В темном-темном космосе (сборник) Шекли Роберт
Мэтьюз обернулся и, будто во сне, но очень отчетливо, увидел, как на него, подобно тупому ножу гильотины, со скоростью железнодорожного экспресса летит подгоняемый ветром в парусе гик. В последний момент Мэтьюз прильнул к палубе, и гик слегка чиркнул его по затылку.
– Держись! – крикнул Дебнер. Чуть не задев бакштаг, гик дошел до конца, и натяжением в застопоренном гика-шкоте его чуть приподняло. Правда, от удара стопор вырвало из комингса. Мачту выгнуло, будто молодой побег, но она не сломалась. Яхта накренилась, зачерпнув бортом воду, и снова выпрямилась, повинуясь действиям рулевого.
– Ветер меняется, – заметил Дебнер. – Повезло еще, что не остались без мачты. Назад вернуться будет непросто.
Мэтьюз еще не оправился. Гиком его едва не прибило насмерть.
Ветер достиг скорости штормового и рвал гребни волн в пенные клочья. Каждый раз, как яхта скатывалась вниз по волне, ее нос окунался в зеленоватую воду и та стекала по водобойному молу. Дебнер продолжал уверенно править, натянув кливер и ослабив грот. Переводя паруса, он исправно ловил меняющийся ветер и не позволял яхте остановиться.
– Так ты дашь ей развод? – повторил Мэтьюз.
– Да что ты заладил: развод, развод!.. – рассмеялся Дебнер. – Оглянись! Разве не впечатляет?
Он обвел море широким жестом руки.
– Если честно, меня это пугает. Ты ведь вернешь нас на сушу?
– Думаю, да. Если только шторм не усилится. Видишь вон ту рукоятку? Это рычаг трюмной помпы. Поработай им…
Откачав воду из трюма, Мэтьюз огляделся. Ветер крепчал. Тогда Мэтьюз снова приник к окулярам бинокля, стараясь держать голову пониже. Буев порта Эверглейдз он так и не обнаружил, зато разглядел вдали силуэт другого судна.
Дебнер тем временем завел мотор, но даже на полной скорости с трудом правил яхтой среди крутых волн.
– Я дам Дженис развод, – сказал он неожиданно.
– Правда?
– Да. Почему нет? Последнее время мне скучно, да и доход от прядильных фабрик Лэйтонов, что бы ты ни думал, совсем не фонтан. Правда, я уступлю при одном условии.
– Да? И что за условие?
– Яхта переходит ко мне.
Мэтьюз против собственной воли расхохотался:
– Уверен, Дженис она не нужна.
– Вот и славно, – подвел итог Дебнер. – Браки не всегда удаются, и, если тебя постиг крах, не стоит убиваться. Я рад, что мы обсудили нашу проблему как цивилизованные люди. А теперь позволь мне сосредоточиться и вернуть нас домой.
Он взглянул на северо-запад, где клубились жирные черные тучи.
– Боюсь, худшее еще впереди. Вот, держи руль и правь против ветра, я опущу грот.
Не успел Мэтьюз ничего сказать, как у него в руках оказался румпель. Казалось, он пытается удержать живое существо. Яхта стонала, двигаясь полным ходом против ветра. Нос кидало из стороны в сторону.
Держась за штормовой леер на крыше каюты, Дебнер с трудом пробирался к мачте. Вот он схватился за нее одной рукой, а другой принялся разбираться с концами. Наконец вернулся и сам сел за румпель.
– Грота-гардель заело, – сообщил он.
– Что это значит? – не понял Мэтьюз. – Что за гардель?
Дебнер очень спокойно объяснил:
– Гардель – это снасть, конец, который тянет парус вдоль мачты. Грота-гардель проходит через лебедку на вершине мачты. Должно быть, когда мы перекидывали парус, грота-гардель сорвало. Теперь я не могу опустить грот.
– А с поднятым парусом дальше никак?
Дебнер покачал головой:
– Уже сейчас нам надо взять два рифа. Дальше будет только хуже. – Отыскав отвертку, он встал. – Принимай румпель.
– Что ты намерен делать?
– С поднятым парусом долго мы не протянем. Без парусов тоже никак. Остается мне забраться на мачту и посадить гардель обратно на лебедку.
– С ума сошел! – воскликнул Мэтьюз, глядя, как дико раскачивается мачта. – Ты наверху и минуты не продержишься!
– Не преувеличивай, – ответил Дебнер. – Это не так уж и сложно. Почти каждый яхтсмен время от времени проделывает этот трюк. Раньше, когда ходили под прямыми парусами, моряки каждый день взбирались на мачты и в погоду похуже.
– А мачта не сломается под твоим весом?
– Она еще и не то выдержит. Теперь бери румпель и слушай внимательно: держись как можно круче к ветру, сохраняя малый ход. Не позволяй яхте уклоняться от курса, или нас перевернет. Но самое главное: не давай ей зависать в левентике, не то нас затрясет так, что управление потеряем навсегда. Понял?
– Нет. Я не смогу править яхтой, лучше дай мне отвертку.
– Что? Э нет, дружище, ты вряд ли сумеешь взобраться на мачту.
– Если эта чертова мачта меня выдержит, сумею, – мрачно ответил Мэтьюз. – Зато с управлением мне точно не совладать. Так что давай сюда отвертку.
– Ну хорошо, – согласился Дебнер. – Но учти, это тебе не забава. Я за тобой туда лезть не хочу. Поправил гардель – сразу вниз.
– На обед я там точно не задержусь, – сострил Мэтьюз и, заткнув отвертку за пояс, побрел к мачте.
Забраться на нее оказалось не так уж и сложно – не на отвесную же гору. Мэтьюз развернулся спиной к парусу, чтобы можно было спиной упереться в наполненную ветром холстину. Обхватив ногами деревянный стержень, руками он перебирал по гарделю. Добравшись до нижних краспиц, перевел дух. Внизу Дебнер сидел, согнувшись над румпелем, а вдали виднелся идущий в их сторону серый моторный катер.
Дальше пришлось тяжелее: мачта гнулась и дрожала под весом Мэтьюза; парус сузился, и упираться спиной было не во что. Ветер вовсю старался сбросить Мэтьюза вниз, на палубу, которая с высоты казалась чудовищно маленькой.
Стиснув зубы, Мэтьюз подтянулся к ромбовантам. До верхушки оставалось еще метра три.
Ветер здесь задувал намного сильнее, пронзительно свистел в ушах, оглушая. Мэтьюз наконец достиг верха и крепко вцепился в гардель обеими руками. Собрался с духом. Вынув отвертку из-за пояса, поддел ею конец… и замер. Гардель надежно лежал в глубоком желобе лебедки. С ним ничего не случилось, его не заело.
Налетел порыв ветра, и судно накренилось. Неужели конец сам встал на место? Сильным ветром парус приподняло и вернуло гардель на желоб? Или Дебнер ошибся?
Не-е-ет, все не так. Дебнер просто хочет убить Мэтьюза.
Такие мысли нужно гнать от себя, особенно на высоте двенадцать метров. Но от них так трудно избавиться, ведь чего только не происходит с пассажирами маленьких яхт, особенно в шторм. Мэтьюз как-то читал в газете о рыбаках, которые пропали в бурю недалеко от берега Монтока, или у Кейп-Чарлза, или… порта Эверглейдз?
Яхта накренилась, и Мэтьюз, ухватившись за гардель, выронил отвертку. Ногами он не успел обхватить мачту и повис над водой, раскачиваясь, как маятник.
Нет, нет, нет, не может быть! Дебнер не убьет его. Он ведь согласился дать Дженис развод… Или уступка тоже часть его плана? И на мачту он лезть не собирался: знал заранее, что Мэтьюз не справится с управлением, даже пытаться не станет.
Руки Мэтьюза скользили по гарделю, а Дебнер тем временем покинул кокпит и направился к мачте.
Не зря он спрашивал, знает ли кто о Мэтьюзе с Дженис. Если сейчас Мэтьюз пропадет, никто не заподозрит ничего дурного. У Дебнера якобы не будет мотива для убийства.
Встав под мачтой, Дебнер посмотрел вверх. У него в руке что-то блеснуло. Нож? На что ему нож?
Яхта опять накренилась, и бортовой леер скрылся под водой.
Что-то взорвалось, и Мэтьюза понесло по ветру.
Спасательный катер «Сибрайт» уже три часа носился по морю. Команда промокла насквозь и до жути устала. Впрочем, возвращаться они не спешили. Когда от мыса Хаттерас до Ки-Уэста передают штормовые предупреждения, кто-нибудь отчаянный обязательно отправляется на морскую прогулку.
Когда яхту нашли, ее уже основательно потрепало штормом: паруса порвало в клочья, двигатель затопило. Ветер дул ей в корму, медленно угоняя в открытое море. На борту один-единственный пассажир безостановочно, механически вычерпывал воду. Он не поднял взгляда, даже когда с «Сибрайта» к нему на борт поднялся спасатель.
– Ваша жена сказала, вы ушли в море, – доложил он. – Надо снять вас отсюда. Где ваш пассажир?
– Что?
– Пассажир. Где он?
В этот момент с мостика «Сибрайта» крикнули:
– Торопись! Снимай его оттуда!
– Так где он? – допытывался спасатель.
– Смыло за борт. Я ничего не смог поделать. Паруса порвались, двигатель сдох.
– Хорошо, мистер Дебнер, пойдемте. В каюте расскажете, как было дело.
– Меня зовут Мэтьюз. Дебнера смыло за борт. Он пытался помочь мне, пока я висел на мачте. Яхту накренило так сильно, что я не мог спуститься. Останься он в кокпите – выжил бы, но он подошел к мачте и разрезал парус – чтобы яхта могла выпрямиться. Тут его и накрыло…
– Вот это отвага! – ответил спасатель. – Идемте, здесь нельзя оставаться.
Яхту взяли на буксир, однако пробоины в корпусе были слишком велики, и вскоре уже вода поднялась до кабины. Пришлось обрезать конец. Мэтьюз следил, как тонет «Надежда». Дебнер хотел ее оставить себе? Что ж, он ее получил.
Мэтьюза отвели в кают-компанию и дали кружку горячего кофе, за которым он и рассказал вкратце всю историю. Не было смысла вдаваться в подробности, равно как и чернить память погибшего. Все закончилось.
Вот только узнает ли правду Дженис?
Мэтьюз никогда не забудет грохот, с которым лопнул раздутый грот, и как зеленая волна прошлась по палубе, оставив пустое место там, где секунду назад стоял Дебнер – с ножом в руке и ярой ненавистью в глазах.
До конца жизни Мэтьюз будет помнить, как спускался по гарделю, две стренды которого были перерезаны, а третья, надсеченная, едва держалась.
Сельский разбой
«Ресторанчик Скотти» ничем не отличался от миллиона других придорожных закусочных – безликий алюминиевый вагончик, появившийся сам по себе в полукруге разровненного гравия рядом с бетонным шоссе. Не лучше тех, мимо которых Мадден проезжал весь день, и не хуже тех, что ждали его впереди. Солнце клонилось к закату, самое время поужинать, поэтому он свернул с дороги и запарковался рядом с одиноким дизельным грузовиком.
Внутри пахло, как во всех закусочных: переваренным кофе, прогорклым жиром и хлоркой от выложенного черной и белой плиткой кафельного пола. Хозяин заведения в запачканном переднике и белом колпаке отсчитывал сдачу единственному посетителю – водителю дизельного грузовика.
– Да, Скотти, вот же незадача, – говорил водитель грузовика, задумчиво жуя зубочистку.
– Да знаю я. Не нужно напоминать. А что я могу сделать? Вот что бы ты сделал, Ник?
Водитель грузовика перекинул языком зубочистку на другую сторону рта:
– Не знаю, Скотти, даже не представляю. Все, что могу посоветовать: не впутывайся.
– Да-а-а, – протянул Скотти в сомнении. – Так-то оно так. Но как подумаю о бедном старике… Ну да ладно.
– Пусть старикан Блендфорд сам позаботится о себе, – посоветовал Ник. – Увидимся в следующий рейс.
– Поосторожнее на поворотах, Ник. – Скотти повернулся к Маддену. – Что будете заказывать?
– Фирменный бургер, пюре и горошек.
Скотти кивнул и включил газ под грилем. Это был полный, румяный мужчина, коротко стриженный, с ясными голубыми глазами и крупными чертами лица. Мадден, худощавый, смуглый и остроглазый, чувствовал себя возле таких людей несколько неуютно. Они казались ему не совсем людьми, эти честные, открытые, простодушные простофили, год за годом выполняющие неприятную и малоприбыльную работу, монотонно честно и непреодолимо скучно.
Но вообще-то, Мадден чувствовал себя неуютно рядом с большинством людей. Это было естественно для его рода занятий.
Скотти бросил бургер на гриль и задумчиво уставился в одну точку.
– И все-таки нужно ему помочь, – сказал он.
– Что? – повернул голову Мадден.
Скотти поднял брови, смутился и потер бульдожью челюсть.
– Кажется, я размышлял вслух. Старик Блендфорд никак не выходит из головы. Просто не знаю, что делать. – Скотти посмотрел на шипящий бургер. – У бедняги ни семьи, ни друзей, только один я. Будет умирать в своем большом доме, и некому даже воды подать.
Мадден подавил зевок. По роду профессии он часто переезжал из города в город – поспешно и в основном окольными путями. Парней, готовящих бургеры в алюминиевых забегаловках, он знал как облупленных. Им только повод дай, и они вывалят гору унылых подробностей о своих женах, детях, престарелых родителях, армейских приятелях, собаках и хобби.
Но некоторые из этих рассказов порой бывали забавны и даже подкидывали кое-какую работу. К тому же Мадден не захватил газету. Поэтому он поинтересовался:
– И что с этим стариком не так?
Скотти перевернул бургер:
– Блендфорд живет в большом старом доме недалеко от шоссе. После смерти жены он живет один – вот уже десять, нет, одиннадцать лет. Никуда не выходит. Никого не впускает, кроме меня, – я приношу продукты. У него тяжелый артрит обеих рук, так что он еле-еле поднимает сковородку. И у него больное сердце. Прошлый раз, когда я принес продукты, он лежал на лестнице и хватал ртом воздух.
– Ну и что? – спросил Мадден. – В чем проблема?
– В чем? Но я же только что рассказал. Его мотор износился. Приступ может случиться в любую минуту. Того и гляди отдаст богу душу, а рядом нет никого, чтобы помочь.
– А-а-а, – разочарованно протянул Мадден.
Скотти подал готовый бургер.
– Ко всему прочему, – продолжал он, – глупый старик просто напрашивается на неприятности. После смерти миссис Блендфорд у него осталась куча денег, но он не потратил из них ни цента. Прячет их в маленьком старом сейфе на чердаке.
– Хм. – Мадден почувствовал, как в жилах забурлила кровь.
– Это ни для кого не тайна. О сейфе знают все, – сердито продолжал Скотти. – И что может помешать, если кому-нибудь вздумается забраться в дом и обчистить старика?
– И верно, – пробормотал Мадден.
– Уж точно не сам старик с его артритом и больным сердцем. – Скотти снова как будто размышлял вслух. – Да первое же потрясение его убьет.
Мадден закончил еду и рассчитался.
– Теперь понимаете? Я должен что-то придумать. – Скотти обеспокоенно глядел на Маддена ясными голубыми глазами. – Может, сообщить в совет округа о том, что старик недееспособен?
– Оставьте его в покое, – посоветовал Мадден. – Думаете, ему понравится дом престарелых? Никто не любит сидеть под замком, – убежденно добавил он.
– Может быть, может быть. Знаю, не мое это дело. Но, черт возьми, я помню его с детских лет. Я стриг лужайку перед его домом. Его жена пекла такие пирожки…
– Выбросьте это из головы, – порекомендовал Мадден. – Сдачи не надо.
– Спасибо. Пожалуй, так и сделаю. Заходите еще! – крикнул он Маддену вслед.
Солнце почти зашло, и небо окрасилось в грязно-красный цвет. В сумерках смутно белело шоссе. Мадден включил габаритные огни и поехал на запад. Заметив в стороне от дороги высокое здание, притормозил и долго, волнуясь, вглядывался, пока не различил почти скрытую травой выцветшую табличку «Блендфорд». Потом он поехал дальше.
Через двадцать минут окончательно стемнело. Мадден включил дальний свет, развернулся и поехал назад, мурлыкая под нос. Он снова проехал мимо дома Блендфорда и через пятьдесят метров остановился. Оглядел шоссе в обе стороны – света фар не видно. Потушив фары и габаритные огни, он съехал с дороги за огромный неосвещенный рекламный щит.
Пока все шло хорошо. Он достал из нагрудного кармана короткоствольный револьвер 38-го калибра, убедился, что тот стоит на предохранителе, и положил обратно в карман. Закурив, откинулся в водительском кресле и задумчиво уставился в сторону высокого старого дома.
Он не любил эти деревенские просторы, эту обширную, непредсказуемую и малоцивилизованную местность между Нью-Йорком и Чикаго. Что за люди могут жить в краю ферм, хайвеев и чумазых заштатных городков? Странное племя. Мадден старался не иметь с ними дел.
Но работа есть работа. Из бардачка он достал пару кроссовок и переобулся. Из-под сиденья вытащил небольшую черную сумку и после раздумья достал из нее отвертку, фонарик, кусок провода, фомку, нож из закаленной стали и напильник. Все это он распихал по карманам и вылез из машины.
Мадден, исконный горожанин, покрыл пятьдесят метров до дома походкой бродячего кота. Ветки и кусты – все равно что консервные банки и мешки с мусором. Он огибал их автоматически.
В доме тускло светилось одно окно на первом этаже. Мадден обошел дом и сзади увидел чердачное окно. К стене была прикреплена решетка для плюща. Мадден потряс ее и решил, что выдержит. Вытерев вспотевшие руки, он начал взбираться.
Решетка заканчивалась на втором этаже, но дальше до крыши шла водосточная труба. На вид вроде надежная. Сделав небольшую передышку, Мадден вскарабкался по трубе до чердачного окна. Оно было слегка приоткрыто. Темнота внутри казалась непроницаемой. Мадден прислушался – ни звука. Он скользнул через подоконник с тихим шелестом ползущей по камням змеи и присел на корточки, выжидая.
В помещении стояла ватная тишина и ничего не было видно. Некоторое время Мадден ждал, пока глаза привыкнут к темноте, но ничего не изменилось. Теперь он знал, какой бывает темнота там, где нет уличных фонарей и неоновой рекламы.
Он медленно протянул руку вправо, машинально выставив пальцы: иррациональная часть его разума ожидала соприкосновения с чем-то теплым, влажным и скользким. Но коснулся он холодного металла. Сейф!
И тут же с лестницы из-за его спины донесся тихий скрип.
Мадден сжал рукоятку револьвера и замер, молясь, чтобы ненормальная темнота рассеялась хоть немного. Так темно просто не может быть! А может быть, он ослеп? На мгновение ему показалось, что он и правда потерял зрение, а комната на самом деле ярко освещена; вдоль стен стоят суроволицые мужчины, наблюдая, как он ползает по полу, словно слепой слизняк. Мысль промелькнула так быстро, что через секунду Мадден забыл о ней. И тут лестница скрипнула во второй раз.
«Темно как в аду, – сказал он себе. – Именно как в аду. А старые дома по ночам скрипят и вздыхают».
Других звуков не последовало. Перестраховываясь, он еще раз коснулся револьвера и шагнул к сейфу. Прижав ухо к холодному металлу, начал вращать диск.
Вдруг на другой половине комнаты кто-то тихо кашлянул. Инстинктивно втянув плечи, Мадден крутнулся на месте и выхватил револьвер.
– Чего тебе надо? – спросил голос.
На пару мгновений Мадден превратился в соляной столп. Потом начал лихорадочно соображать.
– Что ты ищешь? – снова спросил голос.
Теперь он понял. Судя по всему, старик живет в мансарде рядом с драгоценным сейфом!
– Я знаю, здесь кто-то есть, – произнес голос, слабый, надтреснутый и раздраженный.
Мадден поднял револьвер, потом снова опустил. С одной стороны, целиться некуда. С другой стороны, он не убийца. Он гордился своей квалификацией и не горел желанием менять ее. Еще меньше он хотел схлопотать приговор за убийство.
«Ситуация щекотливая», – подумал Мадден, уже жалея, что ввязался в этот грабеж в подозрительной и непредсказуемой части страны. Ничего подобного не случилось бы в городе, где даже в самую темную ночь было светло.
Но что, собственно, его напугало? Ну не пораженный же артритом старик с больным сердцем!
В сердце старика и крылось решение проблемы.
– Это я! – крикнул Мадден что есть мочи, включив фонарик и направив его на другую половину комнаты. – Вот он я… вот, вот, ВОТ!
Луч света выхватил из темноты массивный старомодный стол. Над столом торчала лысая голова.
Яркая оранжевая вспышка кратко осветила комнату и мгновенно погасла. Что-то тяжелое ударило Маддена в грудь. Интересно, кто его ударил? Ясно, что не старик.
Он попытался крикнуть снова, но из горла хлынула кровь. Это было странно. Потом он понял…
Зажегся свет. Крупный лысый старик, кряхтя, выбрался из-за стола, наклонился на Мадденом и пощупал пульс. Кивнув себе, подошел к столу, снял телефонную трубку и набрал номер. Он коротко объяснил, что произошло.
– Да… Да… Верно, через чердачное окно. Этакий верткий тип. Сперва я не знал, где он. Но он начал орать и сверкнул фонариком. Как бы я промахнулся?
Старик некоторое время слушал трубку, потом сказал:
– Конечно. Машину наверняка спрятал за рекламным щитом. Поторопись, отгони ее. Что? Конечно-конечно. Твоя доля как всегда, Скотти.
Старый мистер Блендфорд повесил трубку, положил револьвер с глушителем обратно в ящик стола и начал методично обшаривать карманы трупа.
Вкус
У них было общее проклятие – одинаковый вкус. С одинаково несчастными лицами они сидели в ее полутемной гостиной: один в кресле, другой на табуретке для фортепьяно, не глядя ни друг на друга, ни на Мэгги. Девушка устроилась на диване, подобрав под себя длинные, стройные ноги, и старалась выглядеть грустной, как того требовала ситуация. Впрочем, это давалось ей с трудом: на самом деле она чувствовала, скорее, взволнованное ликование.
– Так продолжаться больше не может, – сказал тот, что сидел на табуретке. Его звали Том Сканнели. Высокий, широкоплечий, с кожей, слегка тронутой загаром. Типичный красавчик. Ему было явно не по себе.
– Нужно что-то решать, – согласился другой. Его звали Моррисон Дилл. Высокий, широкоплечий, слегка загорелый. Типичный красавчик. И он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.
Они не состояли в родстве. И внешне отличались друг от друга. Но все-таки были очень похожи – именно в этом и крылась проблема. Девушке нравились высокие широкоплечие мужчины с кожей, слегка тронутой загаром. Типичные красавчики. И если бы она встретила только Моррисона или только Тома, все бы сложилось замечательно. Оба, что называется, завидные женихи из хороших семей, с достатком и перспективной работой. С любым из них ритуал ухаживания плавно переходил бы от этапа к этапу: партии в теннис, гольф по субботам, ужины в Уэстчестере, танцы в загородном клубе, поездки по залитому лунным светом побережью и вечера под парусом на Саунде. Кульминацией стала бы ночь на безлюдном пляже с неизбежными объятиями и умоляющим шепотом…
А потом, разумеется, свадьба.
Но беда в том, что их двое. С Томом она познакомилась в клубе, и в тот же день на вечеринке ей представили Моррисона. С самого начала они ей понравились. Оба. Ей нравилось все – их манера одеваться, их профессии, машины и яхты. Их любимый бридж, музыка, которую они слушали, спектакли, на которые ходили. К слову, вкусы у них были очень схожие. Невозможно было сделать выбор в пользу того или другого. И она поступила так, как подсказывала ей женская логика. Стала встречаться с обоими – на теннисе, гольфе, ужинах, танцах, в поездках под луной и вечерах под парусом. Мысль о том, что в нее влюблены два идеальных молодых человека, наполняла ее ликованием. К тому же она избавила себя от неизбежности шепота и объятий на пустынном пляже.
Моррисон и Том упорствовали, и каждый надеялся, что соперник устанет от борьбы. Но, увы, оба были одержимы одинаковой страстью к таким девушкам, как Мэгги, – высоким, стройным, длинноногим, с выгоревшими на солнце волосами, вздернутым носиком, умеренно пышным бюстом и манящими бедрами. Именно тот тип, на который обычно клюют мужчины. Хотя в существующих обстоятельствах было бы гораздо лучше, если б один из них питал тайную страсть к невысоким бойким брюнеткам.
Эта печальная история тянулась уже пять месяцев. И вот наконец по обоюдному молчаливому согласию молодые люди решили положить этому конец.
– Сегодня ты должна сделать выбор, – сказал Том.
– Мы встречаемся уже пять месяцев, – добавил Моррисон.
– Втроем, – не без горечи в голосе продолжил Том.
– Я сделал тебе предложение.
– И я тоже.
– Ты сказала, что выйдешь за одного из нас. Надеюсь, ты не передумала? – спросил Моррисон.
– О нет, – ответила Мэгги. – Я и правда хочу выйти за одного из вас. Но только…
– Тогда выбирай, – сказал Том. Моррисон мрачно кивнул.
Мэгги пробежалась пальцами по выбеленным солнцем волосам и нервно потянула за мочку уха. Именно этого она и боялась. Принимать решения – ужасное мучение, а уж если примешь, обратной дороги нет. Мэгги внимательно всмотрелась в их посерьезневшие лица.
– Вы так похожи, – сказала она.
Они взглянули друг на друга.
– Даже не знаю, что сказать. – Она вздохнула. – Где только мы не были, куда только не ходили… У вас столько общего! Вам нравятся одни и те же вещи, у вас одинаковые увлечения. Просто не знаю, кого выбрать!
– В том-то и проблема, – заключил Том.
– Нам обоим нравится скорость и спортивные машины, – сказал Моррисон.
– С высокотехнологичной начинкой, – добавил Том.
– И небольшие гоночные яхты, – продолжил Моррисон.
– Вот видите? – обрадовалась Мэгги. – Совпадение буквально во всем!
– Нет, – медленно проговорил Том. – «Буквально всё» мы еще не пробовали.
– Ты о чем? – спросила Мэгги.
Моррисон нахмурился, затем приподнял брови и кивнул:
– Ты прав. Есть кое-что, чего мы пока не пробовали.
– Самое важное, – со значением добавил Том.
– Да о чем вы говорите?
– Потому что было еще не время, – сказал Том.
– И не было возможности уединиться. Мы же все время втроем.
– Ах вот оно что. – Мэгги покраснела.
– Да, оно самое.
– Самая важная вещь. И самая личная.
– О господи! Да что с вами такое? Мне надо бы указать вам на дверь…
Мэгги выпрямила спину, пятна лихорадочного румянца горели на ее щеках.
– Мэгги, мы оба тебя любим, – сказал Моррисон. – И оба хотим на тебе жениться. А ты никак не можешь принять решение.
– Это еще одна возможность выбрать, – добавил Том.
– И единственный шанс понять, что собой представляет тот или иной мужчина.
– Проигравший переезжает в Калифорнию! – провозгласил Том. – Что скажешь, Мэгги?
– Но это немыслимо! – воскликнула Мэгги. – А если кто-нибудь узнает?
– Ты же знаешь, мы никому не скажем.
– Но что вы будете думать обо мне после этого?!
Быстрым умоляющим шепотом они начали убеждать ее в правильности такого решения. Взволнованная Мэгги выглядела испуганной и очень хорошенькой.
– Нет, я не должна… Я на самом деле никогда…
– Не волнуйся, дорогая, – говорили они, прикасаясь к ее плечам – каждый со своей стороны.
Вскоре дело было улажено. Подбросили монету. Моррисон наклонился посмотреть, что там, – и просиял. Том вышел из квартиры и отправился в кафе, из тех, что работают всю ночь. Взял газету, заказал кофе и принялся ждать. Большая стрелка на часах, казалось, еле двигалась. Капельки пота выступили у него на лбу. Он прочитал газетную колонку дважды, но не запомнил ни слова. Минуты тащились еле-еле.
Ровно через полчаса Моррисон вошел в кафе. Он старательно изображал полную невозмутимость. Том протянул ему газету и вышел в ночь. Моррисон заказал кофе, развернул газету и принялся ждать. Он следил за большой стрелкой часов, – казалось, она еле движется. Дважды прочитал колонку, но не смог бы повторить ни слова. Минуты еле ползли.
Ровно через полчаса Том вошел в кафе и с невозмутимым лицом уселся рядом.
– Она придет позже. Хочет еще подумать, – сказал Том.
– Хм, – отозвался Моррисон. Отдал Тому половину газеты и заказал еще кофе.
Они читали, украдкой переглядываясь. Через несколько минут обменялись половинами газеты и продолжили чтение. В конце концов Том аккуратно свернул свою газету и повернулся к Моррисону. После минутного колебания тот сделал то же самое. Оба взглянули на часы.
Они расплатились, вышли на улицу и посмотрели по сторонам.
Читать бесплатно другие книги:
