всему, сочинял какой-то раздолбай-студент после шестого литра пива. Сегодняшний девиз был ничем не хуже других: "РИСК НЕ БЫВАЕТ ИЗЛИШНИМ. НЕ БОЙСЯ"

Я потрогал Майкла за плечо, шепотом окликнул.

Он, не оборачиваясь, заложил левую руку за спину, ухватил меня за указательный и средний палец и начал выворачивать. Я скривился от боли.

– Вот новый прием разучил на каратэ, – объявил он, обернувшись ко мне. Выпустил мою руку – Еще год потренируюсь, дадут черный пояс.

Я несколько раз сжал и разжал кулак, чтобы восстановить кровообращение: кончики пальцев онемели.

– Какие дела? – спросил Майкл.

– Пойдешь сегодня после школы на тренировку?

– А то! У меня бита новая. Армированная керамикой. Зашибись! Хочешь потрогать? – он выволок из-под стола сумку, расстегнул. Внутри лежала бита, белая с синим.

Майкл уставился на меня, покосился на биту, снова уставился на меня, и я осознал, что его любезное предложение – скорее требование. Мы немножко поиграли в гляделки, и я торопливо провел по бите одним пальцем. Майкл убрал биту:

– Супер, да?

– Ага, классная. Знаешь, у меня одна идея появилась… Мы ведь с тобой оба сразу после школы идем на тренировку… Давай сегодня придем пораньше и слазим в каньон.

В сущности, мы с Майклом не были друзьями. Он любил похулиганить и обычно тусовался с ребятами постарше, которые уже отращивали усы и после уроков развлекались у шоссе – швырялись чем попало в проезжающие машины. Но Майкл всегда охотно делился тем, чего набирался от старшеклассников. Нам всем это было только полезно.

На тот момент я был обязан Майклу практически всеми своими познаниями о женщинах. Однажды на большой перемене он повел нас в закоулок за библиотечным корпусом и достал сложенную вчетверо картинку. Это была вырезка из медицинского журнала – фотография голой женщины (указывался возраст – сорок пять лет). На ее теле были помечены участки, где после менопаузы возможны раковые опухоли. Так я впервые в жизни увидел неодетую женщину (если не считать моей мамы, но мама не считается). Майкл ткнул своим коротким толстым пальцем в промежность на фото:

– Вот сюда суешь конец. А еще они отсюда ссут, а иногда срут, если жопа засорилась.

Собственно, потому я и выбрал Майкла для похода в каньон – вспомнил про его мудрость и жизненный опыт. Я отлично сознавал, что сам-то я пугливый, таким уродился. Я мечтал ничего не бояться, как мой папа, но, похоже, мой организм устроен как-то своеобразно – не приспособлен для отваги. Вдобавок в нашей компании один только Майкл ни чуточки не страшился каньона.

– Ну что, пойдешь со мной в каньон? – спросил я.

– Можно. Только купи мне "Слёрпи". И смотри у меня – не смей щупать мой член. Только попробуй!

Зашли в магазин, купили для Майкла напиток за семьдесят пять центов – и вот мы уже шагаем к стадиону "Малой лиги". Чем ближе мы подходили, тем туже сплетался клубок нервов, в котором билось мое сердце.

– А ты еще никогда не спускался вглубь каньона? – спросил я, пытаясь успокоиться.

– Чего тебе вообще дался этот каньон? Зациклился? – ответил Майкл вопросом на вопрос.

– И вовсе не зациклился. Просто хочу слазить туда, посмотреть и вернуться, пока тренировка не начнется.

– Ты что, дебил? По-твоему, можно пойти в каньон, не зная, где сейчас тренер? А если он приедет пораньше и увидит, как мы выходим из каньона?

– Ну ладно, а что тогда делать?

Майкл мгновенно выдал свой план – как мне показалось, беспроигрышный – и швырнул в кусты опустошенный стаканчик от коктейля "Слёрпи" (объем – тридцать две унции).

Когда мы пришли, на бейсбольном поле было безлюдно. Но Майкл как в воду глядел – тренер приехал загодя и наверняка застукал бы нас на выходе из каньона, сделай мы по-моему.

Вскоре ленивой походкой подошли наши товарищи по команде. Мой друг Стивен, с которым я всегда разминался, взял мяч и подошел ко мне.

– Начнем? – спросил он, подбрасывая мяч и ловя его перчаткой.

– Не сегодня. Иди чей-нибудь хрен разомни, – отшил его Майкл и потащил меня в дальний конец поля. Я оглянулся, подмигнул Стивену – авось догадается, что мы что-то замышляем и обижаться не стоит.

Мы с Майклом начали отрабатывать захват мяча на внешнем поле. Как только Майкл скажет кодовую фразу – в путь! Я извелся от нетерпения. Руки тряслись, роняя мяч. Вдруг Майкл напрягся. Покосился на тренера, который удалился от нас на полсотни футов и что-то объяснял одному парню. Майкл перевел взгляд на меня, произнес кодовую фразу:

– Наша собака вчера обделала ковер.

Я набрал в грудь воздуха, размахнулся, запулил мяч высоко в небо – футов на десять, если не больше, над головой Майкла. Мяч улетел далеко-далеко и исчез в мрачных глубинах каньона.

– Тренер! – заорал Майкл.

Тренер поднял голову.

– У нас мяч улетел в каньон. Мы пойдем поищем, хорошо?

– Валяйте. Но если сразу же не найдете, немедленно возвращайтесь.

Мы кивнули, пробежали рысцой по внешнему полю и спустились по травянистой насыпи высотой футов двадцать. За ней начинался каньон. У подножия насыпи мы задрали головы. Порядок – со стадиона нас совершенно не видно.

– Вот и готово, – сказал Майкл.

– Вот и готово.

– Чего – "готово"? Ну ты, дятел. Зачем мы сюда вообще пришли, а? – выпалил он.

– А-а, ну да… Конечно…

Я заглянул в каньон, до которого оставалось всего десять футов, не больше. Мой взгляд наткнулся на многослойную стену из веток и кустов: ближние один-два слоя еще можно рассмотреть, а дальше – пропасть, затянутая мраком. Я глубоко вздохнул. Сказал себе: да нет там никакого аквариума с Патриком Суэйзи! И никакого Человека-Кальмара тоже нету.

– Ну ладно, давай вон там прогуляемся, – сказал я, указав на тропку, которая вилась между двумя деревьями.

Майкл пошел первым, и через двадцать секунд мы уже прилично углубились: оглянувшись, я уже не увидел места, где мы вошли в каньон. Сплошная чаща. Дно каньона устилали сухие листья, но попадался и мусор – фантики, пустые стаканчики (уж не Майкл ли их сюда выбрасывает?). Мои нервы постепенно успокаивались. Чем дальше мы забирались, тем скучнее становилось. Деревья, опять деревья, сухие ветки, кустарник. Неизвестное стремительно становилось известным. И тут Майкл – он шел футах в десяти по правую руку от меня – помахал мне:

– Фигасе! Глянь, что тут есть.

Я перепрыгнул через упавшее дерево. Майкл посторонился, раздвинул ветки, поманил. Он стоял, удерживая ветки, но мой внутренний голос заупрямился: "Не хочу заглядывать в эту дыру!" – "Нет, надо! Как это – не заглянуть, раз уж пришли?" – "Да ну, нет там ничего интересного".

– Ну ты, дармоед, я к тебе не нанимался ветки держать. Будешь смотреть или как? – прошипел Майкл, подначивая меня.

Я наклонился, просунул голову между ветками. Передо мной расстилалась поляна, совсем как в моем сне. Только вместо Патрика Суйэзи – грязный спальный мешок и несколько одеял в кольце из пестрого мусора.

– Наверно, тут кто-то живет, – сказал Майкл.

Я услышал свое шумное дыхание, руки снова задрожали, но уже не от нетерпения, а от страха.

– Ну ладно, пошли обратно. Тренер, наверное, беспокоится…

– Тренера – в жопу, – рявкнул Майкл.

Отпихнул меня с дороги, еще шире раздвинул ветки, ступил на ствол упавшего дерева, что валялось в низине, и моментально пронырнул сквозь прогал. Ветки снова сплелись, и я остался снаружи. Слышал шаги Майкла на поляне, но вообще не мог его разглядеть. Я стоял, не шевелясь, цепенел от страха и ненависти к себе, трусу. Тут между ветками снова возник просвет, высунулся Майкл:

– Эх ты. Слабо тебе, что ли?

Он схватил меня за грудки и вытащил на поляну. Я чуть не поскользнулся. Огляделся. Похоже, тут жило несколько человек: кучи одежды, задубевшей от грязи, пустые пивные банки на каждом шагу. Майкл подошел к спальному мешку, окруженному валами мусора.

– Наверно, тут у бомжей пещера, – сказал он, отфутболив пару банок. И тут же заинтересовался чем-то в горе мусора. Встал на колени. Внезапно вскинул голову: – Ну надо же… ну просто охуеть…

– Что там?

– Золотая жила! Нет, ты погляди, сколько порнухи! – заорал он во весь голос и запустил руки в мусор. Все равно как пират – в нежданный-негаданный сундук с дублонами.

Майкл восторженно помахал двумя охапками самых развратных порнокартинок, какие я вообще мог вообразить. У его ног валялось как минимум еще сто разрозненных страниц. Я подобрал несколько, разложил веером. Столько красавиц одновременно, тем более голых, я еще никогда не видал. От радости я вскинул руку в салюте, точно выиграл чемпионат по бейсболу. Эта находка была величайшим успехом в моей жизни. По подростковым меркам – успехом грандиозным, как высадка на Луну.

Понимаете, в те времена порножурналы были чем-то вроде "ламборгини": мы никогда их не видели, но знали, что они существуют, и не сомневались, что во взрослой жизни обязательно себе таких накупим.

– Блин, даже не верится… Ну ваще… Круто, чувак, круто! Гип-гип-ура! – верещал Майкл.

Была только одна загвоздка: куда девать эти сокровища? Нельзя же оставить, где лежат. Мы напрягли мозги. Ничего лучшего не придумали, как запрятать листки под штаны. После тренировки вынем.

Майкл на пробу засунул одну страничку за пояс, прошелся взад-вперед, словно примеряя новые кроссовки.

– Не пойдет, щекотно, – заключил он. – Придумай что-нибудь другое.

Наконец мы рассудили, что единственный выход – собрать, сколько унесем, и спрятать под листвой у подножия насыпи. После тренировки придем и заберем. Мы начали сортировать добычу, пытаясь отобрать самое ценное.

Вдруг где-то хрустнула ветка. Кто-то идет? Я отпрянул, уже готовый к бегству. Мы оба огляделись – ничего. Тишина – правда, какая-то зловещая.

– А может, уйдем сейчас, а попозже заберем… Или завтра? Или на следующей тренировке, а? – мой голос дрожал от страха.

– Чел, я против тебя ничего не имею, но ты все время дрожишь. Иди обожди у каньона. Увидишь тренера – крикнешь мне кодовую фразу. Слова не забыл?

– Наша собака вчера обделала ковер, – пробормотал я.

– Во-во.

Я покинул поляну, сгорая со стыда. Я ведь пошел в каньон, чтобы победить свои страхи. Получается, я сдрейфил и удрал? Я остановился у насыпи, мрачно глядя себе под ноги. Так я размышлял, пока не услышал голос тренера:

– Джастин, что ты там делаешь?

Тренер стоял на гребне насыпи.

– Я же сказал: не болтайтесь там до вечера.

Я обомлел, но тут же опомнился. И заорал:

– Наша собака-а-а-а обделала-а-а-а ковер!

– Что такое? – опешил тренер.

А у меня за спиной затрещали кусты, послышалось пыхтение. Майкл, будь он неладен…

– Собака! Обделала! Кове-е-е-ер! – надрывался я, обращаясь к кустам. Ну, если Майкл сейчас выйдет из чащи, согнувшись под грузом порнухи…

– С кем ты там разго…

Тренеру не было суждено закончить эту фразу. Майкл пулей вылетел из кустов, прижимая страницы к груди. Так женщина, бегущая от взрыва, прижимает к груди младенца.

– Беги-иииииии! – раздался его испуганный крик. Майкл пронесся мимо меня, а я, не задумываясь, рысью помчался вслед.

– Ребята, вы что? – приветствовал нас тренер, когда мы бросились на штурм насыпи.

Я оглянулся. Из каньона на нас стремительно надвигались двое бородатых бомжей. Или, как показалось мне, два вылитых Ника Нолти. Или нет, два памятника Нику Нолти, слепленных из вяленой говядины. Я впервые видел бомжей, которые движутся проворно и целеустремленно. Разминувшись с тренером, я прочел на его лице недоумение: он гадал, что станется с ним в ближайшие пятнадцать секунд.

Остальные юные бейсболисты, разинув рты, глазели на эту кавалькаду: впереди мы с Майклом, за нами, во весь опор, тренер и два бомжа. Майкл чуть замедлил бег, чтобы я его нагнал. – Возьми себе немножко! – и он засунул часть стопки мне за пазуху. – Давай направо! А я… налево, двоих… не… поймают, – выдохнул он и снова набрал скорость.

За спиной слышался целый хор голосов. Предполагаю, все-таки не тренер, а один из бомжей вопил: "Отдай мои сиськи!", но я побоялся оглянуться и удостовериться. Добежав до третьей базы, я резко свернул направо. Вскоре я покинул стадион, перебежал дорогу. И оглянулся только преодолев целую милю, уже на своей улице, спускавшейся с холма. Я перешел на шаг. Ноги горели, пот катился градом. Так, машины перед домом нет – родители еще не приехали. Я подобрался к дому сбоку, отпер калитку, проскользнул на задний двор, захлопнул калитку за собой… и впервые за последние десять минут замешкался. Начал вытаскивать листки из-за пазухи. Они пропитались потом, прилипли к моей груди. Я положил мокрую пачку листков на землю. Нагнулся, взялся руками за коленки, жадно глотая воздух. Оглядел добычу, лежащую у моих ног. Обрадовался, конечно, но страх был сильнее. "Вот черт, куда я все это спрячу?" – спросил я себя.

Но меня осенило: клад надо зарыть в землю, по обычаю тысяч моих предшественников-воров. Я шмыгнул в дом, схватил несколько газет, взял в сарае лопату и начал копать в углу заднего двора. Потом собрал все разрозненные листки и бережно положил в яму, словно сажал семечко, которое прорастет и обеспечит фруктами всю мою семью. Накрыл картинки газетами, сверху закидал землей.

Шли часы. Я сидел перед телевизором, гадая, что произошло на тренировке, звонил ли тренер папе… Но больше всего меня волновало, что же я увижу на припрятанных листках. Я наспех пересмотрел их, но они требовали внимательного изучения, дотошности сыщика, который рассматривает улики.

Наконец вернулся с работы папа, поставил портфель на пол:

– Ну, как тренировка?

– Хорошо. А что? Тебе сказали, что плохо? – сказал я, стараясь не терять самообладания.

– Сын, я не хочу тебя обидеть, но ты играешь в "Малой лиге". А не в "Янки", блин. Мне про ваши подвиги каждый день не докладывают.

Я лег спать, но мог думать только о страничках, припрятанных в яме. Они мне дорого достались, и я твердо решил насладиться тем, ради чего столько выстрадал. Посреди ночи я проснулся и, еще не раскрывая глаз, подумал: "Порнуха!" Вскочил, не одеваясь, проскользнул в гостиную и, через черный ход, во двор. Пошел в сарай, взял лопату, отыскал в лунном свете свой свежий раскоп, вонзил лопату в землю, начал рыть. Плечи ныли, но я не бросал работу.

– Сын. Какого хрена ты там делаешь?

Я заорал, уронил лопату, развернулся. Передо мной стоял папа в халате, держа кружку с горячим пуншем.

– Господи, пап, я прямо испугался, – выпалил я, начисто забыв, что надо бы как-то отмазаться.

Папа щелкнул фонариком, посветил мне в глаза, провел лучом по моей фигуре.

– А ну-ка, объясни немедленно, будь так добр, почему ты в одних трусах копаешь яму на моем дворе. В полчетвертого утра, бля!

Выкручиваться было бы бесполезно. Я вздохнул в знак капитуляции и выложил папе все с начала до конца: поход в каньон, находка, бегство от бомжей, клад.

Папа ненадолго задумался, переваривая всю эту информацию. А потом тихо произнес:

– Ну ладно, давай договоримся.

Спокойно, но твердо он поручил мне убрать всю эту порнуху с его двора и немедленно закидать яму землей. На следующий день, продолжал он, я отнесу журнальные страницы назад ко входу в каньон и там их оставлю.

– А почему нельзя просто выкинуть их на помойку? Я не хочу возвращаться в каньон, – запротестовал я.

– Не дури. Кто-то потратил массу времени на эту хрень, собирал коллекцию. А если я выкину твою коллекцию бейсбольных карточек? Нельзя так с людьми обходиться.

Я кивнул. Аналогия с бейсбольными карточками была мне понятна. Во мне проснулась совесть: у этих дядек и так почти ничего нет, а я пришел и стырил то, чем они, наверно, больше всего дорожат. Я наклонился, вытащил из ямы пачку, присыпанную землей.

– Ты сердишься? – спросил я, подбирая с земли лопату.

– Не-а. Насколько я помню, это еще не самая дурацкая твоя выходка. В хит-парад идиотизма не попадет. Но я должен объяснить тебе кое-что важное.

Я перестал работать лопатой, поднял глаза на папу. Он показал рукой на горку грязных страниц.

– У тебя никогда не будет женщины с такой внешностью. Усек?

Я кивнул.

– Хорошо, – папа развернулся, пошел к дому. Но скоро оглянулся: – А женщины не будут трахаться с тобой во всяких таких безумных позах. Понял? Реальные женщины выглядят иначе. И не трахаются как безумные. Вот какой вывод ты должен сделать из этого приключения, понял?

– Понял.

– Иди к себе. Яму забросаешь землей завтра. А то вдруг соседи тебя увидят, подумают – спятил пацан.

Я поставил лопату к стене и побрел за папой в дом.

Папа сел в свое кресло, включил настольную лампу.

– Пап, это каньон меня пугал. И поэтому я туда спустился. Чтобы больше не пугаться, – сознался я после недолгой паузы.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Новая серия о последней войне СССР. «Афганская правда» войсковых разведчиков, чей девиз: «Душманы де...
«Вам все вершины были малы / И мягок самый черствый хлеб, / О, молодые генералы / Своих судеб!» – пи...
Не было на фронтах Великой Отечественной более ненавистного самолета, чем «Юнкерс-87», который гитле...
Главный герой – Джим, желающий познать свою человеческую сущность и изменить мир к лучшему. Но ему к...
Сегодня она приходила ко мне во сне. Она стояла близко за моей спиной, и я почувствовал, как прядь е...
«Счастливая карусель детства» – удивительно светлая и радостная книга. Но свет и радость появляются ...