Часовые времени. Незримый бой Политов Дмитрий

Алексей. 1942

«Пешка» лежала на брюхе, устало уткнувшись острым носом в невысокий холм. Сильно пострадавшая еще в воздухе от огня вражеских истребителей и здорово покалеченная во время вынужденной посадки, она напоминала сейчас огромного диковинного зверя. Мертвого, разумеется. Хорошо еще, что бомбардировщик не загорелся.

Впрочем, единственному из уцелевших летчиков, молодому русоволосому парню с капитанской «шпалой» на голубых петлицах гимнастерки, видневшихся из-под распахнутого на груди комбинезона, что сидел на земле возле самолета, до этого, похоже, не было никакого дела. Он слепо смотрел на исклеванную пулями пилотскую кабину и бормотал себе под нос что-то неразборчивое, медленно, через силу, шевеля сухими запекшимися губами. Окажись с ним в этот момент кто-нибудь рядом да прислушайся хорошенько, наверняка счел бы за сумасшедшего.

— …предупреждал! А вы тогда смеялись надо мной, мол, что нам аборигены сделают? С нашей техникой справиться с ними пара пустяков. Проще пареной репы… Болтуны! А «мессеры» вот они — от солнца да сразу из всех стволов!.. И где вы теперь, а? Где, я спрашиваю?!.. Где ваша хваленая техника?!.. Молчите? Вот и правильно, чего теперь чушь-то всякую нести. Нынче думать надо, как задание все-таки выполнить. Может, подскажете что-нибудь? Только путное, лады?.. Ну же, ребята!..

Наверное, он бы мог сидеть так довольно долго, но послышавшийся вдалеке звук моторов заставил его замолчать и медленно повернуть голову. Слабый интерес мелькнул в глазах капитана. Облако пыли, в котором пока невозможно было что-то разглядеть, не спеша двигалось по степи в его сторону.

— Это еще кто к нам пожаловал? — Летчик не торопясь поднялся. Пошатнулся, едва не упал, но успел опереться одной рукой на корпус «пешки» и устоял. Слегка покачиваясь, будто пьяный, забрался на крыло и медленно двинулся вперед, к кабине. Там он бережно, словно боясь навредить, отодвинул в сторону тяжелое тело штурмана, неловко завалившееся на пулемет — руки все еще сжимали гашетки, — стараясь при этом не смотреть в застывшие навсегда глаза, немного повозился и вытащил оружие из крепления. Обернулся, взяв пулемет наперевес, и приготовился стрелять. Но уже через мгновение порывисто вздохнул и опустил ствол.

— Свои!

К месту падения пикировщика подъезжали, нещадно трясясь на ухабах и поднимая столб пыли до самого неба, четыре грузовика с прицепленными к ним сзади 76-мм орудиями ЗиС-3 и красноармейцами расчетов, густо набившимися в кузова.

— Товарищ… капитан, — выскочивший из кабины переднего автомобиля, затормозившего возле места аварии, лейтенант с открытым детским лицом на мгновение запнулся, пытаясь рассмотреть знаки различия летчика, — помощь нужна? Вы не ранены?

— Нормально. — Летчик криво улыбнулся, нервно дернув щекой. — Помоги лучше ребят моих вытащить, нужно похоронить их по-человечески.

— Самсонов! — заорал лейтенант, оборачиваясь.

— Есть! — Усатый здоровяк с «пилой» старшины уже подходил к кабине, бросая любопытные взгляды на распростершийся на земле бомбардировщик. — Сейчас все сделаем, товарищ командир. А ну, ребята! — Красноармейцы, подчиняясь его команде, откинули борт и начали спрыгивать на землю. Ехавшие позади грузовики также остановились, но оттуда пока что никто не вылезал.

— Только слышь, лейтенант, распорядись, чтобы бойцы твои ничего внутри без разрешения не трогали, у меня там техника секретная установлена — рвануть может.

— Как это?

— А ты что, про самоликвидаторы ничего не слышал? Сунешь нос, куда не следует, и все, амба. По кусочкам будут собирать.

— Самсонов!

— Да понял я. — Старшина остановился и покосился на замерших в отдалении, на почтительном расстоянии от самолета красноармейцев. — Товарищ капитан, вы уж тогда сами покажите нам, откуда лучше подобраться, хорошо?

— Договорились.

— …А дом этот в деревне еще мой дед построил. Правда, жить мы в нем толком и не жили — так уж получилось. Разве что дед по весне туда уезжал и, считай, до первых заморозков пропадал. А после его смерти мы этот дом только как дачу использовали. Участок от Москвы далеко находился, зато это были не пресловутые шесть соток, а почти целый гектар.

— Погодите, товарищ капитан, а что за шесть соток такие?

— Не перебивай!.. Ну вот, о чем это я? Ах да, вспомнил. Еще в раннем детстве я приезжал в эту усадьбу с садом, огородом и баней. Деревянная резная мебель — как привет из прошлого, шторки, сшитые бабушкой, запахи сухих трав, скрип калитки… Тут вечность живет.

— Ух, вы так интересно рассказываете — будто своими собственными глазами все вижу. Прям талант! Не писатель, часом, будете?

— Да нет, пожалуй. В молодости, правда, баловался маленько рассказиками всякими, но дальше как-то дело не пошло. Другие интересы, понимаешь, другая жизнь. Погоди-ка, мне кажется или идут?

— Да нет, вроде, почудилось вам, наверное? Хотя… надо же, ну и слух у вас, товарищ капитан — я только сейчас разобрал! Ну что, я к орудию побегу?

— Давай. И запомни, действуем так, как договорились, без ненужной самодеятельности. Усек?

— Обижаете, тащ капитан! Все в лучшем виде представим — они у нас собственной кровушкой умоются! Ну, бывайте, авось свидимся еще.

— Погоди.

— А?

— Тебя как звать-то, лейтенант?

— Миша. То есть Михаил! Михаил Астахов!.. А вас?

— Алексей Михайлович. Белугин. Ладно, беги, лейтенант Миша. А я пока покурю.

— …Товарищ капитан, разрешите спросить?

— Чего тебе, боец?

— А как тут на вашем пулемете лента заправляется, я что-то никак не соображу?

— Вот что, друг любезный, еще раз притронешься к секретной технике без моего разрешения, я тебе уши оборву. Понял? Приставили помогать, значит, помогай, а под руку не лезь — я сам тебе скажу, что делать надо!

— Да я чего — я ничего. Просто чудной какой-то пулемет, я таких и не видел никогда. Вот и поинтересовался.

— Поинтересовался он! За дорогой лучше смотри. Причем в оба глаза. А как танки фрицевские поближе подползут, так будешь мне запасные магази… тьфу, черт, диски подавать. И гляди у меня, замешкаешься, после боя самолично под трибунал отдам!

— Сначала выжить надо.

— Что?! Это еще откуда паникерские настроения у тебя вылезли? Смотри, парень, могу прямо сейчас тебя шлепнуть. Тебе, как я погляжу, все равно, когда помирать?

— Да понял я, понял. Чего ругаться-то?.. Вон они, немцы — с ними и ругайтесь сколько влезет!.. Ишь, как на параде прут. Гады!

— …Батарея, к бою!..

Если честно, Алексей мог только догадываться, чем руководствовался лейтенант Астахов, когда отдал приказ остановиться и начать готовить позиции для орудий. Видимо, у него имелось на этот счет распоряжение от начальства. Ну не по собственной же инициативе он решил поиграть в героя? Разумеется, Белугин предпочел бы, чтобы они с максимальной скоростью прорывались на восток, к своим, но, с другой стороны, если все побегут, то кто удержит фронт?

Вот поэтому в данный момент капитан Белугин выцеливал приземистый силуэт немецкого танка, уверенно прущий по дороге. В клубах пыли, поднявшихся, казалось, до небес, трудно было различить тип вражеской машины. Вроде «четверка»[1]. По документам, что довелось изучить в свое время, очень и очень неплохая машина, грозный враг советской противотанковой артиллерии. Алексей попробовал вспомнить его уязвимые места, но на ум ничего не приходило, и он решил не мудрствуя лукаво немного понаблюдать за началом боя и действовать по обстоятельствам.

Тем более что его «гауссовка» все равно вряд ли пробила бы лобовую броню — элементарно не хватало мощности. Но вот гусеницы, борта и ходовая… О! Вот и всплыли в памяти точки, куда можно ужалить этих бронированных гадов! Кстати, на его стороне играло то обстоятельство, что «гауссовка» хотя и бухала внушительно — пуля все же преодолевала звуковой барьер, не шутка! — но зато не выдавала себя вспышкой. А еще при выстреле практически не поднималась пыль у дульного среза. И Алексей намеревался воспользоваться своими преимуществами в полной мере.

— Огонь!

Замаскированные орудия дружно ударили по немецкой колонне. Астахов удачно выбрал место и время, и поэтому головной танк подбили практически сразу же. Он вильнул в сторону и замер, выбросив вверх факел пламени. Из распахнувшихся люков ломанулись члены экипажа, но артиллеристы уже перенесли огонь на идущие следом другие танки, грузовики с пехотой и бронетранспортеры.

— Стреляйте, товарищ капитан! — заорал на ухо возбужденный красноармеец.

— Заткнись! — приказал Белугин не оборачиваясь. Он поймал в прицел камуфлированный борт с намалеванным крестом, дождался, пока маркер не позеленеет, и аккуратно нажал на спуск. Великолепная оптика послушно показала рваную дыру в районе моторного отделения, откуда в следующую секунду рванулись языки пламени.

— Есть! — радостно завопил боец. — Горит, сволочь!

Алексей промолчал. Да и некогда было одергивать парня — бой разгорался нешуточный. Если в первые секунды немцы были ошеломлены внезапностью нападения, то уже в следующий момент они очень четко и организованно развернули танки, кинув их на подавление советской батареи. А пехота под их прикрытием рванула следом. Да, враг был силен и умел. И ломать хребет ему предстояло еще очень долго.

Белугин наметил себе следующую цель и открыл беглый огонь, стараясь сбить гусеницу танка с эмблемой в виде головы тигра на башне. Попал раза с пятого — мешала проклятая пыль. Да и близкие разрывы и свист пуль не добавляли спокойствия. И это при том, что немцы еще не вычислили точное расположение противника и били наобум.

— Диск давай, — приказал он второму номеру, заученно отщелкивая израсходованный магазин. Красноармеец торопливо протянул ему следующий. — Получайте, твари, это вам за ребят!

Неосторожно высунувшийся бронетранспортер круто завалился в сторону, описал широкий полукруг, давя собственную пехоту, и бессильно остановился. Видать, одна из гиперскоростных пуль убила водителя. Но Алексею некогда было упиваться успехом — мир сузился до размеров прицела, а в голове засело единственное желание — стрелять! Парень лихорадочно выпускал одну пулю за другой, отмечая с удовлетворением, что промахивается нечасто. Ему даже удалось повредить еще один танк — удачный выстрел заклинил башню, и «четверка» задним ходом начала отползать.

Потом совсем рядом рванул снаряд, и Белугин уткнулся в землю. Комья больно хлестанули его по спине, уши точно ватой забило, а тело подбросило немного вверх.

— Диск! — Алексей помотал головой. Ни черта не слышно! Все звуки куда-то пропали, зато почему-то невероятно обострилось зрение — он видел в мельчайших деталях и прилипшую к прикладу соринку, и тактический номер на движущемся хитрым зигзагом фрице. И даже знак отличия на мундире долговязого автоматчика, бегущего на него и распахнувшего в немом крике рот. Вот только рук напарника, который должен был поменять батарею, не наблюдалось.

Белугин повернул голову. Красноармеец лежал ничком на дне окопа, а на потемневшей от пота гимнастерке медленно набухало черное пятно. Убит. Алексей снял пилотку, обтер обильно выступивший пот на лбу, сам поменял магазин и опять сосредоточился на том, что происходило перед ним. На бушевавший вокруг огневой шторм и свист пуль над головой он не обращал никакого внимания.

Сквозь вату в ушах Алексей все-таки сумел разобрать, что как минимум два из четырех орудий уже молчат. Другие продолжали бешено стрелять, ведя с немцами неравную дуэль. Четыре вражеских танка горели, еще один стоял неподвижно со сбитой гусеницей, но продолжал стрелять из пушки и пулемета. Остальные умело маневрировали, но осторожничали и не лезли на рожон.

Зато немецкая пехота уже подобралась совсем близко к позициям советских артиллеристов — еще немного, и пустят в ход гранаты. Алексей тихо выматерился: пехотное прикрытие сейчас было бы в самый раз. А так… нет, Астахов, конечно, сделал, что смог, и его бойцы на скорую руку заминировали самые опасные направления, но сколько там мин — кошкины слезы!

Белугин высунулся из окопа и подстрелил парочку самых настырных фашистов. Правда, при этом его чуть не вырвало — гиперскоростная пуля «гауссовки» буквально разрывала человека в клочья, зрелище не для слабонервных. Но краешком сознания Алексей все трезво взвесил и понял: рубеж им не удержать. Еще несколько минут — и батарее придет конец. Тем более что на дороге показались новые танки с крестами на броне. Господи, да сколько же их прет-то?!

— Тащ капитан!

— Что?! — Алексей почувствовал, как кто-то трясет его за плечо, и обернулся. Чумазый солдатик наклонился к нему и проорал:

— Лейтенант просил передать, отходим!

Не дожидаясь ответа, он отпустил Белугина, повернулся и побежал, пригнувшись, по засыпанному наполовину ходу сообщения, ведущему в тыл.

Алексей огляделся. Справа заливался длинными, на расплав ствола, «максим», явно оставленный прикрыть отход. Ему помогало редкими выстрелами одно орудие. У другого мелькнула маленькая фигурка и тут же исчезла. А следом на позиции взметнулся вверх столб земли, кувыркаясь полетели искореженные железки.

«Подорвали пушку! — сообразил Белугин. — Значит, и мне пора ноги делать, пока фрицы не навалились». Он торопливо собрал нехитрые пожитки, закинул на плечо ставшую неподъемной «гауссовку» и метнулся вслед за посыльным.

Поплутав по извилистым ходам, вырвался наконец к балке, съехал по склону и скрылся в спасительном кустарнике. Здесь уже находились пара десятков оставшихся в живых батарейцев и Астахов. Лейтенант щеголял свежей повязкой на голове, пропитанной насквозь кровью, но держался молодцом.

— Как мы им врезали, а, товарищ капитан? — возбужденно выкрикнул он, заметив Алексея. — Будут знать, гады!

— Ты молодец, — честно сказал Белугин, запаленно дыша. — Останемся живы, все изложу в рапорте, наверняка к ордену представят.

Лейтенант отшатнулся.

— Разве я за награды воюю?! У меня сестренку под Брестом… — он задохнулся. — Я им за Лику стократ верну!

— Прости. — Алексей приложил руку к носу. На ладони осталась кровь. Надо же, и не заметил, когда кровотечение открылось. Он запрокинул голову. На зубах скрипел песок, а во рту тяжело ворочалась кровавая клейкая слюна. — Прости, — повторил он, — видать, здорово меня приложило, раз такую ерунду говорю.

— Ладно, — оттаял Астахов. — Мы сейчас еще пять минут подождем — вдруг еще кто-нибудь живой остался, — а потом на восток двинем. У меня там чуть дальше грузовики остались замаскированными, сколько сможем, на них проскочим, ну а там, уж как получится. Плохо, что обошли нас, судя по всему. Так что двигаться будем считай у немца в тылу. Правда, у них пока неразбериха, так что можем и проскочить на шару.

— Прорвемся, — уверенно улыбнулся Алексей. — Нам ведь еще Берлин брать, так что погибать сейчас не с руки.

Евгений. 1906

Сидя за столиком в уличном кафе, он неторопливо пил ароматный горячий кофе. В этот час — между завтраком и обедом — на улицах почти никого не было, и Евгений без опаски развернул свою газету, не боясь, что какой-нибудь случайный посетитель подсядет к нему и не даст почитать спокойно.

Повинуясь давнишней привычке, он сначала просмотрел последнюю страницу, перечитывая заинтересовавшие его заметки по нескольку раз, и только затем, когда весь материал оказался изучен вдоль и поперек самым внимательнейшим образом, перешел к передовице.

Здесь Евгений практически сразу зацепился взглядом за одну из статей. Его глаза буквально прикипели к нескольким десяткам строчек, жадно пожирая их раз за разом. Снова и снова перечитывая небольшую заметку, мужчина пришел в сильнейшее волнение. В какой-то момент он даже не сдержался и громко выругался по-французски, отчего лениво разглядывавший улицу официант с удивлением повернулся в его сторону. Никогда ранее постоянный посетитель их маленького заведения не позволял себе подобных выходок.

— Прошу прощения. — Евгений, сообразив, что ведет себя не слишком прилично, торопливо извинился. — Неприятные новости.

Официант недоверчиво покачал головой, но промолчал. В конце концов, какое ему дело до этого русского господина? Платит он всегда исправно, да и чаевые, когда обедает или ужинает, оставляет вполне неплохие, так что можно и потерпеть. Мало ли, может, и в самом деле какие-то нерадостные известия?.. О-ля-ля, а вон та малышка очень даже ничего!

Все эти чужие мысли напрягшийся было Евгений прочел на открытом и бесхитростном лице официанта и, успокоенный, вновь вернулся к своему чтению. Опять, в который уже раз, пробежал глазами статью.

Не может быть! Они потеряли Лешку, вот это номер! Но как, черт возьми, это могло произойти? Никогда раньше в Службе не происходило ничего подобного. Перед глазами всплыло лицо брата: Алексей широко улыбался и насмешливо говорил ему, что на получение такого простого задания даже и не рассчитывал. Просто небольшая скучная поездка, без особых приключений, и все. Рутина. И вот, на тебе! Группа как в воду канула и на связь не выходит. Черт побери, лучше бы Лешка отправился с эскадрой Рожественского, как это планировалось изначально, там в конце концов все просчитывалось заранее, и можно было ни о чем особо не беспокоиться. Ну да, японский плен, конечно, тоже не сахар, но он не идет ни в какое сравнение с нынешней ситуацией!

Интересно, а почему ничего не сообщается о ходе поисково-спасательных работ? Евгений торопливо пролистал газету, лихорадочно пожирая глазами текст. Ничего. Вообще. Ни единой строчки! Гм, а вот это тревожный звоночек. Евгений аккуратно сложил газету и положил ее на стол. Раньше, во время других заданий, он вспоминал о брате редко. Не до того было — стремительно меняющиеся условия головоломных операций, как правило, не давали возможности расслабиться.

Но в этот раз, так уж получилось, он вынужденно бездельничал в осеннем холодном, но солнечном Париже, вторую неделю, откровенно маясь от скуки. Что-то вдруг пошло не так в далеком Петербурге, и ему приходилось ждать условленного сигнала. А тут такая «радость»! И ведь самое тоскливое, не попросишься назад, не скажешь, так, мол, и так, брат пропал, хочу отправиться на его поиски. Тем более что Служба вполне откровенно донесла до него эту информацию сама, стараясь быть предельно честной перед своим сотрудником. В принципе могли и промолчать, дожидаясь его возвращения.

Евгений достал папиросы. Бесшумно появившийся рядом официант услужливо чиркнул спичкой. Кивком поблагодарив его, Белугин заказал себе еще кофе. Опять отчетливо вспомнился брат. Неужели убит? Да нет, ерунда! Он постарался отогнать прочь тягостные мысли. Все образуется, все непременно образуется. Пройдет день, максимум два, и Алексея найдут. Не могут не найти!

— Прошу меня извинить, вы… русский? — Белугин недовольно поморщился и поднял голову. Высокий худой господин в котелке, с неприятным лошадиным лицом, чрезвычайно похожий на англичанина, стоял возле столика, ожидая ответа.

— Чем обязан? — невежливо буркнул Евгений, хмуро глядя на незнакомца.

— О, прошу меня извинить за бестактность, я просто заметил вашу газету, набрался наглости и решил подойти. Так приятно, знаете ли, встретить в чужом городе земляка!.. Я присяду?

— Извольте.

— Давно приехали, осмелюсь полюбопытствовать?

— С неделю.

— И как вам Париж? Не находите, здешние женщины просто обворожительны.

— Не знаю, я женат и по борделям не шляюсь… Ну, здравствуйте, что ли, коллега?

«Англичанин» улыбнулся. Лицо его вдруг разом переменилось и стало ужасно привлекательным, вызывающим исключительно положительные чувства.

— Здравствуйте, Евгений Михайлович.

— Я так понимаю, раз вы появились, мне можно ехать в Россию?

— Совершенно верно. Правда, возникло одно обстоятельство…

— Ну, договаривайте, что там еще?

— Право, мне несколько неудобно, — худой помялся немного, — но руководство решило узнать, не считаете ли вы нужным прервать операцию?

Евгений почувствовал, что кровь вдруг прилила к лицу, ему стало жарко. Надо же, начальство все-таки выразило обеспокоенность по поводу душевного равновесия своего агента. Что ж, их можно понять, учитывая, насколько велика цена ошибки.

— Передайте… — Белугин закашлялся, торопливо взял чашечку кофе и одним глотком допил ее содержимое. — Извините. Передайте, что все будет в порядке. Я выполню приказ!

— Ну-ну. — «Англичанин» слабо улыбнулся. — Что ж, в таком случае отправляйтесь на вокзал. Билеты, документы, деньги — все уже ждет в вашем номере гостиницы. Заберете вещи, и вперед. Когда прибудете на место, дадите телеграмму в Берлин по известному вам адресу. Текст такой: «Добрался благополучно. Надеюсь на скорую встречу. Кузен». Запомнили?

— Конечно. — Белугин слушал внимательно, отбросив все прежние мысли, заставив себя сосредоточиться исключительно на работе. — План операции прежний?

— Да. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, с вами непременно свяжутся. Пароль по варианту три. Вопросы?

Евгений мотнул головой. О чем спрашивать, если все мельчайшие детали предстоящего задания давным-давно заучены наизусть?

— Ну тогда, как говорится, с Богом!

— Всего доброго. — Белугин порылся в кармане, выудил несколько монет и бросил их на стол. Пожал руку привставшему «англичанину», повернулся и направился к выходу. Но, сделав пару шагов, вдруг хлопнул себя по лбу и торопливо вернулся.

— Что-то забыли? — Худой вежливо улыбался, неторопливо раскуривая сигару.

— Да. Газету.

— Газету?

— Ну да. Это наша.

— Ай-ай-ай, — «англичанин» укоризненно покачал головой. — Неужели вам не жалко слабой психики какого-нибудь аборигена? Попади ему в руки такой материал, что он подумает?

Белугин смущенно улыбнулся.

— Думаете, поверит, что это не чей-то дурацкий розыгрыш?

— Вот уж не знаю. — Худой чиркнул острым взглядом по первой странице лежавшей перед ним на столе газеты, где чуть ниже названия отчетливо просматривалось число.

28 апреля 2248 года.

Алексей. 1942

Разведчик вел их грамотно. Это ночью можно было уйти с передовой напрямик, почти не таясь, а днем следовало избегать открытых мест. Сначала они долго шли по балке, пролегавшей почти параллельно линии фронта. Затем, наметив заранее укрытия, двумя короткими бросками преодолели опасный участок, находящийся под прицелом немецких снайперов.

— Почти каждый день кого-нибудь, да подстрелят, сволочи! — угрюмо сказал разведчик, вытирая рукавом пот с лица, когда они оказались в безопасности, добежав до соседнего оврага. Впрочем, практически сразу противно завыли вражеские минометы, и пришлось снова вжиматься лицом в сухую землю, закрывая голову руками и надеясь, что все обойдется.

Обошлось. Единственной неприятностью стал осколок, нашедший флягу на ремне Алексея. Белугин, лежа ничком, почувствовал, как что-то ударило его в бок — по крайней мере, так показалось в первую секунду. Живот мгновенно свело противной судорогой в ожидании скорой боли, но… время шло, а она все не приходила и не приходила, и в конце концов капитан решился взглянуть на «рану». Увидев маленький зазубренный кусочек металла, пробивший флягу, он долго нервно смеялся, отходя от приступа паники.

— Повезло вам, товарищ капитан, — понимающе кивнул разведчик, увидев причину его внезапного веселья. — Чуть в сторону, и… Вчера тут неподалеку, у реки, взвод новобранцев накрыло, так в живых почитай никого и не осталось, все полегли. Повоевали, называется — даже оружия в руки никто взять не успел.

— А ты откуда знаешь? — заинтересовался почему-то Самсонов.

— Да мы с ребятами после ходили туда, малость пошуровали по их «сидорам», съестное искали, — равнодушно пояснил разведчик, сторожко прислушиваясь. — Кажись, перестали. Ходу!

Спустились к ручью. Дальше шли вдоль него, держась за зарослями ивняка. Время от времени над головой посвистывали пули да пролетал шальной снаряд, и тогда люди замирали и пригибались.

Алексей почему-то вдруг вспомнил, как они перебирались через речку, отделявшую советские позиции от немецких. К берегу, преодолев незаметно фашистские окопы, подползли ночью, а потом, выбрав подходящий момент, разом бросились вперед. До противоположного берега было недалеко, метров пятьдесят, вода доходила всего лишь до пояса, но бежать оказалось нелегко. Быстрое течение норовило сбить с ног, галька то и дело выскальзывала из-под ног, а вода казалась плотной, почти резиновой. К тому же в мозгу постоянно крутилась мысль, что их вот-вот заметят, саданут из пулемета, и тогда все, каюк. И от этого движения еще больше становились нервными, хаотичными.

Примерно на середине реки по ним и в самом деле начали стрелять. Сначала вверх взмыла осветительная ракета, залившая все вокруг дрожащим, режущим глаза светом, а затем после небольшой паузы заработало сразу несколько пулеметов и автоматов и часто-часто захлопали винтовки. Бедолага Астахов, бегущий слева, тоненько вскрикнул и рухнул в воду как подкошенный, и тогда Белугин, хрипло матерясь, вскинул тяжеленную, ставшую практически неподъемной «гауссовку» и врезал от души, широким веером, ориентируясь на вспышки.

— Ну вот, почти пришли, — объявил разведчик, поправляя сбившийся с плеча ремень «ППШ». — Землянка особистов за тем взгорком находится, видите?

Белугина, как старшего по званию, вызвали первым. Особист, бритый наголо старлей с маленьким шрамиком над левой бровью, долго рассматривал его документы, недоверчиво при этом хмыкая.

— Значит, говорите, из 150-го бомбардировочного полка?.. А командир у вас кто?

— Полковник Полбин. Иван Семенович.

— Угу. А заместителя его как зовут?..

Алексей отвечал механически, с тревогой замечая, как с каждым новым его ответом старший лейтенант все больше и больше подбирается, словно готовится вот-вот наброситься на него. Но этого ведь просто не могло быть — в Службе всегда очень тщательно подходили к вопросу подготовки легенды оперативников, и Белугин мог поклясться, что все его бумаги оформлены как положено, с учетом мельчайших подробностей и всех возможных кодовых значков и секреток, действовавших в это время.

И тем не менее факт оставался фактом — особист явно что-то заподозрил! Глаза его горели мрачным торжеством хищника, играющего с беспомощной жертвой, а на лице блуждала ироническая улыбка, словно говорящая: «Мели, мели, Емеля. Уж я-то про тебя все знаю!»

— Вы меня в чем-то подозреваете? — не выдержал Белугин, поднимаясь с места и нависая над столом. — Скажите прямо!

— Ну-ну, не надо так нервничать, — засмеялся старлей. — Что это вы так вскинулись, капитан? А ну-ка, сядьте обратно на табуреточку. Ну!

— Сначала объяснитесь! — потребовал Алексей, прикидывая, сможет ли дотянуться до особиста и вырубить того одним ударом или нет. По всему выходило, что должно было получиться. Главное, это не дать ему ухватиться за оружие — «ТТ» лежал на столе рядом с левой рукой старшего лейтенанта. А дальше… дальше будет видно. На улице вроде бы только один часовой у входа, он не в счет, потом оставшиеся в живых артиллеристы — эти вряд ли помешают ему… кто там еще?

— Сидеть! — рявкнул вдруг особист так, что Белугин на одно маленькое мгновение замешкался, растерялся, а уже в следующее тяжелый удар прикладом обрушился на него сзади, и капитан полетел вниз, проваливаясь в черный омут беспамятства.

— …Думал обмануть меня, дурачок? — старший лейтенант, наклонившийся к лежавшему навзничь Алексею, говорил негромко и с притворной ласковостью. — Решил, что раз все бойцы видели, как ты с ними плечом к плечу против немецких танков дрался, так все шито-крыто будет? Никто ничего не узнает? Э, нет, шалишь, дружочек. Нам про тебя все известно! И про самолет твой, что ни в одном полку не значится, и про оружие странное… а ну, говори, сука, куда пулемет свой дел?.. Фамилия, звание, цель заброски?!

— Сдурел, старшой. — Белугин зашелся в мучительном кашле, от которого в голове вспыхнула звенящая боль, сводящая с ума, а перед глазами заплясали разноцветные огоньки. — Какое, к лешему, задание? Запросите полк, там все подтвердят.

— Ты нас за идиотов не держи, ладно? — с прежней ласковостью попросил особист. — Запросили уже. Как только вчера донесение о вас с передовой пришло, так сразу же и запросили. И, что интересно, ответ получили. Капитан Белугин, Алексей Михайлович, в списках личного состава не значится. И никто из командования про тебя не знает. Понял, гнида? — В следующую секунду мысок чекистского сапога больно ударил Алексея под ребра. — Говори, падаль!

А вот это было уже совсем плохо. Очень. Белугин искренне надеялся, что у него в запасе есть хотя бы один-два дня, за которые он, пока идет проверка, сумеет незаметно ускользнуть из расположения полка. Кто ж знал, что особист умудрится каким-то неведомым образом связаться с бомбардировочным полком и навести там справки? Хотя почему неведомым — скорее всего запросили по радио, только и делов. Наверное… Но тогда возникает другой вопрос: с каких пирогов столь неожиданное рвение? Почему летчик со сбитого бомбардировщика вызвал такой неподдельный интерес у военной контрразведки? Где он, черт побери, прокололся?!.. «Гауссовка»? Пожалуй. Хотя, с другой стороны, внешне ее можно было вполне принять за новую модель авиационного пулемета, применявшегося здешними аборигенами. Ну и что с того, что он с нескольких выстрелов поражает танк, а при стрельбе отсутствует привычная отдача, вспышки выстрелов и вылетающие стреляные гильзы? Мало ли какую хитрую штуковину придумали славные советские оружейники! Поди докажи теперь обратное — «гауссовку» он благоразумно утопил ночью в речке. Нету ничего, не предъявишь! Почудилось все солдатикам. Бывает. Да и потом, сколько их осталось из тех, что видели странное оружие вблизи — один или двое?

— Хорош молчать, вражина!.. Говори!.. Говори! — Новый удар, пришедшийся в плечо, сбил Алексея с мысли. А следом посыпались другие. Нет, так дальше продолжаться не могло, этот садист таким макаром быстро превратит его в калеку. Попробовать сбить его с ног? Нет, не выйдет, вон в углу два автоматчика караулят.

— Стой, лейтенант!.. Хорош, тебе говорят!.. Я все скажу!!

— Ай, молодца, — расплылся в улыбке особист. — Давно бы так! И что ты мне хочешь рассказать?

— Надо распороть подкладку моей гимнастерки, — тяжело проговорил Алексей, пытаясь перевести дух и хоть немного прийти в себя.

— О как! Что ж это я сразу не догадался? — искренне расстроился старлей. — У вас же, фрицев, всегда так. Эй, Неумоин, а ну-ка пособи шпиону.

Один из автоматчиков отложил оружие и, потянув из ножен на поясе финку, молча направился к Белугину. Несколько быстрых движений, и вот уже особист развернул шелковый лоскуток. Внимательно прочел. Потом еще раз. Нервно сглотнул, замахал руками на автоматчиков:

— Пошли прочь!.. Быстро, кому говорю! — И растерянно повернулся к Алексею. — Я же не знал… Честное слово не знал, товарищ капитан государственной безопасности…

Евгений. 1906

В Петербург он прибыл поздно вечером. Путая следы, точно заяц, сменил несколько извозчиков, и только через сорок минут добрался до конспиративной квартиры, расположенной в большом пятиэтажном доме. Встречал его самолично один из руководителей организации, товарищ Аристарх, кряжистый, седой как лунь старик с окладистой бородой. Внешне благообразный, с ясными лучистыми глазами ребенка, ужасно похожий на священника, он славился крайне радикальными взглядами, патологической подозрительностью, беспощадностью и полнейшим равнодушием к проливаемой по его приказам крови. Белугину стоило больших усилий оставаться корректным и спокойным при общении с этим упырем.

— Как доехали? — Старик уперся в Евгения пронзительным испытующим взглядом. — Надеюсь, проблем при пересечении границы не было?

— Все в порядке, — поспешил успокоить его Белугин. — Товарищи из парижского отделения снабдили меня вполне надежными документами.

— Деньги привезли? Мы тут страсть как нуждаемся в деньгах!

— Ах, ну что вы так сразу набрасываетесь на Эжена? Дайте ему хотя бы раздеться! — Миловидная стройная брюнетка, выглянувшая в прихожую, улыбалась так открыто и заразительно, что Белугин не удержался и радостно засмеялся в ответ.

— Ольга! И ты здесь? Вот уж не ожидал тебя увидеть — говорили, что ты скрываешься после акции в Одессе где-то на юге, в поместье богатого немца-колониста?

— Ах, он оказался решительно невозможен. Все время приставал с предложениями руки и сердца. Пришлось сбежать от него по-английски. Фи! — Брюнетка капризно надула губки. — Впрочем, что это мы стоим в дверях? Пойдемте лучше чай пить.

В комнате было сильно накурено. За круглым столом, на котором в живописном беспорядке громоздились всевозможные бутылки, свертки, грязные тарелки и наполненные доверху пепельницы, сидели хорошо знакомые Белугину инженер Тарасевич и молодой человек во флотском мундире, скрывающийся за звучным псевдонимом Нельсон.

«Э-ээ, похоже, я прибыл очень вовремя! — моментально сообразил Евгений. — В таком составе комитет может собраться только для одной цели — подготовка к акции. Что ж, значит, расчеты Службы оказались верными».

После того как Белугин окончил доклад о своей заграничной поездке, товарищ Аристарх на правах старшего изложил основные цели заседания.

— …Зимнее выступление окончилось полным провалом. Хотим мы того или нет, но активность рабочих в последние несколько месяцев заметно пошла на убыль. В городах свирепствует охранка. Многие наши ячейки разгромлены, уничтожены несколько подпольных типографий, полиция захватила созданные с таким трудом склады оружия. Я бы сказал, что наблюдается известное желание части ранее сочувствовавших нашему движению теперь отойти в сторону, дистанцироваться от нас. Мы не можем допустить этого! Необходимо не только напомнить о себе, но и продемонстрировать нашу силу, нашу решимость продолжать борьбу, а главное, привязать к себе всех колеблющихся и сомневающихся. Я думаю, что большая кровь, акт устрашения, как нельзя лучше подходит для этого…

«Вурдалак. Самый настоящий вурдалак, — мрачно думал Евгений, рассматривая спокойное лицо Аристарха, говорившего о по-настоящему страшных вещах совершенно спокойно и даже равнодушно. — А вот интересно, если сейчас достать револьвер и перестрелять всю эту шатию-братию, а его оставить на закуску — будет просить пощады или нет? Пожалуй, что нет — настоящий фанатик. Раньше такие на плаху шли не колеблясь и не раскаиваясь, так этот такой же. Черт, аж руки чешутся в них барабан разрядить!»

— …нужно сделать все быстро, решительно и, по возможности, с большим шумом. Так, чтобы эхо по всей Руси прокатилось! Поэтому я считаю, что от прежних методов привлечения для исполнения всяких-разных прекраснодушных дураков-идеалистов в этот раз следует отказаться. Требуется серьезный, хладнокровный профессионал…

«Что ты знаешь о профессионалах, старик? — с грустной иронией подумал Белугин. — Да любой спец по силовым операциям из Службы раскурочит вашу сраную планетку за считаные часы, встряхнет ее, будто грязный коврик, а затем положит на место девственно-чистой — без единого человечишки. Вся загвоздка только в том, что по необъяснимой прихоти мироздания мы не можем перебросить к вам по-настоящему мощное оружие и вынуждены ограничиваться допотопными образцами, играясь в вашей детской песочнице. Да и нет у нас такой задачи. Пока! А как появится… что ж, в принципе можно обойтись и без ударного звездолета — несколько удачно подобранных штаммов какой-нибудь «африканки» работают тоже вполне качественно».

— …Есть предложение доверить эту честь товарищу Евгению…

— Позвольте! — порывисто вскинулся Нельсон. — Но мне еще в прошлый раз обещали, что следующая акция непременно будет поручена мне? Как же так, товарищи?

— Вы сыграете очень важную роль на своем месте, — сухо обронил Тарасевич, нервно хрустнув пальцами. — Организация недаром продвигала вас по службе все эти годы, выводя на ключевую позицию. Я думаю, ни у кого нет иллюзий по поводу того, чего нам это стоило? Ну так вот, извольте теперь беспрекословно подчиняться решениям комитета. Понятно?

— Понятно, — недовольно пробурчал заметно сникший моряк, демонстративно разглядывая самый дальний угол комнаты.

— Что с оружием? — деловито осведомилась Ольга. — Используем динамит?

— Естественно. — Аристарх вкусно хрумкнул баранкой и шумно отхлебнул чаю.

— Согласен, — коротко бросил Тарасевич.

— У меня иное предложение. — Белугин невозмутимо закурил, выпустил пару идеально ровных колец и продолжил как ни в чем не бывало: — Если уж мы хотим, чтобы акция по-настоящему шокировала общество, то я думаю, что гораздо большего эффекта мы достигнем, если захватим объект вместе со всей семьей, а после устроим показательную казнь.

— Бля… — не сдержался Нельсон. Он сидел в полном изумлении, выпучив на Евгения глаза. Впрочем, остальные товарищи выглядели не лучше, служа прекрасной иллюстрацией к финальной сцене из «Ревизора».

— Кхм!.. Однако! — Аристарх также утратил свою всегдашнюю невозмутимость, но опомнился раньше всех. — Это только ваше предложение или заграничного отделения тоже?

«Хорошо держится старикан! — отдал ему должное Белугин. — Я бы на его месте, пожалуй, еще пару минут в прострации находился».

— Решение общее.

— Когда вы сможете предоставить предварительный план акции? — Глаза Ольги лихорадочно блестели, на щеках алел тревожный румянец, а губы увлажнились и слегка приоткрылись, открывая идеальные белоснежные зубки и маленький розовый язычок.

«Вот это да! Неужели ее так возбуждают убийства? Хотя если вспомнить, что она сама вызвалась тогда застрелить чиновника из судебного ведомства…» — Евгений не успел додумать эту мысль, потому что в прихожей раздался неясный шум, потом сильно грохнуло, и в комнату с вытаращенными глазами ворвался высокий бледный юноша в студенческой тужурке — хозяин квартиры.

— Полиция!!

В следующую секунду он полетел вперед, получив сильный удар в спину, а в дверях возник усатый здоровяк в жандармском мундире с массивным «смит-и-вессоном» в руке. За ним виднелось еще несколько неясных силуэтов.

— Сидеть! — грубо заорал жандарм страшным голосом. — Не двигаться!

…А потом товарищ Аристарх спокойно поднял руку и дважды выстрелил в него из маленького блестящего «браунинга», появившегося в его руке словно по волшебству.

Алексей. 1942

— Кто именно несет персональную ответственность за провал операции? — Комиссар госбезопасности третьего ранга Ведерников, моложавый мужчина с красивым, но холодным, словно застывшим навсегда лицом, равнодушно точил маленьким перочинным ножичком сломавшийся карандаш, даже не глядя на сидевшего перед ним Белугина.

Вот простенький вроде бы на первый взгляд вопрос, да только как на него ответить? Алексей поерзал на неудобном табурете, помялся, а затем осторожно сказал:

— Наверное, я.

— Наверное? Мне не нужны предположения, меня интересует точная — я подчеркиваю! — точная информация. Три подготовленных оперативника, скрупулезно проработанная легенда, энергия, затраченная на переброску в эту эпоху дорогостоящего оборудования… дальше перечислять надо?! И все ради чего? Два трупа наших сотрудников, уничтоженная безвозвратно машина, обошедшаяся в кругленькую сумму, планы, полетевшие ко всем чертям… А он мне: «Наверное», — передразнил Белугина комиссар. И куда только его прежняя невозмутимость подевалась?

— Виноват! — Белугин тяжело поднялся. — Ответственность за срыв операции несу я. Готов понести любое наказание.

— Так уж и любое? — прищурился комиссар. — А если я сейчас своим хлопцам мигну, и они тебя из блиндажика выведут, да и шлепнут за ближайшим поворотом траншеи, а?.. В глаза смотреть! Тоже мне, жертвенный агнец нашелся. Думаешь, я тебя просто обратно отправлю, а там тебя ласково пожурят да на пару месяцев в какую-нибудь второсортную реальность отправят грехи замаливать? Хрен тебе, солдатик!.. Дуля с маком! — Гэбэшник с удовольствием продемонстрировал опешившему Алексею внушительную фигу. — Ты мне, клоун, здесь и сейчас все до последнего отработаешь. Как папа Карло будешь пахать. Понял?!

— Товарищ комиссар! — заглянувший в блиндаж сержант госбезопасности, ражий детина с пустыми оловянными глазами, скользнул по застывшему столбом Белугину коротким равнодушным взглядом. — Комполка местный вас просит на его НП подойти. Говорит, что-то важное. Отказать?

Комиссар задумчиво покрутил карандаш, а потом резко поднялся из-за стола:

— Да ну зачем же, уважим майора. И вот еще, ты, Белугин, давай-ка со мною, нечего здесь прохлаждаться. — Алексей покорно последовал за ним. А что ему еще оставалось делать?

Обстановка на наблюдательном пункте была тревожной. Находящиеся здесь командиры активно пытались прикидываться малозначащими деталями интерьера, ординарцы и связисты забились по углам, а комполка, уже знакомый Алексею майор с орденом Красной Звезды и медалью «XX лет РККА» на выгоревшей добела гимнастерке, орал что есть мочи в трубку телефона:

— Борисов!.. Борисов, твою мать, делай что хочешь, но бегущих останови!.. Останови, говорю!.. Не знаю, как. Хоть сам в поле перед ними выходи!.. Болван! — это уже прозвучало после того, как несчастная трубка полетела в сторону. — Товарищ комиссар… — комполка заметил появившегося гэбэшника и вяло попытался изобразить уставное приветствие вышестоящего по званию.

— Отставить, — нетерпеливо отмахнулся Ведерников. — В чем дело, товарищ майор? Насколько я понимаю, вы меня пригласили сюда не в качестве последнего резерва?

— Да вы сами посмотрите, — плачуще отозвался комполка, уступая свое место у стереотрубы. — Как раз по вашему ведомству дельце! — Чекист решительно двинулся вперед и припал к окулярам. Белугин последовал за ним, нахально позаимствовав на ходу чей-то сиротливо лежащий на бруствере бинокль.

Да уж, положеньице! Когда стремительно скакнувшее к нему расстояние послушно сжалось, картина намечающегося разгрома предстала во всей красе. Немцы, силами до батальона, при поддержке десятка танков, вклинились в оборонительные порядки на левом фланге полка и решительно рвались вперед, умело гася вялое сопротивление красноармейцев.

Тут и там в степи можно было заметить уже оставивших свои позиции бойцов, бегущих в панике в тыл. Попытки сержантов и командиров остановить их успеха, судя по всему, не имели. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — совсем скоро немцы окончательно сомнут наши войска и вырвутся на оперативный простор.

— Я не понял. — Комиссар оторвался от созерцания этой весьма неприглядной картины и раздраженно прищелкнул пальцами. — А почему молчит наша артиллерия? Поддержали бы пехоту огоньком, глядишь, спеси у фрицев мигом поубавилось бы?