Великие дерзания Браун Брене

Стиву. Ты делаешь мир лучше, а меня смелее

Что такое «Великие дерзания»?

Словосочетание «великие дерзания» впервые употребил Теодор Рузвельт в своей знаменитой речи «Гражданство в республике» [1] , произнесенной 23 апреля 1910 года в Париже, в Сорбонне. Вот отрывок, который принес этому выступлению известность:

«Нет, не критик, который все заранее рассчитывает, не человек, указывающий, где сильный споткнулся или где тот, кто делает дело, мог бы справиться с ним лучше, – уважения достоин тот, кто на самом деле находится на арене, у кого лицо покрыто потом, измазано кровью и грязью, кто отважно борется, кто допускает ошибки и раз за разом проигрывает, кто знает, что такое великий энтузиазм, великая преданность и не позволяет себе свернуть с достойного курса, кто, если ему повезет, достигает в итоге высочайшего триумфа, а если не повезет, если он проигрывает, то по крайней мере после великих дерзаний…»

Впервые ознакомившись с этим высказыванием, я сразу подумала, что, по сути, Рузвельт говорит об уязвимости. Осознанию и пониманию проблем, связанных именно с этой характерной особенностью я посвятила те десять лет, что занималась ее исследованием. Уязвимость – это когда ты не знаешь, ждет тебя поражение или победа, это понимание того, что может случиться и то и другое; это активное участие в жизни; это полная вовлеченность, работа в полную силу. Уязвимость – это когда ты не знаешь, ждет ли тебя поражение или победа, это понимание того, что может случиться и то и другое; это активное участие в жизни; это полная вовлеченность, работа в полную силу».

Уязвимость – это вовсе не слабость, как многие привыкли думать. Неопределенность, риск и эмоциональная незащищенность – вот неотъемлемые компоненты нашей повседневной жизни, поэтому нам просто надо выбрать – принимать эти чувства или отрицать их, прибегая к помощи различных психологических средств самозащиты. Готовность открыться и смириться со своей уязвимостью определяет степень нашего мужества и четкости нашей цели. Степень защиты от уязвимости – это мера страха и внутреннего разлада.

Если мы откладываем «выход на арену» до тех пор, пока не станем идеальными и непробиваемыми, мы жертвуем отношениями и возможностями, которые могут больше не представиться; мы бесполезно тратим свое драгоценное время и упускаем возможность сделать уникальный вклад в нашу собственную жизнь.

Цель стать идеальным и непробиваемым очень соблазнительна, но недостижима. Мы должны «выходить на арену», и не важно, что под этим подразумевается – новые отношения, важная встреча, творческий процесс или сложный семейный разговор. Мы должны появляться с мужеством и готовностью участвовать в любых делах и спорах. Вместо того чтобы оставаться в тени, взвешивая различные советы и суждения, мы должны осмелиться выйти на свет и показать себя – пусть нас видят . Это уязвимость. Это великие дерзания .

Давайте вместе найдем ответы на вопросы:

• Что провоцирует страх уязвимости?

• Как мы защищаемся от уязвимости?

• Как мы расплачиваемся за то, что прячемся в своей скорлупе и теряем взаимосвязь с окружающими?

Введение. Мои приключения «на арене»

Я посмотрела ей в глаза и сказала: «Я ненавижу эту чертову уязвимость». Я учла, что она – психоаналитик, и наверняка встречала случаи и посложнее моего, а кроме того, чем быстрее она поймет суть дела, тем быстрее мы разберемся со всей этой терапией. «Я ненавижу неопределенность. Я ненавижу незнание. Я не могу оставаться незащищенной, зная, что рискую разочароваться или ощутить боль. Это слишком мучительно. Уязвимость – это очень сложно. Это страдания. Вы понимаете, о чем я говорю?»

Диана кивнула: «Да, я знаю, что такое уязвимость. Я хорошо это знаю. Это одна из лучших эмоций». Потом она посмотрела на меня с улыбкой, будто в ее мыслях возник образ чего-то действительно прекрасного. Я уверена, что в тот момент я выглядела растерянной, поскольку мне было непонятно, чему тут можно радоваться. Я даже испытала легкое беспокойство о своей собеседнице, не говоря уже о себе.

«Но я сказала бы, что это мучительная эмоция, а не прекрасная , – продолжала я. – И еще для полноты картины я хочу подчеркнуть, что если бы мое исследование не привело к выявлению взаимосвязи между уязвимостью и искренностью, то я бы здесь не сидела. Я ненавижу уязвимость».

«А как вы ее ощущаете?» – поинтересовалась Диана.

«Я чувствую себя не в своей тарелке. Словно мне необходимо урегулировать все происходящее вокруг, и сделать так, чтобы стало лучше».

«А если вы не можете этого сделать?»

«Тогда мне хочется ударить кого-нибудь по лицу».

«И что, вы распускаете руки?»

«Нет. Конечно же нет».

«Тогда что вы предпринимаете?»

«Принимаюсь за уборку дома. Ем арахисовое масло. Ищу виновных. Пытаюсь сделать все вокруг себя идеальным. Стараюсь все контролировать».

«А когда вы чувствуете себя наиболее уязвимой?»

«Когда мне страшно. – Диана молча смотрела на меня, ожидая продолжения. – Когда я волнуюсь и не уверена относительно того, как все сложится, или когда мне предстоит сложный разговор, или я делаю что-то новое и испытываю дискомфорт. – Еще одна пауза. Диана кивнула, побуждая меня продолжать. – Когда я думаю, как сильно я люблю своих детей и Стива, и во что превратится моя жизнь, если с ними что-то случится. Когда я вижу, что моим близким тяжело, но я ничем не могу помочь им, кроме того, чтобы просто быть с ними рядом».

«Я понимаю».

«Еще это чувство приходит, когда все складывается слишком хорошо, а я этого пугаюсь. Или когда все слишком плохо. Я бы хотела, чтобы это чувство было прекрасным, но оно для меня мучительно. Можно как-то изменить его?»

«Да, думаю, можно».

«Может, вы дадите мне какое-то задание на дом или что-то вроде того? Может, мне надо что-то проанализировать или пересмотреть?»

«Нет, никаких пересмотров и заданий на дом. Не стоит ждать победы над этим чувством или каких-то наград. Нужно меньше думать и больше чувствовать».

«А могу ли я сделать свой мир прекрасным, не испытывая чувство уязвимости?»

«Нет».

«Вот черт. Это довольно неприятно».

Если вы еще ничего не знаете обо мне, не читали моих книг, не заходили на мой сайт, не смотрели мои 18-минутные выступления на конференции TED [2] , то я попробую наверстать упущенное на страницах этой книги. А если, наоборот, вам кажется, что вы слышали мое имя слишком часто, то пропустите полностью данный раздел и почитайте приложение в самом конце.

Вся моя жизнь прошла в попытках обогнать и перехитрить уязвимость. Я уроженка Техаса в пятом поколении, девиз нашей семьи: «Вперед и с песней», поэтому я подошла к преодолению собственных психологических проблем (чувств неприязни, неопределенности и эмоциональной незащищенности) очень честно. В средней школе большинство из нас начинает бороться с уязвимостью, и я тоже начала развивать и отрабатывать собственные навыки в этом деле.

С течением времени я перепробовала самые разные способы: от «хорошей девочки», бесконечно стремящейся к идеалу, до курящего поэта, рьяной активистки, карьеристки и любительницы развлечений. На первый взгляд, все эти «роли» могут показаться вполне понятными и даже прогнозируемыми стадиями развития личности, но для меня это было нечто большее. Каждый из этих этапов стал для меня броней, которая защищала от чрезмерной вовлеченности и уязвимости. Каждый мой образ был стратегией поведения и строился на одном и том же принципе: держать окружающих на безопасном расстоянии и всегда иметь план отступления .

Кроме страха уязвимости я также унаследовала от родителей доброе сердце и умение сочувствовать людям. В результате, когда мне было под 30, я ушла из компании AT&T [3] , где работала менеджером, и устроилась официанткой, а позже вернулась в школу в качестве социального работника. Я никогда не забуду, как пришла поговорить со своей начальницей в AT&T об увольнении. Она мне сказала: «Я попробую угадать. Либо ты уходишь трудиться социальным работником, либо виджеем на программу MTV о тяжелом роке “Соло металлиста” (Headbanger’s Ball)»?

Как и многим другим, задействованным в социальной работе, мне нравилась идея помогать людям и обществу в целом. К тому моменту, когда я получила степень бакалавра и поставила себе следующую цель – стать магистром, я поняла, что социальная работа не связана с устранением проблем. Она связана с умением работать в конкретной ситуации с данной суммой факторов и характерами, с проявлением сочувствия. Здесь все основано на том, чтобы вникнуть в каждую конкретную ситуацию, учесть неоднозначность и неопределенность, проявить готовность сопереживать и поддерживать, чтобы человек сам мог найти свой путь. Одним словом, это довольно тяжелая работа.

Я пыталась понять, как сделать так, чтобы моя деятельность в роли социального работника действительно приносила пользу людям, и в какой-то момент один из профессоров, руководивших моей научно-исследовательской работой, сказал: «Если вы не можете чего-то измерить, то этого просто не существует». Он объяснил, что в отличие от других дисциплин курса, научно-исследовательская работа связана с прогнозированием и контролем. Я была поражена. То есть получается, что вместо того, чтобы сопереживать и поддерживать, я могу посвятить карьеру прогнозированию и контролю? Ура! Я нашла свое призвание.

С получением степеней бакалавра, магистра и доктора наук по социальной работе я точно усвоила вот что: в эту сферу нас привело желание ощутить взаимосвязь с людьми. Как ни крути, мы запрограммированы на отношения с другими – это цель и смысл нашей жизни, и если нас лишить этих отношений, это причинит нам страдания. Я хотела написать монографию, чтобы объяснить с научных позиций анатомию взаимосвязи и человеческих взаимоотношений.

Мне казалось, что изучать взаимосвязи – дело нехитрое, однако не успела я продвинуться в своем анализе ни на шаг, как меня сбили с пути участники моего исследования. Я просила их рассказать о наиболее важных отношениях и опыте взаимосвязи, а они рассказывали о наиболее драматичных моментах своей жизни, о предательстве и о стыде – страхе быть недостойными реальных отношений. Люди по своей природе склонны характеризовать вещи не так, как следует, а смещая понятия, и это особенно верно, если говорить о нашем эмоциональном опыте.

Затем, совершенно случайно, я стала исследовать стыд и сочувствие. Я потратила 6 лет на разработку теории [1], которая объясняет, что такое стыд, как он возникает, к чему приводит это чувство, и как мы развиваем психологическую устойчивость к мнению тех, кто считает, что мы недостаточно хороши, не достойны любви и близких отношений. В 2006 году я поняла, что мне нужно не только сформулировать понимание стыда, но и ответить еще на один важный вопрос: «Какие общие черты объединяют людей, наиболее устойчивых к стыду и убежденных в своей значимости?» (Я называю таких людей искренними.)

В глубине души я хотела, чтобы ответ звучал так: «Они все исследуют стыд. Ведь чтобы быть искренним, нужно очень много знать о стыде». Но, конечно, этого было мало. Понимание что такое стыд – его причин и слагаемых – это лишь одно из условий, при которых человек способен быть искренним и взаимодействовать с миром, осознавая собственную значимость. В книге «Дары несовершенства» [4] [2] я сформулировала 10 рекомендаций или основных принципов, которые помогают освободиться от привычных представлений и прийти к искренности.

1. Развитие аутентичности: освобождает от заботы о том, что думают о тебе другие люди.

2. Развитие сострадания к себе: освобождает от перфекционизма.

3. Укрепление устойчивости духа: освобождает от скованности и чувства беспомощности.

4. Умение выражать чувства благодарности и радости: освобождает от ощущения неполноценности и страха неизведанного.

5. Развитие интуиции и доверия: освобождает от необходимости все проверять.

6. Развитие творческих способностей: освобождает от сравнивания.

7. Достижение равновесия между работой и отдыхом: помогает избавиться от перенапряжения как неизменного состояния жизни и стремления считать собственную производительность ключевым показателем самооценки.

8. Достижение спокойствия: освобождает от беспокойства как стиля жизни.

9. Занятие значимой работой: освобождает от неуверенности в себе и чувства обязательности.

Когда я проанализировала полученные данные, то поняла, что в моей жизни реализованы только два из перечисленных выше пунктов. Это открытие меня ошеломило. Придя к нему за несколько недель до своего 41-го дня рождения, я внезапно поняла, что пора углубиться в проблемы кризиса среднего возраста. Как оказалось, продумать и сформулировать тезисы – это вовсе не то же самое, что искренне руководствоваться ими, жить и любить.

В «Дарах несовершенства» я подробно описала, что означает быть искренним, и значительное внимание уделила тому духовному пробуждению, к которому приводит осознание искренности. В этой книге я бы хотела предложить вашему вниманию 5 основных тем, которые сформировались в результате проведенного анализа и впоследствии привели меня к прорывам, о которых я расскажу ниже. Это также поможет вам понять, о чем пойдет речь дальше.

Искренняя жизнь предполагает развитие чувства собственного достоинства, воспитание в себе смелости и сострадания, а также установление связей с окружающими. Такая жизнь позволяет просыпаться по утрам с мыслью: «Не важно, что сделано и как много еще осталось сделать: независимо от этого я – достойный человек»; или ложиться вечером в постель и думать: «Да, пусть я несовершенна и уязвима, и иногда мне бывает страшно, но это никак не умаляет той истины, что я – смелый человек, достойный любви и отношений».

1. Любить и строить взаимоотношения – это непреодолимая потребность всех мужчин, женщин и детей. Мы запрограммированы на отношения с другими людьми – это цель и смысл нашей жизни. Отсутствие любви, взаимосвязи и взаимоотношений всегда приводит к страданию.

2. Разделив мужчин и женщин, которые дали мне интервью, на две группы – тех, кто испытывает глубокое чувство любви и взаимосвязи, и тех, кто борется за него, – я обнаружила то главное, что отличает одних от других. Те, кто любит и любим, кто ощущает глубокую взаимосвязь с другим человеком, просто верят, что они достойны любви и доверительных отношений. Их жизнь не лучше и не проще, их тоже не обходят стороной депрессии и зависимости, у них не меньше драм и провалов, многие из них пережили развод. Но, несмотря на все жизненные трудности, они научились верить, что достойны любви, дружбы, радости.

3. Подлинная уверенность в том, что мы чего-то достойны, не возникает из ниоткуда – она развивается от раза к разу, когда нам ежедневно приходится совершать выбор.

4. Основная особенность искренних людей состоит в том, что в их жизни есть место мужеству и участию, им свойственна вовлеченность в жизнь других.

Об уязвимости я уже писала в своих предыдущих книгах; ей отведена целая глава в моей диссертации [3]. С самого начала своих исследований я понимала, что уязвимость – это важная категория. Я также прояснила наличие взаимосвязи между уязвимостью и другими характерными качествами, которые изучала. Но раньше я предполагала, что связь между уязвимостью и другими понятиями вроде стыда, желания вступить в отношения, чувства собственного достоинства – это чистое совпадение. Только после 12 лет серьезной работы я наконец поняла эту связь и осознала роль уязвимости в нашей жизни. Уязвимость – это самый центр, суть полноценного человеческого опыта.

Новая информация обнаружила дилемму: с одной стороны, как я могу быть честной с аудиторией, говоря о том, как важна уязвимость, если я сама не являюсь уязвимой? А с другой стороны, как я могу быть уязвимой? Ведь это нанесет ущерб моему профессионализму! Если честно, то я думаю, что ученые и исследователи стыдятся быть эмоционально открытыми. В самом начале карьеры нас учат, что умение дистанцироваться и закрытость добавляют нам солидности, а если люди, находящиеся рядом, ощущают взаимосвязь с нами на личном уровне, то наша профессиональная квалификация оказывается под вопросом. Педантичность в обыденной жизни воспринимается в большинстве случаев едва ли не как оскорбление, а в научном сообществе, чем-то напоминающем башню из слоновой кости, педантичность считают особым достоинством.

Как я могу рискнуть быть действительно уязвимой и рассказывать истории о трудном пути своего исследования? Я же буду выглядеть слабой. А как же моя профессиональная броня?

Мой момент «великих дерзаний», к которым призывал однажды Теодор Рузвельт, наступил в июне 2010 года, когда меня пригласили выступить на конференции TED-Хьюстон. Это одна из наиболее независимых конференций, организованных по примеру основной конференции TED – это частный некоммерческий фонд в США, который проводит конференции. Цель этих конференций – распространение уникальных идей. Аббревиатура TED расшифровывается как «технологии», «развлечения», «дизайн».

Организаторы конференций приглашают «наиболее ярких деятелей и мыслителей» и просят их рассказать о своей жизни в 18-минутном выступлении.

Участие в мероприятии такой персоны, как исследователь проблем стыда и уязвимости, обычно заставляет организаторов немного понервничать, и предполагает предварительное обсуждение содержания доклада. Когда я спросила организаторов конференции, какие темы, по их мнению, мне следует затронуть в выступлении, они ответили: «Нам нравится все, чем вы занимаетесь. Выбирайте сами, о чем вести разговор, для нас важно, чтобы вы просто делали свое дело. Мы рады, что вы будете участвовать в нашей конференции». На самом деле я не понимаю, как они решились позволить мне делать свое дело, потому что до этого разговора я и не знала, что у меня есть свое дело .

С одной стороны, мне понравилась свобода выбора, а с другой – я ее возненавидела. Оттого, что мне нужно было выбирать, я почувствовала напряженность. Мне сразу же захотелось заняться чем-нибудь более привычным и спокойным, например, прогнозированием и контролем. Но все-таки я решилась. Честно говоря, я даже не представляла, на что иду .

Я решила рискнуть не потому, что была уверена в себе, а, скорее, потому, что была убеждена в пользе моих изысканий. Я знаю, что я – хороший исследователь, а данные, полученные мною, – надежны и достоверны. Мне удалось убедить себя в том, что все не так уж и страшно: « Это Хьюстон, здесь присутствуют люди из моего родного города. В худшем случае, примерно 500 человек решат, что я чокнутая» .

На следующее после выступления утро я проснулась с ощущением самого жуткого «похмелья уязвимости» за всю мою жизнь. Вы помните, как это бывает, когда просыпаетесь и чувствуете, что все прекрасно, однако это состояние длится ровно до того момента, когда на вас накатывают воспоминания, и вам просто хочется исчезнуть с лица земли? «Что я наделала? 500 человек теперь думают, что я сумасшедшая, и это ужасно. Но есть кое-что поважнее. Неужели я показала слайд со словом “срыв”, чтобы придать дополнительный вес всей истории, которую вообще не следовало рассказывать? Мне надо уехать из города», – мучилась мыслями я.

Но бежать было некуда. Полгода спустя я получила письмо от кураторов TED-Хьюстон, которые поздравляли меня с тем, что мое выступление будет выложено на основном сайте TED [4]. Я знала, что это хорошо, что это слава. Но я была сильно напугана. Во-первых, я только-только убедила себя в том, что «лишь» 500 человек считают меня сумасшедшей. Во-вторых, вокруг полно критиков и циников, а мне всегда было спокойнее работать без излишней шумихи. Теперь, оглядываясь на ту ситуацию, я не уверена, что приняла бы приглашение участвовать в конференции, если бы знала, что мое выступление о том, как важно не замыкаться в своем мирке и быть уязвимыми, принесет мне самой такое глубокое чувство дискомфорта и эмоциональной незащищенности. Сегодня видеозапись моего доклада на конференции – одна из наиболее популярных на сайте TED на момент публикации книги видео просмотрели около 4000 раз (и это число каждый день увеличивается), его звуковая дорожка переведена на 38 языков. Я ни разу его не смотрела. Я рада, что сделала тот шаг, но до сих пор ощущаю некий дискомфорт, связанный с этим видео.

Возможно, дело обстояло следующим образом. В 2010 году состоялось мое выступление на конференции, а в 2011 году я перешла от слов к делу . Я проехала по стране, выступая перед различными группами людей – представителями компаний из списка Fortune 500 [5] , экспертами по лидерству, военными, адвокатами, а также группами родителей и школьников. В 2012 году меня пригласили выступить уже на основной конференции TED в городе Лонг-Бич в штате Калифорния. Выступление дало мне возможность рассказать о той работе, которая легла в основу всех моих исследований, – я говорила о стыде, о том, как мы должны его понимать и как работать с ним, если наши намерения пойти на великие дерзания действительно серьезны.

Опыт рассказа о своем исследовании привел меня к написанию этой книги. После переговоров с моим издателем о написании пособия для предпринимателей и (или) для родителей и отдельного издания для учителей, я поняла, что на самом деле нужна только одна книга. Ведь независимо от того, где я была и с кем говорила, основные темы повторялись: страх, потеря связи с окружающими и желание воспитать в себе мужество.

Когда я выступаю перед представителями тех или иных компаний, центральными всегда становятся темы вдохновения, креативности, инноваций. Все самые серьезные проблемы как рядовых сотрудников, так и топ-менеджеров уходят своими корнями в отчуждение или утрату связи, нехватку взаимности, страх потерять свою значимость в быстро меняющихся условиях, а также в необходимость иметь четкую цель. Если мы хотим возродить инновации, то нам необходимо учитывать человеческий фактор. Как только руководители начинают управлять, манипулируя чувством стыда, участие и взаимодействие умирают. Когда при просчете вариантов развития событий не учитывается возможность неудачи, то на получении важных навыков, развитии креативности и создании чего-то нового можно поставить крест.

Когда дело доходит до воспитания детей, то матерей и отцов нельзя вгонять в рамки «хороших» или «плохих». Это приносит опасные и даже губительные плоды – весь процесс превращается в минное поле зажатости и стыда. Родителям в первую очередь нужно задавать вопросы: «Вы принимаете активное участие в воспитании своих детей? Уделяете им достаточно внимания?» Если да, то будьте готовы к тому, что вы совершите множество ошибок и примете немало неправильных решений. Смысл не в том, чтобы быть самим совершенством, которое растит счастливых детей. Совершенства не существует, и я поняла: то, что делает детей счастливыми, не всегда помогает им стать мужественными взрослыми. То же относится и к школьному воспитанию. Я не встречала ни одной проблемы, которая не объяснялась бы отсутствием взаимосвязи между родителями, учителями, учениками и (или) администрацией, и столкновением противоборствующих сторон в попытке достичь, в общем-то, одной и той же цели.

Я обнаружила, что самое трудное и важное в моем исследовании – это одновременно быть «картографом» и «путешественником». Мои «карты» – я имею в виду теории устойчивости к стыду (я это называю стыдоустойчивостью), искренности и уязвимости – базируются не на моих личных «путешествиях», или опыте, как угодно. В их основе лежат данные, которые я собирала более 10 лет: это опыт тысяч мужчин и женщин. Все эти люди следуют по тому пути, по которому хотели бы идти и я, и многие другие.

С годами я поняла, что уверенный в себе «картограф» – вовсе не обязательно уверенный и шустрый путешественник. Я спотыкаюсь и падаю, я постоянно ловлю себя на мысли о необходимости изменить курс. И хотя я пытаюсь следовать той «карте», которую нарисовала, очень часто разочарование и неуверенность в себе берут верх над моими намерениями быть последовательной, и я швыряю эту карту в мусорное ведро. Путь от мучения до удовольствия легким не назовешь, но для меня важен каждый шаг.

Глава 1 Чего же нам не хватает? Заглянем в наш источник постоянных сомнений в себе

На протяжении 12 лет своих исследований я часто наблюдала, как ощущение некой недостаточности тиранит наши семьи, организации и сообщества, и сделала вывод, что нас объединяет некое болезненное чувство страха. Мы все хотим избавиться от него. Мы устали от постоянных разговоров на тему «Чего еще нам бояться?» и «Кто виноват?». Мы все хотим быть храбрыми.

«Нельзя покрутить кошку за хвост [6] , не задев какого-нибудь самовлюбленного человека».

Ладно, – это было не самое мое яркое выступление на сцене. Я не хотела никого обидеть. Но когда я излишне волнуюсь, сильно напряжена или раздражена, то, как правило, перехожу на характерный язык моих предков из Техаса. Подобные фразы приходят на ум, когда я узнаю что-то неприятное, зацикливаюсь на чем-то или у меня голова идет кругом. Подобное случается, как правило, когда я нахожусь дома, одна или с семьей, или в кругу друзей, но время от времени, когда раздражитель слишком силен, такое происходит и на сцене.

Поговорку «покрутить кошку за хвост» я слышала много раз и пользовалась ею всю свою жизнь, и мне в голову не приходило, что из-за этой фразы тысячи людей будут представлять меня с настоящей кошкой в руках. В свое оправдание хочу сказать: это выражение не имеет никакого отношения к животным. Так я и писала в ответ на многочисленные электронные письма зрителей, которые вдруг решили, что я жестоко обращаюсь с братьями нашими меньшими, и это в корне противоречит моим высказываниям об уязвимости и отношениях. На самом деле эта фраза берет из лексикона солдат британских ВМС, и ее прямое значение следующее: в ограниченном пространстве корабля трудно пользоваться «кошкой-девятихвосткой», то есть плетью из девяти ремней. Теперь я знаю историю этого крылатого выражения. Но это мало что меняет.

В той конкретной ситуации слова про «кошку» слетели у меня с языка после того, как одна женщина из аудитории выкрикнула: «Современные дети считают, что они особенные. Почему все больше людей становятся такими самовлюбленными?» Мой не слишком удачный ответ был полон самоуверенности и даже наглости: «Да уж, и кошку за хвост негде покрутить – обязательно заденешь какого-нибудь самовлюбленного человека». Но так я скорее хотела выразить раздражение, которое испытываю всякий раз, когда слышу рассуждения о самолюбовании. «В социальной сети Facebook – сплошные «красавцы» и «герои». Почему люди считают все свои поступки такими важными? Сегодняшние дети ведут себя крайне самовлюбленно. Всегда только “я… я… я…”. Моя начальница – жуткая эгоистка. Она думает, что она лучше всех, и постоянно всех унижает».

Как обычные люди используют слово «самолюбование» или «нарциссизм» в слишком широком значении, применяя его ко многим проявлениям вызывающего поведения, от высокомерия до грубости, так и специалисты исследуют растяжимость этого понятия. Недавно группа исследователей [5] провела компьютерный анализ песенных хитов за последние три десятилетия. В итоге тенденция к самолюбованию и враждебности по отношению к окружающим, прослеживаемая в популярных музыкальных произведениях, была подтверждена статистически (в частности, обнаружилось, что местоимения «мы», «нас» используются гораздо реже, чем «я», «меня»).

Было также отмечено снижение употребления слов, служащих для обозначения социальных связей и передачи положительных эмоций, и рост употребления слов, выражающих гнев, недружелюбие и так далее, например, «ненависть», «убийство». Участники этого исследования Жан Твендж и Кит Кэмпбелл, авторы книги «The Narcissism Epidemic» («Эпидемия нарциссизма») [6], утверждают, что за последние 10 лет число страдающих нарциссическим расстройством личности в США выросло более чем в 2 раза.

Если говорить словами моей бабушки, то создается такое ощущение, что мир уверенно катится в пропасть.

Так ли это? Неужели мы живем в культуре, которую определяет соответствующее поведение самовлюбленных людей? Неужели мы превратились в эгоцентричных, амбициозных персонажей, которых интересует только власть, успех, внешняя привлекательность, а также желание быть хоть в чем-то особенными? Какое мы имеем право верить в свое превосходство, если на самом деле мы не совершили ничего выдающегося? Правда ли, что многим из нас не хватает умения сочувствовать, чтобы стать отзывчивыми людьми, неравнодушными к проблемам других?

Если вы немного похожи на меня по характеру, то, возможно, подумаете: «Да. Действительно, это проблема. Ко мне это, конечно, не относится, но в целом да, наверное, так и есть».

Такое объяснение очень удобно – оно заставляет нас думать, что мы лучше, и возлагать вину за происходящее на других людей. В самом деле, когда я слышу, как люди рассуждают о самовлюбленности, то отмечаю, что обычно они высказываются с презрением, гневом и осуждением. Честно говоря, я испытала те же эмоции, когда писала этот параграф.

Наша первая реакция – желание вылечить «нарциссов», поставить их на место. И независимо от того, говорю ли я с учителями, родителями, руководителями или соседями, я всегда слышу один и тот же ответ: «Эти эгоисты должны знать, что они не особенные, они не выдающиеся, они не имеют права считать себя такими, и им следует перебороть себя. А они даже не пытаются».

Самовлюбленность через призму уязвимости

Попытки «поставить диагноз» и навесить ярлыки на людей, чьи проблемы вызваны скорее внешними, чем генетическими или органическими причинами, чаще вредят, чем помогают процессу исцеления и изменений. И если мы имеем дело с эпидемией (конечно, речь не идет о чем-то заразном), то причина, скорее всего, кроется во внешних факторах, а не во врожденном характере человека. Те, кто утверждает обратное, снимают с себя ответственность: «Да, это было очень плохо. Но вот такой я человек». Что касается меня, то я – активный сторонник личной ответственности каждого за свое поведение, поэтому не буду обвинять во всех грехах систему.

Понимать модели поведения и их суть полезно, однако такое осознание не должно иметь ничего общего с навешиванием ярлыков, которое, как по моему мнению, так и по мнению других исследователей, часто только усиливает стыд и мешает людям обратиться за помощью.

Нам нужно понимать эти тенденции и направления, но я считаю более полезным и рациональным рассматривать модели поведения через призму уязвимости. Переосмыслив проблему и взглянув на нее под другим углом, мы часто находим ее источник и возможные пути решения. Например, если посмотреть на самовлюбленность через призму уязвимости, то можно увидеть основанный на чувстве стыда страх быть обычным, таким как все. Я вижу, как подобные «нарциссы» боятся, что навсегда останутся незамеченными, не будут любимыми, не смогут любить сами, не сумеют развить целеустремленность. Бывает, что, если разобраться в проблеме просто по-человечески, это проливает на нее яркий свет, однако до этого часто не доходит, а навесить ярлык можно очень быстро.

Это новое определение нарциссизма помогает четко очертить проблему. Оно позволило мне понять, почему всё больше людей озабочены тем, как поверить в собственную значимость. Я то и дело наблюдаю, как общество пытаются убедить в том, что жить обычной жизнью – бессмысленно. И вижу, что дети растут на постоянном «рационе» из реалити-шоу, популяризующих славу, общаются в неконтролируемых социальных сетях. Они усваивают всю эту информацию, в результате чего у них развивается абсолютно искаженное восприятие мира. Я хорош настолько насколько, много «лайков» получаю на Facebook или в Instagram.

Дело в том, что мы очень чувствительны к влиянию массмедиа, которое часто можно расценивать как провокационное. Например, как вам это: «США против чертовых нарциссов»? Я прекрасно понимаю, что всем нам очень хочется верить в значимость собственных действий, и это очень легко спутать со стремлением быть исключительным. Я знаю, что многие не прочь оценить успешность своей жизни мерилом славы. Кроме того, я понимаю: уверенность в том, что вам все что-то должны, осознание собственного величия и жажда восхищения со стороны других кажутся единственно правильным средством, чтобы заглушить боль от осознания собственной заурядности и неудовлетворенности. В конечном счете такие мысли и поведение сулят еще больше боли и приводят к еще большему разобщению с людьми. Но когда нам больно, а любовь и отношения висят на волоске, мы тянемся к тому, что, как кажется, должно обеспечить нам максимальную защиту.

Бывают случаи, когда диагноз необходим, если надо подобрать правильное лечение, но при всем при том мы только выиграем, если будем рассматривать проблему также и через призму уязвимости. Никогда не будет лишним найти ответы на следующие вопросы.

1. Какие идеи и ожидания определяют нашу культуру, и как культура влияет на наше поведение?

2. Как это связано с самозащитой?

Если мы вернемся к предыдущему вопросу о том, действительно ли мы живем под воздействием культуры, определяемой нарциссическим поведением самовлюбленных людей, то я отвечу – «нет». Безусловно, сейчас мы испытываем мощное влияние культуры массмедиа, и я думаю, что страх быть заурядным – ее составная часть, и, кроме того, считаю, что в целом проблема кроется гораздо глубже. Чтобы найти ее источник, нужно рассмотреть проблему навешивания ярлыков. Помня про уязвимость, мы сможем дать более точную оценку определенному поведению, но если постараемся взглянуть на проблему шире, то картина изменится. Мы не упустим из виду проблем, которые мы обсуждали – просто посмотрим на них в более широком контексте, и это позволит безошибочно определить самый сильный современный культурный фактор, влияющий на формирование самовлюбленности и самолюбования. Такой взгляд обеспечивает объемную картину тех мыслей, эмоций и моделей поведения, которые неуклонно влияют на нашу жизнь, любовь, работу, отношения с подчиненными, воспитание детей, обучение, отношения друг с другом. Этот фактор – наша культура недостаточности.

Недостаточность: проблема постоянных сомнений в себе

Один из важнейших аспектов моей работы – подбирать верные слова, которые точно отразят информацию и найдут глубокий отклик у участников. Я сразу вижу, что «не взяла планку», когда люди притворяются, будто поняли, о чем я говорю, и отвечают мне просто «да» или «звучит интересно». Но я понимаю, что попала в точку, когда мои слушатели отворачиваются, закрывают лицо руками, восклицают «ой!», «прекратите!» или «не забивайте мне этим голову». Последнее, как правило, люди произносят, когда они слышат слова: «Я недостаточно _________» или видят их написанными. Реакция длится несколько секунд, а потом люди по моей просьбе дополняют эту фразу письменно. Ответы чаще всего выглядят так.

• Я недостаточно хорошая.

• Я недостаточно совершенная.

• Я недостаточно стройная.

• Я недостаточно влиятельная.

• Я недостаточно успешная.

• Я недостаточно умная.

• Я недостаточно уверенная.

• Я недостаточно надежная.

Получается, что чувство собственной неполноценности рождается из того, как мы сами формируем представление о себе. Один из моих самых любимых исследователей чувства недостаточности – активистка и организатор благотворительной деятельности Линн Твист. В своей книге «The Soul of Money» («Душа денег») [7], она называет недостаточность «великой ложью». Вот что она пишет:

«Просыпаясь по утрам, я, как и многие, прежде всего думаю: “я совсем не выспалась”. А потом: “мне катастрофически не хватает времени”. Правда это или нет, но мысль о недостаточности приходит автоматически, прежде чем мы задумаемся над вопросом или рассмотрим его поближе. Мы тратим едва ли не бльшую часть своей жизни на то, чтобы выслушивать, объяснять и жаловаться, беспокоясь о том, чем мы не обладаем в достаточном количестве. Утром, прежде чем сесть в постели и коснуться ногами пола, мы уже ощущаем недостаток, отставание, потерю, нехватку. И к тому моменту, как мы снова ложимся спать, в нашем мозгу тянется длинный список того, чего мы не получили или не успели сделать за день. Мы засыпаем, обремененные этими мыслями, чтобы снова проснуться с осознанием нехватки того или иного. Это внутреннее состояние недостаточности, это умонастроение постоянной нехватки и лежит в основе зависти, жадности, предрассудков и наших «разборок» с жизнью».

Недостаточность ( англ. scarcity) – это проблема постоянной «нехватки». Слово scarce [8], «недостаточный», происходит от слова scars (старофламандский диалект французского языка, примерно 1300 г.), что означает «ограниченный в количестве». Недостаточность процветает в культуре, где все чрезмерно обеспокоены нехваткой того или иного. Мы постоянно испытываем недостаток всего – начиная от надежности и любви и заканчивая деньгами и ресурсами. Мы тратим огромное количество времени на подсчеты: сколько у нас есть этого, сколько мы хотим и сколько нам не хватает; и заодно не забываем подсчитать: сколько есть у всех остальных, сколько им надо и сколько они хотят.

Постоянное оценивание и сравнение обрекают нас на провал. Ведь мы часто сравниваем свою жизнь, брак, семью и общество с недостижимым идеалом, равняемся на те образы совершенства, что преподносят нам средства массовой информации, или же видим разрыв между реальностью и собственными иллюзиями относительно того, что кто-то обладает чем-то лучшим и бльшим. Ностальгия – это тоже очень опасно. Подумайте, как часто мы оцениваем себя и свою жизнь в сравнении с прошлым, тщательно отредактированным нашей памятью: «А помните, когда… вот это были дни».

Источник ощущения «недостаточности»

Недостаточность не завладела нашей культурой за одну ночь. Но чувство постоянной «нехватки» процветает в тех культурах, где насаждается стыд несоответствия образцам и стереотипам; люди там, как правило, глубоко погрязли в сравнениях и разобщены. Когда я говорю о культуре, «насаждающей стыд», я не подразумеваю под этим, что люди стыдтся коллективной идентичности. Я имею в виду, что многие страдают от недостаточного ощущения чувства собственного достоинства. И это формирует культуру.

За последние 10 лет я стала свидетелем серьезных сдвигов в американском общественном сознании. Эти сдвиги подтверждаются не только статистическими данными, они заметны даже по выражениям лиц людей, которых я встречаю. В мире всегда было непросто жить, но последнее десятилетие оказалось столь травматичным, что очень сильно повлияло на нашу культуру. 11 сентября 2001 года, несколько войн, рецессия экономики, разрушительные стихийные бедствия, рост насилия, чрезвычайные происшествия со стрельбой в школах – мы пережили и продолжаем переживать события, которые лишают нас чувства безопасности. Мы начинаем ощущать их как личные драмы, даже если сами в них не участвовали. А если говорить об ошеломляющих данных по безработице, то, думаю, это коснулось почти каждого.

Беспокойство от ощущения собственной «недостаточности» – это следствие посттравматического стресса в нашей культуре. Но вместо того, чтобы объединиться и поддерживать друг друга (а ведь именно это предполагает уязвимость), мы злимся, пугаемся и готовы едва ли не вцепиться друг другу в глотки. При этом страдает не только культура в широком смысле этого слова, подобная же динамика наблюдается в семейной, трудовой, школьной и общественной сферах. Везде утверждается одинаковая формула стыда, сравнения и разъединения. На этом фоне недостаточность бьет ключом и укрепляет общий негатив, и так продолжается до тех пор, пока основная масса людей не начинает принимать другие решения и видоизменять малые культуры.

Поразмышлять о трех компонентах «недостаточности» и их влиянии на культуру можно с помощью ответов на следующие вопросы. Попытайтесь отнести эти вопросы к любой культуре или социальной системе, частью которой вы являетесь, будь то ваш класс, семья, общество или, может быть, рабочий коллектив.

1.  Стыд. Используется ли унижение или расчет на боязнь насмешек для управления людьми, обеспечения дисциплины? Зависит ли самоуважение от достижений, производительности или стрессоустойчивости? Считается ли нормой обвинение и поиск виноватых? Имеют ли место оскорбительные выпады и поношения? Как обстоит дело с любимчиками, фаворитами? Ставится ли во главу угла перфекционизм?

2.  Сравнение. Конкуренция может быть полезной, но не приобретает ли она нездоровую форму постоянного сравнения и ранжирования, в явной или скрытой форме? Не ущемляются ли творческие поиски? Не подгоняют ли людей под общий стандарт вместо того, чтобы признать их уникальный вклад в дело? Существует ли идеальная «схема жизни» или «формула таланта», на которые должны равняться все остальные?

Когда я читаю эти вопросы и думаю о состоянии нашей культуры, деятельности средств массовой информации, а также о социально-экономическом и политическом ландшафте, мои ответы таковы: «ДА, ДА, и еще раз ДА!»

Когда я задаюсь подобными вопросами, размышляя о своей семье, то понимаю, что это именно те проблемы, над преодолением которых мы с моим мужем Стивом работаем каждый день. Я использую слово «преодолеть», потому что построить отношения, создать семью или корпоративную культуру, работать в школе или в религиозной общине – все это требует поведения, в корне противоположного культурным нормам, обусловленным «недостаточностью». Для этого необходима забота, приверженность делу и ежедневный труд. В более крупном культурном объединении давление сильнее, и если мы не готовы начать бороться за то, во что мы верим, то неизменно приходим к ощущению «недостаточности». Каждый раз, когда мы делаем выбор, бросающий вызов социальному климату «недостаточности», от нас требуются великие дерзания.

Альтернатива «недостаточности» – вовсе не «избыточность». На самом деле, я думаю, избыток и дефицит – это две стороны одной медали. Кроме того, понятию «недостаточно» нельзя противопоставить понятие «больше, чем вы можете себе представить». Противоположность чувству недостаточности – достаточность, или то, что я называю искренностью . Как я уже объясняла раньше, существует множество разновидностей искренности, но в ее основе всегда лежат уязвимость и достоинство: искренний человек способен встать перед лицом неопределенности, проявить открытость, пойти на эмоциональный риск и осознать при этом собственную «достаточность» или полноценность.

Если вы вернетесь к трем группам вопросов на тему «недостаточности», приведенным выше, и спросите себя, готовы ли вы проявить уязвимость и пойти на великие дерзания в любом из этих направлений, то наверняка большинство из вас ответит решительным «нет». Если же спросите, благоприятствуют ли эти условия для развития чувства собственного достоинства, снова последует ответ «нет». Культура «недостаточности» приводит к тому, что мы отвергаем нашу готовность быть искренними и уязвимыми, нашу способность воспринимать мир с точки зрения его достоинств.

За 12 лет своих исследований я часто наблюдала, как чувство недостаточности тиранит наши семьи, организации и сообщества, и сделала вывод о том, что нас объединяет нечто общее – болезненное чувство страха. Мы все хотим быть храбрыми. Мы жаждем великих дерзаний. Мы устали от разговоров на тему «Чего еще нам бояться?» и «Кто виноват?».

Глава 2 Развенчание мифов об уязвимости

Да, уязвимость означает в том числе и то, что мы предстаем перед другими совершенно незащищенными. Да, мы подвергаем себя пытке неопределенностью. И, конечно же, рискуем, когда позволяем себе быть уязвимыми. Однако готовность пойти на риск, проявить смелость перед лицом неопределенности, эмоционально раскрепоститься никто не вправе приравнять к слабости.

Миф № 1: «Уязвимость – это слабость»

Приравнивать уязвимость к слабости – это наиболее распространенное и самое опасное заблуждение. Сами пытаясь избежать ощущения уязвимости и излишней эмоциональности, мы осуждаем тех людей, которые не хотят скрывать свои эмоции под маской, снимают ее и уверенно придерживаются своего выбора. Вместо того, чтобы оценить мужество и смелость, которые стоят за уязвимостью, мы даем волю своему страху и чувству дискомфорта, которые влекут за собой осуждение и критику.

Уязвимость – это не хорошо и не плохо: это не отрицательная эмоция, но и не всегда легкий, позитивный опыт. Все чувства и эмоции берут истоки в уязвимости. Чувствовать – это значит быть уязвимым. Считать уязвимость слабостью – значит приравнивать к слабости саму способность чувствовать. Мы часто страшимся того, что какой-то поступок может обойтись нам слишком дорого в эмоциональном плане, и проявляем излишнюю сдержанность, а в итоге обедняем себя.

Отказ быть уязвимым часто обоснован тем, что мы ассоциируем уязвимость с негативными эмоциями вроде страха, стыда, горя, печали и разочарования – то есть с эмоциями, которые мы не хотим обсуждать, даже когда они значительно влияют на нашу жизнь, любовь, работу и поведение. Однако уязвимость – это еще и первоисточник тех эмоций и переживаний, которых мы жаждем. Большинство из нас этого не понимают. Да и мне самой для осознания этого факта понадобилось целое десятилетие заниматься исследованиями вопроса. Снова и снова я слышала, как люди говорят о стремлении к любви, радости, творчеству, как хотят быть мужественными и успешно строить отношения с другими. Мы хотим, чтобы в нашей жизни было место надеждам, сочувствию, искренности, желаем четко видеть свою цель. Мы хотим жить более глубокой и осмысленной духовной жизнью. Для этого нам всего лишь надо найти в себе мужество быть уязвимыми.

Я знаю: в только что сказанное трудно поверить, ведь многие на протяжении всей жизни думают, что уязвимость и слабость – это полные синонимы. И тем не менее это правда. Я определяю уязвимость как неопределенность, риск, эмоциональную открытость. Возьмите, например, любовь. Просыпаться каждый день с мыслями о человеке, который может отвечать вам любовью, а может оставаться равнодушным, о человеке, чью безопасность обеспечить вы не в состоянии, и он может оставаться в вашей жизни надолго, а может в любой момент погибнуть, может уехать навсегда или предать вас, – с вашей стороны это и есть уязвимость. Любовь это неопределенность. Это невероятный риск. Любовь к кому-то делает нас эмоционально открытыми. Да, это страшно, и да, мы при этом открыты и для боли, но можете ли вы представить свою жизнь без возможности любить и быть любимыми?

Показать миру свою картину, фотографии, литературное произведение или высказать идеи, не имея уверенности в том, что это будет одобрено и получит достаточно высокую оценку, – это тоже уязвимость. Растворяться в радостных моментах жизни, даже если мы знаем, что они мимолетны, даже когда вокруг твердят, что опасно быть слишком счастливым, дабы не накликать беду, – это уязвимость.

Большая опасность состоит в том, что, как отмечалось выше, мы начинаем считать слабостью саму способность чувствовать . Однако, рассуждая таким образом, мы закрываем дорогу эмоциям и, следовательно, уязвимости. Исключение мы делаем лишь для гнева. Это вторичная эмоция, которую мы «надеваем» как социально приемлемую маску, помогающую скрыть другие, более сложные эмоциональные переживания.

Нам не следует рассматривать уязвимость как недостаток и путать чувство со слабостью , а эмоции с помехами . Если мы хотим вернуть себе важную эмоциональную составляющую нашей жизни и возродить у себя такие качества, как энтузиазм и целеустремленность, мы должны учиться жить с ощущением незащищенности, уязвимости, учиться переживать эмоции, которые приходят вместе с этим. Для одних из нас это совершенно новый опыт, а для других – повторение пройденного. В любом случае, как показали мои поиски, лучше всего сначала дать определение уязвимости, а затем научиться распознавать и понимать ее суть.

Найти определение мне помогли люди, которые делились своими примерами, когда я просила их закончить фразу: «Уязвимость – это значит…». Вот некоторые из ответов.

• Высказать непопулярное мнение.

• Постоять за себя.

• Попросить о помощи.

• Сказать «нет».

• Начать собственный бизнес.

• Помогать своей 37-летней жене с четвертой стадией рака молочной железы принимать решения.

• Инициировать секс с женой.

• Инициировать секс с мужем.

• Знать, что сын хочет стать первой скрипкой в оркестре, и поддерживать его, понимая, что его желанию, скорее всего, не суждено сбыться.

• Позвонить другу, чей ребенок только что умер.

• Поместить маму в хоспис.

• Пойти на первое свидание после развода.

• Сказать: «я люблю тебя» первым, не зная, что услышишь в ответ.

• Показать другим свою книгу или иное произведение искусства.

• Получить повышение по службе и сомневаться, что это приведет к успеху.

• Уволиться.

• Влюбиться.

• Попробовать что-то новое.

• Привести домой нового друга.

• Забеременеть после трех выкидышей.

• Ждать результатов биопсии.

• Начать разговор с сыном, который переживает трудный развод.

• Заниматься физическими упражнениями публично, особенно когда находишься не в форме и вытворяешь невесть что.

• Признаться, что боюсь.

• Встать на базу в бейсболе после серии аутов.

• Сказать генеральному директору, что в следующем месяце мы не сможем выплатить сотрудникам зарплату.

• Уволить сотрудников.

• Представить свой продукт широкой общественности и не получить ответной реакции.

• Постоять за себя и друзей, когда кто-то другой критикует или сплетничает.

• Отчитываться перед кем-то.

• Просить прощения.

Разве все это свидетельствует о слабости? Быть с кем-то рядом в тяжелые времена – это слабость? Может, признание ответственности – это слабость? Или попросить прощения – это признак слабости? НЕТ. Уязвимость созвучна правде, родственна мужеству . Правда и мужество не всегда сулят комфорт, но ни о какой слабости здесь речь не идет.

Когда мы уязвимы, мы открыты и незащищены. Да, мы подвергаем себя пытке неопределенностью. И, конечно же, очень рискуем, когда позволяем себе быть уязвимым. Однако готовность пойти на риск, проявить смелость перед лицом неопределенности, эмоционально раскрепоститься никто не вправе приравнять к слабости.

• Как будто снимаешь маску в надежде, что ты – настоящий – не слишком разочаруешь людей.

• Как будто перестал заискивать.

• Это смесь мужества и страха.

• Как будто вы прошли полпути по канату, и вперед идти страшно, и вернуться тоже.

• Потные ладони и учащенное сердцебиение.

• Страшно и захватывающе, и еще испытываешь надежду.

• Как будто с тебя сняли смирительную рубашку.

• Словно карабкаешься по ветке дерева на огромной высоте.

• Это первый шаг к преодолению того, чего вы боитесь больше всего.

• Это значит выложиться полностью, до изнеможения.

• Ощущаются неловкость и страх, но они делают меня живым человеком.

• Как будто в темноте переправляешься через реку.

• Комок в горле и тяжесть в груди.

• Как критический момент на американских горках, когда готовитесь лететь вниз с самого верха.

• Свобода и освобождение.

• Каждый раз ощущается как страх.

• Паника, тревога, страх и истерия, а затем свобода, гордость и изумление… потом еще немного паники.

• Как будто бы предстать безоружным перед врагом.

• Когда тебе ужасно страшно, но этот шаг крайне необходим.

• Это когда я чувствую потребность ударить первым, прежде чем ударят меня.

• Похоже на свободное падение.

• Несколько мгновений между тем, как ты услышал звук выстрела, – и тем, как проверяешь, ранен или нет.

В ответах чаще других фигурирует слово обнаженный.

• Уязвимость – это как будто ты вышел на сцену обнаженным и надеешься на то, что тебе будут аплодировать, а не смеяться.

• Быть обнаженным, когда все остальные полностью одеты.

Перед тем, как обсуждать уязвимость, полезно справиться о значении и этимологии этого слова. В соответствии с определением, которое дает словарь Merriam-Webster, слово vulnerability (уязвимость) происходит от латинского слова vulnerare , что означает «ранить». В числе толкований имеются и такие, как «легкоранимый», «открытый для удара». Тот же словарь определяет слабость как «неспособность противостоять нападению или ранению». Даже с точки зрения лингвистики очевидно, что это очень разные понятия, и, по сути, можно сказать, что слабость часто порождается отсутствием уязвимости – когда мы не признаём свои слабые места, мы гораздо больше рискуем получить травму.

И общая и социальная психология предоставили весьма убедительные доказательства того, что признать собственную уязвимость очень важно. Исследования в сфере психологии здоровья [9] показывают, что осознанная уязвимость, то есть способность рисковать, понимая свою незащищенность, значительно увеличивает наши шансы оставаться здоровыми. Например, мы можем знать о болезни все. Мы можем безошибочно ответить на все 100 вопросов теста по этой болезни, можем черпать информацию у знакомых, которые страдают этим заболеванием. Однако если мы не верим в свою уязвимость по отношению к этой болезни, то не будем делать все возможное, чтобы защититься от нее. Исследователи психологии здоровья определили, что пациенты охотнее выполняют профилактические процедуры, если до этого помочь им осознать собственную уязвимость. При этом примечательно, что важнее здесь не фактический уровень уязвимости, а тот уровень, на котором мы сами признаём себя уязвимыми.

Если говорить о моей карьере, то одним из наиболее волнующих для меня событий стало то мое выступление на конференции TED в Лонг-Бич, о котором я упомянула выше. В дополнение ко всем естественным страхам, которые испытываешь в преддверии 18-минутного выступления перед успешной аудиторией с высокими ожиданиями, я волновалась еще и из-за того, что моя речь должна была завершать мероприятие, которое снимали на камеру. Перед этим я провела три дня, просматривая наиболее интересные и оригинальные выступления.

После каждого просмотра я, как говорится, «сползала» с кресла. Я понимала, что для того, чтобы мое выступление «сработало», мне нужно подать себя совсем не так, как все остальные, и еще необходимо установить контакт с аудиторией. Я отчаянно пыталась найти формат, который я смогу скопировать или использовать в качестве шаблона. Однако те примеры, что вызывали у меня наиболее сильный отклик, не умещались в какой-то формат, они были просто уникальными. Значит, и мне оставалось одно: быть самой собой. Я должна быть уязвимой и открытой. Я должна оторваться от своего сценария и смотреть людям в глаза. Я должна полностью раскрыться, можно сказать, морально обнажиться. О, боже мой… Я ненавижу это делать. Меня начали преследовать кошмары.

Когда я наконец вышла на сцену, то прежде всего установила визуальный контакт с несколькими слушателями. Я попросила режиссеров прибавить освещения, чтобы я могла видеть людей, сидящих в зале. Мне нужно было почувствовать взаимосвязь. Само восприятие людей именно как людей, а не «аудитории», напомнило о том, что пугает меня, как и многих других людей, – ощущение полной неприкрытости. Я думаю, именно поэтому сочувствие можно передать без слов – стоит просто посмотреть в чьи-то глаза и увидеть в них заинтересованность.

Во время своего выступления я задала слушателям два вопроса. Ответы на них очень красноречивы в плане парадоксов, связанных с определением уязвимости. Сначала я спросила: «Кто из вас сопротивляется уязвимости, потому что считает ее слабостью?» В зале поднялось множество рук. Затем я задала такой вопрос: «Кто из вас считает мужественными людей, которые, чувствуя собственную уязвимость, выходят на эту сцену?» И снова многие подняли руки.

Нам нравится встречать правдивость и открытость в других людях, но мы боимся продемонстрировать то же самое у себя. Мы боимся, что нашей правды не достаточно. Мы опасаемся того, что наша инициатива будет неинтересна и незначительна без модных наворотов, редактирования и экспрессии. Я боялась выйти на сцену и показать зрителям себя настоящую – эти люди были слишком важными, слишком успешными, слишком известными. А я сама по себе, как будто бы только что вставшая из-за кухонного стола, слишком неприглядна, слишком несовершенна, слишком непредсказуема.