Сплетение песен и чувств Тарасов Антон

– Это все отговорки, Тём, ни фига ты не стараешься. Ну, хорошо, работаешь в ночь, таскаешь там тяжести, так отдыхай нормально после этого, – Аня дернула его за руку. – А ты не спишь по несколько дней, мучаешь себя.

Артём молчал. Конечно, она была права, но обстоятельства делали эту правду насмешкой. Родители под Вологдой, уже немолоды, живут натуральным хозяйством, денег нет и никогда не было. На то, чтобы учиться, платить за общежитие, одеваться, питаться и как-то себя развлекать – средства нужно добывать самостоятельно. Да и поездка к родителям – тоже большая проблема. Поезд и автобус туда и обратно – почти пять тысяч. Да и не поедешь же с пустыми руками! «Нет, не работать нельзя, да и столько, сколько на хладокомбинате, я нигде больше не заработаю» – заключил Артём.

– О чем думаешь? – поинтересовалась Аня, – И может, скажешь мне, куда мы все-таки идем?

– Думаю о работе и деньгах, а идем мы не знаю куда. Пойдем в парк, тут недалеко?

– Знаю это место, – заулыбалась Аня, она улыбалась по любому поводу, понимая, что Артёму это безумно нравится. – Значит, тебе тоже нравится этот парк?

– Нравится. Вообще, я заметил, что у нас с тобой много общего. Или ты специально мне подыгрываешь.

– Я? – Аня остановилась. – Решил во мне усомниться? Прекрасно! Между прочим, мы не туда идем. Все нормальные люди заходят в парк с другой стороны, там, где железнодорожный мост.

– А кто тебе сказал, что я нормальный? – Артём подошел к Ане, взял ее за руку, и они снова зашагали как ни в чем ни бывало.

Вход в парк был действительно с другой стороны, где начинались аккуратные, протоптанные за десятилетия дорожки. Но Артём любил перебегать трамвайные пути и заходить в парк там, где шла другая тропинка – в ее начале по обочинам лежали горы мусора, зато потом она начинала петлять и уходила прямо в сердце парка, где было немноголюдно и тихо. Он никогда не гулял здесь с кем-либо, даже Алина тянула в кино или еще куда-нибудь, только не сюда. Они скитались по шумным и пыльным местам, смотрели глупые фильмы под хруст дешевого поп-корна с карамелью.

Здесь было тихо. Тишина как нельзя кстати располагала к тому, чтобы поразмыслить. Нет, Артём и Аня не гуляли, они размышляли друг о друге и о том, что получится из всего этого в будущем. Конечно, они уверяли друг друга в том, что наслаждаются настоящим, дарят друг другу то, что не подарили бы другие. Это не было ложью, отчасти все заключалось именно в этом.

– Знаешь, Тёма, у тебя никогда не бывает такого чувства, что ты делаешь что-то не то? – спросила Аня, когда они перебегали дорогу. – Как будто ты должен поступать как-то иначе. Не знаю, как это объяснить.

Мимо промчался серебристый джип с закрепленными на крыше велосипедами.

Они перебежали, наконец, проезжую часть и шли по обочине.

– А ничего объяснять и не надо.

– Ты о чем? – переспросила Аня, она уже забыла, о чем интересовалась меньше минуты назад.

– Ты меня спрашивала, бывает ли у меня чувство, что я все делаю не так, как должен.

– Точно.

– Так вот – начал Артём и огляделся по сторонам. – У меня постоянное ощущение того, что я поступаю не так, как должен, или, во всяком случае, как бы было правильно.

– А ты знаешь, как правильно? – возразила Аня.

– Не знаю, но догадываюсь, как должно быть правильно. Плюс на чувства свои полагаюсь, представления, на то, чему родители учили, на какие-то свои идеалы.

– Ух ты, как интересно! У тебя есть идеалы? – Аня повернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза.

От неожиданности Артём начал быстро моргать, словно в глаза попали соринки. Он смущался от ее взгляда – простого, слегка виноватого, с легкой лукавинкой.

– Не смотри на меня так.

– Почему? – Аня еще приблизилась, привстала на цыпочки и поцеловала Артёма. Ее губы были, несмотря на жару, какими-то прохладными.

– Потому, – вздохнул Артём. – Да, у меня есть идеалы, как у любого нормального человека. Скажешь, у тебя их нет? Не поверю, так что можешь даже не заикаться. Идем по дорожке на ту сторону парка?

– Идем – согласилась Аня.

Ей нравилось быть с Артёмом. Все сразу менялось: не нужно было притворяться или делаться в угоду кому-то лучше. Прятаться тоже не стоило – Артём не понимал таких выходок. Он все воспринимал как есть, даже Анину задиристость.

В те редкие мгновения, когда солнце вдруг пряталось за облаками, на парк опускалась легкая тень. Сразу были видны ветки кустов, склонившиеся над тропинкой. Когда солнце светило ярко, приходилось идти, слегка зажмурив глаза, лишь по легким ударам по рукам и ногам понимая, что там ветки.

– Жаль, что не взяли с собой что-нибудь, чтобы посидеть, – сокрушенно вздохнул Артём, стоя на полянке у небольшого пруда.

– Тебе жаль, мне не жаль – спокойно ответила Аня и принялась расстегивать рюкзак, – у меня есть большое полотенце. Эх ты, все девушка за тебя должна делать.

– Прости – пробурчал Артём.

– Брось, все в порядке, не бери в голову, – Аня снова его поцеловала и расправила на траве большое красное полотенце. – И не надо извиняться.

Я сильная и много чего могу. Так что привыкай.

Артём вспомнил, как много раз сидел здесь же, на полянке, или чуть дальше, между деревьев, и смотрел на влюбленные парочки. В самые жаркие дни, если они приходились на выходные, народу в парке было особенно много. Артём сидел и разглядывал всех, особенно влюбленных – ему так не хватало какой-то заботы, внимания. Да, Алина была тогда с ним, и этого отрицать было нельзя. Но ведь быть, встречаться, просто проводить вместе время, и любить – это совершенно разные вещи. А тут – и побрызгать друг друга водой, намазать кремом для загара или от него, поправить плед, сбегать за пивом или мороженым, или и тем, и другим.

Тогда он мысленно ставил себя на их место, представлял, что сможет смотреть на окружающее другими глазами. Теперь он смотрел. Изменилось немногое. Скорее, изменился он сам.

– Может, на следующей неделе выберемся куда-нибудь позагорать? – спросила Аня и увидела, как Артём меняется в лице.

– Надо же, читаешь мои мысли, я только что хотел предложить тебе то же самое. Только вот когда выходной будет – не знаю. Я же просился без выходных, за все время я отдыхал всего два дня. А проработал я…

– Можешь не говорить, – Аня подняла руки вверх. – Так, думай, думай, думай – два с половиной месяца!

– Ну, почти, – Артём лег на спину и смотрел в небо. – Зато денег заработал, скоро вторая зарплата будет, может, и родителям немного отправлю. Хотя, они должны корову осенью продать, деньги будут. Но все равно хочется порадовать стариков.

– Они у тебя старые?

– Нет, – улыбнулся Артём. – Просто я их так называю. Как будто ты своих зовешь как-то по-другому!

– У меня только мама…

– Прости…

– Да ничего, – Аня тоже легла рядом, подстелив рюкзак вместо подушки. – Папа живет где-то далеко, то ли в Воронеже, то ли еще где, не жил никогда с нами, а я маму и не расспрашиваю об этом. Мы с мамой живем в квартире, которую нам купил дядя, тебе я о нем рассказывала. Маму свою я никак не называю, мама и все тут.

Конечно, стариками родителей Артём называл за глаза. Да и узнай они об этом, нисколько бы не обиделись. Он был весь в них: необидчивый, честный, иногда даже слишком.

– Ты часто здесь бываешь? – спросила Аня, чувствуя, что наступает молчание, неприятное для обоих. – Хотя, до общежития недалеко.

– Часто, в последний раз был на днях.

Артём обнял Аню – так, обнявшись, лежали многие парочки вокруг. Аня не возражала.

– Так, что ты там говорила про то, что поступаешь не так, как нужно?

– Ты уже ответил, пока мы шли. Я почему тут вспомнила об этом – слышала песню, кажется, Меладзе поет. Точно, Меладзе.

– Меладзе? – Артём даже повернулся на бок. – Очень интересно. И что? Зацепила песня?

– Ага. Я слышала ее один раз, потом другой. Там есть такие слова:

Друг за другом наши лодки плавают кверху дном,

И в каждом из нас якобы сидят двое.

Тогда же у кого спросить, как не у себя самого,

О намерениях второго Я, которое хулиганит.

Он не поет, а смеется,

Точно смеется,

О том, как они не могут ужиться, у них не все так, как нужно,

Они хотят остаться, но зачем-то хлопают дверью.

Один уходит, зато другой приходит.

Параллельные, ну как вы достали меня…

И в самом деле, как справиться с собой,

Если я – не я, а нас двое.

Должны же быть способы,

Как определить, кто из нас кто.

– Все просто, – Артём гладил Анины плечи. – Хочется быть одним человеком и успевать абсолютно все. Но так не бывает, мы хотим слишком многого, и приходится раздваиваться.

– А, может, это о том, что угодить всем не получится?

– Может и об этом – ответил Артём и добавил, лениво растягивая слова, – а еще эта история похожа на…

– Не спи, – Аня ткнула пальцем в бок.

Артём раздул щеки и изобразил паровоз, который со свистом трогается с места и разгоняется.

– … на то, как в каждом из нас борются две противоположности, и каждая из противоположностей хочет победить, задавить, задушить другую. Но они не понимают, что они существуют только вместе, а поодиночке не имеют никакого смысла, тогда «я» уже совсем не «я», а что-то другое.

Аня задумалась и замерла, жестом попросив Артёма тоже не шевелиться. Большая бабочка с черно-оранжевым рисунком на крыльях несколько раз пролетела мимо, покружилась над уголком полотенца и, словно не замечая Артёма и Аню, села на него.

– Смотри, Тём, бабочка…

– Вижу. Здорово – шепотом ответил Артём.

Солнце то скрывалось за облаками, то внезапно начинало светить в полную силу, нещадно обжигая лучами все вокруг. Этот переход делал окраску бабочки причудливой: черные пятнышки вдруг делались серебристыми, а оранжевые – почти желтыми. Бабочка шевелила крылышками, словно отмахиваясь от потоков света и тепла.

– Какая красотища! – тоже стараясь не шуметь и не делать резких движений, восклицала Аня. – Слушай, а почему она не улетает?

– Красное полотенце приняла за цветок, сидит, наслаждается, думает, что это единение с природой – ответил Артём.

Будто услышав их, бабочка вспорхнула вверх и полетела дальше.

– Ну вот, день заканчивается, даже бабочки улетают – вздохнула Аня.

– Ага, – передразнивая ее, вздохнул Артём. – А ты тоже куда-то хотела улететь? Вот так вот взять и улететь, без меня? Оставить меня на этом проклятом хладокомбинате, дышать аммиаком и ругаться с Жанной?

– Кстати, вспомнила, чего у тебя еще хотела спросить! Что ты думаешь о Жанке? Все говорят, что она лесбиянка. А ведь она действительно какая-то странная. Ходит в своей панамке, на всех орет. По-моему, она переругалась и перессорилась уже со всеми, а с кем-то даже подралась. Хотя, чего рассказывать, ты видел последствия.

– Да мне плевать, если честно, на то, лесбиянка она или нет, – Артём нахмурился. – За эти дни я вообще стал по-другому на все смотреть. Ну суди сама – я пришел, чтобы заработать денег, так как мне не на что даже было девушку в кино сводить и купить ей цветы. А теперь я даже не знаю, нужно мне так вкалывать или не нужно. Поэтому я воспринимаю все, что там творится, философски: есть Жанка и есть, есть Василия и есть, воняет в цеху – ну и пусть воняет, не буду принюхиваться. А для тебя это что, такие существенные детали? Ты что, всю жизнь собираешься тут пахать?

– Нет, не собираюсь, – Аня зажмурила глаза, солнце снова выглянуло из-за облака. – Наверное, мужчины и женщины действительно все воспринимают по-разному. Я даже где-то об этом читала. Женщинам важны детали, мы присматриваемся ко всему. А мужчин интересует общая картина, они мыслят системно, настроены на результат…

– А ты, значит, настроена на процесс, нравится тебе укладывать мороженое в коробки, да?

– Слушай, какой ты противный! – Аня чмокнула Артёма в щеку, от чего тот заулыбался и тоже прикрыл глаза. – И надо тебе цепляться за каждое мое слово! Но запомни, я себя в обиду не дам, тоже могу ответить.

– Так отвечай! – довольно произнес Артём, – Про работу отвечай! Кем стать хочешь?

– Медсестрой стать хочу, а потом и врачом, может быть. Хочу людям помогать, хочу сама не болеть и вести здоровый образ жизни. А сюда, в цех, как и ты, устроилась на лето, подработать немного. У меня же тоже денег особо нет.

Артём покачал головой и начал щекотать ее спину. Аня взвизгнула, закрутилась, обвилась вокруг Артёма – и таким клубком они чуть не скатились не только с полотенца, но и с пригорка на поляне прямо в пруд.

– Тёма, прекрати щекотать! – умоляла Аня. – Ой-ой-ой! А-а-а! Не надо, пожалуйста, я больше не буду возражать тебе, обещаю! Буду хорошей девочкой! Ой-ой-ой!

Артём перестал щекотать, только когда почувствовал, что они привлекают слишком много внимания окружающих: на них поглядывали кто с улыбкой, кто с полным безразличием. Сразу показалось, что в парке полным-полно людей, что все смотрят только на них. Пара секунд тишины – и к Артёму и Ане потеряли всякий интерес, и снова стало казаться, что людей вокруг совсем немного: две пары, точно так же растянувшиеся на поляне, мужчина с книгой на скамейке со сломанной спинкой, да две мамаши с колясками, неторопливо прогуливавшиеся по тропинке взад и вперед.

Работа в ночную смену странным образом меняет жизнь – Артём почувствовал это еще тогда, когда Василич, кряхтя, сообщил ему об изменениях в расписании. День и ночь поменялись местами, сон и бодрствование тоже. Хотелось спать тогда, когда этого не должно было хотеться, а ночью во время работы все равно тянуло задремать. «Организму не прикажешь» – пошутил тогда Артём.

– Ты не проголодался? – внезапно спросила Аня, – По глазам вижу, что хочешь есть.

– Как ты можешь видеть, если у меня глаза закрыты, да и ты, кажется, задремала минут пятнадцать тому назад?

– Я не сплю! – Аня принялась растирать глаза кулаками, думая, что и вправду выглядит сонной.

Они снова обнялись и целовались, как будто в первый раз, как будто ночных и утренних приключений не было, как будто все это у них в любой момент могли вероломно отнять. Впрочем, они были вместе всего один день.

– Слушай, Ань, – Артём вытряхнул полотенце и начал аккуратно складывать его, чтобы спрятать в Анин рюкзак. – Мы столько всего наговорили друг другу, у нас столько всего было! А ведь мы, прикинь, вместе меньше суток!

– Ты прав, я сейчас тоже сообразила это. Как интересно получается. А что у нас будет дальше?

– А что ты хочешь? – улыбнулся Артём.

– Секс…

– Я тоже.

– Сходить в кино…

– Я только «за»! – Артём отвечал на ходу, копаясь в рюкзаке Ани и соображая, как в такой маленький рюкзак можно затолкать такое огромное полотенце.

– Съездить за город – продолжала Аня.

– Не вопрос.

– Помогать друг другу с учебой, вместе ходить везде.

– Это само собой. Может, что-то еще?

– А, точно, еще хочу вместе с тобой ходить по магазинам, когда есть такая возможность. Только не говори мне, что у меня, как у всех девушек, мания скупать всякие бесполезные тряпки и косметику. Это не так!

– Я даже и не думал о таком, и тем более не собирался тебе об этом говорить, и если ты меня… – Артём не успел договорить, Аня обняла его и поцеловала.

– Не сердись, Тёмочка.

– Не сержусь, Анечка! Ну, такты не закончила перечислять свои планы, а я не закончил принимать их к сведению.

Взявшись за руки, они снова шли по тропинке, теперь уже в обратном направлении.

– Не знаю, Тём, ты только не обижайся, но мне хочется, чтобы ты был одет чуточку лучше и на себе не экономил. Я не буду, как твоя бывшая, требовать от тебя подарков, постоянных походов в кино и по клубам. Каждый платит сам за себя, так будет справедливо и ни для кого не внапряг. Согласен?

– Ага – промычал Артём, ему не терпелось познакомиться со всеми желаниями Ани, узнать, чего ей не хватает для того, чтобы быть счастливой.

Счастье? Кто сказал это слово? Нет, они шли, разговаривали, смеялись, но о нем не было и речи. Оно было – и одновременно его и не было. Не шумело оборудование, никто не кричал, не нужно было прятаться в самом дальнем закоулке склада для того, чтобы отдаться друг другу. И все же о счастье не говорили. Зачем о нем говорить, когда оно и безо всякой возвышенной болтовни имеет место быть? Правильно, уделять внимание друг другу и не распыляться на нечто эфемерное и абстрактное.

– А еще, когда я бегаю по утрам или просто по выходным дням, я хочу, чтобы ты делал это вместе со мной. Ты не представляешь, как это здорово!

– Смеешься? Я вечером еле до кровати доползаю, глаза от усталости слипаются!

– Ничего, ничего – весело ответила Аня. – У меня тоже поначалу было такое. А потом втянулась, понравилось. Только обувь надо нормальную иметь. Я в первый раз, как дурочка, побежала в обычных кедах. Представляешь, кеды развалились, а ноги болели страшно, я даже их мазью мазала.

– Я видел, как многие бегают на Крестовском острове, там я с тобой бегать согласен, – Артём решил перейти в наступление.

Острова были, пожалуй, его самым любимым местом в городе. Там было тихо, вокруг ровные дорожки, вид на залив, свежий воздух. Именно там, а не где-нибудь еще, и даже не в парке, где они с Аней провели пару часов, мечталось исключительно о хорошем.

– Вот, пожалуй, и все – подытожила Аня, когда они переходили дорогу и вновь погружались в городскую суету. – Такты согласен?

– А разве я могу не согласиться, солнце мое? Наверное, я был бы в этом случае последним подонком.

– Вот и прекрасно, – Аня любила эту фразу. В ней был и положительный ответ, и какая-то изюминка, позволявшая не скатываться на банальные «да» и «нет».

Они не сговаривались, просто свернули на проспект, по которому шли вчера, и зашагали по нему, изредка исподтишка поглядывая друг на друга. «Куда мы идем?» – спрашивал у себя Артём. Тем же самым была озадачена и Аня. Но есть ли разница, куда идти, когда рядом тот, кто, кажется, нравится, а времени в запасе часа четыре, не меньше?

Незаметно летели минуты, а они все шли и шли. Пройдя мимо еще одного железнодорожного моста, они вышли на проспект, упиравшийся в конце в набережную Невы. Слегка веяло прохладой и воспоминаниями о вчерашней встрече, еще не улетучившимися в неизвестность с гранитного парапета.

И они снова на том месте у Невы. Сердца колотятся немного чаще, чем должны были бы, руки потеют, по спине бегут, несмотря на плюс двадцать семь, неукротимые мурашки.

– Смотри, как красиво! С тобой, Тём, мне все кажется красивым – тихо сказала Аня. – Ты мне веришь?

– Верю – сказал Артём, снял с ее плеча рюкзак и понес его сам. – Идем, съедим по блинчику, это будет наша традиция! Будем потом нашим детям и внукам рассказывать, как мы встретились одним прекрасным летним днем на набережной, а потом ели блинчики в кафе по дороге от Финляндского вокзала к хладокомбинату. Это похлеще любой сказки будет! Только если сейчас там какие-нибудь дети отмечают день рождения, то пойдем в какое-нибудь другое место. Жевать блины под эти дикие крики – по-моему, более жестокую пытку придумать сложно.

– Да откуда там дети, Тём? Все на дачах сидят, а родители их в отпуске или на работе, – Аня оказалась права, в кафе было народу примерно столько же, сколько и накануне.

На входе снова стоял, судя по росту, комплекции и переминанию с ноги на ногу, тот же самый парень в костюме медведя и раздавал воздушные шары со своим изображением.

– Сфотографируй меня с ним на телефон, Тём! Ну, пожалуйста – попросила Аня.

Она положила руку медведю на плечо и состроила рожу, Артём нажал на кнопку на телефоне.

– Спасибо! – сказала Аня, но не Артёму. – И шарики мне дайте! Мерси!

– Ур-ур-ур – зарычал в ответ медведь. Это было настолько нелепо, что Аня невольно фыркнула.

Они снова ели блинчики и запивали морсом; Аня – с клубничным вареньем, Артём – с семгой.

– Слушай, Тём, хотела у тебя спросить, но забывала, – Аня причмокнула, блинчик был очень вкусным, хотя выглядел, откровенно говоря, страшненько. – Почему ты телефон с собой не носишь?

– Боюсь потерять.

– Чего?

– Говорю, что боюсь его посеять где-нибудь, выронить или оставить, – в том, чтобы оставлять телефон в общежитии, для Артёма не было ничего необычного.

У него еще свежи были в памяти ощущения от усилий по зарабатыванию денег для того, чтобы его приобрести.

– Ясно, – Аня снова фыркнула. Это обозначало, что сдерживать эмоции она не может, но рассмеяться не находит для себя приличным. – Ты странный какой-то, Тёма!

– А чего странного? Помнишь песню, о которой ты мне говорила? Как там, параллельные? Вот во мне параллельно и живут двое: пока один тусуется с тобой, другой ковыряет в носу, сидя на подоконнике в общаге. А телефон купил тот, второй, заучка и ботаник.

Аня смеялась уже от души. Действительно, с таким доводом поспорить было сложно, но интереснее было другое:

– Слушай, а какой из них со мной утром занимался любовью? Тот, который тусовщик? Или ковырятель в носу, обладатель телефона?

– Стой, – Артём доел блинчик и вытирал губы салфеткой. – Надо подумать. Если честно, то не знаю. А тебе самой с кем бы хотелось заниматься сексом? Вот с тем ты и занималась, уверяю тебя.

– Точно?

– Точно – невозмутимо ответил Артём. – Так с ботаником, да?

– Ну тебя! – произнесла Аня, и Артём почувствовал, как под столиком она его легонько пнула.

– Ого, ты теряешь контроль над собой! – продолжал отшучиваться Артём. – А кажется, что сегодня не так и жарко, чтобы от жары ехала крыша!

Ладно, давай серьезно. Я не ношу телефон, потому что если потеряю его, купить новый будет просто не на что. Хотя, знаешь, теперь уже это не совсем актуально, это я раньше деньги экономил. Короче, я подумаю.

– Подумай, обязательно подумай, – Аня сидела, сложив перед собой руки. Блинчик был съеден, морс выпит, можно было собираться. – Ведь мне же хочется тебе иногда звонить, сообщение написать. Зачем вообще тогда телефон, если не носить его и бояться потерять. Тем более у тебя он такой, что проще некуда. Ну что, идем обратно?

– А ты домой зайти не собираешься?

– Неа, мама уехала по делам, там никого, а я боюсь пустых комнат, если честно, – Аня вдруг загрустила.

Они направились к выходу, впереди шел Артём и покорно нес рюкзак и привязанные к нему шары. Стоя уже на улице, он увидел, что Аня задержалась и о чем-то шепчется с парнем, изображавшим медведя, потом она сунула руку к нему в карман, располагавшийся на костюме почему-то спереди, как у кенгуру. Затем она похлопала его по плечу и вышла к Артёму на улицу.

– Ты запала на этого медведя? – со стороны Артёма это была провокация, но не спросить он не мог.

– Ага, знаешь, запала, – Аня взяла Артёма за руку и потянула за собой в сторону трамвайной остановки. – Смотри, как ему тяжело, стоит весь день в этом тяжеленном костюме, дети его мучают, взрослые посылают куда подальше.

– Зато его тут блинчиками, наверное, бесплатно кормят – сказал Артём и подумал, что блинчики, пожалуй, будут повкуснее, чем мороженое, – А чего это ты его щупала, а? В карманы к нему лазала?

Аня засмеялась.

– Ну, вот, не успели начать встречаться, такты меня уже приревновал! Признайся, ревнуешь, да?

– Да, ревную – совершенно серьезно ответил Артём.

Они остановились возле трамвайной остановки. Дальше по проспекту, сколько видит глаз, стояла пробка, машины практически не двигались, и только изредка, позванивая и постукивая, мимо проезжали трамваи.

Аня сняла с плеча Артёма свой рюкзак. Привязанные к нему шарики беспомощно дергались на блестящих веревочках.

– Правда, классные? – спросила Аня. – И мишки тут симпатичные нарисованы, чем-то на тебя похожи. Не сердись, Тёма. Я просто спросила у того медведя в кафе, есть ли у него такие же шарики еще.

– И что?

Оттопырив карман шорт, Аня достала из него несколько шариков.

– Видел? Вот результат моей работы. Это я хорошо постаралась. Они такие прикольные, особенно эти медведи, такие милашки.

– А я не милашка? – поинтересовался Артём, но ответа не последовало.

Аня не расслышала вопроса, так как уже весело бежала на подходивший трамвай. Артём бежал за ней и чувствовал себя немного глупо: кататься на трамвае в его планы не входило. Трамвай был совершенно пустой, если не считать дремавшего кондуктора – старичка лет семидесяти, помятого, заспанного и вспотевшего.

– Оплачиваем проезд – лениво пробурчал он.

– У меня карточка – гордо сказала Аня и протянула студенческий билет, в который был вложен проездной.

Артём нехотя отсчитал мелочь и получил билет.

– Хулиганка ты, Аня, ведь знаешь, что у меня проездного нет. Лучше бы прошли пешком, все равно на трамвае тоже в пробке застрянем, вот увидишь. Вообще, плохо себя ведешь, сейчас возьму и проткну твои шарики!

– А ты мне не угрожай, а то я всем расскажу, что ты боишься потерять свой телефон и не носишь его, кряхтишь и печешься по поводу него, как старый дед! – на Анином слове «дед» кондуктор как-то подскочил, очевидно, снова задремав.

Несмотря на опасения Артёма, трамвай бодро мчался вперед, слегка подпрыгивал и гремел дверьми. За окном мелькали дома, гаражи, стоящие в пробке автомобили. Было жарко, пахло палеными тормозными колодками и чем-то едким. Вечер наступать не спешил, хотя, судя по времени, давно должен был вступить в свои права.

Трамвай нырнул под железнодорожный мост, вынырнул с другой стороны у небольшого сквера. Остановка, еще остановка.

– Ну как, идем к тебе, мы ведь договаривались, – Аня не спрашивала, она в чем-то даже командовала. Впрочем, Артём не сопротивлялся. – До смены еще три часа, успеем перекусить и вообще.

– Что вообще? – двери трамвая открылись, и Артём помог Ане соскочить со ступенек, – Выражайся конкретнее, пожалуйста!

Аня взяла Артёма за руку и перевела через дорогу. Машины покорно остановились.

– Вообще я хотела сказать, что надо поесть, отдохнуть. И побыть с тобой хочется, Тёмочка, – Аня говорила это совершенно искренне, без прикрас и претензий.

Баба Даша, увидев парочку, помахала рукой и снова углубилась в просмотр телевизора. В общежитии стояла такая тишина, что даже шепот отзывался эхом в дальнем конце коридора, и слышалось, как на кухне капли из крана ритмично постукивают о раковину.

Открыв дверь в комнату, Артём задумался: «Ужас, как же здесь все убого, ужасно, старо, не убрано! Как я мог к этому приспособиться? Очерстветь ко всему тому, что называется домом и нормальным бытом? Как это Ане хочется сюда возвращаться, пусть и ради меня?»

Аня тем временем бросила рюкзак на стол и помчалась мыть руки. По всей видимости, утром и днем, пока Артём спал, баба Даша провела для Ани экскурсию по общежитию и объяснила, что и где находится. «Вот что значит проспать все самое интересное, – Артём вздохнул, взял в руки телефон, на котором не значилось ни непрочитанных сообщений, ни пропущенных вызовов, а заряда батареи было еще на пару дней. – И действительно, чего ему тут лежать? Аня права, выгляжу со стороны я полнейшим идиотом. Хотя кто, кроме Ани, может мне звонить и писать? Родители? Но мы созваниваемся пару раз в месяц, не больше».

– О чем задумался, Тёма? – Аня влетела в комнату и принялась разбирать рюкзак. – Иди, мой руки, приводи себя в порядок!

– Да я обычно…

– Обычно не моешь руки? Ты что, сдурел? Отныне и всегда ты моешь руки, и чем чаще, тем лучше! Понял? – судя по словам Ани, она решила взяться за него всерьез.

Собственно, Артём не возражал против того, чтобы бороться со своей ленью, вернее с тем, чтобы с ней ему помогали бороться. Он покорно поплелся в конец коридора. Да и какие еще были варианты в такой ситуации?

Вид пустого общежития и коридора действовал на Артёма самым гнетущим образом: ему хотелось просто закрыть глаза и идти именно так, не глядя, благо вокруг, кроме пустых стен, не было ничего.

Аня деловито копалась в рюкзаке. В нем было не только полотенце, на котором они пролежали пару часов в парке, но и какие-то вещи, плотно закрученные в пакет, зонт и маленькая косметичка, хотя не было заметно, по крайней мере, Артёму, что Аня вообще пользуется косметикой.

– Ну, вымыл руки? – видя утвердительный кивок Артёма, Аня улыбнулась, повисла у него на шее, прошептав на ухо. – Вот теперь тебя люблю я!

– Да?

– Да, представь себе! И не надо меня к кому-то там ревновать, договорились?

– Я подумаю над этим.

– Провоцируешь меня значит, да?

– На что?

– На то, чтобы доказать тебе, что ревновать меня не нужно.

– Мне ничего доказывать не нужно – ответил Артём и попытался пощекотать Аню. – Лучше давай чего-нибудь съедим.

– Не уходи от ответа – строго сказала Аня и повалила его на кровать, где было разложено содержимое рюкзака.

Под шеей Артём почувствовал нечто твердое и холодное – протянув руку, он нащупал небольшие маникюрные ножницы. Под его плечом оказался пакет с вещами и длинный синий носок. «Надо же, а я думал, что потерял его» – обрадовался Артём.

– Разбрасывает тут не пойми что – пробурчала Аня, разглядывая в руках Артёма носок, показавшийся ей давно не стиранным. – Управы на тебя нет. Но, ничего, будем тебя приучать к порядку! Тебе всего-то и нужно быть немного повнимательнее, Тём. Слушай, а ты… Я хочу тебя.

Все снова повторилось: быстро, страстно, словно происходило каждый день в течение многих месяцев или лет. Ничего не нужно было объяснять, на какие-то минуты слова просто перестали существовать. Только он, она и поскрипывания деревянной рамы кровати, еще никогда не казавшейся Артёму такой неудобной.