Черный берет и чудище морское Тюрин Александр

Смерть в музее

Он долго не выходил на связь с женой. Потом, заскучав наверное, стал ей посылать имейлы раз в месяц.

Через пару лет Келлер случайно проболтался в письме Аде, где он находится. Теперь от встречи с «родней» уже невозможно было отмазаться.

Встретились в Бодруме, на турецком побережье Эгейского моря. Жена приехала с братом и его подругой, красивой грузинкой – щечки-персики, глаза-маслины, буфера на пружинках. Дэну можно только позавидовать.  Повезло борову, красивые бабы тоже относятся к числу сильно подешевевших ресурсов постсоветской территории.

На второй день Борис с Дэном дошли до археологического музея – свояк сам предложил.

Только на первом этаже имелись служители, вялые и упитанные, похоже, находящиеся в каталепсии. Туристы прошли по большому залу, который занимал весь первый этаж. Дэн откровенно скучал при виде того, что оставили  греки от античности до Византии: статуй с отбитыми носами, руками и прочими причандалами, амфор, кусков мозаик, великолепно исполненных рукописных книг.  Поднялись на второй. Здесь было выставлено, в основном, оружие  турецких завоевателей. С глаз Дэна исчезла туманная поволока, он несколько раз чмокнул языком, а один раз даже сказал «вау». Ну что ж, человек знает толк в оружии, если готовит персонал для охранных фирм.

Дэн прямо застыл перед изогнутым клинком из темного булата. Потом свояк вздохнул и сказал:

– Боря, подойди, оцени. Какая красота.

А как Келлер подошел, его нокаутировали  – с одного удара.

Борис очнулся, когда Дэн поднимал его за шиворот.

– Почему я хочу грохнуть тебя? Потому что тебе, суке, мало показалось, что ты имел от янки, и ты захотел от узкоглазых больше получить. Небось немало припрятал для продажи. Сейчас ты мне расскажешь про все свои тайнички.

И снова врезал. На этот раз Келлер не отключился, только голова заполнилась тяжелым звоном. Третий раз у свояка не получилось. Борис как будто обмяк, но притворно. Дэн стал поднимать Келлера повыше, чтобы было удобнее вломить  и тут жертва впилась зубами в запястье мучителя.  Волосы и пот – вкус омерзительный. Но Дэн взвизгнул, октавой выше, чем должно быть при таких габаритах,  а Келлер впилил ему носком ботинка в пах и еще пихнул каблуком в живот. Этот стокилограммовый шкаф сел на пол, однако в руке у него появился бесшумный пистолет HDM. Зрение у Дэна еще не совсем сфокусировалась, так что первая пуля с легким чмоком ушла в стену. За это время Келлер успел сорвать со стены клинок, затем ему пришлось прыгать, чтобы уйти с направления выстрела. В прыжке он и рубанул. Потом развернулся назад – Дэн лежал ничком, из его разрубленной шеи толчками выходила кровь, старинный булат умело сделал свою работу. Келлер, обтерев рукоятку и лезвие, повесил оружие на место. 

Втащил тело Дэна в закуток,  где на входе висела табличка: «зал на реконструкции». Спустился на нижний этаж, заглянул на секунду в туалет, чтобы привести себя в порядок, прошел мимо полусонного служителя на улицу, постарался свернуть за первым же углом.

Вовремя заметил  у себя на рукаве несколько пятен крови. Надо срочно в море, как-нибудь смыть. Вырулил  на спуск, который повел его к берегу. Через несколько минут Келлер, спустившись по камням, окунулся в воду, как был в шортах и футболке – та  оказалась чертовски холодной для его разгоряченной кожи.

Келлер вылез из воды, отогнал какого-то попрошайку, поднялся в город и понял, что ему необходимо срочно выпить. Супермаркет надо было искать, да и видок еще тот. Борис заглянул в лавчонку –  в таких местах у турок алкоголь открыто не продают – и за десять долларов небритый до пупа хозяин продал ему из-под полы литровую бутылку какой-то бурды.  

Как следует хлебнув, Келлер доковылял до автобусной остановки.  В автобусе стало нехорошо, едва не вытошнило, пришлось выйти. Полчаса пролежал в пыльных кустах.  Перед входом в отель отряхнулся и на бровях дотащился до номера.

Ада появилась через полчаса и плюнула на его лежащее тело. Ненадолго еще вышла, а, когда вернулась, минуты две плакала.  Вскоре в номер протопала полиция. Жена говорила с ними на немецком, который Келлер сейчас едва понимал. Но догадался, полицейские спрашивали, где он находился с двенадцати до трех. Ада сказала, что муж целый день пил в номере – и она тому свидетель.

Протрезвел Келлер посреди ночи.  Комната, подмазанная лунным светом, плыла перед глазами, но так и не уплывала никуда, голова трещала, будто в нее забили гвозди. Ады в номере не было. Пора сматывать удочки. У полиции, подумал он, что-то на него есть, завтра его вызовут на допрос и расколют – поди докажи, что добропорядочный бизнесмен Дэниел Сарновски  хотел его прикончить. Сейчас в аэропорт… нет лучше на автобусную станцию, доехать до границы, а там как-нибудь огородами да в пампасы.

Келлер встал с кровати и стал бросать в рюкзак самые необходимые вещи, посвечивая фонариком. Неожиданно зажегся большой свет – Ада вышла из ванной.

– Далеко собрался, дурень?

– Да так, прогуляться.

– Ты не хочешь гулять, сейчас сходишь пописать или блевануть, потом ляжешь спать.

– Почему ты командуешь мной?

– Потому что, Боренька, без меня тебе кирдык. Если ты бежишь, то показываешь, что виноват. Что ты скажешь в Штатах?

– Я туда не собираюсь. И почему ты не спрашиваешь, сделал ли я это на самом деле?

– Потому что это неважно. Сейчас. Я не хочу, чтобы ты на долгие годы сел в тюрьму, в турецкую или американскую. Это может помешать моей работе в госдепе и Фонде Макартуров. Я разговаривала с полицией. У них на тебя ничего нет. Один из служителей музея видел входящего Дэна и только.  Я предоставила тебе алиби, Мара всё подтвердила. Если ты не сдрейфишь, то никто тебя и пальцем не тронет.

– И что, мы будем отдыхать, как ни в чем не бывало?

– Именно, догадался наконец.  Вечером у нас катание на катере по морю. Я уже оплатила. А потом вернемся все вместе в Лос-Анджелес. Тебе придется восстановить отношения с Радомски – он считает, что ты кое-что припрятал. Это надо будет вернуть. Но я уверена, прощение ты получишь, для него главное, чтобы дело двигалось… И от меня тоже, уже сейчас…

Ее рука мягко взбодрила его и на этот раз Ада была чуткой и отзывчивой, почти всё сделала сама, чтобы ему не было больно. А потом Борис заснул и спалось ему хорошо. К полудню за ним заехала полиция, но продержала в участке не больше часа. Сонные служители музея его и в самом деле не запомнили. Приехавшие с ним в полицию Ада и Мара рассказывали, какой он жуткий алкаш и как не просыхает всю дорогу. Вечером они вышли на небольшом катере в море, за небольшую доплату турок-хозяин остался на берегу. За штурвалом был Келлер.

– Эй, не увлекайся, морячок, останови-ка корыто, – окликнула жена, когда они зашли за мыс. Будем солнце провожать. Пить, впрочем, только чуть-чуть, а не то окосеешь, и закусывать рыбкой.

Легкая волна плескалась о борт, Келлер пил вино, очень недурное для Турции, смотрел на яркий закат, а еще на голые коленки и едва прикрытые буфера Мары – та их охотно демонстрировала, вроде с намёком даже, и думал, можно ли расслабиться хоть на час. И забыть смерть Дэна, которому почему-то надо было прикончить его. Нет, не почему-то. Всё сообщество ЧВК и ЧРК действует только с согласия и в сотрудничестве с правительственными службами.

Ада хочет, чтобы он вернулся в Лос-Анджелес и  зарабатывал деньги прежним образом, но для него обратной дороги нет. Она не понимает, что для Радомски месть – это тоже часть бизнеса.

А ведь неспроста Ада с Дэном и Марой тут появились… как только китайцы дали контракт на обслуживание приисков в конголезской провинции Северное Киву.

Только не хмелеть. Едва он доберется до точки доступа, то выйдет с планшетника на сервер авиакомпании и возьмет билет до Гонконга. Этот самолет вылетит на час раньше, чем тот, на котором Ада и Мара усвистят в Штаты. Скажет им, что пошел в дьюти-фри за бухлом – и ать на посадку. Он даже усмехнулся.

Дальнейшее произошло легко и быстро… он сообразил что-то, когда было поздно. Только что стоял у леера и вдруг перелетел через него и оказался в воде. На руках – пластиковые наручники, шнурки на кроссовках связывают левую и правую ногу. Быстро же чертовки сработали – Мара вообще Джеймс Бонд в бикини. Тьфу, о какой херне он сейчас думает – а ведь уже идет на дно.

Если он попытается всплыть, то сразу получит какой-нибудь железякой по голове или деревяшкой – что немногим лучше – а не попытается… через полминуты станет больно, потом он захлебнется.

Но настала пустота, тишина, гиацинтовая бездна; несколько щелчков и она потрескалась, в трещины вошел вихрь, в котором угадывалось изгибающееся змеевидное тело, плавники, гребень и фиолетовый зев. Вихрь поволок  Келлера и выбросил его на поверхность… Наручники уже не сковывали его – их словно перекусили, кроссовок на ногах не было. Катер с киллершами дрейфовал в каких-то двух десятках метров.

Келлер подплыл к нему в районе кормы и осторожно выбрался на палубу. Пошел по направлению к рулевой кабине.

– Коммандер, всё в порядке, – услышал он голос Мары, говорившей по телефону спутниковой связи. – Борис отправился кормить собой крабов. Рыжая сидит пока в каюте, но учитывая ее послужной список, скоро совладает со своими чувствами.

Когда Келлер вошел в рулевую, Мара успела обернуться, но ствол достать не смогла, получив огнетушителем по голове.

На шум выглянула Ада.

– Привет, Рыжая, – сказал Келлер, встретив ее около выхода из каюты с трофейным пистолетом.

– Будешь стрелять, муженек? – по её наглой интонации и самообладанию он окончательно понял, что Ада и есть Рыжая.

– Не надейся. Где вы ликвидировали Лазаревича? И сколько было времени на часах? Не врать мне.

– На одесском пляже Отрада.  Около семи вечера. А что ты так обеспокоился?

– Тело его видели?

– После того, как утонул – нет. А до того видели и ещё как. Он был симпатичным парнем, не чета тебе… И что ты теперь со мной сделаешь, милый?

– Ничего, ты сама прямиком направляешься в ад вместе со своей подружкой. А я попробую соскочить.

Встреча с прошлым

Пришлось немало заплатить, прежде чем узнал, куда «Скорая» доставила тело, вытащенное милицией из воды на пляже Отрада такого-то числа в такой-то час.  Откопал, что в Первую городскую больницу. В ее архиве нашлась история болезни – пролежав две недели в реанимации, Лазаревич не умер, через месяц он покинул больницу на инвалидной коляске. Вроде за ним прибыла команда с российской базы в Севастополе. И дальше пошла цепочка справок – Лазаревич уволился со флота по состоянию здоровья, живет в Таганроге на улице Надгорной.

Что ж, Таганрог так Таганрог…

Еще с улицы Келлер увидел женщину, что хлопотала по хозяйству во дворе дома, где должен проживать Лазаревич. Сразу отметил, что похожая на Аду. Волосы, правда, несколько посветлее, а лицо, пожалуй, попроще.

– Здравствуйте, вы кто? – спросила она, когда Борис постучал в калитку.

– Знакомый Ивана, служил когда-то под его началом.

– Он мне говорил, что в ближайшие дни придёт кто-то из старых знакомых. Поднимитесь на второй этаж .

Келлер поднялся по скрипучей лестнице, прошел по темному коридору и в бедно обставленной комнате увидел человека в инвалидном кресле. Лазаревича было трудно узнать – опустившиеся плечи, запавшие щеки, стекляшка на месте левого глаза, конечности, истончавшие из-за атрофии мышц.

– Боря, ты садись, вон в то кресло, кота можешь выбросить… Когда ты понял, что я жив, то наверное удивился. Но я не восставший из ада. Четвертая пуля прошла через глаз, однако угол выстрела оказался не слишком удачным. Мозг был задет, но не разрушен. Так что даже выстрел в упор не гарантирует успеха: Бартини – прав, всегда есть запасной путь… Кстати, та рыжая девушка, что пасла меня в поезде и жучок поставила, она мне еще телефончик подбросила. Я потом проверил – номерок кладбища. Но гражданка ошиблась, он мне пока не пригодился.

– Иван, её звали Ада и она стала моей женой.

У Лазаревича дрогнула щека – намек на улыбку, что ли?

– Передавай ей привет, Борис. Она ведь тоже жертва обстоятельств, сложись иначе судьба – её и страны – наверное, была бы спортсменкой, комсомолкой.

– Я от этой несостоявшейся спортсменки еле ноги унёс, точнее уплыл. Так что, извините, Иван Аркадьевич, привет передать не могу… А что было потом?

– Почему я всё же не откинулся после купания в Отраде? «Есть на нашей улице больничка…», там это был совершенно доступный вариант. С пробитым черепом, поврежденным позвоночником и  парализованной ногой.  Да потому что появилась докторша Рая – собственно, ее звали иначе, но к имени, которое я ей дал, она привыкла.  Любовь и долг сводят также как ненависть и месть.

Келлер положил на стол амулет.

– Вот отбил ваш трофей у одного нехорошего типа… Это своего рода атомные часы, очень точные, но иногда они останавливаются, иногда идут вспять. Когда на вас находятся. Иван, а вы-то сами не… оборотень случаем?

– Ты что-то отрицательное в это слово вкладываешь? Типа Змей Горыныч?

– Что-то описательное. Финист ясным соколом оборачивался, а вполне положительная царевна то лягушкой, то лебедушкой. И народ  только радовался: «можем, когда захотим». Но как это возможно, быть одновременно и человеком, и неким завром, вымершим, по идее, десятки миллионов лет назад?

– В комнате, кроме нас, больше никого нет. Значит, это ты всё мне инкриминируешь?

– Иван Аркадьевич, как иногда говорят в милиции, давайте побеседуем без протокола.

– Легко. Для начала я скажу, что ничто не вымирает и никто не остается в прошлом. То, что кажется далеким на одной временной координате, на другой становится близким, а на третьей оказывается тем же самым, что и ты.  

– Это всё неконкретно, Иван.

В комнату вошла Рая, неся поднос с чаем. Келлер еще раз поразился, насколько она похожа на Аду. А всё равно иначе светится лицо. Она с Адой как плюс и минус – похожи, да действие разное.

– Чаёк-то тебе придется выпить, чтобы Раечку не обидеть, – Лазаревич с шутливой угрозой поднял костыль.

– Боюсь, боюсь, – отозвался Борис, хотя заметил, что, несмотря на атрофию мышц, бывший командир держит костыль уверенно и правильно, если бросит – мало не покажется.

– Если ты за шибко научными объяснениями, то не по адресу, тебе бы с Бартини или Городницким пообщаться, но их сейчас нет рядом. А из меня теоретик, как из говна пуля. Но если настаиваешь… Вон тот кот Мур, которого ты не захотел выкинуть из кресла – ишь, деликатный – на самом деле, опора моей теории. Называется  – теория спящего кота. Когда ты бодрствуешь, кот дрыхнет, и тебе уже кажется, что так оно всегда. Но на самом деле, когда ты спишь, Мур выходит проветриться, да заодно сцапать мышку. Ты проснулся, а он тебе уже работу сделал и снова кемарит. Также дело обстоит и с запасными вариантами судьбы… Кстати, благодаря Муру я еще сформулировал гипотезу пучков шерсти.

– Командир, да вы почти древнегреческий философ, – сказал Келлер, прихлебнув чай, удивительно вкусный, отвык он в америках и африках от правильного русского напитка. – Им только камень был нужен для размышлений, чтобы сесть на него, а вам лишь кошак.

– А ты, мистер, обрати внимание, какой он длинношерстный. И, кстати, кругом,  зараза такая,  оставляет  пучки своей шерсти, где ты видишь и где не видишь. Пучок состоит из тоненьких волосков. Применительно к нашему вопросу, волосок – это элементарная частица времени, одна судьбиночка. Но судьбиночки переплетаются, на них налипают ворсинки ковра и пыль… Извини, мы тут плохо прибираем, Рая всё хлопочет по хозяйству, куры, коза, огород, да еще работа в поликлинике, а я как-то опустился, забил на флотский порядок.

– Да ничего, я в Мексике и не такое видал. Уж не говорю про Африку.

– Утешил, блин… Так вот, волоски переплетаются и получаются пучки и пряди. Пучки судеб, пряди времени. Лишь малая часть из них видна в привычной реальности, потому что она – это то немногое,  что показывает тонкий лучик света в большой темной комнате. А всё остальное, девяносто девять процентов волосни и прилипшей к пыли, совсем не наблюдаемо. Это то, что могло быть, или что может быть, или что должно еще быть. Однако при некотором возмущении – сквознячок подул – до поры тайные волоски-судьбы могут мгновенно оказаться в нашей реальности, под лучиком света. И сплестись с тем, что мы имеем, в новые пучки.

– Ну вот, еще теория сквознячка… хотя, уверен, кот Мур действительно такой судьбоносный, – Келлер положил на стол пачку крупных купюр. – Иван Аркадьевич, этого хватит на очень серьезное лечение с компенсацией того, что невозможно вылечить.

– Забери, Боря. Не в деньгах счастье и даже не в их количестве.

– Это не для счастья, а для работы. Вы меня спасли, да и не один раз, а я вот подкачал, предал вас. Желаю начать всё сначала, но пойти по другому пути. И очень хочу, чтобы вы снова стали у меня командиром, настоящим боевым.

– Командиром. Еще скажи, танцором. Тут до туалета дотащиться проблема…

Келлер поскорее вышел на улицу, чтобы Лазаревич не попробовал вернуть ему деньги.

У Келлера в портфеле лежал снимок Лазаревича из одесской Первой городской больницы, сделанный на спиральном рентгеновском томографе ещё в девяносто шестом году. И недавний, где сам Келлер в просвеченном виде – из частной клиники в Бангалоре, с магнитно-резонансного томографа. Общим на снимках было наличие некой структуры. Может, её Лазаревич еще в Анголе вместе со своей кровью передал, как инфекцию… На старом одесском снимке эта структура едва различимая – потому-то врач тогда и не стал заморачиваться, а вот на последнем –  четкая, хотя и дисперсная. От крестца до грудных позвонков тянется, как будто даже на ящерку смахивает… Келлер поискал в сети что-то похожее по контуру – и нашел. Мозазавр, вымерший 65 миллионов лет назад. Кстати, гистологический анализ тканей, где пропечаталась эта ящерка, не установил никаких патологий. Так что это не смерть пришла, а жизнь. Наверное, запасная.

Встреча с будущим

Со всех сторон от него была синева. Глубина кажется молчаливой как смерть. Но, на самом деле, эта синева вполне говорлива. Ты слышишь тихое, но мощное урчание пучины.  Разговоры дельфинов – у них есть имена, они окликают друга с любого расстояния по имени: брат Петя, не узнаешь брата Жору? Жужжание больших рыбьих косяков. Крики китов – у них есть мудрые вожди, которые отдают указания на сотни миль – плыви, мой верный, в южное полушарие. И шепот планктона, изначальной жизни, лежащей в основе бесчисленных пищевых цепочек.

А потом всё перекрыл хоровой металлический звук – приближается АУГ[6], десятки кораблей 7-го флота США, готовые нанести удар по союзному России государству в бассейне Тихого океана. Однако ни гидроакустические комплексы американцев, ни их самолеты дальнего обнаружения, ни боевая информационно-управляющая система «Эгида-12», ни спутниковые группировки пока не чувствуют, что и на акул есть охотник.

От далекого штаба группе майора Лазаревича, позывные «Дядька Черномор», приходит сигнал, похожий на «голос» кита. Пора начинать атаку.

С глубинных эшелонов выдвигаются стаи мин-дронов из квазиживой органики, напоминающие кальмаров и медуз. Потому они и не воспринимаются корабельными гидролокаторами как опасность. Однако своим стайным протоинтеллектом способны кальмары-медузы к самоорганизации, и вскоре, в ходе совместной атаки, налипнут на борта, рули  и винты вражеских кораблей . 

Выплыли из моря и поднялись по колоннам полупогружных буровых платформ «Кракен-I» и «Кракен-II» бойцы, которые могли дышать и в воде. Это был спецназ, относящийся к объединенному МРП[7] четырех военных флотов России.

В их крови  плавают респироботы, что запасают и переносят на порядок больше кислорода, чем обычные красные тельца. Им имплантированы ионообменные пакеты, что способны втягивать кислород, растворенный в воде, и доставлять его в кровоток. Гидроакустический комплекс стал компактным биоорганическим имплантом в их гайморовых пазухах. Он передает визуализированную информацию по персональной сети на проекторы дополненной реальности, приживленные под веки бойцов, а также на нейроконнекторы, установленные на их слуховых нервах.

Бойцы спецназа ВМФ проникали через буровые окна на рабочие палубы платформ, снимали охрану, устанавливали на факельные башни, сжигающие попутный газ, магнитно-гидродинамические генераторы – те будут производить импульсы, способные заглушить  электронные системы вражеских кораблей.

Импульсники начнут работать после того, как сделает свое дело начинка квазиживых мин – «пожиратели железа», нанорепликанты, вызывающие ураганную коррозию, питающиеся и размножающиеся за счет ее.

А еще из синевы выплывало морское чудище, которое чувствовало и боевых пловцов, и  минные стаи, и  рыбьи косяки, и стада китов.

Шипы гребня, длинный кольчатый хвост и фиолетовый зев все ближе к платформе, на которую недавно высадились бойцы спецназа. И вот уже чудище на балластной цистерне буровой установки, обвивая хвостом колонну, карабкается наверх. Быстро, очень быстро. И вот  проникает через буровое окно на рабочую палубу.

– Товарищ командир, мы вас уже заждались, – обратился один из спецназовцев к появившемуся на палубе майору Лазаревичу.

Тот глянул и своим светлым правым глазом, и многоканальной видеокамерой, что была установлена на месте левого и «цеплялась» нейроинтерфейсом за глазной нерв.

– Боря, не гони, мне с большой глубины подниматься пришлось, противник кучу НПА[8] напустил, кружили как голодные барракуды.

Тем временем, по бортам вражеских кораблей уже расплылись бурые кляксы, словно язвами покрылись лопасти винтов. Исказилась и вздулась недавно еще гладкая легированная сталь и вдруг распустилась огромными цветками – сразу на трех эскадренных миноносцах типа «Арли Берк». Системы контроля зафиксировали поступление в отсеки забортной воды, автоматически включились помпы, аварийные команды ринулись заделывать течи в бортах. Но никаких помп и никаких человеческих сил не хватило бы на устранение быстро растущих и словно бы живых повреждений. Борта кораблей разваливались, как пораженные плесенью картофелины,  гребные валы лишались винтов и лишь зря буравили воду, пока не рассыпались и сами, трещали как ребра шпангоуты.

Тонули эсминцы, корветы, противолодочные корабли. Однако ракетные крейсера еще были готовы выпустить своих огненных драконов, а с палуб авианосцев стартовать эскадрильи истребителей-бомбардировщиков.

– Выводим на рабочий режим МГД-генераторы и включаем импульсники. Доложить о готовности, – распорядился майор Лазаревич.

Уже через несколько минут нервно замигали экраны в информационных центрах системы «Эгида-12», расположенных на ракетных крейсерах и эскадренных миноносцах противника. Замерцали метки целей, запрыгали их пеленги и координаты. Испуганно пялились операторы на дьявольскую круговерть, которую затеяли цели на экранах панели управления. Расторопная техническая служба докладывала на мостик  о выходе из строя радиолокационных станций AN/SPY-1A, и командиры кораблей были вынуждены отменить пуски ракет по заданным целям. 

Запустив глушащую аппаратуру на полную мощность, спецназовцы прыгали с рабочих палуб буровых установок прямо в море. На плеск воды горизонт откликался вспышками. Огромные пузыри ионизированного аэрозоля, вышедшие с подвсплывших глубинных платформ, окончательно ослепили системы высокочастотной связи и спутниковые каналы вражеской АУГ.

Пыхнув на прощание зеленым, погасли экраны и мониторы в информационных центрах кораблей. Вышли из строя автоматизированные системы управления машинным отделением, сгорели цепи навигационных систем, разом обессилив и ослепив капитанский мостик.

С огромными то ли пробоинами, то ли промоинами в бортах авианосцы и крейсера дрейфовали и набирали воду в отсеки, а меж тем с зюйд-веста шел тропический ураган.

Первым из крейсеров пошел на дно «Сан-Джасинто». Сотни моряков оказались в воде, потому что не удалось спустить и половины шлюпок из-за разрушения шлюп-балок.

Одним из окунувшихся был коммандер Радомски, который еще недавно должен был, как представитель флотской разведки, принимать оперативные решения по выбору целей.

Когда он увидел выплывающий на него из пучины фиолетовый зев, то понял, что спасения не будет и зло вернулось к нему назад.