Вид транспорта – мужчина Милевская Людмила
– Заработать хочешь? – сразу спросил он.
– Всегда хочу, – радостно выдохнула Денисия, не прекращая борьбы с замком.
Пыжик ей по-родственному (они были из одного города) подбрасывал мелкие, но хорошо оплачиваемые поручения. Вот и сейчас он скомандовал:
– Паспорт свой прихвати и дуй ко мне. Тут наклевывается дельце часа на полтора.
– Ой, – огорчилась Денисия, – а меня уже Зойка ждет. Можно позже?
– Позже – это когда? – скептически поинтересовался Пыжик.
– Ну, часа через четыре.
– Идет, – согласился он.
– Спасибо, – возликовала Денисия и, неожиданно застегнув замок на сапоге, помчалась ловить такси.
Зоя ждала сестру с нетерпением. Это было видно по забросанному окурками крыльцу. Зоя всегда отличалась небрежностью… Впрочем, небрежность ей даже шла, особенно в одежде. Манерам ее небрежность тоже придавала неповторимую элегантность, которая так нравилась в Зойке мужчинам.
Денисия спешила. Расплатившись с таксистом, она открыла калитку и побежала по дорожке, приостановившись лишь у новенького «Феррари». Зоя всегда любила лихачить. Денисия вспомнила, как на старой Пашкиной «Яве» гоняла сестра по их маленькому городку, варварски расплескивая мутные лужи, распугивая поросячью живность и небрежно врезаясь в местную куриную тусовку. Пашка каждый раз злился, что уехала надолго, и клялся, что больше мотоцикла она не получит, а когда Зойка с небрежной своей улыбочкой подкатывалась к нему в следующий раз, сдавался мгновенно: «Забирай».
Когда это было?
Теперь Зоя стильная столичная штучка и на таких, как Пашка, смотрит с презрением.
– Ты что так долго? – с ходу набросилась она на сестру.
– Здрасте, тебе не угодишь, – рассердилась Денисия. – Скажи спасибо, что вообще приехала. Это ты чем заняться не знаешь, а у меня дел по горло…
– Спасибо, – миролюбиво сказала Зоя, сдирая с сестрицы ветхое пальтецо и чмокая ее в бледную застывшую щеку. – Ой, холодная ты какая! Чистый вурдалак!
– На улице не май.
Зоя пытливо взглянула на Денисию и неожиданно спросила:
– А как твой перевод?
Та лишь рукой махнула:
– Отстань.
– Че, отстань. Я волнуюсь. Ты что, и в самом деле с Добрыниной дружишь? Она обещала пристроить тебя в свой Конгресс?
Денисия подивилась наивности сестры:
– Ну ты даешь! Кто я такая Добрыниной? Мы с ней даже не знакомы. Это Ларка несколько раз интервью у нее брала, а я перевод ей делаю по заказу Ларки. Ларка для Добрыниной подсуетиться решила.
«Очень полезный человек, – говорит. – В будущем и тебе пригодится». Но я не поэтому, просто они с Валевым мои кумиры. Как они за правду стоят горой! – восхитилась Денисия и вздохнула:
– Ах, мечтаю стать такой, как они.
Зоя деловито заметила:
– Валев – да, а Добрынина – нет. Она тебе не подходит. Если ты рассчитываешь, что она поможет устроить твою карьеру, то мой тебе, сестренка, совет: никогда не ставь на бабу. Ставь на мужика. Хочешь, с Эльдаром Валовым тебя познакомлю?
– Ты что, его знаешь? – удивилась Денисия.
– Еще бы! Банкира моего закадычный дружок.
Нет, свою дружбу, как я поняла, они не очень-то афишируют, но Эльдар сто раз у нас дома бывал. Любит Эльдар иногда за шахматами посидеть вечерком с моим банкиром, а порой о политике под водочку старики судачат. Культурно расслабляются. Эльдар Валев имеет вес не меньший, чем Добрынина, но зато он мужик. А ты баба. Уже одно это залог симпатии.
– Много ты понимаешь, я пробьюсь и сама, – рассеянно бросила Денисия, прислушиваясь к звукам мощного двигателя, доносящимся с улицы.
А Зоя, ничего не слыша, уже нетерпеливо тащила ее за руку, приговаривая:
– Ну, пошли! От любопытства сейчас с ума сойду. Давай рассказывай быстрей, как он? Изменился?
И вообще, как все у вас прошло? Сейчас же рассказывай!
– Да погоди ты, – отмахнулась Денисия, – кажись, кто-то к дому подъехал. Слышишь, с улицы звуки? Вроде как мотор жужжит.
Зоя выглянула в окно, побледнела и ахнула:
– Господи! Муж приехал! И не один! Кого-то с собой ведет! Он же меня убьет!
– Да за что убьет? – удивилась Денисия.
– Да за то, что ты здесь. Он мне строго наказывал не таскать в наш дом никого. Прячься! Прячься!
– Прятаться? А вдруг он приехал за тобой? Закроете меня в доме, как я выбираться буду?
Зоя замахала руками:
– Какой там за мной. Он предупредил бы. Скорей всего, какой-нибудь документ ему нужен. Здесь у него сейф огромадный. Слушай, ты в чуланчик давай полезай, а я – в гостиную. На диван прилягу, пледом прикроюсь и сделаю вид, что крепко сплю. Он меня никогда не будит. Возьмет то, за чем приехал, и умыкнется, а мы сможем поболтать вволю.
– Ладно, – согласилась Денисия, – спрячусь, я тоже с ним не очень-то встречаться хочу. Показывай, куда лезть.
Зоя поспешно открыла дверь хозяйственной комнаты, там, среди веников, ведер и пыли, Денисия и устроилась. Хотя ей казалось унизительным прятаться от какого-то там банкира – надменного и не очень умного. Мало ли кого он недолюбливает – его проблемы. Но чего ради сестры не сделаешь, пришлось лезть в чуланчик. И едва Денисия спряталась, как поняла, что очень вовремя это сделала – тут же хлопнула входная дверь, и раздался медовый тенорок банкира:
– Женулька, ты дома?
Не получив ответа, он шепнул своему спутнику:
«Здесь подожди», – и, не снимая обуви, пошагал по коридору.
«Расколет банкир Зойку или не расколет?» – гадала Денисия, прислушиваясь к происходящему за пределами чуланчика.
Вскоре хозяин дома вернулся и заговорщицки шепнул своему спутнику:
– Она спит.
Тот поинтересовался:
– Крепко спит?
– Очень крепко, – подтвердил банкир. – Я ее громко позвал, но она даже не шелохнулась. Что будем делать, Карлуша? Надо бы ее разбудить.
Судя по всему, такая затея Карлуше не понравилась.
– Зачем ее будить? – испугался он, что показалось Денисии подозрительным.
«Какую гадость эта парочка затевает?» – насторожилась она.
Произошедшее в дальнейшем ее не просто потрясло. Такого кошмара Денисия не предполагала увидеть даже во сне.
Глава 3
Поначалу все было вполне безобидно. Банкир и Карлуша ругались. Шепотом. Банкир все бубнил, что его заманили обманом, речь якобы шла лишь о том, чтобы ограничиться разговором с Зоей, а теперь выясняется, что все не так.
Сидя в чуланчике, Денисия напряженно прислушивалась и ничего не понимала.
«Что – не так? Чего им от Зойки надо?» – гадала она, с удивлением обнаруживая, как за ворот свитера заползает холодок ужаса.
Совсем не трусиха – девчонкой с отцом ходила даже на кабана, – Денисия понять не могла, откуда вдруг взялся этот беспричинный страх. Банкир и спутник его – наверняка приличные и уважаемые люди. Зойка – любимая жена, к тому же она в своем доме. Ей ничего не грозит. Правда, сама Денисия прячется в чулане, но что это в самом деле за грех? За это не убивают. Разоблачи ее, конечно же, рассердится чертов банкир, но лупить Зойку не станет. Так, пошумит немного, и все. Это Денисия точно знала.
Лютует старый дурак лишь тогда, когда Зойка дает повод, когда ревность одолевает его…
«А может, Зойка как раз и дала повод? А может, банкир про Александра проведал и теперь будет допытываться? А если узнает, что к этой афере причастна и я… Мама дорогая, не дай бог», – с ужасом подумала Денисия и поежилась, и попятилась, вплющиваясь спиной в стену – дальше отступать было некуда. А ей хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, что угодно, лишь бы не видеть семейного скандала, не слышать душевыворачивающего Зойкиного визга. Зойка так умеет визжать, как никто не умеет. Визг – ее коронка. Еще в детстве она научилась им мастерски пользоваться во всех затруднительных ситуациях….
На секунду Денисия унеслась мыслями в прошлое, вспоминая хитрющую Зойку, но тут же вернулась обратно. В прихожей по-прежнему шел спор.
– Ты что, шутишь? – шипел банкир. – Нет.
Я этого не могу. Это черт знает что такое. Если бы я знал, на что ты рассчитываешь, то никогда не привез бы тебя сюда…
– Ты и знал, – резко оборвал его Карлуша. – Зачем, по-твоему, надо было увозить ее из Москвы?
Что, мы там не могли с ней побеседовать?
– Ну-у… – растерялся банкир.
– Вот и не нукай. Все ты знал. В Москве консьержка, охрана, домработница – толпа народу. Мы не можем войти в твой дом незамеченными, а здесь нас никто не видел. Что ты трясешься? Будь мужиком.
Возьми себя в руки. Выбора у нас нет. На. Иди.
Несмотря на запредельный страх, Денисии стало любопытно, что он там такое ему дал – банкир даже заикаться начал.
– Н-нет, н-нет, – мямлил он. – Я не м-могу.
Карлуша презрительно сплюнул:
– Тьфу! Ну ты и слизняк. Неужели не ясно?
У нас нет другого выхода.
Банкир перестал заикаться и с жаром заговорил:
– Выход есть. Мы можем ей все объяснить, уговорить, она понятливая, мы ей заплатим. Клянусь, она будет молчать.
Карлуша усмехнулся и зло прошипел:
– Даже и не думай об этом. А если молчать не будет? Что тогда? Я рисковать не хочу. Речь идет о наших с тобой жизнях. Неужели ты не понял: или мы, или она? Иного не дано. Короче, не жуй сопли. Нам повезло, что она спит. Иди.
– Н-нет, н-нет, – снова начал заикаться банкир. – П-почему о-о-обязательно я? М-можно же ее, к-как бы это…
– Заказать? – удивился Карлуша. – Тебе нужны лишние свидетели? Тебе нужна канитель? Зачем, когда все так просто? Прямо сейчас вопрос и решим.
– Н-но это оп-п-пасно.
– Опасно привлекать свидетелей. Об этом должны знать только я и ты. И не трясись. Бояться нам нечего, у нас железное алиби. К тому же ты вне подозрений. Всем известно, как ты обожал жену. Оставим открытым сейф, инсценируем ограбление…
У Денисии подкосились ноги. Наконец до нее дошло со всей ясностью то, во что трудно было поверить. Ей захотелось выскочить из своего укрытия и скорей (скорей!) мчаться в гостиную, предупредить сестру, но подкосились ноги. И не слушалось тело.
Окоченевшая Денисия даже не уверена была, может ли она дышать. Против ее воли в голове пульсировало: исчезнуть, затаиться, смешаться, слиться со стенами, сделаться незаметной.
Вопрос Карлуши прозвучал из такого далека, что Денисия не сразу поняла его смысл – к тому же шумело в ушах.
– Так ты не пойдешь?
– Не смогу, – с непередаваемой болью выдохнул банкир. – Она жена моя, я ее люблю. Пощади.
– Слюнтяй, – презрительно процедил Карлуша.
Затем Денисия услышала шаги: туда и обратно.
Потом Карлуша шепнул два слова: «порядок» и «уходим». И все.
Нет, не все. Хлопнула дверь, и потом уже все.
Когда с Денисии сошло оцепенение, она подумала: «Что это за история?»
Ясно ей было только одно: банкир и неизвестный Карлуша ушли, так ни на что и не решившись.
И тут Денисию затрясло. Ее так трясло – зубы выбивали чечетку. Но, несмотря на страх и озноб, как это ни странно, потекли обыденные мысли. Буквально разрывало от необходимости сделать многое, слишком многое: надо и к Зойке бежать, рассказать ей то, что услышала, предупредить об опасности, а тут еще этот неприятный разговор об Александре…
О нем потом, да и Пыжик заждался, а вечером придется мчаться за Федору дежурить…
«Странно, – вдруг удивилась Денисия, – а Зойка-то почему молчит? Все еще притворяется, перестраховщица. Не слышала, как муженек ушел?»
Она выбралась из чулана и крикнула:
– Зоя!
Тишина.
– Зойка, отзовись, черт возьми! – рассердилась Денисия. – Нашла время шутить!
И опять тишина.
Сердце бешено заколотилось.
– Зоя, ты где? – Денисию вихрем вынесло в гостиную…
Зоя, закрыв глаза, полулежала в кресле, до самого подбородка прикрытая шотландским мохеровым пледом. В ее красивом мраморном лбу темнела маленькая дырочка, из которой струилась кровь.
– Ма-моч-ка, – жалобно пропела Денисия, хватаясь за сердце, медленно складываясь и роняя себя на пол.
Потолок бешено закрутился, но сознания Денисия не потеряла. Она лежала на полу, смотрела на этот вертящийся потолок и беззвучно плакала. Плакала от страха за себя, от жалости к сестре, и к себе, и к другим сестрам…
Сквозь страх и жалость пробивалась ненависть к банкиру и уже сквозь ненависть – непонимание: как такое могло произойти? Он же муж ее. Он же любил Зойку…
Потолок вдруг остановился, и мелькнула мысль:
«Это что же получается, убил, и все? И концы в воду?»
Денисия с унизительной ясностью осознала разницу между собой и банкиром. Разницу, созданную не природой, а обществом. Он может безнаказанно убить, а она – нет. И попробуй его разоблачи. Ей никто не поверит. В милиции ее и слушать не станут.
Может, даже сами ее и сдадут на расправу банкиру.
А почему бы и нет? Все возможно в стране, в которой одних годами держат на нарах за мешок моркови, а другим присуждают девять лет условно за краденые миллионы. Девять лет – условно! Это же смешно. Почему не пожизненное? Или, еще лучше, приговорили бы к смертной казни условно. Его уже давно казнили, а он по-прежнему ворует…
– Господи! – завыла Денисия. – О чем я думаю?
Зойка! Зоенька моя!
И тут ее осенило: «Я же труп! Труп, если вякну о том, что слышала… Что же делать? Молчать?»
Ее переполняла злоба, переполняла ненависть к банкиру. Ненависть просто сводила с ума.
«Моя сестра, моя Зойка, моя красавица мертва, а этот ублюдок, этот мешок с дерьмом будет жить в свое удовольствие?! Ну уж нет!»
Денисия вскочила на ноги и под клацание собственных зубов принялась судорожно сдирать с себя одежду. Оставшись в одних трусиках, она сбросила с Зойки плед и аккуратно ее раздела. Осторожно, стараясь не испачкаться в крови, она натянула на Зойку свой свитер, грубую драповую юбку, дрожащими пальцами застегнула «молнию» на бедре и, придав телу прежнее положение, вернула на место плед.
Осталось самое тяжелое: надеть на себя вещи сестры. Денисия подержала в руках Зойкино шерстяное платье – дорогущее, о таком невозможно даже мечтать – и, собравшись с духом, оделась.
В прихожей она отыскала Зойкину шубку и сумочку с ключами от дома, от гаража, от машины, от квартиры… От всего, что было у Зойки. Документы Денисия знала небрежность сестры – наверняка остались в машине.
Надев на свои стройные ножки стильные Зойкины сапоги, Денисия вернулась в гостиную, глазами, полными слез, глянула на сестру, шепнула: «Прости» – и хотела уже уходить, но вдруг испуганно ахнула и бросилась в кабинет банкира за ножницами.
Возвратившись, она постояла над Зоей минуту-другую, не отваживаясь нарушить ее уже мертвую красоту, и, наконец решившись, выделила из волос одну прядь, отчаянно чекрыжнула ножницами – на простреленный лоб упала короткая челочка.
– Теперь ты, Зоенька, жива, – прошептала Денисия и, в последний раз взглянув на сестру, уже уверенно вышла в прихожую.
Накинув на плечи шиншилловую шубку, она задержалась у зеркала, придирчиво себя рассмотрела, достала из Зойкиной сумочки косметичку, тушью мазнула по ресницам, провела по губам губной помадой и застыла. «Нет, что-то не то. Челка. Опять эта челка».
Небрежно зачесав назад волосы и оголив высокий лоб, Денисия снова придирчиво себя осмотрела – а теперь то. Именно то.
«Что ж, бесстрашно вперед. Навстречу новой жизни».
Модные каблучки простучали по мраморным ступеням, распахнулась дверка «Феррари», нога решительно надавила на газ…;
Этим событиям предшествовала целая жизнь, но один только день сыграл в жизни Денисии роковую роль. С него и начнем.
Глава 4
– Ox, молодость, молодость! – всплеснув руками, заголосила Зинаида, дородная краснощекая тетка, хозяйка огромных хохляцких грудей и толстого сизого носа.
Ее широкая лапища нырнула под фартук, извлекая бутылку. Торговка Зинаида совсем не дура была выпить, чего желала и всем окружающим.
– На вот, хлебни, – великодушно предложила она. – Ледяная, а горячит, как х… милого.
– Нет, спасибо, – испуганно шарахнулась Денисия. – Я не пью.
– А зря, – не одобрила Зинаида. – Дело полезное, особенно если весь день одним местом трясешь на холоде. Что ж ты. Денька, явилась в таком пальтеце? – прищурив пьяные глазки, вдруг с осуждением поинтересовалась она. – Тебе еще долго жопу морозить, чебуреков-то я совсем не продала нисколечки.
Ой, непутевая. А рукавицы где?
Денисия виновато потупилась:
– Забыла.
– И передник небось забыла опять. Нет, ну шо вы за люди? Родили вас панычами, та грошив не далы. Ты зачем сюда, девка, пожаловала? Торговать аль себя казать? Рейтузы-то хоть надела, аль, как Степка, сестрица твоя, вся в кружевах заявилась? Невесты, разъядри вашу спесь. Ну-к покажи, то там у тебя на теле?
Внезапно приблизившись к Денисии, простецкая Зинаида попыталась задрать подол ее пальтеца, но неожиданно получила такой серьезный отпор, что растерялась и даже смутилась, чего не бывало с ней уж много лет, пожалуй, с тех самых времен, как, утратив невинность, лежала она на сене в хлеву на груди срамника Миколы – сто чертей ему в дышло.
– Ты шо это, девка, дерешься, – с обидой спросила она. – Я ж добра те желаю.
– И не совестно вам, тетенька, руки свои распускать, – со слезами на глазах устыдила Зинаиду Денисия, отпрыгивая на всякий случай подальше и от нее и от тележки.
– Тю-ю-ю, – удивилась хохлушка. – При чем тут руки мои? Разве про них будешь ты вспоминать, когда пиписку свою отморозишь? Ну, да Христос с тобой. Делай как знаешь. Вы же умные все сейчас, молодежь. Короче, слушай сюда. Замерзла я, до хаты спешу, некогда мне тут с тобой распетюкивать. Беляши справа, пирожки слева, чебуреки посередке. Передник свой, так и быть, оставлю тебе, но, смотри, добела постирай. Варежки тоже бери…
– Спасибо, – обрадовалась Денисия. – Все чистым-пречистым верну.
– Да тележку, смотри, катай, – зверски сдирая с себя засаленный фартук, посоветовала Зинаида. – И не молчком, а кричи, погромче кричи: «Пирожки!
Беляши! Чебуреки!» – бедово заголосила она, но, поперхнувшись, закашлялась и продолжила уже сиплым голосом:
– Вишь, что творится. Лихо мне, лихо.
Совсем я поганая стала. Азеру, кровопийцу, все здоровье свое задарма отдала, но ты, слава богу, ще молодая, глотка ще луженая у тя, не то шо у меня, старухи. Ты, девка, не стесняйся, кричи, раз сестрице взялась помогать. А то Степка, сестрица твоя, в дальний угол забьется, морду засунет себе в воротник и стоит на морозе, молчит, глазищи таращит. Кто ж у нее, у дурищи, купит? Наш хозяин потом на нее шипит, грозится уволить.
Денисия рассмеялась:
– Нет, я сюда не стесняться пришла. У меня на счету каждая минута. Буду хоть кричать, хоть плясать, лишь бы расторговаться быстрей и домой, за учебники.
– О це добре, – похвалила Зинаида. – О це наша людына. Тогда, слышь, девка, за угол заверни и мимо ресторана к прошпекту катись. Там голодных туристов пруд пруди и студенты вот-вот нахлынут.
Быстро товар им сторгуешь. И будь порезвей. Твое дело молодое: тому подморгнула, тому подмигнула, с тем пошутила – глядишь, про сдачу и забудут. Или лишний беляш сожрут. Ну, не мне тя учить. Вижу, ты не балда, не то шо Степка, твоя сестрица. Та дура-дурой. За мужиками все охотится, а надобно пробиваться своей головой. Им, кобелям, нужно одно, но от всех, а нам, бабам, надо много чего, но от одного.
Противоречия непримиримая получается, поэтому ну их совсем. Как говорится, у церкви была, никто и не полапав. Беляши справа, пирожки слева, чебуреки посередке.
Так, с прибаутками-наставлениями Зинаида и удалилась, а Денисия направилась к проспекту, толкая перед собой тележку и звонко выкрикивая: «Беляши!
Пирожки! Не зевай! Подходи! Налетай!»
Но налетать народ не спешил. Все голодные уж давно разбрелись по домам, по кухням, а на залитые неоновым светом улицы высыпал сытый люд, жадный только до зрелищ и развлечений.
Вот и брела Денисия одиноко под свою шарманку «налетай, не зевай», зябко поеживаясь на морозе и изредка дуя на застывшие пальцы. А что делать, если жадный Степкин хозяин даже мизерной выгоды упускать не желал.
В миг, когда Денисия поравнялась с фешенебельным клубом, по старинке названным Зинаидой рестораном, высокие стеклянные двери распахнулись и выпустили девицу. Денисия ахнула, до того хороша была та. Принцесса. Грива рыжих волос… Талия, казалось, вот-вот переломится – так тонка и хрупка.
Поверх черного вечернего платья щеголевато накинута белая горностаевая шубка, или накидка, или палантин, или как там у них называется – Денисия не знала. Такие наряды она видела только в кино. И девиц таких в жизни не видела. Даже Зойка-банкирша, старшая сестра, рядом с этой красоткой померкла, сама же Денисия, в старом своем пальтеце, укутанная серым платком старушечьим, покрытая утратившим белизну передником Зинки и в ее же засаленных перчатках без пальцев…
Ох, да что там говорить. И без того ясно, кем Денисия себя ощутила провалиться сквозь землю готова была, вопреки обещаниям не стесняться. Ее бойкий задор мгновенно погас, а крик: «Беляши, пирожки!» – застрял в горле – Денисия так и застыла с открытым ртом, забыв про тележку и не в силах оторвать восхищенных глаз от нежданного чуда.
А красотка, сверкая бриллиантами и источая пьянящий аромат духов, земли под собой не чуяла и окружающих не замечала. Она, на ходу извлекая из ридикюля ключи, гордо и стремительно проследовала к автостоянке, но не успела сделать и пяти шагов, как дверь клуба опять распахнулась. На пороге вырос молодой мужчина под стать девице – стильный с головы до ног: в дорогом рединготе, с пижонским белым шелковым шарфом, с прической «к волоску волосок».
– Эмилия, прекрати! – крикнул он с ленивой небрежностью. – Своими капризами ты запарила всех уже.
Девица остановилась, испепелила пижона взглядом, ее очаровательный ротик слегка приоткрылся и… выплюнул затейливую и продолжительную площадную брань.
– Иди ты на х!.. – в заключение сказала она и дерзко подбоченилась.
Казалось бы, и все услышанное не новость, и место, куда был послан пижон, традиционно вполне, но Денисию словно громом сразило. Диалог молодых людей открыл ей глаза: оказывается, у них все то же, у этих богатых. И даже не то же, а хуже. Подруга Денисии, известная матерщинница Ларка, вряд ли смогла бы так ловко припечатать обидчика словом, а вот эта принцесса смогла. И не покраснела.
А что же пижон? Не повел и ухом – привык.
Лишь сказал:
– Эмилия, хватит, не порть мне вечер.
Принцесса же не унималась.
– Ах, вечер не портить тебе? – закричала она. – Ах, вот в чем дело! Какой потрясающий солипсизм!
А я-то думала, что интересна тебе, ты же печешься лишь о своем вечере!
И девица разразилась новым потоком площадной брани. Временами она вставляла ученые словечки – это говорило о том, что каких-никаких знаний она Солипсизм – признание единственной реальностью только своего «я», индивидуального сознания, отрицание существования внешнего мира. Здесь высшая степень эгоизма. все же успела нахвататься. И так и сяк, украшая свою речь матерными словами, она втолковывала молодому человеку, кто он есть на самом деле. Сводилось все к одному: он эгоист, а она его жертва.
Пижон не возражал. Он терпеливо слушал, а когда принцесса замолкла, иссякнув, рассудительно сказал:
– Эмилия, пожалуйста, давай вернемся за наш столик и спокойно поговорим. Глупо выносить личные отношения на суд улицы.
Казалось бы, дельное предложение, но его благоразумие окончательно взбесило принцессу.
– У нас уже нет отношений! – взвизгнула она. – Ты меня недостоин! Я лучшая топ-модель России! Меня в Америку приглашают! Три контракта на выбор…
Пижон захохотал:
– Не смеши, там таких валом и за гроши все корячатся. Тебе это не подойдет, ты же у нас гоп-стопмодель с большой дороги, у тебя же один разговор: пистолет к виску и на бочку брюлики. Там так не принято.
– Ах, вот ты как, негодяй! Не смей, так со мной разговаривать!
– Всего лишь правду сказал.
– Правду? Найди себе… Найди себе…
Подбирая, кого бы ему присоветовать, красотка впервые оглянулась вокруг и с удивлением обнаружила, что на улице она не одна: мимо, не останавливаясь, шагали прохожие, а Денисия на пару со швейцаром исполняли роль зевак.
Вдруг поймав на себе презрительный взгляд принцессы, Денисия словно очнулась, смутилась, вспомнила про тележку и поспешно ретировалась.
– Найди себе вот такую колхозницу и издевайся над ней, говори свою правду! – мощно ударило ей в спину.
Денисия даже споткнулась, оглянулась зачем-то испуганно и (вот беда) встретилась взглядом с пижоном. Он посмотрел на нее как на пустое место и ответил принцессе:
– А что, это идея. Думаю, что ничем эта девица не хуже. Если на нее повесить столько бриллиантов, сколько их повесил лично я на тебя…
Продолжить ему не удалось. Принцесса с воплями: «На, возьми, подавись!» – принялась срывать с себя драгоценности.
Тут уж терпение покинуло молодого человека.
Он прикрикнул:
– Эмилия, хватит!
Но Эмилия окончательно завелась.
– Догони ее, догони! – кричала она, протягивая мужчине содранные с себя бриллианты. – Подари этой дурочке, пусть от счастья уписается, а я не такая идиотка, чтобы тебя ублажать!
Что было дальше, Денисия не видела – ноги несли ее туда, куда глядели глаза, а глаза глядели только вперед. Когда и принцесса, и пижон остались далеко позади, Денисия вздохнула с облегчением, сдвинула с глаз платок (он постоянно сползал) и с унылой бодростью завела шарманку:
– Беляши! Пирожки! Не зевай! Подходи!
Вдруг на ее плечо мягко легла рука, неожиданно прозвучал вопрос:
– Горячие пирожки, красавица?
Денисия оглянулась – пижон. Воротник его элегантного пальто был приподнят, и он все пытался спрятать в него от злого ветра лицо, раскрасневшееся на морозе. Пижон был очень симпатичный, но Денисия, шмыгая носом, ответила холодно: