Универсальная хрестоматия. 3 класс Коллектив авторов
– Правда. Давай сейчас учиться.
– Чуть-чуть только, – сказал Артём.
– Ладно уж, чуть-чуть, – согласилась учительница. – Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артём боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. «Не страшно», – подумал Артём.
В классе Аполлинария Николаевна написала на доске одно слово и сказала:
– Так пишется слово «мама», – и велела написать эти буквы в тетрадь.
– А это про мою маму? – спросил Артём.
– Про твою.
Тогда Артём старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, непохожие на маму. Осерчавши, Артём писал снова и снова четыре буквы, изображающие «маму», а учительница не сводила с него своих радующихся глаз.
– Ты молодец! – сказала Аполлинария Николаевна.
Она увидела, что теперь Артём сумел написать буквы хорошо и ровно.
– Ещё учи! – поправил Артём.
– Какая это буква: вот такая – ручки в бочки?
– Это Ф, – сказала Аполлинария Николаевна.
– А жирный шрифт что?
– А это такие вот толстые буквы.
– Кормленые? – спросил Артём. – Больше не будешь учить – нечему?
– Как так нечему? Ишь ты какой! – сказала учительница. Пиши ещё!
Она написала на доске: «Родина». Артём стал было переписывать слово в тетрадь, да вдруг замер и прислушался.
На улице кто-то сказал страшным заунывным голосом: «у-у!» А потом ещё раздалось откуда-то, как из-под земли: «н-н-н!»
И Артём увидел в окне чёрную голову быка. Бык глянул на Артёма одним кровавым глазом и пошёл к школе.
– Мама! – закричал Артём.
Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.
– Не бойся! – сказала она. – Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет.
– У-у-у! – прогудел бык.
Артём обхватил шею Аполлинарии Николаевны, а она положила ему свою руку на голову.
– Я прогоню быка.
Артём не поверил.
– Да. А ты не мама!
– Мама!.. Сейчас я тебе мама!
– Ты ещё мама? Там мама, а ты ещё, ты тут.
– Я ещё. Я тебе ещё мама!
В классную комнату вошёл старик с кнутом, запылённый землёй; он поклонился и сказал:
– Здравствуйте, хозяева! А что, нету ли кваску испить либо воды? Дорога сухая была…
– А вы кто, вы чьи? – спросила Аполлинария Николаевна.
– Мы дальние, – ответил старик. – Мы скрозь идём вперёд, мы племенных быков по плану гоним. Слышите, как они нутром гудят? Звери лютые!
– Они вот детей могут изувечить, ваши быки! – сказала Аполлинария Николаевна.
– Ещё чего! – обиделся старик. – А я-то где? Детей я уберегу.
Старик пастух напился из бака кипячёной воды – он полбака выпил, вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артёму.
– Ешь, – сказал, – точи зубы. – И ушёл.
– А ещё у меня есть ещё мамы? – спросил Артём. – Далеко-далеко где-нибудь?
– Есть, – ответила учительница. – Их много у тебя.
– А зачем много?
– А затем, чтоб тебя бык не забодал. Вся наша Родина – ещё мама тебе.
Вскоре Артём пошёл домой, а на другое утро он спозаранку собрался в школу.
– Куда ты? Рано ещё, – сказала мать.
– Да, а там учительница Аполлинария Николаевна! – ответил Артём.
– Ну что ж, что учительница? Она добрая.
– Она, должно быть, соскучилась, – сказал Артём. – Мне пора.
Мать наклонилась к сыну и поцеловала его на дорогу.
– Ну, иди, иди помаленьку! Учись там и расти большой.
Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954)
Михаил Пришвин родился в купеческой семье (отец умер, когда мальчику было семь лет). Окончив сельскую школу, будущий писатель поступил в Елецкую классическую гимназию, однако не окончил её, так как был исключён в 1888 году за дерзость учителю. После этого Пришвин переезжает к дяде в Тюмень и здесь оканчивает шесть классов Тюменского реального училища. В 1983 году Пришвин поступает на химико-агрономическое отделение Рижского политехникума.
В 1896 году Пришвин принимал участие в работе марксистских кружков, за что в 1897 году был арестован и выслан на родину в город Елец. Позже, в 1900 году, писатель уезжает в Германию, где оканчивает агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета. Вернувшись в Россию, Пришвин до 1905 года работает агрономом сначала в Тульской, а затем в Московской губерниях, составляет сельскохозяйственные книги. После, вплоть до Октябрьской революции, он работает корреспондентом в нескольких газетах.
Во время Первой мировой войны Пришвин идёт на фронт в качестве санитара и военного корреспондента. После Октябрьской революции совмещает краеведческую работу с работой агронома и учителя. Он преподаёт в бывшей Елецкой гимназии, из которой был исключён в детстве, и в школе второй ступени в селе Алексино Дорогобужского района, кроме того, служит инструктором народного образования. Организовывает музей усадебного быта в бывшем имении Барышникова, принимает участие в организации музея в городе Дорогобуже.
Первый рассказ Пришвина был напечатан в 1906 году. В следующем году появилась и первая книга писателя, принёсшая ему известность, – «В краю непуганых птиц». Это путевые очерки, составленные из наблюдений за природой, бытом и речью северных народов Карелии. В 1920—1930-е годы Пришвин выпускает книги «Родники Берендея», «Башмаки» и др., в которых объединяются замечательные описания природы со сказкой, мифом. Необычайная зоркость к мельчайшим деталям и чуткое поэтическое восприятие становятся основой многих детских рассказов Пришвина – «Лисичкин хлеб», «Кладовая солнца» и др. Необыкновенны рассказы о животных, в том числе и охотничьи, – они естественны, в них нет надуманной лжи, благодаря мастерству писателя бессловесный мир обретает язык и становится нам ближе и понятнее.
Дятел
Видел дятла: короткий – хвостик у него ведь маленький, летел, насадив себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на берёзу, где у него была мастерская для шелушения шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать. И – горе какое! – нечем сбросить старую: клюв-то занят.
Тогда дятел, совсем как человек бы сделал, новую шишку зажал между грудью своей и деревом, освободил клюв и клювом быстро выбросил старую шишку. Потом новую поместил в свою мастерскую и заработал.
Такой он умный, всегда бодрый, оживлённый и деловой.
Моя Родина
Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды встал тоже до солнца… Мать угостила меня чаем с молоком. Молоко это кипятилось в глиняном горшочке и сверху всегда покрывалось румяной пенкой, а под этой пенкой оно было необыкновенно вкусное, и чай от него делался прекрасным.
Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону; я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца.
Потом и в городе я вставал рано, и теперь пишу всегда рано, когда весь животный и растительный мир пробуждается и тоже начинает по-своему работать.
И часто-часто я думаю: что, если бы мы так для работы своей поднимались с солнцем! Сколько бы тогда у людей прибыло здоровья, радости, жизни и счастья!
После чаю я уходил на охоту…
Моя охота была и тогда и теперь – в находках.
Нужно было найти в природе такое, чего я ещё не видел, и, может быть, и никто ещё в своей жизни с этим не встречался…
Мои молодые друзья! Мы хозяева нашей природы, и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять – их надо открывать и показывать.
Для рыбы нужна чистая вода – будем охранять наши водоёмы. В лесах, степях, горах разные ценные животные – будем охранять наши леса, степи, горы. Рыбе – вода, птице – воздух, зверю – лес, степь, горы. А человеку нужна Родина. И охранять природу – значит охранять Родину.
Жулька и кот
Жулька не может отвыкнуть, чтобы при всём своём уважении к Ваське за ним не погоняться по комнатам. Он залезает на шкаф, а она замирает и часами глядит на него в положении стойки. Наконец она устаёт, глаза мутнеют и устремляются куда-нибудь на муху.
Вот тогда только Васька начинает оживать. Он много терпеливее и настойчивее собаки. Как только Жулька уставится на муху, кот спускается пониже и, вытянув лапку, грациознейшим в мире и самым кокетливым образом даёт своими бархатными пальчиками с острейшими коготками Жульке по морде.
После того он даже и не пытается бежать, а, обратив на себя внимание Жульки, делает перед носом у неё знаменитую фигуру: спина кренделем, глаза становятся мутно-злыми, уши заглажены, усы трясутся, изо рта шип.
Если же Жулька, не пугаясь страшным видом кота, всё-таки сунется, то он даёт ей лапой по-настоящему, сам же вдруг прыгнет через неё в коридор и пустится, а она за ним и настигает его наверху уже книжного шкафа, и тут начинается повторение той же игры.
Выскочка
Наша охотничья собака, лайка, приехала к нам с берегов Бии, и в честь этой сибирской реки так и назвали мы её Бией. Но скоро эта Бия почему-то у нас превратилась в Бьюшку, Бьюшку все стали звать Вьюшкой.
Мы с ней мало охотились, но она прекрасно служила у нас сторожем. Уйдёшь на охоту, и будь уверен: Вьюшка не пустит врага.
Весёлая собачка эта Вьюшка, всем нравится: ушки, как рожки, хвостик колечком, зубки беленькие, как чеснок. Достались ей от обеда две косточки. Получая подарок, Вьюшка развернула колечко своего хвоста и опустила его вниз поленом. Это у неё означало тревогу и начало бдительности, необходимой для защиты, – известно, что в природе на кости есть много охотников. С опущенным хвостом Вьюшка вышла на траву-мураву и занялась одной косточкой, другую же положила рядом с собой.
Тогда, откуда ни возьмись, сороки: скок, скок! – и к самому носу собаки. Когда же Вьюшка повернула голову к одной – другая сорока с другой стороны хвать! – и унесла косточку.
Дело было поздней осенью, и сороки вывода этого лета были совсем взрослые. Держались они тут всем выводком, в семь штук, и от своих родителей постигли все тайны воровства. Очень быстро они оклевали украденную косточку и, недолго думая, собрались отнять у собаки вторую.
Говорят, что в семье не без урода. То же оказалось и в сорочьей семье. Из семи сорок одна вышла не то чтобы совсем глупенькая, а как-то с заскоком и с пыльцой в голове. Вот сейчас то же было: все шесть сорок повели правильное наступление, большим полукругом, поглядывая друг на друга, и только одна Выскочка поскакала дуром.
– Тра-та-та-та-та! – застрекотали все сороки.
Это у них значило:
– Скачи назад, скачи как надо, как всему сорочьему обществу надо!
– Тра-ля-ля-ля-ля! – ответила Выскочка.
Это у неё значило:
– Скачите как надо, а я – как мне самой хочется.
Так за свой страх и риск Выскочка подскакала к самой Вьюшке в том расчёте, что Вьюшка, глупая, бросится на неё, выбросит кость, она же изловчится и кость унесёт.
Вьюшка, однако, замысел Выскочки хорошо поняла и не только не бросилась на неё, но, заметив Выскочку косым глазом, освободила кость и поглядела в противоположную сторону, где правильным полукругом, как бы нехотя – скок! и подумают – наступали шесть умных сорок.
Вот это мгновение, когда Вьюшка отвернула голову, Выскочка улучила для своего нападения. Она схватила кость и даже успела повернуться в другую сторону, успела ударить по земле крыльями, поднять пыль из-под травы-муравы.
И только бы ещё одно мгновение, чтобы подняться на воздух, только бы одно мгновеньишко! Вот только-только бы подняться сороке, как Вьюшка схватила её за хвост, и кость выпала…
Выскочка вырвалась, но весь радужный длинный сорочий хвост остался у Вьюшки в зубах и торчал из пасти её длинным острым кинжалом.
Видел ли кто-нибудь сороку без хвоста? Трудно даже вообразить, во что превращается эта блестящая пёстрая и проворная воровка яиц, если ей оборвать хвост. Бывает, деревенские озорные мальчишки поймают слепня, воткнут ему в зад длинную соломинку и пустят эту крупную сильную муху лететь с таким длинным хвостом, – гадость ужасная! Ну, так вот, это муха с хвостом, а тут – сорока без хвоста; кто удивился мухе с хвостом, ещё больше удивится сороке без хвоста. Ничего сорочьего не остаётся тогда в этой птице, и ни за что в ней не узнаешь не только сороку, а и какую-нибудь птицу: это просто шарик пёстрый с головкой.
Бесхвостая Выскочка села на ближайшее дерево, все другие шесть сорок прилетели к ней. И было видно по всему сорочьему стрекотанию, по всей суете, что нет в сорочьем быту большего сраму, как лишиться сороке хвоста.
Лидия Алексеевна Чарская (1875–1937)
Лидия Алексеевна родилась в дворянской семье. Её отец был военным инженером. Семья жила в достатке, родители любили свою дочь, и всё вокруг было радостным и безмятежным. Девочка росла очень впечатлительным и мечтательным ребёнком. Но вскоре умерла мама. Отец женился во второй раз. Отношения с мачехой не сложились, Лида несколько раз убегала из дома. Тогда было решено отвезти дочь в Петербург в Павловский женский институт. Институт показался девочке тюрьмой, в которой ей предстояло теперь жить.
С годами Лидия научилась владеть собой, стала более спокойной и выдержанной. После окончания пансиона в семью не вернулась. Она поступила на Драматические курсы при Императорском театральном училище, после окончания которого определилась в Александринский Императорский театр. Именно там, на сцене, родился псевдоним «Чарская». Но роли ей доставались второстепенные, эпизодические, жалованье тоже было невелико.
Одновременно с выступлениями в театре Чарская пробует себя в литературе. Первая же повесть принесла ей громкую славу. За 20 лет литературной деятельности Чарская написала около 80 произведений, которые пользовались неизменным успехом! Они переводились на немецкий, английский, французский, чешский языки. Чарская была известна в каждой семье, где росли дети.
После Октябрьской революции писательницу перестали печатать, не простив её дворянского происхождения. Её произведения были изъяты из библиотек и уничтожены.
Во время Гражданской войны, сражаясь в Красной Армии, погибает её сын Юрий. Писательница осталась совсем одна.Она умерла тихо и незаметно.
Живая перчатка
Жил на свете рыцарь, свирепый и жестокий. До того свирепый, что все боялись его, – все, и свои и чужие. Когда он появлялся на коне среди улицы или на городской площади, народ разбегался в разные стороны, улицы и площади пустели. И было чего бояться рыцаря народу! Стоило кому-либо в недобрый час попасться ему на дороге, перейти ему нечаянно путь, и в одно мгновение ока свирепый рыцарь затаптывал насмерть несчастного копытами своего коня или пронзал его насквозь тяжёлым острым мечом.
Высокий, худой, с очами, выбрасывающими пламя, с угрюмо сдвинутыми бровями и лицом, искривлённым от гнева, – он наводил ужас на всех. В минуты гнева он не знал пощады, становился страшным и выдумывал самые лютые кары для тех, кто являлся причиной его гнева, и для тех, кто случайно попадался ему в это время на глаза. Но жаловаться королю на свирепого рыцаря было бесполезно: король дорожил своим свирепым рыцарем за то, что тот был искусным полководцем, не раз во главе королевских войск одерживал победы над врагами и покорил много земель. Потому-то король высоко ценил свирепого рыцаря и спускал ему то, чего бы не спустил никому другому. А другие рыцари и воины, хотя и не любили свирепого рыцаря, но ценили в нём храбрость, ум и преданность королю и стране…
Бой близился к концу.
Свирепый рыцарь, закованный в золотую броню, скакал верхом между рядами войск, воодушевляя своих усталых и измученных воинов.
В этот раз бой был тяжёлый и трудный. Третьи сутки дрались воины под начальством свирепого рыцаря, но победа не давалась им. У врагов, напавших на королевские земли, было больше войска. Ещё минута-две, и враг несомненно одолел бы и ворвался прямо в королевский замок.
Напрасно свирепый рыцарь появлялся то тут, то там на поле брани и то угрозами, то мольбами старался заставить своих воинов собрать последние силы, чтобы прогнать врагов.
Вдруг конь рыцаря шарахнулся в сторону, заметив на земле железную перчатку, такую, какую носили в то время почти все рыцари. Свирепый рыцарь дал шпоры коню, желая заставить его перепрыгнуть через перчатку, но лошадь – ни с места. Тогда рыцарь велел юноше-оруженосцу поднять перчатку и подать её себе. Но едва только рыцарь дотронулся до неё, – перчатка, точно живая, выскочила из его руки и опять упала на землю.
Рыцарь велел опять её подать себе – и опять повторилось то же самое. Мало того: упав на землю, железная перчатка зашевелилась, как живая рука; пальцы её судорожно задвигались и снова разжались. Рыцарь приказал снова поднять её с земли и, в этот раз крепко зажав её в руке, помчался в передние ряды своих войск, потрясая в воздухе перчаткой. И каждый раз, когда он поднимал высоко перчатку, пальцы перчатки то сжимались, то снова разжимались, и в ту же минуту, точно по сигналу, войска кидались на врага с новой силой. И где ни появлялся рыцарь со своей перчаткой, – усталые и измученные его воины оживали и с удвоенной силой бросались на врага. Прошло всего несколько минут, и враги бежали, а вестники свирепого рыцаря стали трубить победу…
Гордый и торжествующий, объезжал теперь рыцарь ряды своих усталых, измученных бойцов, спрашивая, кому принадлежит странная перчатка, – но никто не видал до тех пор такой перчатки, никто не знал, откуда она взялась…
Во что бы то ни стало свирепый рыцарь решил узнать, кому принадлежит странная перчатка, и стал объезжать все города, все сёла и деревни и, потрясая в воздухе находкой, спрашивал, чья это перчатка. Нигде не отыскивался хозяин живой перчатки.
В одном городе попался свирепому рыцарю навстречу маленький мальчик и сказал:
– Я слышал от деда, что в лесу живёт старая Мааб… Она знает все тайны мира и, наверное, сумеет открыть тебе значение живой перчатки, рыцарь.
– Едем к ней! – был суровый приказ, и, пришпорив коня, свирепый рыцарь помчался к лесу… Покорная свита помчалась за ним.
Старуха Мааб жила в самой чаще тёмного леса. Она едва двигалась от дряхлости. Когда она увидела перчатку, то глаза у неё загорелись, словно яркие факелы в ночной темноте, и она вся побагровела от восторга.
– Огромное счастье досталось тебе в руки, благородный рыцарь, – глухим голосом произнесла она. – Далеко не всем людям попадается подобное сокровище! Эта живая перчатка – перчатка победы… Судьба нарочно бросила её на твоём пути… Стоит тебе только надеть её на руку, и победа останется всегда за тобой!
Свирепый рыцарь просиял от счастья, надел на руку перчатку, щедро наградил золотом Мааб и умчался из дремучего леса в королевскую столицу.
Прошла неделя.
Не слышно ничего про обычные жестокие проделки рыцаря, не слышно, чтобы он в припадке гнева кого-либо подверг казни, не слышно, чтобы он обидел кого-либо.
Ещё так недавно лилась кровь вокруг свирепого рыцаря рекой, слышались стоны, раздавался плач.
А теперь?
Правда, неделю тому назад попробовал было рыцарь ударить мечом кого-то из прохожих. Но неожиданно рука его, судорожно сжатая живыми пальцами перчатки, опустилась, и тяжёлый меч со звоном упал на землю.
Хотел рыцарь сбросить с руки докучную перчатку, да вспомнил вовремя, что даёт она ему победу, и удержался.
Другой раз хотел рыцарь направить своего коня на окружавшую его толпу людей, и снова до боли сжали его руку живые пальцы перчатки, и он не мог двинуть ими для управления конём.
С этой самой минуты понял рыцарь, что идти наперекор живой перчатке бесполезно, что она, эта перчатка, удерживает его от самых жестоких поступков.
И перестал он извлекать меч из ножен для гибели неповинных людей.
И люди не боялись теперь выходить из домов на улицы в то время, когда проезжал по ним свирепый рыцарь…
Они без страха появлялись на его пути и славили рыцаря за его победы над врагами.
Снова разгорелась война…
Уже давно дальний сосед короля, властелин богатой страны, прельщал взоры рыцаря.
И он говорил своему королю:
– Гляди! Твой дальний сосед богаче тебя, и хотя ты поклялся ему в вечной дружбе и мире, но если ты победишь его и присвоишь себе его владения, то станешь самым могучим и богатым в мире королём.
Король послушался слов своего любимца.
«Прав рыцарь, – думал король, – завоюю страну моего соседа и разбогатею от его богатства!»
И приказал трубить новый поход.
Сошлись два войска на поле брани…
Дружины рыцаря встретились с дружинами короля. Рыцарь был вполне спокоен и заранее уверен в исходе боя.
Он знал: перчатка победы была на его руке…
Солнце всходило и заходило снова… Месяц сиял и мерк и снова сиял. Птицы пели, стихали и снова пели… А люди всё бились и бились без конца.
Долгая то была битва…
Долгая и упорная как никогда.
Свирепый рыцарь стоял в стороне, распоряжаясь боем, заранее уверенный в победе своих дружин.
Вдруг невиданное зрелище поразило его взоры: враги побеждали, а его воины ударились в бегство…
Взбешённый, он сам кинулся в бой… И… принуждён был отступить… Враги окружили его со всех сторон…
Не помня себя, он дал шпоры коню и погнал его с поля битвы.
Прискакал в столицу, весь обрызганный кровью, рыцарь и упал к ногам короля.
– Не вини меня, король! – вскричал он. – Не я, а старуха Мааб виновница гибели твоего войска… Она обманула меня, заставив надеть на руку перчатку гибели и поражения. Вели казнить её, король, казнить жестокой, страшной смертью, какую только можно придумать!
С первыми лучами солнца весь город высыпал на площадь… В этот ранний утренний час решена была казнь старухи Мааб, привезённой ещё накануне из леса. Решено было сжечь Мааб на костре, чтобы впредь не морочила людей, не выдавала перчатку гибели за перчатку победы.
Привезли на площадь Мааб, сняли с колесницы, ввели на возвышение, где лежали сложенные для костра дрова…
Поставили на них Мааб и привязали верёвками к столбу.
Перед самым столбом стоял свирепый рыцарь и кричал со злым смехом в самое лицо Мааб:
– Ты обманула меня, Мааб! За это умрёшь лютой смертью! И знак к казни я дам той самой перчаткой, которая мне, по твоим словам, должна была доставить победу…
С этими словами он поднял руку, чтобы дать знак палачам зажигать костёр, и вскрикнул в испуге. Рука не двигалась… Точно налитая свинцом, она безжизненно повисла вдоль тела. Тогда он открыл рот, желая отдать приказание начинать казнь, но в этот же миг живая перчатка поднялась вместе с рукой и, тесно прижавшись к его рту, чуть не задушила его.
Обезумев от ужаса, рыцарь вскричал:
– Спаси меня, Мааб! Спаси!
Мааб медленно сошла с костра, без всякого усилия перервав верёвки, и, приблизившись к рыцарю, произнесла:
– Я не солгала тебе… Живая перчатка воистину перчатка победы. В каждом правом деле она даст тебе победу всюду и везде. И в последней неудачной битве дала бы она тебе победу, если бы ты не шёл на соседнего короля с корыстолюбивыми целями овладеть его богатством, а защищал своего короля, свою родину, свою честь. И тогда бы ты не потерпел поражения, сознавая себя правым и в честном деле. Знай же, что живая перчатка будет служить тебе только во всех добрых и честных делах! Ведь удерживала она тебя в те минуты, когда ты хотел пролить кровь невинных людей! Дала тебе победу над самим собой! Дала победу и тогда, когда на твою страну напали злые враги!.. Так будет с нею и впредь!..
И, сказав это, исчезла как тень, растаяв в воздухе, Мааб…
Предсказание Мааб сбылось.
Живая перчатка помогала рыцарю во всех его правых делах, давая ему победу, и удерживала его всякий раз, когда он начинал какую-нибудь скверную, несправедливую затею…
И весь народ прославил его имя, и вместо свирепого рыцаря люди прозвали его рыцарем правым и благородным.
Евгений Львович Шварц (1896–1958)
Родился в октябре 1896 года в Казани в семье врача. Детство Шварца прошло в г. Майкопе. Шварц не окончил юридический факультет Московского университета, поскольку начал играть в театрах-студиях – сначала в Ростове-на-Дону, а с 1921 года в Петрограде, в «Театральной мастерской». Театральные критики предрекали Шварцу блестящее актёрское будущее. Несмотря на это, он оставил сцену и пришёл литературным секретарём к К.И. Чуковскому.
В 1924 году Шварц работал в детской редакции Госиздата под руководством С. Маршака. Одной из главных его обязанностей была помощь начинающим писателям – у Шварца был необыкновенный талант понимать и развивать молодые таланты. В это время Шварц пишет первые пьесы для Ленинградского ТЮЗа.
Шварц написал около 25 пьес, не все они изданы. По его сценариям поставлены прекрасные фильмы – и смешные, и трогательные.
Сказка о потерянном времени
Жил-был мальчик по имени Петя Зубов. Учился он в третьем классе четырнадцатой школы и всё время отставал, и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению.
– Успею! – говорил он в конце первой четверти. – Во второй вас всех догоню.
А приходила вторая – он надеялся на третью. Так он опаздывал да отставал, отставал да опаздывал и не тужил. Всё «успею» да «успею».
И вот однажды пришёл Петя Зубов в школу, как всегда с опозданием. Вбежал в раздевалку. Шлёпнул портфелем по загородке и крикнул:
– Тётя Наташа! Возьмите моё пальтишко!
А тётя Наташа спрашивает откуда-то из-за вешалок:
– Кто меня зовёт?
– Это я. Петя Зубов, – отвечает мальчик.
– А почему у тебя сегодня голос такой хриплый? – спрашивает тётя Наташа.
– А я и сам удивляюсь, – отвечает Петя. – Вдруг охрип ни с того ни с сего.
Вышла тётя Наташа из-за вешалок, взглянула на Петю, да как вскрикнет:
– Ой!
Петя Зубов тоже испугался и спрашивает:
– Тётя Наташа, что с вами?
– Как что? – отвечает тётя Наташа. – Вы говорили, что вы Петя Зубов, а на самом деле вы, должно быть, его дедушка.
– Какой же я дедушка? – спрашивает мальчик. – Я – Петя, ученик третьего класса.
– Да вы посмотрите в зеркало! – говорит тётя Наташа.
Взглянул мальчик в зеркало и чуть не упал. Увидел Петя Зубов, что превратился он в высокого, худого, бледного старика. Выросла у него седая окладистая борода, усы. Морщины покрыли сеткою лицо.
Смотрел на себя Петя, смотрел, и затряслась его седая борода.
Крикнул он басом:
– Мама! – и выбежал прочь из школы.
Бежит он и думает: «Ну уж если и мама меня не узнает, тогда всё пропало».
Прибежал Петя домой и позвонил три раза.
Мама открыла ему дверь.
Смотрит она на Петю и молчит. И Петя молчит тоже. Стоит, выставив свою седую бороду, и чуть не плачет.
– Вам кого, дедушка? – спросила мама наконец.
– Ты меня не узнаёшь? – прошептал Петя.
– Простите – нет, – ответила мама.
Отвернулся бедный Петя и пошёл куда глаза глядят.
Идёт он и думает:
– Какой я одинокий, несчастный старик. Ни мамы, ни детей, ни внуков, ни друзей… И главное, ничему не успел научиться. Настоящие старики – те или доктора, или мастера, или академики, или учителя. А кому я нужен, когда я всего только ученик третьего класса? Мне даже и пенсии не дадут – ведь я всего только три года работал. Да и как работал – на двойки да на тройки.
Что же со мною будет? Бедный я старик! Несчастный я мальчик! Чем же всё это кончится?
Так Петя думал и шагал, шагал и думал, и сам не заметил, как вышел за город и попал в лес. И шёл он по лесу, пока не стемнело.