Великие дерзания Браун Брене

Я не обладаю такими же способностями и самообладанием, как моя дочь, но я пытаюсь этого достичь. Я пока спотыкаюсь на выражении благодарности. Я падаю в уязвимость в разгар радостных переживаний. Но зато теперь я научилась произносить вслух буквально следующее: «Я чувствую себя уязвимой, и я так благодарна за _________________».

Да, это может выглядеть довольно странно, особенно в середине разговора, но это гораздо лучшая альтернатива, чем представлять себе катастрофы и выдумывать, как бы их лучше контролировать. Совсем недавно Стив на время моей командировки предложил отвезти детей к своим родителям в Пенсильванию. Сначала я подумала, что это отличная идея. Но почти сразу же в моей голове застучала мысль: «Боже мой, а как же они полетят без меня, вдруг что-то случится?» Я могла бы бороться, включить критическое мышление или сделать что-то, чтобы отказаться от предложения Стива, не раскрывая свои необоснованные страхи (например, сказать: «Это ни к чему. Авиабилеты сейчас такие дорогие» или: «Это эгоистично. Я тоже хочу поехать»). Но вместо этого я просто сказала Стиву: «Моя уязвимость заявила о себе. Я благодарна за то, что дети проведут время наедине с тобой и посмотрят страну».

Стив улыбнулся. Он знал о моей практике, и он понял, что я имела в виду. Прежде, чем я начала на практике применять эти исследования по противодействию предчувствию беды, я не знала, как миновать уязвимость. У меня не было информации, чтобы перейти от того, чего я боюсь, к тому, что я на самом деле чувствую, и к тому, чего я действительно жажду: испытывать радость, основываясь на благодарности.

Защита 2-я: перфекционизм

Один из любимых разделов моего сайта – « Интервью для вдохновения» . Это особенный раздел для меня, потому что, отбирая для него материалы, я опрашивала только тех людей, которых считаю настоящими вдохновителями: их взаимоотношения с миром вдохновляют меня развивать творчество и храбрость в своей собственной работе. Я всегда задавала респондентам одни и те же вопросы, а после появления исследования об искренности, начала спрашивать их об уязвимости и перфекционизме. Я сама стараюсь избавиться от перфекционизма, и каждый раз пробегаю взглядом весь список, чтобы сначала прочитать ответ на этот вопрос: «Перфекционизм является проблемой для вас? Если да, то, какую вы используете стратегию для управления им?»

Я задаю этот вопрос, потому что ни разу за время сбора данных ни один человек не объяснял свои радости, успехи или искренность перфекционизмом. Снова и снова на протяжении многих лет в подтексте я слышала следующее: «Самые ценные и важные вещи в моей жизни появились, когда я нашла мужество быть уязвимой, несовершенной и сострадательной по отношению к себе». Перфекционизм не приводит нас к важным ощущениям или целям; это просто опасный обходной путь.

Я собираюсь поделиться с вами некоторыми из моих любимых ответов из интервью, но сначала хочу рассказать об определении перфекционизма, которое получилось из моих данных. Вот что я узнала.

Как и в случае с уязвимостью, перфекционизм буквально оброс мифологией. Я думаю, что полезно сначала рассмотреть то, чем перфекционизм не является.

• Перфекционизм – это не то же самое, что и стремление к совершенству. Перфекционизм не связан с полезными достижениями и ростом. Перфекционизм – это оборонительный ход. Это убеждение в том, что, если мы делаем все отлично и выглядим безупречно, мы можем минимизировать или избежать боли вины, осуждения и стыда. Перфекционизм – это 20-тонный щит, который мы тащим с собой, думая, что он защитит нас, хотя на самом деле он мешает нам быть увиденными.

• Перфекционизм – это не самосовершенствование. Перфекционизм, по своей сути, это попытка заработать одобрение. Большинство перфекционистов выросли в атмосфере вечной похвалы за достижение результатов и показателей (оценки, манеры, соблюдение правил, внешний вид, достижения в спорте). Где-то по пути они приняли эту опасную и вредную систему убеждений: «Я – то, что я могу выполнить и насколько хорошо я могу это выполнить. Выполнять. Достигать совершенства». Здоровое стремление к самосовершенствованию направлено на себя: как я могу самосовершенствоваться? Перфекционизм адресуется ко мнению окружающих: что они подумают? Перфекционизм – это вечное беспокойство.

• Перфекционизм – не ключ к успеху. Исследования показывают, что перфекционизм мешает достижениям. Перфекционизм коррелирует с депрессией, тревогой, зависимостью, застойностью жизни или упущенными возможностями. Страх неудачи, ошибок, несоответствия ожиданиям людей и критики не пускает нас на арену, где обитают здоровая конкуренция и стремления.

• И последнее: перфекционизм не помогает избежать стыда. Он является одной из форм стыда. Где мы боремся с перфекционизмом, там мы боремся со стыдом.

Данные исследования помогли мне расчистить путь через мифы и разработать следующее определение перфекционизма.

• Перфекционизм – это саморазрушительная система убеждений, вызывающая привыкание, в основе которой лежит мысль: если я выгляжу совершенно и делаю все идеально, то могу избежать или свести к минимуму болезненные чувства стыда, осуждения и вины.

• Перфекционизм является саморазрушительным просто потому, что совершенства не существует. Это недостижимая цель. Перфекционизм – это скорее восприятие, чем внутренняя мотивация, и нет никакого способа управлять этим восприятием, независимо от того, сколько времени и энергии мы тратим на эти попытки.

• Перфекционизм вызывает привыкание, потому что, когда мы испытываем стыд, осуждение и чувство вины, мы часто ищем причины в недостатке совершенства. Вместо того, чтобы поставить под вопрос порочную логику перфекционизма, мы еще сильнее укореняемся в своем стремлении выглядеть идеально и делать все правильно.

• Перфекционизм на самом деле связан со стыдом, осуждением и чувством вины, которые затем приводят к еще более сильному чувству стыда и вины: «Это моя вина. Я чувствую себя так, потому что я не достаточно хороша».

Великие дерзания: оценивая красоту недостатков

Так же, как наш опыт предчувствия беды может располагаться во временном континууме, так и большинство из нас находятся в континууме перфекционизма. Другими словами, когда дело доходит до сокрытия наших недостатков, управления восприятием и желания привлечь людей на свою сторону, мы все немного суетимся. У некоторых людей перфекционизм проявляется, только когда они чувствуют себя особенно уязвимыми. У других перфекционизм постоянный, хронический, и изнуряющий – он выглядит и ощущается как зависимость.

Независимо от того, где мы находимся в этом континууме, если мы хотим освободиться от перфекционизма, то должны проделать долгий путь от «что подумают люди» до «я – полноценная личность». Это путешествие начинается с устойчивости к стыду, самосострадания и признания своей истории. Для того чтобы понять, кто мы есть, откуда пришли и во что верим, и принять весьма несовершенную природу жизни, мы должны быть готовыми дать себе перерыв и оценить красоту своих недостатков. Быть добрее и мягче с самими собой и друг с другом. Говорить сами с собой так же, как мы говорим с кем-то, кто нам дорог.

Доктор Кристин Нефф, профессор Техасского университета в Остине, работает в исследовательской лаборатории, где она изучает, как мы развиваем и практикуем самосострадание. Нефф говорит, что самосострадание состоит из трех элементов: доброты к себе, общей человечности и осознанности. В своей новой книге «Self-Compassion: Stop Beating Yourself Up and Leave Insecurity Behind» («Доброта к себе: перестаньте быть с собой жестоким и отбросьте мысль об опасности»), она определяет каждый из этих элементов.

• Доброта к себе. относиться к себе с теплом и пониманием в моменты переживания страданий, неудач и неадекватности вместо того, чтобы игнорировать свою боль или давить на себя самокритикой.

• Общая человечность. общая человечность признаёт, что страдания и чувство собственного несовершенства являются частью общего человеческого опыта – это то, через что мы все проходим, а не то, что происходит только со «мной».

• Осознанность. взвешенный подход к отрицательным эмоциям, чтобы чувства не были ни подавленными, ни преувеличенными. Мы не можем одновременно игнорировать свою боль и сострадать себе. Осознанность требует, чтобы мы не перестарались с «отождествлением» мыслей и чувств, чтобы негатив не смог нас догнать и сбить с ног.

Мне нравится, что ее определение осознанности напоминает о необходимости не преувеличивать свои чувства. Лично я очень легко застреваю в сожалении, стыде или самокритике. Но самосострадание требует наблюдательности и точного понимания чувств стыда и боли. У Нефф есть большой сайт, где вы можете прочитать об инструментах для самосострадания и узнать больше об ее исследовании: www.self-compassion.org.

В дополнение к практике самосострадания (и поверьте мне, это именно практика), мы должны также помнить, что чувство собственного достоинства, то есть глубинное убеждение в том, что мы – полноценны, приходит только тогда, когда мы живем своей историей. Мы либо владеем своими историями (даже неприятными), либо мы остаемся вне их – отрицаем свою уязвимость и несовершенство, отрицаем те части самих себя, которые не вписываются в наше представление о себе, и суетимся, чтобы получить от других людей подтверждение нашего достоинства. Перфекционизм утомителен, потому что суета сама по себе утомляет. Это бесконечное представление.

А теперь я хочу вернуться к разделу своего «Интервью для вдохновения» и поделиться некоторыми ответами респондентов, которые показывают, как прекрасно быть настоящим и принимать свои недостатки. Меня очень вдохновляет самосострадание. Я думаю, что эти ответы вдохновят и вас тоже. Первый ответ Гретхен Рубин, самого продаваемого автора, чья книга «The Happiness Project» («Проект счастье») рассказывает о годе применения на практике исследований и теорий о том, как быть счастливым. Ее новая книга «Happier at Home» («Счастлива дома») рассказывает о том, что важно для того, чтобы почувствовать себя счастливой дома: например, отношения, брак, время, семья, внешность, отношения с соседями. Вот как она сама ответила на вопрос об управлении перфекционизмом:

«Я напоминаю себе: “Не позволяй совершенству быть врагом хорошего” (заимствовано у Вольтера: “Лучшее – враг хорошего”). 20-минутная прогулка, которую я совершу, – лучше, чем 6-километровый пробег, который мне не по силам. Несовершенная книга, которая будет опубликована, лучше, чем идеальный труд, который никогда не покинет пределы моего компьютера. Обед из китайской еды на вынос лучше, чем изысканный ужин, которого никогда не будет».

А вот Андреа Шер, фотограф, писатель, и инструктор по персональному росту из Беркли, штат Калифорния. С помощью своих интернет-курсов «Фото супергероя» (Superhero Photo) и «Запредельный мир» (Mondo Beyondo ), а также блога «Журнал супергероя» (Superhero Journal) Андреа вдохновляет других людей на подлинную, красочную и творческую жизнь. Иногда она сидит на полу кухни с ребенком и просит своего 4-летнего сына подпрыгнуть, чтобы сделать «фото супергероя». Вот что она пишет о перфекционизме (я люблю ее мантры!):

«В детстве я была многообещающей гимнасткой, у меня была идеальная посещаемость в школе, я с ужасом думала, что могу получить оценку ниже четверки, и заработала пищевое расстройство.

Да, и еще я считала себя королевой на выпускном балу.

Я думаю, что у меня есть некоторые проблемы с перфекционизмом!

Но я работаю над этим. В детстве я считала, что меня можно любить, только если я буду идеальной… и я думаю, что я до сих пор иногда неверно соотношу понятие “быть идеальной” и “быть любимой”. Я часто ловлю себя на том, что Брене называет “борьба за чувство собственного достоинства”. Это то, что мы делаем, чтобы люди не видели наши недостатки и человеческие качества. Иногда моя самооценка сильно зависит от того, что я делаю и как я выгляжу, когда делаю что-то, но я учусь освобождаться от этой зависимости. Материнство многому научило меня в этом плане. Это тяжело и страшно, но я учусь показывать свое несовершенство.

Для управления перфекционизмом я разрешаю себе делать то, что у меня хорошо получается. Например, я умею делать все довольно быстро (двое маленьких детей научат вас, как можно успевать переделать кучу дел с молниеносной скоростью), и если все получается достаточно хорошо, то я одобряю себя. У меня есть несколько мантр, которые помогают.

• Сделанное наспех помогает выиграть гонку.

• Совершенство – враг сделанного.

• Достаточно хорошо – это на самом деле чертовски хорошо».

Николас Уилтон создал прекрасные иллюстрации для обложек моих предыдущих книг и моего сайта. Его работы выставляются в галереях и раскупаются частными коллекционерами. Кроме того, Уилтон – автором метода «аrtplane» – это система фундаментальной живописи и интуитивных принципов, которая способствует развитию творческого процесса. Мне очень нравится то, что он пишет о перфекционизме и искусстве. Это полностью совпадает с выводом моего исследования о том, что перфекционизм подавляет творческую составляющую. Именно поэтому одним из наиболее эффективных способов для начала восстановления от перфекционизма является творчество. Вот что говорит Ник:

«Я всегда чувствовал, что кто-то давно распределил все мирские дела по разумным областям: организовал категории вещей, которые можно совершенствовать и которые аккуратно вписываются в совершенные группы. Один из примеров – мир бизнеса. Он наполнен идеальными позициями, электронными таблицами, – всем тем, что развивается и может быть усовершенствовано. Правовая система – не всегда идеальна, но тем не менее это важная попытка записать и структурировать все виды законов и предписаний, которые охватывают все аспекты человеческого бытия. Это своего рода кодекс поведения, которому мы должны следовать.

Совершенство играет решающую роль в создании самолетов, построении мостов или скоростных поездов. То же можно сказать о кодах и математике, стоящей за интернетом. Вещи либо идеально правильные, либо они не работают. Так что бо2льшая часть мира, в котором мы работаем и живем, основана на правильности и совершенстве.

Но после того, как этот (или, возможно, эта) кто-то организовал все, что возможно, по принципу идеальности, осталось множество предметов, которые никуда не вписывались, – вроде вещей в коробке из-под обуви, которые нужно куда-нибудь пристроить.

Посмотрев на все это, организатор вздохнул и сказал: “Ладно! Прекрасно. Все остальное не способно к совершенствованию, это никуда не вписывается. Эти вещи нужно просто сложить в эту последнюю, довольно большую коробку, которую мы пока можем поставить за диван. Может быть, позже мы вернемся и поймем, где все можно разместить. Давайте назовем эту коробку “искусство”.

К счастью, проблема так и не была решена, и со временем, с появлением все большего объема нового искусства, коробка переполнилась. Я думаю, что искусство, среди всех других четких категорий, больше всего напоминает, что значит быть человеком. Быть живым. Наша природа сама по себе несовершенна, у нас есть чувства и эмоции, которые не подпадают ни под какие категории. Мы можем совершать нечто такое, что не обязательно имеет смысл.

Искусство совершенно несовершенно.

Как только в ваших замыслах появляется слово “искусство”, вы начинаете освобождаться от стремления к совершенству.

Что касается моей собственной несовершенной работы, то я просто всегда указываю на коробку за диваном и произношу слово “искусство”, и люди, кажется, понимают, и позволяют вам слететь с крючка совершенства и вернуться к своим делам».

Есть одна цитата, которую я вспоминаю каждый раз, когда я говорю об уязвимости и перфекционизме. Это цитата из песни Леонарда Коэна «Гимн» («Anthem»): «Везде есть трещины. Просто так падает свет».

Защита 3-я: попытка заглушить эмоции

Если вы думаете, что это раздел о зависимости, и считаете, что это не про вас, то, пожалуйста, все равно читайте дальше. Речь идет о всех нас. Во-первых, одной из самых универсальных стратегий в попытке заглушить эмоции является сумасшедшая занятость. Я часто говорю, что если будет необходимо начать осуществление программы «12 шагов» для трудоголиков, то придется арендовать футбольные стадионы. Мы – это культура людей, которые купились на идею о том, что если мы будем достаточно заняты, то правда жизни не догонит нас.

Во-вторых, статистика показывает, что мало кому удалось избежать зависимости. Я считаю, что мы все пытаемся заглушить свои чувства. Мы можем не делать это постоянно, но это не значит, что мы периодически не заглушаем наше чувство уязвимости. А подавление уязвимости особенно опасно, поскольку мы не просто заглушаем боль трудных переживаний. Заглушая уязвимость, мы также притупляем наш опыт любви, радости, взаимосвязи, творчества и сочувствия. Мы не можем избирательно заглушать эмоции. Заглушая темноту, вы заглушаете свет.

Если вы спрашиваете себя, относится ли к притуплению эмоций принятие легких наркотиков или несколько стаканов вина после работы – ответ на этот вопрос: «да». Если посмотреть на идею необходимости «расслабления», то она означает несколько бокалов вина, которые мы пьем, пока готовим ужин, ужинаем, убираем со стола. Во время 60-часовой рабочей недели мы едим сладкое, смотрим футбол, принимаем таблетки и пьем эспрессо, чтобы очиститься от алкогольного дурмана. Я говорю о вас, о себе и о тех вещах, которые мы делаем каждый день.

Когда я посмотрела на данные исследования, мой основной вопрос был таким: «Какое чувство мы так отчаянно хотим притупить и почему?» Американцы сегодня обременены долгами, ожирением, лечением и зависимостью так сильно, как никогда. Впервые в истории Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC) [25] объявили, что автомобильные аварии сейчас – вторая причина смерти от несчастного случая в США. А какая же первая? Оказывается, передозировка наркотиков. На самом деле, больше людей умирает от передозировки медицинских препаратов, чем от героина, кокаина и метамфетамина вместе взятых. Еще более тревожной [26] представляется информация, что менее 5 % тех, кто умер от передозировки отпускаемых по рецепту лекарств, получили препараты от людей, о которых мы обычно думаем как об уличных дилерах. В роли дилеров сегодня могут выступать родители, родственники, друзья и врачи. Очевидно, что это существенная проблема. Мы уже отчаялись бороться со своими чувствами.

Потратив годы на тесное сотрудничество с исследователями в области зависимости, я догадалась, что основным фактором, определяющим подавление эмоций, являются наши проблемы с чувством собственного достоинства и стыда: мы заглушаем боль, которая исходит из ощущения несовершенства и заниженной самооценки. Но это лишь часть головоломки. Тревога и утрата связи также являются причиной подавления эмоций в добавление к стыду. Как я объясню позже, наиболее сильная потребность заглушить чувства рождается из комбинации всех трех составляющих – стыда, тревоги и отчуждения.

Тревогу, которую описывали участники исследования, как мне представляется, вызывает неопределенность, а также подавляющие и конкурирующие потребности современной жизни и (один из больших сюрпризов!) социальный дискомфорт. Сложнее всего оказалось точно выразить отчуждение или утрату связи. Я подумала об использовании термина «депрессия» вместо отчуждения, но как показывают данные, речь идет все-таки не о депрессии. Люди рассказывали о самом разном опыте, который включает и депрессию, но также охватывает одиночество, изолированность, разобщенность и пустоту.

Опять же, лично для меня как в личном, так и в профессиональном плане, большое значение имело появление стыда в переживаниях тревоги и/или отчуждения. Наиболее четкие ответы на вопрос о том, что заставляет подавлять эмоции, больше походят на ответы на вопрос: «Что вы чувствуете?» Беспокойство со стыдом. Утрату связи с чувством стыда. Тревогу и утрату связи, стыд.

Стыд настигает тех из нас, кто испытывает тревогу, потому что первоначальные эмоции страха, утраты контроля и неспособности управлять своей жизнью в итоге приводят к усилению беспокойства. Мы ощущаем полную невыносимость ситуации от мыслей о том, если бы мы были умнее, сильнее или лучше, мы могли бы со всем справиться. Попытка заглушить эмоции становится способом избавления от нестабильности и ощущения недостаточности.

С отчуждением похожая история. У нас может быть пара сотен друзей на Facebook, плюс множество коллег, друзья в реальной жизни и соседи, но мы все равно чувствуем себя одинокими и незаметными. Поскольку мы жаждем взаимосвязи, отчуждение всегда болезненно. Ощущение отчужденности – вполне нормальная часть жизни и отношений. Однако в сочетании со стыдом мысль о том, что у нас нет взаимоотношений, потому что мы их не достойны, порождает боль, которую мы и хотим заглушить.

После отчуждения приходит изолированность, которая представляет собой реальную опасность. Джин Бэйкер Миллер и Ирен Стайвер [27], изучающие культуру отношений, из Стоун-центра колледжа Уэллсли, очень хорошо описали отчаяние изолированности. Они пишут: «Мы считаем, что самым страшным и разрушительным чувством, которое может испытывать человек, является психологическая изолированность. Это не то же самое, что быть в одиночестве. Это ощущение, что человек лишен возможности взаимоотношений с другими людьми и бессилен изменить ситуацию. В крайнем случае, психологическая изолированность может привести к чувству безнадежности и отчаяния. Люди стараются всеми силами избежать этого сочетания изолированности и бессилия».

Последняя часть этого определения имеет решающее значение для понимания стыда как наказания. Стыд часто приводит к отчаянию. И реакция на эту отчаянную потребность вырваться из изолированности и страха может варьироваться от попыток скрыть свои эмоции до наркомании, депрессии, причинения себе телесных повреждений, пищевого расстройства, издевательств, насилия и самоубийства.

Если говорить о моем собственном опыте замалчивания, размышление над тем, как стыд усиливает тревогу и отчуждение, дало мне ответы на вопросы, которые тревожили меня многие годы. Я выпивала не для того, чтобы заглушить свои печали. Мне просто нужно было чем-то заняться. На самом деле, я убеждена, что, если бы смартфоны и маленькие чихуахуа, которые сегодня повсюду носят с собой знаменитости в качестве аксессуаров, были бы в моде в мои подростковые годы, я бы никогда не начала курить и пить. Я пила и курила, чтобы минимизировать свое чувство уязвимости и выглядеть занятой, когда все другие девочки за моим столиком были приглашены на танец.

25 лет назад казалось, что моим единственным выбором было пиво, «Амаретто» и сигареты. Я одна сидела за столом, и некому было составить мне компанию за исключением моих пороков. Уязвимость привела меня к беспокойству, от него я перешла к стыду, который вызывал отчуждение, а от него можно было «спрятаться» в пиве. Для многих из нас химические обезболивающие против негативных эмоций – приятный, хоть и опасный, побочный эффект поведения, которое связано с тревогой.

Я бросила пить и курить 16 лет назад. В «Дарах несовершенства», я написала:

«Я провела большую часть своей жизни, пытаясь опередить уязвимость и неопределенность. В период моего взросления меня не научили навыкам и эмоциональной практике необходимой для того, чтобы “принимать дискомфорт”, поэтому с течением времени я пристрастилась к тому, что помогает заглушить эмоции. Но для того, чтобы излечиться от этого, не существует программы “12 шагов”. И после некоторых экспериментов, я поняла, что описание пристрастия в ключе традиционных программ “12 шагов” не всегда актуально в отношении пуристов.

Для меня попыткой отгородиться от негативных эмоций были не просто танцевальные залы, холодное пиво и “мальборо”, в этом мне помогали и банановый хлеб, и чипсы, и электронная почта, а также работа, постоянная занятость, непрерывное беспокойство, планирование, перфекционизм, и все, что угодно, что может заглушить мучительное и тревожное чувство уязвимости».

Великие дерзания: установление границ, поиск истинного комфорта, и укрепление духа

Когда я спрашивала о замалчивании эмоции тех участников исследования, которые живут искренней жизнью, то выяснилось, что все они постоянно говорили о трех вещах:

• учиться ощущать свои настоящие чувства;

• быть внимательным с умалчиванием эмоций (они тоже борются с этим);

• учиться принимать дискомфорт негативных эмоций.

Все это очень важно для меня, но я хотела узнать, как именно можно уживаться с тревогой и отчуждением. Поэтому я стала спрашивать людей конкретно об этом. Как я и ожидала, их объединяло нечто большее. Эти люди возвели «достаточность» на новые уровни. Да, они практиковали осознанность, но они также устанавливали серьезные границы в своей жизни.

Я задавала острые вопросы о решениях и поведении искренних мужчин и женщин, которое они использовали для снижения беспокойства. Люди объясняли, что снижение тревожности означает переключение внимания на то, что они могут сделать, а что будет уже чересчур. Также они учились говорить: «Все, хватит». Они очень четко понимают, что для них важно, и когда они могут от чего-то отказаться.

В прекрасном выступлении на конференции TED в 2010 году Кен Робинсон [28] начал объяснять аудитории, что он делит мир на две группы, потом прервался и с улыбкой произнес: «Иеремия Бентам, великий философ, изучавший утилитаризм, один раз пошутил по поводу этого аргумента. Он сказал: “В мире есть два типа людей: те, кто делит людей на два типа, и те, кто этого не делает”».

Помолчав немного, Робинсон с улыбкой добавил: «Я делю». Мне очень понравился этот момент, потому что я, будучи исследователем, тоже делю. Но прежде чем говорить о двух группах, которые я определила, хочу сказать, что это деление не настолько точное и четкое, как деление на две дискретные группы, но в то же время оно достаточно объективно. Давайте посмотрим.

Когда дело доходит до беспокойства, все мы боремся. Да, есть различные типы беспокойства, и, конечно, оно выражается с разной интенсивностью. Есть очень тяжелое беспокойство, с которым лучше всего бороться с помощью лекарств и терапии, а иногда беспокойство имеет внешний характер – из-за своих попыток прыгнуть выше головы мы перенапряжены. Вот как распределились ответы участников двух опрошенных мною групп: группа А считала, что основная трудность с тревогой заключается в поиске способов управления ей и успокоения, в то время как группа B четко определила проблему, как необходимость изменения поведения, которое привело к состоянию беспокойства. Участники обеих групп часто приводили современные технологии в качестве примера источника беспокойства, так что давайте посмотрим, как эти две группы относятся к ежедневному натиску таких средств, как электронная почта, голосовая почта и текстовые сообщения.

Группа А: «Я завариваю огромную чашку кофе после того, как укладываю детей спать, чтобы прочитать и ответить на все сообщения электронной почты. Обычно это случается уже поздно – между 22:00 и 00:00. Если почты слишком много, то я просыпаюсь в 4:00 утра и снова залезаю в “почтовый ящик”. Я не люблю приступать к работе до тех пор, пока не отвечу на все письма. Я устаю, но на письма все равно отвечаю».

Группа B: «Я просто прекращаю отправлять ненужные электронные письма и прошу своих друзей и коллег делать то же самое. Я также приучаю адресатов к тому, что ответ на письмо может занять у меня несколько дней. Если это важно, то лучше позвоните мне. Не надо писать смски или письма. Позвоните. А еще лучше, заскочите ко мне в офис».

Группа А: «Для того чтобы ответить на письмо или позвонить, я использую время, пока стою красном сигнале светофора, в очереди в магазине или на лифт. Я даже ночью кладу телефон рядом с подушкой на случай, если я вспомню что-то важное среди ночи. Один раз я позвонила своей помощнице в 4:00 утра, потому что вспомнила, что нам нужно добавить кое-что к мероприятию, к которому мы готовились. Я удивилась, что она ответила, но потом она напомнила мне, что я сама попросила ее держать свой телефон на прикроватной тумбочке. Я отдохну и выпущу пар, когда мы закончим. Работать. На полную. Это мой девиз. Один раз не поспать – это не так уж и сложно».

Группа B: «Мой начальник, мои друзья, и моя семья знают, что я не отвечаю на звонки до 9:00 или после 21:00. Если телефон звонит после или до обозначенного времени, значит, либо кто-то ошибся номером или действительно сложилась какая-то чрезвычайная ситуация, этот вопрос точно не по работе».

Участники группы А, которым труднее всего приходилось бороться с попыткой заглушить свои чувства, поясняли, что для них снижение тревожности подразумевает поиск способов заглушить ее, не меняя при этом мышления, поведения или эмоций, которые провоцируют беспокойство. Я ненавидела каждую минуту этой части исследования. Я всегда искала более эффективные способы управления своей усталостью и тревогой. Я хотела «жить вот так», а не искать способы того, чтобы «перестать жить вот эдак». Моя борьба отражалась в борьбе, о которой говорили участники опроса, рассказывающие о своих попытках заставить чувства замолчать. Меньшая по размеру группа, группа B, участники которой боролись с корнями тревоги, сопоставляя свою жизнь со своими ценностями и устанавливая границы, попадали в континуум искренности.

Когда мы спрашивали людей из этой группы о процессе установления границ и пределов для снижения тревожности, они, не колеблясь, говорили о связи между чувством собственного достоинства и границами. Мы должны верить в то, что мы «достаточны» для того, чтобы сказать: «Все, хватит!» Женщинам сложно устанавливать границы, потому что гремлины стыда шепчут им: «Будь осторожна с отказом. Ты можешь разочаровать этих людей. Не позволяйте им уйти. Будь хорошей девочкой. Осчастливь всех». А мужчинам гремлины твердят: «А ну вставай! Настоящий мужик может сделать и это, и еще кое-что, или маленький маменькин сынок слишком устал?»

Мы знаем, что великие дерзания означают взаимодействие с нашей уязвимостью, которая не может открыться нам, когда стыд берет верх, и то же самое верно для работы с отчуждением. Две наиболее мощные формы взаимодействия – любовь и общность – это истинные потребности мужчин, женщин и детей. Во время своих интервью я поняла, что только одна вещь отличает мужчин и женщин, которые испытывают глубокое чувство любви и принадлежности, от людей, которые борются за него. Это – чувство собственного достоинства. Это так же просто и сложно, как вот такая сентенция: если мы хотим в полной мере испытать любовь и принадлежность, мы должны верить, что достойны любви и общности. Но прежде чем мы поговорим подробнее о попытках заглушить чувства и об отчуждении, я хочу поделиться с вами еще двумя определениями. Ранее я поделилась своими определениями любви, а вот как звучат определения связи и общности, которые я получила из своих исследований.

Связь. Это энергетика, которая вибрирует между людьми, когда они чувствуют, что их видят, слышат, и ценят; когда они могут давать и получать необходимое им без осуждения.

Общность – это врожденное человеческое желание быть частью чего-то большего, чем мы сами. Из-за врожденной природы этого желания мы часто пытаемся приобрести общность путем самоутверждения в глазах других людей, но зачастую эти попытки не только являются заменителем общности, но и просто мешают ее достижению. Потому что истинная общность появляется лишь тогда, когда мы показываем себя настоящих и несовершенных миру. Наше чувство принадлежности никогда не может быть больше степени принятия себя.

Эти определения имеют решающее значение для понимания того, как мы теряем связи в своей жизни, и как это изменить. Для того чтобы жить жизнью, наполненной взаимосвязью с людьми, необходимо устанавливать границы, тратить меньше времени и энергии на суету и завоевание одобрения окружающих и понимать ценность работы над установлением связи с семьей и близкими друзьями.

До начала этого исследования я спрашивала: «Какой самый быстрый способ заставить эти чувства ретироваться?» Сегодня мой вопрос звучит так: «Что это за чувства, и откуда они появились?» Что касается меня, то неизменные ответы на них такие: я не чувствую достаточной связи со Стивом или детьми, я не высыпаюсь, недостаточно играю с детьми, слишком много работаю, пытаюсь убежать от уязвимости. Теперь я знаю, что я могу напрямую работать с этими ответами.

Душа против равнодушия

Есть еще один вопрос, который я часто слышу. Люди часто спрашивают: «Где грань между удовольствием и комфортом и попыткой заглушить эмоции?» В ответе на него мне помогает автор и тренер по личностному росту Дженнифер Лоуден [29]. Она называет инструменты для подавления эмоций «теневыми удобствами». Когда мы беспокоимся, переживаем отчуждение, уязвимы, одиноки, ощущаем себя беспомощными, выпивка, еда, работа и бесконечные часы в интернете ощущаются как комфорт, но на самом деле они только прячут в тень нашу жизнь.

В своей книге «The Life Organizer» («Органайзер жизни») Лоуден пишет: «Теневые удобства могут принимать любую форму. Важно не то, что вы делаете, важно то, почему вы это делаете. Вы можете съесть кусочек шоколада, как святую сладость – это настоящий комфорт, – или вы можете впихнуть в рот всю шоколадку, даже не успев распробовать его вкус в лихорадочных попытках успокоиться, – это теневой комфорт. Вы можете пообщаться на форуме полчаса, подзарядиться энергией и вернуться к работе, или вы будете общаться на форуме, потому что избегаете разговора со своим партнером о том, как сильно тот рассердил вас вчера вечером».

Я поняла, что мои данные говорят именно о том, на что указывает Лоуден: «Важно не то, что вы делаете, важно то, почему вы это делаете». Я предлагаю вам подумать о том, что стоит за нашим выбором, и обсудить эти вопросы с семьей, близкими друзьями или прибегнуть к помощи профессионала. Не существует перечней и норм, чтобы помочь определить теневые удобства или другие деструктивные формы поведения для подавления эмоций, и я бы рекомендовала очень внимательно отнестись к тому, если ваши близкие люди говорят, что их беспокоит применение вами этих тактик поведения. Но в конечном счете надо сказать, что вопросы, которые выходят за рамки того, что мы знаем и как мы чувствуем, касаются нашей души. Мои решения утешают и помогают моей душе, или это просто способ временно избежать уязвимости и негативных эмоций, которые в конечном счете подрывают мой дух? Ведут ли мои решения к искренности или они оставляют ощущение пустоты и поиска?

Для меня вкусная еда – одновременно питание и удовольствие. Когда я ем стоя, впопыхах перед холодильником – это всегда индикатор риска. Просмотр одного из моих любимых шоу по телевидению – это удовольствие. Переключение каналов в течение часа – это попытка заглушить эмоции.

Для того чтобы поразмыслить о том, каким образом мы подпитываем или обедняем свой дух, предлагаю рассмотреть, как наше поведение влияет на окружающих людей – даже незнакомых. Пару лет назад я написала статью для Houston Chronicle о сотовых телефонах и отчуждении после того, как своими глазами увидела, как сильно наш стиль жизни в постоянной занятости и тревоге влияет на других людей. Вот вам пища для размышлений…

На прошлой неделе, когда я пыталась наслаждаться в маникюрном салоне, я с ужасом наблюдала, как две женщины напротив меня болтали по своим телефонам на протяжение всей процедуры. Они с помощью мимики и жестов объясняли маникюрше, какую они хотят длину ногтей или покрытие. Я была в шоке.

Я хожу к одним и тем же маникюршам уже 10 лет. Я знаю их имена (их реальные вьетнамские имена), имена их детей и многие из их историй. Они знают, как меня зовут, как зовут моих детей, и многие из моих рассказов. Когда я наконец прокомментировала поведение тех женщин с мобильными телефонами, мастер, которая занималась моими ногтями, отвела глаза и шепотом произнесла: «Они не понимают. Большинство даже не считают нас за людей».

По дороге домой я заскочила в магазин Barnes & Noble купить журнал. Женщина, которая стояла передо мной в очереди, купила две книги, попросила новый кардридер и обратилась с просьбой завернуть одну книгу в подарок, не отрываясь при этом от разговора по мобильному телефону. Она прошла через кассу, даже не обратив внимания на молодую женщину-кассира. Она даже не увидела человека напротив.

После посещения магазина я решила заскочить в ресторан быстрого питания, чтобы купить диетическую колу. Как только я подъехала к окошку, мой телефон зазвонил. Я предполагала, что могут звонить из школы Чарли, так что я ответила на звонок. Звонили не из школы – нужно было просто подтвердить время встречи. Я быстро поговорила и тут же положила трубку.

Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы произнести: «Да, я буду на встрече», и я купила напиток. Я извинилась перед кассиром за то, что говорила по телефону. Я сказала ей: «Извините. Телефон зазвонил, когда я подъехала, и я подумала, что звонят из школы моего сына».

Должно быть, я очень ее удивила, потому что она со слезами на глазах сказала: «Спасибо. Большое вам спасибо. Вы даже не представляете, как это обидно иногда. Люди даже не замечают нас».

Я не знаю, какие конкретно чувства она испытывала, но мне известно, каково это – быть невидимым работником сферы услуг. Это просто невыносимо. Некоторое время в студенчестве я работала официанткой и барменом. Я работала в очень милом ресторане, который находился рядом с университетским городком и был очень популярен среди богатых студентов и их родителей (эти родители приезжали в выходные и приглашали своих детей и их друзей на ужин). Мне было уже под 30 лет, и я старалась получить степень бакалавра, прежде чем мне стукнет тридцатник.

Когда клиенты были доброжелательными и вежливыми, то все шло нормально, но буквально один момент, когда официанта не принимают за человека, мог выбить меня из колеи. К сожалению, сейчас я наблюдаю такое постоянно.

Я вижу взрослых людей, которые даже не поднимают глаза на официантов, когда говорят с ними. Я вижу родителей, которые позволяют своим детям разговаривать со служащими магазина на повышенных тонах. Я вижу людей, которые кричат на администраторов гостиниц, но с большим уважением говорят с начальниками, врачами и банкирами.

И я вижу, как коварная природа расы, класса и привилегий проявляется в одной из самых важных и трудных областей – в отношениях к представителям сферы обслуживания.

Каждый хочет знать, почему сфера обслуживания терпит провал. А я хочу знать, почему терпит провал поведение клиентов.

Когда мы относимся к людям как к неодушевленным предметам, мы унижаем их человеческое достоинство. Мы делаем нечто ужасное с их душами и своими собственными тоже. Мартин Бубер, австрийский философ, писал о различиях между отношениями «я-это», и «я-ты». Отношения «я-это» возникают, когда мы вступаем в отношения с людьми, к которым мы относимся как к неодушевленным предметам – они нужны нам для обслуживания или выполнения какой-то задачи. Отношения «я-ты» характеризуются человеческой взаимосвязью и сопереживанием.

Бубер писал: «Когда связь между двумя людьми истинная и человечная, то между ними возникает божественное электрическое притяжение».

После 10 лет изучения общности, подлинности и стыда я могу с уверенностью сказать, что все мы крайне сильно желаем связи – эмоционально, физически и духовно. Я не предлагаю вам создать глубокие взаимоотношения с работником химчистки или МакАвто; я предлагаю перестать унижать их человеческое достоинство и начать смотреть им в глаза при разговоре. Если у нас нет сил или времени на это, то лучше остаться дома.

Духовность стала фундаментальным ориентиром в искренности. Не религиозность, а глубокое убеждение в том, что мы неразрывно связаны друг с другом силой более могущественной, чем мы сами, эта сила основана на любви и сострадании. Для некоторых из нас это и есть Бог, для других это природа, искусство или душевность. Я считаю, что овладение чувством собственного достоинства – это акт признания в том, что мы – священные существа. Возможно, признание уязвимости и преодоление замалчивания в конечном счете помогает подпитывать наш дух и заботиться о душе.

Средства, которые мы редко используем в своем арсенале

Итак, мы взломали двери в хранилище, чтобы пролить свет на общие средства защиты, которые использует каждый, чтобы обезопасить себя от уязвимости. Предчувствие беды при радости, перфекционизм, замалчивание эмоций – это три наиболее универсальных метода защиты – то, что мы называем основными категориями обороны. В этой последней части данной главы я хочу кратко рассмотреть средства, которые включают несколько масок, формирующих важные подкатегории. Большинство из нас, вероятно, ассоциируют себя с одним или же несколькими категориями обороны. Или, по крайней мере, мы увидим в них свое отражение, что говорит о некотором понимании сути вопроса.

Защита: победитель или жертва

Я узнала об этом средстве, когда значительная часть участников исследования указали, что они находят очень мало пользы в понятии уязвимости. Их реакции на мысль о том, что, возможно, уязвимость имеет значение, колебались от пренебрежения и обороны до враждебности. Обобщив эти интервью, я представила себе мир, в котором люди делились на две группы (как делим по группам мы с сэром Кеном Робинсоном). Эти группы я называю «победители» и «жертвы».

В отличие от тех участников, которые раздумывают над значением уязвимости, эти люди разделяют убеждение, что все люди без исключения принадлежат к одной из двух взаимоисключающих групп. Либо жертва – неудачник, который вечно пытается что-то сделать, но постоянно сдается; либо победитель – тот, кто неизменно видит угрозу стать жертвой, поэтому постоянно пытается контролировать, доминировать, управлять, и никогда не показывает свою уязвимость.

Пока я занималась изучением полученных данных, я все время думала о главе в своей диссертации, где писала о французском философе Жаке Деррида и бинарной оппозиции (парное упорядочивание противоположных по значению терминов). Хотя респонденты по-разному отвечали на вопросы, для описания мира они все активно использовали модели бинарной оппозиции: победитель или проигравший, выжить или умереть, убить или быть убитым, сильные или слабые, лидеры и последователи, успех или неудача, сокрушить или быть раздавленным. А те, кто не мог привести четкие примеры, выдвигали такой жизненный девиз: «Мир делится на крутых и дураков. Все очень просто».

Источник происхождения мировоззрения «победитель или жертва» был не вполне ясным, но большинство приписывали его ценностям, которые они усвоили в детстве, в ходе опыта преодоления трудностей, или во время профессиональной подготовки. Большинство участников группы с таким мнением были мужчины, но присутствовали и женщины. Многие из этих людей работали в областях, которые способствуют укреплению менталитета «победитель или жертва»: об этом говорили военнослужащие, ветераны, сотрудники исправительных учреждений и правоохранительных органов, а также люди, работающие в области высокопроизводительных и конкурентных областях вроде юриспруденции, технологий и финансов. Вот только я не знаю: эти люди специально искали работу, где можно максимально использовать их систему убеждений «победитель или жертва», или же это их работа сформировала такие взгляды на жизнь. Я предполагаю, что больший процент людей относятся к первой группе, но у меня нет данных, чтобы подтвердить свои догадки. В настоящий момент я над этим работаю.

В ходе опросов выявилась одна трудность: оказалось, что было трудно честно рассказывать о борьбе в своей личной жизни – о том, как они выходили из рискованных ситуаций, переживали разводы, отчуждение, одиночество, зависимость, гнев, эмоциональное истощение. Участники опроса не воспринимали отрицательные результаты как последствия их мировоззрения «победитель или жертва», они воспринимали их в качестве доказательства суровой природы жизни – «пан или пропал».

Когда я смотрю на статистику профессий, нетерпимых к уязвимости и ограниченных мировоззрением «победитель или жертва», я вижу опасную картину. Наиболее сильно это заметно в армии. Статистика по посттравматическим [30] самоубийствам, насилию, зависимости и риску указывает на одну истину: для солдат, служивших в Афганистане и Ираке, возвращение домой может оказаться более опасным, чем присутствие на поле боя . С момента вторжения в Афганистан к лету 2009 года, американские военные потеряли 761 солдата в боевых действиях в стране. Сравните это с 817 солдатами, которые совершили самоубийства за тот же период. И эта цифра не учитывает смерти, связанные с насилием, рискованным поведением и зависимостью.

Крейг Брайан, психолог Техасского университета и эксперт по самоубийствам [31], который недавно покинул Военно-воздушные силы, рассказал журналу TIME, что военные оказываются в ситуации, схожей с той, что описана в книге «Уловка-22» («Catch-22») [15] : «Мы обучаем солдат использовать контролируемое насилие и агрессию, подавлять сильную эмоциональную реакцию перед лицом трудностей, терпеть физическую и эмоциональную боль и преодолевать страх ранения и смерти. Эти качества напрямую связаны с повышенным риском самоубийства». Брайан объяснил, что военные не могут уменьшить интенсивность этого состояния «без ущерба для боеспособности наших Вооруженных сил» и он дал пугающее определение опасности взгляда на мир через призму установки «победитель или жертва» для военных, сказав: «Военные, говоря простым языком, скорее способны убить себя с помощью своей профессиональной подготовки». Возможно, в военной отрасли сложилась пиковая ситуация, но если посмотреть на статистику психического и физического здоровья полицейских, то можно увидеть такую же тенденцию.

То же является справедливым и для различных организаций – когда мы возглавляем их или учим своих подопечных, проповедуя мировоззрение «победитель или жертва»: «либо грудь в крестах, либо голова в кустах». Подобными установками мы ломаем веру, инновации, творчество и адаптируемость к изменениям. Уберите оружие, и все равно в корпоративной Америке вы увидите результаты, схожие ситуацией, сложившейся в среде военных и полицейских. Юристы также воспитываются по такому же принципу, и результаты у них не намного лучше. Данные Американской ассоциации адвокатов [32] свидетельствуют о том, что число самоубийств среди юристов почти в 4 раза выше, чем соответствующий показатель для остального населения. В одной статье этой ассоциации сообщалось, что специалисты по депрессии и зависимостям у юристов связывают более высокий уровень самоубийств с перфекционизмом, необходимостью быть агрессивными и эмоционально непробиваемыми. И этот менталитет может просочиться и в нашу домашнюю жизнь. Когда мы учим своих детей или моделируем мнение, что уязвимость опасна и ее нужно избегать, мы ведем их прямо к опасности и отчуждению.

Великие дерзания: переосмысление успеха, реинтеграция уязвимости и поиск поддержки

Для исследования промежуточных результатов опроса, когда его участники перешли из состояния «победителей» и «жертв» к принятию уязвимости, необходимо понимать четкое различие между теми, кто работает с этой системой убеждений, исходя из приобретенных знаний и ценностей, и теми, кто стал использовать ее в результате травмы. В конечном счете, вопрос, который наилучшим образом отражает логику «победителей или жертв» для обеих групп, звучит так: как вы определяете успех?

Оказывается, что триумф победителей в этой двоякой парадигме не определяется теми показателями, которые большинство из нас называет «успехом». Выживание или выигрыш может считаться успехом в результате соревнования, борьбы, или переживания травмы, но когда непосредственная угроза исчезает, то простое выживание становится уже неподходящим образом жизни. Как я упоминала ранее, любовь и общность – это непреодолимые потребности мужчин, женщин, и детей; а любовь и общность невозможно испытать без уязвимости. Жизнь без связи – без любви и общности – нельзя считать победой. Страх и недостаточность порождают мировоззрение «победитель или жертва», а гремлины дефицитности лишают нас средств для реинтеграции уязвимости. Мужчины и женщины, которые смогли перейти от этой парадигмы к искренности, говорили о развитии доверия и связи в отношениях в качестве предварительного условия для снижения воинственного способа взаимодействия с миром.

Поскольку мы затронули вопрос связи в военной среде, то я хотела бы подчеркнуть, что вовсе не пытаюсь пропагандировать воспитание более добрых военных – я понимаю реалии, с которыми сталкиваются страны, и солдат, которые их защищают. Я пропагандирую более доброе и мягкое общество, готовое принимать и поддержать мужчин и женщин, которых мы сами заставляем быть неуязвимыми. Хотим ли мы протянуть руку и ощутить с ними связь?

Отличным примером целительного влияния взаимосвязи с людьми является работа команды «Team Red, White and Blue, TeamRWB.com» («Красные, Белые и Синие») [33]. Они считают, что наиболее эффективный способ повлиять на жизнь ветерана войны – это выстраивание значимых отношений с кем-то из их сообщества. В их программе работы с ветеранами, пережившими ранение, участвуют местные добровольцы. Они вместе едят, посещают врачей, ходят на местные спортивные события, а также участвуют в других социальных мероприятиях. Это взаимодействие позволяет ветеранам расти в своем сообществе, находить поддержку других людей и новые увлечения в жизни.

Мой интерес к этой работе вызван не только моим исследованием, но и особенным опытом работы с группой ветеранов и членами семей военных по проекту cтыдоустойчивости на одном из занятий в Хьюстонском университете. Это изменило мою жизнь. Это заставило меня понять, как много мы, общество, можем сделать для этих мужчин и женщин, и почему наша политика и мои представления о войне не должны мешать работать с ними по проблемам уязвимости, сострадания и связи. Я всегда буду благодарна за этот опыт и за то, что узнала, беседуя с ветеранами об их опыте. Многие из нас, кто скорбит о ранах войны, упускает находящуюся совсем рядом возможность исцеления. Девиз команды RWB « Теперь наша очередь!» — это призыв к действию для всех нас, кто хочет сделать хоть что-то для поддержки ветеранов. Я работаю с ними сейчас, и приглашаю всех не сторониться, не проходить мимо. Нужно совершать действия, которые убедили бы ветеранов или семьи военнослужащих, что они не одиноки. Действия, которые подтверждали бы слова: «Ваша борьба – это моя борьба. Ваша травма – это и моя травма. Ваше исцеление – это и мое исцеление».

Великие дерзания: травма

Мы все пытаемся понять, почему некоторые люди, пережившие травму, проявляют огромную устойчивость и ведут полноценную, искреннюю жизнь, в то время как другие люди полностью определяют свою жизнь пережитой травмой. Они могут совершать насилие, от которого сами пострадали, попасть в какую-либо зависимость, или буквально застрять в ощущении, что являются жертвами. Такое состояние не зависит от вида травмы: это может быть боевая травма, насилие в семье, сексуальное или физическое насилие, или более незаметные, но не менее разрушительные скрытые травмы вроде угнетения, пренебрежения, изолированности, кроме того, это может быть жизнь в условиях сильного страха или постоянного стресса.

После 6 лет изучения стыда, я уже знала, что часть ответов концентрируется в сфере устойчивости к стыду – наиболее устойчивые люди намеренно развивали четыре элемента, которые мы обсуждали в предыдущих главах. Другая часть ответов была для меня неуловима, пока я не начала свое новое исследование, опрашивая людей об искренности и уязвимости. Оказалось, что в этом есть огромный смысл. Если наш механизм выживания заключается в восприятии мира через призму «победитель или жертва», то отказ от этого мировоззрения может казаться невозможным или даже смертельным. Как может кто-то отказаться от того способа видения и понимания мира, который физически, когнитивно и эмоционально делает его живым? Никто из нас не может расстаться со своими стратегиями выживания без значительной поддержки и развития стратегий для замены. Отказ от установки «победитель или жертва» часто требует помощи профессионалов – тех, кто понимает, что такое травма. Групповая терапия также бывает очень полезна.

Участники исследования, которые пережили травму и при этом живут искренней жизнью, говорили о необходимости:

• признать существование этой проблемы;

• обратиться за профессиональной помощью и/или поддержкой;

• работать со стыдом и скрытностью (замалчиванием);

• подходить к реинтеграции уязвимости как к ежедневной практике, а не как к пункту из списка дел.

И хотя все искренние люди говорили о важности духовности, особенно необходимой она оказалась для участников, которые считают себя не только пережившими травму, но и успешными людьми.

Защита: чрезмерная откровенность

Я получаю довольно много вопросов относительно полной откровенности. Может ли быть слишком много уязвимости? Разве не существует такой вещи, как излишняя откровенность? Такие вопросы обычно сопровождаются примерами из поп-культуры. А что насчет того, что кинозвезда X рассказала в твиттере о попытке самоубийства своего мужа? А что вы скажете по поводу того, что звезды реалити-шоу на весь мир рассказывают об интимных подробностях своей жизни и жизни своих детей?

На мой взгляд, эти вопросы связаны с размышлением, а хорошо ли, когда слишком много любви и страсти (с примерами из области насилия в семье). Так же как насилие в семье не имеет никакого отношения к любви и страсти – это акт гнева, бессилия и стыда (все, что противоположно любви), так и неизбирательная и неуместная откровенность совершенно не связана с искренностью, а, напротив, часто используется как вид защиты (в противоположность уязвимости).

Я вижу две формы излишней откровенности в нашей культуре. Первую я называю « освещение прожектором» , а вторую – « разбойное нападение» .

Освещение прожектором

Для того чтобы разобраться, что означает «освещение прожектором», мы должны понять, что намерения, стоящие за такой откровенностью, многогранны. Часто они включают в себя целую комбинацию средств для успокоения боли, проверки лояльности и терпимости в отношениях, и/или переживаний из-за новой связи («Мы знакомы только несколько недель, но хочу поделиться этим, и тогда мы станем на веки вечные лучшими друзьями»). К сожалению, все, кто поступал именно таким образом (и я в том числе), обычно встречаются с реакцией, прямо противоположной той, о которой мы мечтаем. Те, кому мы открываемся, обычно дают обратный ход и закрываются, что усиливает наш стыд и отчуждение. Нельзя использовать уязвимость для снижения собственного дискомфорта, в качестве показателя терпимости в отношениях («я расскажу нечто сокровенное и посмотрю, останетесь ли вы рядом после этого») или для ускорения развития отношений – это просто не сработает.

Обычно, когда мы протягиваем руку и делимся чем-то важным – своими страхами, надеждами, трудностями и радостью, – мы создаем искры связи. Разделенная уязвимость освещает обычно темные уголки. Я использую в таких случаях «гирлянду» как метафору (я держу их дома круглогодично в качестве напоминания).

Есть что-то магическое в идее размещения горящих гирлянд в темных и труднодоступных местах. Лампочки в гирляндах обычно маленькие, и от одной из них нет яркого света, но вся нить сверкающих огней – это удивительная красота. Именно эта связь между лампочками делает их красивыми. Когда речь идет об уязвимости, связь означает возможность делиться своими историями с людьми, заслужившими право услышать их . Это должны быть люди, с которыми мы создавали отношения, способные выдержать тяжесть нашей истории. Есть ли доверие? Есть ли взаимная симпатия? Есть взаимообмен историями? Можем ли мы попросить то, что нам нужно? Это важнейшие вопросы, которые следует учитывать, говоря о связи.

Когда мы делимся уязвимостью, и особенно постыдными историями, с человеком, с которым у нас нет связи, его эмоциональной (а иногда и физической) реакцией зачастую является отстранение, как будто мы посветили ему в глаза прожектором. Наша уязвимость для него не тонкая нить лампочек, а ослепляющий, суровый и невыносимый свет. Если мы выступаем в роли «получателей», то закрываем лицо руками, зажмуриваемся, отворачиваемся и бросаемся прочь. Когда все закончится, мы чувствуем себя опустошенными, смущенными, а иногда даже ощущаем, будто нами манипулируют. И мы не испытываем ни капли сочувствия, которое так хотел получить от нас человек. Даже те из нас, кто изучает сочувствие и учится навыкам сочувствия, редко могут сохранять самообладание, когда чья-то излишняя откровенность стремится установить между нами связь.

Великие дерзания: уточнение намерений, установление границ и создание связи

Практически получается так: вся красота света обязана своим существованием темноте. Самые значительные моменты нашей жизни происходят, когда мы собираем на нить небольшие искры света, созданные мужеством, состраданием и связью, и любуемся, как они сияют в темноте наших проблем. Если мы используем уязвимость в качестве прожектора, который направляем на своего слушателя, то в ответ получаем отчуждение. Потом мы используем это отчуждение в подтверждение того, что нам никогда не будет комфортно, что мы недостойны отношений с этим человеком. Мы думаем: «Уязвимость – это полная фигня. Не стоит даже говорить о ней. А я вообще не по этой части». Однако мы не понимаем, что использование уязвимости – это не то же самое, что быть уязвимым; это противоположность, это защита.

Иногда мы даже не осознаём, что используем откровенность в качестве защиты. Мы можем выплескивать свою уязвимость или какие-то постыдные истории от полного отчаяния и страха, мы делаем это потому, что даже не надеемся, что нас вообще кто-нибудь может услышать. Мы можем сгоряча проболтаться о чем-то, что сильно травмирует нас, причиняет боль, потому что не в силах ни секунды более терпеть эти муки. При этом, возможно, мы даже не думаем о том, чтобы выбалтывать что-то для самозащиты и отталкивания от себя других, но получаем именно такой результат. Будь мы теми, кто выбалтывает, или теми, кто слушает, самосострадание в подобной ситуации является крайне важным. Когда мы рассказываем что-то слишком много и слишком быстро, нам нужно сделать перерыв, отдохнуть; мы должны практиковать доброту к себе, когда мы чувствуем, что не можем разделить чувства тех, кто «посветил нам прожектором в глаза». Осуждение усугубляет дискомфорт и отчуждение.

После таких моих заявлений люди иногда спрашивают меня, как я решаю, чем поделиться и как поделиться, когда речь идет о моей собственной работе. Я многое рассказываю о своей работе, и у меня, конечно, нет доверительных отношений со всеми читателями или людьми в аудитории, где я выступаю. Это важный вопрос, и ответ на него в том, что я не рассказываю истории или не делюсь уязвимостью с публикой, пока не проработаю их с людьми, которых люблю. Я установила границы в том, чем могу поделиться, а чем – нет, и всегда помню о своих намерениях.

Во-первых, я делюсь только теми своими историями и опытом, которые я проработала до конца и чувствую, что могу поделиться ими, имея твердую почву под ногами. Я не делюсь своими «интимными» историями, я никогда не расскажу о том, что пока еще причиняет мне боль. В начале своей карьеры я поступила так однажды, и это было ужасно. Нет ничего хуже, чем аудитория из 1000 человек, которые реагируют на ваши слова, будто это свет от прожектора.

Во-вторых, я следую правилу, о котором узнала во время подготовки к социальной работе. Откровенность для обучения или продвижения процесса вперед может быть полезной и эффективной, но раскрытие информации перед аудиторией в своих личных интересах – это неправомерно и неэтично. Ну, и в-третьих, я рассказываю что-то личное, когда у меня нет неудовлетворенных потребностей, которые я пытаюсь удовлетворить. Я твердо верю, что, уязвимость на глазах широкой аудитории – это хорошая идея, только если исцеление связано с откровенностью, а не с ожиданиями ответов, которые я могу получить.

Я спрашивала, как этот вопрос решают люди, которые делятся своими историями с помощью блогов, книг и публичных выступлений. Оказалось, что их подходы и решения по этому вопросу примерно одинаковые. Я не хочу, чтобы страх прожекторного света мешал кому-нибудь делиться своими историями с миром, но очень важно всегда думать о том, чем, почему и как мы делимся, когда речь идет о более широкой аудитории. Мы все благодарны людям, которые пишут и говорят, чтобы напомнить нам, что мы не одиноки.

Если вы поняли, что хотя бы раз использовали это средство защиты, то данный перечень вопросов может вам помочь.

1. Почему я делюсь этим?

2. На какой результат я надеюсь?

3. Какие эмоции я испытываю?

4. Мои намерения совпадают с моими ценностями?

5. Может ли результат, ответ, или отсутствие ответа задеть мои чувства?

6. Помогает ли эта откровенность взаимосвязи?

7. Искренне ли я прошу у людей то, что мне нужно?

Разбойное нападение

Если прожекторное освещение связано со злоупотреблением уязвимостью, то вторая форма излишней откровенности ориентирована на манипулирование людьми. «Разбойное нападение» – это когда грабитель врывается в дверь или проникает в окно магазина, хватает все, что может, и делает это грубо, спонтанно и отчаянно. Использование «разбойного нападения» в качестве защиты от уязвимости ориентировано на то, чтобы прорваться через социальные границы людей, охраняющие личную информацию, и ухватить все, что попадет под руку. Чаще всего это проявляется в шоу-бизнесе, где процветает культ сенсаций.

К сожалению, учителя и директора рассказывали, что они наблюдают такое же «грабительское» поведение у учеников средней школы. В отличие от прожекторного освещения, которое, по крайней мере, исходит из необходимости подтверждения чувства собственного достоинства, этот тип мнимого раскрытия уязвимости ощущается менее естественным. У меня пока не накопилось достаточного количества интервью с людьми, использующими этот тип поведения, чтобы полностью понять их мотивацию. До сих пор мне не удалось точно установить, ищут ли они таким образом внимания. Конечно, вопросы достоинства не только могут лежать в основе поиска внимания, но так и происходит на самом деле, и в нашем мире социальных медиа все труднее определить, что является реальной попыткой поиска связи, а что всего лишь имитация. Единственное, что я точно знаю: это точно не уязвимость.

Великие дерзания: опрос о намерениях

Самоэкспозиция всегда однонаправленна. И для тех, кто ее использует, наличие аудитории, кажется, является более важным, чем установление связи. Если мы подозреваем себя в использовании практик «разбойного нападения», то для проверки можно использовать те же вопросы, что и в разделе, посвященном «прожекторному» освещению. Но также, как мне представляется, важно задать следующий вопрос: «Какая цель движет этим поведением?» И еще вот какой: «Я пытаюсь установить связь с кем-то конкретным или я хочу ранить его? Я избрал правильный способ?»

Защита: петляние

Я не слишком-то жалую фильмы-фарсы или эксцентричные комедии. Я предпочитаю хорошие романтические комедии или фильмы студии Miramax с хорошо прописанными характерами. Поэтому использование отрывка из фильма, о котором речь пойдет ниже, в качестве метафоры для этого конкретного механизма защиты от уязвимости, может показаться странным. Но, честно говоря, каждый раз, когда я смотрю этот фильм, я смеюсь так сильно, что живот болит. Даже мысль об этой сцене заставляет меня улыбаться.

Речь идет о комедии 1979 года «Свояки» («The In-Laws») [16] , в которой заняты Питер Фальк и Алан Аркин. Накануне свадьбы своих детей, стоматолог Шелдон Корнпетт (его играет Алан Аркин) встречается с Винсом Рикардо (в исполнении Питера Фалька). Шелдон – это отец невесты, а Винс – жениха. Герой Аркина – это опасливый и строго воспитанный стоматолог. Герой Фалька – агент ЦРУ, который, кажется, только и думает о погонях и перестрелках. Как вы уже, наверное, догадались, привлекательный, но безрассудный агент втягивает ничего не подозревающего стоматолога в свои злоключения.

Фильм на самом деле довольно банальный, но Питер Фальк блестящ в роли агента, а Алан Аркин – просто идеальный нервный простачок. Моя самая любимая сцена в фильме – это когда Фальк советует напуганному Аркину бежать зигзагом, чтобы избежать шквала пуль. Они находились на взлетно-посадочной полосе и были совершенно незащищены, на них обрушивался шквал пуль, и тут Фальк дает свой лучший совет: «Петляй, Шел! Петляй!» Стоматолог чудесным образом достигает укрытия, но потом вспоминает, что он не петлял, поэтому он снова бежит на линию огня, чтобы вернуться обратно уже зигзагом. Я обожаю этот момент, поэтому я разместила 2-минутный отрывок на своем сайте. Посмотрите, вы тоже можете от души посмеяться: http://www.brenebrown.com/videos.

Я не знаю, почему этот эпизод так меня веселит, но я громко смеюсь каждый раз, когда смотрю его. Может быть, причина в Питере Фальке, который бегает туда-сюда с криком: «Петляй!» или дело в том, что я помню, как смотрела этот фильм с папой и братом и хохотала. И по сей день, если в семейном разговоре возникает напряжение, один из нас небрежно произносит: «Петляй», и мы все начинаем смеяться.

«Петляние» – идеальная метафора для описания того, как мы тратим огромную энергию, пытаясь увернуться от уязвимости, в то время как нужно гораздо меньше усилий, чтобы посмотреть ей в лицо. Этот образ также прекрасно иллюстририует, насколько глупо петлять перед лицом чего-то такого же огромного и всепоглощающего, как уязвимость.

«Петляние» или «бег зигзагом» означает попытку контролировать ситуацию, отказываясь от участия в ней, делая вид, что ничего не происходит, или, притворяясь, что нам все равно. Мы используем этот способ, чтобы увернуться от конфликта, дискомфорта, возможной конфронтации, стыда или боли, и/или критики (самокритики или со стороны других людей). «Петляние» может привести к тому, что мы начинаем что-то скрывать, притворяться, избегать, затягивать, обвинять и лгать.

У меня возникает желание «петлять», когда я чувствую себя уязвимой. Если мне предстоит трудный телефонный разговор, я продумываю его сценарий, убеждаю себя подождать, составляю черновик письма, доказывая себе, что лучше выразиться в письменной форме и так далее. Я эмоционально бегаю туда-сюда, пока не выбиваюсь из сил.

Великие дерзания: быть наблюдательным, внимательным и двигаться вперед

Когда я ловлю себя на попытке при помощи бега зигзагом выбраться из уязвимости, я вспоминаю голос Питера Фалька: «Петляй, Шел!» и это заставляет меня улыбнуться и перевести дух. Дыхание и юмор – это важные средства для возвращения к реальности и начала взаимодействия с уязвимостью.

«Петляние» и постоянный бег туда-сюда с целью избежать чего-то неприятного утомляют и ничего хорошего в жизни не дают. Я пыталась найти случаи, когда бег зигзагом может быть полезным, и вспомнила совет одного старика, который жил на болоте в Луизиане. Мои родители как-то взяли меня и брата ловить рыбу в каналах, проложенных через болотистую местность, принадлежащую компании, на которую работал мой отец в Новом Орлеане. Человек, впустивший нас на территорию, сказал: «Если вдруг выскочит крокодил, то бегите зигзагом – они быстро бегают, но долго поворачиваются».

И правда: крокодил выскочил из воды и откусил удочку моей мамы, но нас он не преследовал. И, как выясняется, бег зигзагом от крокодила – это не более чем миф. По мнению экспертов зоопарка Сан-Диего, мы можем легко обогнать крокодила, при этом неважно – зигзагом или прямо. Их максимальная скорость бега на суше не превышает 16–17 км в час, и что более важно, они не могут бегать на дальнее расстояние по суше. Их преимущество во внезапном нападении, а не в погоне за своей добычей по суше. В этом смысле они очень похожи на гремлинов, которые живут в болотах стыда и удерживают нас от уязвимости. Таким образом, нам не нужно петлять, мы просто должны быть наблюдательными, внимательными и двигаться вперед.

Защита: цинизм, критика, неприветливость и жестокость

Если вы решили «выйти на арену» и предпринять великие дерзания, то будьте готовы к жестокому обращению со стороны окружающих. И не важно, что является «ареной» (политика или офис) и в чем заключаются ваши дерзания (в статье для школьной газеты, в продвижении по службе или в продаже глиняной посуды), вы так или иначе станете целью для определенной доли цинизма и критики. Может быть, вы даже почувствуете злость со стороны других людей. Почему? Потому что цинизм, критика, жестокость и неприветливость – это даже лучше доспехов, их можно превратить в оружие, которое не только будет удерживать уязвимость на расстоянии, но может травмировать людей, в настоящее время уязвимых.

Если мы сами «не практикуем уязвимость», то самое сильное ощущение угрозы и желание нападать и стыдить людей возникает, когда мы видим, как другие решаются на великие дерзания. Чужая смелость становится для нас неприятным отражением наших собственных страхов, связанных с собственной открытостью, креативностью и позволению другим видеть нас. Вот почему мы теряем покой. Когда мы встречаемся с человеческой жестокостью, то, скорее всего, ее причина кроется в уязвимости.

Когда я говорю «критика», я не имею в виду продуктивную обратную связь, дебаты и разногласия по поводу значения или важности вклада в какое-либо дело. Я говорю об оскорблениях, личных нападках и необоснованных заявлениях относительно наших мотивов и намерений.

Когда я говорю о цинизме, я не имею в виду здоровый скептицизм и расспросы. Я говорю о рефлексивном цинизме, который приводит к бессмысленным ответам вроде: «Это так глупо», или «Что за чушь». Неприветливость представляет собой одну из самых распространенных форм цинизма. Какая разница. Полный отстой. Какая фигня. Кому это надо? Некоторые люди считают, что энтузиазм и активность – это признаки легковерия, а слишком сильный интерес и вовлеченность делают человека слабаком . Это слово, кстати, мы запретили произносить в своем доме вместе со словами неудачник и дурак .

Во введении к главе я упоминала, что эта «гонка за вооружением» начинается еще в подростковом возрасте. Цинизм и равнодушие заметны уже у учеников средней школы. Каждый школьник в школе, где учится моя дочь, носит толстовку с капюшоном (даже если за окном +35°). Дети воспринимают эти толстовки как средство для защиты от уязвимости, да и вообще как куртку-невидимку. Они буквально исчезают внутри их. Это способ спрятаться. Когда капюшон поднят, а руки спрятаны в карманах, подростки просто идеально олицетворяют своим внешним видом разъединение. Незаметность безопаснее.

Во взрослом возрасте, мы также можем защитить себя от уязвимости с помощью бесстрастности. Мы боимся, что о нас подумают, будто мы смеемся слишком громко, слишком сильно вовлечены в какое-то дело, чересчур заботимся о чем-то, слишком сильно чего-то жаждем. Мы не носим толстовки так часто, как в школе, но мы можем использовать наши титулы, образование, опыт и положение как ручки на щитах критики, цинизма, равнодушия и жестокости: я могу говорить с вами так или вообще порвать вас на куски, потому что я тот-то или работаю вот там-то . И, можете не сомневаться, когда дело доходит до этого щита, то ручки его оказываются сделанными из несоответствий и отказа от традиционных маркеров статуса: я вас презираю, потому что вы – трус, и ваша участь – всю жизнь оставаться офисным планктоном . Или: я более важный и интересный, потому что я отвергаю атрибуты высшего образования, традиционной занятости и т. п.

Великие дерзания: эквилибристика, практика устойчивости к стыду, и проверка реального положения вещей

В течение года я задавала вопросы по этим темам художникам, писателям, изобретателям, лидерам бизнеса, духовенству и общественным деятелям. Я их спрашивала, как им удалось остаться открытыми для конструктивной (хотя это трудно услышать) критики, и при этом отфильтровывать глупые нападки. В основном я хотела узнать, как им удается находить мужество, чтобы оставаться «на арене». Я признаюсь, что во многом эти вопросы были мотивированы моими собственными трудностями – я хотела узнать, как сохранить храбрость.

Когда перестаем беспокоиться о том, что люди думают о нас, теряем свою способность к связи. Когда впадаем в зависимость от мнения окружающих – теряем готовность быть уязвимым. Если отбрасываем всю критику, мы теряем важную обратную связь, но если открываем себя для чужого негатива, то это может сломить наш дух. Это натянутый канат, стыд к устойчивости выступает в роли балансира, а защитная сетка внизу – это один или два человека в нашей жизни, которые могут помочь проверить, насколько обоснована критика и цинизм в наш адрес.

Я – визуал, поэтому над столом я повесила картинку человека на канате. Она напоминает мне, что работа над тем, чтобы оставаться открытым и в то же время сохранять границы, стоит энергии и риска. Я написала около балансира маркером: «Достоинство – это мое неотъемлемое право». Картинка служит мне напоминанием о необходимости практиковать устойчивость к стыду и служит критерием для моих духовных убеждений. На тот случай, если я вдруг разозлюсь, мне поможет листочек, который я прикрепила над картинкой. На нем написано: «Жестокость – это дешево и легко. Она свидетельствует о трусости». Это также важный критерий для моих духовных убеждений.

Участники исследования, которые в прошлом использовали критику и цинизм для самозащиты от уязвимости, обладают огромной мудростью, позволяющей рассказывать об их переходе к искренности. Многие из них говорили, что их поведение моделировали родители, и люди не знали, насколько сильно они подражали родителям, пока не начали сами исследовать свой страх уязвимости, пробовать что-то новое и вступать в связи. Эти люди не были эгоистами, которые видели удовольствие в унижении других людей – на самом деле, они к себе относились строже, чем к другим людям. Таким образом, их злость не была только внешней, даже если они признались, что часто использовали ее для уменьшения собственной неуверенности в себе.

Первое предложение речи Теодора Рузвельта о «великих дерзаниях» начинается со слов: «Нет, не критик, который все заранее рассчитывает…» У мужчин и женщин, определивших себя как критики, определенно чувствовалось это «не… подсчитывает досадные ошибки». В своей жизни они часто боролись с чувством отрешенности и невидимости. Критика стала для них способом быть услышанным. Когда я спросила, как они перешли от вредной критики к конструктивной и от цинизма ко вкладу, они описали процесс, который отражает устойчивость к стыду: он заключается в понимании того, что стимулировало их нападки, что они значат для чувства собственного достоинства, беседах с людьми, которым они доверяют, и просьбах о том, что им необходимо. Многим из этих людей пришлось долго разбираться с вопросами равнодушия. Теперь давайте посмотрим, как восприятие окружающими вас как равнодушного человека стало движущей силой для саморазвития, и какова цена притворства, будто что-то не имеет для тебя никакого значения?

Страх быть уязвимым может вызывать жестокость, критику и цинизм во всех нас. Следить за тем, чтобы нести ответственность свои слова, – это один из способов, при помощи которого мы можем проверить свои намерения. Быть смелым и оставлять свое настоящее имя под комментариями в соцсетях. Если вам некомфортно от того, что это ваши комментарии, – не оставляйте их. А если вы модератор в соцсетях, где разрешены комментарии, то вы должны решиться и призвать пользователей использовать свои имена, а также возложить ответственность на сообщество за создание уважительной обстановки.

Кроме ходьбы по канату, практики устойчивости к стыду и создания страховочной сетки, которая поддерживает меня, когда я чувствую нападки или боль, я реализовала две дополнительные стратегии. Первая проста: я принимаю и обращаю внимание на обратную связь только от тех людей, которые также находятся «на арене». Если вы время от времени получаете пинок, когда отвечаете кому-то, и если пытаетесь выяснить, как оставаться открытым для обратной связи без получения оскорблений, то вероятность того, что я обращу внимание на ваши мысли о моей работе, возрастает. Если же вы не стараетесь, не прикладываете никаких усилий для борьбы с собственными гремлинами, то тогда меня ваши комментарии вообще не интересуют.

Вторая стратегия также проста. Я ношу в кошельке небольшой листик бумаги, на котором написаны имена людей, чье мнение обо мне имеет для меня значение. Чтобы попасть в этот список, нужно любить меня за мои плюсы и минусы. Для этого необходимо знать, что я пытаюсь быть искренней, но я все еще слишком много ругаюсь, «посылаю» людей про себя, а в моем iPod закачаны Лоуренс Велк и Metallica [17] . Вы должны знать и уважать, что я вообще не крутая. Есть потрясающая цитата из фильма «Почти знаменит» [18] (Almost Famous): «Единственная твердая валюта в этом обанкротившемся мире – признаться другому человеку, что ты не крут».

Чтобы оказаться в моем списке, нужно быть тем, что я называю «другом, которого я чувствую кожей», то есть наша связь должна быть такой тесной, что она становится частью наших «я», второй кожей, и на ней даже есть несколько шрамов, которые доказывают это. Друг с другом мы абсолютно не крутые. Я не думаю, что у кого-то есть больше одного-двух людей, которые подходят под это описание. Важно не портить отношения с такими друзьями в попытке получить одобрение язвительных, злых или слишком крутых незнакомцев. Ничто не служит лучшим напоминанием об этом, чем бессмертные слова моего друга Скотта Страттена, автора «Unmarketing» («НеМаркетинга»): «Не пытайтесь завоевать ненавистников: вы же не заклинатель ослов».

Глава 5 Помните о промежутке: культивирование изменений и преодоление «пропасти разобществления»

Пространство между нашими практикуемыми (тем, что мы на самом деле делаем, мышлением и чувствами) и желаемыми ценностями (тем, что мы хотим делать, думать и чувствовать) представляет собой ценностный разрыв или, как я это называю, «пропасть разобществления».

Фраза «Помните о промежутке» (Mind the Gap ) впервые появилась в лондонском метро в 1969 году в качестве предупреждения для пассажиров поездов быть осторожными, чтобы не упасть в промежуток между дверью поезда и платформой станции. С тех пор эта фраза стала названием песни и даже фильма. Ее использовали повсюду – от футболок до ковриков. У нас дома тоже есть небольшая открытка в рамке «Помни о промежутке», которая напоминает нам о необходимости обратить внимание на пространство между тем, где мы стоим и куда мы хотим направиться. Позвольте мне объяснить.

Стратегия против культуры

В деловом мире постоянно продолжаются дискуссии о взаимосвязи между стратегией и культурой, а также относительной важности каждой из них. Если говорить об определении терминов, то я думаю о стратегии как «о плане игры» или развернутом ответе на вопрос: «Чего мы хотим достичь и как мы собираемся это сделать?» У всех нас – у семей, религиозных сообществ, проектных групп, воспитателей из детского сада – есть такой план игры. И мы все думаем о целях, которых мы хотим достичь, и шагах, которые мы должны предпринять, чтобы добиться успеха.

С другой стороны, культура меньше связана с тем, чего мы хотим достичь, и больше с тем, кто мы есть. Из всех сложных определений культуры, в том числе преобладающих в учебниках по социологии, есть одно, которое наиболее сильно резонирует со мной, и является наиболее простым. Это определение пионеров организационной культуры Теренса Дила и Алана Кеннеди [34]: «Культура – это то, как мы себя ведем». Мне нравится это определение, поскольку оно звучит правдоподобно для всех культур – от культуры недостаточности, о которой я писала в главе 1, до определенной организационной культуры и до культуры, которая определяет, в частности, мою семью.

Спор о том, что более важно – стратегия или культура, – всплывает в той или иной форме в каждой моей беседе с лидерами. Один лагерь апеллирует к известной цитате, авторство которой часто приписывают идейному лидеру Питеру Друкеру: «Культура ест стратегию на завтрак». Другие же считают, что противопоставление этих понятий создает ложную раздвоенность и что необходимо и то, и другое. Интересно, что до сих пор я не нашла сильные аргументы в подтверждение того, что стратегия является более важной, чем культура. Я думаю, все согласятся с теорией , что «кто мы есть», по крайней мере, так же важно, как «то, чего мы хотим достичь».

Некоторые сетуют, что эта дискуссия стара как мир и смахивает на спор о том, что появилось раньше – яйцо или курица, и потому пользы от нее мало. Однако я думаю, что для организаций это крайне важная дискуссия. Возможно, еще более важную роль изучение этих проблем может сыграть для семей, школ и сообществ.

«То, как мы себя ведем», или культура, – сложная проблема. Лично я могу многое рассказать о культуре и ценностях группы, семьи или организации, задав эти 10 вопросов:

1. Какое поведение вы вознаграждаете, а какое – наказываете?

2. Куда и как люди реально тратят свои ресурсы (время, деньги, внимание)?

3. Каким правилам и ожиданиям вы следуете, какие требуете от других и какие игнорируете?

4. Чувствуют ли люди себя в безопасности и ощущают ли поддержку, когда рассказывают вам о своих чувствах, и просят ли о том, что им нужно?

5. Как люди общаются друг с другом?

6. Какие истории пересказываются, и какие ценности они передают?

7. Поощряете ли вы, когда люди пробуют нечто новое, терпят неудачу, и как вы относитесь к их несовершенству?